Текст книги "Книга несчастных случаев"

26. Просмотром не поможешь

Нейт высунул голову на лестницу, ведущую в спальню Оливера на чердаке. Мальчишка обжился – шкафы с книгами, на стенах киноафиши, письменный стол, беспорядок на котором выглядел художественным и тщательно проработанным, в отличие от бардака, воцарившегося на столе у Нейта в конторе, – и сейчас он стыдился, что еще совсем недавно не хотел выделять сыну собственное помещение. В углу стоял кофр с гитарой, похожий на гробницу, чей иссохший обитатель был уже давным-давно наглухо отрезан от мира живых.

– Напрасно ты бросил играть, – сказал Нейт.

– Что? – Лежащий на кровати с водруженным на грудь планшетом Оливер поднял взгляд. Вытащил из ушей наушники.

– Я про гитару. Напрасно, говорю, бросил на ней играть.

– А. Да не знаю… По-моему, не мое.

– Тогда можно ее продать. Хорошая гитара.

– Я не хочу ее продавать, – нахмурился Оливер, снова уставившись в планшет.

Нейт поднял руки вверх, признавая поражение.

– Ладно, я просто подумал, может, тебе нужны деньги на карманные расходы… Это твоя гитара. Если она тебе нужна как декорация – никаких проблем.

Мальчишка ничего не сказал. Просто сидел, насупившись.

– Тебе еще что-нибудь нужно? – наконец не выдержал он.

– Просто хотел пожелать спокойной ночи.

– Ну так желай быстрее.

Значит, Олли все еще злится на него. Прошел уже целый день, а он по-прежнему злится. Черт возьми!

– Ну хорошо. Спокойной ночи, приятель.

– Угу.

Яростно уставившись в экран, Оливер стиснул планшет с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Лицо у него исказилось от боли.

– В чем дело? – встревожился Нейт.

– Просто смотрю «Ютьюб».

– Что ты там смотришь?

– Ничего. Просто… ну, геймстримера[45]45
   Геймстриминг – онлайн-трансляция, во время которой пользователь с комментариями показывает процесс прохождения игры и взаимодействует с аудиторией – например, отвечает на сообщения в чате.


[Закрыть]. «Бой-зона». Он играет… Ну, в «Чашека», короче[46]46
   «Чашек» (русифицированное имя персонажа, англ. «Cuphead», «Чашкоголовый») – игра жанра «беги и стреляй», оформленная в эстетике американской мультипликации 1930-х гг.


[Закрыть].

Этот канал был у Олли одним из самых любимых. А «Чашек»… Нейт предположил, что это какая-то игра. На самом деле Олли по большей части играл только в то, что у него на планшете, но ему чертовски нравилось наблюдать за игрой других. Нейт шутил, что тридцать лет назад отцы говорили своим детям что-то вроде: «В твоем возрасте я ходил в школу в снежный буран, в гору, отбиваясь от медведей!», а сейчас это превратилось в следующее: «В твоем возрасте мы сами играли в чертовы видеоигры! И нам это нравилось!»

Однако сейчас что-то явно было не так. Олли казался слишком напряженным, слишком возбужденным. Нейту было крайне неприятно так поступать, но он подошел к сыну, положил руку на планшет и развернул его к себе, не обращая внимания на протестующий возглас Оливера.

На экране был выпуск новостей Си-эн-эн.

Землетрясение. Семь баллов по шкале Рихтера. В Перу.

– Олли!

– Да, да.

– Олли!

– Да! Ладно. Я знаю, что мне не надо смотреть новости. – У Олли покраснели уши. Планшет в руках задрожал. – Там пострадали люди. Я видел одну девочку, всю в пыли и… и в крови, она оплакивала своих родителей. Люди, оказавшиеся под завалами обрушившихся зданий, просто кричали, и ты можешь себе представить, каково находиться там, как это страшно, и что, если их никто не найдет, папа, что, если…

– Так, хорошо, я все понимаю.

Нейт мягко отобрал планшет у сына из рук. Он не прилагал усилий, Оливер сам отпустил планшет.

– Эти люди…

– Приятель, просмотром ты им все равно не поможешь. Сейчас ты ничем не можешь им помочь. Не нужно быть губкой, впитывающей все это.

Нейт уверенно ожидал, что эти слова вызовут гневный отпор, – однако воинственный настрой Олли погас, словно мальчишка испытал облегчение, услышав, что ему незачем быть свидетелем происходящего.

