Текст книги "Вор звездной пыли"

Мазен смог выдавить только сдавленное «Ха!», которое было наполовину криком о помощи, а наполовину – смешком.

До смерти матери он считал мир за пределами Мадинны волшебным местом. Мать заставляла внешний мир казаться полным жизни, света и бессчетных возможностей. А потом ее убила одна из тварей из ее же историй – и очарование исчезло.

И все же…

«Смерть на свободе лучше жизни в позолоченной клетке».

Он сказал Лули аль-Назари, что любит сбегать в такую жизнь, где ему можно быть кем-то другим, а не собой. Не чересчур рьяно оберегаемым сыном легендарной сказительницы.

И вот у него появляется шанс покинуть Мадинну. Единственный и опасный, шанс.

Ему не впервые придется притворяться кем-то другим.

– Ладно. – Мазен поднял голову и посмотрел брату в лицо. – Я отправлюсь в твое приключение.

15
Лули

– Ты точно хочешь еще выпить?

Далия бинт Аднан убрала бутылку подальше от Лули, которая сидела за стойкой таверны, потряхивая опасно накренившейся пиалой.

– Нет. – Лули нахмурилась. – Но все равно выпью.

Далия со вздохом поставила бутылку на полку у себя за спиной.

– Если выпьешь еще немного, завтра во время процессии свалишься с лошади. Ты же такого не захочешь, правда? Может, сейчас тебе все равно, что о тебе думает султан, но завтра точно будет не все равно.

Лули сильнее сдвинула брови.

– Пусть думает что хочет. Мне надоело, что он меня выставляет на всеобщее обозрение. Ты только посмотри на меня, Далия! – Она схватилась за воротник отвратительно поблескивающей, надетой на нее дары. – Вообрази, как мне неловко было появляться в этом сегодня. И что еще хуже, появляться, цепляясь за руку принца Омара!

А принц Омар не переставал нахально улыбаться, водя ее этим вечером по дивану, представляя гостям, с которыми у нее не было никакого желания знакомиться. Аристократы глазели на нее, словно на выставленное напоказ сокровище, восхищаясь нарядом и одаривая многозначительными взглядами.

Лули они были отвратительны, все без исключения.

Небольшим облегчением стала возможность сбежать к ночи от аристократов, получив от султана разрешение провести последнюю ночь перед пугающим путешествием здесь, в таверне у Далии.

– Ты сама себя послушай! Говоришь совершенно не так, как Полночный Купец.

Лули засмеялась – глухо, горько.

– Знакомый тебе Полночный Купец исчез. Теперь я – знаменитость.

Она пристально всмотрелась в дно своей пустой пиалы: только так и можно было сдержать слезы досады.

С чего это она разоткровенничалась с Далией? Она ни разу не показывала ей свою слабость, не позволяла заметить свою неуверенность. Пусть Далия и была щедрой арендодательницей и проницательной наперсницей, Лули тщательно скрывала от нее сентиментальные моменты своей личной жизни. Чем меньше она зависит от кого-то, тем легче от него уйти.

Вот почему даже с Ахмедом она…

Лули заворчала, обрывая эту мысль. «Проклятье! Этот мужчина пролезает в мои мысли, как только я теряю бдительность!» Игнорируя вопросительный взгляд Далии, она постаралась сосредоточиться на более важных размышлениях. Она не в первый раз задалась вопросом, куда делся Кадир. Он помог ей тогда в диване, но не появлялся с тех самых пор, как они расстались на Ночном базаре тремя днями ранее.

– Репутация человека зависит от того, как он взаимодействует с другими, – сказала Далия, отправляя на полку у себя за спиной еще одну бутылку. Она протирала их тряпицей: привычное занятие во время бессонницы. Обычно в это время все столы бывали заняты и таверну заполняли посетители, зашедшие выпить и перекусить, однако после происшествия на базаре все ее клиенты исчезли. Скорее всего, решили затаиться после зачистки.

– Полночный Купец не разговаривает с заносчивыми аристократами!

Лули стукнула пиалой по стойке. А потом повторила стук еще несколько раз, потому что это доставляло ей удовольствие.

