Текст книги "Ритм войны. Том 1"

– Адолин, он прав. Вспомни, как в прошлом году тебе пришлось вытаскивать меня из дворца.

– Во время битвы любой может очуметь. Мне и самому случалось растеряться, даже в осколочном доспехе.

– Это хуже. И случается чаще. Я лекарь, Адолин. Я учился распознавать такие проблемы, так что я знаю – он прав. Уже несколько месяцев знаю.

– Ну ладно. – Адолин коротко кивнул. – Допустим. Что мы будем с этим делать? Это лечится?

– Нет. Знаешь Даббида, парня из моей команды? Того, который не разговаривает? Боевой шок, как у меня. Он был таким с той поры, как я его завербовал.

Адолин замолчал. Каладин видел, как он перебирает возможные ответы. Умение держать непроницаемое лицо не входило в число его многочисленных талантов.

К счастью, он не произнес ни одной из ожидаемых фраз. Никаких банальностей или радостных предложений взбодриться и по-солдатски топать дальше. Они долго сидели молча в шумной комнате. В конце концов Адолин проговорил:

– Знаешь, мой отец может ошибаться.

Каладин пожал плечами.

– Он человек, – сказал Адолин. – Полгорода думает, что он какой-то возрожденный Вестник, но он всего лишь человек. Он и раньше ошибался. Ужасно ошибался.

«Далинар убил мать Адолина», – подумал Каладин. Эта новость распространилась по всему миру. Весь город либо читал, либо слушал, либо слышал о странной автобиографии Далинара. Написанная от руки самим Черным Шипом, она была не совсем закончена, но черновики разошлись повсюду. В ней Далинар сознался во многом, в том числе в случайном убийстве жены.

– Я не лекарь, – добавил Адолин. – И вполовину не такой способный военачальник, как мой отец. Но я не думаю, что тебя нужно отстранять от боев, по крайней мере навсегда. Тебе нужно что-то другое.

– Что именно?

– Хотел бы я знать. Должен быть способ помочь тебе. Способ привести твои мысли в порядок.

– Хотел бы я, чтобы все было так просто. Но почему тебя это волнует? Какое это имеет значение?

– Ты мой единственный мостовичок, – усмехнулся Адолин. – Где я возьму другого? Они все начали улетать. – Улыбка исчезла. – Кроме того. Если мы найдем способ помочь тебе, тогда, может быть… может быть, мы найдем способ помочь ей.

Его взгляд скользнул по комнате в сторону Вуали.

– Она в порядке, – сказал Каладин. – Она нашла равновесие. Ты слышал, как она объяснила, что думает – с ней все хорошо.

– Как и ты всем говоришь, что с тобой все хорошо. – Адолин встретился с ним взглядом. – То, что с ней происходит, – неправильно. Ей больно. За последний год я видел, как она борется, и видел намеки на то, что она скатывается, хотя и медленнее, к худшим глубинам. Ей нужна помощь, а я не знаю, по силам ли мне ее оказать.

Их столик зажужжал.

– Ты прав, – сказал Узор. – Она это скрывает, но все равно что-то не так.

– Что говорят твои знания лекаря, Кэл? – спросил Адолин. – Что мне делать?

– Не знаю. Нас учат справляться с физическими недугами, а не с болезнями ума. Разве что отправить больного к ревнителям.

– Не годится.

– Да уж. – Каладин нахмурился.

Он сам не знал, что ревнители делают с психически больными пациентами.

– Мне поговорить с ними? – спросил Узор. – Спросить ревнителей о помощи?

– Возможно, – сказал Каладин. – Шут тоже может знать, как помочь. Похоже, он знает многое о подобных вещах.

– Да уж, Кэл, умеешь ты давать советы…

– Дай ей понять, что тебе не все равно, – продолжил Каладин. – Выслушай ее. Подбодри, но не заставляй быть счастливой. И не оставляй ее одну, если ты за нее волнуешься…

Он замолчал, затем бросил на Адолина свирепый взгляд.

Адолин ухмыльнулся. Дело было не только в Шаллан. Преисподняя! Неужели он позволил Адолину перехитрить себя? Может, ему и впрямь стоит выпить чего-нибудь покрепче.