– Быть может, завтра переведем пару долларов на благотворительность? В ЮНИСЕФ[47]47
   ЮНИСЕФ – Детский фонд ООН.


[Закрыть], в какой-нибудь детский фонд… но только не в Красный Крест[48]48
   Возможно, Оливер имеет в виду плохую репутацию этой организации из-за ее лояльного отношения к гитлеровскому режиму.


[Закрыть].

– Конечно, Олли, конечно.

Поцеловав сына в лоб, Нейт направился вниз по скрипучей лестнице. Спустившись в коридор, он услышал за спиной кое-что – приглушенное звучание гитарных струн.

Оливер снова играл на гитаре.

Нейт рассудил, что это маленькая, но очень важная победа.

Он прошел в спальню и застал там жену, склонившуюся над небольшим чемоданом, собирающую вещи. И вот так запросто ощущение победы лопнуло, словно мыльный пузырь.

– Мэдди, – тихо промолвил Нейт.

Он понял, что происходит.

Он не знал, чем это вызвано, но понимал, что происходит.

Жена. Собирающая свои вещи. Она уходит от него.

– Никуда я от тебя не ухожу, – сказала Мэдди. – Я вижу выражение твоего лица, но это совсем не то, что ты подумал, так что сбавь обороты, хорошо?

– Хорошо, – пробормотал Нейт, стараясь взять себя в руки. – Но ты ведь правда собираешь чемодан. Ни с того ни с сего. Ведь мы не ругались…

– Я уже сказала, я от тебя не ухожу. К тому же, если ты обратил внимание, чемодан маленький. Если б я хотела от тебя уйти, то взяла бы из кладовки здоровенный, твою мать, и побросала бы в него все что только можно. – Мэдди пристально посмотрела на него. – А все твое дерьмо было бы во дворе. Обоссанное.

– Я рад, что этого не произошло. По самым разным причинам.

– И я тоже. В любом случае столько мочи́ во мне не наберется, даже если я очень на тебя разозлюсь. – Она помолчала. – Утром мне нужно кое-куда съездить.

– Ты же знаешь, что в эти выходные у нас… вроде как Хеллоуин. Осталось всего три дня, Мэдс.

Мэдди ничего не сказала. Тогда Нейт спросил:

– Ладно. У этого «кое-где» есть название или хотя бы географические координаты?

Мэдди на мгновение напряженно застыла, ухватившись за чемодан – словно опасаясь в него свалиться.

– Мне просто нужен один день.

– Это не ответ. Мэдди, куда ты уезжаешь?

Она по-прежнему колебалась.

– Я должен знать, как с тобой связаться на тот случай, если что-то случится. И где ты будешь.

– Возьму с собой телефон.

– Мэдди…

– Не могу сказать. Не могу об этом говорить. Я не… – Зажмурившись, Мэдди сглотнула комок в горле, раздувая ноздри. Словно всеми силами стараясь взять себя в руки. – Я даже не знаю, что это такое, но, пожалуйста, просто не трогай меня. – Она явно собралась напомнить мужу про должок, о котором они не говорили вслух. – Я поддерживала тебя во всем. В том числе терпела твое странное поведение в последнее время. И вот теперь твой черед поддержать меня. Поверить мне.

Нейт хотел возразить.

Хотел сказать: «Это несправедливо!»

Однако это было справедливо.

На все сто процентов.

Поэтому он сделал то, что сделал. Кивнул, улыбнулся и сказал:

– Как скажешь.

И Нейт говорил искренне, как бы больно ему ни было. Мэдди ответила ему, что он замечательный муж, потом объяснила, что уедет утром, после того как они отправят Оливера в школу. И вернется на следующий день.

Вот, собственно, и все.

27. День без Мэдди

В день отъезда матери Оливер очень встревожился ее внезапным бегством, и обоим родителям пришлось приложить все силы, чтобы его успокоить, что только напугало мальчишку еще больше, поскольку все родители, когда разводятся, устраивают одни и те же песни и пляски, одни и те же фокусы, разве не так? «О, все будет замечательно, просто нам нужно немного отдохнуть друг от друга, вот тебе лошадка, и не обращай внимания на того дядю за занавеской, это просто мамин новый… э… инструктор по йоге Джулиан, хорошо проведи день в школе, приятель!»

Оливер ушел в школу, и Мэдди уехала.

Умчалась бог знает куда.

Без него.

Вот что больше всего убивало Нейта.

