Текст книги "Потому что это был ты"

Ришара душили слезы, но он знал, что плакать нельзя – только не здесь, ради Камиллы, ради Ванессы. Да он и в любом случае не позволил бы себе так «распуститься». Все нахлынувшие эмоции оставались при нем, ничто не выходило наружу. Сорок пять лет он не позволял себе ни малейшей слабости, – да, именно так называли в семье Мабреков эмоции – слабостью.

Как же ему хотелось обнять жену! Наверное, если бы она поощрила его хоть взглядом, он поддался бы своему порыву, бросившись в эту доселе незнакомую ему бездну – бездну сочувствия, сострадания, ласковых слов, которые так облегчают жизнь, когда судьба посылает людям испытания, причиняет боль, слишком жгучую боль. Да, сейчас он наверняка позволил бы себе расслабиться, но Камилла не думала о нем, все ее мысли были устремлены к Ванессе. Ее утешало присутствие мужа, но если прежде она постоянно – и тщетно – ждала от него ласки, то теперь ей все это стало безразлично.

Ванесса, только Ванесса – вот что занимало ее мысли.

– Тебя к ней пустили?

– Нет, только завтра. Она сейчас в реанимации, там за ней наблюдают.

– У нее что-то с ногой, да? Врач сказал, что травма довольно серьезная.

Ришар, незаметно для себя, начал ласково поглаживать плечо жены.

– Все будет хорошо, ей просто нужно время, чтобы оправиться. Ну а ты-то как себя чувствуешь? Они ведь тебя всесторонне обследовали и сказали, что все нормально, – ободрил он Камиллу.

– Пустота… у меня внутри пустота, – с горечью ответила она.

– Это просто реакция на случившееся. Ты же перенесла такой страшный шок. Даже в кому впадала.

И Ришар начал подробно рассказывать жене обо всех процедурах, которым ее подвергли. Но Камилла прервала его:

– Ришар, я видела, как из меня уходит жизнь.

От неожиданности он выпустил ее руку.

– Как это – уходит жизнь?

И вдруг Камиллу словно прорвало, она бурно, сбивчиво заговорила:

– Вспышки света… праздник… мой отец… маленькая девочка – это была я сама…

– Камилла, успокойся!

Но она его не слышала, она продолжала:

– И потом я снова и снова погружалась туда… другие вспышки, другие образы…

Раздался стук в дверь, в бокс заглянула сестра.

– Месье, я думаю, вам лучше уйти, вашей жене нужен покой. Что касается вашей дочери, то у нее все хорошо, боли не сильные.

– Слава богу, спасибо вам!

– Ришар, а как там Люк? Вот видишь, эта пустота… я даже о нем забыла!

– Не волнуйся, он дома, с ним сидит Буссара. Да и я скоро туда поеду. А завтра, с утра пораньше, снова приду к тебе.

– Поцелуй его за меня.

– Конечно, обязательно. А еще завтра обещала приехать Калинья. И Матильда с Юбером тоже. Они сказали, что будут здесь в первой половине дня.

Камилла только кивнула в знак одобрения. На большее у нее не хватило сил. Ришар поцеловал ее, но она не отреагировала, снова погрузившись в свои мысли.

– Ну, до завтра, а теперь отдыхай, – сказал он, выходя из бокса.

Бросив на Камиллу последний взгляд сквозь стеклянную перегородку, он увидел, как она пошевелила губами, что-то беззвучно говоря. И ему показалось, что она повторила: «До завтра, поцелуй за меня Люка». Наконец Ришар скрылся в коридоре. А Камилла, оставшись одна, еще несколько раз прошептала: «Я чуть не убила свою дочь, потому что думала только о нем!»

Это несчастье вовсе не было случайностью. Даже если Камилла оказалась в неудачный момент в неудачном месте, ее неотступно преследовали слова Стивена, его ультиматум не давал ей покоя. Как и было обещано, в семнадцать часов она забрала Камиллу из лицея. И если в начале их поездки болтовня дочери отвлекла ее от собственных проблем, то минут через тридцать девушка надела наушники, чтобы послушать любимые хиты.

И Камилла осталась наедине со своими душевными метаниями, терзавшими ее с той минуты, как она ушла от Стивена.

