Текст книги "Жизнь – сложная штука. Рассказы"

Передовик

*

– Андрей, пошли домой, – выкинув вперед руку, показывал Гусев на дверь. – Ближе к пенсии, – это для себя уже говорил он.

Гусев работал слесарем, через три года на пенсию. Мелкими шажками проследовал к выходу Аркаша с полевой сумкой через плечо, старше Гусева на год. Невысокого роста. Разнорабочий.

Первая смена закончила работу, вторая – еще не приступала. Работал, шумел радиально-сверлильный станок. Андрей выполнял срочный заказ, рассверливал отверстия на шестерне на краны под втулки. Работа несложная, Андрей думал за три часа управиться, а может и раньше.

– Остаешься? – спросил кузнец, молодой парень с грустным лицом.

– Да, надо.

Андрей внимательно следил за сверлом – какая стружка. Стружка много говорила – какой металл, как правильно выбраны обороты, подача, как заправлено сверло. Последними, кто еще не ушел из первой смены, были Пеньков с Антиповым.

– Андрей, жена выгонит, если будешь оставаться на вторую смену, – съязвил Пеньков.

– Женщины деньги любят, – заметил Антипов.

Андрей ничего не ответил. Пеньков не мог, чтобы не подначить. Антипов парень был неплохой. В цехе прекратилось всякое движение, проходила разнарядка. Обычно было тихо. Но сегодня – исключение, было шумно, срочная работа. Андрей запел, пел о Байкале, отважных моряках, сердито сдвинув брови. Разнарядка закончилась – и песня оборвалась. Заработали станки. Андрей смотрел, как Иванов, слесарь, работал: не торопился и успевал за смену сделать много. Кадровый рабочий. Андрей тоже давно работал в цехе. Иванов включил гильотинные ножницы, и сразу шума в цехе прибавилось. Андрей рассверлил уже три отверстия. «Чужая смена – чужая и есть, в своей лучше», – думал Андрей, насвистывая. Селиверстов, резчик, присев на корточки, что-то с выражением рассказывал Карпову, размечавшему фланцы. Нарубив пластины, Иванов выключил ножницы. Ножницы долго не могли успокоиться, недовольно урчали; шипела ременная передача. Иванов достал из шкафа напильник и принялся запиливать пластины. Делал он это легко, играючи, и снимая при этом толстую стружку.

Андрей торопился, мысленно рассверливал уже следующее отверстие. Потом еще сборка, надо шестерню закрепить на колесо. Тоже время. Андрей прибавил обороты, но это было уже лишнее, риск, можно было легко сломать сверло. Андрей поставил прежние обороты, так было надежней, и стал щеткой убирать со стола стружку, чтобы потом не убирать. Еще 15 минут работы – и шестерня будет готова. Можно снимать со станка. Андрей на три минуты раньше управился с работой. Дорога была каждая минута. На свист из мостового крана показался красный платок.

– Люда, снимать надо!

Крановщица не слышала, но все поняла. Пока Людмила подъезжала, Андрей готовил болты, подбирал ключи для сборки. Подошли главный механик, Орлов Григорий Яковлевич, с начальником цеха Тихоновым.

– Скоро закончишь? – спросил главный механик с улыбкой.

– Минут через двадцать, – стропил Андрей шестерню.

Главный механик ничего больше не спросил, все было и так видно.

– Григорий Яковлевич, – заговорил начальник цеха, – новые колеса пришли на склад, надо только размеры проверить на всякий случай.

Главный механик с начальником цеха отошли к ножницам

– Вира! – командовал Андрей, показывая подъем. Все хорошо. Все! Время пошло уже на секунды. Время, работа – все перемешалось, закрутилось. Андрей с трудом контролировал ситуацию, отдавал отчет своим действиям. Не было шайб – это надо идти на склад. Время…

– Эх! – на совесть тянул Андрей болты.

И скоро шестерня с колесом стали одним целым. Андрей сразу стал чистить станок. За шестерней уже приехали рабочие с краном, грузили в машину.

