Текст книги "На людях. Рассказы"

Спать!

Суббота. 6:30. Еще не вечер. Он стоял у окна, ждал дочь – не так дочь, как Оксанку, внучку. Большая уже девочка, через год в школу, мать отдавала ее в 7 лет – успеется, еще насидится за партой. Оксанка уже считала до 100, до 20 по пальцам; складывала буквы в слова; писала печатными буквами: «петух», «слон», «мама». Отца не было, дочь была мать-одиночка.

От матери Оксанка унаследовала если только глаза, а так все отца. На улице бежит, раскинув ручонки, точно крылья: деда! Ух ты, моя баловница! Красавица ты моя.

«Я красивая?» – спрашивала Оксанка. Красивая, красивая, только вот без передних зубов. Влюбился? Влюбился, влюбился… Скоро в школу, но Оксанка совсем не хотела заниматься, все играла бы. Надо трудиться, ничего просто так в жизни не дается. Всего надо добиваться, надо заниматься, учиться читать, скоро в школу. Оксана, глупышка, все играла бы.

Из дома напротив вышла девочка в красных кроссовках – как Оксанка, только ростом выше. Еще девочка прошла лет десяти. 7:15. Он все еще стоял у окна, но уже не ждал дочь. Одна Оксанка не могла прийти, мала еще. В среду, на прошлой неделе, дочь пошла в больницу, привела тебя ко мне, наказала, чтобы слушалась деда. Я достал из шкафа букварь, чтобы позаниматься, скоро в школу. Вот тут-то все и началось, ты забегала. Тебе надо было играть, я пошел у тебя на поводу. И мы играли, вернее ты играла, я только подыгрывал. Ты заставляла меня все спать. Я был в твоем представлении ребенком. Ты – взрослая. Ты поменялись с тобой ролями, настоящая жизнь тоже в некотором роде игра. «Спать! Спать!» – укладывала ты меня на диване. Я капризничал. А хотел бы я взаправду играть в машинки, быть одних лет с Оксанкой? Наверное, нет. Это опять наступать на те же грабли, все сначала. Нет! Нет! Жизнь, наверное, тем и хороша, что дается один раз. «Спать! Спать!» Я подглядывал, мне было интересно: ты стояла рядом, стерегла мой сон. Какая наивность, непосредственность! Сколько игры. Глупышка! Потом я открыл глаза, якобы проснулся. Проснулся – значит, надо вставать, выспался. Я встал, походил, попрыгал по комнате. Потом ты меня опять укладывала спать. Казалось, этому не будет конца. Я спал, вставал, снова спал… Мне уже это порядком надоело, я уже больше не капризничал, лежал с открытыми глазами и думал о своем, взрослом, завтра мне идти в автосервис, забирать машину, потом еще к сестре надо сходить… Я не мог уже больше: вставать, ложиться, сколько можно. «Давай, Оксанка, я тебе лучше почитаю», – предложил я. Ты сидела со мной рядом на диване, и тебе было совсем неинтересно, и слушала ты вполуха, тебе надо было играть, и ты придумала прятаться. Я маленьким не любил прятки, и вот взрослым опять прятаться. Да и прятаться-то было негде – комната да кухня. Ты все равно пряталась. Я считал: раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виноват. Ты залезала под кровать, шкаф… Я нарочно долго тебя искал, сокрушался: «Оксанка, где ты?! Ау! Мама придет, что я ей скажу? Оксанка, где ты?» И ты отзывалась. «А, вот ты где». Потом настала моя очередь прятаться. Я встал за дверью в ванной, под кровать я, конечно, не полез. Ты меня не сразу нашла. Больше я не прятался. Неинтересно мне было. Говорят, старый что малый, только вот не получалось у меня – может, потому что я не совсем еще состарился. Я сел за стол: «Сейчас я нарисую чего-нибудь», – хотел я тебя заинтересовать, чтобы больше не играть. «Какую-нибудь каляку-баляку. Ты дом можешь нарисовать? А дерево? Давай, кто лучше нарисует дом… С трубой, чтобы дым шел». Дом ты рисовать не захотела, стала рисовать девочку – не девочку, женщину, рот большой, руки-обрубки, платье до пят… Художник из тебя был плохой, ты сама это скоро поняла и не стала больше рисовать. Я не знал, чем тебя еще занять, хотя так ли это важно, можно просто сидеть. «Давай, Оксана, я тебя покатаю, – вдруг нашелся я, – буду твоей лошадкой». Это был выход из положения, но не лучший. Я встал на четвереньки. Ты села мне на спину: «Но, но!» Я заржал, как-то само собой получилось, вырвалось. Я даже временами вставал на дыбы. Хорошо нас никто не видел. Скоро я опять устал, не так устал, как надоело. Наверное, я был взрослый до кончиков волос, и ничего изменить нельзя. Какой уж есть, прошу любить и жаловать. И вообще человек – величина постоянная, изменению не подвержен. А воспитание – пропаганда, не больше, гены берут свое, все запрограммировано природой. Я лег на диван, ты стала укрывать меня плетом, ставить уколы, чтобы я не болел. Приятно, когда за тобой ухаживают, заботятся. Кому-то нужен. Так и лежал бы себе, лежал. Звонок. Наконец-то. «Давай, Оксана, скорее, скорее», – торопилась дочь. Я помогал тебе одеваться. На следующий день ты призналась: «Здорово мы с тобой, дед, поиграли». Тебе понравилось – и мне тоже. Конечно, не все у меня получалось, плохой я, наверное, дед, но я исправлюсь, буду стараться. Как я без тебя, да и я тебе – не чужой.