Далия простонала:

– Ох, ради богов…

В этот момент дверь таверны распахнулась и кто-то вошел. Лули стремительно обернулась, почти уверенная в том, что это кто-то из стражи султана. Но вошел не солдат.

Кадир встал перед ними во всем своем недовольном величии.

Он выгнул бровь.

– Кто эта жалкая пьянь?

Далия ухмыльнулась.

– Не знаю. Подумывала выкинуть ее отсюда.

Лули выпрямилась. Чересчур резко. Мир поплыл, так что ей пришлось ухватиться за стойку, и только потом она смогла устремить взгляд на Кадира.

– Где ты был?

Он вздохнул и устроился на соседнем табурете.

– И тебе теплый салам.

Разглядев ее одеяние, он заметно заледенел.

– Подарок султана, – объяснила она. – Клиенты будут в восторге, конечно: не смогут глаз от него оторвать.

– Вот поэтому-то мне и следовало бы его сжечь, – заявил Кадир.

Далия только хмыкнула. Хозяйка таверны не подозревала, что Кадир действительно мог сжечь этот наряд одним щелчком пальцев. Она поставила на полку последнюю бутылку и повернулась к ним, уперев руки в боки.

– Ну, обменивайтесь новостями. Когда закончите, затушите лампы.

Кадир наклонил голову, желая доброй ночи:

– Тесбахин ала кайр.

В ответ Далия только зевнула и отправилась наверх, оставив Лули с Кадиром вдвоем. Лули захотелось повиснуть у него на шее и поплакать в плечо. Она подождала, чтобы это желание прошло, а потом повторила свой вопрос:

– Где ты был?

– Наблюдал издали. Знаю насчет поисков.

Лули подумала о помещениях, по которым она бродила, и лампах, которые их освещали. Кадир при желании мог наблюдать за ней из таких огней, ведь у него было сродство именно с магией огня. Если не считать оборота в ящерицу, никакой другой магией он не владел.

– И что ты думаешь? – Лули бездумно крутила пиалу между ладонями. – Насчет легенды и лампы? – Она подняла голову. – И насчет того, что будет потом?

Кадир отнял пиалу, не дав снова раскрутить ее на стойке.

– Думаю, что нет смысла тревожиться о будущем, которое пока зыбко. Что до лампы… Ты пробовала спрашивать у компаса, где она?

Лули со вздохом уперлась подбородком в стойку.

– Она существует. Я спрашивала у монеты и у компаса тоже.

– Тогда ее можно добыть.

– И ты спокойно отдашь заточенного джинна султану? – Она немного помолчала. – Ты сам что-нибудь знаешь про лампу?

– Я? – Кадир пожал плечами. – Ничего не знаю. В то далекое время меня в мире людей не было. Но если в истории твоего султана есть хоть крупица истины, то, скорее всего, тот джинн, которого он ищет, – ифрит. – При виде ее недоумения он усмехнулся. – Ифритами в нашей стране мы зовем семь джиннов-повелителей. Этот титул дается огненному существу, которое настолько сильно, что способно использовать сродство с разными видами магии.

«Ифрит». Это слово было полно мощи и звучало намного более грозно, чем «джинн-повелитель».

– Почему ты раньше не рассказывал мне про ифритов?

Он пожал плечами.

– Мы с ними никогда не сталкивались, а в твоей стране это слово никто не употребляет. Пусть «повелитель джиннов» и не точное обозначение, однако это не заслуживает того, чтобы устраивать урок истории.

Действительно, все джинны, которые им встречались, специализировались только на одном виде магии. Это были такие противники, как та теневая джинна, которая могла воздействовать на мир только одной стихией. Джинны встречались редко, а так называемые повелители джиннов были просто легендой. Так что не было ничего странного в том, что Кадир прежде не упоминал это слово.

– Это правда. – Она вздохнула. – Итак, предположим, что мы нашли этого всесильного ифрита. Мы просто отдаем его султану?

– А кто сказал, что мы должны что-то отдавать? – Кадир повернул голову к ближайшей лампе. Огонь мигнул и погас, а следом померкли и другие. В глазах у Кадира плясало озорное пламя, так что зрачки вспыхивали золотым и красным. – Считай султана клиентом, которого надо облапошить.

