Текст книги "Влияние налогов на становление цивилизации"

11
Новый порядок Диоклетиана

Картина этого упадка проста и понятна; и, вместо того чтобы допытываться, почему Римская империя была разрушена, нам бы следовало удивляться тому, что она просуществовала так долго.

Гиббон. «История упадка Римской империи»

Если бы мы жили в III в.н. э., мы, вероятно, оплакивали бы ужасный упадок и близкую гибель Римской империи. За двумя прекрасными столетиями Римского мира последовал хаос. Беспрестанные военные перевороты расшатали имперский трон. Каждый император в среднем жил не больше трех лет – до тех пор, пока очередной популярный военачальник не предложит солдатам больше денег. Круговорот императоров был своего рода аукционом, на котором солдаты продавали свою верность тому, кто предлагал больше. Император Септимий Север (193–211) перед смертью дал сыновьям такое напутствие: «Живите дружно, обогащайте воинов, а на всех остальных не обращайте внимания»[115]115
  Дион Кассий. Римская история, LXXVI, 15. Пер. А. Махлаюка.


[Закрыть].

Насколько можно судить, Римская империя выжила благодаря силе ее городов. Интенсивная централизация при Августе переместила силу империи в города. Поэтому когда центральная власть находилась в коллапсе, благополучию большинства рядовых граждан это само по себе почти не угрожало.

Как и следовало ожидать, созданная Августом налоговая система постепенно пришла в упадок. Об этом недвусмысленно свидетельствуют налоговые моратории, публичное сожжение налоговых ведомостей и распродажи личного имущества императора. Но настоящий кошмар начался в III в., когда власти в Риме довели политику обесценивания денег до того, что римский денарий практически ничего не стоил. В начале столетия, при Септимии Севере, содержание серебра в некогда полноценном денарии составляло 50 %, а 60 лет спустя – только 5 %. Цены, естественно, взлетели. Бушель пшеницы, в 200 г. стоивший 10 денариев, через 70 лет стоил уже 200 денариев, а в 344 г. – 2 млн денариев [116]116
  «Infl ation by the Bushel», Horizon (Summer 1976), p. 20.


[Закрыть].

Ифляция на примере бушеля пшеницы. Каждая стопка монет представляет количество тетрадрахм, требовавшихся для покупки одного артаба (около одного бушеля) пшеницы.

Налоговая система Августа опиралась на твердые деньги. Теперь же провинциальные налоги выплачивались в непрерывно обесценивающихся денариях. Новые налоговые разверстки не поспевали за инфляцией. Чтобы как-то выжить, римские власти использовали четыре не совсем благовидные источника получения средств: денежные дары, литургию, налог на наследство и реквизиции на нужды армии.

1. Денежные дары, aurum coronarium. Во времена республики провинции преподносили римским полководцам в качестве победного венка золотые дары. Цезарь однажды получил 2992 таких дара общим весом 22 414 фунтов. Эти вещи немедленно были переплавлены и пошли на монеты с изображением увенчанного Цезаря; до сих пор на монетах монархий изображаются монархи с короной. Потом золотые дары стали принудительной обязанностью; император мог потребовать их, например, по случаю рождения сына, военной победы или под любым иным достаточно внушительным предлогом. В конце концов подношение даров превратилось в ежегодный взнос размером 1600 фунтов, который складывался из долевых выплат городов империи.

2. Литургия тоже стала принудительной обязанностью. Десять самых видных жителей каждого города, так называемые декурионы, составляли городской совет, который отвечал за удовлетворение потребностей центральной власти.

3. Налог на наследство был сделан всеобщим. В 212 г. император Каракалла даровал римское гражданство всем жителям империи, чтобы они подпадали под действие закона, введенного Августом. Ставка налога повысилась до 10 %, и никакие исключения не предусматривались.

