Текст книги "Никто не знает тебя"

13. Гретхен. Наши дни…

Виола Кент ни капли не походила на монстра.

Иного Гретхен и не ожидала. Это эмпаты полагали, что зло распознаётся с первого взгляда, но Гретхен знала: дьявол кроется в деталях.

– Обычный ребенок, – скрипуче проворчал Шонесси, как будто всю ночь договаривался об этой встрече и надсадил связки.

Гретхен, даже не поблагодарившая его за старания, недовольно поморщилась – прежний голос детектива нравился ей гораздо больше – и протянула леденец от кашля. Шонесси безропотно его принял.

– Обычный ребенок, нанесший матери тринадцать ножевых ранений, – безжалостно напомнила ему Гретхен.

Ее вовсе не задело, что Шонесси на миг усомнился в виновности Виолы – милость, которую он не оказал самой Гретхен. Подумаешь. Ей-то что, верно?

Шонесси закинул в рот леденец и скривился, словно угадав ее мысли. Словно подавляя ехидную ухмылку. Гретхен яростно сверкнула глазами, но втуне – Шонесси, не отрываясь, смотрел на Виолу сквозь полупрозрачное зеркало Гезелла.

– Ты зря потеряешь время, – буркнул он.

– Мое время, хочу и теряю, – огрызнулась Гретхен. Подумала мгновение и, вспомнив, что доброе слово и кошке приятно, произнесла: – Спасибо, что не отказал в моей просьбе.

Шонесси потрясенно оглянулся:

– Я что, умер?

В глазах Гретхен полыхнула ненависть.

– Доктор, умоляю, не мучьте меня, скажите правду, – взмолился Шонесси и, не в силах сохранить невозмутимость, расхохотался, упиваясь собственным остроумием. – С чего вдруг ты так подобрела?

– Напомни-ка, сколько дел я за тебя раскрыла? – осадила его Гретхен.

– Столько, сколько тебе оплатили, – отбрил ее по устоявшейся традиции Шонесси. – Лучше напомни-ка, сколько раз ты сказала мне «спасибо»?

«Хватило бы пальцев одной руки сосчитать», – подумала Гретхен и благоразумно промолчала.

– Наступит день, и ты признаешься, что без ума от меня, – предсказала она и стремительно выбежала из комнаты, не дожидаясь колких возражений Шонесси (что одному смех, другому слезы).

Секунду спустя она переступила порог комнаты для допросов и выкинула Шонесси из головы.

Ничего особенного Виола Кент собою не представляла.

Прыщавый подбородок, спутанная челка, тонкие светло-пепельные волосы, круглое и одновременно худощавое личико, широкие плечи и осиная талия. Свет флуоресцентных ламп уродовал ее, и все же не верилось, что при естественном освещении она выглядела бы намного лучше. Поразительными в ней были только глаза, скорее серебристые, чем бледно-голубые. Но и это удивительное очарование быстро меркло.

Одним словом, тринадцатилетняя Виола ничем не отличалась от своих сверстниц.

И Гретхен несказанно этому радовалась, так как на фоне девочки выглядела настоящей женщиной-вамп.

И благодаря идеально уложенному светлому каре, пусть и не походившему на модные в этом сезоне у знаменитостей ниспадающие локоны, зато прекрасно гармонировавшему с современными веяниями Бостона. И благодаря безукоризненно гладкой и чистой коже молочно-кремового оттенка. И благодаря стильному, но не крикливому костюму, облегавшему ее невысокую, но ладную фигурку с роскошными формами. Женщины завидовали ей, мужчины грезили о ней, тринадцатилетние девчонки мечтали стать ею.

Гретхен чувствовала, что сразила Виолу наповал, хотя девчонка не призналась бы в этом даже под пытками. Похвалив себя за верно выбранный светло-серый наряд и туфли на каблуках – одежду, придававшую уверенность, – Гретхен легко скользнула на стоявший напротив Виолы стул и, не удосужившись представиться, резко спросила:

– Как нож вошел в тело?

Виола удивленно заморгала. Затрепетала ресницами – раз, другой, третий – и успокоилась.

– Как в масло, – раздался ее высокий и безмятежный голос.

Девчонка. Просто девчонка.

– Без помех? – уточнила Гретхен, словно мясник-профессионал.