«Думаю, что нет смысла тревожиться о будущем, которое пока зыбко». Может быть, Кадир и прав. Она добилась успеха отнюдь не за счет того, что тщательно все обдумывала.

– Советуешь прыгать, не задумываясь? Как безответственно!

Кадир положил руку на стол.

– Цель моей жизни – служить дурным примером.

Лули накрыла его руку своей, наслаждаясь исходящим от него теплом. Она почувствовала, что задремывает, а это стало возможным только потому, что Кадир вернулся и сидит рядом с ней. Ей бывало трудно расслабиться в его отсутствие. Последние три ночи она беспокоилась о том, что с ним станет во время этого поиска.

Кадир, как всегда, заметил ее тревогу.

– Не ожидал, что увижу бесстрашного Полночного Купца таким отчаявшимся еще до начала путешествия.

– Ифрит в лампе – не единственный джинн, которому грозит опасность.

Она выразительно на него посмотрела.

– Тебе надо больше верить в меня. Я столько прожил не для того, чтобы меня победил один лишь заносчивый человек. – Он выгнул бровь. – И я не помню, чтобы ты отдавала кому-то победу без боя.

Лули ощетинилась. Кадир прав: пусть она и жительница Мадинны, она никому не слуга. Она не позволит султану разрушить жизнь, которую строила с таким трудом.

– Ты прав: Полночный Купец никогда не сдастся какому-то самоуверенному аристократишке. Даже султану. – Она переплела свои пальцы с пальцами Кадира, внезапно преисполнившись решимости. – Он еще пожалеет, что угрожал нам.

Кадир улыбнулся.

– В конце концов, так всегда и бывает.

16
Айша

Ночь была подозрительно тихой.

Обычно в такие вечера, когда у султана были гости, внутренний двор был полон шумных и раздражающе любопытных аристократов. А вот сегодня там оказалось пусто, так что Айша не колеблясь отодвинула занавеску. Устроившись в оконной нише под присмотром луны и звезд, она поднесла кисть к своей руке и начала рисовать.

У большинства путешественников существуют ритуалы, предваряющие отъезд. Они молятся; они целуют близких. Айша уже очень давно не могла делать ни того, ни другого. Вместо этого она рисовала.

Она наносила хной узоры поверх шрамов и позволяла себе ненадолго уйти в свои мысли. Она разрешала себе вспомнить мягкость кисти для хны, которой мать рисовала на ее коже лепестки. И вспоминала, как ругались сестры, когда ей не хватало терпения дождаться, чтобы хна высохла, и она случайно стирала краску во время готовки, уборки или работы на поле.

«Жду не дождусь, когда ты наконец научишься терпению, – часто поддразнивала ее мать. – Тогда ты станешь силой, с которой придется считаться».

Сейчас, нанося на кожу татуировки, Айша была терпеливой. Осторожной. Она представляла себе, что каждое прикосновение кисти – это разворачивающаяся на ее коже картинка из прошлого. Нить, отрезанная и заново использованная для создания нового гобелена. Такого, который будет заполнен решимостью, а не горем. Поворачивая руку в свете луны, она рассматривала нарисованный рукав из острых листьев и цветов.

Мать была права: терпение оказалось суровым, но необходимым уроком, ведь месть – не стремительный забег, а путешествие. Айша со вздохом положила руку себе на колени.

Целый час прошел в спокойствии. А потом, когда она уже заканчивала последнюю татуировку, в дверь постучали. Айша напряглась, но тут же расслабилась, услышав голос Самара:

– Дозволь войти, принцесса?

Этот титул (одно из множества прозвищ, которыми этот вор ее бесил) заставил ее застонать.

– Еще раз назовешь меня принцессой, и я выколю тебе глаз! – Она потянулась за легчайшей шалью, лежавшей на подушках, и набросила ее на плечи, аккуратно следя за тем, чтобы не касаться свежей хны у себя на руках. – Чего тебе?

Дверь распахнулась, и внутрь залетел румяный мужчина.

Айша мгновенно схватила висевшую на стене свежезаточенную саблю и двинулась вперед, наставив острие ему на грудь. Мужчина вскинул голову, подслеповато глядя на нее.