4. Реквизиции на нужды армии, так называемые индикции, проводились с целью обеспечения войск основными припасами. Это была самая произвольная форма налогообложения, поскольку ее случайными жертвами становились те, кто оказывался поблизости и имел нужные армии припасы.

Эти четыре защищенные от инфляции средства позволили римским властям выжить. Галопирующая римская инфляция была сродни той, которая бушевала в Германии в начале 1920-х годов. Денарий и марка обесценивались политикой властей, которые выпускали все больше денег для обеспечения своих потребностей. Разница только в том, что немцы использовали бумагу, а римляне – медь. В качестве последнего выхода римские власти решили вообще отказаться от денария и стали собирать налоги натуральным продуктом. Собственно, такими и были налоги до появления денег.

В частных сделках люди отказались от денария гораздо раньше, чем это сделало государство. Денарий стал лишь одним из множества средств оплаты. Когда фискальная система рушится, люди инстинктивно переходят на примитивные, но надежные средства обмена. В 1980 г., когда инфляция свирепствовала, инвесторы скупали золото и серебро, а в нашем обществе росло беспокойство по поводу перспектив никчемных денег.

Когда денарий фактически вышел из употребления, эти новые способы получения дохода заложили основу для самых серьезных перемен по всей империи. Требовался сильный лидер, способный превратить новые реалии в постоянную и работоспособную систему. Таким человеком стал Диоклетиан. Подобно Августу, он реорганизовал империю и навел порядок в Риме, но, в отличие от Августа, за счет жесткой централизации. Август установил мир с помощью сокращения армии, децентрализации государственных полномочий и снижения налогов. Август был сторонником невмешательства, laissez faire. Диоклетиан пошел прямо противоположным путем; он сконцентрировал полномочия, поднял ставки налогов и подчинил государству всех и все. Так по прошествии восьми столетий римляне утратили последние остатки свободы, причем покусились на их свободу не чужеземные захватчики, а те самые власти, которые, по идее, должны были ее защищать.

Перед тем как на сцену вышел Диоклетиан, империя была близка к полному хаосу. Без настоящих денег государство разваливалось. Солдаты не хотели получать жалованье в неполноценных монетах, и сборщики налогов тоже их не принимали. Закон и порядок исчезли, на морях бесчинствовали пираты, а на дорогах – грабители. Время от времени вспыхивали крестьянские бунты, когда земледельцев выгоняли из домов «ненасытные сборщики налогов», не желавшие считать имперские деньги законным средством платежа. Власти, как военные, так и гражданские, все больше прибегали к реквизициям и принудительному труду. Иного выхода у них не было. В 245 г. император Филипп Аравитянин получил от одного соотечественника прошение о помощи с жалобами на незаконные поборы: «Мы претерпеваем… незаконные, из ряда вон выходящие поборы… Солдаты, важные люди из городов и наши собственные чиновники сворачивают с дорог, достигают нас, отрывают от работы, отнимают плуги и волов, силой забирают то, чего мы им не должны… Мы совсем обнищали, и земли наши опустели» [117]117
  Stephen Williams, Diocletian and the Roman Recovery (New York, 1985), p. 30.


[Закрыть].

Историки нередко порицают Диоклетиана за то, что он погасил факел свободы, который греки и римляне вручили цивилизации. Это обвинение не совсем справедливо, если принять во внимание важность спасения Римской империи. Введение чрезвычайного положения – общепринятый, мало того, единственный способ замирения неуправляемого общества. Диоклетиан просто использовал наилучший известный метод борьбы с беспорядком: принуждение.

