Текст книги "Всесожжение"

Программа не может сохранить целостность. Маса разлетается во все стороны, засыпая мебель, пол и стены чёрным дождём, радужными зёрнышками мака. В воздухе какое-то время ещё висит волнующееся облако, голени и стопы исчезают последними. Канцер Тета отрезает крик в моих ушах, такой пронзительный, будто удар причинил Ронштайну физическую боль. Меня охватывает приятная, мёртвая тишина.

Я смотрю на частички, которые плывут со всех сторон, послушно двигаясь к цилиндрическому сосуду, слышу отголоски тихого шуршания пересыпаемого мелкого песка. Что за облегчение, прекрасная разрядка – остановись, мгновенье! Администрирующая система хочет мне что-то передать, но бесстыдно зависает, как последний сон, присланный через инфор замка.

– Я не хочу знать.

Это не администратор «Кортасара», просто у Нади проблемы, она не может ни пробудить меня, ни подсунуть новое воспоминание. Я сплю дальше, но сохраняю болезненную осознанность. Надю только что атаковала Вероника, вонзила ей цифровой нож прямо в сердце. Интендант ненадолго потеряла контроль и контакт с миром. Но я не хочу знать результат этой конфронтации, не хочу быть уверенным.

– Я не хочу знать.

Совпадений не существует, пророческие сны должны что-то означать. Я стою в Зале Q, опираясь на стол, лежу на каменном полу спальни, парю в цифровом тумане. Я жалею, что моя амнезия не зашла ещё дальше, и что я выдумал нападение на интенданта. Ронштайн не вынудит меня забросить человеческую перспективу, потому что я был скопирован со всеми слабостями и талантами Францишека Элиаса. Я скопирован на девяносто девять процентов, мне недостаёт лишь одного процента, чтобы иметь абсолютную уверенность. И собственно для этого процента, для окончательного подтверждения, я решился начать войну между ИИ. Возможно, я совершил ошибку, но всё в Замке замерло на несколько секунд, инфор и экраны сайтов, кровь данных застыла в беспроводных каналах, ослепла целая система мониторинга.

– Получилось, Францишек, – неожиданно отзывается Вероника. – Я нашла все данные, они распакованы и доступны в твоём буфере.

– Не хочу знать, – я говорю нечётко, сквозь сон.

Но она только улыбается, прекрасно зная, что я не буду сопротивляться самому сильному, самому пронзительному голоду, который неразделимо властвует над целым миром – информационному. Через миг я загляну в буфер; у меня уже трясутся руки, а холодный пот стекает по спине. Я зависим, как и все на Земле: биологические виды и компьютеры VI поколения, юзеры Вересковых пустошей и сумасшедшие в лапах Вавилона, бедные уборщики и гордые колыбельщики. Я не хочу знать, но читаю собственный смертный приговор. Какие у меня шансы, Вероника? Я чувствую ужасную сухость во рту.

Всего один процент.

Полпроцента.

Ноль.

ІІІ. Morituri[23]23
  Идущие на смерть (пер. с лат.).


[Закрыть]

Пол Самюэльсон медленно меряет шагами замковый дворик. Его римские, грубо подкованные сандалии громко стучат о брусчатку. Три фигуры перемещаются в разогретом воздухе: спецназовцы ведут доктора к выходу, держа худые плечи в объятиях живых тисков. Они говорят о старом фильме, который смотрели в казармах, переделанной версии триллера «Identity»[25]25
  Речь идет о фильме «Идентификация» режиссера Джеймса Мэнголда.


[Закрыть]. Дискуссия лишена смысла, странная, как смех самого приговорённого, который перед тем, как его схватили, обкололся жидкими канабинолами с примесью синтетиков из «Кортекса». Глуповатое выражение не сходит с его лица – вездесущее эмпатическое дерьмо.

Он становится в бетонной пасти главных ворот и показывает нам язык. Перегибает палку, кто-то другой на месте Антона Элиаса уже разорвал бы сукиного сына на куски.

– Баниция. Красивое забытое слово, – говорю я через канал информа.