Воскресенье. Оксанка долго звонила, не отпускала кнопку звонка. Мать с отрешенным видом стояла рядом. Оксанка была в зеленой курточке с воланчиками. Красные штанишки. Красный цвет – обязательно, если не штанишки, то шапочка, гольфы… Красна девица. Дочь одевалась скромно, по зарплате, на Оксанку же денег не жалела, что ни неделя – обновка.

– … Новая курточка, – сидел он на корточках, умиляясь. – Как мама тебя любит

Оксанка засмущалась. Мать, довольная, прошла в комнату, села в кресло. Он достал из письменного стола тетрадь, ручку.

– Садись, Оксанка. Напиши-ка мне… – он задумался. – Оля. Имя девочки. Всего три буковки. О-л-я. Потом мы с тобой будем играть.

– Деда… – не хотела Оксанка писать, не затем пришла, но за стол села

– … Пиши. О-л-я. Что получилось?

– Оля, – не выдержала мать.

– … Или напиши «Зоя». Тоже три буквы. Зо…

Оксанка взяла ручку и стала мелко писать, как взрослая, ничего понять было нельзя, каракули какие-то. Тогда он хотел почитать, Оксана взяла книжку и сама стала читать по картинке.

– Мама пришла домой. Мальчик обрадовался, поднял руки: «Здравствуй, мама. Я так тебя ждал. Соскучился. Тебя так долго не было». – «Я тоже по тебе, сыночек, соскучилась». «Мама, а ты что принесла?» – «Я тебе принесла пирожное». – «С кремом?» – «Твое любимое». – Оксанка закрыла книгу. – Спать!

Началось. Он инстинктивно, как-то само собой получилось, лег на диван. Оксанка зачем-то пошла на кухню, как бы вышла по делам. Он захрапел, тоже как-то само собой получилось. Оксанка прибежала.

– Спать!

Он и так спал – храпел. Он перестал храпеть. Только Оксанка ушла на кухню, он опять захрапел.

– Соску ему надо, – нашлась дочь, безмолвно наблюдавшая за происходящим

– На улице, мама, соска валялась. Спать! – сердилась Оксанка.

Он затих. Оксанка постояла некоторое время у кровати и ушла на кухню. Он захрапел уже на всю квартиру, так сильно он еще не храпел. Оксанка прибежала:

– Спать! – в сердцах или как – кулачком по голове.

– Нельзя! – прозвучала с кресла команда.