Давая выход темному началу, Гретхен не обагряла руки кровью, но полосовала души жертв отточенным ножом интеллекта. Упивалась умственным садизмом, как Виола упивалась кровью.

– Ребро задел, – бодро отрапортовала Виола, в мгновение ока овладев ситуацией и поняв, что Гретхен на мякине не проведешь: она не тупой детектив и не социальный работник. – Ну да не страшно. Нож был острый.

Когда убили тетю и началось расследование, Гретхен отвели к психиатру. Тот прогундосил, что, по его мнению, Гретхен выбрала нож, ибо нож есть орудие интимное и сокровенное и с его помощью она хотела приобщиться к тайне тетиной души, покидающей тело.

Разумеется, психиатр был шарлатаном, даже восьмилетняя Гретхен сразу его раскусила. Однако она до сих пор не забыла, как изменился в лице Шонесси, услышав эту бредовую теорию. Нынешняя Гретхен не оставила бы ни от Шонесси, ни от шарлатана и камня на камне. Тогдашняя же Гретхен до смерти перепугалась, что ее бросят в тюрьму.

Она не поинтересовалась, почему Виола предпочла нож. Вероятнее всего, это было самое доступное для нее оружие. Иногда нож просто нож.

– Зачем ты его спрятала? – подалась вперед Гретхен. Этот вопрос мучил ее ужасно.

Виола приоткрыла и закрыла ротик, зашныряла глазами по комнате, ткнулась взглядом в правое плечо Гретхен и затем посмотрела ей в лицо. «Собирается попотчевать меня ложью», – сообразила та.

– Хотела проверить, действительно ли они такие остолопы, что их можно одурачить.

Гретхен представила вытянувшуюся от возмущения физиономию Шонесси и еле сдержалась, чтобы не усмехнуться. Неплохо. И почти правдоподобно.

– Кто «они»?

– Полицейские… – Глаза Виолы внимательно прощупали Гретхен. – Ты…

– Ты знаешь, кто я?

Конечно, славой суперзвезды она похвастаться не могла, однако в Бостоне ее знала каждая собака. И если у подзащитной Лены имелся доступ в интернет, вполне возможно, что она раскопала, кто такая Гретхен.

– Не-а…

Дрогнула рука. Ложь!

– Ты искала информацию обо мне.

– Еще чего! – по-детски вспыхнула Виола, сглотнула и, противореча самой себе, выпалила: – У нас тут, между прочим, интернет есть… Они считают тебя особенной.

Как это по-ребячьи: вначале все отрицать, а через мгновение сознаться, чтобы выплеснуть затаенную в сердце горькую обиду. Что-то шевельнулось в душе Гретхен, что-то похожее на сочувствие.

– А теперь они считают особенной тебя.

Похвала благотворно подействовала на Виолу: она расцвела, как цветок под ласковыми лучами солнца. «Самовлюбленная девица», – рассеянно отметила Гретхен и добавила:

– Ты же убила собственную мать.

Виола, сияя от счастья, перегнулась через стол и с жаром воскликнула:

– Обо мне заговорят!

Разумеется, заговорят, кто бы сомневался. Гретхен задумчиво кивнула.

– И о тебе, и о том, как ты издевалась над братьями.

И вновь – трепетание ресниц над бледно-мраморной кожей. Виола держалась превосходно, и только неконтролируемое моргание порой выдавало ее истинные чувства.

– Они слабаки, – фыркнула Виола, не скрывая презрения. – Легкая добыча.

– Они были дома в ту ночь? Когда ты заколола до смерти мать?

– Заперты, – глухо проворчала Виола.

– Чего? – вырвалось у Гретхен ненавистное слово.

– Ягнятки находились в целости и сохранности в своей комнатке, – прошипела Виола, обильно насыщая ядом каждый произносимый звук.

Рот ее открывался и закрывался. Глаза косили в сторону. Благодатная почва для исследователя. Психопаты не испытывают привязанности к людям, однако реагируют и на людей, и на происходящее вокруг них.

– Их держали в комнате из-за тебя? – надавила на девочку Гретхен.

Синяки. Потухшие глаза. Насмотревшись фотографий под кричащими заголовками, Гретхен могла нарисовать малышей с закрытыми глазами.