Они были командой. До этого момента. До этого дома.

Винить дом абсурдно. Лучше винить свое дерьмовое поведение – в последнее время он почти не спал, вечно был угрюмым и просто странным. Быть может, это он вынудил Мэдди уехать. Может, ей просто потребовалось провести одну нормальную ночь без него. Она могла прямо сказать ему это. Внезапно Нейта захлестнула злость. Она могла прямо сказать. Он бы понял.

Верно же?

Внезапно Нейт в этом засомневался.

И все-таки так было бы лучше, чем то, что получилось сейчас. Когда Мэдди просто уехала, практически не предоставив никакой информации.

У Нейта кружилась голова. Он был зол, огорчен, сбит с толку и даже не понимал, заслужил ли этого. Олли на него злится. Мэдди уехала. А он здесь, в этом доме. Как ни старался Нейт, это по-прежнему был чей-то чужой дом.

«Сооруди дамбу, – приказал себе Нейт. – Останови поток дерьма».

Он соорудил дамбу. Отправился на работу. Фига почувствовал что-то неладное, однако Нейт ничего ему не сказал. Затем он вернулся домой. Оливер прислал ему сообщение, предупреждая, что задержится с друзьями, и спрашивая, можно ли ему пиццу. Нейт ответил, что можно.

Нейт сидел на кухне один. Желудок напомнил, что он не обедал, тем самым чувством ненасытного голода, вызывающим легкую тошноту. Прилив желудочного сока толкнул его к холодильнику, в котором он рылся до тех пор, пока не остановился на блюде, приготовление которого оказалось бы по силам и пещерному человеку: ветчинная и сырная нарезки. Нейт положил кусок ветчины на разделочную доску, накрыл его сыром, сверху снова положил ветчину. Как сэндвич, но только без хлеба, к черту его. Нейт приготовил один такой сэндвич, затем второй, третий. Мясной пир бедняка.

Когда он закончил готовить последний, его нос уловил запах.

Табачного дыма.

Внутри все перевернулось. Ветчина и сыр встали поперек горла. Нейт предпринял усилие воли, прогоняя запах, сосредоточился на том, чтобы его рассеять, – и у него получилось, но только запах табачного дыма сменился жуткой смесью других запахов – надо сказать, знакомых запахов.

Зловонием пота.

Тошнотворным запахом оружейной смазки.

Кислым смрадом умирающего старика – вонью гниющей кожи и едкого рассола слизи, полным спектром мочи, дерьма и блевотины, несущих в каждой своей изуродованной молекуле свидетельства рака.

Нейт закрыл глаза, чувствуя, как сердце скачет в груди галопом обезумевшей лошади. Водопад крови разлился по вискам, запястьям и шее.

И тут странные запахи, запахи его отца, живого и умирающего, исчезли.

Вместе с этим пришла мысль: «Нужно выпить». А пить в одиночку Нейту не хотелось.

* * *

Остановившись в дверях своего дома, Джед оглядел Нейта с ног до головы и объявил, криво усмехнувшись:

– Если ничего не имеешь против жестокой прямоты, Нейт, вид у тебя такой, словно ты прошел через пищеварительную систему разъяренного слона. – Он понизил голос до театрального шепота: – И у этого слона острое воспаление кишечника.

– Ну да, что-то вроде того. – Нейт махнул рукой, спрашивая жестом, можно ли ему войти. – Ничего не имеешь против, если я?..

– Ах да, конечно, конечно… Заходи, дружище!

И снова Нейт оказался в слишком прибранном доме Джеда. И снова у него в руке оказался стакан чего-то, пахнущего как виски. Все произошло так быстро, что он не успел заметить, как Джед наполнил стакан.

– Шотландский? – спросил Нейт.

– Односолодовый, но американский. Из Колорадо. «Снежинка» от «Странахан» – купить можно лишь один день в году, в декабре, перед началом долгой темной зимы[49]49
   «Снежинка» продается – обычно две бутылки в одни руки – только на одноименном фестивале, проводящемся близ Денвера, столицы Колорадо.


[Закрыть]. У меня был приятель с Запада, из Гранд-Джанкшн, он раздобыл мне бутылку.

Нейт отпил глоток. Виски едва не свалил его с ног – не своей крепостью, хотя он был крепким. А своеобразным привкусом.

Должно быть, от Джеда не укрылось, как у него загорелось лицо.

– По-моему, это что-то, согласен? – Его брови по-стариковски сладострастно взметнулись вверх.

