Текст книги "Гламорама"

– Верно. Отстой – это круто.

– Но что же тогда на самом деле круто? – спрашивает Джей-Ди, выдыхая клубы пара.

– Как что? Отстой, Джей-Ди.

– То есть… круто больше не круто?

– В этом-то все и д-д-дело.

Здесь так холодно, что мои бицепсы сразу покрываются гусиной кожей.

– Но тогда что такое отстой? Отстой – это всегда круто? Или существуют какие-нибудь тонкости?

– Если ты ждешь, что тебе кто-нибудь ответит на этот вопрос, то ты не на том свете родился, – буркаю я.

Фокусник приветствует нас жестом, отдаленно напоминающим «знак мира».

– Ты работал на вечеринке у Брэда Питта? – спрашиваю я.

Колода карт, табурет, на котором сидит фокусник, и большая бутылка Absolut Currant немедленно исчезают, после чего он восклицает: «Абракадабра!»

– Ты работал на вечеринке у Брэда Питта? – вздыхаю я.

Джей-Ди толкает меня локтем под бок и показывает куда-то вверх. Я смотрю и вижу жирную красную свастику, нарисованную на купольном потолке прямо над нами.

– А вот это, пожалуй, действительно лишнее.

32

Зигзагом сквозь заторы машин к банку Chemical мимо нового магазина Gap – пятница, но город выглядит как-то по-понедельничному: слегка нереально – над ним висит небо, позаимствованное из октября 1973 года или около того. На часах 17:30, Манхэттен изо всех сил пытается оправдать свою репутацию Бойкого Места: отбойные молотки, автомобильные гудки, полицейские сирены, звон разбитого стекла, мусороуборочные машины, свистки, рокочущая партия баса из новой песни Айс Кьюба, – весь этот звуковой мусор волочится хвостом за мной, когда я подкатываю на скутере «веспа» к банку и становлюсь в очередь к банкомату, состоящую в основном из лиц восточноазиатской национальности, которые бросают на меня косые взгляды, а одна пара даже начинает, сблизив головы, перешептываться.

– Чего это ты тут со скутером? – спрашивает наконец какой-то хмырь.

– А ты чего это тут в штанах? Слушай, у скутера нет карточки, ему не нужен кэш, так что отвянь. Господи боже!

Такое ощущение, будто работает только один из десяти банкоматов, так что от нечего делать мне приходится рассматривать свое отражение в стальных зеркальных панелях, которыми облицованы стены над банкоматами: широкие скулы, кожа цвета слоновой кости, волосы черные как вороново крыло, слегка раскосые глаза, идеальной формы нос, очень пухлые губы, резко очерченная линия подбородка, джинсы, рваные на коленях, футболка, надетая под рубашку с длинным воротником, красная куртка, вельветовый пиджак, я слегка горблюсь под весом пары роликовых коньков, висящих у меня за плечом, и внезапно вспоминаю, что забыл, где я обещал встретиться с Хлоей сегодня вечером, и тут начинает звонить пейджер. Это Бо. Я рывком откидываю крышку Panasonic EB70 и перезваниваю тому в клуб.

– Надеюсь, с Бонго не случился припадок?

– Все дело в неподтвержденных приглашениях, Виктор. Припадок случился с Дэмиеном. Он только что звонил в бешенстве…

– Ты сказал ему, где я?

– Как я мог ему это сказать, если я не знаю, где ты находишься? – Пауза. – Где ты? Дэмиен звонил из вертолета. Если точнее – он из него выходил.

– Я сам тоже не знаю, где я нахожусь, Бо. Нравится тебе такой ответ?

Очередь движется ужасно медленно.

– Он хотя бы в городе?

– Да нет, я же говорю тебе, что он был в вертолете. Я го-во-рю те-бе: в вер-то-ле-те!

– Я понял, но где находился при этом вер-то-лет?

– Дэмиен считает, что мы на пороге полного провала. Более сорока гостей не подтвердили приглашения, поэтому порядок рассадки за столами, который мы подготовили, может оказаться бессмысленным.

– Бо, все зависит от того, как понимать слово «бессмысленный».

Долгое молчание.