С инфляцией он попытался справиться по-военному и приказал под страхом смертной казни не повышать цены. К его удивлению, цены продолжали расти. Когда регулирование цен показало свою бесполезность, Диоклетиан вновь ввел реквизиции, но в измененной форме. Система реквизиций позволяла обходиться без денариев. Деньги больше не принимались в качестве законного средства платежа по налоговым выплатам. Пшеница, ячмень, мясо, вино, масло и ткани – вот что взималось теперь в счет налогов. Иными словами, почему бы налогоплательщикам не совершать платежи теми товарами, в которых заинтересовано государство? И зачем тогда вообще нужны деньги? По мнению Ростовцева, «было гораздо проще забыть о многовековой работе [римской налоговой системы] и ввести самую грубую и примитивную систему налогообложения, какая только существовала. Она должна была быть понятной любому солдату, хотя даже самый недалекий человек понимал, что в данном случае простота отнюдь не равносильна честности и справедливости» [118]118
  Rostovtzeff, Roman Empire, 1, p. 518.


[Закрыть].

Учреждая такого рода натуральное налогообложение, Диоклетиан начал с того же самого, что и Август: провел перепись. Когда появлялись цензоры – а это происходило раз в несколько лет, – люди знали, что налоги пересчитываются. В прошлые времена земли каждый раз оценивались заново, и в налоговые ведомости вносились соответствующие изменения. На сей раз все происходило иначе. Прежде всего, изменился статус Италии; отныне никакого налогового иммунитета для нее не существовало. Жители Италии более не имели освобождения от прямых налогов, которым пользовались почти пять столетий.

По окончании переписи римские власти приступили к долгой и кропотливой оценке продукции земледельческих хозяйств, причем исходили они не из того, что хозяйство реально производит, а из того, что оно должно производить. Прежняя денежная единица подсчета, денарий, была заменена единицей производственной площади, югером (iugum). В Сирии была найдена схема классификации земель. Югер земель первой категории составлял 12,5 акров, второй категории – 25 акров, третьей – 37,5 акров. Только представьте себе, сколько споров возникало по поводу того, к какой категории относится та или иная земля. Со временем сформировалась сложная методика поправок и уточнений. Первоначально простой налоговый принцип при практическом применении превратился в чудовищного монстра. Однако не следует судить эту систему слишком строго, – во всяком случае нам. По сравнению с нашим налоговым законодательством система Диоклетиана действительно была простой.

Тем не менее она породила гигантскую бюрократию. Во многих текстах того времени отмечается, что сборщики налогов числом превосходили налогоплательщиков. Вот, например, что говорит христианский писатель Лактанций (ок. 250–330): «Число взимающих настолько стало превышать число дающих, что колоны[119]119
  Колоны – в Древнем Риме мелкие землевладельцы-арендаторы. – Прим. ред. ⁶ Там же, 7, 4. Пер. В. Тюленева.


[Закрыть], разоренные непомерными повинностями, забрасывали поля, и хозяйства превращались в леса» [120]120
  Лактанций. О смертях гонителей, 7, 3. Пер. В. Тюленева.


[Закрыть]. Он же сообщает, что суды были завалены налоговыми делами: «Частные дела стали чрезвычайно редкими, а частыми только лишь штрафы и проскрипции, бесчисленные же повинностные дела даже не частыми, а постоянными, и в том, что касалось податей, царило невыносимое беззаконие» [121]121
  Там же, 7, 4. Пер. В. Тюленева.


[Закрыть].

Итак, новая система заставляла земледельцев, не согласных с классификацией своих земель, бросать хозяйства. Ее эффективность сильно снижалась тем обстоятельством, что римские граждане обладали правом свободного передвижения в пределах государства. Это право существовало с тех самых пор, как за тысячу лет до этого на берегах Тибра был основан город Рим, и отличало римского земледельца от царских крестьян Египта. Система Диоклетиана могла исправно работать лишь при условии, что каждый налогоплательщик оставался на месте. Соответственно, налог с земли можно было получить только в том случае, если хозяин или арендатор был при ней. Поэтому в жертву системе была принесена тысячелетняя традиция свободного передвижения римских граждан. Все земледельцы, их дети, внуки и правнуки прикреплялись к земле на постоянной основе. Для них завершающее последствие нового порядка Диоклетиана обернулось тотальным принуждением. Впрочем, ничего исключительного в этом нет. Читатель еще не раз убедится, что гражданские свободы подгоняются под налоговую систему; сама же налоговая система не подстраивается под гражданские свободы.

