Текст книги "Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг"

Судачащий мозг

Считается, что наш 1,5-килограммовый человеческий мозг в 5–7 раз превышает объем, который можно было бы ожидать у млекопитающего с телом наших размеров, и особенно увеличена у человека кора больших полушарий[60]60
  Azevedo et al. (2009).


[Закрыть]. Если бы наш мозг имел структуру, подобную структуре мозга грызунов, он бы весил 145 г и содержал жалкие 12 млрд нейронов[61]61
  S. Herculano-Houzel, B. Mota and R. Lent, «Cellular scaling rules for rodent brains», Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 103 (2006), 12138–43.


[Закрыть]. В первую очередь возникает вопрос: почему у человека такой большой и сложный мозг? Ведь эксплуатация крупного мозга требует очень много затрат, и хотя вес его составляет всего около 2 % массы тела, мозг использует 20 % всей энергии, получаемой организмом[62]62
  R.I.M. Dunbar, «The social brain hypothesis», Evolutionary Anthropology, 6 (1998), 178.


[Закрыть]. Так, по приблизительным оценкам, шахматный гроссмейстер может сжечь 6000–7000 ккал, только размышляя и передвигая небольшие деревянные фигурки по доске[63]63
  R. Sapolsky, «The uniqueness of humans.» http://www.ted.com/talks/robert_sapolsky_the_uniqueness_of_humans.html (TED talk, 2009).


[Закрыть]. Что может оправдать содержание столь дорогостоящего с биологической точки зрения органа? Очевидный ответ: по какой-то причине нам нужен такой крупный мозг. Мы ведь можем играть в шахматы: чем больше мозг, тем выше интеллект.

В определенной степени это верно, но эволюционный психолог Робин Данбар проталкивает менее очевидный ответ. Он связан с нашей социальной природой. Данбар указывает на то, что большой мозг полезен не просто для решения любых задач, например, шахматных, но, скорее всего, специализирован для проблем, которые могут возникать в больших группах, где индивидуум взаимодействует с другими[64]64
  R.I.M. Dunbar and S. Shultz, «Evolution in the social brain», Science, 317 (2007), 1344–7.


[Закрыть].

Это положение подтверждается у многих видов. Например, у стайных птиц объем мозга больше, чем у разновидностей, живущих одиночно. Изменение в объеме мозга возможно даже на протяжении жизни одной особи. Например, саранча обычно живет сама по себе и избегает себе подобных, но становится «стайной» в фазу роения. Фаза роения саранчи запускается, когда количество особей увеличивается, и такой резкий рост «поголовья» снижает запасы ресурсов питания этих насекомых. Тогда саранча собирается в рой и всей массой перемещается на новое место. При этом особи трутся друг о друга, и такая тактильная стимуляция запускает в мозге саранчи процесс, обеспечивающий внимание к себе подобным. Чудесным образом области мозга, связанные с обучением и памятью, стремительно увеличиваются приблизительно на треть, как только саранча начинает роиться и настраивается на особей вокруг себя, чтобы превратиться в опустошающие поля полчища[65]65
  S.R. Ott and S.M. Rogers, «Gregarious desert locusts have substantially larger brains with altered proportions compared with the solitarious phase», Proceedings of the Royal Society, B, 277 (2010), 3087–96.


[Закрыть].

Более крупный мозг нужен для социального поведения. Связь между размером мозга и способностью к социализации особенно отчетливо просматривается у приматов: толщина слоя коры говорит о размере социальных групп вида. Например, гориллы, живя небольшими сплоченными семейными группами, ведут довольно изолированный образ жизни, поэтому кора их мозга сравнительно меньше, чем у шимпанзе, – гораздо более общительных приматов[66]66
  Из личного общения с Данбаром.


[Закрыть].