Она вела машину, лихорадочно подыскивая ответы на неумолимые вопросы, лихорадочно обдумывая решение. В какой-то момент она отвлеклась от дороги, забыла, где она, что делает. Внезапно у нее закружилась голова, помутилось в глазах. Машину занесло, но Камилла этого не осознала. И вдруг удар!..

Глава 5. Можно сколько угодно…

Можно сколько угодно возводить прекраснейший из замков, украшать его залы драгоценными камнями, начищать бронзовые канделябры до золотого блеска…

Можно сколько угодно освещать его башни сотнями сверкающих огней…

Но ничто не заменит лунное сияние в твоих объятиях. Ничто не заглушит аромат твоих волос, когда ты склоняешь голову на мое плечо.

Ничто и никогда не сравнится с нежностью твоего молчания, с моей тоской – когда ты уходишь, с моей надеждой на твое возвращение…

– Где ты витаешь? – спросил Эрван, отхлебывая мелкими глотками пиво из поллитрового бокала.

Они сидели на террасе кафе у набережной Сены, и Стивен непрерывно набирал какой-то номер на своем смартфоне. Он не отвечал другу, и тот уже слегка занервничал:

– Ты что, издеваешься надо мной? Мы сидим здесь уже битый час, дуем пиво и играем в молчанку. За это время ты ни разу рта не раскрыл! Думаешь, мне больше делать нечего, как сидеть тут и пялиться на тебя? Меня работа ждет, не забывай!

Стивен насмешливо бросил:

– Ах, работа? Твои комиксы, которые ты скупаешь за гроши на распродажах и перепродаешь за бешеные деньги туристам, – ты это называешь работой? Я бы назвал это жульничеством.

Эрвану жутко хотелось выплеснуть пиво из бокала в лицо приятелю, но он предпочел ответить в том же шутливом тоне. Стивен выглядел таким угнетенным, что не хотелось оставлять его в одиночестве тянуть пиво, бокал за бокалом, рядом с набережной с ее вереницей зеленых киосков букинистов. Если клиенты Стивена увидят его в таком состоянии, вряд ли они это одобрят.

– Хочу тебе все же напомнить, что это ты меня сюда вызвал! – буркнул Эрван. – Вызвал и заставил на полдня закрыть лавочку, а мне зарабатывать надо. Тебе не терпелось мне «кое-что» рассказать, – ну так давай, выкладывай, я тебя слушаю!

Стивен положил смартфон на столик из кованого железа и лаконично сформулировал причину своих душевных мук:

– По-моему, я совершил мерзость.

– Какую еще мерзость? Что ты имеешь в виду? – всполошился Эрван.

Стивен помолчал, вертя в руках бокал. Потом, решившись, продолжал:

– Я хотел… прояснить… ну да, именно прояснить одну ситуацию, но, кажется, вместо этого… все испортил!

– А ты не мог бы выражаться чуть яснее, я ни черта не понимаю. Все равно что плыву наугад в мутной воде. О чем ты?

– Я точно ее потерял! – признался Стивен, резко выпрямившись и глядя куда-то в пространство.

Эрван помрачнел: он наконец понял.

– Нет, не может быть… только не говори мне, что ты имеешь в виду «Правосудие»!

– Именно так.

– Ай-яй-яй!

Несколько месяцев назад, в этом же кафе, Эрван увидел на телеэкране Камиллу: в то время по каналу BFM[14]14
  Финансово-экономическая программа радио и телевидения (от англ. Biz FM – Business/Frequence/Modulation).


[Закрыть] постоянно передавали результаты процесса над одним политическим деятелем, который, благодаря талантливой защите некой парижской адвокатессы, вышел сухим из воды в деле о взятках. Тогда-то Стивен и рассказал ему, что знает ее еще с лицейских времен. Эрван сразу заподозрил, что их связывает не просто знакомство. В последующие месяцы он окончательно убедился в этом и присвоил Камилле прозвище – «Правосудие».

Эрван считал роман своего друга чересчур бурным и страстным. По его мнению, слишком затянувшиеся любовные связи приводили только к страданиям или взаимному отвращению, и эта детская любовь, выдержавшая почти тридцатилетнюю разлуку, всего лишь исключение, да и то весьма сомнительное.

Несколько недель назад Стивен уже поделился с Эрваном своими страданиями, но в общих чертах, не вдаваясь в подробности. А сегодня, видимо, решил рассказать все как есть. Эрван поспешил разрядить атмосферу, на его взгляд слишком тягостную.