– Я беспокоюсь за вас обоих, – сказал Адолин. – Я найду способ помочь. Как-то.

– Ты шквальный дурак. Нам нужно найти тебе спрена. Почему тебя до сих пор не забрал ни один орден?

Адолин пожал плечами:

– Наверное, я не подхожу.

– Этот твой меч. У осколочников все получается лучше, если они отказываются от старых осколков. Ты должен избавиться от своего.

– Я не собираюсь «избавляться» от Майи.

– Я знаю, что ты привязан к мечу. Но у тебя будет кое-что получше, если ты станешь Сияющим. Подумай о том, каково было бы…

– Я не собираюсь избавляться от Майи, – перебил Адолин. – Оставь это, мостовичок.

Решительность в его голосе удивила Каладина, но развить тему он не успел: появился Джор, желая представить Адолину свою невесту Кристу.

И быть Каладину четвертым дурнем, если Адолин не вытащил тотчас же подарок для пары. Великий князь неспроста появился в своем любимом винном доме в ночь свадебной вечеринки, он пришел с сюрпризом.

Вуаль в конце концов устала от игры и нашла дорогу обратно, будучи уже весьма навеселе. Когда Адолин пошутил на эту тему, она ответила колкостью – мол, повезло, что она сейчас именно Вуаль, «потому что Шаллан совершенно не умеет пить».

Через некоторое время вернулась Сил и заявила, что желает заняться азартными играми. Каладин все больше радовался тому, что сделал Адолин. Не потому, что ему стало лучше; он по-прежнему чувствовал себя несчастным. Тем не менее среди людей ощущение собственного ничтожества ослабевало, и еще Каладину требовалось изображать, что все в порядке. Притворяться. Пусть это была всего лишь маска, но он обнаружил, что иной раз маска позволяет обмануть даже самого себя.

Равновесие держалось добрых два часа, пока ближе к концу свадебной вечеринки не появился Камень. Он, наверное, сговорился с Адолином и Вуалью раньше, потому что оба выскользнули из кабинки, как только заметили рогоеда, позволив Камню и Каладину пообщаться наедине.

От выражения лица Камня у Каладина свело желудок. Значит, время пришло? Ну конечно, когда же еще это могло случиться, как не сегодня!

– Низинник, – сказал Камень. – Мой капитан.

– Камень, нам обязательно делать это сегодня? Я не в лучшей форме.

– Ты так раньше говорить. И еще раньше.

Каладин собрался с духом, но кивнул.

– Я ждал, как ты и просил, хотя эти осколки Амарама для моего народа пылятся в своем сундуке, – сказал Камень, прижимая свои большие ладони к столу. – Это хорошее предложение быть. Моя семья устала от путешествий. Лучше не спешить, пусть они познакомятся с моими друзьями. А Струна, она хотела тренироваться. Ха! Она говорит, что традиции рогоедов и традиции алети – глупые. Первым осколочником среди моего народа стал не нуатома, а молодая женщина.

– Это мог быть ты, Камень. Либо с осколками, которые ты добыл, либо как Сияющий со своим собственным спреном. Ты нам нужен. Ты мне нужен.

– Я был у тебя. А теперь я нужен себе. Пора возвращаться, мой ула’макай. Мой капитан.

– Ты только что сказал, что ваши традиции глупые.

– Для моей дочери. – Камень указал на свое сердце. – Не для меня, Каладин. Я поднял лук.

– Ты спас мне жизнь.

– Я сделал этот выбор, потому что ты стоишь такой жертвы. – Он потянулся через стол и положил руку на плечо Каладина. – Но это не жертва, если я сейчас не пойду, как положено, искать справедливости у моего народа. Я бы хотел уйти с твоим благословением. Но я уйду в любом случае.

– Один?

– Ха! Мне не с кем было бы поговорить! Со мной пойдут Песня и младшие дети. Струна и Дар, они хотят остаться. Дар не должен сражаться, но я боюсь, что он будет. Таков его выбор. А это – мой выбор.

– Моаш где-то там, Камень. Он может напасть на тебя. Если ты не будешь сражаться… твоя семья может оказаться в опасности.