– Только не говори мне, что у этого слова море значений, Виктор. Вот, например, как выглядит ситуация с буквой О: Татум О’Нил, Крис О’Доннелл, Шинейд О’Коннор и Конан О’Брайен – все они сказали «да», но нет ничего от Тодда Олдема – я слышал, что его достали поклонники и он слегка не в себе, – и ни слова от Карре Отис или Орибе…

– Расслабься, – шепчу я. – Это потому, что у них у всех гастроли. Я поговорю с Тоддом завтра – увижу его на выступлении, но мне нужно знать: что происходит, Бо? Конан О’Брайен приходит, а Тодд Олдем и Карре Отис могут и не прийти? Это, конечно, не лучший вариант, но прямо сейчас я стою в очереди к банкомату вместе с моей «веспой» и не очень могу разговаривать – эй, собственно говоря, а чего ты ожидал? Честно говоря, мне Крис О’Доннелл за столом вообще не нужен – где бы он ни сидел. Хлоя считает, что он уж слишком охренительно хорош собой, а мне завтра вечером лишняя головная боль совсем ни к чему.

– Ясно. Ладно, Криса О’Доннелла вычеркиваем, я все понял. Теперь слушай, Виктор: первым делом с утра мы займемся крупными шишками – теми, что на М и на С…

– Подожди! Рэнд Гербер в городе…

– Запиши его на букву Г, но не на банкет, разумеется, если он не приходит с Синди Кроуфорд, тогда ты сам знаешь, на какую букву их записать, зайка.

– Виктор, ты бы сам попробовал общаться с ее пиар-агентом. Попробуйте выбить честный ответ из пиар-агента при Антонио Сабато-младшем…

Я вырубаю связь, всовываю наконец кредитную карточку в прорезь, набираю пин-код (COOLGUY) и жду, обдумывая, как лучше расположить гостей за столиками № 1 и № 3, а затем зеленые буквы на черном экране сообщают мне, что на моем счете не осталось денег (баланс – минус 143 доллара) и поэтому мне ничего не дадут, так как последние деньги я потратил на холодильник со стеклянной дверью, когда Elle Decor делал репортаж о моей квартире, который так и не вышел, поэтому я бью кулаком по чертовой машине, цежу сквозь зубы: «Я тебя умоляю!» – и, поскольку совершенно бесполезно пытаться повторять эту операцию снова, шарю по карманам в поисках таблетки ксанакса, пока кто-то не отталкивает меня в сторону, и я, изрядно всем этим опущенный, выкатываю скутер обратно на улицу.

Проезжая по Мэдисон, останавливаюсь на светофоре перед универмагом Barneys, и Билл Каннингем фотографирует меня, крича из окна: «Это настоящая „веспа“?», я в ответ киваю и показываю большой палец, а он в это время стоит рядом с Холли – очень аппетитной блондинкой, похожей на Пэтси Кенсит, – когда мы курили героин на прошлой неделе, она сказала, что могла бы стать лесбиянкой, а это в определенных кругах воспринимается как вполне положительная новость, и она машет мне ручкой, а на ней вельветовые мини-брючки в обтяжку, туфли на платформе в бело-красную полоску, серебряный «пацифик», и она ультратощая – ее фото было на обложке последнего номера Mademoiselle, и после целого дня показов в Брайант-парке она слегка шалая, но это выглядит стильно.

– Привет, Виктор! – Холли продолжает делать мне знаки, хотя я давно уже притормозил возле бордюра.

– Привет, Холли!

– Это Анджанетт, Виктор.

– Привет, Анджанетт, как дела, кошечка? Ты выглядишь просто один в один как Ума. Прикид у тебя просто зашибись.

– Это ретрошизо. Я выходила сегодня на подиум шесть раз. Выжата как лимон, – говорит она, одновременно давая кому-то автограф. – Я видела тебя на показе Кельвина Кляйна, когда ты морально поддерживал Хлою. Это было так клево с твоей стороны.

– Зайка, меня не было на показе Кельвина Кляйна, но ты все равно выглядишь один в один как Ума.

– Виктор, сто процентов ты был на показе Кельвина Кляйна. Я видела тебя во втором ряду рядом со Стивеном Дорфом, Дэвидом Салле и Роем Либенталем. Я видела, как ты позировал фотографу на Сорок второй улице, а потом забрался в ужасную черную машину.

Следует пауза, во время которой я обдумываю предложенный мне сценарий, затем:

– В гребаном втором ряду? Детка, это немыслимо. У тебя в движке искра проскакивает. Что ты делаешь завтра вечером, зайка?

– Я встречаюсь с Джейсоном Пристли.

– Почему бы тебе не встретиться со мной? Неужели только мне одному кажется, что Джейсон Пристли похож на маленькую гусеницу?