– Запертыми на ключ, – напомнила Виола.

– Их запирали в комнате из-за тебя? – исправилась Гретхен.

– А ты как думаешь? – развеселилась Виола.

– Их бы ты тоже убила?

Гретхен постаралась, чтобы ее голос звучал апатично и равнодушно. Это было несложно. Нет, она не желала смерти мальчикам, просто ее совершенно не беспокоило, останутся ли они живы.

Виола облизала губы:

– Себастиана я бы выпотрошила медленно… медленно…

– Старшего? – невольно поразилась Гретхен. – Почему Себастиана, а не Майло?

– …как шавку мистера Питерсона, – монотонно протянула Виола, игнорируя вопрос. Глаза ее остекленели и вдруг снова зажглись, опалив Гретхен. – Думаешь, Себастиан скулил бы так же?

Гретхен не вздрогнула.

– А твоя мама?

Виола скривилась, и напряжение, повисшее в комнате, разбилось вдребезги.

– Мама никогда не стала бы молить о пощаде.

– А ты ее просила?

– Я убила ее во сне, – склонила голову на бок Виола.

Верно. Гретхен знала об этом, но отчего-то это знание упрямо не укладывалось в общую картину.

– Почему ты ее не разбудила? Я бы на твоем месте вначале насладилась ее воплями.

Растеряв на мгновение всю свою сдержанность, Виола задохнулась от изумления, что, конечно же, не ускользнуло от взгляда Гретхен, и досадливо буркнула:

– Я вспылила.

И куда только девался ее недавний апломб! Девчонка. Просто девчонка.

– Действовала не подумав.

Гретхен откинулась на спинку стула, всем видом демонстрируя пренебрежение и недовольство.

– И она не проснулась?

– Вероятно, она умерла мгновенно, – дернула плечами Виола. – Но мне было пофиг. Я колола ее и колола.

– Куда пришелся первый удар?

– Полагаешь, я вру? – сощурилась Виола.

– Нисколечко в этом не сомневаюсь. Все это ложь – от первого до последнего слова.

– Нет! – взвизгнула Виола. – По-твоему, я не убивала мамулю?

Воцарилась тишина. И только мозги напряженно скрипели в маленькой головке умненькой девочки.

– Ты здесь, чтобы спасти меня, так, что ли? – Виола восторженно перегнулась через стол. – Прошу тебя, милая леди, скажи мне, что я вовсе не абсолютное зло!

– Я тебе не милая леди, и ты это знаешь.

Виола плюхнулась на стул.

– Зато ты в состоянии узреть зло. Тебе достаточно лишь поглядеть в зеркало, да?

Гретхен хмыкнула:

– Если ты полагаешь, что моя система верований зиждется на противопоставлении добра и зла, ты глупее, чем я думала. И ты не ответила на мой вопрос.

– Он пришелся в ее ледяное и черное сердце, – с наигранной яростью выплюнула Виола. – Именно в него я и нацелила острие ножа.

– Поэтичненько, – усмехнулась Гретхен.

Вранье чистой воды. Но Гретхен не стала заострять на этом внимание. Виола наверняка выкрутится: заявит, что Гретхен вынудила ее солгать, чтобы добиться нужной реакции.

– И что же для тебя послужило последней каплей?

– Можно подумать, я в ней нуждалась, – фыркнула Виола.

– Не нуждалась, – согласилась Гретхен. – Значит, насколько я понимаю, ты решила не мучить маму и не стала ее будить, так?

Виола с шумом втянула воздух, но не пошевелилась:

– Так, и что?

– А то… – медленно произнесла Гретхен, четко выговаривая слова. – Получается, тебя довели до белого каления и ты действовала не раздумывая, верно?

– Ты первая, кто спросил меня об этом, – оживилась Виола. – Даже тетя адвокат таким вопросом не задавалась.

Гретхен никак не откликнулась на упоминание Лены.

– Почему же ты не отвечаешь?

Гретхен с удовольствием делилась обидами на людей с каждым встречным, с упоением смакуя пережитые ею невзгоды. Но сейчас перед ней сидела Виола и вместо того, чтобы изливать злобу на мать, просто тянула время. «Должно быть, она не сочинила достоверной лжи!» – озарило Гретхен.

– Разве ты не хочешь рассказать людям, чем насолила тебе мама?