– Элегантная форма убийства, – громко отзывается Картер, глядя на маленькую фигуру с террасы Стеклянной Башни. – Держу пари, что без нас он продержится максимум час.

Двухтонная плита отодвигается с тихим скрежетом и Самюэльсон исчезает из поля зрения. Он мог покинуть имение на рассвете через боковую калитку, но отец любит зрелища, потому сделал из изгнания учёного театрализованное представление и предостережение для персонала Замка. Сгорбленная спина доктора должна напоминать сотрудникам и членам семьи, что ждёт тех, кто не соответствует профессиональным стандартам в личном небе Элиасов. Мы живём в мире, где нет места даже мелким ошибкам.

Отец-Журавль бессознательно сжимает кулаки. В отличие от нас он не смотрит вниз, по крайней мере, не смотрит своими глазами. Перешёл на внешнее видение и собирает распорошенную картинку с роя пчёл, зависшего в воздухе. Он снова прервал обычный контакт с окружающими из-за болезни, вызванной неправильным составом наноконструкторов в порте колыбели, а произошла она по халатности Самюэльсона.

Схема мозговых волн напоминает небольшой эпилептический приступ. Она достаточно схожа с паттерном болезни, чтобы Надя сочла приступ за petit mal и запустила фармакотерапию. Она уже две недели шпигует отца старыми снадобьями – не может ввести новые лечащие препараты из-за тромбов в кровеносной системе. У отца было уже три серьёзных припадка. Во время последнего произошло настолько сильное кислородное голодание, что контейнер чуть не отделился от мозга и не вошёл в состоянии гибернации. Чёрт бы побрал тогда это тело Журавля и месячные старания мединженеров! Следовало бы подготовить новое воскрешение, но глава рода не даёт на него согласия. У него слишком много дел и слишком мало времени. Он не слушает Надю, которая прогнозирует серьёзные повреждения нейронов из-за электрических импульсов.

После последнего припадка интендант ввела в пациента всё, что у неё было в подручном арсенале: начала с клонозепама, потом пошёл в ход диазепам, а во вторую вену – фенитоин. Из записей получается, что она также давала глюкозу, кислород для дыхания и кокарбоксилазу. Пока отец получал очередные инъекции, его сознание было отрезано от сильных импульсов – никаких криков, мигающего света, нервной путаницы. Он рассвирепел до того, что после нескольких часов вырвал катетеры и проверил сразу все биржевые каналы, которые держал в «Закладках». Чуть не сошёл с ума от расслабляющего чиллаута. Я прекрасно его понимаю, он мне сейчас ближе, чем когда-либо раньше.

С его перспективы холодного прагматика моя расшатанная жизнь должна выглядеть карикатурно. Боль и злость после потери мамы, а потом и Пат вызвали на его лице улыбку сострадания, а метания – от ненависти к примитивным людям до выбрасывания с работы синергетического мусора – беспокоили отца исключительно с точки зрения менеджмента. Когда же оказалось, что я был прав и, прикрутив гайки работникам профсоюзов, защитил корпорацию от гнилья изнутри, он заметил это и первым оценил по достоинству.

А сейчас он теряет контроль над телом и уподобляется мне, сидящему на террасе сигардского санатория. Боль искусственной оболочки не затмевает его мыслей, но псевдоэпилепсия неисправного порта более опасна, возможно, даже смертельна. Я не могу поверить, что мы позволили Самюэльсону копаться в колыбели без надзора Нади. Это правда, что после атаки Вероники ее охватили конвульсии, которые добрались до самого дна, до операционной системы, а парочка программ Замка до сих пор демонстрируют признаки полного идиотизма (упрямые двери в восточной заставе, синтезаторы, которые создают несвежие продукты, труба, направляющая сточные воды прямо в канал), но даже недомогания интенданта было более достойно доверия, чем этот нейрологический гений божьей милостью. Мать его!