Айша потрясенно уставилась на него.

– Принц Мазен?

Неуклюжий принц был одет в иссиня-черное одеяние, которое было на несколько размеров больше, чем нужно. Его золотистые глаза были затуманены, и он медленно моргал, словно выходя из оцепенения. Самар проскользнул в комнату у него за спиной. Айша бросила на него вопросительный взгляд, но он только пожал плечами. Если это какая-то шутка, она его убьет.

– О… Ох! – тихо пробормотал принц. – Извините. Я не думал…

Он обвел взглядом комнату, и Айшу передернуло от того, как его взгляд скользнул по ее скудной обстановке. Смотреть было практически не на что: помещение было безликим, словно комната постоялого двора с кроватью, простым столом и комодом для одежды. Единственным личным элементом здесь были листы узоров для хны, висящие на стенах. Однако это было не важно. Это все-таки ее комната. По какой бы причине принц здесь ни оказался, она не позволит ему остаться.

– Убирайтесь.

Принц округлившимися глазами смотрел, как она на него надвигается.

– Прошу прощения… – Он нервно затеребил украшение у себя на запястье. – Позвольте я объясню…

Айша была уже в считаных шагах от него, когда замерла, заметив браслет: усыпанный камнями обруч, который Омар показал ей несколько дней назад, когда обратился к ней со странной просьбой сопровождать его брата в путешествии. Ее взгляд снова обратился к лицу принца. Губы его изгибались в слишком хорошо знакомой ухмылке, которая точно не принадлежала принцу Мазену.

С преувеличенно низким поклоном он снял браслет с руки – и в следующее мгновение уже стал Омаром. Одеяние перестало быть чересчур большим, а глаза заискрились смехом.

– Что скажешь? Из меня вышел убедительный принц Мазен, да?

Айша ответила на его улыбку хмурым взглядом. Она не ждала Омара раньше полуночи, когда должен был закончиться пир. И она определенно не ожидала, что он будет замаскирован.

Она толкнула его в плечо.

– Мне следовало бы выколоть тебе глаз.

У двери засмеялся Самар. Массивный мужчина привалился к стене, скрестив руки поверх черной туники.

– Может, тебя утешит то, что он устроил это представление для всех нас. И большинство сумел провести. – Ехидная улыбка заставила морщинки собраться в уголках его глаз. – Не считая здесь присутствующих. Я решил, что стоит рискнуть глазом, чтобы посмотреть на твою реакцию.

Айша указала на дверь.

– Если немедленно не уйдешь, я выброшу тебя в окно.

Самар захлопал ресницами:

– Вечно ты злишься.

Он уже тянулся к двери, когда она заметила кое-что у него на руке – неровный разрез, такой бесцветный, что походил на трещину на коже.

– Все силы ада! Что ты с собой сотворил?

Самар только недоуменно заморгал, а принц покачал головой и сказал:

– Дурень дал себя поранить джинну, когда вчера возвращался с охоты.

Самар прижал руку к ране.

– А, точно. Я убил это животное, но он успел меня ранить. Не самый лучший мой момент. – Он смущенно улыбнулся. – Я как раз собирался ее заново перевязать, когда принц явился с… Этим лицом. Ужасно отвлек.

Айша скептически посмотрела на его рану.

– И ты не заживил ее кровью джинна до образования корки?

Самар вздохнул:

– Не хотелось бы заносить эту дрянь себе в вены. Хорошо, что я толстокожий, да? Полезно в нашем деле. – Уже в дверях он обернулся. – Омар сказал, что ты согласилась отправиться на это небольшое задание. Удачи тебе, воришка. Мы осыплем тебя похвалами, когда вернешься.

Он приветственно кивнул и закрыл за собой дверь. Айша хмыкнула, возвращая саблю на стену рядом с ее близнецом.

– Осыплют похвалами за что? Я всего-то буду защищать одного жалкого принца.

Она вернулась в оконную нишу, где так и лежали кисти для хны и кувшинчик, и отодвинула их, чтобы Омар смог устроиться напротив нее.

Он выгнул бровь.

