Текст книги "Влияние налогов на становление цивилизации"

Но счастливые времена Аристида не могли длиться вечно. К сожалению, он был смертен, а его преемники оказались не столь справедливыми и бескорыстными. Они перенесли казну в афинский Парфенон, и деньги союза фактически стали афинскими деньгами. Делосский союз стал Афинским союзом, или, точнее говоря, Афинской империей. Налоговые ставки дважды повышались вдвое. Легкие налоговые деньги неизбежно порождали коррупцию. Афиняне тратили их на собственные нужды, повышали свой уровень жизни и создавали тот золотой век Греции, который так превозносят историки. Но великая культура строилась на украденные налоги и поддерживалась взиманием тяжелого оброка. В Грецию пришел империализм восточного типа с его данью и вассалами, – то самое бедствие, во избежание которого греки только что победили персов.

Когда афиняне находились на вершине могущества, им не составляло труда держать вассальные города в повиновении. Правда, в одном случае подать была даже снижена, поскольку значительные земельные участки, принадлежавшие вассальному городу, перешли в пользование свободных от налога афинских земледельцев. С изъятием этих земель из налоговых ведомостей было совершенно логично снизить подать для этого города.

Выйти из союза было невозможно. Остров Мелос предпринял такую попытку и страшно за нее поплатился. Афиняне отправили на остров карательную экспедицию, перебили всех мужчин, а женщин и детей продали в рабство. Остров остался безлюдным в назидание другим городам, которые могли иметь подобные помыслы. Этот акт стал повторением того, что несколькими столетиями ранее безжалостные ассирийские цари творили в Малой Азии. Свободолюбивые греки опустились до уровня худших налоговых тиранов всех времен. Дополнительными причинами жестокой расправы над жителями Мелоса, вероятно, были соперничество со Спартой и боязнь ее растущей мощи. Афиняне так объяснили спартанцам сложившуюся ситуацию: «Дальнейшее развитие нашего могущества определили сами обстоятельства. Первое – это главным образом наша собственная безопасность; затем – соображения почета и, наконец, выгода. Наша собственная безопасность требовала укрепления нашей власти, раз уж дошло до того, что большинство союзников нас возненавидело, а некоторые восставшие были даже нами усмирены… Отпавшие от нас союзники перешли бы к вам, что было бы весьма опасно для нас» [67]67
  Фукидид. История, I, 75, 3–4. Пер. Г. А. Стратановского.


[Закрыть].

В ходе этого противостояния греческих сверхдержав не сложился никакой третий мир, и ни одна из сторон не желала мирного сосуществования. Спарта начала превентивную войну с целью сдержать имперские поползновения Афин и пресечь посягательства на собственную сферу влияния. Спартанцы обосновывали свои действия тем же самым «принципом домино», с помощью которого Соединенные Штаты оправдывали военное вмешательство во Вьетнаме. Борьба Спарты и Афин длилась несколько десятилетий и получила название Пелопоннесской войны. Спарта в конце концов взяла верх, но не имела ни желания, ни реальной возможности объединить Грецию. Гражданские войны происходили затем во многих городах-государствах; Греция была ослаблена и превратилась в готовую добычу для иностранного захватчика.

Древнегреческие философы и историки считали поражение Афин божественной карой за заносчивость и имперские замашки. Этот вывод по существу правилен. Воспользовавшись Делосским союзом, Афины стали имперской державой, принуждали слабые города-государства вступать в союз и платить большие подати. По мере того как росли мощь и богатство Афин, а вместе с ними росло желание получать больше податей и иметь больше вассалов, столкновение со Спартой становилось неизбежным. Исход войны иногда действительно зависел от воли богов. Ужасная эпидемия поразила Афины, Перикл умер, а безнадежную войну продолжали менее способные руководители. Спарта пробовала договориться о мире, но афиняне желали победы. Властные иллюзии помрачили их разум и чрезмерно раздули их аппетит.