– Вот видишь, по этой причине я и выбрал мужчин – с ними, по крайней мере, всегда все ясно. А от женщин, ей-богу, одни несчастья! – заявил он, сопровождая свои слова жеманной гримаской.

– Слушай, я уважаю твои предпочтения, но только, пожалуйста, кончай кривляться, тебе это совсем не идет! И, кроме того…

– Что «кроме того»?

– Кроме того, совершенно не важно, о ком речь – о женщинах или о мужчинах. Ты сам не хочешь отношений с ними, вот и все.

Эрван рассердился:

– При чем тут я, мы ведь о тебе говорим. Вот ты – ты почему влез в это дело?

– Влез или не влез, но теперь все кончено, – уныло признался Стивен.

– Она тебя отшила?

– Нет.

– Тогда в чем проблема?

– Я потребовал, чтобы она наконец сделала выбор. И дал ей три недели на размышление и на ответ.

– Н-да, ну и дела! – протянул Эрван.

Стивен горестно поморщился.

– И вот теперь даже не знаю, на каком я свете.

– Прекрасно ты все знаешь! С тех пор как ты завязал близкие отношения с «Правосудием», тебя прямо не узнать.

– Что это значит? И потом, перестань называть ее «Правосудием», мне это неприятно. У нее имя есть!

– ОК! Выразимся иначе: Камилла вскружила тебе голову. И вся проблема в том, что ты не желаешь вернуть ее на место, а это на тебя совсем не похоже. Сколько времени мы с тобой знакомы?

– Слишком много, – пошутил Стивен. – С тех пор как я купил «Слова и словесность», – значит, уже несколько лет.

– Так вот поверь мне, Стивен, с тех пор как ты ее разыскал, ты сильно изменился. Ну, как это парень вроде тебя, который долго не глядел на баб после того несчастья, вдруг попался на крючок, да еще на какой!

– «Попался на крючок»… это ты верно сказал.

– Стивен, но это же просто невозможно – после всего, что ты пережил. И потом, вспомни о своем возрасте! Тебе ведь уже не шестнадцать лет, черт возьми!

– Знаю. Но, если хочешь, я тебе расскажу…

– Еще бы мне не хотеть! – прервал его Эрван. – Наконец-то я услышу всю эту «dulcinée story»![15]15
  Здесь: амурная история (фр. и англ.).


[Закрыть]

И Стивен пустился в долгие объяснения, которые Эрван слушал со смесью изумления, недоверия и страха, что его друг вот-вот потеряет сознание.

– Наверное, это выглядит бредом сумасшедшего и ты мне наверняка не поверишь, но я люблю Камиллу с того самого дня, как впервые увидел ее. Когда на выпускном вечере она со мной распрощалась, мне было так плохо, что я всю ночь просидел у ограды лицея, вспоминая все, что мы с ней пережили вместе.

В последующие дни мне стало совсем уж невыносимо больно, но я счел, что это нормально, что время все исправит. Но нет, время ничего не исправило, ничего не зачеркнуло, совсем наоборот!

Каждый день, который мне суждено было прожить после этого, я думал о ней, иногда это длилось всего несколько секунд, но ее лицо все равно стояло у меня перед глазами. Достаточно было зажмуриться, и я его видел воочию. Я часто думал о том, как сложилась ее жизнь – замужем ли она, есть ли у нее дети? Но главное, что не давало мне покоя: счастлива ли она? Может ли она быть счастливой – без меня?

Ты верно сказал: я жил своей жизнью, женился, у нас родилась Кайла. Мне нравилось существование, которое я вел, но в глубине души я ни на миг не расстался с Камиллой. Наверное, это глупо, но иногда мне казалось, что это наилучший выход из положения – любить ее тайно. И я убеждал себя, что судьба и так щедро одарила меня, позволив обнимать мою любимую! Ты и представить себе не можешь, сколько раз мне чудился ее голос. Бывало, сижу в магазине или иду по улице и вдруг слышу девичий смех; оборачиваюсь… в полной уверенности, что это она. Только после смерти жены это наваждение покинуло меня. Кайле было тогда девять лет, и она считала меня виновником гибели матери. Ей казалось, что смерть Элизы мне на руку: мы ведь готовились к разводу, и Кайла очень тяжело это переживала. Она не хотела понимать, что в этой автокатастрофе я не мог защитить их обеих, и поэтому инстинктивно закрыл телом свою дочь. А Элиза, сидевшая за рулем, мгновенно погибла.

