Текст книги "Стрела бога"

Чинуа Ачебе
Стрела бога

Предисловие

Чинуа Ачебе – вместе с Сиприаном Эквенси, Воле Шойинкой и рядом других прозаиков, поэтов и драматургов – принадлежит к тому поколению нигерийских писателей, которое стоит у самых истоков современной литературы одной из крупнейших стран Тропической Африки – Нигерии.

Возникновению современной нигерийской литературы предшествовали два важнейших процесса в жизни Нигерии – бурная перестройка общества и глубокое обновление национальной культуры. В исторических центрах древних государств – Ифе, Ойо, Бенине, Сокото и других – еще сохранялись дворы королей и эмиров, в деревнях еще поддерживались традиции родо-племенной солидарности и казалась прочной власть старейшин, а рядом уже стремительно развивалось новое общество, для которого прежние обычаи, старая племенная этика являлись уродливым анахронизмом. И в городе и в деревне старые общественные структуры распадались и на их месте возникали новые. Складывались общественные отношения капиталистического типа, набирала силы буржуазия, формировался пролетариат, приобретала влияние интеллигенция. Одновременно трансформировалось само народное сознание, люди начинали по-иному смотреть на окружающую действительность. Правда, кое-где еще продолжали сохраняться древние верования; пышные общинные празднества отмечали важнейшие вехи в жизни крестьян; по-прежнему передавались из поколения в поколение изустные предания о прошлом. Но вблизи святилищ языческих богов вырастали школы, место колдуна и знахаря занимал врач, радио и газеты вытесняли деревенского глашатая.

Эти перемены в обществе произошли в Нигерии в течение жизни всего двух-трех поколений. Они поставили народную мысль перед необходимостью переоценки едва ли не всех представлений, еще в недавнем прошлом определявших мировидение человека. Последние десятилетия колониального господства вошли в историю Нигерии и как время духовного подъема, который ощущался во всех слоях народа, и как эпоха особенно интенсивной работы общественной мысли над новыми идеями и теориями.

К архаике и современности, этим двум полюсам нигерийской действительности, было постоянно приковано внимание творческой интеллигенции. Многим ее представителям была очевидна историческая неизбежность происходящих перемен, но они также отчетливо сознавали и то, как болезненно протекает ломка старого общества, как много уродливого, бесчеловечного в новых отношениях.

В своих произведениях нигерийская творческая интеллигенция не замедлила откликнуться на растерянность и недоумение народа, на его искания. Этот отклик прозвучал вовремя. Если накануне мысль народа, пытаясь истолковать окружающую действительность, обращалась к мифологии, видя первопричину выпавших на долю людей испытаний в воле мифических божеств и героев, то теперь она искала помощи у философа, публициста, литератора.

Народ видел в политической независимости предпосылку для осуществления социального, экономического и культурного раскрепощения. Именно на долю поколения Чинуа Ачебе выпала историческая миссия – претворить в жизнь то, о чем мечтали в народе.

Чинуа Ачебе родился в 1930 году на востоке страны, в деревушке Оджиди, населенной крестьянами народности игбо, в семье ревностных христиан. При крещении его нарекли Альбертом Чинуалумогу, это имя он впоследствии сменил на Чинуа Ачебе. Отец будущего писателя был проповедником и учителем церковной школы, мечтавшим дать сыну современное образование. С восьми лет Ачебе начал изучать английский язык. Шутя, он говорил, что, вероятно, произнес на родном игбо больше слов, чем по-английски, но определенно больше написал английских слов. Деревня Оджиди, где прошло детство будущего писателя, не знала внутреннего согласия. Местные христиане образовывали замкнутую общину; называя себя «божьими людьми», они свысока посматривали на соседей-«язычников». Чинуа Ачебе отмечал позднее, что среди христиан большинство принадлежало к сравнительно зажиточным семьям. Правда, эта «зажиточность» была весьма условна: дети христиан ходили к реке за водой с канистрами из-под керосина, дети «язычников» – с глиняными кувшинами. Тем не менее имущественное расслоение деревни уже началось, и его последствия только обострялись различиями в верованиях.

Чинуа Ачебе получил среднее образование в Правительственном колледже в Умуахии, провинциальном местечке Восточной Нигерии, а продолжил его в Ибадане, одном из крупнейших городов нигерийского Запада. Студенческая община Ибаданского университета славилась своими свободолюбивыми настроениями. Университетский городок – центр интенсивной духовной жизни и политической борьбы – привлекал талантливую, думающую молодежь со всех концов страны.