Это заставило Камня задуматься, а затем он усмехнулся:

– Скар и Дрехи оба сказали, что хотят увидеть мои Пики. Может быть, я позволю им помочь моей семье летать, чтобы нам не пришлось ходить по всем этим дурацким низинам. Тогда у нас будет защита, да?

Каладин кивнул. Это было лучшее, что он мог сделать – послать эскорт. Камень, казалось, чего-то ждал… и Каладин понял, что, возможно, это предложение пойти с ними. Увидеть Пики Рогоедов, которыми так часто хвастался Камень. Истории у громилы-повара вечно выходили путаные. Была ли его родина холодной пустошью или пышным и теплым раем?

В любом случае… может быть, Каладину и впрямь стоит туда отправиться. Может быть, ему удастся улететь на поиски приключений. Отвезти Камня домой и остаться – или просто сбежать и отыскать для себя другую битву. Далинар его не остановит.

«Нет».

Каладин тут же отбросил эту мысль. Пытаться бежать – ребячество. К тому же он не мог пойти с Камнем. Не только из-за искушения сбежать, но и потому, что сомневался, сможет ли сдержаться, если Камень отдаст себя в руки правосудия. Рогоед намеренно молчал о том, какое наказание его народ может на него наложить, но Каладин находил их обычай распределять жизненные роли по порядку рождения дурацким. Если Каладин и отправится туда, то лишь для того, чтобы подорвать решимость друга.

– Я даю свое благословение, Камень, – сказал Каладин. – Как тебе, так и всем, кто пожелает получить короткий отпуск, чтобы сопровождать тебя. Почетный караул ветробегунов – ты заслуживаешь этого и даже большего. А если вы встретите Моаша…

– Ха! – Камень встал. – Пусть попытается прийти за мной. Тогда я смогу подойти достаточно близко, чтобы положить руки ему на шею и сжать.

– Ты не сражаешься.

– Это? Не борьба быть. Истребление быть. Даже повар может убить крысу, которую найдет в своем зерне.

Он ухмыльнулся, и Каладин знал его достаточно хорошо, чтобы понять: это шутка.

– Давай. – Камень протянул руки для объятий. – Попрощайся со мной.

Чувствуя себя словно в трансе, Каладин встал:

– Ты вернешься? Если сможешь, после?

Камень покачал головой:

– То, что я делать здесь со всеми вами, – это конец быть. Когда мы встретимся снова, я подозреваю, что это произойдет не в этом мире. Не в этой жизни.

Каладин обнял друга. Последнее, сокрушительное объятие рогоеда. Когда они оторвались друг от друга, Камень плакал, но улыбался.

– Ты вернул мне жизнь. Спасибо тебе за это, Каладин, предводитель мостовиков. Не печалься, что теперь я решаю жить такой жизнью.

– Ты отправляешься в тюрьму или еще хуже.

– Я отправляюсь к богам. – Камень поднял палец. – Здесь живет один такой. Один афах’лики. Он могущественный бог, но хитрый. Тебе не следовало терять его флейту.

– Я… не думаю, что Шут – это бог, Камень.

Рогоед похлопал Каладина по макушке:

– Воздух в голове, как всегда.

Он ухмыльнулся и поклонился так широко и почтительно, как Каладин никогда раньше не видел.

После этого Камень отступил, чтобы встретить Песню у двери, и ушел. Навсегда.

Каладин тяжело опустился на скамью. По крайней мере, Камень не увидит его отставки. И сможет спокойно провести остаток своих дней – короткий или долгий, – притворяясь, что его капитан, его ула’макай, так и остался сильным.

13. Ещё одна охота

Продвинутые фабриали создаются с использованием нескольких различных техник. Сопряженные фабриали требуют тщательного разделения самосвета – и спренов внутри. Если все сделано правильно, две половинки будут продолжать вести себя как один самосвет.

Обратите внимание, что рубины и спрены пламени являются традиционными для этой цели, так как они оказались самыми легкими для разделения и самыми быстрыми по времени отклика. Другие типы спренов не делятся так равномерно, так легко или вообще не делятся.

Лекция по фабриальной механике, прочитанная Навани Холин перед коалицией монархов, Уритиру, йезеван, 1175 г.