Я впал в такую глубокую депрессию, что боялся никогда уже не оправиться. Но время и поддержка моих родителей сделали свое дело: мало-помалу я начал приходить в себя.

Кайла выросла, и ее скорбь по матери постепенно утихла. Мы с ней постепенно сближались и в конце концов стали близкими друзьями. Лишь тогда я понял, что судьба – слишком ненадежная штука, чтобы жить сожалениями о прошлом: воспоминания – вещь хорошая, но реальность много лучше. Я не решался, запрещал себе разыскивать Камиллу. И вдруг эта телепередача в кафе, – ты должен помнить, мы оба ее видели, ты даже раньше меня. На экране была Камилла, все такая же красавица. По-моему, я тогда просидел перед телевизором часа два: тот репортаж повторяли каждые пятнадцать минут. Я понял, что это знак судьбы, и тогда осмелился… Ну, а продолжение тебе известно…

Эрван слушал молча, разинув рот от изумления. Такая реакция с его стороны была редкостью, Стивен не мог этого не заметить.

– Ты что, язык проглотил?

– Нет, но… Знаешь, ты так трогательно все это расписал, – я даже готов поверить в твои идиотские измышления. Но почему ты ей не высказал все это, вместо того чтобы предъявлять свой дурацкий ультиматум?!

– Потому что я больше не хочу делить ее с другим, потому что больше не хочу скрываться, потому что… да потому что я ничтожество!

Эрван призадумался.

– Так чего же ты на самом деле хочешь?

Ответ Стивена последовал незамедлительно:

– Её!

– Как это – её? Что ты хочешь сказать? – воскликнул Эрван.

– Я хочу её! Камиллу!

– Ну, это-то я уразумел. Но ведь так просто дела не делаются. Для Камиллы все куда сложнее, чем для тебя. Кстати, оцени: я назвал ее по имени… Что ж, надеяться тебе никто не запрещает.

Эрван вынул из кармана пачку тонких сигар, раскурил одну и медленно выпустил облачко дыма.

– Ты что это – опять закурил? Я думал, ты бросил.

– А я и бросил.

– Издеваешься надо мной?

– Я не курю, я борюсь со стрессом. Ты меня беспокоишь, Стивен! А это помогает мне здраво размышлять.

И Эрван с важным видом продолжал выпускать изо рта густые клубы ароматного дыма. Женщины за соседним столиком бросали на него осуждающие взгляды.

– Ну и когда ж ты объявил ей этот свой хваленый «ультиматум»? – спросил он.

– Вчера днем.

– Супер! Значит, на исправление этой глупости осталось только двадцать дней, – бросил Эрван, пригасив в пепельнице свою сигарку, к великому утешению соседок. После чего продолжал: – Я бы тебе посоветовал как следует подумать о том, в какое положение ты поставил Камиллу.

– В положение выбора. Просто я был чересчур резок с ней, рубил сплеча.

Эрван отрицательно покачал головой, вздохнул и сокрушенно ответил:

– «Положение выбора»? Увы, друг мой, тут ты жестоко заблуждаешься.

– Нет, я прав. Это она должна выбрать, а не…

Но Эрван оборвал его на полуслове:

– Молчи! Я тебя внимательно выслушал, а теперь ты сиди и слушай меня.

Он снова раскурил свою сигарету. Женщины за соседним столом испепеляли его разъяренными взглядами.

– Вас с Камиллой обуяла страсть…

– Но…

Эрван сердито нахмурился.

– Не перебивай меня!

И Стивен, понурившись, позволил другу развивать свою мысль.

– Да, я утверждаю, что вас обуяла страсть, притом страсть, свойственная подросткам – безумная, безудержная. Но проблема в том, что вам уже не по шестнадцать лет, а по сорок пять. Как видишь, я говорю с тобой откровенно. Так вот: я не думаю, что вы сможете продолжать в том же духе. Ваш роман не выдержит испытания прозой жизни. Страсть – это прежде всего преодоление; вот этот этап вы сейчас и проходите, но такая страсть, как ваша, чревата прежде всего страданиями… и я далеко не уверен, что вы долго продержитесь.

Эрван на минутку примолк. Стивен не отвечал, надеясь услышать от друга хоть несколько ободряющих слов. Тот выпустил еще несколько клубов дыма и продолжил:

– Ты желаешь, чтобы Камилла ушла к тебе? Вот так просто – бросила мужа и детей и ушла, я правильно понял?