Окончив в 1954 году университет, Ч. Ачебе приступает к работе в Нигерийской радиовещательной корпорации, где вскоре занимает пост директора управления иностранного радиовещания. В этой должности он остается до 1966 года. Работа на радио ставит писателя в центр культурной и политической жизни страны. Принадлежа отныне к верхушке административной «элиты» Нигерии, он получает возможность хорошо узнать ее «тайны» – царящую в ее среде коррупцию, непотизм, политическую беспринципность. Он близко сталкивается с многими из тех, кто вершит судьбами страны, и очень часто эти люди вызывают в нем острое чувство негодования. Последние годы Ч. Ачебе работает в Институте африканских исследований в Нсукке.

Таковы некоторые вехи биографии Чинуа Ачебе. Как расставляются они на пути исторического развития Нигерии?

Год «рождения» страны в ее нынешних границах – 1914-й. Именно тогда были объединены два британских протектората – Северная и Южная Нигерия. В пределах одного государственного образования оказались народы совершенно различных культур, языка, исторических традиций. Йоруба на западе, игбо на востоке, хауса и фулани на севере были крупнейшими среди этнических групп молодой страны, а рядом с ними существовали десятки других, более мелких, но столь же самобытных этнических общностей. В двадцатые годы многими отвергалась возможность того, что в обозримом будущем в этом пестром конгломерате чуждых друг другу этнических групп появится сознание исторического единства своих судеб. И действительно, для того, чтобы допустить подобную перспективу, требовалось немалое воображение.

В равной степени отвергалась вероятность того, что народы Нигерии в один прекрасный день обретут политическую независимость. Еще в двадцатые годы первые, робкие попытки молодой нигерийской интеллигенции потребовать для народных масс права хотя бы на участие в управлении делами страны решительно пресекались властями. Губернатор Хью Клиффорд в декабре 1920 года назвал «фарсом» предположение, что «горстка людей, родившихся и воспитанных в управляемых Британией городах побережья, будет представлять континентальную Нигерию».[1]1
  М. Crowder. The Story of Nigeria, London, 1962, p. 227.


[Закрыть]

Но события развивались быстрее, чем предполагали колониальные чиновники. Национально-освободительное движение, возникшее в тридцатые годы, после второй мировой войны получило такой размах, что правящие круги Великобритании оказались вынуждены согласиться на предоставление Нигерии независимости. 1 октября 1960 года Нигерия была провозглашена независимым государством.

Поколение Чинуа Ачебе достигло зрелости к тому времени, когда борьба за национальную независимость вступила в заключительную стадию. Разумеется, эта борьба носила в первую очередь политический характер, конечной ее целью была ликвидация колониализма. Но колониализм не только лишал порабощенный народ права самостоятельно управлять своими делами. Он приводил к застою нигерийскую деревню, ущемлял экономические позиции местной буржуазии, обрекал на сверхэксплуатацию рабочий класс. В области духовной жизни им сдерживалось развитие народного просвещения, становление подлинно национальной печати, тормозилась внутренняя перестройка народной культуры.

Вот почему и платформа антиколониального движения в стране никогда не ограничивалась только требованиями политической независимости. Уже с первых своих шагов оно выражало конкретные социальные интересы различных классов и слоев нигерийского общества.

Вопросом вопросов оставалось отношение к колониализму. Воздействие колониалистской психологии на сознание людей волновало не только Ч. Ачебе, но и всех прогрессивных писателей Африканского континента.

В одном из выступлений Ч. Ачебе рассказал о том, как его жена, преподающая в школе для мальчиков, спросила ученика, почему он в домашнем сочинении написал о зиме, которой не знает Нигерия с ее тропическим климатом, хотя ему надо было вспомнить о харматтане, северном знойном ветре, дующем в сухой сезон. Тот ответил, что другие ученики назвали бы его дикарем, если бы он поступил иначе. «Можно подумать, – восклицает Чинуа Ачебе, – что в самой нашей погоде есть что-то позорное! Я думаю, – продолжал он, – мой долг писателя – внушить этому пареньку, что нет ничего неприличного в африканской погоде, что пальма может быть подходящей темой для стихотворения».[2]2
  Ch. Асhebe. Morning Yet on Creation Day, London, 1975» p. 44.


[Закрыть]

Этот эпизод может вызвать улыбку, но не случайно он искренне и глубоко встревожил писателя. Чинуа Ачебе справедливо увидел в нем симптом серьезной болезни. Колониализм обкрадывает душу народа, внушает ему сомнение в истинности национальных культурных ценностей, заставляет его искать «модель» своей культуры в заграничных образцах, а это ведет к утрате чувства национального достоинства и веры в собственные творческие силы.