– Ты недооцениваешь важность своей задачи. И потом, ты ведь угрожала проткнуть мне горло, если я зачислю тебя в армию каида. Я подумал, что для нас обоих более приятным выходом будет твоя поездка с моим братом.

– Правильно подумал.

Она положила подсыхающие руки на колени и снова устремила взгляд за окно. Из своей комнаты в башне ей виден был весь город, даже далекие огни нижнего района. Странно было думать, что девять лет назад она жила на этих улицах. Что именно там она попыталась обчистить карманы Омара. Он мог повесить ее за это преступление. А он назвал ее первой из сорока своих воров.

– Полагаю, твой пир прошел хорошо?

Омар пожал плечами.

– Если под «хорошо» понимать «невыносимо», то да.

– Разве они не все одинаковые?

– Для моего брата все иначе. Аристократы стараются ему льстить, рассчитывая приблизиться к султану. Мне? Снобы слишком меня боятся, так что только лижут мне сапоги.

Краем глаза Айша заметила какой-то блеск: не браслета, а кусочка серебра, который Омар лениво крутил в руках. Она моментально узнала его серьгу-полумесяц.

– Ты забыл отдать ее брату? Разве это не важная часть ваших личин?

Омар окаменел, сжимая в пальцах полумесяц.

– Моя личина более чем убедительна. Серьга ему не нужна.

В его взгляде появилась тоска – ранимость, от которой Айше стало неловко.

Она порой забывала, что эта серьга – единственное, что осталось ему от матери. У нее хотя бы есть воспоминания о тех, кого она потеряла, а принц никогда не сможет вспомнить мать, которая умерла, давая ему жизнь.

– Да, – согласилась она после недолгого молчания. – Думаю, вне Мадинны никому и в голову не придет на нее смотреть. – Тут ее взгляд упал на браслет. – А вот эту штуку не заметить нельзя. Ты уверен, что на браслет никто не обратит внимания?

От нее не укрылось то, как его плечи расслабились со сменой темы. Он поднял руки, закрепляя серьгу на мочке уха.

– Пусть обращают. Мой брат постоянно носит броские украшения; какая разница, если одним станет больше? Хотя…

Он посмотрел на нее с безмолвным вопросом.

– Нет, – прямо сказала она. – Я-то не под личиной. Мне никакие реликвии не нужны.

– Джинна проще убить его собственной магией, знаешь ли.

– Буду убивать их своим клинком – или никак вообще.

Даже думать о применении реликвий (применении магии джиннов) ей было тошно. К дьяволу лицемерное политиканство. Она убивает джиннов не ради каких-то там богов. Она убивает их из мести. И она скорее руки себе отрежет, чем будет мстить с помощью лживой магии, которая и разрушила ее жизнь.

– Все такая же упрямая.

Он молча смотрел на нее. Айше было знакомо это бесстрастное выражение его лица: оно появлялось всякий раз, когда он кого-то оценивал.

Она скрестила руки.

– Передумал оставаться?

– Ни в коем случае. – Он улыбнулся. – Я могу рассчитывать, что ты доведешь дело до конца?

– Конечно.

– Обещаешь не умирать?

Она хмыкнула:

– Вор крадет жизни. Он не позволяет своровать жизнь у себя.

– Хорошо сказано. – Омар спрятал браслет в один из карманов и встал. – Боюсь, что мне пора. Надо помочь брату собрать вещи, ведь завтра вы уезжаете. – Он помолчал. – Мазен обязан хранить тайну, но, надеюсь, ты поможешь ему не выходить из роли?

– Приложу все силы, но ничего не обещаю. – Она со вздохом прижалась щекой к стеклу. – Я понимаю, почему твой отец держит его взаперти. Он – легкая добыча.

– Вот поэтому я рассчитываю, что ты его защитишь. – Он ухмыльнулся. – Я твой должник, Айша.

Айша небрежно махнула рукой. Ее никогда не интересовали обязательства – ни их приобретение, ни обмен ими.

Омар приложил ладонь к груди и поклонился.

– До завтра.

Когда он ушел, Айша посмотрела на переплетение шрамов у себя на руках. На цветы, которые нарисовала поверх них, словно защиту. Она не любила оплакивать прошлое. Вот настоящее – то, что она может изменить к лучшему… Своим клинком.