Дело здесь вот в чем. Если вы являетесь представителем вида, приспособившегося в ходе эволюции сосуществовать в группах, то вы сталкиваетесь с ощутимой конкуренцией в борьбе за распространение своих генов. И чтобы обеспечить достаточное количество ресурсов для себя и своего потомства, вы должны быть хитрым и коварным. Сказанное особенно верно для приматов, склонных к обману и формированию коалиций. Это качество известно под названием «Макиавеллианский интеллект»[67]67
  A. Whiten and R.W. Byrne, Machiavellian Intelligence: Social Expertise and the Evolution of Intellect in Monkeys, Apes and Humans. (Oxford: OUP, 1988).


[Закрыть], по имени средневекового итальянского мыслителя, написавшего свод правил управления государством, не исключая стратегии коварства. Так, приматы в высокосоциальных группах пытаются перехитрить и обойти собратьев с фланга, конкурируя за внимание потенциальных союзников и распределение ресурсов. Им требуется умение следить за сородичами и предугадывать их намерения. Для осуществления этого им нужен большой мозг с развитой корой, позволяющей отслеживать все потенциально сложные схемы поведения и информацию, генерируемую большой группой особей.

Представьте себе, сколько взаимодействий может происходить между дюжиной друзей. Вам необходимо не только отслеживать отношения в каждой возможной паре, но и продумывать все потенциальные комбинации между подгруппами внутри группы.

Используя аналитические данные наблюдений за крупными группами приматов, Данбар продемонстрировал, что отношение объема коры головного мозга к объему группы может быть использовано для определения оптимального размера группы у людей. В соответствии с расчетами Данбара люди должны лучше всего сосуществовать в группах размером до 150 человек.

Весьма радикальное мнение. И очень спорное. Однако есть свидетельства в пользу этой гипотезы, особенно применительно к доиндустриальным сообществам. В ходе развития человеческой цивилизации технология и индустриализация изменили способ формирования человеческих групп. Но не забывайте, что земледелие возникло приблизительно 10 000 лет назад и вместе с ним изменилось человеческое поведение – наш вид превратился из кочевых охотников и собирателей в оседлых земледельцев. Если принимать во внимание сообщества охотников и собирателей, которые не перешли к земледелию, то, оказывается, отношение Данбара правомерно для них. И даже ранние религиозные общины в Соединенных Штатах, например, гуттериты[68]68
  Течение в анабаптизме (движении сторонников повторного крещения в сознательном возрасте), которое возникло в XVI веке. Названо по имени одного из первых лидеров – Якоба Гуттера. Отличительной чертой гуттеритов является общность имущества. – Примеч. пер.


[Закрыть], судя по всему, были наиболее успешны, когда их численность не превышала 150 человек. Когда община гуттеритов перерастала это число, формировалась новая, отколовшаяся община. И анализ современных компаний демонстрирует, что они успешнее функционируют, если подразделения в них не превышают 150 сотрудников. Так, Малколм Глэдуелл исследовал отношение Данбара, создавая свой бестселлер «The Tipping Point»[69]69
  На русском языке вышла под названием «Переломный момент». – Примеч. пер.


[Закрыть]. И он обнаружил, что Gore-Tex (компания, производящая высокотехнологичный материал для различной спортивной одежды) расширяла свою деятельность, формируя подразделения из 150 человек всякий раз, когда возникала необходимость открытия нового отделения[70]70
  M. Gladwell, The Tipping Point. How Little Things Can Make a Big Difference (London: Little, Brown and Co, 2000).


[Закрыть].

Число Данбара – интригующая идея, особенно в свете того, как развитие технологий меняет способы человеческих взаимодействий и слежения друг за другом. Принципы, правомерные для древних сообществ, могут действовать и сегодня – в мире социальных сетей.

Данбар прав утверждая, что в ходе эволюции человеческий мозг развил способности к обработке информации, направленные на выполнение социальных функций. Ведь именно поэтому эволюция человека создала самое продолжительное детство – период, когда ребенок целиком зависит от взрослых. Зачем это было нужно? Таким образом мы как вид выработали стратегию передачи максимально возможного объема информации от одного поколения к другому путем пересказа историй, сведений и непосредственного руководства. Наша способность к коммуникации означает, что наши отпрыски могут знать больше о мире, в который они вступают, слушая и учась у других, и им не приходится самостоятельно открывать все заново. Короче говоря, длительное человеческое детство означает, что каждому новому поколению не приходится заново изобретать колесо.