Андрей вышел из цеха, прошел пожарную часть, а работа все не отпускала: он продолжал крутить гайки… Бытовая была за столовой. Одноэтажное кирпичное здание. В бытовке было тихо, тепло. Время пик, 5 часов, когда заканчивается рабочая смена и в бытовке шумно, – прошло. Работница бытовой, пожилая худая женщина в черном халате, гремя ведром, мыла пол. Седые ее волосы все вылезали из-под старого, застиранного платка, мешали работать, закрывали лицо. Женщина поминутно заправляла их рукой под платок. 235-й шкаф. Справа от прохода, третий ряд. Андрей быстро разделся, зашлепал в душевую. Все моечные кабины были свободны. В первой от двери была хорошая лейка. И когда мылся, Андрей торопился, как и работал.

На улице было морозно, уже высыпали звезды. Урча, по дороге в карьер за камнем проносились тяжелые «БелАЗы». Еще была заводская территория. За станцией – город, другая, отличная от заводской обстановка. Андрей еще думал о работе… С шайбами получилась задержка. Будь шайбы под рукой, оно быстрее было бы

* *

До разнарядки было еще 30 минут. За круглым деревянным столом у почти чистой, не считая графика отпусков да нескольких старых приказов, доски «Рабочие будни» ремонтники резались в карты. Были и шашки, домино на любителя. Мат, крепкое словцо – не без этого. Особенно старался Судаков, токарь:

– Куда ты лепишь, п…! Это козырь!

– А что я делаю? – разводил руками Бушин, что-то прикидывая в уме, беззвучно шевеля губами.

Гринько Татьяна, сторож, ходила от стола к расточному станку и обратно, 5—6 шагов туда и сюда. Худая, высокая, с копной рыжих волос на голове. Гринько было 24 года, а выглядела она на все 30. На днях муж ее, уголовник, опять сел за кражу.

– Где же мастер? – спрашивала Татьяна.

Ответа не было, никто ее не слышал. Игра в карты достигла своего апогея.

– Возьму сейчас и уйду! – больше Татьяна не ходила.

– Как это ты уйдешь? А кто дежурство сдавать будет? – дразнил Гусев Гринько и играл в карты.

– А вот так! Уйду – и все! – упрямо тряхнула Татьяна головой.

– А вот и не уйдешь.

– Уйду! – топнула ногой Гринько.

– Ладно, ладно… – отступился Гусев. – Что ты так торопишься? Тебя ждут

– Хотя бы и ждут. Тебя завидки берут?

– Ты, Гусь, играешь или нет?! – ругался Пашка.

Гусев не обижался на прозвище: Гусь так Гусь. Он сам по забывчивости или специально награждал своим прозвищем других. У Пенькова спецодежда лоснилась от грязи. Он был один в цехе, кто не стирал спецовку: год носил и выбрасывал

– Не спеши, Гусь! Как ты кроешь? – остановил Антипов Гусева. – Забирай!

Андрей играл в шашки – проиграл; больше играть не стал. «Пятилетке качества – рабочую гарантию», – призывал плакат над ДИП-200. Женщины пришли все сразу, компанией: ждали друг друга в бытовке. Женщин в цехе было меньшинство. Обидеть одну – значило обидеть всех, дружный народ.

– Идет! Идет!

Мастер, Овчаренко Леонид Петрович. Полный, невысокого роста мужчина.

Андрей быстро расписался в тетради по технике безопасности и отдал Семенову. Семенов расписывался один из первых, торопился, словно так уж было важно расписаться.

Начало смены – это как старт. Важно было, каким будет задел, начало. Получив работу, Андрей прикинул, уже знал, на сколько она смен. Работа была новая, интересная… «Потом, потом, – не хотел Андрей раньше времени думать о работе, – после разнарядки

Условным сигналом прозвучали слова мастера: можно приступать к работе.

Александр все хотел бы запомнить начало смены, с чего все начинается, какие станки раньше запускаются, но забывал, спешил на рабочее место.

– Ну что, Борис, начнем? – спросил Андрей.

– Начнем, – кивнул сварщик.

Андрей любил, когда было много работы, некогда скучать. А работы было много, не на одну смену: надо было собрать 15 стоек на транспортер. Это разметка, сверловка, резьба, сборка.

– Андрей, пять стоек к четвергу сделаешь? – торопил еще мастер.