Стивен нерешительно помолчал, потом промямлил:

– Ну… да… то есть…

– Слушай, парень, ты уж определись, хочешь ты этого или нет? Ну, где твоя логика? Сначала ты выставляешь ультиматум, потом колеблешься.

– Честно говоря, я не знаю, смогу ли порвать с ней, если она откажется уйти ко мне.

– А ты подумал о том, какую жизнь ей предлагаешь?

В ответ Стивен только раздраженно покривился.

– Нет, ты скажи – подумал? – безжалостно настаивал Эрван. – Будет ли она счастлива без своих детей? Сможешь ли ты предложить ей обеспеченную, комфортную жизнь, к которой она привыкла? Неужели ты вообразил, что каморка над твоим магазинчиком может соперничать с ее роскошным домом в Сен-Реми?! Ты обязан задуматься над всеми этими вопросами. Она ведь взрослая, сложившаяся женщина, со своими обязательствами и своей ответственностью перед семьей.

Но тут Стивен наконец встрепенулся и обрел голос:

– Но мы любим друг друга!

– Нет! Именно это я и пытаюсь тебе объяснить! Это не любовь, это страсть, то есть нечто совсем иное. Любовь еще может выжить ценой мелких уступок, трусливых обманов, даже усталости, но страсть – никогда!

Стивен сидел молча, задумавшись и устремив невидящий взгляд на свой бокал. В глубине души он признавал, что рассуждения друга недалеки от истины.

– Ты на меня прямо тоску нагнал…

– А я и не отрицаю, но думаю, что тебе было полезно это услышать. На самом деле я считаю…

– Ну, говори, я слушаю.

– …я считаю, что самое разумное – сохранить ваши отношения в их нынешнем виде.

– Вот именно этого я как раз и не хочу, – возразил Стивен.

Эрван отъехал назад вместе со стулом и ответил с легким раздражением:

– Да знаю, что не хочешь! Так вот тебе мой последний совет: позвони Камилле и предложи спокойно обсудить ваше будущее.

– Ничего себе, поддержка друга! – вздохнул Стивен.

– Ну, извини! Я потому и говорю тебе правду, как положено другу.

Они допили пиво в тягостном молчании и разошлись по своим киоскам на другой стороне бульвара. На прощание Эрван приложил руку к уху, изображая телефонный звонок, и Стивен кивнул в знак согласия. Он решил позвонить Камилле ближе к вечеру, когда схлынет поток покупателей.

Стивен понимал, что Эрван прав, хотя не смел в этом признаться даже себе самому. Их разговор вынудил его задуматься о своей ответственности перед любимой, и весь остаток дня он провел в мучительных размышлениях.

Почему любовь, воспламенившая их сердца в шестнадцать лет, не может длиться вечно? Почему пылкая страсть, настигшая их в ранней юности, должна сдать позиции перед той, что рождается в двадцать, в тридцать, в пятьдесят лет? Почему мы улыбаемся, слыша, как школьники клянутся друг другу в вечной любви, и говорим себе: вот пройдет время, они «подрастут», и все будет по-другому, потому что они «поймут»? Что же им суждено понять? Только то, что взрослые, коими все мы становимся, закостенеют в общепринятых нормах и запретят себе жить полной жизнью, довольствуясь лишь сожалениями или, хуже того, забвением.

– Я никогда не смогу ее забыть, – прошептал Стивен, отчаявшись найти хоть какой-то выход.

Часам к шести вечера клиентов стало поменьше. Стивен звонил Камилле, но она не брала трубку. Тогда он отправил ей первую эсэмэску:

Камилла, умоляю, давай встретимся! Мы должны еще раз спокойно обсудить все это. Жду твоего звонка. Целую.

Зеленые будочки закрывались одна за другой. Стивен начал собирать свои книги и уронил несколько томов.

– Эй, поаккуратней, не то испортишь! – раздался хриплый голос.

– Симон, дружище! Ты что тут делаешь?

Старик с погасшим окурком, прилепившимся к нижней губе, нагнулся, чтобы подобрать несколько книжек.

– Я уже закрылся, на сегодня с меня хватит. Нужно и на завтра что-нибудь оставить, – сказал он, с трудом разгибаясь и морщась от боли в пояснице.