Младенческий мозг летучей мыши

Теперь, когда вы знаете, что базовая архитектура развивающегося мозга создана для того, чтобы учиться у других, я полагаю, вы задумались: каково это – мыслить как младенец. Чтобы ответить на этот вопрос, давайте рассмотрим проблему с точки зрения того, каково это – быть животным.

Философ Томас Нагель[71]71
  T. Nagel, «What is it like to be a bat?», Philosophical Review, 83 (1974), 433–50.


[Закрыть] задался вопросом: «Каково быть летучей мышью?» Люди, обладающие богатым воображением, представляют, что это значит – быть маленьким, иметь мех и крылья (кто не мечтал о способности летать?), но мы не можем по-настоящему представить себя летучей мышью. У летучей мыши не может быть человеческого разума, поскольку у нее другой мозг. И поэтому мы, используя свой человеческий мозг, не можем ощутить себя летучей мышью. Будучи летучей мышью, вы не видели бы мир так, как видит человек, поскольку ее зрение очень слабое. Вам бы пришлось полагаться на эхолокацию, для чего мыши пищат во время полета, прощупывая воздушное пространство перед собой и обнаруживая вкусных насекомых, чтобы съесть их. У летучей мыши в этом смысле больше общего с дельфином, чем с птицей. Список различий можно продолжать, но смысл в том, что вы никогда не узнаете, что такое быть летучей мышью, по той простой причине, что у вас человеческие мозг и разум. То же самое относится к нашим детям.

Психолог Джон Флэйвелл однажды сказал, что отдал бы все свои звания и почести за то, чтобы провести пять минут в разуме младенца: просто почувствовать, что это такое – снова стать ребенком[72]72
  Эта история рассказана А. Гопник в книге The Philosophical Baby: What Children's Minds Tell Us About Truth, Love, and the Meaning of Life (New York: Farrar, Strauss and Giroux, 2009).


[Закрыть]. Это было бы, пожалуй, напрасной тратой его академических заслуг. Просто задумайтесь на мгновение. Как вы можете заглянуть в разум другого человека, не говоря уж о ребенке? У человеческих младенцев человеческий разум, но он очень отличается от взрослого. Если вы со своим взрослым разумом окажетесь в теле ребенка, это совсем не то же самое, что думать и воспринимать мир как младенец. Вам придется забыть все знания и логику, которые вы обрели, став взрослым, и мыслить по-младенчески. Сколько бы мы ни пытались, мы никогда по-настоящему не ощутим разум младенца изнутри. Каждый родитель попадается на этот крючок. Когда мы смотрим на своих малышей в их кроватках, мы стараемся догадаться, о чем они думают. Мы стараемся представить себя на их месте, но наши старания напрасны – это то же самое, что воображать себя летучей мышью.

Разум младенца может быть очень чуждым для нас, но именно он со временем превратится во взрослый ум. Природа встроила в человека способность учиться – и обучаться очень быстро, глядя на других. Речь идет не только о безумно любящих взрослых, которые сосредоточивают все внимание на своих отпрысках. Всякий ребенок запрограммирован на особое внимание к окружающим людям, поскольку наш вид развил способность передавать знания от одного поколения другому. И ни одно другое животное на планете не может делать это настолько хорошо, как человек. Но знают ли младенцы, кто они? Дети обладают осознанной осведомленностью, но есть ли у них чувство Я? Мы не можем знать этого наверняка, но я подозреваю, что нет. Начало процесса формирования иллюзии себя требует социальных взаимодействий в раннем возрасте.

Глава 2
Макиавеллианский младенец, или Как мы становимся собой

Развитие личности ребенка не может происходить без постоянной модификации чувства собственного Я путем суггестивного воздействия (внушения) со стороны других. Поэтому на любой стадии он на самом деле отчасти является кем-то другим, даже в своих собственных мыслях.