Он не знал, что и делать: заплакать понарошку – а приложилась Оксанка хорошо, рука тяжелая – или объяснить, что так нехорошо делать. Он еще хотел поиграть в коровки: му-му… Он тоже наказывал дочь, не отпускал на улицу, закрывал в туалете, но чтобы бить – нет.

Снег

Так называемая облачность. Редкий луч солнца. И этим все сказано – непогода. Да, еще температура воздуха плюс 4, ветер северный. Тепла уже ждать нечего, не сегодня завтра выпадет снег. Снег уже был на прошлой неделе, сразу растаял. Зима на пороге. И так строго из года в год: зима, весна, лето, осень; зима, весна, лето, осень… Осенью он родился. Женился в сентябре. Любил он осенью этак пройтись подумать. Лес – точно храм. Красота неземная. Дух захватывает. А воздух пряный… Любил он и лето. Зимой, весной тоже было красиво, но осенью лучше. И вот уж последние золотые деньки в прошлом, почти весь лист с деревьев опал, пожух. Скоро снег, заметет, чтобы весной растаять. Зачем тогда снег, если растает? Где логика? Но есть страны, где круглый год лето. Хотел ли он, чтобы круглый год было лето? Нет. Почему? Разнообразие: весна, лето…

Утром подморозило. Лужи покрылись тоненькой корочкой льда. Началось. Погода не совсем ясная: солнце было, но не грело. К 12 часам лужи все ж растаяли. К вечеру прояснилось, стало как летом, только температура воздуха не та. На следующий день после обеда вдруг повалил снег и так же неожиданно кончился. Вторая попытка, пошел снег – и тоже неудачно. Видно, еще рано, по прогнозу должен быть дождь. На термометре за окном была минусовая температура, какой дождь. И завтра по прогнозу дождь. К вечеру температура воздуха поднялась до плюс 2, и пошел дождь со снегом. Погода была сродни весенней, тоже то дождь, то снег. Всю ночь шел дождь, нещадно барабанил по обитому жестью подоконнику. Он два раза просыпался, прислушивался. Вышло по прогнозу – дождь. Это опять все сначала – заморозки… Встал он – температура за окном была плюс 7. Как осенью. И в 8, 9 часов тоже шел дождь, не переставая. Дела не ждут, он взял с собой зонт. Хорошая штука. Кто-то придумал. Он, наверное, тоже придумал бы, если бы захотел, была в том потребность. На первом этаже Жучкова Татьяна, одинокая, миниатюрная женщина, шаркая ногами по коврику у квартиры, счищала с обуви грязь, точно зарывала экскременты. На улице было темно, но не так, чтобы ничего не видно. Да и что смотреть? Был выходной. Редкий прохожий. Люди отсыпались, пользовались моментом, не на работу. Выходной, не выходной – он всегда вставал рано. Привычка. У Горинова Витьки, таксиста, горел на кухне свет. Мать его тоже вставала рано. Витька, наверное, еще лежал, не наверное, а точно. Дождь, похоже, перестал, но ненадолго, опять зарядил, мелкий. Этот на целый день. За кинотеатром была фруктово-ягодная аллея вперемешку с тополями – несколько яблонь, калина, ирга. Год был ягодный. Грибов мало, а ягоды были. Птицы на тополях устроили базар. Что за птицы, было не разглядеть, темно… Каким-то гортанным был их крик. Десятка два, больше было их на тополях. Чего собрались, по какому поводу? На площади перед кинотеатром голуби собирали крошки, ни петь, ни летать, только жрать. Летом их на площади тьма тьмущая, не пройти. Кормят их стар и мал. Они надуваются от еды, сидят, не в состоянии взлететь. Голубь мира. Засранцы. Только жрать! Из 35-го дома выбежал молодой человек в трусах, спортсмен. В пятницу он шел из библиотеки, подморозило тогда, и… тоже молодой человек в трусах. Он тогда подумал, наркоман или что-то в этом роде, а нет – спортсмен.

Дождь, дождь… Машины во дворе все промокли.