Андрей ничего не ответил: не хотел обещать и не выполнить. Объем работы был большой, все может быть. Может быть другая работа, более срочная. Такое практиковалось в цехе: одна работа не закончена, уже другая. Не любил Андрей так.

Слесарное отделение почти все было завалено готовой и полуготовой продукцией. А слесарной работы все прибывало и прибывало, несмотря на то, что реконструкция мельницы по дроблению камня закончилась. Сидоров разматывал кабель, настраивался на сварку. Андрей, чтобы не травмировать, загородился от сварщика щитом и стал нарезать резьбу на стойках. Работа физическая, но навык должен быть, чтобы не сломать метчик. Руки все знали про резьбу, где поднажать, а где ослабить: их не надо было учить. Они столько перерезали резьб, Андрей доверял им. Шубин сверлил полумуфты. Молодой слесарь. Старался. Прошло больше полугода со дня празднования 110-й годовщины рождения В. И Ленина. Никто в цехе уже не вспоминал, не шутил, не переиначивал почетную ленинскую грамоту в Международную Ленинскую премию.

Андрей нет-нет да и воскрешал в памяти тот день; он был в числе награжденных. А все случилось неожиданно. Он, как и все в цехе, принимал соцобязательство завершить пятилетку к 110-й годовщине В. И. Ленина; выполнял производственное задание на 150—160 процентов, работал себе и работал…

Затряслись, застучали гильотинные ножницы Пеньков рубил пластины. Ножницы – старые, часто ломались, лопалась пружина на кулачках. Хороший срез металла был только в начале ножей, а дальше металл рвало. Пора было менять ножи.

Одна стойка была готова, вторая… Монотонной была работа. Главное было —настроиться. Темп был выбран правильный. Андрей берег силы, не делал резких движений. И вот уже по телу приятно разлилась теплота, ныли натруженные руки. «Еще одна стойка», – жадничал Андрей. Курил Андрей тут же, на рабочем месте. 8 минут вместо 10 запланированных – и Андрей был уже на ногах; хотел до обеда нарезать резьбу, завтра выдать пять стоек. Но для этого надо было приналечь. Андрей добивался своего – пот вытереть было нечем, руки в масле, но и так работать – тоже не дело. Андрей сходил взял ветошь, вытер со лба пот

У Бориса что-то с работой не получалось. Он все куда-то уходил.

Андрей успел, нарезал до обеда резьбу. Женщины уже собирались на обед, повязывали на головы теплые платки. Андрей сидел на корточках перед ванной с соляркой, мыл руки. Натруженные ладони горели, и прохладная солярка была как нельзя кстати. Руки еще крутили резьбу, сокращались мышцы спины, но это уже вхолостую, по инерции, работы не было. Андрей взял из инструментальной дежурную фуфайку с одной пуговицей, лучше не было, а своя была в стирке, вышел из цеха, не стал ждать Витьку, пошел в столовую один.

7—8 минут – Андрей был в столовой; 15—20 минут – и обратно. В цехе Андрей долго стоял, прикидывал, что дальше делать со стойками – как лучше, быстрее. Сделано было немало. Работы со стойками еще было много. После обеда можно было собирать, варить уголки. У сварщика была своя работа, и он не обязан был варить стойки. Это надо было за разрешением идти к мастеру. Андрей тоже не любил перенастраиваться с работы на работу. Новая работа – это все надо начинать сначала.

– Борис, будем стойки собирать, был я у мастера, – доложился Андрей сварщику

Сидоров ничего не ответил, молчание в знак согласия. Андрей еще три раза проверил размеры, заглянул в чертеж; лишний раз перестраховался. Раз как-то он сверлил полумуфты и вместо 13 взял сверло на 15, словно кто подшутил. Андрей знал, что надо на 13, а взял на 15… Был тогда скандал. Андрей лишился премии.

– Здесь прихвати, – показывал Андрей, где надо варить. – Здесь и здесь. Завтра надо пять штук выдать, – отворачиваясь от сварки, предупредил Андрей.

* * *

– Что вы к нему пристали?! – вступилась Галька, токарь, за Аркашу. – Вас много, он один. Ну и что, если он проиграл? Не корову.