Мы ведём отца к лифту, а потом сетью коридоров в медицинский отдел. Картер смывается перед входными дверями под предлогом попрощаться с Инкой. Его дочь отправляется на заводы в Бильдене, чтобы руководить приготовлениями к обороне; это чистое безумие, но девчонка оказалась исключительно жёсткой сучкой. Она любит не только поразвлечься с верёвками и хлыстом, но и занимается экстремальным спортом военных времён. Любит риск даже больше, чем среднестатистический колыбельщик. Думаю, Картер надеется уговорить её на эскорт посерьёзнее, а то сейчас она собирается лететь на двух беспилотных дельтапланах, которые можно ослепить или подстрелить хорошо синхронизированным FEMP-ом.

Врачи укладывают отца на койку и готовят капельницы. Они скрывают свое волнение, чтобы не нервировать его прежде времени. Обмениваются короткими замечаниями и многозначительными взглядами. Группой руководит Грим Сколиас, который до вчерашнего дня был ассистентом Самюэльсона. Он бегает на поводке Нади и целого консилиума медицинских субличностей, академических библиотек и платных баз данных. В ход идут каналы Синета и мощные транзакции на Вересковых пустошах. Луиза шепчет мне на ухо по SII-5L, что идут приготовления к вскрытию черепа и операции с использованием лазера. Диализ очистит засорённые ранее катализаторы и заменит их на новые. Интендант приняла решение об инвазионном лечении, а Картер и Марина утвердили его пару минут назад. Чувство вины за нападение Вероники съедает меня с потрохами.

Отец открывает глаза и смотрит неожиданно осознанным взглядом. У Журавля мягкое выражение лица, в уголках глаз появляется сеть морщинок. Это воплощение мне нравится больше, чем нахальный засранец, которым родитель был раньше. По подёргивающейся щеке сползает слеза. Я беру его за руку и заглядываю в сеть. Майор Хендрикс передаёт Сколиасу решение семьи: медицинский отдел не имеет права просрать вторую операцию, а если так произойдёт, их всех расстреляют в казармах Death Angel. Руки толстяка начинают потеть и дрожать, Надя отмечает резкий скачок давления. Парень должен взять себя в руки, нельзя передавать такую информацию остальным врачам, инженерам и техникам, они должны просто стараться. Я вдруг включаюсь в разговор.

– Это не обычная операция, Грим. Мы спасаем реальность от краха. Антон Элиас является последним волоском, на котором держится наш миропорядок. Если он умрёт, всё вокруг завалится и сдохнет, потому ваш расстрел будет лишь формальностью.

– О, сука, – шепчет сам себе Грим Сколиас.

– Всё будет хорошо, – говорю я и выхожу в коридор.

Я не прощаюсь с отцом, не чувствую такой необходимости. Мы увидимся через несколько дней и сдержим тот наплыв, который подбирается к Замку. Вчера ночью к внешним стенам пришла большая группа зомби. Самоубийственная сила, переданная в виде S-файлов по каналам Синергии, заставила их кинуться под дула пулемётов и умереть от выстрелов в головы экспансивными хелиосами. От черепов почти ничего не осталось; Надя тренировала меткость на безвольной толпе, чтобы не тратить боеприпасы в случае серьёзной угрозы.

После пятнадцати минут на каменной дороге лежало более тридцати тел – мужчины и женщины, почти все обезглавлены, залитые кровью и серым веществом. Прожекторы скользили над полем боя, а дельтапланы пищали в темноте, как титановые летучие мыши. Строительные и военные боты двинулись на место борьбы, выкопали глубокий ров, уничтожив горный луг, усеянный цветами, столкнули туда тела и на всякий случай поджарили их микроволнами. Потом траншею заботливо засыпали.

Я отматываю фильм на внутреннем экране назад. Самюэльсон снова покидает Замок, с любопытством озираясь на окровавленной дороге. Разбросанные везде следящие камеры и спутники «ЭЭ» позволяют следить за его движениями точнее, чем в телевизионном шоу. Он пешком подходит к краю Сулимы и пользуется складом электронных вагончиков, которые некогда служили туристам для прогулок по ущелью. Едет змейкой по асфальтированной дороге, от стены к стене, напевая по кругу одну и ту же песенку, которую – как утверждает Луиза – услышал в записях Курта Воннегута:

 
Просеивает Салли
Золу перед крылечком,
И ногу отставляет,
И – ой! ой! ой! – пердит.
И лопнули трусы на ней,
А сито изорвалось,
А жопа так и прыгает[26]26
  Песенка из романа К. Воннегута «Рецидивист», перевод А. Зверева.