– Как тебе не стыдно, Виктор! – надувает губки Анджанетт. – Что скажет Хлоя?

– Она тоже скажет, что Джейсон Пристли похож на маленькую гусеницу, – бормочу я, погрузившись в размышления. – В гребаном втором ряду?

– Я совсем не об этом, – говорит Анджанетт. – Что Хлоя скажет по поводу…

– Я тебя умоляю, зайка, ты просто супер! – Завожу «веспу». – Поверь в себя, и все срастется.

– Мне уже говорили, что ты нехороший мальчик, так что я ничуть не удивлена, – говорит она, устало грозя мне пальчиком – знак, который Скутер, ее телохранитель, ну просто копия Марселласа из «Криминального чтива», воспринимает как сигнал подойти поближе.

– Что ты хочешь сказать этим, зайка? – вопрошаю я. – Что ты на этот счет слышала?

Скутер что-то шепчет, показывая на свои часы, а Анджанетт тем временем прикуривает сигарету.

– Вот видишь, меня все время ждет машина. Все время какая-нибудь фотосессия со Стивеном Майзелом. Господи, что нам делать, Виктор? Как нам выжить во всем этом?

Сверкающий черный седан подкатывает к Barneys, и Скутер распахивает дверь.

– До встречи, зайка. – Я вручаю ей французский тюльпан, который почему-то оказался у меня в руке, и начинаю отъезжать от края тротуара.

– Да, Виктор, – кричит она мне вслед, передавая тюльпан Скутеру. – У меня теперь постоянная работа! Я подписала контракт!

– Отлично, зайка! Извини, я спешу. Что за работа, цыпочка?

– Guess?[10]10
  «Угадаешь?» (англ.) (название сетевых магазинов молодежной моды).


[Закрыть]

– Matsuda? Gap? – улыбаюсь я, не обращая внимания на гудящие у меня за спиной лимузины. – Зайка, послушай, может быть, все же встретимся завтра вечером?

– Нет. Guess?

– Зайка, я уже догадался. У меня от тебя крыша едет.

– Guess?, Виктор! – кричит она, когда я снова трогаюсь с места.

– Зайка, ты просто восторг! – кричу я в ответ. – Позвони мне. Оставь сообщение, но только звони в клуб. Привет.

– Guess?, Виктор! – кричит она снова.

– Зайка, ты лицо завтрашнего дня, – говорю я – наушники плеера уже на голове, а я сам – уже на Шестьдесят первой улице. – Ты – восходящая звезда! – кричу я на прощание, махая Анджанетт рукой: – Давай выпьем чего-нибудь в Monkey Bar после показов в воскресенье!

Но я уже говорю сам с собой, мчась по направлению к квартире Элисон. Проезжая мимо газетного киоска возле нового магазина Gap, я замечаю свое фото на обложке последнего номера YouthQuake – выгляжу я просто зашибись, над моим улыбающимся, ничего не выражающим лицом – жирный фиолетовый заголовок «Неотразим в свои 27» – и мне, конечно, следовало бы купить еще экземпляр, но придется подождать до следующего раза – наличных-то у меня нет.

31

С перекрестка Семьдесят второй и Мэдисон-авеню я позвонил швейцару Элисон, который заверил меня, что возле ее квартиры на углу Восьмидесятой и Парк-авеню не наблюдается черного джипа с гориллами, нанятыми Дэмиеном, так что, приехав туда, я спокойно направляюсь к самому подъезду и вкатываю мою «веспу» в вестибюль, где ошивается Хуан – очень славный парнишка где-то лет двадцати четырех, одетый в ливрею. Затаскивая скутер в лифт, я приветствую его, и он выходит из-за своей конторки и направляется ко мне.

– Привет, Виктор, ты уже поговорил с Джоэлом Уилкенфельдом? – спрашивает Хуан, идя за мной следом. – Ну, ты же на прошлой неделе сказал мне, что…

– Хуан, зайка, все просто зашибись, просто зашибись, – говорю я, открывая лифт своим ключом и нажимая на кнопку самого верхнего этажа.

Хуан нажимает на другую кнопку – ту, что удерживает дверь в открытом положении:

– Но, чувак, ты сказал, что он посмотрит и организует мне встречу с…

– Я как раз сейчас это устраиваю, дружище, все просто зашибись, – подчеркиваю я, вновь нажимая на кнопку верхнего этажа. – Ты – следующий Маркус Шенкенберг. Ты – белый Тайсон.

Я убираю его руку с панели управления.

