Текст книги "Ритм войны. Том 1"

– Давным-давно, – объяснила Венли Шумин, – певцы были союзниками спренов. Потом пришли человеки, и начались войны. События тех дней забыты всеми, кроме Сплавленных, но мы знаем, что в конце концов спрены выбрали человеков. А человеки предали их. Убили. Некоторые спрены решили дать человекам второй шанс, но другие… Ну, со мной связался спрен, который представляет целый народ в Шейдсмаре. Они понимают, что, возможно, мы заслуживаем второго шанса больше, чем человеки.

– Что это значит? – спросила Шумин.

– Что мы не останемся совсем без союзников, как только сделаем свой ход. Наша конечная цель – найти место, где над нами не будет чужих правил и законов. Место, где мы можем быть тем, кем хотим, и отбросить навязанные нам роли.

– Я в деле, – заявила Шумин. – Это же шквал как здорово, светлость. Может быть… может, если у нас появятся формы силы, дарованные не Враждой, враг оставит нас в покое.

Или так, или Вражда прикажет своим приспешникам стереть Венли и ее компанию с поверхности планеты.

Тимбре, пульсируя, сообщила, что не бывает великих дел без риска. Венли ненавидела, когда спрен говорила такие вещи. Это слишком неприкрыто напомнило о том, насколько опасны ее нынешние действия. Она втянула немного света, чтобы еще раз проверить Шейдсмар. Она не обнаружила слежки, так что…

Сверху спускалось темное, пульсирующее пламя.

Лешви.

Венли вскочила на ноги, ее стул с грохотом упал на пол. Дул и Мазиш заметили перемену в ней и встрепенулись, начали озираться, пытаясь решить, что делать.

– Откройте шторы! – приказала Венли. – Скорее! Чтобы она не заметила ничего странного!

Они распахнули окна как раз в тот момент, когда задребезжал люк. Госпожа Лешви – блистательная в своем черном с золотом наряде – вошла, скользя над ступеньками. Она почти никогда не спускалась сюда. Что происходит?

Тимбре затрепетала внутри Венли. Их обнаружили. Это должно было означать, что они…

– Соберись, Последняя слушательница, – сказала Лешви в ритме агонии. – Что-то происходит. Что-то опасное. Я боюсь, что война вот-вот примет совершенно иной оборот.

12. Способ помочь

Одна из моих просьб заключается в том, чтобы артефабры перестали окутывать методы изготовления фабриалей такой тайной. В клетках во множестве используются металлы-обманки, и провода часто покрывают особым слоем, чтобы они выглядели как другой металл, с явным намерением сбить с толку тех, кто попытается изучить процесс непосредственным образом. Это, возможно, обогащает артефабров, но обедняет всех нас.

Лекция по фабриальной механике, прочитанная Навани Холин перед коалицией монархов, Уритиру, йезеван, 1175 г.

К прибытию в Уритиру Каладин больше всего на свете хотел исчезнуть. Отправиться куда-нибудь, где ему не придется слушать, как люди смеются. Их было около сотни, в основном оруженосцы различных ветробегунов, которые когда-то были его командой.

У Каладина осталось не так уж много оруженосцев – собственно, ни одного, если не считать Даббида и Рлайна. У Камня тоже не было спрена, но он… стал другим. Каладин не был уверен, кем именно, но Камень не называл себя оруженосцем.

Скоро у Рлайна появится спрен, и он наконец тоже сможет двигаться дальше. Сегодня Даббид отправился на задание, чтобы помочь Ренарину доставить воду и припасы горожанам. Он так и не оправился от боевого шока и не обладал силой Сияющего. Он был не столько оруженосцем, сколько предметом забот Каладина и остальных.

Все прочие поднялись по крайней мере до Второго Идеала. Это делало их больше чем оруженосцами, но еще не полноценными Сияющими – они связали себя со спреном, но еще не заслужили мечей. Они все были так веселы, когда шли вместе через плато Клятвенных врат, и Каладин не завидовал их радости. Они были ему дороги, и он хотел, чтобы они смеялись.

И все же в данный момент он не мог представить себе ничего более болезненного, чем всеобщие попытки его подбодрить. Они чувствовали его настроение, хотя он и не говорил с ними о своем… увольнении? Отставке?