Невозможно отрицать, что вожди афинян действовали безрассудно, когда вели бессмысленную войну и обращали в рабство своих союзников. Но столь же очевидно, что поражение Афин в Пелопоннесской войне стало огромным уроном для цивилизации. Самая заслуженная и почитаемая цивилизация греческого мира пришла в упадок. Спарта заставила Афины уступить империю и все приносимые империей доходы. Во время войны подати стали совершенно невыносимыми; после того как были конфискованы корабли вассальных городов, подати выросли втрое. Некоторые города восставали, а те, которые оставались покорными, видели, что их свободам пришел конец. Послы мятежной Митилены в числе прочего сказали спартанцам: «Пока афиняне, стоя во главе союза, обращались с нами как равные с равными, мы были готовы следовать за ними. Но мы стали тревожиться, видя, что они… все больше и больше стремятся к господству над союзниками» [68]68
  Фукидид. История, III, 10, 3–4. Пер. Г. А. Стратановского.


[Закрыть]. За попытку выйти из союза и присоединиться к Спарте Митилена понесла такое же страшное наказание, как и Мелос: здесь тоже мужчины были перебиты, а женщины и дети проданы в рабство.

Темная сторона афинской справедливости. Фрагменты афинского налогового декрета из Акрополиса, устанавливающего порядок сбора налогов с городов, входивших в Афинский союз. По крайней мере в одном случае, чтобы добиться уплаты налогов, были взяты заложники. Руководители городов, оказывающих сопротивление сборщикам налогов, могли быть обвинены в измене и подвергнуты наказанию.

Спартанцы не требовали податей от своих союзников; поэтому многие так называемые союзники Афин стремились присоединиться к Спарте и надеялись после ее победы вновь обрести свободу. Города, входившие в Афинский союз, реально не были союзниками, да и сам союз не был союзом. Они не питали приязни к Афинам, не были им верны и желали афинянам поражения. Если принять во внимание, что по меньшей мере 165 городов пылали недовольством и находились на грани восстания, не приходится удивляться тому, что Афины проиграли войну, которую, по идее, должны были бы выиграть. Ведь Афины превосходили Спарту по населению, богатству и числу военных кораблей, т. е. имели все условия для победы при поддержке своей империи. Но они утратили эту поддержку из-за грабительских налогов и насильственных способов их вымогания. История подъема и упадка Греции – ранний пример того, как мудрая и осмотрительная налоговая политика, в данном случае политика Аристида Справедливого, превращается в свою противоположность.

Во время Уотергейской драмы часто цитировалось высказывание историка XIX в. лорда Актона, – правда, цитировалось, как правило, неточно. Актон сказал: «Власть имеет свойство развращать, абсолютная власть развращает абсолютно». Слова «имеет свойство» обычно опускают, потому что они звучат недостаточно выразительно. Точнее было бы сказать «власть непременно приводит к развращению». Власть порождает коррупцию и желание не замечать коррупцию. Афиняне забыли об идеалах греческой демократии и свободы, забыли, ради чего сражались с персами. Подати слабых вассальных городов обеспечивали полную казну, давали возможность осуществлять пышные государственные проекты и оплачивать должности тысяч чиновников. Из этих денег можно было платить членам судебных коллегий и 10 тыс. гребцов афинского военного флота. На эти деньги можно было нанимать скульпторов и архитекторов, построивших величественный Парфенон на вершине афинского Акрополя. Угнетенное положение слабых вассальных городов афиняне замечать не желали, поскольку видели только собственную экономическую выгоду от получаемых податей. Подобные соображения до сих пор используются для оправдания налогового гнета.

7
Изобретательные греки: государственные доходы без бюрократии

Богатые служат государству своей собственностью, выполняя общественные обязанности.

Аристотель. «Политика», IV

Древние греки не только придумали, как строить цивилизацию без деспотизма, но и как распределять доходы без бюрократического аппарата. В Древней Греции общество могло получить от богатых больше средств, чем в наших социалистически ориентированных демократиях. Греки не использовали для этого специальные налоговые органы, которые устанавливали бы налоги, выдавали распоряжения и принуждали население к их исполнению. Они вообще не использовали полицейскую силу в этом процессе. Это может показаться невероятным, но таков очередной пример греческой изобретательности.