[Закрыть].
 

Хорошее самочувствие и отвага не отпускают его аж до перекрёстка с дорогой Сигард – Хемниц, где он сворачивает на станцию Сирил.

Инфор передаёт картинку в прямом эфире. Пол паркуется возле неповреждённой заправки и осторожно встаёт с пластикового сидения. Между лифтами лежит тело работника станции в оранжевом комбинезоне с голубым «С» на груди. Из разбитого черепа торчит пучок белых кабелей. Изображение с роя немного нечёткое, потому Надя сразу же добирается до промышленных камер станций. Она берет под контроль систему охраны и наводит объективы на Самюэльсона. Похоже, доктор сошёл с ума, а его хохот был результатом не только принятой химии. Он нервно грызёт косточки пальцев. Стоит беспомощный и ошеломлённый, отрезанный от сети, лишённый помощи технического обслуживания. Начинает кружить по асфальтной площадке, чтобы через несколько минут упасть на лавочку под стеной здания. Блестящий гарпун с треском прибивает его к пластиковому сайдингу, а из искривлённого рта брызгает кровь.

В поле камер въезжает подразделение Саранчи из шести человек. Первый класс гибридов, усовершенствованный по самую макушку техническими и биологическими наростами, патруль на бронированных мотоциклах «БМВ». Лучшее доказательство тому, что за двадцать километров от Замка даже на первый взгляд не очень безопасно, а за холмами тянется временный фронт. Наземная дорога до Хемниц почти не проездная, только самоубийца попёрся бы туда машиной, а ведь всего месяц назад здесь было нормальное движение. По шоссе снуют время от времени личные SUV-ы и грузовики, но, держу пари, их ведут автопилоты, с трудом выставляя навигацию на испорченном Навиксе. Они везут детей Вавилона, которым искренне похер на этот мир. Зомби выполняют в реале только действия, которые гарантируют выживание, поддерживаемые жизненными алгоритмами, а дешёвые сетевики не заботятся о смерти телесной оболочки. Им глубоко насрать, так же, как и их клиентам.

Плечистые фигуры встают с военных машин, покрытых слоем пыли. Тяжёлые сапоги ударяют о плиточный тротуар между машинами – часть камер с роя, который опустился на вагончик Самюэльсона, оснащена чувствительными шпионскими микрофонами. Шеф подразделения, одетый в полопавшийся голубой шлем Guangxi, громко раздаёт указания. Повстанцы ищут топливные элементы, которые должны быть на подземных складах станции. Панели лифтов неактивны, потому один из вампиров входит в здание и подключается «коротко» сразу к серверу. Надя взламывает защиту за несколько секунд и поджаривает его мозг вирусом перегрузки диска. Парень ударяется лбом в пластиковый стол с виртуальной клавиатурой. В подразделении одним ублюдком меньше, но для отвода глаз интендант поднимает платформу с топливными элементами для мотоциклов.

Хендрикс показывает на спутниковом предварительном просмотре десять чёрных точек, пикирующих с воздуха просто на постройки станции. Я вижу полк Death Angel, выпущенный с базы, подвешенной на высоте четырёх километров под видом расплывчатого перистого облака. Через мгновение там будет жарко, но партизаны до сих пор не заметили смерти своего товарища. Их командир склоняется над телом Самюэльсона, разрывает ему шею когтём перчатки и хлебает кровь, как настоящий вампир. Поглощает ценные химикалии и колонии нано, отмеченные датчиком гарпуна. Наш нейрохирург любил вкалывать себе это говно. Повышало его производительность, хотя, из-за отсутствия слота, он мог воспользоваться расширенным ореолом чувств только в реале. А сейчас эти эксклюзивные игрушки поплыли просто в рот, поросший металлическими нитями.