– Точно.

– Но, я так понимаю, ты пожаловал не за тем, чтобы насладиться виски, хотя я всегда рад тебя угостить. Что стряслось, сосед?

– В этом-то вся проблема. Понятия не имею, что стряслось.

– Гм, – пробормотал Джед, словно понял его. Он пододвинул табурет ближе к Нейту. – Выкладывай.

– Мне кажется, Джед, будто я схожу с ума.

– Должен тебе сказать, Нейт, что рассудок далеко не так хрупок, как мы думаем. По-моему, чаще страх потерять его гораздо опаснее собственно потери, улавливаешь логику? Очень часто страх хуже самого предмета страха, будь то террористы, иммигранты и так далее.

– Нет, тут все по-настоящему, – Нейт покачал головой. – Я…

– У тебя видения.

– Откуда ты узнал?

Джед ухмыльнулся словно кошка, сцапавшая канарейку.

– Потому что я вижу выражение твоего лица, дорогой Нейт, и мне оно знакомо. Я словно смотрюсь в зеркало, но только в зеркало из своего прошлого. Тут как нельзя лучше подойдет Шекспир: «И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио»[50]50
   «Гамлет». Акт 1, сцена 5. Пер. М. Лозинского.


[Закрыть].

– Я не верю в призраков, Джед.

– Ну и что, они-то в тебя верят.

– Я вижу своего отца, Джед. Который умер.

Нейт залпом допил виски.

– Так, отлично, – сказал Джед, также опустошая свой стакан. Налив еще по порции, он сказал: – А вот теперь можно начинать разговор по-настоящему.

* * *

Через несколько часов Нейт был пьянее щегла, объевшегося забродивших ягод.

Нагнувшись к нему, пожалуй, даже слишком близко, Джед сказал:

– Все дело в том, Нейт, что мы живем по соседству с…

– С Рэмбл-Рокс, – подхватил Нейт заплетающимся языком, и у него получилось «Рэмба-Рох-хс». Во рту у него было липко. Вкус ириски и костра.

– Это место тонкое. Так считали индейцы-делавары. И давние квакеры. «Тонкое» в том смысле, что барьер между мирами здесь не такой, как в других местах. На протяжении многих лет тут наблюдали разные странные вещи. По рассказам старых квакеров, они видели в лесу «незнакомцев». Другие видели самих себя – что-то вроде двойников. Среди камней частенько наблюдали призраков. Вот почему такой серийный убийца, как Эдмунд Риз, убивал девочек именно здесь. Он говорил, что это особое место.

– Ты пьян, – заметил Нейт.

– Это ты пьян! – возразил Джед. – J’accuse![51]51
   Букв. «Я обвиняю!» (фр.) – ставшее крылатым выражением название статьи великого французского писателя Э. Золя (1898), содержащей обвинения против тех, благодаря кому был несправедливо осужден за шпионаж в пользу Германии капитан А. Дрейфус и оправдан истинный виновник, майор Ф. Эстерхази.


[Закрыть]

Похоже, оба они здорово набрались.

– Так что ты хочешь мне сказать, Джед? Весь этот бред, и в том числе отец, которого я видел собственными глазами, это все из-за Рэмбл-Рокс? Я, конечно, слышал разные предания, но… ничего этого на самом деле нет, твою мать. Я просто схожу с ума.

– А я так не думаю, сынок.

– Тогда что происходит? Что мне делать? Пригласить экзорциста? Гребаного шамана?

– Нет, – на полном серьезе возразил Джед. – Просто следи за собой. Обращай внимание на то, что видишь. Будь осторожен с тем, кому можно доверять. Быть может, здесь кто-то или что-то ведет с тобой игру.

– Может, это ты ведешь со мной игру, – подмигнул Нейт.

Облизнув губы, Джед откинулся назад.

– Нейт, я думаю, тебе следует вернуться домой. И немного отдохнуть.

– Точно. – Нейт рыгнул, прогоняя привкус горелого угля в глотке. – Пожалуй, ты прав, Джед. Спасибо за выпивку и безумные истории.

– Возможно, истории безумные, Нейт, но ты-то в здравом рассудке. Помни это.

– Ага.