Губы Виолы дрогнули, скрывая улыбку.

– Твоя взяла. Хорошо. – Виола запрокинула голову и выпалила: – Она не разрешила мне завести кролика.

– А с какой стати ей разрешать тебе заводить кролика? – спросила Гретхен и осеклась.

Тупейший вопрос. На психопатов разумные доводы не действуют.

– С такой, что моей подруге подарили кролика на день рождения. И я захотела такого же.

– А твоя мама сказала нет? – уточнила Гретхен, понимая, что не стоит углубляться в эту тему. И она, и Виола, и все, стоявшие по ту сторону полупрозрачного зеркала, знали, для чего Виоле понадобился кролик. – И поэтому ты ее зарезала?

– Ага.

Гретхен жадно вглядывалась в девочку, стараясь подметить малейшие судороги, искажавшие ее лицо, распознать невербальные знаки, проскальзывавшие в ее манере вольготно разваливаться, ерзать или застывать на стуле. Всю жизнь Гретхен изучала язык тела, словно зоолог повадки воющих на луну волков или резвящихся львов. В отличие от других людей, схватывающих подобные знания на лету, ей пришлось немало потрудиться, но в конце концов она достигла вершин мастерства.

Виола была хитрой и изворотливой бестией, но, по счастью, их разговор записывался, и позднее Гретхен могла пересмотреть его и восстановить пропущенные детали.

– Как обнаружили собаку мистера Питерсона? – спросила она, когда тишина в комнате стала невыносимой.

Виола очнулась. Быстро-быстро затрепетали ресницы.

– Подвал затопило.

Гретхен сочувственно зацокала языком.

– Не повезло. Ну а птицу?

Все слышали про птицу.

– В кирпичный забор на заднем дворе впилилась чья-то машина, – тягуче ответила Виола, с любопытством поглядывая на Гретхен – ну и что дальше? – Кладка расшаталась, и кирпичи выпали. А за ними, в нише, была замурована птица.

– И если бы не два случайных происшествия, никто о собаке и птице ничего не узнал бы, – подытожила Гретхен.

Виола забегала глазами – вверх и в сторону, – затем уставилась на Гретхен, словно кичась своим превосходством, и насмешливо приоткрыла рот. Однако, когда Гретхен заговорила, от чванства Виолы не осталось и следа.

– И после этого ты спрятала нож в ящике для носков.

На лице Гретхен расплылась торжествующая улыбка.

– Соображаешь, как они нарекут тебя, когда ты, повзрослев, превратишься в серийного убийцу? В того самого убийцу, который, насколько я могу судить, из тебя так и прет?

– Чудовищем? – вяло предположила Виола, растеряв и сарказм, и шаловливый задор.

– Хладнокровным чудовищем, – поправила ее Гретхен и вскочила со стула.

Как ни наслаждалась она разговором с Виолой, лучше завершить его прежде, чем девчонка одержит верх.

– Это я убила ее! – заверещала Виола, моментально разгадав красноречивый намек Гретхен.

Если бы Виола и вправду убила мать, свидетельств ее преступления искали бы до морковкиного заговенья. Гретхен оперлась ладонями о столешницу, нагнулась к Виоле и, чуть ли не касаясь губами ее уха, прошептала:

– Нет, не ты. Но я об этом никому не скажу.

14. Рид. За четыре месяца до гибели Клэр…

Клэр не баловала его походами на бейсбол лет сто. А ведь долго, упоительно долго, даже после того, как порхающие бабочки и радуги влюбленности сменились серыми буднями, бейсбол оставался их спасением и отдушиной.

И когда они перестали посещать игры – Рид уже и не помнил, когда именно, – в его сердце поселилось чувство горькой утраты.

Поэтому билеты, небрежно брошенные Клэр на столик возле кофейника, вызвали в нем не только радость и удивление, но и легкую щемящую грусть, навеянную воспоминаниями о лучших временах.

В день игры Клэр отложила все послеполуденные рабочие дела, а Рид попросил няню забрать Себастиана и Майло из школы и отвезти их на факультативные занятия. Все просто.

Даже с погодой им подфартило: в небе, словно одобряя их совместное времяпрепровождение, ярко сияло солнце.