Система получения средств основывалась на прогрессивной шкале; это означало, что чем богаче гражданин, тем больше он вносит на покрытие государственных расходов и общественных нужд. Крестьяне были людьми небогатыми, поскольку Греция вообще плохо приспособлена для земледелия. Сельский хозяин, владевший значительным количеством земли и рабов, мог стать источником налоговых поступлений, когда излишек его урожая или часть рабов шли на продажу. Однако необходимое для собственного существования налогом не облагалось, особенно если речь шла о бедняках. Кроме того, бедняки освобождались от чрезвычайного военного налога (о нем мы говорили в предыдущей главе). Поскольку Афины были по преимуществу торговым государством, основную часть налогов приносила именно торговля. Чем богаче был человек, тем больше была и вероятность того, что он включится в торговлю и заплатит больше налогов.

Греческие храмы, сегодня вызывающие благоговение туристов, использовались для хранения собранных налогов. В великом Пантеоне находились деньги Афинского союза. Частично храм финансировался за счет денег, украденных из казны союза.

Однако самые большие взносы от богатых граждан поступали не по налоговым статьям. Их приносила литургия – добровольная альтернатива прогрессивному налогообложению. Если государству требовалось построить новое общественное сооружение – скажем, мост – или профинансировать постановку спектакля, организацию празднества и т. д., самым богатым гражданам предлагали выделить на это деньги. Речь отнюдь не шла о налоге или конфискации того или иного рода. Литургия представляла собой добровольное пожертвование в пользу города-государства. Она выполнялась исключительно в силу традиции и патриотических соображений. Богатые граждане покупали спектакли, спортивные состязания и военное снаряжение и преподносили их в дар государству. От каждого богатого гражданина ожидался определенный минимальный взнос, но в большинстве случаев такие граждане давали больше, чем у них просили.

Ученик Сократа писатель Ксенофонт пересказал беседу Сократа с одним богатым гражданином; в числе прочего Сократ напомнил своему собеседнику: «Государство уже теперь налагает на тебя большие повинности – на содержание лошадей, на постановку хоров, на устройство гимнастических игр, на покровительство метекам; а если уж война случится, то наверное тебя заставят еще столько снаряжать судов и платить военных налогов, что тебе нелегко будет нести это бремя» [69]69
  Ксенофонт. Домострой, 2, 6. Пер. С. И. Соболевского.


[Закрыть].

Принцип литургии состоял в том, что богатые люди должны добровольно брать на себя часть государственных расходов. Обязательная щедрость по отношению к обществу служила своего рода компенсацией за неравное распределение богатства. В большинстве случаев богачи не скупились. Многие роскошные постройки классической Греции были возведены богатыми людьми, которые состязались друг с другом за славу и почет. Но Сократ у Ксенофонта привел и еще один мотив: «А если афиняне найдут, что ты исполняешь что-нибудь из этого неудовлетворительно, то, без сомнения, накажут тебя ничуть не меньше, чем если бы они уличили тебя в краже их собственных денег» [70]70
  Там же, 2, 6–7. Пер. С. И. Соболевского.


[Закрыть].

Военные корабли, построенные на частные средства, сделали афинский флот сильнейшим в цивилизованном мире. Он очистил от пиратов морские пути вокруг Греции. О щедрости богатых греков упоминают многие сочинения этого периода; они свидетельствуют, что богатые люди весьма часто давали в три-четыре раза больше, чем от них ожидали. Если же вдруг происходило обратное, поскупившийся богач становился предметом общественного презрения. Общественное мнение – могучая сила; в нашем обществе она используется далеко не так эффективно, как следовало бы. Правительствам выгоднее манипулировать общественным мнением, чем прислушиваться к нему. Греки использовали его настолько успешно, что прогрессивное налогообложение оказалось ненужным.

У нас ближайшим аналогом литургии являются дары и пожертвования набожных людей в поддержку их религии. Похожим образом город-государство был главным предметом забот каждого гражданина. Даже бедняки вносили свой грош. А для тех, кто не мог дать деньги, существовала альтернатива в виде предоставления государству услуг, в том числе трудовых. Именно эти добровольные денежные и трудовые обязанности имел в виду великий афинский государственный деятель Перикл, когда в своей знаменитой погребальной речи упомянул «законы неписаные, нарушение которых все считают постыдным… Богатство мы ценим лишь потому, что употребляем его с пользой, а не ради пустой похвальбы… Только мы одни признаем человека, не занимающегося общественной деятельностью, не благонамеренным гражданином, а бесполезным обывателем» [71]71
  Фукидид. История, II, 37, 3; 40, 1–2. Пер. Г. А. Стратановского.