На следующее утро после вечеринки Шаллан пришлось расплачиваться за склонность Вуали к выпивке. Снова. В голове пульсировала боль, и воспоминания о большей части ночи превратились в размытое пятно. Шквальная женщина.

К счастью, с помощью толики буресвета и трав от головной боли к окончанию встречи со своими счетоводами и министрами она почувствовала себя лучше. Она была женой великого князя, и, хотя их земли в Алеткаре находились во власти врага, они с Адолином должны были заботиться о десятой части Уритиру.

Учитывая долг Шаллан как Сияющей, руководство финансами поручили нескольким надежным женщинам, чьи мужья надзирали за полицией и охраной. Собрание в основном свелось к тому, что Сияющая приняла несколько решений, а Шаллан проверила счета. В будущем у нее появится больше работы, но сейчас все было под контролем. Адолин сказал, что она все равно должна взять отпуск после миссии.

Он воспользовался этим временем, чтобы покататься на лошадях. Как только письмоводительницы удалились из зала для аудиенций, Шаллан оказалась в одиночестве – и впервые за несколько недель ей не нужно было играть роль. Какое-то время она просматривала свои письма и переписку по даль-перьям и в конце концов остановилась на одном сообщении, которое пришло за день до ее возвращения.

«Сделка заключена, условия согласованы. Спрены придут».

Мгновение она держала его в руках, потом сожгла. Почувствовав озноб, решила, что больше не хочет сидеть одна в комнате, и отправилась навестить братьев.

Их покои находились неподалеку. Йушу был там один, когда она приехала, но он впустил ее и поболтал с ней о ее миссии. Затем, как обычно бывало, когда она приходила в гости, Шаллан нашла предлог, чтобы устроиться у очага и порисовать. Ничего особенного. Навещать братьев не обязательно означало разговаривать с ними все время.

Она уютно расположилась на одеялах у очага и на несколько благословенных минут представила, что находится дома, в Йа-Кеведе. Потрескивает огонь в камине. Отец и мачеха болтают с приезжими ревнителями – мужчинами и женщинами церкви, а это значит, что отец вел себя хорошо.

Шаллан разрешили взять альбом для рисования – отец любил хвастаться ее мастерством. Закрыв глаза, она нарисовала очаг – каждый кирпич запечатлелся в ее памяти, ведь она столько раз рисовала здесь. Хорошие дни. Теплые дни.

– Эй, что ты там рисуешь? – спросил Йушу. – Это домашний очаг?

Она улыбнулась и – хотя заговорил настоящий Йушу – включила его в мысленный образ. Один из четырех ее старших братьев, ведь в воспоминаниях их все еще было четверо. Йушу и Виким, близнецы, но у Йушу был более веселый нрав, а Виким отличался задумчивостью. И Балат – он сидел в кресле рядом, изображая уверенность в себе. Вернулся Хеларан, и Балат всегда надувался, когда рядом был старший из братьев Давар.

Она открыла глаза и посмотрела на маленьких спренов вдохновения, которые собирались вокруг нее, принимая облик обычных вещей. Чайник ее матери. Каминная кочерга. Утварь из дома в Йа-Кеведе, а не отсюда – каким-то образом спрены откликались на то, что Шаллан воображала. Один из образов заставил ее оцепенеть. Ожерелье в виде цепи, скользящее по земле.

По правде говоря, те дни дома были ужасными. Времена слез, криков и распадающейся жизни. Это был также последний раз, когда она могла вспомнить всю свою семью вместе.

Вот только… нет, это была не вся семья. Это воспоминание случилось после… после того, как Шаллан убила свою мать.

«Посмотри правде в глаза! – сердито подумала она про себя. – Не игнорируй это!» Узор двигался по полу комнаты здесь, в Уритиру, вертелся среди танцующих спренов вдохновения.

Ей тогда было всего одиннадцать. Семь лет назад – и если эта временная шкала была верна, она, должно быть, начала видеть Узора еще маленьким ребенком. Задолго до того, как Ясна впервые встретила своего спрена. Шаллан не помнила своих первых опытов с Узором. Если не считать отчетливого образа призыва осколочного клинка, чтобы защитить себя в детстве, она вычеркнула все подобные воспоминания.