С этими словами Нейт побрел по лесу. Отыскивая дорогу домой среди деревьев, стараясь не споткнуться о кусты и корни – было бы очень стыдно разбить себе задницу. Джед оказывал на него дурное влияние. Вернувшись домой, Нейт обнаружил, что Оливера еще нет, – поэтому он прилег на кушетку, сказав себе, что просто даст своим глазам немного отдохнуть. Однако когда Нейт их открыл, занавески жег яркий солнечный свет.

28. Чем дальше в лес…[52]52
   «Into the Woods» (англ.) – название известного сказочного мюзикла (1986) и фильма по его мотивам (2014; перевод заголовка заимствован из названия в отечественном прокате).


[Закрыть]

– Все в порядке, приятель? – спросил Джейк, передавая Олли бутылку. Это был виски – такой, о котором Оливер никогда не слышал. «Джек Кенни», односолодовый. – Ты какой-то беспокойный.

Они сидели на упавшем дереве. Гуляя, прошли мимо недоделанного маминого сарая, и там Джейк объявил, что хочет курить. Октябрьский вечер был не по сезону теплым. В воздухе жужжали мухи, радуясь тому, что тепло подарило им привилегию – подольше не умирать.

– Все в порядке, – ответил Олли, отпивая глоток прямо из горлышка. Виски карамельным факелом обжег ему рот и горло. – Отец меня прибьет на хрен, если узнает, что я здесь пью.

– Твой отец в эту самую минуту отрубился, пьяный в стельку. Он будет конченым лицемером, твою мать, если устроит тебе за это взбучку.

– Знаешь, он служил в полиции.

– Детективом?

– Нет… кажется, сержантом[53]53
  Т. е. начальником патрульной или следственной бригады.


[Закрыть].

– В таком случае можешь не беспокоиться. Он не Шерлок Холмс. – Выхватив у Олли бутылку, Джейк прижал ее ко рту и отхлебнул солидный глоток. – А ты, значит, очень хрупкий, так?

Внезапно Оливеру стало стыдно, и он отвернулся, уставившись на погружающийся в сумерки лес. Джейк поднял обе руки вверх – в одной бутылка, виски выплеснулся – и добавил:

– Не хотел тебя обидеть. Просто хотел сказать – дерьмово тебе приходится.

– Ага. – На самом деле Оливеру не хотелось говорить об этом, но в то же время хотелось. – Ничего страшного. Я прохожу психотерапию.

– В задницу терапевтов, дружище!

– Что?

– Я ходил к такому. Они не говорят правду.

– Но мне моя нравится.

– Я не говорил, должен или не должен ты любить своего психотерапевта. – Джейк презрительно фыркнул. – Просто говорю, что все они лгут. И сами того не понимают. Просто так устроены. Это в них заложено – лгать.

– И в чем заключается их ложь?

– Они говорят, что ты сломлен и сам должен это исправить.

– Я тебя не понимаю.

Подавшись вперед, Джейк протянул Оливеру бутылку.

– Вот что я имею в виду: тебе хреново? Это нормально. Потому что ты настроен на что-то такое, чего другие не чувствуют. Ты как антенна, всегда ловишь свою частоту. А остальные люди – просто сгустки пустоты, дружище. Они ни хрена не ловят. Но ты? Ты всегда принимаешь сигнал.

– Какой еще сигнал? – спросил Оливер, беря бутылку, но не решаясь к ней приложиться. – Похоже на какие-то шпионские бредни.

– Нет, ты меня не так понял – я не имею в виду буквально, Оливер. Ты просто видишь то, что другие не видят. А именно то, что мир сломан.

– Нет, я ничего такого не знаю…

– Неужели? Давно оглядывался по сторонам?

– Не очень. Да, тут многое не так. Но… – Слова замерли у него во рту.

– Но что? – точно озвучил его следующую мысль Джейк.

– Не знаю.

– Нет, знаешь! Но ничего, вот что. Только посмотри на стрельбу в школах.

При этих словах Оливер напрягся. Учащенно забилось сердце. Задрожали руки. Во рту пересохло, а ладони, наоборот, вспотели.

Сложив из пальцев пистолет, Джейк приставил его к виску и дернул головой.