Город – это сцена принца. Ее же сценой всегда была пустыня.

И она будет рада туда вернуться.

17
Мазен

Приключение Мазена еще не началось, а он уже им тяготился. Расхаживать по дворцу в теле брата и демонстрировать его снисходительную улыбку было нелегко. Ему противно было, что слуги смотрят на него со страхом. Боги, да ведь и придворные рядом с ним становились нервно многословными.

Однако самую неприятную реакцию он получил от Полночного Купца. Там, где другие отводили глаза, она обжигала взглядом. Мазен видел, что она его ненавидит. Он не мог ее винить после того, как отец приказал, чтобы накануне вечером он за ней следил. Мазен винил Омара: брат счел разумным проверить их личины, так что Омар пошел на вечерний пир как Мазен, а Мазен отправился в облике брата. Ему противно было, что все получилось очень достоверно.

Мазен вздохнул над своим кофе. Султан оторвал от губ чашку.

– Ты не перестаешь вздыхать с самого начала завтрака. О чем ты думаешь, Мазен?

Звук собственного имени помог ему немного расслабиться. Ближе к вечеру он станет Омаром, Королем «Сорока воров» и наследным принцем Мадинны, но сейчас, сидя перед отцом в диване, он, к счастью, был самим собой.

– Как обычно. – Мазен подул на кофе. – Джинны, тени, кошмары.

Султан поставил чашку. Он пользовался ею всегда: небольшой фарфоровой чашечкой с разноцветными розами. Такой же узор использовала мать Мазена – у них с султаном был общий сервиз.

– Джинн мертв и, если боги справедливы, горит в аду.

Мазен чуть не подавился кофе. Пусть теневая джинна чуть его не убила, ему все равно было ее жаль. Он осознавал, что это слабость, непозволительная слабость, и тем не менее не мог забыть те ярость и боль, что туманили ее разум.

Султан покачал головой.

– Такого не повторится. Как только я получу лампу, я уничтожу джиннов. Всех. – Не получив от Мазена ответа, султан подался к нему, хмуря кустистые брови. – Почему ты против этих поисков? Полночный Купец – преступница. Я даю ей шанс искупления.

– Не все джинны зло, йюба. Мать говорила об этом в своих сказаниях, помнишь?

Мазен понял, что этого говорить не следовало: лицо султана заледенело.

– У тебя настолько плохо с памятью, что ты не помнишь: ее убил один из этих джиннов!

– Но она считала…

– Твоя мать, да благословят боги ее душу, была мягкосердечной. – В его глазах горело чувство, которое Мазену не удалось опознать. – Но будь я проклят, если допущу, чтобы джинны заполучили тебя, потому что ты унаследовал ее сентиментальность. Запомни, Мазен: в пустыне нет места добрячкам!

Когда-то мать Мазена говорила прямо противоположное – что в их стране мягкое сердце намного важнее, потому что пустыня иссушает чувства человека, – однако он не стал напоминать об этом отцу.

Султан со вздохом отодвинулся от стола.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я желаю тебе добра. – Он в задумчивости долил себе кофе из даллы. – Вот почему я решил обучать тебя фехтованию. – Мазен содрогнулся, но султан на него даже не взглянул. – Это поможет тебе заполнить твои дни. Я хочу, чтобы ты оставался во дворце, пока Омар не вернется. Тут безопаснее.

Мазен поставил чашку, боясь, что она выпадет у него из рук. Его мать была против того, чтобы отвечать насилием на насилие. Именно поэтому его никогда не учили пользоваться оружием. Именно поэтому султан отказался от должности Короля «Сорока воров». Однако все это было до ее смерти. Мазену следовало бы понимать, что рано или поздно отец вложит клинок в его руки.

«Если бы он только знал, что этим клинком станет орудовать Омар!» Это было почти смешно. Он будет притворяться умелым фехтовальщиком, а Омар – изображать неумеху. Похоже, им обоим придется нелегко.

Его отец улыбнулся. Не кривой улыбкой, а искренней.

– Это будет тебе полезно. Слыханное ли дело – принц, не владеющий клинком? У тебя на плечах – груз правителя, Мазен. Благими намерениями страну не защитишь.