«Нет, они здесь, – подумала Вуаль. – Глубоко внутри, Шаллан».

Она не могла видеть эти воспоминания, не хотела их видеть. Когда она отшатнулась от них, что-то темное шевельнулось внутри ее, становясь сильнее. Нечто бесформенное. Шаллан не хотела быть человеком, который сделал все это. Этого… этого человека нельзя было… нельзя было любить…

Она крепко сжала карандаш, рисунок лежал на коленях, наполовину законченный. Она засучила рукава и заставила себя читать исследования о других людях с расщепленными личностями. В книгах по медицине она нашла лишь несколько упоминаний, из которых следовало, что к людям вроде нее даже ревнители относились как к уродцам – феноменам, которых надлежало запереть во тьме ради их же блага. Ученые изучали их, обнаруживая «новизну в причудливой природе» этих случаев, «дарующую озарения по поводу спутанных умов, пораженных психозом». Было ясно, что обращаться к таким специалистам с ее проблемами – не выход.

Похоже, в таких случаях потеря памяти была обычным делом, но все прочее, что испытала Шаллан, – вовсе нет. Что немаловажно, ее амнезия не развивалась. Может быть, с ней все в порядке. Она обрела равновесие.

Жизнь налаживается. Ну да, разумеется.

– Клянусь бурей, – проговорил Йушу. – Шаллан, ты нарисовала… что-то очень странное.

Она сосредоточилась на наброске: он не очень-то удался, она ведь рисовала с закрытыми глазами. В камине родного дома она нарисовала горящие души. Их можно было бы принять за спренов пламени, если бы они не были так похожи на нее и трех ее братьев…

Шаллан захлопнула альбом. Она не вернулась в Йа-Кевед. Очаг перед ней – в комнате в Уритиру – не горел; это была ниша в стене, в которой покоился нагревательный фабриаль.

Она должна жить настоящим. Йушу больше не пухлый улыбчивый мальчик из ее воспоминаний, это тучный мужчина с окладистой бородой, за которым приходилось почти постоянно следить, чтобы он не украл что-нибудь и не попытался заложить ради денег для азартных игр. Они дважды застукали его за попытками вытащить нагревательный фабриаль.

И улыбка его – ложь. Или, может быть, он просто изо всех сил старается оставаться бодрым. Всемогущий свидетель, она понимала это стремление.

– Нечего сказать? Никаких колкостей? Ты почти перестала острить.

– Все дело в том, что мы с тобой слишком редко видимся, а где же я найду второго столь вдохновляющего недотепу?

Он улыбнулся, но поморщился, и Шаллан тут же стало стыдно. Шутка была слишком меткой. Она не могла вести себя так же, как в детстве; тогда их объединяла вражда к отцу, делая мрачный юмор способом выжить.

Она беспокоилась о том, что они отдалятся друг от друга, поэтому продолжала навещать его, не боясь быть навязчивой.

Йушу встал, чтобы принести еды, а Шаллан как раз хотела попробовать еще одну шутку. Когда он ушел, она со вздохом порылась в сумке и достала маленькую записную книжку Йалай. Картинка постепенно складывалась. Например, Шаллан узнала, что шпионы Йалай подслушали, как члены Духокровников говорили о новом маршруте через Море потерянных огней. Там она и другие путешествовали в Шейдсмаре год назад. Действительно, целых три страницы были заполнены названиями мест из таинственного мира спренов.

«Я видела карту, – написала Йалай, – в вещах того духокровника, которого мы захватили. Мне следовало догадаться, что ее надо скопировать, ибо она погибла в огне. Вот что я помню».

Шаллан сделала несколько пометок внизу грубо набросанной карты Йалай. Какими бы навыками в политике ни обладала эта женщина, талантом рисовальщика она явно была обделена. Но может быть, Шаллан отыщет какие-нибудь настоящие карты Шейдсмара и сравнит?