– Бах! Дети умирают. Маленькие дети. Дети постарше. И кому до этого хоть какое-нибудь дело? Кто делает хоть что-нибудь? Никто. Только мысли и молитвы, правильно? – На мгновение его глаз засиял лунным серебром – Оливер не понял, было ли это плодом воображения, потому что, когда он посмотрел снова, сияние уже прекратилось. – Никто ничего не делает. И стрельба продолжается. В торговых центрах, кинотеатрах, церквях, синагогах – везде, твою мать. Если детектор не реагирует на группу расстрелянных первоклашек, его стрелка вообще не сдвинется с места. Он сломан. И его нельзя починить, потому что он чересчур большой, чересчур сложный, чересчур… не знаю. Просто чересчур. И ты это чувствуешь. Своим нутром. Своей головой. Своим… – Тут Джейк с силой ткнул Оливера пальцем в грудь, отчего тот вздрогнул. – Своим долбаным сердцем, парень. Ты не сумасшедший. Ты – самый здравомыслящий человек во всем этом проклятом мире. То же самое и я, потому что у меня это также есть.

Оливер продолжал сомневаться. Неужели весь мир сломан? Как это можно определить? Тут что-то не так. Оливер не мог рассуждать о больших, обширных системах. Он видел только застрявших в них людей. Попавших в ловушку, пережеванных, сокрушенных.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что у тебя это также есть? – спросил Оливер.

– Я прежде был таким, как ты. Постоянно расстраивался. Пугался, словно вечно обоссывающаяся чихуахуа.

И вот теперь – теперь Оливер поднес бутылку ко рту. Уже не пригубить – он отхлебнул большой глоток. Виски озарило его огнями ночного города.

– И что ты сделал, чтобы это прекратилось? – подавшись вперед, спросил Оливер.

– О, приятель, у нас даже близко нет времени на то, чтобы ответить на этот вопрос, но мы до него доберемся. А пока знай следующее: перво-наперво я должен был перестать сношаться с психотерапией. Я прекратил слушать посторонних и начал прислушиваться к себе самому. И к словам хороших друзей. Друзей, которые мне помогали. Которые меня чувствовали. Понимаешь?

Оливер кивнул. Потому что понимал.

29. И-и-и-и мы вернулись![54]54
   Одна из фраз, которую произносят телеведущие, возвращаясь в эфир после паузы.


[Закрыть]

Утро тащилось в приступах тошноты и головной боли. В постоянных выпадениях из времени. Нейт сидел за столом, нянча стакан воды; четыре таблетки ибупрофена словно застряли в горле. Олли сам готовил себе завтрак: овсянку. Которую в настоящий момент Нейт абсолютно не хотел, потому что для него сейчас есть овсянку было все равно что собаке есть свою блевотину, но только из миски, а не с пола. Правда, кофе он хотел, и Олли любезно приготовил ему кружку.

И тут входная дверь открылась, и Мэдди как ни в чем не бывало вошла в дом.

Как только она переступила порог кухни, Олли спрыгнул со стула и заключил ее в чудовищные объятия, продолжавшиеся довольно долго. Мать поцеловала его в макушку. Он стал похож на малыша. Мальчик всегда любил нежности и ласки: выдавал их в большом количестве, но и требовал тоже много. Что было очень хорошо и никогда не вызывало отторжения, хотя Нейт порой задумывался, не говорит ли это о каких-то особых потребностях сына. И все-таки видеть такое проявление чувств снова было очень приятно.

Взглянув на часы, Нейт сказал Оливеру, чтобы тот с овсянкой поднялся к себе наверх и приготовился к школе, потому что скоро выходить. Мальчик угрюмо протиснулся мимо отца, подозрительно покосившись на него.

Какое-то мгновение пространство между Нейтом и Мэдди было затянуто льдом. Чемодан на колесиках выразительно застыл.

– Вид у тебя как у наждачной бумаги, которой вытерли жопу, – наконец сказала Мэдди.

– Возможно, я немного перебрал с Джедом, – невесело усмехнулся Нейт.

– Пожалуй, мне нужно познакомиться с этим Джедом.

– Он тоже придет к нам на Хеллоуин.

Молчание расширяло разделяющую их пропасть. Но вдруг Мэдди без предупреждения шагнула к Нейту. Растаяв в нем, поцеловала его в щеку.

– Извини, что мне пришлось уехать, – сказала она.

– Ничего страшного, – искренне ответил Нейт. – Я по тебе скучал.

– Я тоже по тебе скучала. И вот вернулась.

– Не скажешь откуда?

Мэдди ничего не ответила. Отсутствие ответа вонзилось в Нейта острыми зубами. «Куда ты ездила, Мэдди?»

– Все будет хорошо, – наконец сказала она.

– Замечательно.

Однако сам тот факт, что Мэдди пришлось сказать эти слова, вселил в него подозрение, что на самом деле это неправда.