На высоте нескольких сотен метров командос активируют антиполевые тормозные снаряды. На земле раздаётся гул, вдавливающий окна внутрь здания. Трое партизан, находящихся ближе к гравитационному котлу, скользят животами по асфальту, как по катку. Когда они встают, между постройками уже приземляются солдаты в серо-стальной бронеформе. Вампиры начинают обстрел, бросают гранаты класса Е, оплетённые паутиной молний, однако смарт-снаряды Death Angel попадают в цель в первые секунды борьбы. Воины Саранчи умирают один за другим, блестящий ВР-шлем лопается на голове командира, как скорлупа яйца. Последний боевик, которому взрыв гранаты повредил цифровое зрение, медленно петляет вокруг мотоциклов.

Победа андроидов впечатляет, однако они тоже понесли потери. Первый солдат погиб во время торможения; синтетические внутренности не выдержали перегрузки, и белёсая каша вылилась из горла и лопнувшей промежности. Ещё двое лежат на разогретом асфальте, подёргиваясь в предсмертных судорогах электрического оборудования. Топливные элементы и направляющие системы были повреждены оружием класса Е. Конвульсии длятся несколько минут, пока не перегорят все предохранители. Смерть мозга, смерть тела – старые слова обретают новые значения.

Классический индуцированный импульс не настолько сильный, как FEMP, но вампирам удалось убить двоих противников. Масштаб потерь при таком тактическом превосходстве беспокоит Хендрикса. По его мнению, Death Angel должны были выйти из такой стычки без единой царапины, только смерть от антиполевых тормозов включается в риски десантных операций. Из проведённого Надей анализа видно, что партизан соединяла близкая сеть, а их движения, хоть и более медленные, чем у боевых андроидов, отличались синхронностью и высокой упорядоченностью. Только ошибке командира повстанцев, который во время нападения был занят каннибализмом, майор приписывает относительно лёгкую победу DA.

Один из андроидов добивает слепого вампира выстрелом из короткоствола. Потом командос разбегаются по площадке, чтобы обыскать форму, исследовать внутренности и средства памяти трупов. Начинается распарывание кожи и распиливание черепов, за которым не особо хочется наблюдать. В этой войне стычки длятся недолго, но поле боя потом очичищается так заботливо, как любимый уголок в доме. Никогда не известно, какие следы оставили после себя убитые и сколько ценного добра застыло на окровавленной траве. Солдаты при случае пеленгуют Надю и через сервер базы благодарят за обезвреживание первого вампира. Потом, вероятно, забавы ради вкладывают ему в рот снятую с предохранителя гранату. Последняя мысль, которую генерирует искалеченный гибридный мозг, банальна: «Грёбаные Ястребы». Взрыв разбрызгивает серую кашу по металлическим полкам с закусками и планшетам с порно.

Дети переносят принудительное пребывание в Замке значительно лучше, чем долбаный нудила Картер. Они уже не просятся на экскурсию в город, хотя и любили Рамму и Сигард. Они радовались каждой поездке, каждому визиту в хмурые офис-центры «ЭЭ», походам за мороженым и в старомодные кино, поездкам в большие, словно стадионы, магазины игрушек. Вечерами мы прогуливались по улочкам рамманского старого города или по мостам и бульварам Сигарда. Сейчас же мы ходим по кругу в двухгектарном саду, полном фруктовых деревьев, декоративных кустарников и цветов. И это тоже приносит им удовольствие, хотя подлый отец не позволяет забегать дальше, где, безусловно, ещё интереснее и красивее.

Надя не гарантирует охраны от внезапной атаки с воздуха даже на территории ранчо. С внутренней стороны «китайской стены» неустанно маршируют патрули спецназа и андроидов Квиста, а снаружи кружат боты, вооружённые скорострельными карабинами и датчиками движения. Всё это сторожат дельтапланы, в любой момент готовые к самоубийственной атаке на переброшенную по квантовым каналам Саранчу. Но и они не дают стопроцентной гарантии, поэтому мы не можем слишком далеко отходить от дома.