Бури! Его тошнило от одной мысли об этом.

Пока они шли, Лопен рассказал ему особенно дурацкий анекдот. Скар попросил о тренировочном бое – это был его способ предложить помощь. В другой раз Каладин согласился бы. Но сегодня… Учебный бой напомнит ему о том, что он потерял.

Сигзил, проявив удивительную сдержанность, сказал ему, что боевые донесения могут подождать до завтра. Бури! Неужели он настолько плохо выглядит? Каладин сделал все возможное, чтобы отвлечь их всех, – нацепил такую широкую улыбку, что, казалось, кожа вот-вот треснет.

Камень держался на расстоянии, старательно игнорируя Каладина. Камень, как правило, лучше других понимал его истинное настроение. И еще он мог видеть Сил, которая, раздраженно пометавшись вокруг Каладина, в конце концов умчалась. Неподалеку она отыскала поток воздуха и взмыла вместе с ним. Полеты успокаивали ее, как и Каладина.

«Я должен быть осторожен, чтобы не позволить этому сломить ее, – подумал он. – Сохранить лицо ради нее, ради всех. Им не должно быть больно из-за моего состояния». Он мог сделать это изящно. Он мог сразиться в этой последней битве.

Они пересекли открытое каменное поле перед городом-башней. Каладину почти удавалось идти, не глядя на башню. Он практически не почувствовал потрясения от того, насколько неуместно огромной она была. Понадобилась лишь доля секунды, чтобы поверить в существование чего-то столь грандиозного. Да, нынче башня сделалась чем-то обыденным.

– Эй! – сказал Лейтен, когда они приблизились ко входу в башню. – Камень! А у тебя не найдется для нас рагу? Как в старые добрые времена?

Каладин повернулся. Слово «рагу» пронзило тучу.

– Ах, в прекрасном разреженном воздухе внезапно и мысли ясные! – ответил Камень. – Кое-кто вспоминает славные дни былой стряпни! Но… сегодня этому не бывать. У меня встреча.

– Надеюсь, не с лекарями? – крикнула Кара. – Сдается мне, с твоим дыханием они ничего не смогут сделать, Камень!

– Ха! – сказал Камень, а потом расхохотался так, что пришлось вытирать глаза. Кара ухмыльнулась, но тут Камень вскинул руку. – Нет-нет, ты думаешь, я смеюсь над тем, что ты сказала? Воздух тебе в голову! Я смеюсь над тем, что ты решила, будто это смешная шутка, Кара. Ха! Ха-ха!

Каладин улыбнулся. Всего на миг, но улыбка была настоящая.

Затем они начали разбиваться на небольшие группы, обычно включавшие рыцаря с отрядом оруженосцев. Теперь у всех его друзей были свои команды. Даже Тефта утащила одна группа, хотя его оруженосцы из Тринадцатого моста остались охранять корабль. На самом деле многие из них сами стали Сияющими. Каладин не знал точно, сколько оруженосцев осталось у Тефта.

Сможет ли Каладин сделать так, как хочет Далинар? Сможет ли выдержать роль великого маршала ветробегунов, не выходя на поле боя? Быть частью их жизни, но не иметь возможности помочь им, сражаться вместе с ними?

Нет. Лучше порвать с этим окончательно.

Несколько групп приглашали его пойти с ними, но он отказался. Он выпрямился во весь рост, как подобает командиру, и многозначительно кивнул им. Кивок капитана говорил: «Беги, солдат. Мне надо заниматься важными делами, а не отвлекаться на ерунду».

Никто не настаивал, хотя ему бы этого хотелось. Но нынче у них была своя жизнь. Многие обзавелись семьями; у всех были обязанности. Те, кто служил с ним в первые дни, до сих пор носили нашивки Четвертого моста с гордостью, но сам мост ушел в прошлое. Легендарный отряд, уже превратившийся в миф.

Каладин, держа спину прямо и высоко подняв подбородок, покинул их и зашагал по уже знакомым коридорам города-башни. Стены были покрыты чарующими узорами из слоев различных оттенков, а освещались главные из них в большинстве случаев сферными фонарями – запертыми, конечно, но сферы в них меняли регулярно. Это место начинало казаться по-настоящему обжитым. Каладин прошел мимо семей, рабочих и беженцев. Это разнообразное скопище людей напоминало кубок, полный сфер.