Джеймс Марк Болдуин (1902)[73]73
  J.M. Baldwin, Development and Evolution (Boston, MA: Adamant Media Corporation, 1902/2002).


[Закрыть]

Каждый человек, будь он монстр или мессия, уникален. Гитлер и мать Тереза были единственными в своем роде. И когда-то мы все были младенцами – ангельскими херувимами, непорочными и не повинными ни в каком преступлении, и, скорее всего, в нас души не чаяли. Но на жизненном пути некоторые из нас теряют свою невинность, становясь источником зла. Другие – источником добра. А кто-то становится банкиром. Какими бы мы в конце концов ни стали, на этом пути все мы открыли для себя чувство собственного Я. Как произошло это открытие?

Прежде люди полагали, что мозг новорожденного ребенка совершенно пуст, и потом он заполняется информацией из окружающего мира. Английский философ XVIII столетия Джон Локк описывал мозг новорожденного как чистый лист бумаги, на котором будет записан жизненный опыт[74]74
  J. Locke, An Essay Concerning Human Understanding (London, 1690).


[Закрыть]. Уильям Джеймс, американский философ и психолог конца XIX века[75]75
  См. о нем подстраничное примечание 2 на стр. 12. – Примеч. ред.


[Закрыть], полагал, что мир новорожденного хаотичен[76]76
  W. James, Principles of Psychology (New York, NY: Henry Holt, 1890).


[Закрыть]. Оба ошибались, считая, что у младенца нет врожденных способностей и что все его переживания – это тотальный хаос. Естественный отбор хорошо потрудился, чтобы создать человеческий мозг, готовый к определенной информации. Подобно нашим ноутбукам, младенцы рождаются с установленной в мозге операционной системой. Она разработана для обучения определенным вещам из окружающего мира и рассчитана на игнорирование ненужного материала. А наиболее значимыми объектами для человеческого младенца являются окружающие люди. Дети целиком и полностью зависят от взрослых и, как мы уже говорили, проводят самый длинный отрезок своей жизни в зависимом состоянии по сравнению с любым другим видом. Почему?

Приблизительно 250 000 лет назад несколько тысяч представителей Homo sapiens мигрировали из Африки и расселились по миру – благодаря мозгу, который был достаточно сложен, чтобы адаптироваться к новым условиям, но, кроме того, обладал способностями, позволявшими передавать знания от одного поколения другому. Мы были рождены, чтобы учиться. Еще задолго до изобретения письменности и Интернета человеческие существа обладали способностью коммуницировать друг с другом как ни одно другое животное. Благодаря такому общению передавались необходимые навыки и произошел взрыв технологий. Информация передавалась не в генах, а собиралась по крупицам от других. Наши родители, и их родители, а до того родители их родителей получили знания, тысячелетиями передававшиеся каждому следующему поколению. Именно поэтому новорожденному человеку не приходится начинать с нуля. Это настолько очевидный факт, касающийся человеческой цивилизации, что мы нередко забываем, что являемся единственными животными на планете, сохраняющими знания и умения, которые передаем нашим отпрыскам. Другие животные могут познавать окружающую среду, но ни одно из них не обладает способностью обретения тысячелетнего опыта на протяжении одной жизни.

Лучший способ усвоить это знание – сосредоточивать внимание на себе подобных. И именно поэтому люди проводят столько времени в детском возрасте. Другие виды животных с продолжительным детством тоже оказываются умнее тех, что достигают зрелости быстро. Например, вóроны – примечательно разумный вид птиц. В экспериментах этологов[77]77
  Специалисты по поведению животных. – Примеч. ред.


[Закрыть] они способны решать гораздо более сложные задачи, нежели другие виды пернатых, например куры. Вылупившись из яйца, цыплята быстро встают на лапки и начинают сами клевать пищу, а птенцы-вороны долго зависят от родителей, приносящих им пищу в гнездо. Однако взрослые куры обладают лишь элементарными навыками рыться в поисках пищи, в то время как ворóны невероятно гибки в способах добывания пропитания. Кроме того, вороны обладают более крупным и сложным мозгом, благодаря чему их иногда называют «обезьянами в перьях». Протяженный период взросления позволяет им развить интеллект.