– Эй, чувак, я не белый, я – латиноамериканец, – говорит он, не отпуская кнопки «Дверь».

– Ты следующий латиноамериканский Маркус Шенкенберг. Ты, гм, латиноамериканский Тайсон. – Я снова убираю его руку с панели управления. – Ты будешь звездой, чувак. Семь дней в неделю.

– Я просто не хочу, чтобы ты вдруг взял и передумал…

– Эй, чувак, я умоляю тебя! – улыбаюсь я в ответ и показываю на себя пальцем. – Для этого парня не существует такого глагола – «передумать».

– О’кей, чувак, – говорит Хуан, отпуская кнопку «Дверь» и поднимая оттопыренный и трясущийся от напряжения палец вверх. – Я тебе типа верю.

Лифт взлетает на последний этаж и доставляет меня прямо в пентхаус Элисон. Я оглядываю прихожую и, не обнаружив там следов присутствия собак, тихонько выкатываю скутер и прислоняю его в фойе к стене рядом с софой-кроватью дизайна Vivienne Tam.

Затем тихонько крадусь на цыпочках в сторону кухни, но замираю, услышав хриплое дыхание двух чау-чау, которые внимательно следят за мной с другого конца коридора, рыча так тихо, что поначалу я их не услышал. Я поворачиваюсь в их сторону и выдавливаю из себя бледную улыбку.

Не успеваю я и «блин!» выговорить, как они срываются с места во весь опор, устремляясь к своей добыче – ко мне.

Затем две злобные твари – одна шоколадной масти, другая коричной – начинают подпрыгивать, скалить клыки, цапать меня за колени, вонзать когти в мои икры и яростно тявкать.

– Элисон, Элисон! – кричу я, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя шавок.

Услышав имя хозяйки, они тут же замолкают. Затем оборачиваются – не появилась ли она в конце коридора. Вскоре, не услышав никаких признаков приближения Элисон – все это время мы изображаем из себя стоп-кадр: рыжая псина стоит на задних лапах, упирая передние мне в пах, черная стоит на четырех, вцепившись зубами в мой ботинок Gucci, – они вновь принимаются за меня, рыча и беснуясь в своей обычной манере.

– Элисон! – ору я. – Ради всего святого!

Прикинув расстояние, отделяющее меня от двери кухни, я решаю рвануть туда, но как только поворачиваюсь к шавкам спиной, они, визжа, впиваются мне в лодыжки.

Наконец я все же прорываюсь в кухню и захлопываю за собой дверь, слыша, как псины проносятся скользом по мраморному полу, с глухими ударами врезаются одна за другой в филенку, падают, затем вновь вскакивают и обращают свою ярость на дверь. Чтобы успокоить нервы, открываю бутылочку Snapple, отпиваю половину, закуриваю сигарету и начинаю изучать укусы. Я слышу, как Элисон хлопает в ладоши, а затем заходит в кухню, голая, в одном халате с гастрольного тура Aerosmith, наброшенном на плечи, с мобильным телефоном, зажатым между ухом и плечом, и незажженным косяком в зубах.

– Мистер Чау, Миссис Чау! Тихо! Тихо! Черт бы вас побрал, тихо!

Она загоняет собак в кладовую, достает из кармана халата пригоршню разноцветных крекеров и швыряет их псам, а затем шумно захлопывает дверь кладовой, милосердно избавив мои уши от визга и рычания собак, дерущихся за крекеры.

– О’кей, угу, Малькольм Макларен… Ага, не-а, только не Фредерик Феккай! Да. У всех похмелье, зайка. – Она массирует лицо. – Эндрю Шу и Леонардо Ди Каприо?.. Что?.. Нет, зайчик, это невозможно! – Элисон подмигивает мне. – Ты же сейчас не у столика возле окна в ресторане Mortimer’s. Проснись! О боже… Чао, чао! – Она выключает телефон, аккуратно кладет косяк на кухонный стол и говорит: – Я беседовала одновременно с Доктором Дре, Ясмин Блит и Джаредом Лето.

– Элисон, эти две маленькие какашки пытались убить меня, – заявляю я, в то время как она вспрыгивает на меня и обхватывает ногами вокруг талии.

– Не смей называть Мистера и Миссис Чау какашками, зайка!