Они отдавали ему честь, отступали в сторону. Дети зачастую махали ему – великому маршалу, Каладину Благословенному Бурей. Всю дорогу до своих комнат он хранил подобающее выражение лица и был этим горд.

Затем он шагнул внутрь и оказался посреди зияющей пустоты.

Это были покои великого лорда, предположительно роскошные и просторные. Правда, мебели у него было мало, и от этого помещение казалось пустым. И темным – единственный свет шел от балкона.

Каждый знак почтения, оказанный ему, лишь подчеркивал, насколько пустой на самом деле была его жизнь. Титулы не могли оживить эту комнату. Тем не менее он повернулся и с силой захлопнул дверь.

И лишь потом сломался. Он не добрался до кресла. Он сел, прислонившись спиной к стене рядом с дверью. Он попытался расстегнуть китель, но в конце концов скорчился, прижимая костяшки пальцев ко лбу – так, что они впились в кожу, – и учащенно дыша, глубоко втягивая воздух и не переставая дрожать. Спрены изнеможения, похожие на струйки пыли, радостно собрались вокруг. И спрены мучительной боли, перевернутые лица, высеченные в камне, кривились, то исчезая, то появляясь.

Он не мог плакать. Ни слезинки не пролил. Ему хотелось плакать, потому что, по крайней мере, это принесло бы облегчение. Вместо этого он съежился, прижимая костяшки пальцев к шрамам на лбу, желая усохнуть и исчезнуть совсем. Как глаза человека, пораженного осколочным клинком.

И в эти мгновения – когда он скорчился на полу пустой и темной комнаты, осаждаемый спренами мучительной боли, – слова Моаша настигли его. Истина стала неоспоримой. В ярком свете дня Каладин мог легко притворяться, что все в порядке. Но сейчас он все видел ясно.

«Ты просто будешь продолжать причинять боль…»

Вся его жизнь была тщетной попыткой остановить бурю, крича на нее. Буре было все равно.

«Они все умрут. Ты ничего не можешь с этим поделать».

Если нет шансов построить что-то долговечное, зачем пытаться? Всему суждено сгнить и развалиться. Нет ничего постоянного. Даже любовь не вечна.

«Выход только один…»

В дверь постучали. Каладин не обращал внимания на этот звук, но тот становился все настойчивее. Бури! Кто-то собрался вломиться к нему? Внезапно испугавшись, что его найдут в таком виде, Каладин встал и поправил китель. Он глубоко вздохнул, и спрены мучительной боли исчезли.

Внутрь протиснулся Адолин. На плече у него восседала предательница Сил. Так вот куда она умчалась? Чтобы привести Адолина, шквал его побери, Холина?

На молодом человеке была холиновская синяя униформа, но не уставного образца. Он предпочитал, чтобы одежду украшали, невзирая на мнение своего отца. Хотя мундир был прочный – и жестковатый, сильно накрахмаленный, чтобы поддерживать аккуратный вид, – на рукавах красовалась вышивка под стать оторочью на сапогах. Полы кителя были длиннее положенного – он слегка походил на капитанский мундир самого Каладина, но выглядел более модно.

Почему-то Адолин носил униформу с удовольствием, а Каладина она изнуряла. Для Каладина униформа была инструментом. Для Адолина – частью образа. Как он умудрялся так безупречно растрепать свою шевелюру – светлую, припорошенную черным? В этом ощущались одновременно небрежность и продуманность.

Конечно, он улыбался. Шквал бы его побрал!

– О, ты и впрямь здесь! – воскликнул Адолин. – По словам Камня, ты направлялся в свою комнату.

– Потому что хотел побыть один.

– Ты проводишь слишком много вечеров в одиночестве, мостовичок, – отрезал Адолин и, покосившись на спрена изнеможения неподалеку, схватил Каладина за руку – на это мало кто мог бы осмелиться.

– Мне нравится быть одному.