Иан и Эмиля понимают это, они быстро мудреют. Интендант работает над их развитием с самого приезда в Замок. Она каждую ночь вплетает им в сны обучающие пакеты, а днём подсовывает игры и задания на логику, благодаря которым они развиваются всё быстрее. Плюс ко всему питание, богатое линолевой кислотой и предшественниками ацетилохолина, а ещё – что забавляет меня больше всего – игра на музыкальных инструментах, увеличивающая мозолистое тело в мозгу. Умело дозированный СТГ[27]27
  Соматропин, гормон роста


[Закрыть] ускоряет физическое развитие, реабилитационные упражнения укрепляют мышцы и скелет. Наша цель в том, чтобы в ситуации угрозы они смогли как можно лучше защитить себя и таким образом помочь своим опекунам.

Луиза не отпускает их ни на шаг. Носит за Эмилей любимую скрипку и рассказывает удивительные истории, которые засасывает прямо из Синета. Она терпеливая и понимающая, хотя ежедневно её заваливают сотнями вопросов. Порой у неё возникает серьёзная проблема, когда дети, разбалованные Надей, заходят слишком далеко.

– Что такое инкубы, Лу?

– Человека можно вылить на пол?

Она сейчас же заходит в сеть, чтобы секретно сообщить мне по инфору, что кто-то здесь начитался не той литературы. Я пробегаю взглядом пару предложений:

«Чернота, чернота, чернота охватывает всё. Мать. Кость от кости? Доллар от доллара. Она приходила и становилась над инкубом, стояла так долгие минуты, не двигаясь. Я внутри: мрачный клубок коротких конечностей, большой головы и спирали искусственной пуповины. Выключить питание. Долбануть табуреткой. Выбросить на пол. Не хочу, не хочу, не хочу».

– Надя, что это такое, едрить твою мать!

– Дети нашли этот фрагмент, прежде чем я отменила соединение с одной из библиотек на сервере 5L. Текст находился под запросом «мать». Поиск соответствий обоснован на этом этапе эмоционального развития.

– Но не такие же результаты должны быть!

– Возможно, для сравнения они получили ценное сообщение, – интендант стоит на своём.

«Это была глупая, безнадёжно глупая идея, он и так уйдёт, останется без денег, а теперь с этим на шее. Боже, где те времена, когда действительно можно было заарканить состоятельного мужчину на ребёнка! Сейчас они там все стерильные. А сколько намучаешься, сколько унижаться будешь, пока он не подпишет договор! А потом и так свалит. И зачем оно мне? Выключить, разломать, ты и так не идеал, так что много не потеряю. Черти б тебя побрали, паразит хренов! Конечно, она знала, что ничего подобного не сделает – но представляла. Как я расплываюсь тёмными потоками на ковёр. Чернота, чернота заливает всё».

– Ты переборщила со свободой! Вообще головой трахнулась?!

– Уверяю тебя, на развлекательных платформах они находят вещи, которые вносят куда более серьёзные изменения в картину мозга. Дети должны иметь доступ к разнообразной информации. Жёсткие эмоциональные фильтры формируют психически отсталые личности.

– Но не так же! Они ещё подумают, что Пат хотела навредить им. Мы не должны создать кашу в их головах из-за обычной невнимательности.

Я помню, как мы последний раз говорили о детях. Пат в полотняной рубашке и штанах до колен, с зелёным платком на шее и пламенными волосами, в которые вплела несколько лент алюминиевой фольги. Прощальный вечер. Мы стоим на крыше клуба Red Tuxedo, ожидая лифт, который отвезёт нас на двадцать этажей вниз. Я объясняю ей ещё раз, что рожать ребёнка в наше время легкомысленно и эгоистично, в воздухе завис призрак войны, мы должны отложить это решение. Двери кирпичной надстройки открываются со старомодным «дзынь».

Мы опускаемся на нижний этаж клуба, и перед глазами предстаёт подсвеченная витрина, а в ней – окровавленный белый смокинг, в котором погиб Фёдор Мариц, первый президент-аватар (ветвь ИИ по имени Каллиопа), победитель выборов после трагедии года Зеро. Его застрелил на новогоднем балу молодой ремарец из служащих отеля «Рагнис». Ржавые пятна на смокинге убеждают, что хоть мозг главы государства и был мёртвым, служа лишь маской для мощной программы, в его жилах текла настоящая человеческая кровь. Владелец сети клубов восхищён сочетанием красного и белого, он купил и законсервировал костюм, сделав из него узнаваемый символ заведения. Со временем Red Tuxedo стал любимым местом встречи колыбельщиков и других членов семейных корпораций.