Дверь открылась, вошли Балат с каким-то другом: они только что сменились со сторожевого поста. Шаллан сидела спиной ко входу, но поняла, кто пришел, по тихим голосам – Эйлита, жена Балата, встретила вошедших в коридоре и рассмеялась в ответ на какое-то замечание мужа. За последний год Шаллан неожиданно полюбила эту молодую женщину. В детстве Шаллан помнила, как ревновала ко всем, кто мог забрать ее братьев, но, став взрослой, изменила свое мнение. Эйлита была добра и искренна. Не каждый мог полюбить члена семьи Давар.

Шаллан продолжила изучать записную книжку, вполуха слушая, как Балат и Эйлита болтают со своим другом. Эйлита уговорила Балата найти себе занятие, хотя Шаллан не была уверена, что стать стражником – лучшая работа для него. Балат имел склонность слишком сильно наслаждаться чужой болью.

Балат, Эйлита и их друг прошли в другую комнату, где охлаждающий фабриаль хранил мясо и карри к ужину. Их жизнь становилась все более удобной, и это был не предел. Став женой великого князя, Шаллан смогла обеспечить этот дом десятками слуг.

Ее братья, однако, не доверяли слугам – в трудные времена они привыкли обходиться без помощников. Кроме того, фабриали выполняли работу множества людей. Нет нужды колоть или таскать дрова, чтобы каждый день готовить еду в одной из кухонь башни. Шаллан почти боялась, что из-за артефабров Навани все разленятся.

«Можно подумать, большинство светлоглазых не разленились из-за наличия слуг, – подумала Шаллан. – Сосредоточься. Почему Духокровников так интересует Шейдсмар? Вуаль, есть идеи?»

Вуаль нахмурилась, рассеянно повернулась спиной к стене, затем просунула ступню через ремень сумки, чтобы ее не стащили. Когда она стала Вуалью, цвета в комнате… потускнели. Изменились не они, а ее восприятие. Шаллан описала бы узоры слоев на стенах как оттенки ржавчины, но для Вуали все они были просто красными.

Вуаль одним глазом следил за дверью на балкон. Балат, Эйлита и Йушу уже перебрались туда и шутили с другим стражником. Спрены смеха копошились перед дверью. Кто этот друг? Шаллан не потрудилась проверить.

«Прости, – подумала Шаллан. – Я отвлеклась».

Вуаль изучала записи в блокноте, выбирая нужные фрагменты. Карты, названия мест, обсуждения затрат, связанных с перемещением товаров через Шейдсмар. Первой миссией Шаллан для Духокровников – еще тогда, когда Вуаль была всего лишь рисунком в альбоме, – было шпионить за Амарамом, который пытался найти Уритиру и Клятвенные врата.

Клятвенные врата, хотя и использовались в основном для быстрого перемещения войск и припасов, выполняли и другую функцию. Они могли посылать людей туда и обратно в Шейдсмар, и на протяжении минувшего года ученым Далинара и Сияющим удалось постепенно разобраться, как это работает. Может, Мрейз тоже хотел заполучить такие сведения?

Вуаль видела в действиях Мрейза фрагменты грандиозного замысла: отыскать Клятвенные врата, попытаться обеспечить беспрепятственный – возможно, закрытый для других – доступ в Шейдсмар. По ходу дела постараться устранить соперников вроде Ясны. Затем нанять Сияющего, способного заглянуть в Шейдсмар. И наконец, атаковать другие фракции, которые пытаются раскрыть эти секреты.

Ей придется… Так, стоп. Этот голос.

Вуаль вскинула голову. Стражник, с которым разговаривали ее братья. Преисподняя… Вуаль захлопнула блокнот, сунула в карман платья, потом встала и велела Шаллан снова сделать волосы рыжими, хотя сама осталась за главную.

Для верности она выглянула на балкон, но уже знала, что найдет там Мрейза.

Он там и стоял – высокий, с лицом, покрытым странными шрамами, в черной с золотым униформе, как и Балат. Это были цвета княжества Себариаль – дома, с которым Шаллан на некоторое время объединилась, прежде чем выйти замуж за одного из Холинов. Она уже видела Мрейза в похожей униформе – год назад, когда он служил Йалай и дому Садеас.

Униформа Мрейзу не шла. Не то чтобы она была плохо сшита, просто он в ней выглядел… неправильно. Для такой работы он был слишком горделивым и колючим. Он казался скорее хищником, чем послушным своим обязанностям стражем, и был слишком утонченным для подобной должности, весьма непрестижной для светлоглазых.