Стивен взял у него книги и предложил присесть.

– Садись на мой стул, поболтаем, пока я тут складываю свое имущество.

– Рано или поздно тебе придется составить каталог своих книжек. И как только ты в них разбираешься?! – воскликнул старик и, не ожидая ответа, отмахнулся от стула, придвинутого Стивеном.

– Нет, благодарю, мне надо идти, у меня встреча назначена.

И Симон уже было отошел от киоска, но, сделав несколько шагов, обернулся и бросил:

– Да, совсем забыл, – я ведь намедни снова встретил ту «дамочку»!

– Какую еще дамочку?

– Ну, ту… как бишь ее зовут-то?

– Да ты о ком говоришь? – удивился Стивен.

– Ну, которой я, давно еще, указал, где тебя найти. Она мне сказала, что разыскала тебя в твоем магазине. Старая знакомая, – так она отрекомендовалась.

– Ей-богу, не помню. Да ты мне клиентов каждую неделю десятками присылаешь.

Симон стащил с головы фуражку, почесал в затылке и сердито проворчал:

– Черт, совсем память потерял! Как же ее звали-то? Камилла, что ли… Ну да, точно – Камилла! Знаешь такую?

Лицо Стивена перекосила судорога.

– Когда ты ее видел?

– Вчера днем.

– И что… что она делала?

Симон недоуменно взирал на своего друга:

– Эге, я гляжу, ты призадумался. Вспомнил ее?

– Да… мы… знакомы.

– И только? Ладно, не буду настаивать. Но ты спросил – я отвечу: она выглядела растерянной, озабоченной, грустной, а в общем, и то, и другое, и третье разом.

– И что же… что она искала?

– Да в общем-то ничего, просто была какая-то потерянная. Хотя нет, вспомнил: ей были нужны наркотики!

– Наркотики? Не может быть! – вскричал Стивен, потрясенный словами Симона.

– Да ты не переживай, всего лишь наркотики light! А я все же уверен, что ты ее хорошо знаешь, – настойчиво повторил тот.

Стивен бессвязно пробормотал несколько слов, которые тем не менее многое объяснили старику:

– Ну да… отчасти… виделись… несколько раз… На самом деле это была… то есть это… бывшая знакомая…

– Прекрасно, друг мой, я все понял. Ну, пока, я пошел.

– До свидания, Симон.

Перед тем как свернуть к автобусной остановке, тот в последний раз обратился к Стивену:

– Она была как-то не в себе… твоя бывшая знакомая.

Эти слова убедили Стивена, что Камилла страдала не меньше, чем он. И неудивительно: он потребовал, чтобы она выбрала между своими детьми, мужем, благополучной жизнью, репутацией адвоката и сильной женщины, способной все перенести, все преодолеть, и… далеким воспоминанием, то есть им. Вот уж поистине неразрешимое уравнение!

Вернувшись в свой магазин, Стивен разобрал и расставил последние стопки книг, несколько раз проверил смартфон – нет ли ответа от Камиллы. Он отправил ей эсэмэску уже час назад, и его замучила тревога: он думал, что она не хочет ему отвечать. Наконец он решил написать ей еще раз:

Ответь, п-та! Нам нужно поговорить. До свидания… с тобой!

Перед тем как отправить свое послание, Стивен перечитал его и слабо улыбнулся. «До свидания… с тобой!» – это прощальное приветствие придумала Камилла. Она терпеть не могла расхожие выражения «С любовью» или «Мой дорогой», считая их избитыми и слащавыми. «До свидания… с тобой!» стало их тайным кодом, надеждой встретиться вновь, любить друг друга еще горячее.

Можно сколько угодно…

Стенные часы магазина пробили девять вечера. Стивен, прилегший на диванчик, терзал свой мобильник, нажимая на все кнопки подряд, чтобы хоть чем-то заняться в ожидании ответа Камиллы.

22 часа. А ответа все не было. Не выдержав, он снова рискнул ей позвонить, но безрезультатно. И, зная, что все равно не заснет, отправился в частный бар-клуб «Пара влюбленных на берегу», где временами встречался с приятелями и топил свои горести в нескольких рюмках охлажденной текилы или мохито.

Стивен вернулся к себе в 2 часа ночи. Телефон по-прежнему молчал. И он остался ночевать на узком диванчике, вместо того чтобы подняться в спальню и провести бессонную ночь, созерцая белый потолок.