В боковом зале нас ожидает столик: квадратный, на латунных ножках, выложенный керамической мозаикой. Мы продираемся к нему через стайки светящихся радужных шариков, наполненных газом такой густоты, чтобы они свободно дрейфовали в воздухе. Когда мы разгоняем их руками, они вдруг начинают танцевать в завихрениях, скользить вверх и вниз. Некоторые из них оснащены простыми гомеостатическими механизмами, порхают сами, ещё до того, как мы приблизимся к ним. Правый зал (бармен называет его «неф») осветлён голубоватым светом, который сочится из потолка и стен. Мы пробираемся через него, как мистические астронавты, будто бродим среди звёзд. Пат улыбается в полумраке, сверкая белыми зубами.

Музыка в Red Tuxedo полностью индивидуализирована, подаётся через ди-джейские смарт-программы. «Соники» подбирают произведения по сигналам от тел посетителей, запоминают песни, которые гости выбирают в музыкальных блоках, ассоциируют с другими из бездонных баз данных, а порой компонуют что-то на месте. Можно слушать общий набор с друзьями, а можно танцевать в собственном ритме. Всё идёт через аиды, синет-слоты и колыбели непосредственно в мозг. На главном танцполе уже толпа, а вид людей, которые сходят с ума в диком экстазе рядом с лениво обнявшимися парами, неповторимо забавный. Я переключаюсь между каналами и слушаю разные биты, подбирая звуки к движениям танцующих.

«Who killed Mr Moonlight?»[28]28
  «Кто убил мистера Лунный Свет?» – песня английского группы Bauhaus с альбома 1983 года «Burning from the Inside».


[Закрыть], любимая песня моей мамы, звучит в тот момент, когда официант пододвигает нам стулья и подаёт меню. Мы выбираем готтанскую пасту и вино, но здесь не еда главное. Значение имеет погружение в шум и толпу. И хотя мы не пользуемся этим преимуществом по полной, слишком устали от поездки и работы, вокруг нас другие люди, на расстоянии вытянутой руки. Мы все здесь, и все почти-вместе. Мы можем вернуться к прерванным разговорам и вести их вслух или на прямых каналах. Пат и я еще не знаем, что принадлежим к царству мёртвых. Она умрёт через несколько часов, на обратном пути домой, а я минутой позже прыгну с крыши небоскрёба HMS. В моей голове наверняка уже сидит это гелевое дерьмо, и я ничем не отличаюсь от грёбаного Фёдора Марица; разве что костюмом, который не войдёт в историю искусств.

Я понятия не имею, тот парень, который сидит напротив Пат и восхищается её улыбкой, – это ещё я, или уже синтетический конструкт, сложенный мединженерами. Кто предлагает ей потанцевать и подсказывает, чтобы сняла кожаные сандалии? Кто заказывает старый хит Элизабет Фрейзер, миксованный с искажёнными дорожками электро, и кто замирает от удивления, когда она мелкими шажочками проходит по паркету в сторону древнего аппарата светомузыки? Световые шарики создают невероятные созвездия, когда она танцует дикий техно-твист. Двигается в радужном ореоле, а другие посетители освобождают ей место, онемев от восторга. Я вижу по сети клуба, что все по очереди переключаются на её канал и пробуют коряво повторять движения Пат. Официант приносит нам красное вино. Я смотрю через бокал на размазанные световые пятна и заказываю у «Соник» тишину.

Не хочу, не хочу, не хочу! Остановить проекцию! Остановись, мать твою!

Не «заказываю», а «заказал» – тонкая разница, которая решает всё. Я должен провести институциональное (не философское) различие между тем, что было, и тем, что есть. В первом я не уверен: отец и Надя имели до фига возможностей вложить мне в голову мыльную оперу о счастье, которого, быть может, никогда не существовало. Я знаю, что не смогу верифицировать эту историю. Но я жив. Хотя бы в уродливой, получеловеческой ипостаси, и я нужен моим (или не-моим) детям, бегающим вокруг Луизы по садовым аллейкам. Хрен с ним, с этим прошлым, которое не даёт никаких плодов!