[Закрыть].

Практика литургии создала новое представление о частной собственности. Богатые люди считали, что свое имущество они получили от государства в своего рода добровольное доверительное управление. Владение собственностью приносило больше обязанностей, чем прав. Это была блестящая греческая альтернатива государственной собственности и бюрократическому контролю, типичным для восточного деспотизма того времени и для многих государств в наши дни. Суть нового представления заключалась в том, что в силу естественного порядка вещей собственность достается тем, кто лучше других способен ее приобретать и ею распоряжаться; но, когда потребуется, такие люди обязаны предоставить ее в распоряжение общества. Эта система позволяла использовать излишки богатства частных граждан на благо всего общества, причем использовать без привлечения государственной бюрократии. Ни до ни после древних греков ни один народ не смог добиться ничего подобного. Свойственные забюрократизированной жизни расточительство и неэффективность греки заменили частной инициативой, направленной на общественное благо.

Частный даритель реально руководил выполнением государственных проектов. Если нужен был мост, богатый гражданин заказывал мост и оплачивал его строительство. В награду за труды и деньги он получал почет. Исполнительным властям города-государства оставалось только намечать первоочередные проекты. При такой системе общество получало наибольшую отдачу от денег дарителя, поскольку ему никто не мешал тратить их максимально эффективно.

В наши дни мы перемещаем значительную долю частного богатства в государственный сектор с помощью высоких налогов и контролируемых государством расходов. Издержки такого механизма огромны, но еще хуже атмосфера анонимности, которой он пропитан. Дарителей-налогоплательщиков никто не уважает и не благодарит за их щедрость. Какие бы высокие налоги ни платил человек, он не знает, куда идут его деньги. Он платит потому, что в противном случае его ждет тюрьма, и никогда не платит больше того, что положено по закону. В нашем обществе невозможно представить, чтобы кто-нибудь добровольно выплатил налог в 3–4 раза больше положенного. Наши правительства взимают налоги с самонадеянностью собственника, напоминающей позицию Людовика XIV, которую один его советник изложил следующим образом: «Все богатства подданных принадлежат королю, и когда он берет их, он берет всего лишь то, что и так принадлежит ему». Это принцип деспотов. Греки прекрасно его знали и стремились искоренить с помощью системы литургии.

Мнения ученых по поводу литургии разделились: одни ее одобряют, другие порицают. Однако невозможно отрицать, что литургия позволила грекам строить цивилизацию без деспотизма. Если государство изымает богатство силой и с претензией на правомочность, оно приобретает привычку попирать права собственности и свободу граждан. С другой стороны, если частное богатство тратится без всякой социальной ответственности, тратится на прихоти его собственников, менее обеспеченные люди страдают и нередко вынуждаются к насилию и революции. Литургия была удачным компромиссом между слишком сильным и слишком слабым вмешательством государства в накопление частной собственности. При этой системе достигался разумный баланс между интересами общества и интересами отдельного гражданина. Система уважала частную собственность, но вместе с тем побуждала богатых людей добровольно нести бремя забот о нуждах общества. Ее гениальность проявлялась еще и в том, что для достижения этой цели не требовалось никакое внешнее правовое принуждение.

При системе литургии не было места для хитроумных схем уклонения, столь характерных для наших налоговых систем, не было нужды в налоговых лазейках, уловках и убежищах. Каждый гражданин был обязан принять на себя справедливую долю расходов на содержание государства и обеспечение общественных потребностей. Без этого чувства социальной ответственности, не имеющего ничего общего с ура-патриотизмом, система литургии не смогла бы работать.

Греческая практика литургии пережила сами города-государства. Но когда римляне стали требовать от покоренных городов финансовые услуги и подкреплять свои требования легионами, литургия перестала быть добровольной обязанностью. Она превратилась в узаконенный грабеж или – если применить юридически более точную и развернутую формулировку – в конфискацию частной собственности на государственные нужды без адекватной компенсации.