– Отлично. То есть ужасно. Сегодня ты пойдешь со мной. Больше никаких оправданий. Я и так позволил тебе послать меня ко всем ветрам на прошлой неделе – и на позапрошлой тоже!

– Может, – огрызнулся Каладин, – я просто не желаю твоего общества.

Великий князь поколебался, затем наклонился вперед, прищурив глаза и приблизив лицо к лицу Каладина. Сил все еще сидела на плече Адолина, скрестив руки на груди. Она даже не притворилась пристыженной, когда Каладин сердито уставился на нее.

– Скажи мне честно, – попросил Адолин. – Поклянись, Каладин. Скажи мне, что сегодня вечером тебя надо оставить одного. Дай слово.

Адолин выдержал его взгляд. Каладин попытался сформулировать ответ и почувствовал себя одним из десяти дурней, когда не смог произнести ни слова.

Он определенно не должен быть сейчас один.

– Иди ты в бурю.

– Ха! – Адолин потянул его за руку. – Пошли, светлорд-господин-великий-маршал шквальная рожа. Надень китель, от которого не смердит дымом, и пойдем со мной. Тебе не нужно улыбаться. Тебе не обязательно говорить. Но если так жаждешь страдать, этим можно заниматься в компании друзей.

Каладин высвободил руку из хватки Адолина, но больше не сопротивлялся. Он схватил новую одежду, отбросив в сторону ту, в которой дрался. Однако на Сил, подлетевшую к нему, бросил еще один свирепый взгляд.

– Адолин? – спросил Каладин, переодеваясь. – Ты взяла и первым делом полетела за Адолином?!

– Мне нужен был кто-то, кого ты не смог бы запугать. В этом списке в лучшем случае три человека. А королева, скорее всего, превратит тебя в хрустальный кубок или что-то в этом роде.

Каладин вздохнул и вышел, чтобы присоединиться к Адолину, пока великий князь не решил, что он тянет время. Сил поглядывала на Каладина, изящно семеня рядом.

– Спасибо, – тихо сказал Каладин, устремляя взгляд вперед.

Адолин сдержал слово. Он не заставлял Каладина много говорить. Вместе они направились к Десяти Кольцам, части центрального рынка башни, где торговцы согласились разместить свои лавки в соответствии с планом Навани. В обмен они получили налоговую скидку и заверение, что патрули будут частыми и любезными.

Ряды деревянных витрин здесь образовывали чистенькие, аккуратные улицы. Магазины были схожих величин и размеров, с хранилищами и жилыми помещениями наверху. Место казалось причудливым, островком порядка, контрастирующим с более естественным, беспорядочным кипением на остальной территории рынка, что называлась Отломок, – там спустя год многие все еще использовали палатки вместо постоянных сооружений.

Стоило признать, было странно видеть ряды постоянных строений посреди внутреннего помещения высотой в несколько этажей. С точки зрения Каладина, самым причудливым оказалось то, что наиболее престижные из магазинов – обслуживающие богатейшие семьи светлоглазых – отказались от приглашения Навани, в точности как и заведения с самой сомнительной репутацией. Ни те ни другие не желали подчиняться ее надзору. Богатые лавки расположились за пределами рынка, в нескольких помещениях вдоль коридора поблизости.

В итоге район Десять Колец, хоть он и не был чересчур высококлассным, все-таки обзавелся хорошей репутацией – а одно с другим совпадает не всегда. Любимое питейное заведение Адолина называлось «Долг Йеза». Он не раз затаскивал туда Каладина, так что интерьер был ему знаком. Внутри все было обставлено в духе буревого убежища, хотя в башне в них не было нужды, – с фабриальными часами на стене, которые показывали, когда в Алеткаре происходила Великая буря. Здесь ежедневно следили за всеми событиями в королевстве, и время от времени даже приходил ревнитель, чтобы сжечь охранный глиф.

В остальном это место было шумным – более похожим на таверну, чем на винный дом. Адолин зарезервировал кабинку в задней части зала. Здесь все гордились тем, что великий князь предпочел это место более престижным винным домам.

Адолин всегда так поступал. Никто не поклонился, когда он вошел; вместо этого его приветствовали, подняв кубки. Адолин Холин не был каким-то далеким светлордом или генералом, который сидел в своем замке и изрекал эдикты, тиранические или мудрые. Он был из тех генералов, которые пьют со своими солдатами и знают всех по именам.