Она впивается своими губами в мои, а я, с трудом сохраняя равновесие, начинаю движение в направлении спальни. Очутившись в спальне, Элисон разжимает ноги, падает на колени, срывает с меня джинсы и заглатывает мой член на всю длину с ловкостью, свидетельствующей – увы! – о немалом опыте. При этом она так сильно впивается мне в задницу ногтями, что приходится буквально отрывать ее руки от моих ягодиц. Я в последний раз затягиваюсь сигаретой, которая все еще у меня в руке, оглядываюсь по сторонам в поисках пепельницы, обнаруживаю полупустую бутылочку Snapple, бросаю туда сигарету и слышу шипение.

– Притормози, Элисон, ты слишком торопишься, – бормочу я.

Она вынимает мой член изо рта и, глядя на меня, произносит низким голосом, призванным изображать сексуальность:

– Я специализируюсь в оказании неотложной помощи, зайка.

Внезапно она встает, скидывает халат и ложится спиной на кровать, раскинув в стороны ноги, заставляет меня опуститься на пол, по которому разбросаны в беспорядке номера WWD, так что мое правое колено сминает фото на задней стороне обложки, где Элисон, Дэмиен, Хлоя и я на вечеринке в честь дня рождения Наоми Кэмпбелл сидим в Doppelganger, и вот я уже покусываю маленькую татуировку на внутренней стороне ее мускулистого бедра, и как только мой язык прикасается к ней, она кончает – один, два, три раза подряд. Зная, что этому не будет конца, принимаюсь мастурбировать, пока почти не кончаю сам, но тут думаю: «Да на фиг это все, у меня на это просто нет времени», – так что я, громко постанывая, симулирую оргазм: моя голова, лежащая между ног Элисон, заслоняет ей обзор, и оттого, что моя правая рука движется, можно подумать, будто со мной и вправду что-то происходит. Музыка, звучащая на заднем плане, – нечто из Duran Duran среднего периода. Для свиданий мы уже использовали такие места, как атриум в Remi, комнату 101 в отеле Paramount и музей Купера-Хьюита.

Я взбираюсь на кровать и лежу, изображая одышку.

– Зайка, где ты купила такие способности? На аукционе Sotheby’s? Вот это да!

Я тянусь за сигаретой.

– Погоди. Все, что ли? – Она закуривает косяк, затягиваясь им с такой силой, что половина его сразу же превращается в пепел. – А ты как?

– Полный порядок! – зеваю я. – Пока ты не выволакиваешь на свет божий свою кожаную, гм, упряжь и «Живчика», то бишь самую большую в мире анальную затычку, мне с тобой просто зашибись.

Я встаю с постели, натягиваю трусы Calvin Klein и джинсы и, направившись к окну, поднимаю жалюзи. Внизу на Парк-авеню между Семьдесят девятой и Восьмидесятой стоит черный джип с двумя гориллами Дэмиена, которые читают что-то, издалека похожее на номер журнала Interview с Дрю Бэрримор на обложке. Один из горилл похож на черного Вуди Харрельсона, а другой – на белого Дэймона Уайанса.

Элисон понимает, что я увидел, и говорит из кровати:

– У меня встреча – коктейль с Грантом Хиллом в Mad.61. Они поедут за мной следом – вот тут-то ты можешь и выскользнуть.

Я шлепаюсь на кровать, цапаю Nintendo, нажимаю на кнопку и принимаюсь играть в Super Mario.

– Дэмиен утверждает, что Джулия Робертс придет и Сандра Баллок – тоже, – рассеянно говорит Элисон, – а еще Лора Лейтон, Халли Берри и Далтон Джеймс. – Она берет второй косяк и вручает его мне. – Я видела Эль Макферсон на показе Анны Суи, и она сказала, что будет на банкете.

Затем она принимается листать номер Detour с Робертом Дауни-младшим на обложке, который сидит с широко разведенными в стороны ногами, демонстрируя промежность крупным планом.

– Ах да, и Скотт Вульф тоже.

– Тсс, я играю, – отзываюсь я. – Йоши съел уже четыре золотые монеты и пытается найти пятую. Мне нужно сосредоточиться.

– О боже мой, ты опять этим дерьмом увлекся? – вздыхает Элисон. – Снова помогаешь толстому карлику, который ездит верхом на динозавре и хочет спасти свою подружку от злобной гориллы? Виктор, не пора ли повзрослеть?

– Это не его подружка. Это принцесса Поганка. И это не горилла, – подчеркиваю я. – Это Лемми Купа из преступного клана Купа. И к тому же, зайка, ты, как всегда, упускаешь главное.

– Просвети меня, уж будь любезен.

– Главное в Super Mario – это жизнеподобие.