Поскольку создать запасы на несколько лет было невозможно, система привела к появлению первых в истории годовых государственных бюджетов. Продукты питания портились; поэтому ставка налога ограничивалась текущими государственными нуждами. Каждый год все римские должностные лица посылали в Рим заявки с перечнем своих потребностей на следующий год. Итоговый объем пропорционально распределялся по налоговым единицам империи. Первого сентября центральные власти объявляли ставку налога на югер. Это было время урожая, и ни один земледелец не знал заранее, каким будет его налог. Сбор налогов стал для государства вопросом жизни и смерти. Если их не собрать, солдаты взбунтуются и пойдут грабить крестьян. Налоговые недоимки нельзя было допускать. Поэтому самое жесткое давление испытывали не только налогоплательщики, но и сборщики налогов. Самым действенным аргументом для системы в целом, для плательщиков и сборщиков налогов была смертная казнь.

Вот что сказано в египетском эдикте об установлении налога: «Диоклетиан и Максимиан… узнав, что ставки государственных налогов устанавливаются произвольно, так что одним живется легко, а другие обременены чрезмерно, решили искоренить этот самый зловредный и губительный обычай к выгоде всех жителей провинций и ввести обязательное правило, с которым будут сообразовываться налоги. Соответственно, это относится к налогу на каждый югер согласно свойству земли… Властям каждого города приказано отправить в каждую деревню и каждое селение копию данного божественного распоряжения вместе с разнарядкой. Сборщикам каждого налога надлежит напомнить, что они должны всеми силами добиваться строгого соблюдения закона; ибо если обнаружится какое-либо его нарушение, сборщику грозит смертная казнь» [122]122
  Egyptian Papyrus, trans. H. C. Youfe, University of Michigan, Sourcebook II, p. 461.


[Закрыть].

Самое примечательное в приведенном выше тексте – это вводное предложение; из него следует, что Диоклетиан хочет провести реформу с целью исправления недостатков законодательства и облегчения налогового бремени. Нынешние правительства ведут себя точно так же. Новые налоговые законы, увеличивающие налоговую нагрузку посредством «реформ», обычно сопровождаются обещаниями больших послаблений для налогоплательщиков.

Преемник Диоклетиана, Константин, принес христианство в римский мир, а кроме того, дал миру, по всей видимости, первый подоходный налог на коммерческие операции. Налоги на натуральную продукцию не касались торговцев, поскольку те ничего не производили. В 306 г. Константин ввел общий налог на торговлю и ремесленное производство; это был прямой налог, которого почти никто не мог избежать. В Антиохии в список налогоплательщиков был включен сапожник, все активы которого ограничивались парой инструментов. Налог выплачивался раз в четыре года на основе вычисления торговых доходов. По словам Гиббона, «собирался он очень строго», и налогоплательщиков нередко «вынуждали под угрозой сурового наказания добывать требуемые суммы любыми путями». Это значит, что многим приходилось продавать своих детей в рабство, чтобы достать нужные деньги. Почему? Потому, что налог выплачивался в золоте и серебре, которые были общепринятым средством платежа в торговле рабами. Мнение Гиббона об этом законе, высказанное в 1788 г., в полной мере применимо к современным подоходным налогам на торговлю: «Скрытое богатство торговли и ненадежные прибыли художественного и ремесленного труда доступны лишь субъективной и произвольной оценке, которая редко бывает невыгодной для казны. <…> Если выплату земельного налога можно обеспечить за счет конфискации собственности, то в данной сфере, пожалуй, основным средством взыскания служат телесные наказания» [123]123
  D. Saunders, ed., The Portable Gibbon, The Decline and Fall of the Roman Empire (New York, 1973), p. 378.