Женщина из дома напротив ковырялась в земле, был небольшой цветник. В желтых перчатках, с непокрытой головой, капюшон она упорно не надевала, форсила; так и ушла с мокрой головой домой. На завтра прогноз неутешительный– дождь. После обеда он ходил еще в автосервис, шел через парк, кое-где на деревьях, наряду с не опавшей посеревшей листвой, набухали почки. Еще немного тепла – и почки лопнут на потеху. Может, завтра распогодится, сколько раз вот так: по прогнозу дождь, а без осадков. А пока дождь шел с завидным упорством.

…Ужинал он под дождь; смотрел телевизор – шел дождь, и лег с дождем. Он, кажется, начинал привыкать к непогоде. Уснул он не сразу, и снилось одеяло, варенье; одеяло с вареньем, правильнее, наверное, будет одеяло в варенье. Проснулся он рано, лежал. В голову лезла всякая чертовщина, вроде того: вот ходил бы человек на четвереньках – и позвоночник бы не болел, и женщинам не надо было бы лифчик, экономия. Встал он в седьмом часу – и сразу к окну. Дождь только-только кончился, еще стекла не просохли. На термометре плюс 2. Интересно, как с дождем: будет, не будет. И опять он на всякий случай взял зонт. Перед тем как выйти из дома, он еще посмотрел в окно – похоже, шел снег, мелкий, воровской. Он вышел на улицу, точно – снег, сразу таял. Только крыши домов слегка побелели. На площади у кинотеатра опять голуби-засранцы, совсем не боялись человека. Птиц не слышно было. Улетели? Он машинально поднял голову – на месте они? Одиночный гортанный крик. Они. Все как вчера, да не все, не было молодого человека в трусах. Может, сменил форму одежды? Не узнать.

Снег кружил и таял. Он стоял у окна, надо бы сходить к Алексею забрать дрель – завтра. Снег вдруг повалил как по команде. Серьезная заявка на зиму. Враз побелела дорога, машины во дворе. Но вот снег уже только кружил. Опять повалил. Шутник. Солнце как будто… «Давай, давай», – смеялся он. Растаял снег на машинах. Опять пасмурно, снег: то солнце, то снег. Все так непостоянно. Пора бы уж определиться: еще осень или зимы заделы. Снег почти весь растаял, если и остался, то только в укромном месте, в тени. Вспомнить нельзя – замело, намерения серьезные, силенок маловато. Снова замело, откуда только силы взялись. Снег с солнцем встретились: кто кого. Снег поредел. Перемирие? До завтра? Завтра с новыми силами, а пока на исходные рубежи. Небо угрожающе нависло над землей.

Проснулся он – шел дождь. Сколько можно? Скоро зима. Он встал, подошел к окну. Снег на газонах, на машинах… Дождь со снегом, а может снег с дождем? На термометре плюс 2. По прогнозу без осадков. Верь после этого синоптикам. Позавтракав, он пошел посмотреть, как с погодой. Погода– – уже не бывает. Слякоть. Снежная каша. Весна, да и только. Он сходил к кинотеатру. Птицы вдруг снялись и, каркая, полетели к универсаму. Он-то думал – благородная птица какая, а это воронье. К одиннадцати часам была уже нулевая температура. Подмораживало. Слева над окном висела небольшая сосулька. Солнце, как не родное, все ускользало куда-то, пряталось; только к вечеру показалось, потом опять спряталось. Сосулька росла на глазах. И вот с нее уже закапало. Солнце опять. Сосулька еще подросла. Пока он готовил кофе, сосульки не стало, упала под тяжестью, как иначе. Солнце – редкий гость. Пошел снег. Тут опять прояснилось, закапало с крыши. Солнце еще грело – не по-летнему, конечно, растопить снег было не под силу, снег шел всю ночь… Если бы дождь. Солнца не стало. Шел снег. Снова прояснилось. Надолго ли? И опять снег.

Утром плюс 3. По прогнозу должен быть дождь. Пошел снег с дождем. Ветер. Малышня лепила снежную бабу во дворе. Он прошел «Мясную лавку», и сзади как кто ударил по голове. Он оглянулся: за что? Он никому плохого не сделал.