– Продолжай, – говорит Элисон, рассматривая ногти. – Боже мой, ну чего я тебя слушаю?

– Или ты убиваешь, или тебя.

– А, вот оно что.

– Времени в обрез.

– Кто бы сомневался.

– И в самом конце, зайка, ты… остаешься… совсем один.

– Верно. – Элисон встает. – Ладно, Виктор, я вижу, что тебе удалось ухватить самую сущность наших с тобой отношений.

Она исчезает в стенном шкафу, который больше самой спальни.

– Если бы Worth решил взять у тебя интервью о коллекции кассет к Nintendo, собранной Дэмиеном, то тебе бы и Йоши захотелось убить.

– Боюсь, что все это лежит за пределами твоего жизненного опыта, – бормочу я. – Угадал?

– Где ты ужинаешь сегодня?

– С чего это ты спрашиваешь? А Дэмиен куда подевался?

– В Атлантик-Сити. Поэтому мы можем пообедать вместе. Я уверена, что Хлоя прямо-таки измоталась, pauvre chose[11]11
  Бедняжка (фр.).


[Закрыть], после всех этих дурацких сегодняшних показов.

– Не могу, – отзываюсь я. – Мне нужно пораньше завалиться спать. Я вообще никуда ужинать не пойду. Мне еще, блин, надо проверить рассадку гостей за столами.

– Ах, зайка, но я так хотела пойти сегодня вечером в Nobu, – хныкает она из шкафа. – Я хочу ролл с тэмпурой из мальков креветок!

– Ты сама как ролл с тэмпурой из мальков креветок, зайка! – хныкаю я в ответ.

Телефон звонит, включается автоответчик, на котором вместо сообщения записан кусок из новой песни Portishead, затем раздается писк.

– Привет, Элисон, это Хлоя! – (Закатываю глаза.) – У нас с Шалом и Эмбер какая-то стрелка с Fashion TV в отеле Royalton, после чего я ужинаю с Виктором в Bowery Bar в девять тридцать. Я так устала… весь день показы. Ну ладно, видать, тебя дома нет. Еще перезвоню – да, кстати, у меня есть для тебя проходка на завтрашний показ Тодда. До скорого.

Автоответчик выключается.

В шкафу на некоторое время все смолкает, затем раздается тихий голос, полный нескрываемой ярости:

– Так, значит, тебе еще нужно проверить рассадку гостей за столами? И-по-рань-ше-за-ва-лить-ся-спать?

– Ты не можешь заставить меня жить в твоем пентхаусе, – говорю. – Я возвращаюсь обратно к своему плугу[12]12
  «You can’t plant me in your penthouse / I’m going back to my plough» – строчки из песни Элтона Джона «Yellow Brick Road» с альбома «Goodbye Yellow Brick Road» (1973).


[Закрыть].

– Так ты с ней ужинаешь? – наконец срывается на визг Элисон.

– Солнышко, в первый раз об этом слышу!

Элисон появляется из шкафа с сари от Todd Oldham в руках и ждет моей реакции, демонстрируя мне наряд: довольно навороченная вещичка – черно-коричневая, без бретелек, с узорами в духе индейцев навахо и с флуоресцентными вставками.

– Это Todd Oldham, зайка, – наконец изрекаю я.

– Завтра вечером я буду в нем. – Пауза. – Это оригинал, – шепчет она обольстительно; глаза ее блестят. – Твоя подружка рядом со мной будет выглядеть как полное дерьмо!

Элисон подходит ко мне, выхватывает пульт у меня из рук, включает на видео клип Green Day и танцует перед зеркалом дизайна Vivienne Tam с платьем в руках, любуясь своим отражением, а затем начинает без особого энтузиазма крутиться перед зеркалом. Вид у нее очень счастливый, но при этом весьма напряженный.

Я изучаю свои ногти. В квартире так холодно, что окна покрылись изморозью.

– Это меня знобит или тут и правда так холодно?

Элисон прикладывает к себе платье в последний раз, взвизгивает как ненормальная и кидается обратно в шкаф.

– Что ты говоришь, зайка?

– Ты знаешь, что витамины укрепляют ногти?

– Кто тебе это сказал, зайка?

– Хлоя, – бубню я, обгрызая заусенец.

– Эта бедняжка? Боже мой, какая она дурочка!

– Она только что вернулась с вручения премий MTV. У нее не так давно был нервный приступ, ты же знаешь, так что не суди ее строго.

– Ну что ты, – отвечает из шкафа Элисон. – С героином-то она завязала, я правильно поняла?