[Закрыть]. Гиббон хочет сказать, что если земельный налог можно получить путем удержания имущества должника, то подоходные налоги в дополнение к удержанию требуют еще и применения телесных наказаний. За отказ платить земельный налог никого не наказывают штрафом или тюремным заключением, а вот наша система подоходного налога использует угрозу тюремного заключения как главное средство принуждения.

Для получения этого налога римские налоговые агенты вполне могли применять пытки или бичевание. Угрозы таких мучений, вероятно, хватало для того, чтобы родители продали детей в рабство. Насколько нам известно, Константин запретил пытки при сборе налогов; это значит, что пытки были достаточно распространены. Вместо них Константин повелел использовать «просторные тюрьмы, где можно легко дышать»; тем самым он положил начало тюремному заключению за неуплату налогов. На практике такое комфортное заключение напоминало домашний арест. Через 17 лет даже это наказание за уклонение от налогов было отменено. В исправленной редакции указа, отменявшего тюремное заключение, Константин заявил: «Довольно будет понуждать уклоняющегося от уплаты к ее совершению путем конфискации залогов, предоставленных поручителями» [124]124
  C. Pharr, ed., Theodosian Code, XI, 7, 3; (Princeton, 1952); Sourcebook II, p. 477.


[Закрыть]. Неудивительно, что тюремное заключение использовалось в первую очередь для получения подоходных налогов на коммерческую деятельность. Для тех времен эта мера была весьма гуманной. Диоклетиан обычно применял смертную казнь. Многие казненные при нем христианские мученики, возможно, пострадали не за религиозные убеждения, а за неуплату налогов. В декретах о наказании христиан встречаются такие слова: «Мы повелеваем конфисковать их имущество в нашу казну» или «Проследить, чтобы их имущество отошло в нашу казну, а сами они были отправлены на рудники в Фенон» [125]125
  J. Stevenson, ed., A New Eusebius, Documents Illustrative of the History of the Christians to A.D. 337 (London, 1968), pp. 295, 302–303.


[Закрыть].

Имения сенаторов были освобождены от налогов, но за само звание сенатора полагался специальный ежегодный налог. Он выплачивался в размере 8, 4 или 2 единиц, исчислявшихся, вероятно, фунтами золота (хотя полной уверенности в этом нет). Сенатору, не способному заплатить минимальную ставку, предлагалось подать в отставку.

Наконец, существовал налог, позволявший избежать поставки животных или людей в армию. Поскольку набор в армию – это, по сути дела, налог на труд, то налог, позволявший его избежать, был платой за налоговый иммунитет. Он взимался золотом; поэтому только богатые люди могли законным образом освободиться от военных повинностей.

Когда Константин принял христианство, он увеличил поступление золота. Оно изымалось из всех языческих храмов империи и шло на золотые монеты; поскольку часть налогов тоже поступала в золотых монетах, Константин фактически ввел в Риме золотой стандарт. С тех пор золото оставалось основой всех надежных систем получения государственных доходов, хотя современные правительства уверяют, что это не так.

Крепостная зависимость земледельцев в конце концов распространилась на мастеровых и ремесленников. Сапожник и все его потомки были обречены на изготовление обуви. Его сыновья женились на дочерях других сапожников. В результате все производственные сословия Рима были порабощены; они стали подневольными кастами, чтобы налоговая система могла работать: «Императоры IV в. и в первую очередь Диоклетиан воспитывались в атмосфере насилия и принуждения. <…> Они серьезно относились к своим обязанностям и вдохновлялись искренней любовью к своей стране. Их целью было спасение Римской империи, и они ее спасли. <…> Они никогда не задавались вопросом, стоило ли спасать Римскую империю, чтобы в результате получить огромную тюрьму для десятков миллионов людей»[126]126
  Rostovtzeff, Roman Empire, 1, pp. 531–532.