Его отец был прав. Не важно, что Мазен боится взять в руки клинок, опасаясь вонзить его в живое существо, или что он ненавидит насилие. Хорошо хоть, что в будущем этот чертов груз царства ляжет на плечи Омара. Мазену трон совершенно не нужен.

– Если ты опасаешься скуки, перестань. – Султан подул на кофе. – Мы заполним твои дни полезными делами. Я уже предупредил советников, что ты будешь присутствовать на наших собраниях. Буду ждать тебя завтра днем. Понятно?

О! В ближайшем будущем его будут ждать фехтование и политика. Но Мазен не станет принимать такую жизнь… Пока.

– Да, йюба, – тихо отозвался он.

Вот так он и попрощался с отцом – без объятий или поцелуев, но уступив его воле. Когда он уходил из дивана, на сердце его давило все невысказанное.

В пятый час после рассвета он подошел к кабинету Хакима. Все это время он готовился к путешествию: укладывал не свою одежду и разговаривал с Омаром о том, что ему следует знать в качестве Короля «Сорока воров». Брат отдал ему почти все свое имущество; все, за исключением серьги с полумесяцем, – с ней он отказался расстаться. И сейчас только ее не хватало в личине Мазена, стоящего у двери Хакима.

Он нерешительно постучал в дверь в том же ритме, что и всегда, и вошел, услышав приглашение.

Комната Хакима не изменилась: по-прежнему была полна фолиантов, теней и карт.

– Мазен? Ты сегодня непривычно тихий. – Хаким развернулся на табурете. Увидев гостя, он напрягся. – Омар?

Мазену было крайне неприятно видеть, как его обычно спокойный брат встревожился при виде Омара. Мазен прекрасно знал, что это его вина. Много лет назад, когда мать рассказала ему о существовании Хакима, он умолил отца вернуть того обратно во дворец, откуда того изгнали. Ему хотелось иметь товарища для игр – кого-то, кто будет относиться к нему как к брату, в отличие от Омара. И потому султан неохотно разыскал племя матери Хакима и привез мальчика во дворец. Ради Мазена он дал Хакиму почетный титул принца, хоть в его жилах и не было крови султана.

Хаким, на два года моложе Омара, оказался ближе к Мазену и по возрасту, и по характеру. Его появление ознаменовало начало более спокойных времен. По крайней мере до тех пор, пока мать Мазена не умерла, а султан не запер самого Хакима в его комнате, позволив Омару его принижать.

«Виноват, виноват!» Мазен со стыдом подумал, что это он разлучил Хакима с его племенем. Ребенком он утверждал, что Хаким – его родня. Только задним числом, когда брат оказался заперт во дворце, он понял, каким был эгоистом.

Он постарался отогнать эту мысль и стянул браслет с запястья, изобразив бледную улыбку при виде изумления Хакима.

– Салам, Хаким.

– Мазен! – Хаким завалился спиной на стол. – У меня чуть сердце не разорвалось.

– Извини. У меня только сейчас появилась возможность снять эту проклятую штуку.

– А ты не просто так притворяешься Омаром? – Хаким воззрился на браслет. – Это… Реликвия?

– «Да» на оба вопроса.

Мазен подошел ближе – и перестал улыбаться. Та карта, которую султан показывал Расулу и Лули, лежала сейчас на рабочем столе Хакима. Брат нанес на нее новые маршруты.

Он чувствовал, как Хаким его рассматривает. Он ожидал восклицаний, ворчанья, но Хаким совершенно спокойно спросил:

– Ты собираешься сегодня занять место Омара?

Мазен судорожно сглотнул.

– Помнишь, что я был должен ему услугу? Вот она. Он хочет, чтобы я сопровождал купца, притворился, что я – это он.

– И ты собираешься это сделать? – Хаким резко встал. Широкоплечий и высокий, он заставил Мазена почувствовать себя маленьким и незначительным. – Ты добровольно отправишься в пустыню, полную разбойников и джиннов, только чтобы султан не узнал твоей тайны?

Мазен сделал шаг назад, выходя из тени брата.