У всех животных детство является исследовательской и развивающей фазой жизненного цикла[78]78
  A. Gopnik, «What are babies really thinking?» http://blog.ted.com/2011/10/10/what-are-babies-really-thinking-alison-gopnik-on-ted-com/ (TED talk, 2011).


[Закрыть]. Те виды, которые посвящают больше времени этому исследованию и развитию, вырастают с бóльшим разнообразием навыков, более способны к общению с себе подобными и социализации.

Что касается людей, то мы не только узнаем от других об окружающем нас мире, но и учимся становиться собой. В процессе наблюдения за окружающими и пытаясь понять их, человек приходит к открытию, кто есть он сам. На протяжении этих формирующих лет иллюзию отраженного Я конструируют именно окружающие его люди – за счет социальных взаимодействий.

Интерес к лицу

Увеличение мозга – способ справиться с повышенными требованиями к обработке информации в расширяющихся группах. Нам необходим большой мозг, чтобы договариваться с людьми, прокладывая себе наилучший путь по социальному ландшафту. Нам требуется изобретательность, способность предвидеть, что думают другие. Чтобы быть успешным макиавеллианским приматом[79]79
  R. Byrne and A. Whiten, Machiavellian Intelligence (Oxford: Oxford University Press, 1988).


[Закрыть], как сказал бы другой знаменитый итальянец, Дон Корлеоне[80]80
  Дон Вито Корлеоне (1891–1955) по прозвищу Крестный отец – главный герой романа Марио Пьюзо «Крестный отец» и основанного на нем фильма Фрэнсиса Форда Копполы. – Примеч. пер.


[Закрыть]: «Нужно держать своих друзей близко, а врагов еще ближе». Другими словами, вы должны быть бдительны в отношении тех, кто хочет вас перехитрить.

Одна из первостепенных вещей для члена группы – определить значимых индивидуумов в ней. Здесь приходится быть разборчивым. Нельзя применять один и тот же подход к каждому. Представьте, сколько проблем вы бы создали, если бы были сексуально активной мужской особью и одинаково вели бы себя со своей матерью, своей сестрой и подружкой. С эволюционной точки зрения (не говоря уж о социальной сплоченности) важно уметь различать индивидуумов, и основной человеческий способ идентификации других людей опирается на уникальность лиц.

Лица – необычный класс объектов. Вроде бы все они имеют одинаковую базовую структуру: два глаза, нос и рот, но при этом среднестатистический человек может распознать тысячи отдельных лиц. Эта «экспертиза лиц» поддерживается нейронной сетью, расположенной в веретенообразной извилине коры, она находится в затылочной области[81]81
  N. Kanwisher, J. McDermott, and M. Chun, «The fusiform face area: A module in human extrastriate cortex specialized for the perception of faces», Journal of Neuroscience, 17 (1997), 4302–11. На самом деле на данный момент продолжается спор о том, отвечает ли эта зона только за лица или за любую категорию хорошо известных объектов. С учетом того, что лица являются наиболее распространенными разновидными объектами, с которыми мы сталкиваемся, можно предположить, что область изначально развивалась для работы с лицами.


[Закрыть]. Этот участок мозга активен, когда мы смотрим на лица. Если у человека он поврежден (особенно в левом полушарии), то он страдает расстройством под названием прозопагнозия – нечто вроде слепоты на лица. Страдающие прозопагнозией неспособны различать лица и не могут узнавать даже хорошо знакомых людей.

Наш интерес к человеческому лицу начинается очень рано. Подобно гусятам Лоренца, следовавшим за первым же движущимся предметом, который они увидят, новорожденные люди имеют встроенную нейронную цепь для отслеживания лиц[82]82
  M.H. Johnson, S. Dziurawiec, H. Ellis and J. Morton, «Newborns» preferential tracking for face-like stimuli and its subsequent decline», Cognition, 40 (1991), 1–19.