Далинар этого не одобрял. В большинстве случаев Каладин поступил бы так же. Но… это был Адолин. Он бы сошел с ума, если бы его заставили держаться особняком. Это шло вразрез со всеми традиционными правилами руководства алети, но у Адолина все получалось. Да и кто такой Каладин, чтобы его судить?

Пока Адолин приветствовал собравшихся, Каладин обошел комнату по периметру и отметил, что посетителей больше обычного. А не Камень ли сидит там, окруженный семьей, попивая кружками рогоедское пиво-грязючку?

«Он сказал, что сегодня у него назначена встреча», – вспомнил Каладин. И действительно, судя по всему, происходило какое-то торжество. В нем участвовало несколько ветробегунов и Сияющих, знакомых Каладину, но их было не слишком много. В основном присутствовали простые люди, хоть среди них и было многовато солдат.

Сил взлетела и принялась шарить по комнате, осматривая каждый стол. Когда-то он считал ее склонность увлекаться проявлением ребячества, но успел изменить свое мнение. Она просто была любопытной, и все вокруг вызывало у нее желание учиться. Если уж это «ребячество», то всем стоило его в себе пестовать.

Она была очарована человеческими существами. В комнате, подобной этой, Каладин часто видел, как она стоит на столе, за которым восседает многочисленная компания, – и при этом никто ее не видит, – и, склонив голову, пытается подражать манерам или выражению лица того или иного человека.

В кабинке Адолина сидела молодая женщина с длинными темными волосами, в брюках и застегнутой на все пуговицы рубашке. Ее длинный белый плащ висел на крючке рядом. Широкие поля шляпы были приподняты спереди.

– Вуаль, – сказал Каладин, проскальзывая в кабинку. – Ты будешь с нами всю ночь или появится Шаллан?

– Наверное, только я. – Вуаль опрокинула кружку, чтобы допить остатки. – У Шаллан был напряженный день, и мы живем по времени Расколотых равнин, а не по времени Уритиру. Она хочет отдохнуть.

«Наверное, это здорово, – подумал Каладин, – иметь возможность отступить и стать кем-то другим, когда устаешь».

Иногда было трудно относиться к личностям Шаллан как к трем разным людям, но именно этого она хотела. К счастью, она имела обыкновение менять цвет волос, давая окружающим знать, с кем они сейчас имеют дело. Вуаль была брюнеткой, а Сияющая в последнее время стала блондинкой.

Подошла молодая барменша и наполнила кружку Вуали чем-то темно-красным.

– А вы что будете? – спросила она Каладина.

– Оранжевое, – тихо ответил он. – Охлажденное, если есть.

– Оранжевое? – повторила девушка. – Мужчина вроде вас справится и с чем-то покрепче. Это же вечеринка! Есть хорошее желтое, настоянное на пеке, – это азирский фрукт. Я…

– Эй! – перебила ее Вуаль, со стуком закидывая на стол ноги в ботинках. – Мужик сказал – оранжевое.

– Я просто подумала…

– Принеси ему, что просил. Вот и все, о чем тебе надо думать.

Суетливая девица убежала. Каладин кивнул Вуали в знак благодарности, хотя недолюбливал, когда за него так рьяно заступались. Он мог и сам за себя постоять. До тех пор пока Далинар следовал строжайшему толкованию кодекса Военных Заповедей, Каладин будет делать то же. И к тому же… ну, его друзья знали. Когда Каладин бывал в плохом настроении, алкоголь – хоть и могло показаться, что он поможет забыть боль, – всегда делал тьму еще гуще. Каладин мог использовать буресвет, чтобы сжечь последствия, но стоило выпить пару стаканов, как таковое желание пропадало. Или он чувствовал, что не заслуживает этого. Никакой разницы.

– Итак, – сказала Вуаль. – Я слышала, твоя миссия прошла успешно? Вы украли у них из-под носа целый город? Спасли самого Норку? Головы покатятся в Холинаре, когда Вражда услышит об этом.