– Но если он узнает…

– Он же тебя любит, Мазен! Ты его любимчик. Он никогда не причинит тебе боли.

Мазен готов был рассмеяться. «Я? Любимчик?» С чего Хаким так решил? Отец никогда его не слушает. Он ему не доверяет: все важные обязанности возложены на Омара. Но Мазен знал, что Хаким будет спорить с ним хоть до заката, и потому счел нужным согласиться.

– Значит, любовь делает его слепым. Рядом со мной он не слышит разумных доводов.

– Что плохого в том, что он хочет приставить к тебе охрану вне дворца?

Мазен покачал головой.

– Сейчас меня вообще перестанут выпускать отсюда.

Он замолчал, осознавая, насколько капризным кажется. Хакиму даже на дворцовых мероприятиях не дозволялось появляться без особого разрешения султана. А он еще жалуется!

Он хотел бы забрать свои слова назад, но не смог пересилить себя и нарушить неловкое молчание. Вместо этого он занял себе руки, забравшись в сумку и достав платок матери, казавшийся ярким даже в темном кабинете Хакима.

Хаким плюхнулся за стол и ссутулился.

– Ты уезжаешь не только из-за султана, да? Это ради Полночного Купца. И потому что хочешь вырваться из дворца.

Мазен снова судорожно сглотнул. Ему и правда хочется уехать из Мадинны. Хочется помочь Полночному Купцу, хоть он и не уверен в том, что это ему по силам. Он у нее в долгу.

Хаким рассмеялся, и этот негромкий звук заставил сердце Мазена сжаться.

– Я знаю тебя лучше, чем ты знаешь себя. – Он протянул руку. – Знаю: ты принес платок, потому что хочешь, чтобы я его сохранил. И ты уже все решил. Ты унаследовал от султана упрямство.

Мазену хотелось запротестовать, однако Хаким был прав.

– Как всегда, ты видишь меня насквозь.

– У тебя душа нараспашку. – Хаким взял у него платок и начал сворачивать карту рулоном. – Кто еще знает про эту подмену? Твои слуги? Карима?

Мазен покачал головой.

– Никто. Я не рискую поделиться этой тайной ни с кем.

– А как насчет Полночного Купца? Ты не думаешь, что она охотнее поехала бы с тобой, если бы знала, кто ты на самом деле?

Сердце у Мазена болезненно сжалось от чувства вины. Ему тошно было лгать Лули аль-Назари, но разве у него есть выбор? Она презирает султана. Если она узнает тайну Мазена, что помешает ей шантажировать его отца? Если такое случится, султан его никогда не простит.

Мазену нравилась Лули, но страх перед отцом был куда сильнее.

Хаким серьезно кивнул, услышав все это от Мазена.

– Значит, за Омаром буду присматривать я один. – Он нахмурился. – Мне не нравится, что он ставит свои личные дела выше поручений султана. И что готов отправить тебя в столь опасное путешествие.

Это было неприятно, но неудивительно. В детстве Омар подбивал Мазена на всевозможные опасные выходки – и только смеялся, когда младший брат получал травмы.

– Я отметил на карте наиболее часто используемые маршруты. – Хаким вручил ему карту. – Самый быстрый пройдет через Дхим и Хибан.

Мазен криво улыбнулся.

– Ах да, вот что мне нужнее всего: города, где полно людей, перед которыми придется играть роль.

Хаким ничего не ответил – только молча смотрел на него, и его яркие глаза в полумраке казались темными. Мазен прижал карту к груди, которую внезапно стеснило. Он не имеет права жаловаться на жульничество своему брату. Брату, который заключен здесь из-за него.

– Прости, Хаким, – шепотом проговорил он.

Хаким недоуменно моргнул.

– За что?

Мазен неопределенно обвел рукой комнату, указывая на груды книг, карты, пришпиленные к стенам слоями, потому что свободного места не оставалось. Если бы не он, Хаким сейчас был бы в пустыне, составляя такие карты. А вместо этого он сидит здесь, пленником, вручая Мазену ключ к свободе.

Хаким улыбнулся – и тени у него на лице переместились, нарисовав черные полукружия под глазами, из-за которых он стал казаться гораздо старше своих двадцати пяти лет.