Посмотрим теперь, можно ли применить некое подобие литургии в наших современных индустриальных государствах. Для начала мы можем предложить выполнение государственных обязанностей за небольшую плату или бесплатно, с тем чтобы пример бескорыстной службы исходил с самого верха. Скажем, руководители правительства или члены верховного законодательного органа могут выполнять свои обязанности за скромное вознаграждение и подавать пример другим. Молодежь может добровольно посвящать один год выполнению общественных обязанностей, т. е. бесплатно брать на себя некоторые важные общественные задачи, когда – как, например, часто бывает в Канаде – забастовки подрывают экономику и приводят к прекращению оказания услуг, в которых нуждаются коммунальные власти. Волонтерство в государственном секторе может перейти и на частный сектор. Добровольная служба может открыть дорогу и для добровольных пожертвований. Обе эти добровольные обязанности будут взаимодействовать.

Но литургия, по-видимому, будет иметь мало шансов на успех, пока мы не избавимся от неравенства при уплате налогов и призыве на военную службу. Не каждый молодой человек подлежит призыву в случае военной необходимости, и не от каждого платежеспособного человека требуется уплата налогов. В наших законах о налогах и военном призыве предусмотрены многочисленные исключения, позволяющие на совершенно законных основания не идти в армию и не платить налоги. Вопреки всем уверениям правительства уклонение от этих обязанностей не считается чем-то морально предосудительным, а их выполнение, соответственно, не является моральным долгом. Но ведь главный элемент литургии – это сильное чувство гражданской ответственности, побуждающее бескорыстно служить обществу и делиться с ним деньгами. Не имея такой убежденности, мы поневоле уподобимся поздним римлянам, вернемся к драконовским наказаниям и извратим те самые цели, ради которых в первую очередь и существует наше государство.

Дух литургии способен даже спасти те социальные услуги, которых мы можем лишиться, если налогоплательщики взбунтуются и перекроют поступление налогов или, как в Калифорнии, снизят базу налогообложения. Добровольное выполнение общественных обязанностей – это альтернатива и высоким налогам, и сокращению социальных программ. Наше общество действительно рассчитывает на предоставление добровольных услуг (и получает их) во всех видах коммунальных программ до тех пор, пока эти программы находятся вне ведения государства. Волонтеры работают с бойскаутами и в молодежных женских лагерях «Хранителей костра», но не идут в пожарные или в социальные работники. Мы не станем чураться самого тяжелого труда на каких-нибудь общественных работах, но если потеряем основное место работы, то скорее будем жить на пособие, чем станем зарабатывать на жизнь тяжелым физическим трудом. Иными словами, все мы готовы есть из общественной кормушки даже тогда, когда вполне можем без этого обойтись. Социальное страхование или социальную защиту можно ограничить престарелыми людьми, которые не имеют возможности самостоятельно заботиться о себе.

Литургия жизнеспособна лишь при наличии желания бескорыстно служить обществу, когда каждый гражданин готов пожертвовать свои силы или свое имущество ради блага общества. Тогда высокие налоги не нужны, и исчезают все издержки, которые ими порождаются. Такова одна из многих причин, побуждающих нас восхищаться греками.

Греки усовершенствовали другой способ получения средств, а именно откуп налогов, который имеет долгую и увлекательную историю [72]72
  Carolyn Webber, Aaron Wildavsky, A History of Taxation and Expenditure in the Western World (New York, 1985), pp. 57–59.


[Закрыть]. Налоговыми откупщиками были частные подрядчики; на государственных аукционах они соревновались за право собирать налог определенного вида – портовый налог, налог на постоялый двор или налог на продажи. В их распоряжении были точные данные по прежним годам, позволявшие без особых затруднений вычислить суммы, подлежащие сбору. Бизнес этот был рискованным, но, насколько можно судить, прибыльным. В городах-государствах откупщики показали себя более эффективными, чем государственная налоговая служба. Подобно тому как частные контракты на выполнение общественных проектов обычно обходятся государству дешевле, так и частный сборщик налогов собирал их лучше и с меньшими затратами. Частная собственность в Афинах была хорошо защищена, и нам неизвестны случаи каких-либо злоупотреблений на уровне налогоплательщиков. А вот в городах, которыми правили тираны, откупщиков не было.