Школьники с ранцами, четвертый, пятый класс, играли в снежки… Далеко, добросить вроде не могли.

Снег все не шел

Говорят, когда не о чем говорить, говорят о природе. А как быть, когда не о чем писать?..

Этот мелкий, нудный – как его еще – холодный, противный дождь. Вчера после обеда начался, закапало, а потом – все больше и больше, и всю ночь. И вот уже девятый час – не перестает. Похоже, перестал. Нет. Идет. Два часа, а как шесть часов вечера, сумерки. Почти весь лист с деревьев опал. Были уже заморозки. Не до тепла уж. По прогнозу сегодня —снег. Выпадет, не выпадет? Выпадет. Слово какое-то… Выпадет, выпадет, выпадет… Выпадет птенец из гнезда, выпадет карта… Выпадают волосы.

В обед потеплело. Погода ничего. Легкие перистые облака. Солнце. Если бы не эти сухие, местами почерневшие от частых дождей листья, можно подумать: лето.

10 октября. Снега все нет. В прошлом году он уже был.

Залетал!!! Мелкий. Крупа и крупа… Перестал, словно и не шел, показалось. Привиделось. Повалил. Хлопьями. Скоро опять перешел в крупу. Ненадолго же его хватило. Опять пошел – мелкий. Опять перестал. Прояснилось. Скоро опять все затянуло. Пошел снег с дождем. К вечеру распогодилось.

Ночью шел снег. Он лежал на крышах домов, газонах, припаркованных у дома машинах. Растает, не растает? Это было уже не так важно: главное – выпал. Опять это «выпал»… Выпал из рук зонт, выпал из сумки кошелек. Снег растаял. И как долго все это будет продолжаться: растает, не растает?..

Катерина, племянница, на неделе уехала и ничего не сказала. «Хоть бы предупредила», – возмущалась Зина, моя жена. – Так неожиданно. Продала квартиру и уехала. А собиралась просто съездить к сыну, погостить. Я ей звонила, она говорит: меня сын не отпускает. Зачем врать? Сказала бы, что уехала насовсем. Потом я ей еще звонила, она говорит мне: а как ты узнала? Соседка ее мне сказала. Нехорошо. Не по-людски. Что ей не жилось? Сын… У сына своя жизнь, у нее своя. Приехала она к отцу не от хорошей жизни, бежала…»

Как Катерина рассказывала, приехала она, деваться ей было некуда: Сергей, муж, запил, сын нигде не работал… У отца была двухкомнатная квартира, жил один, было где остановиться. Мать Катерины Клавдия, это случилось под Новый год, поехала к брату, в дороге – инфаркт. Врачи не могли спасти. И вот уж пять лет как ее нет. Отец для своих 69 лет выглядел неплохо. Ездил все на дачу. Целые дни проводил на даче, приезжал домой только вечером.

Снег все не шел, так если только, изредка пролетал. Катерина женщина была обходительная. Выше среднего роста, в теле. Все хотела похудеть, пила различные чаи для похудания, устраивала разгрузочные дни, ничего не помогало.

Дома, у себя, Катерина работала на ферме дояркой, другой специальности у нее не было, у отца она устроилась уборщицей в гастроном. Проработала недолго, может, с месяц, потом устроилась няней к Сапунову, предпринимателю, и не прогадала: Сапунов хорошо платил. Катерина старалась, ухаживала за ребенком Сапунова, как за своим. Завидев меня далеко на улице, Катерина останавливалась, заглядывала в коляску, как ребенок, и кричала: «Дядя Коля, привет!» Я ненамного был старше ее. Потом она спрашивала меня: как, ничего, нормально? «А что должно быть ненормального?» – спрашивал я ее в свою очередь. Катерина пожимала плечами, и мы расходились. У Катерины появился мужчина, Витька Рябов, высокий, с зычным, громовым голосом.