– Не везет. Да так. Нечестно, – почесывая затылок и широко улыбаясь, отошел Аркаша подальше от обидчиков.

– Получил сопливого, – приставал Гусев.

– А сам-то вчера… Забыл? – оправдывался Аркаша.

– Да, Аркаша…

– Что да? – перестал улыбаться Аркаша. – А ну вас! – он ушел в инструменталку.

Обеденный перерыв закончился – все сидели. И вот Трифонов встал, подал пример, и уже больше никто не сидел.

С чувством какой-то непонятной тоски грусти проснулся Андрей утром – и тоска все не отпускала. Работы в цехе заметно поубавилось. Было какое-то нехорошее затишье. К легкой грусти прибавилась тревога. «Устал, – думал Андрей. – Надо лечь раньше». Осталось еще собрать две стойки. Андрей думал сегодня закончить. Работы с ними было немного.

Кедров Генка разматывал резак. Он первый день сегодня работал. Он раньше работал в цехе, но рассчитался, уехал на газопровод за большими деньгами и вот вернулся. Спецодежда на нем была большого размера, топорщилась, маленького размера не было. Кедров что-то напевал.

Две смены ушло на стойку, сегодня – 3. Хорошо было со стойками: всегда была работа, при деле. Андрей втянулся, привык.

Свистел Ленька. Его был смех – отрывистый, резкий. Мостовой кран поехал. Андрей взял из шкафа молоток, штангель, зубило. Застучали гильотинные ножницы. Гусев рубил железо, совсем не экономил время, отвлекался.

– Рубишь? – спросил Андрей, внутренне настраиваясь на стойки

– Нет! Кашу ем, – ответил Гусев, нагло, в глаза рассмеялся.

– Ну руби, руби… Толстые, скрюченные от физически тяжелой работы пальцы Гусева безуспешно царапали по пластине, пытаясь поднять ее, уж очень она была маленькая. Андрей не стал мешать, отошел. Сидоров опять курил.

– Борис, надо бы к четырем часам стойки закончить, – давал Андрей понять сварщику, что нет времени прохлаждаться.

– Спать хочется, не выспался, – признался Сидоров.

– Что так?

– Ходил на вокзал тетку встречать, а она не приехала.

– А… – понимающе протянул Андрей.

– До трех часов просидел на вокзале, – завел Борис электрод в держатель.

– Завтра приедет, – в шутку ответил Андрей. – Давай будем варить.

– Давай!

Андрей не смотрел уже в чертеж, все размеры выучил, собирал стойку по памяти. Какой-то парень стоял у разметочного стола, пялился. Чего надо? Не любил Андрей работать, когда кто-нибудь смотрел. В кузнице бухал молот. Андрей не понимал – к чему эта спешка? До конца смены четыре часа. Времени предостаточно. Хотел подстраховаться, мало ли что, или держал слово? В 15 минут пятого Андрей закончил стойки, сидел без работы. Появился мастер. Что-то он сегодня рано делал обход, обычно полпятого проверял. Андрей встал, имитируя занятость, без всякой надобности взял штангель… и так каждый раз, как только появлялся Овчаренко. Инстинкт. Мастер ушел, Андрей опять сел. Через двадцать минут уборка. Идти за работой смысла не было: чистого рабочего времени осталось 15 минут, но и сидеть не хотелось. У Гусева было много работы. Андрей взял из ящика тетрадь, записал всю свою работу сегодня. В конце месяца по этой тетради Андрей писал наряды. Месяц уже был на исходе.

* * * *

Снег таял. Зима не торопилась с морозами. Андрей стоял у стеллажа с листовым металлом, ждал сварщика. Была срочная работа. Надо было внизу у стеллажа пустить два швеллера, усилить основание – и так три стеллажа. С крыши капало, как весной. На карнизах наросли сосули.

– У, черт! – ругался Кедров, дергая кабель, зацепившийся за торчащий из снега пруток.

Андрей хотел сверлить, настроился, Овчаренко послал на стеллажи. Андрей сразу, как только мастер появился, почувствовал недоброе. И вот результат… Раньше Андрей не обращал внимания на разные работы: была бы работа. Какая разница, что делать. Последнее время эта разная срочная работа не устраивала, мешала.