Откуп налогов был крайней фазой капитализма. Привлечение частных граждан к сбору государственных налогов сродни привлечению частной армии для ведения войны. Это предельное делегирование властных полномочий. Поскольку в греческих демократиях налоги оставались низкими, откуп был не самым крупным бизнесом. Города-государства имели сравнительно небольшую территорию. Откупщики могли располагаться у городских ворот или в гавани. Налог в 2 % был косвенным и взимался с импортеров, как правило чужестранцев. Поэтому для злоупотреблений, связанных с откупщичеством в более поздние времена, не возникало повода. Для греков той поры откуп был просто экономичным способом собирать налоги при системе, где выгода неуплаты налогов не стоила возможных неприятностей. Наиболее серьезными потенциальными уклонистами в рамках этой системы являлись сами откупщики. Для контроля за их деятельностью греки учредили службу государственных ревизоров [73]73
  Ibid., pp. 128–131.


[Закрыть].

Скромная и умеренная система откупа, созданная демократическими городами-государствами, резко отличалась от системы, сложившейся в III в. до н. э. при греческих царях, которые правили всем Ближним Востоком. Мы располагаем сведениями о том, как весь тогдашний мир стонал под ужасным игом откупщиков, – еще до того, как за дело взялись римляне. То, что работает хорошо в определенное время и в определенном месте, может стать бедствием, когда насаждается в других обстоятельствах.

В эпоху греческих царей остров Кос был совершенно типичным греческим островом, а откупщики, которые приезжали с материка для сбора островных налогов, были сущими разбойниками. Неприкосновенность жилища для них не существовала. «Каждая дверь дрожала под ударами откупщиков» [74]74
  Rostovtzeff, Hellenistic World, 1, pp. 243–244.


[Закрыть], – писала знатная жительница Коса в 200 г. до н. э. В позднейшем греко-римском мире самую большую ненависть вызывали именно откупщики. Ведущий знаток этого периода Михаил Ростовцев дает им такую характеристику: «Публиканы, несомненно, были беспощадными сборщиками налогов, опасными и беспринципными соперниками в этом деле. Бесчестными они были часто, жестокими – всегда» [75]75
  Ibid., 2, p. 818.


[Закрыть].

Греческие демократы, изобретатели откупа налогов, очень удивились бы, если бы им сказали, что через пару сотен лет простая частная система превратится в чудовищного монстра. Они были бы удивлены еще больше, если бы узнали, что в западной цивилизации откуп налогов будет процветать во множестве самых замысловатых форм на протяжении 2500 лет и прекратится только с Первой мировой войной в ХХ в. Однако сейчас откуп налогов вновь практикуется у нас во многих штатах и округах, причем не только как способ самого сбора налогов, но даже в области аудита и установления суммы налога. Это практика древняя и опасная, – если история вообще чему-нибудь учит.

Одни из самых значительных злоупотреблений, связанных с откупом, происходили в Египте при Птолемеях. Когда в 320-х годах до н. э. Александр Великий распространил греческую культуру до границ известной тогда ойкумены, он не включил в этот культурный багаж идеалы греческой демократии и свободы от прямого налогообложения. Его отец Филипп правил Македонским царством, удаленным от влияния демократических городов-государств (оно располагалось на территории современной Северной Греции и бывшей югославской республики Македония). В 338 г. до н. э. он разгромил объединенную армию греческих городов-государств и подчинил их своей власти. Через два года Филипп был убит, и молодой Александр стал продолжателем империалистических замыслов отца.

Александр предпочитал управлять своей огромной империей с помощью военной бюрократии, которую лично возглавлял. Он воспринял греческую культуру (но без демократических идей) и насаждал ее в пределах своих владений. Откуп налогов был одним из экономических инструментов, которые он позаимствовал у городов-государств. Для управления откупом были разработаны специальные законы; элементами этой системы стали полицейские и военные формирования. В то время сбор как можно большего объема налогов составлял главную цель большинства империй, и самой эффективной системой оказались военизированные откупщики. Частные профессиональные сборщики налогов наголову превосходили лучших государственных налоговых агентов.