Пошел снег. Пора уж. Перестал. Минут через 15 опять пошел. Опять перестал

Брат почти не бывал дома, все на даче. Зимой тоже на даче. Катерина каждый день утром ездила к отцу на дачу, кормила его, потом сразу на работу. А то Витька ездил на дачу с обедом для отца. Брат сильно похудел, стал заговариваться; был не жилец. После кончины отца квартира перешла к Катерине, завещание отец не писал. Клавдия, младшая сестра Катерины, тоже хотела получить свою долю в родительской собственности. Что у них произошло? Только Катерина с Клавдией перестали общаться. Катерина жаловалась, что Клавдия как чужая. Прошли выборы главы муниципального района. Наибольшее число голосов набрал предприниматель Сапунов. Он стал главой района. Катерина купила норковую шубу. Ходила важная. Как-то пришла, сидели с Зиной на кухне пили чай, разоткровенничалась: люди, мол, говорят о ее близких отношениях с Сапуновым, выдумывают; сожитель – импотент, все просил купить виагру, к тому же он много ел.

Снег шел и таял.

Катерина больше уже не кричала мне: «Дядя Коля, привет!» И не спрашивала, все ли нормально. Она все также пила чаи для похудания, но не худела. Тут Сергей, супруг ее, зачем-то полез на крышу и упал, разбился, Катерина ездила на похороны. Потом к ней сын приезжал. С сожителем Катерина рассталась.

Кажется, совсем недавно Катерина нянчилась, и вот уже Сашенька пошел в садик. Катерина получила расчет. Она уже была на пенсии. Она чаще стала бывать у нас. Играли в карты. Я как-то предложил сыграть на деньги для большего интереса, по рублю. Катерина отказалась, денег нет. Рубль-то могла найти, а там, может, выиграла бы.

Катерина опять перекрасилась в блондинку. На моем дне рождения Катерина читала по бумажке стихи-поздравление, сбивалась, путалась, начинала все сначала. Она плохо видела, но очки не носила. Перед отъездом к сыну Катерина еще два раза заходила, играли в карты.

Снег не шел, похоже, и завтра не будет.

Месяц прошел, как Катерина уехала, не звонила и трубку не брала: абонент был недоступен. Зина все никак не могла успокоиться, простить Катерине этот ее скропостижный отъезд. «Сказала бы, что продает дом. Что мы – у нее деньги просить станем? Нехорошо сделала. Правильно сестра про нее говорила, что она хитрая и жадная… И не звонит. Я ей тоже звонить не буду».

Вечером я пришел с работы. Зина разговаривала с кем-то по телефону. Я подумал, что это опять Людмила ей звонит, подружка. «Катерина! Плохо слышно!» – кричала жена в телефон. Катерина снимала комнату у соседки. К сыну ее не прописали: жилплощадь маленькая, две комнаты, сын, жена и двое детей, куда еще, четыре человека. Сын сделал пристройку к дому. Катерина дала деньги. Потом Катерина еще дала 300 тысяч на что-то, Зина не поняла, плохо было слышно. Катерина жаловалась, что сын заставляет ее работать. Собиралась на недельку приехать, соскучилась по Сашеньке. Сашенька тоже скучал, просил няню приехать.

Я был на работе, когда Катерина приехала. Она только зашла – сразу стала звонить по телефону. «Деловая такая, – рассказывала жена. – Мобильник большой. Я, говорит, пиво взяла бы, если бы я был дома. Что она – не знает, что ты на работе?» Потом Зина с Катериной играли в карты, пили чай с конфетами. «Катерина: у меня, мол, холестерин, мне сладкого много нельзя – и ломала конфету, делилась, тебе половину и мне половину. „Что я после тебя буду доедать, Зина“, – конечно, не сказала, только подумала». Катерина хвасталась, что Сапуновы ее хорошо приняли, была большая елка, постельное белье новое, матрац, подушка мягкие. Зина предложила посидеть, скоро я должен был прийти с работы, но Катерина не осталась.

Снег все шел и шел, на улице не пройти.

Потом Катерина еще раз заходила, я был на работе.

Подмораживало.