Скорость миропорядка приводит к тому, что мы не можем судить о настоящем на основе событий из прошлого. Когда я говорил Пат об «ужасных временах», то не знал ещё, что означают эти слова. Не мог себе вообразить, как низко и как быстро падёт человечество.

Я встаю из-за столика в Red Tuxedo, моё сознание возвращается в Замок. На горизонте появляется блестящая туча, которую позже зафиксируют спутники.

– Я должен собраться, – говорю Луизе по SII-5L, когда подключаюсь к ней. Мы обеспокоено смотрим вдаль, поверх голов детей.

– Ты должен взять на себя груз ответственности, так как болезнь отца может оказаться неизлечимой. Надя прогнозирует, что ему грозит нарушение координации правой половины тела, и это скорее оптимистический прогноз.

– Надя ведёт игру, которой я не понимаю. Сейчас она говорит, что Самюэльсон был невиновен в состоянии отца. К этому привела сила взрыва в ущелье, которая повредила колыбель. Раньше она утверждала иное, потому мы вытурили сукиного сына куда подальше, а возможно, приговорили к смерти невинного человека. Я давно ей не доверяю.

– Помни, что ты в Замке и она слышит тебя каждое мгновение.

– Я не буду, чёрт подери, нянчиться с компьютером!

– Я бы не перегибала с расовыми делениями, это может оказаться смешным. Не забывай, Францишек, кто я.

– Нет, я ни в коем случае не забываю, кто мы! Однако это не значит, что я буду следить за словами, чтобы не ранить чувства ИИ. У меня есть заботы поважнее, – я начинаю кричать в голос. – Посмотри, что происходит за стенами! То облако, зависшее над Радецом, до краёв наполнено военным усовершенствованным дерьмом! Если заражённое бешенством нано доберётся до Замка, мы будем вынуждены отключиться от всего и забраться глубоко под землю.

– Папа, мне страшно, – говорит Эмиля со слезами на глазах.

– Прости, я не хотел так кричать, – я обнимаю её и чувствую себя ужасно глупо.

– В таком виде ты мне нравишься куда больше, – Луиза присылает по каналу улыбку. – Только прошу, осторожнее при детях.

– Я не контролирую эти грёбаные всплески, – я глубоко вдыхаю и сразу же вхожу на инфор. – Хендрикс, мы вынуждены пожертвовать антиполевыми канатами Стеклянной Башни. Направь излучатели в сторону Радеца, чтобы задержать облако на расстоянии.

– Понял. Попробуем также выстрелить вирусом Н1, который перепрограммирует штаммы, но шансы, что удастся инфицировать колонию в воздухе, минимальны, – говорит майор. – Внутри облака находится объект, который не могут распознать ни спутники, ни пчёлы, запущенные с земли. Он, скорее всего, и управляет всей этой массой.

– Какая у него температура?

– Холодный, как чёрт, существенно ниже двухсот градусов. Нечто наподобие небольшого пузырька morozhenoje. Думаю, имеем дело с френическим пробоем.

– Из переходов на Вересковых пустошах следует, что там, где Саранча ударяет с наибольшей силой, пространство-время расползается, как тряпка. Я пробовал передать это Картеру и Марине, но не думаю, что они мне поверили.

Я и сам бы не поверил в эту версию, если бы собственными глазами не видел отряд Саранчи, вылезающий из скал Сулимы, и не наблюдал за тем, как что-то руководит слаженными движениями соперника.

Хаотические действия повстанцев оказываются точными и продуманными, как будто над ними вознеслось око, указывающее им путь. Это око может, как у насекомых, состоять из огромного количества глаз поменьше. Некоторые пользователи Вересковых пустошей делятся сложными теориями, которые опираются на модели, построенные академическими ИИ. Бесчисленные Человеческие Легионы считает, что так называемые «центры командования» Саранчи локализированы в пустыни Саладх, и на самом деле это подземное море синтетического плазмата. Этот пользователь распространяет информацию в режиме free (то есть платно, 1 ECU за скачивание) как недостаточно детально описанную и не верифицированную.