Текст книги "Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде"

Было удивительно, что кто-то заметил там плесень, ведь учитывая количество их животных, по словам Деймона Ромеро, квартира приобрела запах «лаборатории вивисекции»[116]116
  Проведение прижизненных хирургических операций над животным с целью исследования функций организма, изучения механизмов действия лекарственных средств, разработки методов хирургического лечения или же в образовательных целях.


[Закрыть]. Конечно, там были черепахи, крысы и кошки, но самый сильный запах исходил от кролика. Крольчиха Стю служила Курту и Трейси суррогатным ребенком, избалованным, как и положено единственному отпрыску. Стю часто удавалось вырваться из клетки, из-за чего Курту или Трейси приходилось вывешивать для гостей предупреждение о том, что они могут наступить на кроличьи экскременты. Однажды в начале августа Курт разговаривал по телефону с Мишель Власимски, импресарио[117]117
  Агент-профессионал, организующий зрелищные мероприятия, или представитель какого-либо артиста, действующий от его имени.


[Закрыть], которую они наняли, чтобы помочь перенести их отмененные концерты, и телефон неожиданно отключился. Курт перезвонил ей через минуту и объяснил: «Кролик выдернул телефон из розетки». Он шутил, что его квартиру прозвали Скотным двором. Через несколько недель Слим Мун увидел, как Курт лихорадочно выпускает из клеток домашних животных. «Я размораживал морозильник ножом и случайно проделал в нем дырку, и я не хотел, чтобы фреон убил животных», – объяснил он.

Когда освободилась однокомнатная квартира в том же доме, они перенесли туда передвижной музей Кобейна. Она стоила на 50 долларов в месяц дороже, но зато была больше и находилась прямо напротив гаража, который занял Курт. Там было рабочее место, где он чинил гитары, которые сломал, и вырезал новые деревянные грифы для гитар, которые ему еще предстояло сломать. Всего за неделю гараж заполнился сломанными усилителями, разбитыми динамиками и другими остатками дорожного шоу Nirvana.

В середине августа Курт предпринял первую попытку обратиться за медицинской помощью по поводу состояния своего желудка и за консультацией по набору веса. Его худоба стала для него навязчивой идеей, настолько сильной, что он купил много лекарств из ночных телевизионных реклам и попробовал их все, но безуспешно. Курт обратился к специалисту в Медицинский центр Святого Иосифа в Такоме, в отделение «пищевых расстройств», но, несмотря на множество анализов и обследований, никакой физической причины его боли в животе определить не удалось. Тем же летом Курт пошел к другому врачу, но Трейси застала его дома уже через десять минут после начала приема. Курт объяснил это так: «Они хотели взять кровь, а я ненавижу иглы, и поэтому ушел». Трейси вспоминала, что он «ужасно боялся игл». Состояние его желудка то обострялось, то улучшалось, и часто Курта рвало всю ночь напролет. Трейси была убеждена, что это из-за его рациона, который, несмотря на рекомендации врача, состоял из жирной и жареной пищи. Ее мысли в то время разделяли Крист и Чэд, которые всегда уговаривали Курта есть овощи – то, чего он полностью избегал в своем рационе. «Я не буду есть ничего зеленого», – заявлял он.

В первую неделю августа группа отправилась на Music Source Studio с продюсером Стивом Фиском, чтобы записать мини-альбом для продвижения предстоящего тура по Европе. Сессии продолжались два дня, и группа оправилась от потери Джейсона, хотя их аппаратура была немного потрепана после гастролей. «У них были большие барабаны North, – вспоминал Фиск, – и бас-барабан был скреплен двумя рулонами клейкой ленты, потому что он слишком часто трескался. Они шутили, что это был барабан Колокола Свободы».

Парни записали пять новых композиций Кобейна: Been a Son, Stain, Even in His Youth, Polly и Token Eastern Song. Качество этих песен представляло собой огромный скачок вперед в развитии Курта как автора. Там, где многие из его ранних мелодий были одномерными разглагольствованиями – обычно рассуждениями о плачевном состоянии общества, – песня вроде Polly заставила Курта взять газетную вырезку и придумать эмоциональную предысторию к заголовку. Песня, изначально называвшаяся Hitchhiker[118]118
  «Автостопщик» (англ.).