Он, разумеется, ее увидел. Мрейз всегда следил за дверями; она научилась этому трюку у него. Он не вышел из роли, продолжил смеяться, слушая Балат, но притворство давалось ему хуже, чем Шаллан. Даже в смехе его звучали надменные нотки, губы изгибались язвительно. Он не жил ролью, а надевал ее, словно чужой костюм.

Сложив руки на груди, Вуаль расслабленно прислонилась к дверному косяку. От холодного ветра с гор пробирала дрожь. Мрейз и мальчики притворялись, что не замечают стужи, хотя в воздухе вился пар от их дыхания, а спрены холода росли на перилах балкона, как шипы. Странно, что внутри самой башни было тепло, даже если двери оставались открытыми. Действительно, Эйлита вскоре извинилась и ушла с балкона; проходя мимо Вуали, она улыбнулась и помахала рукой, на что Шаллан ответила тем же.

Вуаль не сводила глаз с Мрейза. Он явно хотел, чтобы она увидела, как он общается с ее братьями. Он редко прибегал к открытым угрозам, но это и впрямь было предупреждение. Именно он доставил молодых людей сюда в целости и сохранности, в награду за оказанные ею услуги. То, что он дал ей, он мог забрать. Как стражник, он каждый день тренировался с мечом возле Балата. Иной раз происходили несчастные случаи. Шаллан это открытие повергло в легкую панику, но Вуаль могла играть в такую игру, даже если фигурами на доске были люди, которых она любила.

«Мы должны быть готовы сделать шаг, – подумала Сияющая, – чтобы поместить наших братьев туда, где они будут в безопасности».

Вуаль согласилась. Существует ли такое укрытие? Или вместо этого она должна собрать несколько собственных фигур и пустить их в ход? Ей нужна была информация – о Духокровниках и о самом Мрейзе. Несмотря на то что они работали вместе, она почти ничего не знала об этом человеке.

Ей было любопытно посмотреть, как Мрейз добьется для них возможности поговорить наедине. Было бы странно, если бы он – якобы скромный светлоглазый солдат – попросил Шаллан о беседе.

Поболтав еще немного о разных пустяках, Мрейз сказал:

– Балат, я восхищен этим видом! Жаль, что я не заслужил комнату с балконом. Только взгляните на эти горы! В следующий раз, когда буду гулять по саду, я посмотрю наверх и попробую найти тебя. Как бы то ни было, сейчас мне пора назад в казарму.

Прикинувшись, будто только сейчас заметил Шаллан, он торопливо поклонился. Он играл старательно, но переигрывал. Она кивнула; «стражник» прошел через комнаты и удалился. Итак, он назначил ей встречу в саду. Но она не спешила выполнять его приказ.

– Балат, – сказала она. – Что это за человек? Ты давно с ним знаком?

– Хм? Ты о чем, малышка?

Балат повернулся к ней. В первые месяцы их совместной жизни разговаривать с ним было как-то неловко. Балат ожидал, что Шаллан будет все той же робкой девушкой, которая отправилась на поиски Ясны. Новая встреча заставила Шаллан понять, насколько она изменилась за время разлуки.

Как ни странно, в присутствии этих троих приходилось сражаться, чтобы не соскользнуть в прошлое. Не то чтобы она хотела стать прежней, робкой Шаллан. Просто та девушка была ей знакома, а эти новые версии – нет.

– Этот стражник, – повторила Вуаль. – Как его зовут?

– Мы зовем его Гобби. Он стар для тренировок, но с очередным призывом в армию пришло много новых людей, кто раньше не держал в руках меча.

– А как он?

– Гобби-то? Ну, парень он славный, но делает много ошибок. На прошлой неделе чуть не отрубил человеку руку! Капитан Таланан устроил ему взбучку, скажу я вам! – Балат усмехнулся, но замолчал, увидев невеселое лицо Вуали.

Она стала Шаллан и запоздало улыбнулась, но ее братья ушли поесть. Она смотрела, как они болтают, и чувствовала, как внутри шевельнулось сожаление. Они нашли равновесие в семье, но она не была уверена, что когда-нибудь привыкнет быть старшей в этой компании.