Генка, вполголоса напевая, варил швеллеры. Андрей стоял рядом в фуфайке, мерз. Наконец Генка кончил варить.

– Пошли покурим, – предложил он. – Успеем, сделаем.

Андрей был не против. В цехе он зашел за вальцы, встал у теплой батареи. Молодой слесарь на гильотинах рубил ромбы. Когда что-нибудь не ладилось с работой, были проблемы, Андрей мысленно уносился в свое недалекое прошлое, вспоминал, как работал после армии… начинал учеником… меняли редуктор на мельнице. Так же было холодно. Мелкая пыль лезла в глаза, нос, рот. Из последних сил, упираясь ногами в фундамент, тянул Андрей гайки на редукторе. Пальцы сводило от холода. Они никак не хотели разжиматься в жестких рукавицах. На лице толстым слоем осела пыль. Она дождем сыпалась с балок, труб, перегородок наверху. Не работа – каторга. Андрей, наверное, убежал, не выдержал, если бы работал один.

Кедров уже покурил. Андрей вышел из своего укрытия – и вовремя, мастер подошел.

– Как у вас дела?

Андрей хотел сказать, что летом надо готовить стеллажи, но промолчал: конец месяца, скоро закрывать наряды, и ругаться с мастером – ни к чему.

После обеда Андрей сверлил. Похоже, не работала вентиляция. Андрей пошел проверил – так и есть.

– Вентиляцию надо включать, когда варишь! – накричал Андрей на Сидорова.

Не работалось. Не было настроя. Все раздражало. Не нравилось, как было сложено железо за гильотинными ножницами; пресс пропускал масло. Гусев подошел, долго стоял, смотрел, спросил:

– Андрей, ты наряды еще не закрывал? Мастер тебя не звал?

– Нет. Забыл, наверное.

– Пойду я закрою наряды.

Гусев вышел из слесарного отделения. Обычно за день-два до конца месяца Овчаренко закрывал наряды, уже конец месяца.

Завтра наряды должны лежать в бухгалтерии в заводоуправление. Гусев скоро вернулся.

– Закрыл.

– Сколько вышло?

– 185.

– Не густо, – Андрей думал больше получить.

Не дождавшись Овчаренко, он пошел в конторку узнать насчет нарядов. Овчаренко в конторке был не один – напротив сидел Лунин, мастер второй смены.

– Наряды закрыть, – сел Андрей на стул у окна.

– Вот смотри, – протянул мастер наряды.

Было 205 рублей. В прошлом месяце вышло 217. В этом месяце и работы было больше, и работал Андрей лучше. В нарядах этого не было видно. Андрей ничего не сказал, расписался и быстро вышел из конторки. Это было после армии. Андрей работал по третьему разряду, сверлил шарниры. Работа мелкая, расценка низкая. Андрей придумал кондуктор. Производительность выросла в несколько раз. Андрей думал хорошо заработать, но ничего из этого не получилось. Появился какой-то количественный коэффициент 0,7. Расценка на шарниры была снижена. Андрей тогда не стал расписываться в нарядах. ходил в отдел труда и заработной платы узнавать, почему так. Но нужного человека не было. Второй раз Андрей не пошел. Потом еще было несколько таких случаев, когда расценка пересматривалась. Андрей уже больше не ходил в отдел. Кедров делал уборку. У токарей жалобно скрипела лопата о стружку. Полпятого собрание. Прибравшись, Андрей стоял смотрел, как Генка сматывал кабель, и пошел в красный уголок. В красном уголке никого не было. Андрей забрался в угол. Вбежал Лужин.

– Сыграем? – Показал он рукой на бильярд.

– Не хочу.

– Ну давай сыграем.

– Нет! – Андрей взял «Советские профсоюзы», стал смотреть картинки

– О! – обрадовался Лужин Антипову. – Сыграем?

– Давай.

Женщины заняли весь первый ряд. Мужчины тянулись по одному. И когда почти не осталось свободных мест, Молчанова Татьяна Петровна, председатель цехкома, повела собрание:

– Товарищи, для ведения собрания надо выбрать председателя и секретаря. Какие будут предложения?

– Матвеева, Злобина.