– Прояви немного терпения. У нее сейчас крайне нестабильная психика, – говорю я. – И с героином она действительно завязала.

– Ну, ты-то ей вряд ли в этом сильно помогал.

– Не надо, именно я ей больше всех и помог. – Я сел на край кровати, разговор принял намного более волнующий меня оборот. – Если бы не я, Элисон, она могла бы умереть.

– Если бы не ты, тупица, она не стала бы в первую очередь колоться этим гребаным героином.

– Чтобы ты знала, ничем она не кололась, – подчеркиваю я. – Это была чисто нюхательная привычка. – Пауза, я снова изучаю свои ногти. – У нее сейчас крайне нестабильная психика.

– Да. Скорее всего, это означает, что стоит ей найти угорь у себя на лице, как она бросается кончать жизнь самоубийством.

– Эй, любая на ее месте расстроилась бы не меньше. – Я сажусь уже на самый краешек кровати.

– Свободных мест нет. Свободных мест нет. Свободных…

– Я бы хотел тебе напомнить, что и Аксель Роуз, и Принс написали про нее по песне каждый.

– Ага, «Welcome to the Jungle» и «Let’s Go Crazy»[13]13
  «Добро пожаловать в джунгли», «Давайте спятим» (англ.).


[Закрыть]. – Элисон выходит из шкафа, закутанная в черное полотенце, и машет мне рукой, закрывая тему. – Я все это слышала, я все это знаю – она, видите ли, была просто создана для модельного бизнеса.

– Ты, наверное, считаешь, что от твоей ревности у меня встает?

– Да нет, я знаю, что у тебя встает только на моего бойфренда.

– Брось, я никогда не стал бы этим заниматься с Дэмиеном.

– Господи, как всегда ты все понимаешь слишком буквально.

– Ну разумеется! Кто бы спорил, что твой бойфренд – прожженный мошенник. Еще и хвастун к тому же.

– Если бы не мой бойфренд, как ты изволишь выражаться, тебя вообще бы не взяли в этот бизнес, радость моя.

– Бред собачий! – кричу я. – В этом месяце я – лицо с обложки YouthQuake.

– Вот именно. – Элисон внезапно меняет гнев на милость, подходит к кровати, садится рядом со мной и ласково берет меня за руку. – Виктор, ты трижды пробовался в Real World, и трижды тебя не взяли на MTV. – Она участливо молчит. – Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Да, но мне ничего не стоит снять трубку и набрать домашний номер Лорна Майклса[14]14
  Популярный ведущий телевизионных ток-шоу.


[Закрыть].

Элисон вглядывается мне в лицо, по-прежнему держа мою руку в своей, а затем говорит с улыбкой:

– Бедный Виктор, жаль, что ты не видишь, какой ты симпатичный, когда злишься.

– Клевое сочетание, ничего не скажешь, – бормочу я себе под нос.

– Хорошо, что и ты это понимаешь, – говорит она рассеянно.

– А что, лучше бы я был каким-нибудь уродцем, мечтающим наложить на себя руки? – говорю я. – Ради всего святого, Элисон, определись с приоритетами.

– Ты это мне говоришь? – восклицает она с таким удивлением, что даже бросает держаться за мою руку и прикладывает ладонь к своей груди. – Ты это мне говоришь? – Она начинает хихикать как девочка-подросток. – Неужели ты не понимаешь?

Я встаю с кровати, закуриваю и начинаю мерить спальню шагами:

– Черт!

– Виктор, объясни мне, что тебя так беспокоит?

– А тебе это нужно?

– Ну, не так чтобы очень, но нужно.

Она подходит к гардеробу, достает из него кокосовый орех, что я воспринимаю как нечто само собой разумеющееся.

– У меня пропал гребаный диджей. Вот и все. – Я затягиваюсь «Мальборо» с такой силой, что мне приходится сразу же затушить ее. – Никто не может сказать, куда она запропастилась.

– Майка пропала? – переспрашивает Элисон. – Ты уверен, что она не легла лечиться от наркомании?

– Я уже ни в чем не уверен, – бормочу я.

– Это уж точно, зайка, – говорит она тоном, который следует понимать как утешительный, и падает на кровать, ищет что-то, затем внезапно резко меняет тон и вопит: – Ты лжец! Почему ты не сказал мне, что был в Саут-Бич на прошлые выходные?

– Я не был в Саут-Бич на прошлые выходные, и на этом вонючем показе Кельвина Кляйна я тоже не был.