[Закрыть], основывалась на реальном инциденте 1987 года, когда молодая девушка была похищена, жестоко изнасилована и замучена паяльной лампой. Песня написана, как ни странно, с точки зрения и от лица преступника. Курту удалось запечатлеть весь ужас изнасилования («позволь мне подрезать твои грязные крылья»), но в то же время тонко указать на человечность нападавшего («ей просто так же скучно, как и мне»). Литературная сила Курта заключалась в том, что он занимался внутренним диалогом, подобно тому как Трумен Капоте находил в своей книге «Хладнокровное убийство» капельку сочувствия к своим жертвам. Тема песни резко контрастирует с мелодией, которая, как и About a Girl, сладка, медлительна и мелодична, как будто предназначена для того, чтобы застать аудиторию врасплох и заставить слушателя бессознательно напевать приятную мелодию об ужасном преступлении. Курт заканчивает песню строкой, которая могла бы послужить эпитафией насильнику, жертве или ему самому: «Меня поражает воля инстинкта». Много лет спустя, впервые увидев Nirvana на концерте, Боб Дилан выбрал Polly из всего каталога Nirvana как самую смелую песню Курта и ту, которая вдохновила его на замечание о Курте: «У этого парня есть сердце».

«Мы оценивали наши выступления не столько по количеству присутствующих, – вспоминал Чэд, – сколько по тому, что говорили люди. И многие говорили, что мы им нравимся».

Другие мелодии, включенные в сессию, были не менее впечатляющими. Been a Son – песня о том, что Дон Кобейн предпочел бы, чтобы сестра Курта была мальчиком. И Even in His Youth, и Stain – тоже автобиографические песни о Доне, адресованные чувству отверженности Курта. В Even in His Youth Курт пишет о том, как «папе было стыдно, что он – никто», в то время как в Stain Курт «озлоблен» и он «пятно» семьи. Token Eastern Song была единственной забракованной песней. Она была о творческом кризисе. По сути, это была песенная версия неотправленного письма в день рождения, которое он написал своей матери.

Эти песни были также самыми сложными музыкальными композициями Курта на тот момент. С риффами, которые были плотными и разнообразными. «Нужен КРУТОЙ рок-саунд», – сказал Курт Фиску, и они добились своего. Когда они прокрутили пленку, Курт взволнованно объявил: «Мы находимся в большой студии, и у нас звук барабана, как для тoп-40». Чтобы отпраздновать это событие, музыканты попросили разрешения попрыгать на столах. «Ощущения были невероятными, в каком-то смысле значимыми и достойными празднования», – вспоминал Фиск. Он присоединился к Курту, Кристу и Чэду, когда они взобрались на столы и подпрыгивали от радости.

В конце августа Курт образует дочернюю группу с Марком Ланеганом, Screaming Trees, где Крист будет играть на басу, а барабанщик Trees Марк Пикерел – на барабанах. Курт и Ланеган уже несколько месяцев писали вместе песни, хотя большую часть времени обсуждали свою любовь к Ледбеттер[119]119
  Хадди Уильям Ледбеттер – американский певец, композитор-песенник, гитарист, легендарный исполнитель блюзов, чье влияние на последующих музыкантов признается огромным.


[Закрыть]. Группа несколько раз репетировала на репетиционной точке Сиэтла, которую Nirvana арендовала над автобусной станцией Continental Trailways. «Наша первая репетиция, должно быть, была посвящена исключительно Ледбелли, – вспоминал Пикерел. – Марк и Курт принесли его кассеты, и мы прослушали их на маленьком бумбоксе». Курт и Крист хотели назвать новую группу Lithium («Литий»), а Пикерел предложил The Jury («Жюри») – название, которое в конечном счете они и выбрали.