Ей захотелось пойти и побеспокоить Адолина. Она подумала, что сможет разглядеть его внизу, верхом на коне Далинара на поле, отведенном для скота. Но нет, не стоит ему мешать – проводить время с ришадиумом было одной из самых чистых радостей в жизни Адолина.

Лучше всего пойти к Мрейзу, как он и хотел.

На самом деле, полянка под окнами покоев ее братьев никак не заслуживала громкого названия «сад». Да, некоторые садовники-алети начали выращивать здесь сланцекорник или другие декоративные растения, но в таком холодном климате посадки не процветали. Даже если время от времени использовать нагревательные фабриали, получалась всего лишь сеть разноцветных холмиков на земле, а не великолепные возделанные стены настоящего сада. Она заметила только двух маленьких спренов жизни.

Будто темная колонна, Мрейз застыл в дальнем углу, обозревая покрытые инеем горные вершины. Вуаль не пыталась подкрасться к нему; она знала, что он почувствует ее приближение. Он, казалось, был в состоянии сделать это, даже если она будет двигаться абсолютно бесшумно. Хотела бы она сама так уметь.

Поэтому она просто подошла. Она взяла шляпу и плащ, застегнув его на все пуговицы от холода, но прикрылась иллюзией стражника из армии Себариаля – на случай если кто-то увидит их во время этого свидания.

– Ты, – сказал Мрейз, не глядя на нее, – снова заслуживаешь похвалы, маленький нож. Сынов Чести, можно сказать, больше не существует. Несколько оставшихся членов группы скрылись поодиночке. У солдат Далинара, «восстанавливающих порядок» в военных лагерях, вероятность заражения невелика.

– Один из твоих оперативников убил Йалай, – сказала Вуаль, пытаясь понять, на что глядит Мрейз.

Он смотрел так пристально, словно кого-то или что-то выслеживал. Она видела только снег и склоны.

– Да.

– Мне не нравится, когда кто-то смотрит через мое плечо. Из этого следует, что ты мне не доверяешь.

– Должен ли я доверять вам троим? У меня сложилось впечатление, что, по крайней мере, часть тебя не… предана нашему делу полностью.

Наконец она разглядела то, на что смотрел Мрейз: маленькую цветную точку, парящую в одном из каньонов. Его любимая курица, зеленая. Мрейз резко свистнул, и внизу отозвалось эхо. Существо повернуло в их сторону.

– Ты должна решить, Вуаль, – продолжил Мрейз, – как долго это заигрывание будет продолжаться. Ты с нами флиртуешь. Ты духокровник или нет? Ты пользуешься преимуществами нашей организации, но отказываешься сделать татуировку.

– Зачем мне что-то, что может меня выдать?

– Из-за обязательства, которое она накладывает. Как знак постоянства. – Он посмотрел на нее, отмечая ее иллюзию. – Конечно, с твоими способностями ничто не вечно, не так ли? Ты имеешь дело исключительно с эфемерным.

Он поднял руку; курица села на нее, сжав когтями рукав его мундира. Курица была одной из самых странных разновидностей, которые когда-либо видела Вуаль, с большим крючковатым клювом и ярко-зелеными перьями. Она несла что-то в клюве, какое-то маленькое пушистое существо. Это могла быть крыса, но какая-то неправильная.

– Что это? – спросила Вуаль. – Что она поймала?

– Это крот, – сказал Мрейз.

– Что-что?

– Этот зверек похож на крысу, но другой. Ты же знаешь значение слова «крот»? Осведомитель. Происходит от названия этих существ, которые живут в Шиноваре и копаются в местах, где они не нужны. За века они пересекли Азир, а затем забрались в горы.

– Как скажешь, – проговорила Вуаль.

Мужчина со шрамом посмотрел на нее, на его губах заиграла легкая улыбка.

– Шаллан найдет это интересным, Вуаль. Разве ты не хочешь еще поспрашивать ради нее? Инвазивный вид из Шиновара, потихоньку обосновывающийся в горах. Там, где не могут жить рошарские твари. Видишь ли, им не хватает меха и других приспособлений.