По моим ощущениям, время настало.

– Элисон, нам нужно с тобой кое о чем серьезно поговорить…

– Только вот этого не надо!

Она устанавливает кокос у себя на коленях, кладет руки за голову, потом замечает лежащий на тумбочке косяк и хватает его.

– Знаю, знаю, – произносит она в театральной манере, нараспев. – Существует компрометирующая тебя фотография, на которой ты и одна девушка, – она хлопает ресницами, как героиня мультфильма, – допустим, moi, и тэ дэ и тэ пэ, и если эту фотографию напечатают, то могут испортиться твои отношения с этой идиоткой, с которой ты живешь, но при этом, – добавляет она с карикатурной слезой в голосе, – испортятся и мои отношения с идиотом, с которым живу я. Итак, – хлопает Элисон в ладоши, – ходит слух, что она появится в завтрашнем номере то ли New York Post, то ли New York Tribune, то ли в Evening News. Я работаю над этим вопросом. Мои люди работают. Делу присвоена категория «А». Так что не беспокойся, – она делает глубокий вдох, затем выдох, – я сделала все, чтобы тебе не пришлось загружать этим голову.

Тут она наконец находит под шалью то, что искала, – отвертку.

– Но зачем, Элисон? – стенаю я. – Зачем ты набросилась на меня не где-нибудь, а на премьере фильма?

– Ты тоже на меня набросился, бесстыжий мальчишка!

– Да, но я вовсе не собирался при этом повалить тебя, а затем усесться тебе на лицо.

– Если бы я уселась тебе на лицо, никто бы не знал, что на фотографии именно ты. – Она пожимает плечами, встает и снова берется за кокос. – И тогда нам бы ничего не грозило – тра-ля-ля!

– К сожалению, фотограф чуть-чуть опередил тебя, зайка.

Я следую за ней в ванную, где она пробивает отверткой четыре отверстия в кокосе, а затем наклоняется над умывальником дизайна Vivienne Tam и выливает жидкость себе на голову.

– Я знаю, ты прав. – Она выбрасывает скорлупу в мусорную корзину и втирает кокосовое молоко себе в волосы. – Дэмиен все узнает и отправит тебя работать в какую-нибудь забегаловку.

– А тебе придется самой зарабатывать деньги себе на аборты, я тебя умоляю. – Я поднимаю руку в знак протеста. – Ну почему я тебе должен постоянно напоминать, что нас не должны видеть вдвоем на людях? Если это фото напечатают, нам придется наконец очнуться, дорогая.

– Если это фото напечатают, мы скажем всем, что пали жертвой минутной слабости. – Она откидывает голову назад и заворачивает волосы в полотенце. – Неплохо сказано, а?

– Господи, зайка, ты что, не видишь, что за тобой и твоей квартирой уже следят?

– Я знаю. – Она улыбается зеркалу. – Разве это не прелестно?

– Ну почему я тебе должен постоянно напоминать, что я, по сути, все еще с Хлоей, а ты – с Дэмиеном?

Она отворачивается от зеркала и прислоняется спиной к умывальнику:

– Если ты меня бросишь, зайка, то проблем у тебя будет гораздо больше.

И сказав это, она вновь направляется к стенному шкафу.

– С чего бы это? – спрашиваю я, следуя за ней. – Что ты хочешь этим сказать, Элисон?

– О, ходят упорные слухи, что ты посматриваешь на сторону. – Она делает паузу, изучая пару туфель. – А нам обоим прекрасно известно: стоит Дэмиену узнать о том, что ты даже просто подумываешь открыть собственную жалкую забегаловку с претензией на клуб, в то время как Дэмиен платит тебе за то, чтобы ты занимался его собственной жалкой забегаловкой с претензией на клуб, то слово «пиздец» будет, пожалуй, самым мягким описанием того, что тебя ждет.

Элисон швыряет туфли обратно и закрывает шкаф.

– Да не собираюсь я ничего такого, – настаиваю я, спеша за ней следом. – Богом клянусь! Кто тебе только такую ерунду сказал?

– Ты отрицаешь это?

– Н-нет. То есть, конечно, отрицаю! То есть… – Я осекаюсь.

– Да ладно, чушь все это. – Элисон отшвыривает в сторону халат и надевает колготки. – Завтра в три?

– Завтра я в ужасной запарке, зайка, я тебя умоляю, – заикаюсь я. – И все же кто тебе сказал, что я посматриваю на сторону?