[Закрыть]. И хотя у новорожденного довольно плохое зрение, лицо человека для него подобно магниту. Младенцу трудно отвести взгляд от человеческого лица, даже если его заменить упрощенной схемой из трех пятен: два глаза и рот. Это изначальное предпочтение лицеподобных структур быстро заменяется умением распознавать конкретные лица. К шести месяцам младенец, увидев незнакомое лицо, легко вспомнит его много времени спустя. Малыши учатся распознавать, кто есть кто.

Но это касается не только человеческих лиц. Шестимесячные младенцы распознают и человеческие, и обезьяньи лица – разных особей. Однако к 9 месяцам они утрачивают способность отличать индивидуальные лица обезьян, воспринимая их одинаковыми – как взрослые[83]83
  O. Pascalis, M. de Haan and C.A. Nelson, «Is face processing species-specific during the first year of life?», Science, 296 (2002), 1321–23.


[Закрыть]. Это еще один сензитивный период пластичности мозга, который все более тонко настраивается с опытом. Интересно, что детеныши обезьян тоже ищут любое лицо, обезьянье или человечье, но со временем становятся более восприимчивыми к тем лицам, которые обычно видят вокруг себя. Мы знаем это благодаря исследованиям обезьянок, выращенных людьми: некоторые люди, ухаживавшие за ними, носили сплошные маски, закрывавшие лицо[84]84
  Y. Sugita, «Face perception in monkeys reared with no exposure to faces», Proceedings of the National Academy of Science, USA, 105 (2008), 394–98.


[Закрыть]. Если обезьянки никогда не видели лиц, они утрачивали способность отличать лица друг от друга. Если же они видели человеческие лица, то они хорошо их различали. Такая выборочная реакция на лица – еще один пример известного принципа «используй или потеряешь».

Опыт раннего восприятия лиц формирует человеческий мозг. Например, дети, рожденные с катарактой, вообще не видят лиц в младенческом возрасте. И когда в старшем возрасте их зрение восстанавливают путем хирургического вмешательства, у них сохраняются проблемы с распознаванием лиц, несмотря на то что они отлично все видят[85]85
  R. Le Grand, C. Mondloch, D. Maurer and H.P. Brent, «Early visual experience and face processing», Nature, 410 (2001), 890.


[Закрыть]. Сколько бы мы ни тренировались и ни практиковались в последующей жизни, существуют воздействия, которые особенно важно испытать в младенческом возрасте для формирования развивающегося мозга. Так что когда Тарзан вернулся из джунглей, чтобы стать законным лордом Грейстоком, у него, должно быть, было много проблем с тем, чтобы отличить кухарку от посудомойки, поскольку в младенчестве он не видел человеческих лиц. Однако способность различать лица обезьян в зоопарке у Тарзана должна была полностью сохраниться.

То же самое происходит и с умением различать лица представителей другой расы. В отличие от большинства взрослых, полагающих, что представители других этнических групп очень похожи друг на друга, у младенцев изначально нет такой проблемы. Они могут различать всех. Только после того, как они увидят множество лиц одной и той же расы, дискриминация врывается в их жизнь. Однако можно натренировать младенца различать лица не одной расы, если показывать ему лица представителей разных рас[86]86
  M. Heron-Delaney, G. Anzures, J.S. Herbert, P.C. Quinn and A.M. Slater, «Perceptual training prevents the emergence of the other race effect during Infancy», PLoS ONE, 6:5 (2011): e19858, doi:10.1371/journal.pone.0019858.


[Закрыть]. Таким образом, когда вы в следующий раз подумаете, что люди других рас выглядят очень похожими друг на друга, не бойтесь – это не расизм, это недостаток пластичности вашего мозга.