Но когда группа пришла в студию 20 августа с Эндино в качестве продюсера, проект не удался. «Как будто Марк и Курт слишком уважали друг друга, чтобы указывать, кому что нужно делать, или даже высказывать предложения о том, что они должны делать, – сказал Пикерел. – Никто из них не хотел брать на себя роль принимающего решения». Два певца даже не могли решить, кто из них какую песню должен спеть. В конце концов они записали Ain’t It a Shame, Gray Goose и Where Did You Sleep Last Night? – это все песни Ледбелли, но они так и не закончили. Курт отвлекся на другой проект, не связанный с Nirvana: он ненадолго отправился в Портленд, чтобы сыграть в студии с группой Дилана Карлсона – Earth.

Затем Nirvana пришлось вернуться в тур и завершить две недели концертов на Среднем Западе. В этот раз, к их большому удивлению, аудитория была немного больше и наполнена энтузиазмом. Bleach стали передавать в эфир в передачах на студенческих радиостанциях, а на некоторых шоу они привлекали до 200 поклонников, которые, казалось, знали все песни. Они продали много футболок и фактически впервые в своей истории заработали деньги. Вернувшись в Сиэтл, все подсчитали свои доходы и расходы и вернулись домой с несколькими сотнями долларов. Курт был поражен, демонстрируя Трейси свой заработок, как будто заработанные 300 долларов компенсировали все годы финансовой поддержки, которую она ему оказывала.

Тем летом Sub Pop планировал первый тур группы Nirvana в Европе. Bleach был выпущен в Соединенном Королевстве и получил восторженные отзывы. Курт никогда не бывал за границей и был убежден, что в Европе группа будет намного популярней. Он пообещал Трейси, что вернется домой с несколькими тысячами долларов и будет посылать ей открытки из всех стран, которые посетит.

Глава 11
Конфетки, щеночки, любовь
Лондон, Англия
Октябрь 1989 – май 1990

В магазине рядом с вами:

«Nirvana. Цветочки. Парфюм. Конфетки. Щеночки. Любовь».

– Из воображаемой рекламы второго альбома Nirvana

20 октября 1989 года Курт прибыл в Лондон. У него было три выходных дня перед первым шоу, и он хотел посетить Британский музей, но чувствовал себя плохо, поэтому решил просто сфотографироваться у входа. Его товарищи по группе исследовали британские пабы, но Курт, который в то время не пил и не курил из-за проблем с желудком, остался в отеле со снова обострившимся бронхитом. Чтобы вылечиться, он бил себя кулаком в грудь, думая, что подобное насилие облегчит выведение мокроты.

Группа гастролировала по Европе с Tad, еще одной группой Sub Pop, которую возглавлял Тэд Дойл, 300-фунтовый[120]120
  Примерно 136 кг.


[Закрыть] бывший мясник из Айдахо. Поскольку у обеих групп было глубокое и тяжелое звучание, а также из-за почти нелепой тучности Тэда один умный британский промоутер разрекламировал один из концертов как «Тяжелее Небес». Игра слов стала официальным названием тура, которое использовалось на афишах и в газетных объявлениях. Это было удачное суммирование звуковой атаки, создаваемой обеими группами: если вас не покоряет громкость, то мрачные темы песен, таких как Downer группы Nirvana и Cyanide Bath группы Tad, безусловно, покорят. Они планировали вместе стать хедлайнерами, играя друг у друга на разогреве, создавая некое шоу-братство.

От Европы Курт ожидал славы и богатства: вместо этого он получил низкобюджетный тур, в котором группа должна была дать 37 концертов за 42 дня в девяти разных странах. Такой маршрут был возможен только в том случае, если бы они ехали всю ночь. Их машина, арендованная Sub Pop, представляла собой убитый десятиместный фургон «Фиат», который должен был перевозить их аппаратуру, сувениры, троих членов Nirvana, четверых членов Tad и двоих членов команды. Учитывая объемы Тэда, рост Криста и факт, что барабанщик Tad настаивал на том, чтобы стоять в фургоне, ежедневная погрузка могла занять целый час и напоминала какую-то сценку братьев Маркс. А из-за многочисленных желудочно-кишечных проблем Тэду Дойлу перед отправлением приходилось претерпевать почти ритуальную ежедневную рвоту. Этот недуг был настолько регулярным, что его можно было включить в расписание тура: «10:00, загружаем фургон; 10:10, Тэд блюет».