Когда Птолемеи утвердились в Египте, они приспособили к местным условиям систему откупа, применявшуюся в Греции. В Греции откупщики действовали там, где не существовало государственной налоговой службы. В Египте новые греческие правители унаследовали, вероятно, самую изощренную в мире схему сбора налогов. Правители Египта эффективно собирали налоги на протяжении двух тысяч лет и обходились без откупщиков. Тем не менее находчивые греческие завоеватели нашли применение для откупа, но с той разницей, что откупщик теперь занимался не непосредственным собором налогов, а выступал гарантом того, что все налоги будут собраны. Откупщик выполнял функции главного ревизора в налоговом управлении и следил, чтобы получено было все до последней драхмы. В его обязанности входило наблюдение как за плательщиками, так и за сборщиками налогов. Перед царем он брал обязательство гарантировать получение определенной суммы налогов. В случае недостачи откупщик лично покрывал убыток. Писцы больше уже не могли своей властью прощать налоги бедным и обездоленным. Если все шло хорошо, и был излишек, этот излишек получал откупщик. Кроме того, даже если излишка не было, он получал обязательную 10 %-ную комиссию от суммы внесенного денежного залога.

Откуп налогов представлял собой многогранную систему с большим потенциалом. Обычно им занимались партнерства и организованные компании. Это был большой бизнес того времени. Аукционы проходили во дворце под председательством царя. Присуждение контрактов считалось самым важным коммерческим событием года.

Откупщик был не просто частным профессиональным сборщиком налогов. Его побочные операции, вероятно, приносили больше прибыли, чем сам сбор налогов. Откупщики выступали в качестве банкиров и ссужали деньги налогоплательщикам для уплаты налогов. Они скупали у крестьян облагаемые налогом продукты и выступали как посредники в торговле зерном и вином. Даже торговые суда, перевозившие товары на крупные рынки, во множестве принадлежали богатым откупщикам. Другими словами, откупщики были Круппами, Ротшильдами и Дюпонами античного мира.

Введение откупа при Птолемеях оказалось решением оригинальным, чтобы не сказать больше, но вместе с тем потенциально опасным. Посредник-гарант повысил эффективность египетской налоговой системы. Теперь царь имел в своем распоряжении две независимые группы, обеспечивавшие ему доход. Обе они несли ответственность за любую недостачу; поэтому уклонение от налогов стало невозможным. Нечестность или небрежность государственных налоговых агентов причиняла ущерб откупщику, который, будучи частным подрядчиком, действовал более эффективно, чем государственные чиновники. Система стимулов, столь характерная для капитализма, заставила египетскую налоговую службу работать лучше. Но дублирование механизма привело к тому, что проигравшим оказался налогоплательщик, а массовым налогоплательщиком Египта был крестьянин.

С внедрением откупщика в систему тяжелого прямого налогообложения восстание стало неизбежным. Умеренный гнет, преобладавший в Египте на протяжении 2500 лет, превратился в жестокий. Вполне возможно, что гражданская война, за которой последовали хаос и упадок Египта (об этом мы говорили в главе 2), стала следствием включения откупщиков в систему сбора налогов.

Древние греки обладали уникальной способностью постигать окружающий мир. Вряд ли найдется теория или великая идея, которая не восходит к открытиям греков. Они были подлинными гигантами Древнего мира.

Отец истории Геродот избрал своей главной темой конфликт между Востоком и Западом, который понимал как конфликт между деспотизмом и свободой. Та же самая тема и тот же самый конфликт доминируют сейчас в западных представлениях о противостоянии коммунизма и свободного мира. Со свойственной им вдумчивостью греки постарались объяснить, почему восточная социальная система порождает угнетение. Они пришли к выводу, что степень деспотичности или свободы общества в наибольшей мере зависит от его налоговой системы. В оценке характера налогообложения греки оказались гораздо более проницательными, чем мы. Скорее всего, мы согласимся с любым налогом, одобренным высшим законодательным органом. Классовая политика создает налоговые законы, а законодатели могут обложить налогом все, что пожелают, и в любой угодной им форме. Наиболее четко позиция греков, вероятно, изложена в энциклопедии «Суда», составленной в начале Х в. н. э. В ней сказано, что налоги являются тираническими, а потому незаконными, если навязаны «надменно и насильственно», и оправданными, если основаны на «разумной необходимости и гуманном отношении» [76]76
  Ehrenberg, Greek State, p. 178.


[Закрыть]. Мы явно и далеко отошли от этих возвышенных идеалов.