Они часто на пару вели собрание.

– Кто за данное предложение, прошу голосовать. Единогласно.

– Товарищи! – был Матвеев за председателя. – На повестке дня: подведение итогов работы цеха за месяц и дисциплина. Кто за данную повестку дня, прошу голосовать. Единогласно. Слово предоставляется начальнику цеха Тихонову Андрею Валерьяновичу.

– Товарищи, прошедший месяц для нашего цеха был напряженным. Была реконструкция мельницы. – Начальник цеха достал из нагрудного кармана пиджака блокнот, сразу открыл его на нужной странице. – За октябрь месяц по итогам соцсоревнования лучшими по профессии были признаны в смене Овчаренко, Сидоров, Виноградов.

Своей фамилии Андрей не услышал, хотя работал не хуже того же Сидорова.

– Несмотря на то, что цех наш три раза выходил победителем в заводском соревновании «Двадцать шестому съезду – двадцать шесть ударных декад» дисциплина у нас, товарищи, хромает, – выступал начальник цеха уже по второму вопросу. – Все одни и те же товарищи нарушают ее. Кошков в прошлом месяце принес нам два прогула. Ширинкин Владимир, молодой парень, совершил прогул. Выходи сюда, Володя, чтобы тебя все видели.

Нехотя Владимир вышел к столу.

– Давай рассказывай, почему ты прогулял?

– Я товарищу обещал быть у него на дне рождения.

– Но ведь тебе надо было на работу?

– Я обещал…

Андрей не слушал. Было все равно, будет пить Владимир, не будет.

* * * * *

– Садись, Андрей, поговорим. Прошлый раз я хотел с тобой поговорить, но ты слушать меня не стал. Что произошло, объясни мне? – придвинулся Овчаренко со стулом ближе к столу, приготовился слушать. – Почему ты так… стал относиться к работе?

– Как? – хотел бы услышать Андрей.

– Я же вижу, как ты раньше работал и как сейчас… Может, я в чем-то виноват? Так ты скажи, не молчи. Может, в нарядах что не так? Недавно ты со сварщиком поругался. Я скажу: ты был не прав.

– Бывает. Ничего страшного.

– Так оно, конечно. Надо сдерживаться. Так в чем дело? – терялся Овчаренко в догадках.

– А… надоело бегать, из кожи лезть! – сорвался Андрей, нервы сдали

Овчаренко опешил, он никак не ожидал услышать такое от передовика.

– То одна, то другая работа… Бегаешь, как дурак!

– Ты, значит, хочешь, чтобы у тебя была одна работа. Чтобы не отвлекаться

– Да! Хочу!

– У нас в цехе это невозможно. У нас не серийное производство. За нас никто не уложит металл, не сделает отопление… Хозяйственные работы, они есть и будут! – был категоричен Овчаренко.

– Все?!

– Если не хочешь слушать, значит все.

Много раз Андрей мысленно возвращался к непростому разговору с мастером. Андрей не отказывался от работы. Но работа работе рознь. Эта мелкая, срочная, неквалифицированная, не по специальности работа отвлекала, рассеивала внимание, и всякое творческое начало гибло на корню.

Хозяйственная, не по специальности работа никуда не делась. Андрей ругался и работал. Вырубив токарю на гильотинных ножницах два фланца из десятки, Андрей встал за вальцы катать трубы. Основная работа. Работал Андрей жестко, зло. И вот лист соскочил с катков, Андрей передержал кнопку. Пять минут ушло на то, чтобы лист заправить под каток. Больше лист не соскакивал, Андрей был предельно внимателен. Час десять минут, переминаясь с ноги на ногу, катал Андрей трубы. Еще две трубы, последние. Это десять минут работы, а там – перекур. Андрей честно его заработал. Но закончить трубы не получилось, была срочная работа. Надо было зачистить разъемы у вкладышей, подготовить к расточке. Андрей взял из шкафа зубило, молоток. Стружка легко снималась, металл был мягкий, баббит. Андрей был внешне спокоен. Это была маска. Андрей негодовал. Неловкое движение – и рука с зубилом соскочила с вкладыша вниз по острой кромке. Сразу бросило в жар, как кипятком ожгло. Вот так, в спешке, Андрей два года назад сломал себе палец на левой руке. Промокнув кровь о рубашку, Андрей взял зубило, молоток, время не ждало. Все обошлось. Была царапина. А могло быть хуже. Повезло.