Курт был зачарован функциями организма Тэда. Он страдал от боли в животе, но его рвало только желчью или кровью. Блевотина Тэда, заявлял Курт, напоминала произведение искусства. «Прежде чем Тэд садился в фургон, Курт держал перед ним такой пластиковый тазик, – вспоминал Курт Даниельсон из Tad. – Он терпеливо стоял там, держа эту пластмассовую ванночку, с блеском восхищения в глазах. Курт выжидающе смотрел на Тэда, и наконец-то его тошнило. Все выливалось наружу великолепным красочным потоком, а Курт стоял и ловил все это. Больше никто не стремился держать ванночку. Это было работой Курта и его радостью». У Тэда часто случались чрезвычайные туалетные ситуации, что приводило к съездам на обочину, к большому удивлению английских водителей, проезжавших мимо 300-фунтового человека, облегчающегося на разделительной полосе. В некотором смысле желудочно-кишечная система Тэда стала музой Курта той осенью: он написал песню Imodium о лекарстве Дойла от диареи.

Тема экскреции[121]121
  Выделения (биология).


[Закрыть] продолжалась, когда группа исследовала печально известный район красных фонарей Гамбурга и его порносупермаркеты. Курт был в некотором роде порнографом-любителем: одержимый женскими ягодицами, он несколько раз фотографировал зад Трейси. Обычное порно он находил сексистским, но в то же время восхищался девиантным порно, как антрополог, ищущий неизвестные племена. Особенно его увлекали журналы, изображающие то, что он называл «дерьмовой любовью», сексуальный фетиш, более официально называемый копрофилией[122]122
  Патологическое влечение к манипуляции каловыми массами.


[Закрыть]. «Курт был очарован всем необычным: всем аномальным, психологически странным или необычным, физически или социально абсурдным, – замечал Даниельсон. – Если это касалось отправлений организма, то вообще прекрасно. Вместо того чтобы пить или курить, он получал кайф, наблюдая за странными особенностями человеческой натуры, разворачивающимися вокруг него». Курт был слишком беден, чтобы покупать порно, но Тэд купил один журнал с изображением Чиччолины, звезды секс-индустрии, которая завоевала международное внимание после избрания в итальянский парламент. На одном из снимков было видно, как Чиччолина выходит из лимузина и мочится в рот мужчине. Каждое утро в фургоне «Фиата» Тэд вытаскивал журнал и объявлял: «Библиотека открыта», после чего заветный журнал передавался по кругу.

Эти подростковые выходки были единственным развлечением в расписании, которое отупляло и деморализовывало. «Мы ездили в Париж, но не успели посмотреть Эйфелеву башню», – вспоминал Чэд. Расписание, как утверждал Курт, было рассчитано на то, чтобы физически и психологически сломать их. Лихорадочный темп начал сказываться на концертах: иногда они играли исключительно хорошо (как в Норвиче, где бешеная толпа вызывала их на бис), а иногда все разваливалось (как в Берлине, когда Курт разбил свою гитару спустя шесть песен после начала концерта). «Они были либо феноменальными, либо какими-то ужасными, – вспоминал тур-менеджер Алекс МакЛеод. – Но даже когда они были ужасны, в них чувствовалась энергия». Большинство зрителей были полны энтузиазма и знакомы с их песнями, и билеты на многие шоу были полностью аншлаговыми, что у Nirvana случилось впервые. Но, поскольку площадки были маленькими, ни одна из групп не заработала много денег.

О них много писали в прессе, и это, вместе с широкомасштабной ротацией в эфире от влиятельного диджея Джона Пила, продвинуло Bleach в десятку лучших британских чартов независимых лейблов. Пока Nirvana находилась в Берлине, в Сиэтле она впервые оказалась на обложке Rocket. Курт сказал автору Нильсу Бернстайну, что сейчас на него оказывают влияние «миленькие группы», такие как Shonen Knife, The Pixies и The Vaselines, его последняя и самая большая страсть. Он также обратил внимание на то, что описал как предубеждение, которое, по его мнению, у сиэтлских хипстеров имелось насчет Nirvana: «Я чувствую, что нас заклеймили неграмотными деревенскими парнями, которые трахают кузин и понятия не имеют, что вообще происходит. Это в корне неверно».