[Закрыть].

12
Падение Рима – следствие уклонения от налогов?

Опасный порочный круг приходит в действие. Растущие государственные расходы на армию, бюрократию и государственные социальные обязательства создавали постоянное и невыносимое налоговое бремя. Бремя становилось все тяжелее, и все сильнее проявлялась тенденция к уклонению – законному или незаконному – от налогов со стороны высших чиновников и крупных землевладельцев. <…> Это стало концом государства.

Aurelio Bernardi, «The Economic Problems of the Roman Empire at the Time of Its Decline»

В первые месяцы 1942 г. американские газеты пестрели заголовками «Остров Уэйк пал», «Коррехидор пал», «Сингапур пал»; они потрясали англосаксонский мир в те мрачные дни Второй мировой войны. Если бы пал и Лондон, это произвело бы такой же ошеломляющий эффект, как низвержение в 476 г. последнего римского императора царем варварского племени Одоакром.

Варвары вступали в Рим не один раз. Но данный случай был особенным, потому что имел важнейшие политические последствия. Сотни лет Рим, Вечный город, оставался центром Западной цивилизации. После 476 г. Рим утратил прежнее значение; на горизонте показались новые звезды.

Многие столетия разные авторы живописали драму падения Рима. Каждое новое поколение, как говорили, непременно обращается к причинам краха римского величия. Мы размышляем о гибели Рима как о величайшем бедствии, которое представляется нам не только ошеломляющим событием, но и зловещим предзнаменованием для человечества.

Римская цивилизация не исчезла с концом Римской империи. Когда город Рим перестал быть объединяющей и доминирующей политической силой, великая цивилизация этого народа нашла новую отправную точку. Даже сейчас римская цивилизация вполне жива. Мы до сих пор думаем и действуем как римляне в таких сферах, как государственное управление, военные действия и сбор налогов. Совершенно неправильно думать, что Рим, подобно Древнему Египту, полностью остался в прошлом. Исчезла лишь политическая мощь города; все прочие его свойства просто претерпели метаморфозу. Последние пятнадцать столетий цезари постоянно появлялись на земле. Вряд ли был хоть один момент в истории, когда у нас не оставалось хотя бы одного из них.

Причиной падения Рима называли уменьшение населения, вызванное эпидемиями, войнами, истощением почв, тяжелыми налогами и даже греховностью. Список причин упадка Римской империи обширен; в их числе упоминаются такие явления, как чрезмерная концентрация богатства, классовый конфликт, расовое самоубийство (порча римской расы смешением с низшими расами), плохие полководцы и приток варваров. Можно взять любую из этих причин и объявить ее главной. В V в. империя во многих отношениях была уже не такой, как в ранний период. И правильно будет говорить о совокупности причин; ни один отдельно взятый фактор нельзя считать главной и безусловной причиной падения Рима.

В XVIII в. открытия Ньютона и других ученых Нового времени оказали влияние на изучение истории. Возникло убеждение, что аналог причинно-следственных связей, которым подчиняется движение планет, присутствует и в историческом процессе. Французский философ Монтескье, чьи политические идеи оказали влияние на отцов-основателей США, выразил это убеждение так: «Существуют общие причины как морального, так и физического порядка, которые действуют в каждой монархии, возвышают ее, поддерживают или низвергают; все случайности подчинены этим причинам. Если случайно проигранная битва, т. е. частная причина, погубила государство, то это значит, что была общая причина, приведшая к тому, что данное государство должно было погибнуть вследствие одной проигранной битвы» [127]127
  Монтескье Ш. Л. Размышления о причинах величия и падения римлян. Гл. XVIII.


[Закрыть]. В данном случае Монтескье говорит о Римской империи. Глубинные социально-экономические причины падения Рима всегда будут предметом споров. Непосредственные же причины, напротив, достаточно очевидны.