– А если промахнешься?

Не заметил Андрей, как токарь подошел.

– Не бойся. Не промахнусь. Иди к себе.

Токарь взял со стола напильник и стал стучать им о край стола.

– Что ты делаешь? – оставил Андрей работу.

– Ничего, – продолжал токарь портить напильник.

– Положь на стол! Кому я сказал! – встал Андрей.

– Чокнутый!

Токарь ушел.

Андрей взял зубило, молоток и не выпускал из рук инструмента, пока не закончил работу. Сидел Андрей у радиально-сверлильного станка в проходе, смотрел, хорошо было видно, как Коротов, фрезеровщик, работал; все движения были отточены, не человек, а машина. Коротов был в цехе старожил, 45 лет стажа. Судаков психовал, не выходил размер на валу, дробило. Пеньков прошел в слесарное отделение, еще раз проверил свою работу, кожух на транспортер. Работа была хорошая. Пеньков был доволен. Пеньков мог быть вечным передовиком, если бы не пристрастие к спиртному. Работник хороший. И наставник был строгий. Андрей знал это не понаслышке, был учеником у Пенькова. Кедров с усталым лицом вышел из сварочной кабины, полтора часа варил. Серьезная была заявка на лучшего по профессии. Но Андрей не думал уступать.

* * * * * *

– Андрей, надо закончить траверсу, может даже придется задержаться, – говорил Овчаренко.

Андрей удалял ржавчину наждачной бумагой с посадочного места траверсы. С траверсой немного было работы, Андрей думал уложиться в смену. Главное – расчет. Расчет был. Овчаренко сел на корточки у траверсы.

– Что-то ты, Андрей, в последнее время возомнил о себе, загордился.

Подошел Виноградов, токарь.

– Траверсу надо срочно, – продолжал Овчаренко. – Производственная необходимость. Без производства мы ничто.

– Ноль без палочки. Ты – производству, производство – тебе

Андрей хотел сказать, что траверса будет готова к концу смены, не надо оставаться, но вместо этого произнес:

– Что ты мне лекцию читаешь, учишь работать. Шел бы, не мешал.

– Если тебе, Андрей, не нравится работать в цехе – завод большой.

– Это уж мне решать!

– Ну смотри…

Мастер ушел, с ним и Виноградов. Месяц только начался. Андрей уже ругался с мастером, показывал характер. При подведении итогов работы за месяц Овчаренко не станет молчать, припомнит все. Это будет уже второй месяц без премии, лучшего по профессии. Как дальше работать? За что? Ни морального, ни материального стимула. Надо было ставить траверсу на пресс. Крановщица во вторую смену, когда не было работы, сидела в инструменталке, читала; читала она и на кране. Андрей любил работать во вторую смену, с четырех. Начальства меньше, спокойней.

– На кран! – рывком открыл Андрей дверь в инструменталку.

– Садись, Андрей, отдохни немного.

Андрей сел, но только на пять минут.

– Здесь у нас продавались такие платки, – любовно гладила Людмила на коленях платок. – Теплый.

– Я платки не люблю, – говорила Пономарева, инструментальщица.

– Ты молодая. Тебе все идет. Ладно, я пошла.

– Майна! Майна! Хорошо, – Андрей положился на мастерство крановщицы – она знала, что делать. – Вира! Все!

Андрей скрестил руки над головой, показывая, что кран больше не нужен. Он легко запрессовал в траверсу вал с подшипником, потом подшипник, поставил крышку. Работы еще осталось на 15 минут. Это мелочь, главное было сделано. Работа была знакомая. Механическими были движения. Полпятого Андрей пошел в конторку сказать, что траверса готова.

– Хорошо, – засуетился Овчаренко. – Сейчас я тебе нарисую эскиз. Надо будет на склад четыре пластины вырубить. Завтра утром за ними придут.

Застучали, заработали гильотинные ножницы. Семенов, токарь, подошел.