В очереди за хот-догами и пивом он потерся костяшками пальцев о ладонь Клэр, и она, улыбнувшись, признательно склонила голову. Рид готов был зайти дальше и взять жену за руку, но побоялся испортить ее на редкость веселое настроение.

По молчаливому согласию они целый день не упоминали о детях. В четвертом иннинге, после особо удачного хоум-рана, Клэр завизжала, как восемнадцатилетняя девчонка. Они вскочили. Клэр, ухмыляясь от уха до уха, обернулась, и он, не удержавшись, привлек ее к себе. Вдохнул аромат хмеля, горчицы и тела Клэр и потерял голову. Его охватило желание. Не низкая похоть, но возвышенная страсть, некогда внушившая ему, что любовь – это все. Все, что ему надо.

Они уселись на скамью, Клэр потянулась и сжала его потную ладонь, хотя он знал, как она ненавидит влажные руки.

Они молча смотрели игру вплоть до седьмого иннинга. Рид так увлекся, что чуть не пропустил мимо ушей вопрос Клэр, когда она обронила, словно невзначай:

– Смотрю, ты в последнее время сильно занят…

Рид, выхлебавший три пинты крафтового пива, находился в приподнятом расположении духа. Язык его чуть-чуть заплетался, мозг застилал приятный туман. Клэр же, осилив бокал пива, переключилась на воду. Не спуская глаз с отбивающего бэттера, Рид сонно замурлыкал себе под нос. Два аута, раннеры на первой, второй и третьей базах, стадион, гудящий от предвкушения…

– Может, мне стоит насторожиться?

Клэр игриво толкнула его под ребро. «Да шучу я, шучу», – как бы намекала она, но кого она пыталась обмануть!

Забыв про игроков на поле, Рид оглянулся и пронзительно посмотрел на жену. На бейсбольную кепку с удивительно прямым козырьком, скрывавшим гладкие белокурые волосы и лицо. Клэр словно в воду глядела, нацепив ее. Словно в воду глядела… Ах, он простодушный болван! Шоры спали. Он понял, что Клэр разыграла спектакль с бейсболом как по нотам. Срежиссировала все от и до: и стеснительную неловкость, и робкий, зовущий к поцелую взгляд, и движения розового язычка, по-кошачьи слизывавшего мороженое с уголка губ, – лишь бы охмурить его. Лишь бы обезоружить.

Клэр терпеть не могла мороженого. Почему это улетучилось из его памяти?

Почему он вновь угодил в расставленную ловушку, как и тогда, двадцать лет назад, когда свалял дурака и безрассудно ответил «да» на один-единственный вопрос? Молодость. Глупость.

Пока он молчал, собираясь с мыслями, пока мозг тяжело ворочался, сбрасывая благодушное оцепенение, Клэр, откинув голову, не мигая, разглядывала его.

– Мне кажется, на приеме у Уэдерстонов я заметила Лену Букер.

Рид подавил готовый вырваться полузадушенный хрип. Само по себе утверждение, казалось, не таило никакой угрозы, но Рид знал Клэр как облупленную. То, что она пронюхала про них с Леной, не сулило ему ничего хорошего.

Как долго она в курсе их отношений? Два месяца, с тех самых пор, как все началось? С того самого дня, когда Лена отловила его в «Старбаксе» и они перекинулись парой фраз, ни разу не упомянув про Тесс? Или вести о Лене донеслись до нее недавно?

А он-то надеялся, что все останется в тайне. Наивный. Если Клэр избегает его, это вовсе не значит, что она не отслеживает каждый его шаг.

– Неужели? – пролепетал Рид.

Не самая удачная идея – прикинуться забывчивым идиотом, но ничего более изобретательного ему на ум не пришло.

– Я слышала, она стала большой шишкой.

Клэр вытерла руки салфеткой.

– Д-да, похоже… Вроде бы адвокатом? – промямлил Рид.

Промямлил! Он ненавидел себя за это. Ненавидел и безостановочно мямлил. Они с Клэр знали весь цвет бостонского общества, знали, как кого зовут и кто чем занимается. Притворяться неотесанным тупицей, который впервые слышит о достижениях Лены, не имело никакого смысла. Они столько лет были с Леной не разлей вода.

– Мы случайно встретились в кафе.