Несмотря на то что он наконец-то играл для обожающей его публики, Курта охватила ужасная меланхолия. В тех случаях, когда они могли позволить себе гостиницу, он часто снимал номер вместе с Куртом Даниелсоном, и они не спали всю ночь, в темноте своей комнаты уставившись в потолок и разговаривая о том, что привело их в адский фургон «Фиат». Курт рассказывал фантастические истории о своей юности, о Толстяке, об абердинской тюрьме и о странной религии, которую создал Дилан Карлсон, смешав сайентологию и сатанизм. Но самые диковинные истории он рассказывал о своей собственной семье: о Доне и Венди, об оружии в реке, о школьных приятелях, пристававших к его матери. В одну из таких бессонных ночей Курт признался, что хотел бы оказаться дома. «Я хотел вернуться домой с самой первой недели нашего тура, – сказал он, лежа на гостиничной кровати. – Я ведь мог бы, ты же знаешь. Я могу уехать к маме прямо сейчас, если захочу, она мне разрешила. Она послала мне деньги. – Его голос надломился, как будто он изощренно лгал. – У нее был бы я, понимаешь?»

Через несколько дней в Риме у Курта на сцене случился нервный срыв. Tad играли первыми и разогревали публику скандированиями Fuck the Pope[123]123
  Трахни Папу римского.


[Закрыть], что всегда было популярно среди панк-рокеров в Италии. К тому времени, как настала очередь играть Nirvana, полностью заполненный зал был уже на взводе. Но проблемы акустической системы привели Курта в бешенство, и после 40 минут игры он взобрался на 30-футовую груду динамиков и закричал толпе: «Я собираюсь покончить с собой!» Никто из присутствующих, даже Крист, Чэд, Поунмэн и Пэвитт (которые пришли на концерт), не знал, что делать. Так же как и Курт, внезапно оказавшийся перед публикой, кричащей «прыгай» на ломаном английском. Он все еще бренчал на гитаре – остальные музыканты стояли и смотрели, и, казалось, не знали, что делать дальше. «Он сломал бы себе шею, если бы прыгнул, и в какой-то момент все-таки понял это», – заметил Даниелсон. В конце концов Курт спустился вниз, но его паника так и не утихла. За кулисами промоутер пожаловался, что сломали микрофон. Тур-менеджер Nirvana МакЛеод отрицал это и демонстрировал исправную работу микрофона. Они с трудом могли позволить себе заменить его. Курт схватил микрофон, крутанул его, как Роджер Долтри[124]124
  Роджер Гарри Долтри – британский певец, автор песен. Наиболее известен как основатель и вокалист английской группы The Who.


[Закрыть], и швырнул на пол. «Ну вот, теперь он точно сломан», – воскликнул он, уходя.

Курт уже достаточно отдохнул и вполне смог отыграть еще пять концертов в Европе, и тур закончился в Лондоне еще одним Lamefest. На этом последнем концерте он выложился по полной, прыгая по сцене до тех пор, пока не разбил свои колени в кровь. Но психологически тур для Курта закончился еще после Рима. У него не было гитариста, которого можно было уволить, поэтому на этот раз Курт фактически уволил свой лейбл. Пэвитт и Поунмэн прилетели в Рим, и Курт удержаться от сравнения условий в фургоне с элитным самолетом, в котором путешествовали эти двое. И хотя Nirvana останется с Sub Pop еще на год, в постепенно ухудшающихся условиях, эмоционально Курт уже отказался от своего лейбла.