– Ножницы плохо рубят, – стал Андрей зачем-то объяснять, показывал неровный край пластины.

– Ну и что. Не переживай. Не себе.

В прошлом году Семенов почти каждый месяц по итогам соцсоревнования был лучшим по профессии. Токарь шестого разряда. Ему не было равных среди станочников. Серьезный товарищ. В этом году, год уже был на исходе, Семенов один раз только был премирован. С Кулаковым, мастером, токарь не ладил, все спорил.

Вырубив пластины, Андрей сложил их стопкой на столе, убрал из-под ножниц обрезки и пошел к токарям.

– Ты что с мастером ругаешься? – хитро прищурившись, сметая щеткой со станка стружку, спросил Виноградов.

– Никто не ругается, – не считал Андрей себя виноватым.

Он вернулся в слесарное отделение. Пеньков чистил радиально-сверлильный станок. Кедров еще варил.

В последнее время Андрей не ездил на автобусе, ходил пешком, думал о работе, как дальше работать. Надо было налаживать отношения с мастером. Надо было что-то делать. Работать так больше было нельзя. Андрей поднялся на железную дорогу. Из будки вышла стрелочница с фонарем. Вчера она уже переводила стрелки. Андрей, засунув руки в карманы пальто, прибавил шаг.

Уже станция. Андрей не хотел больше думать о работе – ничего не хотел. Устал. Домой, в кровать.

* * * * * * *

Работы было много, смен на шесть. Работа монотонная, больше ручная. Зацепы или спецхомуты. Работа знакомая, были приспособления. Андрей уже час не выпускал из рук молотка, делал формы из полуторамиллиметрового железа, штамповал.

– Не надоело? – подошел Гусев.

– Нет, – отвечал Андрей, довольный.

И когда под мышками уже потекло, Андрей оставил работу. С непривычки ломило локоть правой руки. Потом был еще час… второй, третий… К концу смены рука была как парализованная. Александр знал, что это пройдет. Уже пришла вторая смена.

– Здорово.

– Здорово.

– Привет.

И вот уж две смены Андрей занимался спецхомутами, и больше никакой другой работы. Но так долго продолжаться не могло. Эта другая, срочная работа была рядом, Андрей чувствовал. И после обеда прорвало отопление. Все встало на свои места. Андрей с завидным спокойствием перекрыл воду, словно тем и занимался, что чинил отопление. Вода из трубы вытекла, и он пошел за Кедровым, сварщик был уже в курсе дела.

– Так… – ползал Борис на коленях, обследовал трубу.

Вспыхнула, затрещала сварка, загудел сварочный аппарат. Минут через пять Борис снял щиток и часто застучал молоточком по трубе, отбивая шлак.

– Все, кажется. – И Борис пошел в слесарное отделение варить промвал.

Андрей открыл отопление. Рядом со сваркой, где только что варил Борис, сочилась вода. И Борис опять варил.

– Все заварил! Больше не приду! Можешь не звать.

– Ты, Борис, не уходи, подожди, сейчас я открою кран.

– А чего смотреть, заварил же, – обиделся Борис и ушел.

Андрей опять открыл воду. Борис так и не заварил, вода капала. Анекдот. Борис – сварщик опытный.

– Борис, опять течет. Капает.

– Чихал я бегать туда-сюда! Иди! Некогда мне.

– Как хочешь…

Андрей ушел. Варить отопление все равно надо было, Борис это понимал, только упрямился. Минут через пять Борис был у злополучной трубы.

– Где тут варить?!

– Где варил.

– Черт побери! – заваливаясь набок, под трубу, ругался Борис. – Придумают же работу. На черта она мне нужна. У меня есть работа.

Андрей стоял рядом и легко узнавал в Борисе себя.

– Все! – как ужаленный, вскочил Борис на ноги.

– Все так все, – был Андрей спокоен.

– Больше не приду! Чихал я! Что я, мальчишка бегать.

Борис, однако, не ушел.

– Ну вот, а ты ругался. Больше не течет.

– Трубу варим? – Подошел со штангелем Лаптев. – С понедельника к нам из училища придут ученики на практику.

– Хорошо, – отозвался Андрей, – значит будет ученик.

Андрей был наставник со стажем.