Когда английский историк Эдвард Гиббон писал свою монументальную «Историю упадка и разрушения Римской империи», он размышлял именно о глубинных причинах. Нынешние историки сторонятся этой так называемой «проблемы Гиббона», полагая, что она больше не имеет для нас значения. Считается, что историки должны работать с конкретными фактами, а не отгораживаться от них в «башне из слоновой кости». К историкам, которые не следуют этому правилу и хотят добраться до сути, нередко относятся с предубеждением.

Список «причин» гибели Рима следует пополнить еще одной – уклонением от налогов. Массовое и бесконтрольное уклонение от налогов тоже было непосредственной причиной падения Рима. Если бы римские власти в то время располагали достаточными доходами на содержание сильной армии, разбойничьи племена варваров не смогли бы вторгнуться в Италию и тем более войти в Рим. В конечном счете Рим пал потому, что не имел защиты даже от третьесортной военной силы. Римляне все еще располагали достаточным богатством и смогли бы набрать и содержать боеспособную армию, но упустили этот шанс, поскольку основная часть денег находилась в руках тех, кто уклонялся от налогов.

Проблема восходит ко временам Диоклетиана и его социально-экономических реформ. Эти реформы резко увеличили численность армии и гражданской бюрократии. В последующее столетие Рим процветал. Римляне имели более полумиллиона солдат; поэтому у захватчиков, кто бы они ни были, не оставалось никаких шансов на успех. Фактически Рим был непобедимым и мог защититься от кого угодно. Реформы Диоклетиана сделали Рим сильным. Численность армии постоянно росла, но в такой же мере росли и финансовые потребности государства. Поскольку налоги, необходимые для содержания огромного военного и бюрократического аппарата, все время повышались, у населения крепло естественное, но подрывавшее силу Рима стремление уклоняться от них.

На протяжении большей части IV в. созданная Диоклетианом налоговая система превращала сборщиков налогов в надсмотрщиков за рабами. Главный советник императора Константина рассказал, что происходило в то время. Чиновники налоговой службы вызывали крестьян на городскую площадь, пытали их, заставляли детей свидетельствовать против родителей, жен против мужей, слуг против господ. С помощью насилия они вымогали налоги сверх положенного и увеличивали их еще и тем, что вносили детей и стариков в налоговые ведомости мелких земледельцев [128]128
  Ferdinand Lot, The End of the Ancient World and the Beginnings of the Middle Ages (New York, 1961), p. 174.


[Закрыть].

Помимо проблем с личными налогами независимого мелкого земледельца страшила перспектива того, что при системе коллективной налоговой ответственности ему придется платить долги соседа. Если чьи-то участки были заброшены, налоговые агенты переписывали причитающийся с этих участков налог на соседние. Для мелкого земледельца владение частной собственностью становилось невыносимой обузой. Со временем мелкие землевладельцы выяснили, что могут переводить свои участки на ближайшего военачальника или крупного землевладельца и таким образом освобождаться от налоговых обязательств. Статус арендатора был выгоднее. Привязанный к своей земле, он продолжал жить в том же доме, обрабатывать тот же участок, использовать тех же животных. А вот в плане налогов все менялось. Налоговый агент теперь должен был обращаться к номинальному хозяину земли, который располагал достаточными суммами, чтобы подкупить любого налогового чиновника.

Чтобы пресечь бегство мелких землевладельцев, римские власти издали закон, запрещавший включение мелких хозяйств в состав крупных поместий. Но крупные землевладельцы без труда обходили его с помощью взяток и разных юридических ухищрений. В частности, они могли купить мелкое хозяйство по схеме принудительной продажи за неуплату налога или просто предложить властям заплатить все недоимки в обмен на легализацию присоединения мелкого хозяйства.