– Сомневаюсь, что ему есть дело до одного города. И они не знают, что Норка у нас.

– Как бы то ни было… – Вуаль подняла свою кружку.

– А ты? – спросил Каладин.

Она убрала ноги со стола и наклонилась вперед:

– Ты бы видел. Йалай выглядела почти как иссохший скелет. Мы одолели ее еще до прибытия. Но, конечно, мне доставила удовольствие расправа над ней.

– Не сомневаюсь.

– Жаль, кто-то ее убил. Я бы полюбовалась, как она извивается перед Далинаром.

– Убил? – переспросил Каладин. – Как?

– Ага, ее прикончили. К сожалению, это был кто-то из наших. Видимо, его подкупил тот, кому была нужна ее смерть. Между прочим, это секрет. Мы всем говорим, что она покончила с собой.

Каладин огляделся.

– Здесь никто ничего не услышит, – сказала Вуаль. – Кабинка звукоизолированная.

– И все же. Не обсуждай военные тайны на людях.

Вуаль закатила глаза, но потом покачала головой, и ее волосы посветлели, осанка выпрямилась.

– Запроси у Далинара полный отчет позже, Каладин. В событиях есть некие странности, и это меня беспокоит.

– Я… – проговорил Каладин. – Посмотрим. Ты согласна с Вуалью в том, что с Шаллан все в порядке? Ей просто нужен отдых?

– Она вполне здорова, – сказала Сияющая. – Мы нашли равновесие. Вот уже год, как не появляются новые персоны. Кроме…

Каладин поднял бровь.

– Есть такие, полусформированные, – призналась Сияющая, отворачиваясь. – Они ждут, чтобы проверить, действительно ли Троица может работать. Или она вот-вот рассыплется и выпустит их наружу. Они не настоящие. Не такие реальные, как я. И все же. И все же… – Она встретилась взглядом с Каладином. – Шаллан не понравится, что я так много рассказываю. Но, как ее друг, ты должен знать.

– Не уверен, что смогу помочь, – сказал Каладин. – В последнее время я с трудом справляюсь с собственными проблемами.

– Твое присутствие здесь помогает.

Неужели? Когда Каладин бывал в таком настроении, он чувствовал, что несет окружающим только тьму. С чего вдруг кому-то желать его общества? Он бы и сам не желал остаться наедине с собой. Впрочем, Сияющая могла сказать нечто подобное; именно это и отличало ее от остальных.

Она улыбнулась, когда Адолин вернулся, затем тряхнула головой, и ее волосы потемнели. Она откинулась назад, расслабившись. Как, должно быть, приятно превратиться в Вуаль с ее непринужденными манерами.

Пока Адолин устраивался поудобнее, барменша вернулась с заказом Каладина.

– Если решите попробовать то желтое… – начала она, обращаясь к нему.

– Спасибо, Мел, – быстро перебил Адолин. – Но сегодня ему не нужно ничего пить.

Барменша одарила его лучезарной улыбкой – такое случалось постоянно, и до женитьбы, и после, – и уплыла, явно ободренная тем, что с ней заговорил великий князь. Хотя, по сути, он сделал ей выговор.

– Как там жених? – спросила Вуаль, доставая кинжал и балансируя им на кончике пальца.

– Опьянен, – сказал Адолин.

– Жених? – переспросил Каладин.

– Свадебная вечеринка. – Адолин махнул рукой в сторону компании празднующих. – Для Джора.

– Для кого?..

– Каладин! Мы ходим сюда уже восемь месяцев.

– Не беспокойся, Адолин, – сказала Вуаль. – Каладин не замечает людей, если они не наставили на него оружие.

– Он замечает, – возразил Адолин. – Ему не все равно. Но Каладин – солдат, и он думает как солдат. Верно, мостовичок?

– Понятия не имею, о чем ты, – проворчал Каладин, потягивая вино.

– Ты научился беспокоиться о своем отряде. И исключать постороннюю информацию. Готов спорить, Каладин мог бы назвать возраст, цвет глаз и любимое блюдо каждого из своих подчиненных. Но он не собирается утруждать себя запоминанием имен работников бара. Отец такой же.

– Ну, – сказала Вуаль, – это действительно весело и все такое, но не пора ли нам перейти к более важной теме?