Поделись улыбкою своей

Для развития мозга недостаточно простых внешних воздействий. Обнаружив лицо, как это случается с новорожденным, что вы делаете потом? Поскольку человеческие младенцы рождаются незрелыми, они не могут ковылять за своей матерью, как гусята, – не могут еще на протяжении как минимум десяти месяцев. Тем не менее выяснилось, что младенцы обладают естественной склонностью передразнивать родителей, копируя их или, по крайней мере, реагируя таким образом, который взрослые считают попытками имитации. Действительно, если вы покажете язык новорожденному ребенку, иногда он может высунуть в ответ свой язык и показать его вам[87]87
  A.N. Meltzoff and M.K. Moore, «Imitation of facial and manual gestures by human neonates», Science, 198 (1977), 75–8.


[Закрыть]. Даже детеныши обезьян на такое способны[88]88
  P.F. Ferrari, E. Visalberghi, A. Paukner, L. Fogassi, A. Ruggiero and S.J. Suomi, «Neonatal imitation in rhesus macaques», PLoS Biology, 4:9 (September 2006): e302, doi:10.1371/journal.pbio.0040302.


[Закрыть]. Это вовсе не то же самое, что делают непослушные дети, когда из заднего окна автобуса они показывают вам поднятый средний палец или строят рожи! И если вы терпеливо подождете, новорожденный может скопировать выражение вашего лица. Это примечательно, поскольку позволяет сделать вывод, что люди приходят в этот мир готовыми к социальным взаимодействиям.

За всем этим следует улыбка. К двум месяцам младенцы с готовностью и без особого повода улыбаются взрослым. Это чарующий момент для каждого родителя. Томографические исследования показали, что когда матери смотрят на фотографии своих улыбающихся младенцев, то у матерей активизируется расположенный глубоко в мозге центр вознаграждения, так называемое прилежащее ядро, чего не происходит при взгляде на фотографии других улыбающихся детей[89]89
  J. Panksepp, Affective Neuroscience: The Foundations of Human and Animal Emotions (Series in Affective Science. New York, NY: Oxford University Press, 1998).


[Закрыть]. Эти же центры задействуются при созерцании букета цветов, поедании шоколада, переживании оргазма и выигрыша в лотерее. Неудивительно, что социальная улыбка[90]90
  Улыбка, возникающая у младенца в ответ на голос матери или на ее появление в поле его зрения. Однако в английском языке выражение «social smile» имеет также значение «дежурная улыбка». Возможно, автор подразумевал оба значения. – Примеч. пер.


[Закрыть] воспринимается как нечто, доставляющее большое удовольствие.

Я живо вспоминаю свое собственное удивление и радость, когда моя старшая дочь улыбнулась мне в первый раз. Это была не столько улыбка, сколько взрыв смеха и хихиканья (с тех пор она всегда смеется надо мной). И хотя я уже был специалистом по поведению младенцев, отлично знающим, что социальная улыбка должна ожидаться приблизительно в это время, теоретическое знание не подготовило меня эмоционально к первой улыбке моей дочери, которая потрясла меня и заставила срочно рассказывать об этом всем, кто меня слышал. В некоторых культурах, например у индейцев навахо из Северной Америки, первая улыбка новорожденного считается праздником, и человека, который ее увидел, считают обогатившимся, и он должен подарить подарки всем членам семьи. При этом индейцы говорят, что человек прибыл в племя[91]91
  D. Leighton and C. Kluckhohn, Children of the People; the Navaho Individual and His Development (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1947/69).


[Закрыть].

Простым натяжением двенадцати лицевых мышц наш макиавеллианский младенец может управлять взрослыми вокруг себя, улыбаясь им. Когда дети улыбаются нам, мы улыбаемся в ответ и нам хорошо![92]92
  A.B. Fries, T.E. Ziegler, J.R. Kurian, S. Jacoris and S.D. Pollack, «Early experience in humans is associated with changes in neuropeptides critical for regulating social interaction», Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 102 (2005), 17237–40.