Когда в начале декабря Nirvana вернулась в Америку, Крист и Шелли объявили о своей помолвке и назначили дату свадьбы на Новый год в своем доме в Такоме. Курт и Трейси были приглашены, хотя эта поездка из Олимпии в Такому была худшими тридцатью минутами в их отношениях. Трейси не могла смотреть на брак Шелли, не затронув тему обязательств с Куртом, хотя и знала, что это причинит ей боль. Во время европейского турне Крист часто звонил Шелли. Все, что Трейси получала от Курта, – это случайные открытки, хотя на одной из них двадцать раз было написано «Я люблю тебя». Но по дороге в Такому он говорил о женитьбе только в шутку, говоря, что она выйдет замуж за кого-нибудь другого. «Я все равно хотел бы заниматься с тобой сексом, потому что мне это, правда, очень нравится», – сказал он, думая, что делает ей комплимент. На свадьбе Курт провел большую часть вечера на крыше в абсолютном одиночестве, непривычно пьяный, встречая Новый год.

В то Рождество Курт и Трейси отпраздновали почти три года совместной жизни. Хотя Курту было трудно себе это позволить, он все-таки подарил ей книгу «Искусство рока», стодолларовое подарочное издание большого формата. Они производили впечатление крепкой пары, но что-то изменилось в Курте, и они с Трейси оба это знали. Когда он возвращался из турне, ему требовалось больше времени, чтобы привыкнуть к ней, и контраст между количеством времени, проведенным в разлуке, и временем, проведенным вместе, испытывал ее терпение. Она чувствовала, что теряет Курта из-за остального мира.

И в каком-то смысле так оно и было. По мере того как дела у Nirvana продолжали улучшаться, группа все больше и больше обеспечивала его самоуважением и финансовой поддержкой, которая ранее исходила только от нее. К началу 1990-х годов у Курта был бизнес, связанный с группой, которым нужно было заниматься каждый день, и Трейси знала, что это для него сейчас на первом месте. Но, по правде говоря, она тоже отдалялась от Курта. Трейси была рассудительной девушкой, а Курт становился все более и более странным. Ей было интересно, к чему это все приведет. В феврале того года в своем дневнике он сделал запись, наполовину фантазийную, наполовину реальную, которая обеспокоила бы любую любовницу: «Я – парень, мне 23 года, а у меня лактация. Моя грудь никогда не болела так сильно, даже после того, как меня сильно били в грудь задиристые одноклассники. Я не мастурбировал месяцами, потому что потерял воображение. Я закрываю глаза и вижу своего отца, маленьких девочек, немецких овчарок, ведущих телевизионных новостей, но никаких сладострастных надутых губастых голых сексуальный кошечек, вздрагивающих в экстазе. Я вижу ящериц и младенцев с плавниками вместо рук». Эта и другие подобные записи заставили ее беспокоиться о психическом состоянии Курта.

Он всегда плохо спал, скрежетал зубами по ночам и жаловался на повторяющиеся кошмары. «Курт утверждает, что сколько он себя помнил, ему часто снились сны о людях, пытающихся его убить, – вспоминала Трейси. – Во сне он пытался отбиваться от этих людей бейсбольной битой, или от людей с ножами, идущих за ним, или же от вампиров». Когда он просыпался, иногда со слезами на глазах, Трейси утешала Курта, как мать утешает маленького мальчика, обнимая его и гладя по волосам. Она говорила, что всегда будет рядом и никогда не уйдет. А он все так же лежал, уставившись в потолок, мокрый от пота. «Ему все время снились эти сны». Трейси беспокоилась о том, как он успокаивал себя в такие моменты, находясь на гастролях.

Внешне в течение дня он выглядел прекрасно, никогда не говорил о плохих снах и казался человеком, который мечтает только об успехе группы. Nirvana начала год с короткой студийной сессии, где они записали песню Sappy. Уже в начале европейского турне они поговаривали о новом альбоме, желая закончить его к лету. Впервые в карьере Курта он не был единственным, кто прилагал усилия к новому релизу, – теперь Sub Pop, пресса, студенческое радио и даже растущая группа поклонников просили его о новой музыке. Он продолжал писать с невероятной скоростью, и песни становились все лучше и лучше. Никки МакКлюр переехала в соседнюю квартиру и часто слышала сквозь стены, как он играет на гитаре. Однажды зимой она услышала красивую мелодию, доносившуюся из вентиляционного отверстия. Он то начинал, то останавливался, словно сочинял песню на ходу. Вечером Никки настроила радио на KAOS и услышала, как Курт играет в прямом эфире песню, которую репетировал в тот день.