Сами же крупные землевладельцы уклонялись от налогов с помощью разнообразных законных и незаконных приемов. За взятку можно было получить заниженную оценку имущества. Но самыми важными были налоговые амнистии. Незадолго до падения Рима амнистии были дарованы в 401, 411, 434, 445, 450 и 458 гг.; соответственно, в эти годы римская казна получала мало налогов. Амнистии отмечались публичными сожжениями налоговых ведомостей: «Мы повелеваем сжечь все записи о добавочных налогах» или «Чтобы сама память о налоговых недоимках исчезла с лица земли» [129]129
  Theodosian Code XI.28.1–17 (Tax remissions A.D. 363–436).


[Закрыть]. Обычно амнистии относились к накопившимся недоимкам. Крупные землевладельцы могли просто игнорировать требования сборщика налогов и использовать свое влияние в сенате, чтобы протащить новую амнистию. В то время налог на место в сенате был уже отменен вместе с налогами на продажи и наследство. Лоббисты отмены налогов неустанно работали над разрушением налоговой системы.

Первый раз мы встретились с декурионами в первые годы империи. Десять самых богатых людей в каждом городе составляли городской совет, курию, и следили за поступлением налогов. Позднее курия стала своего рода муниципальным сенатом и расширилась до ста самых богатых людей каждого города. Помимо сбора налогов, этот орган отвечал за набор в армию, государственную почту, транспортировку зерна и прочие важные операции. Наряду с мелкими землевладельцами курии были становым хребтом римского государства.

Со временем их налоговые обязательства тоже стали непосильными, и они начали искать лазейки. Самые богатые декурионы могли купить место в римском сенате и избавиться от налогов навсегда. Менее состоятельным было сложнее. Чтобы избежать налогов, некоторые переходили на военную службу, становились жрецами или римскими гражданскими чиновниками. Многие, вероятно, пополняли ряды арендаторов земель. Власти попытались остановить отток декурионов с помощью закона, предписывавшего декурионам возвращаться в городские советы. Декурион мог остаться в ином положении лишь при условии, что провел в нем как минимум 20 лет.

Как и следовало ожидать, всеобщая гонка за уклонение от налогов привела к исчезновению литургии. Богатые больше не желали делиться богатством с обществом. Процесс перераспределения богатства пошел в обратном направлении. Кроме того, уклонение от налогов породило прослойку коррумпированных сенаторов, наживавших деньги за счет умения использовать в своих интересах налоговую систему и продажных государственных чиновников. Это было не то богатство, которое энергичные творческие люди приобретают благодаря успехам в коммерции или сельском хозяйстве. Это было богатство людей, сведущих в подкупе, обмане и политических махинациях.

Уклоняясь от налогового бремени и общественной благотворительности, крупные землевладельцы могли строить огромные, автономные, роскошные и укрепленные виллы, которые были еще и тюрьмами для тысяч крестьян, ставших теперь крепостными. Эти люди были столь же коррумпированными и неразборчивыми в средствах, как и римское государство, которое они разрушали. Единый грозный Рим Диоклетиана распадался на множество маленьких «римов» со своими цезарями, легионами и рабами. Рим был похож на раковую клетку, передающую свои вредоносные свойства дочерним клеткам. Но слово «вредоносный», пожалуй, будет недостаточно сильным. Христианский пресвитер и проповедник Сальвиан, который во время падения Рима, возможно, был епископом Марсельским, красочно описывает всеобщий упадок, жестокость и все прочее зло, которые налоговая система принесла в некогда свободолюбивое общество. Даже если допустить, что Сальвиан сгущает краски, все равно общество времен падения Рима предстает совершенно лишенным цивилизованных приличий. Всякий, кто сохранил хотя бы долю человечности, предпочитал жить у варваров [130]130
  Salvian, On the Government of God, A Treatise, ed. and trans. Eva M. Sanford (New York, 1930), pp. 141–149.


[Закрыть]. Со временем римский аристократ с огромной виллой превратится в средневекового владельца феодального поместья. Средневековый мир был уже совсем близко.