Правда страшна, но ложь страшнее. Эту аксиому он вызубрил на зубок. И все же утаил от Клэр, что, по его мнению, Лена подстроила их первую встречу.

– Серьезно? – ничуть не удивившись, спросила Клэр. – И как Лена сейчас поживает?

– Вся в делах, вся в заботах. – Рид отвернулся и сосредоточился на игре. Что угодно, лишь бы уйти из-под прицела пытливых глаз Клэр. – Мы толком и не поговорили.

– Ну надо же.

Тишина хищной птицей опустилась ему на плечи, скользнула крыльями по беззащитной коже и выпустила когти, ожидая команды «ату».

– Недавно вас с Леной видели у дома Фионы Мерфи…

Рида бросило в жар. После их первой встречи Лена предложила ему поучаствовать в расследовании: видимо, хотела усыпить его подозрения и поймать на лжи, когда он потеряет бдительность.

По той же причине она заманила его в гости к Фионе, тете Тесс.

Тогда он еще не понимал, что Лена играет с ним.

– Лена сказала, что собирается заскочить проведать ее… – запинаясь, пробормотал он.

– Прям-таки на первой вашей случайной встрече? – съязвила Клэр.

Рид не поддался на провокацию и миролюбиво ответил:

– Ну да. Я не видел Фиону невесть сколько, лет двадцать, наверное. Ты ее помнишь? Тетю Тесс Мерфи?

– Смутно. – Клэр изящно повела плечами. – И о чем вы с ней болтали? О старых добрых временах?

Рид ничего не ответил, и Клэр сразу сменила тон. Повела рукой, словно отметая только что заданный вопрос, и рассмеялась.

– Прости. Можно подумать, я тебя в чем-то укоряю. Не сердись. Я больше не буду портить этот чудесный день.

Рид вздохнул, и Клэр взяла его за руку. Их пальцы сплелись, тела охватила сладостная, позабытая нега, но сердца остались холодны и разбиты.

– Прости, что сразу тебе не рассказал, – заученно повинился он. Как и Клэр, он знал свои реплики наизусть. – Но, клянусь, я не придал нашей встрече никакого значения.

Клэр заледенела, и Рид прикусил язык, запоздало припомнив, что жена на дух не переносит подобных клятв, свято уверенная, что действительно честному человеку нет нужды клясться в своей невиновности. Однако через секунду Клэр оттаяла, успокоилась и вместо того, чтобы вновь начать компостировать ему мозг, ликующим криком приветствовала точный удар по мячу.

Но Рид потерял к игре всякий интерес. Галопом проносившиеся в голове мысли не давали ему возможности сосредоточиться и разобраться, кто выигрывает.

– Надо бы пригласить Лену на ужин, – как бы между прочим обмолвилась Клэр.

– Непременно, – ровным голосом согласился Рид, стараясь ничем не выдать охватившей его паники.

Клэр знает! Знает, что Лена роется в прошлом Тесс Мерфи и раскапывает тайны, которым для общего блага необходимо оставаться погребенными и дальше. Клэр знает! И последствия могут оказаться катастрофическими.

По отработанной годами привычке он улыбался, смеялся над плоскими шутками комментаторов, доносившимися из репродуктора, и, слегка подталкивая Клэр локтем, протягивал ей салфетки, чтобы она вытерла растекшееся по подбородку мороженое.

Внезапно рот его заполнился слюной, горло перехватило от недостатка воздуха, и цифры на табло расплылись, как в тумане. Он подумал, что вот-вот грохнется в обморок, но тут…

Но тут в потаенном и мрачном уголке его сознания проклюнулись ростки дьявольски подлой интриги и потянули к его душе мерзкие, склизкие щупальца некой…

…идеи. Замысла. Способа решить все проблемы.

Что, если главная опасность исходила вовсе не от Лены с ее вопросами, молчаливым укором в глазах и заочно вынесенным ему обвинением? Что, если Лена гадала на кофейной гуще?

Ростки пустили корни глубже и расцвели кроваво-красными цветами складывавшегося в уме плана.

Возможно, ему стоило задуматься, откуда взялись эти ростки и не породила ли их мысль о Виоле, о том, как бы его дочь поступила в сложившейся ситуации.

Но ведь он не уставал повторять, что Виола его дочь. Его.

Плоть от плоти.