19 января 1990 года Nirvana сыграла еще одно шоу в Олимпии, которое войдет в учебники истории, хотя и по немного иным причинам, нежели остальные. Шоу, проходившее в грандж-холле за городом, должно было соединить Nirvana с Melvins и Beat Happening. Для наглядности Курт использовал бутафорскую кровь, чтобы нарисовать следы уколов на руках. Он точно не знал, как на самом деле выглядит наркоман, принимающий тяжелые наркотики, поэтому переусердствовал с этими следами, что придало ему омерзительный вид, больше похожий на зомби из фильма Эда Вуда, чем на наркомана. «На нем была одежда с короткими рукавами, и обе руки от самых запястий были покрыты кровоподтеками, – заметил Гарт Ривз. – Сложилось впечатление, будто он чем-то болен». Тем не менее попытка Курта пошутить обрела непредвиденные последствия: его пародия была непонятной для многих зрителей, и пошли слухи о том, что он действительно наркоман. Однако шоу было своего рода переломным моментом: хотя Melvins и были хедлайнерами, Nirvana теперь была популярнее своих наставников. Melvins завершили свое выступление динамичным кавером песни Нила Янга Rockin’ in the Free World. Курт стоял в первом ряду, поднимая кулак вместе с остальными зрителями, и все же он не мог не заметить, что после выступления Nirvana треть зрителей покинула зал.

Нечто более шокирующее произошло на следующий вечер, когда Melvins и Nirvana играли в Такоме, в зале под названием Legends. Билеты на концерт были полностью распроданы и принесли Nirvana доход в 500 долларов, один из самых больших чеков на тот момент. Со сцены ныряли сотни людей, создавая хаос. Одним из самых несносных был Мэтт Лукин из Mudhoney, который использовал свой пропуск за кулисы, чтобы пройти на сцену, а затем нырнуть вниз головой в толпу. Выступление Nirvana пришлось трижды останавливать, чтобы прекратить драки между Лукином и вышибалами. «Он наш друг», – постоянно объяснял Курт, и в его голосе звучали беспокойство и смущение. К концу выступления Nirvana, которое включало в себя часть песни Lynyrd Skynyrd Sweet Home Alabama, перед группой стояли пять охранников. Курту это не показалось странным, но что действительно поразило его, так это то, что он увидел Марка Арма из Mudhoney, стоящего на сцене справа и трясущего головой взад и вперед на протяжении всего выступления Nirvana.

Марк Арм, чье настоящее имя было Марк МакЛафлин, был настоящим законодателем мод панк-рока. В то время как Пэвитт и Поунмэн искусно наживались на грандже, Арм со своей нынешней группой Mudhoney и предыдущей группой Green River фактически изобрели музыкальный стиль и даже придумали термин «грандж», когда писали для сиэтлского фанзина в начале восьмидесятых годов. Арм был умен, саркастичен, талантлив, был печально известен своими кутежами и излучал уверенность, которая заставляла людей думать, что он был создан для славы. Короче говоря, он был именно таким, каким, по мнению робкого абердинского парня, он сам никогда не сможет стать. Заметить на своем концерте веселящегося Арма было так же невероятно, как увидеть Жаклин Кеннеди Онассис, которая приехала на вашу свадьбу и танцевала всю ночь. Обожание Арма Куртом было очевидно для всех, но особенно очевидно это было для Базза Осборна, который наблюдал за тем, как его бывший подопечный двигался вперед.

Курт безуспешно пытался завязать дружбу с Армом. Когда он бывал в Сиэтле, то часто заглядывал в квартиру Арма. У него была огромная коллекция панк-рок-синглов – главный символ статуса в их кругу. «Он явно боготворил Марка, – вспоминала Кэрри Монтгомери, подруга Арма. – На Марка это, конечно, не производило особого впечатления». В то время Mudhoney оставались приоритетом для Sub Pop и королями северо-западной сцены. Многие крупные лейблы звукозаписи интересовались ими, но Mudhoney пообещали придерживаться Sub Pop из-за дружбы Арма с Пэвиттом.