– Например? – спросил Адолин.

– Например, с кем мы собираемся свести Каладина в следующий раз.

Каладин чуть не подавился выпивкой.

– Не надо его ни с кем сводить!

– Сил другого мнения.

– Сил раньше думала, что человеческие дети рождаются через нос от особо сильного чихания. Она в таких делах не авторитет.

– Ммм… – тихонько прожужжал их столик. – А как они рождаются? Мне всегда было интересно.

Каладин вздрогнул, лишь теперь осознав, что на части деревянной столешницы проступает Узор. Спрен Шаллан не был невидимым, как Сил, но каким-то образом проникал в материю окружающих предметов. Сосредоточившись на нем, можно было рассмотреть на столе узорный круг, который каким-то образом двигался и тек, словно рябь в цистерне.

– Я расскажу про младенцев позже, Узор, – сказала Вуаль. – Все гораздо сложнее, чем ты мог себе вообразить. Погоди… нет. Попроси Шаллан, чтобы объяснила. Ей это понравится.

– Ммм, – ответил столик. – Она меняет цвета. Как небо на закате. Или зараженная рана. Ммм.

Адолин расслабился, положив руку на спинку барного сиденья, но не обнимая женщину рядом. У них были странные отношения, когда Шаллан превращалась в Сияющую или Вуаль. По крайней мере, у них, казалось, в основном закончился тот период, когда ведут себя как влюбленные дураки.

– Дамы правы, мостовичок, – сказал ему Адолин. – С тех пор как Лин порвала с тобой, ты стал еще более угрюмым.

– Дело не в этом.

– И все же интрижка не повредит, верно? – заметила Вуаль. Она дернула подбородком в сторону проходившей мимо официантки, высокой молодой женщины с необычно светлыми волосами. – А как насчет Хем? Она высокая.

– Отлично. Высокая, – согласился Каладин. – Поскольку у нас примерно одинаковый рост в дюймах, мы обязательно поладим. Подумать только, сколько тем мы сможем обсудить, как высокий человек с высоким. Например… хм…

– О, не будь таким кислым. – Вуаль хлопнула его по плечу. – Ты даже не взглянул на нее. Она симпатичная. Посмотри на эти ноги. Поддержи меня, Адолин.

– Она привлекательна. Но эта блузка ужасно на ней сидит. Надо сказать Марни, что здешняя униформа ужасна. Надо иметь по меньшей мере два разных оттенка, чтобы соответствовать разным тонам кожи.

– А как насчет сестры Ка? – спросила Вуаль у Каладина. – Ты ведь встречался с ней, верно? Она умная. Тебе нравятся умные девушки.

– Неужели есть кто-то, кому не нравятся умные девушки?

– Мне. – Вуаль подняла руку. – Предпочитаю тупых. На них так легко произвести впечатление.

– Умные девушки… – повторил Адолин, потирая подбородок. – Жаль, что Ристину заполучил Скар. Они были бы хорошей парой.

– Адолин! – сказала Вуаль. – Ристина ростом около трех футов.

– И что? Ты слышала, что говорит Каладин. Рост его не заботит.

– Ну да, в отличие от большинства женщин. Надо найти кого-то, кто ему подойдет. Жаль, что он упустил свой шанс с Лин.

– Я не… – запротестовал Каладин.

– А как насчет нее? – Адолин указал на кого-то в дверях таверны.

Вошла пара светлоглазых женщин в хавах – хотя дамы, вероятно, не имели высокого ранга, если посещали винный дом, облюбованный темноглазыми. С другой стороны, здесь был Адолин. И вещи вроде нана и ранга, что странно, во время правления Ясны куда меньше разделяли людей.

Одна из новоприбывших была молодая женщина с роскошной фигурой, которую подчеркивала тугая хава. У нее была темная кожа и красные губы, явно подкрашенные.

– Кэл, это Дахна, – сказал Адолин. – Дочь одного из отцовских генералов. Обожает говорить о стратегии – она была письмоводительницей на его военных советах с четырнадцати лет. Могу вас познакомить.

– Пожалуйста, не надо.

– Дахна… – сказала Вуаль. – Ты ухаживал за ней, что ли?