[Закрыть] Это происходит потому, что улыбка вызывает ответное ощущение радости в эмоциональных центрах нашего мозга, которые обычно связаны с этим выражением лица. Даже искусственная улыбка того, кого заставили закусить карандаш вдоль, доставит этим центрам больше радости, чем вид лица, сосущего карандаш, что заставляет надувать губы[93]93
  F. Strack, L.L. Martin and S. Stepper, «Inhibiting and facilitating conditions of the human smile: A non-obtrusive test of the facial feedback hypothesis», Journal of Personality and Social Psychology, 54 (1988), 768–77.


[Закрыть]. Копирование выражений лица друг друга заставляет нас чувствовать себя по-иному, и это одна из причин того, что эмоции заразительны. На самом деле мы, как правило, улыбаемся только тогда, когда рядом есть другие люди. Согласно одному эксперименту, игроки на дорожке автоматического боулинга (где кегли возвращаются в исходное положение автоматически) улыбаются, глядя в сторону от друзей, только в 4 % случаев удачных ударов. Но эта цифра возрастает до 42 %, если игрок поворачивается к приятелям лицом. Таким образом, улыбка адресована прежде всего другим[94]94
  R.E. Kraut and R.E. Johnston, «Social and emotional messages of smiling: An ethological account», Journal of Personality and Social Psychology, 37 (1979), 1539–53.


[Закрыть].

Улыбка связана с развитием областей мозга, поддерживающих социальное поведение. Эти области расположены в лобной коре в районе глазниц. Хотя улыбку можно наблюдать и у неродившегося плода при ультразвуковом обследовании (что указывает на «встроенную» природу этого поведения) – приблизительно в два месяца от роду она возникает в комбинации с активностью мозговых центров высшего уровня, которые обслуживают социальные взаимодействия[95]95
  O. Epstein, G.D. Perkin and J. Cookson, Clinical Examination (Edinburgh: Elsevier Health Sciences, 2008), 408.


[Закрыть]. Иначе говоря, двухмесячный младенец уже использует улыбку, чтобы взаимодействовать с другими.

Улыбка вызывает ощущение радости в эмоциональных центрах мозга, которые связаны с этим выражением лица.

Встроенная способность улыбаться доказана примечательным наблюдением, что дети, которые от рождения слепы и глухи и никогда не видели человеческого лица, тоже начинают улыбаться в возрасте двух месяцев. Однако у слепых детей улыбка со временем исчезает, если ничего не делается, чтобы подкрепить ее. Без обратной связи способность улыбаться отмирает так же, как инстинкт следования у гусят. Но существует удивительный факт: слепые младенцы продолжают улыбаться, если взрослые обнимают их, тискают и щекочут[96]96
  S.H. Fraiberg, «Blind infants and their mothers: An examination of the sign system», in M. Lewis and L. Rosenblum (eds), The effect of the Infant on Its Caregiver (New York, NY: Wiley, 1974 pp. 215–232).


[Закрыть], то есть отвечают на улыбку, дают почувствовать малышу, что он не один и о нем заботятся. Социальная обратная связь поощряет младенца продолжать улыбаться. Таким вот образом опыт ранних переживаний взаимодействует с нашей биологией, формируя социальное поведение.

На самом деле нет нужды рассматривать несчастные случаи рождения слепых детей, чтобы понять это. Младенцы с нормальным зрением улыбаются больше, когда вы смотрите на них или, тем более, улыбаетесь им. Если же вы сохраняете нейтральное или, что еще хуже, неподвижное, безучастное выражение лица, малыш перестает улыбаться и очень расстраивается. К моменту, когда груднички достигают 6-месячного возраста, они начинают плакать при виде злых лиц и хмурить бровки при виде печальных. Младенцы ожидают, что взрослые будут улыбаться, и предпочитают эти выражения лиц другим. А кто не предпочитает? Это универсальное выражение, которое еще Чарльз Дарвин считал одним из ключевых компонентов человеческих социальных взаимодействий[97]97
  C. Darwin, The Expression of the Emotions in Man and Animals (London: John Murray, 1872).


[Закрыть].