Но даже для Mudhoney эта дружба прошла испытание на прочность в 1990 году, когда финансовые проблемы Sub Pop угрожали потопить лейбл и каждую их группу. Несмотря на то что записи Tad, Nirvana и Mudhoney были постоянными ходовыми товарами, их продажи были далеко не на том уровне, который был необходим для финансирования большой операции, построенной Пэвиттом и Поунмэном. «Sub Pop попросили одолжить им половину нашего первого европейского аванса», – вспоминал Стив Тернер из Mudhoney. Лейбл был настолько разорен, что они предлагали группе акции вместо причитающихся им гонораров. «Мы спросили, какой в этом смысл, – вспомнил Мэтт Лукин: – “Через две недели вы обанкротитесь”». Лукину было особенно тяжело наблюдать за тем, как плохо Sub Pop относился к его друзьям из Nirvana. «Я видел, как долго Брюс обещал выпустить еще одну их пластинку, но все откладывал эту затею, – вспоминал Лукин. – Их отодвинули на задний план».

Деньги, заработанные Куртом на гастролях, быстро закончились. Той весной он снова начал искать работу, обводя в газете Daily Olympia такие объявления, как уборка квартир и мытье насосом собачьих будок у ветеринара; он подал заявку на эту последнюю вакансию, но ему отказали. Они с Кристом решили начать свой собственный бизнес по уборке, который они назвали Pine Tree Janitorial. Это был один из многих планов Курта по быстрому обогащению, и он зашел так далеко, что придумал флаер для их нового бизнеса, где нарисовал себя и Криста со швабрами. В объявлении говорилось: «Мы намеренно ограничиваем количество наших коммерческих офисов, чтобы прибираться лично и без спешки». Несмотря на расклеенные по всей Олимпии листовки, ни один клиент так их и не нанял.

В то время когда Курт не был генеральным директором Pine Tree Janitorial, он писал песни и гастролировал. В первую неделю февраля они отправились в тур с Tad по Западному побережью, который стал самым успешным, собрав большие восторженные толпы в Портленде и Сан-Франциско (на концерте Дня святого Валентина их объявили как «горячих амбалов»). Даже в циничном Голливуде люди стремились попасть на их шоу в Raji’s. «Это была ночь, когда они завоевали Лос-Анджелес, – вспоминала Плезант Гехман, которая бронировала зал. – Люди были просто в восторге. Клуб вмещал всего 200 человек, но я клянусь, что их было не меньше 400». В Лос-Анджелесе они остановились у Дженнифер Финч из группы L7, которая рассказывала об их концерте как «похожем на выступление в цирке датского дога и пуделя: Чэд был крошечным, его волосы висели до задницы, а глаза были дикими; Курт был чуть повыше Чэда, но с густыми и длинными волосами; и еще был Крист, настолько высокий, что болела шея, когда вы смотрели на него».

Во время тура Курт также воссоединился со своим старым приятелем Джесси Ридом, который теперь жил возле Сан-Диего. Они встретились в «Макдоналдсе» в Сан-Исидро, который был печально известен тем, что оттуда наблюдались кровавые перестрелки, и Курт настаивал на том, чтобы он присоединился к их путешествию. Джесси поехал с группой на концерт в Тихуану, и тем же вечером, за пару дней до 23-го дня рождения Курта, два старых друга отпраздновали его, выпив полгаллона спиртного и нюхая кристаллический метамфетамин. Несмотря на постоянные проблемы с желудком, к началу 1990-х годов Курт снова начал пить, хотя употребление им алкоголя все еще было нечастым. Но когда он пил, то напивался до чертиков.

Когда Курт вернулся в Олимпию, у него оставалось всего три недели до очередного долгого турне, которое должно было включать в себя остановку в Висконсине, чтобы записать продолжение Bleach. Курт и Трейси попытались возродить свой роман, но напряжение было очевидным для всего их окружения. «Они больше так открыто не влияли друг на друга», – вспоминал Слим Мун. Курт пожаловался Слиму, что Трейси хочет заниматься сексом чаще, чем он. Для нее это было частью их отношений. Для Курта это означало эмоциональное обязательство, которое он больше не мог выполнять.