– Ага. Откуда ты знаешь?

– Адолин, дорогой, замахнись на гердазийца в переполненной комнате – и ударишь шесть женщин, за которыми ты ухлестывал. – Она прищурилась, рассматривая вошедшую. – Они ведь не настоящие, верно? У нее там все накачано?

Адолин покачал головой.

– Серьезно? – сказала Вуаль. – Буреотец! Чтобы обзавестись такими, мне пришлось бы съесть шесть чуллов. И как они на ощупь?

– Ты спешишь с выводами, – заверил Адолин.

Она сердито посмотрела на него, потом ткнула в плечо:

– Да ладно тебе.

Он поднял глаза к потолку и демонстративно сделал глоток, хотя и улыбнулся, когда она снова толкнула его.

– Приличные люди такие темы не обсуждают, – сказал он беззаботным тоном.

– Здесь не тот случай. Я твоя жена!

– Ты мне не жена.

– У нас с твоей женой одно тело. Этого достаточно.

– У вас двоих, – сказал Каладин, – очень странные отношения.

Адолин медленно кивнул ему, словно говоря: «Знал бы ты всю правду». Вуаль допила вино, затем опрокинула пустую кружку.

– Где эта шквальная официантка?

– Ты уверена, что тебе надо добавлять? – спросил Адолин.

– Я сижу прямо?

– Более-менее.

– Вот тебе и ответ.

После этого Вуаль протиснулась мимо него, так что многие части ее тела проехались по многим частям его тела. Потом она нырнула в толпу в поисках официантки.

– Она сегодня в ударе, – заметил Каладин.

– Вуаль месяц просидела взаперти, притворяясь той женщиной в военном лагере. И Сияющая очень переживала по поводу их миссии. Те несколько раз, когда нам удавалось встретиться, Шаллан буквально на стену лезла от напряжения. Теперь она дает волю чувствам.

Что ж, если это ей помогает…

– Йалай Садеас действительно мертва?

– К сожалению, да. Отец уже направил армии в военные лагеря. По первоначальным сообщениям, ее люди предложили условия капитуляции; они, должно быть, знали, что это произойдет… – Адолин пожал плечами. – И все же я чувствую, что потерпел неудачу.

– Ты должен был хоть что-то сделать. Эта группа становилась слишком могущественной, слишком опасной, чтобы оставить ее в покое.

– Знаю. Но мне ненавистна сама мысль о том, чтобы сражаться с сородичами. Мы должны меняться к лучшему. Заниматься чем-то значительным.

«Говорит тот, кто убил Тороля Садеаса», – подумал Каладин. Это еще не было общеизвестно, поэтому он не стал говорить вслух на случай, если кто-то подслушивает.

Беседа угасла. Каладин играл со своей кружкой, желая еще одну порцию, но ленясь пробиваться сквозь толпу, чтобы найти барменшу. Люди по очереди приветствовали Джора, и, когда жених прошел мимо, Каладин понял, что знает этого человека. Это был местный вышибала, приветливый малый. На плече у него сидела Сил.

Поход Вуали за новой порцией затянулся. Каладину показалось, что он заметил ее в углу, где играли в шеелом на фишки. Он удивился, что в городе остался кто-то, готовый играть против Вуали.

В конце концов Адолин придвинулся чуть ближе. У него был свой напиток, опьяняющее фиалковое вино, но он едва выпил половину кружки. Он больше не следовал Заповедям со всей строгостью, но, похоже, обрел собственное равновесие.

– Итак, – сказал Адолин, – что происходит? Это явно связано не только с Лин.

– Кажется, ты обещал не доставать меня разговорами.

– Не хочешь – не отвечай. – Адолин сделал глоток, выжидая.

Каладин уставился на стол. Шаллан имела привычку процарапывать на нем что-нибудь, так что столешницу покрывали маленькие, но сложные картины, – многие были наполовину закончены. Он провел пальцем по одной из них, изображающей рубигончую и мужчину, удивительно похожего на Адолина.

– Твой отец сегодня освободил меня от действительной службы. Он думает, что я… больше не гожусь для битвы.

Адолин испустил долгий вздох:

– Шквал его побери…