Следуя той же внутренней логике, Ачебе протестовал против попыток колониалистской критики ущемить или принизить национальное достоинство африканского писателя. Он зло высмеивал оскорбительную претенциозность европейских литераторов, в чьих глазах «писатель-африканец был чем-то вроде несовершенного европейца, который, при терпеливом руководстве, постепенно вырастет и начнет писать, как любой европеец, а пока обязан быть скромным, выучить все, что может, и в то же время отдавать должное своим учителям в форме либо прямых восхвалений, либо, поскольку хвала иногда фальшивит и вызывает неловкость, в форме откровенного презрения к самому себе».[3]3
  Там же, с. 3.


[Закрыть]

Истинной гордости противно самодовольство. Ачебе отстаивает национальное достоинство африканских народов, но ему чуждо какое-либо националистическое высокомерие. Он далек от нигилистического отношения к европейской культуре, подлинные ценности которой постепенно занимают свое место и в жизни нигерийского общества.

Резко восставая против колониализма и расизма, писатель с растущей тревогой спрашивает себя: не служат ли колониализм и расизм для определенных кругов африканского общества своего рода «козлом отпущения», на которого удобно взваливать любые грехи?

«Одной из главных задач писателя всегда была борьба с расовой несправедливостью, – рассуждал Чинуа Ачебе в статье, опубликованной в 1966 году на страницах парижского журнала «Презанс африкэн». – Но должны ли мы ограничиваться старой темой расовой несправедливости (какой бы болезненной она ни оставалась), если вокруг нас возникли новые формы несправедливости? Я этого не думаю».[4]4
  «Presence Africaine», № 59, 1966, Paris, p. 145.


[Закрыть]

Мысль высказана писателем в то время, когда большинство африканских стран уже завоевало свою независимость. Он задумывается над тем, как складываются человеческие судьбы в новых исторических условиях. Для него очевидно, что реальность во многих странах Африканского континента далека от того, к чему стремились люди в эпоху борьбы за освобождение. Писатель настаивает на необходимости писать правду о том, что вызывает гнев, боль, возмущение.

Отстаивая свое право трезво оценивать противоречивую социальную действительность, Чинуа Ачебе подчеркивал, что писатель занимает особое положение в обществе. Он – учитель, к которому обращаются за советом и помощью.

«Я был бы вполне удовлетворен, если бы мои романы (особенно те действие которых я развертываю в прошлом) объяснили моим читателям, что их прошлое, несмотря на его теневые стороны, не было одной длинной ночью дикости, от которой действующие по божьему поручению европейцы спасли их».[5]5
  Сh. Achebe. Morning Yet on Creation Day, London, 1975, p. 45.


[Закрыть]

Но защита собственного достоинства африканца лишь часть того «урока», который Ачебе хотел бы преподать своему читателю. Вторая не менее важная часть – это призыв задуматься над тем, что же сегодня происходит в нигерийском обществе, и определить свою меру ответственности за происходящее.

Английский литературовед Г. Гриффит в труде, посвященном творчеству группы африканских и вест-индских писателей, утверждает, что они работают «в культурном изгнании». «Воспитанные в условиях культуры, коренным образом отличной от культуры Великобритании, они все-таки стали писать по-английски».[6]6
  «West Africa», 4ЛХ.78, p. 1748–1749.


[Закрыть] Но европейская культура осталась для них чуждой, развивает далее свою мысль Г. Гриффит. Вместе с тем они оказались оторванными от корней национальной культуры, очутились в изоляции внутри своего общества. Г. Гриффит признает, что Чинуа Ачебе занимает центральное место в современной африканской литературе. Тем не менее и в его произведениях обнаруживаются симптомы «культурного изгнания» – отрыв от родной почвы при невозможности укорениться в чужеродной духовной среде.

Идеи английского литературоведа типичны для определенного направления западной критической мысли. Его сторонники больше не решаются прямо высказывать свое пренебрежительное отношение к молодым национальным литературам вчерашних колоний, но и не хотят признавать их самобытность и художественные достоинства. Пытаясь доказать, что создаваемые на английском языке произведения африканских и карибских писателей чуть ли не фатально обречены на второразрядное», Г. Гриффит ставит себя в один ряд с критиками неоколониалистского толка.

Творчество Чинуа Ачебе – убедительное опровержение надуманных и фальшивых идей английского литературоведа. Как и большинство писателей-нигерийцев, он пишет по-английски. Но говорит ли этот факт о разрыве с родной культурой и неспособности постичь культуру другого народа? Отнюдь нет. И дело не только в том, что жизненный опыт Ч. Ачебе – это крупица исторического опыта всей нигерийской интеллигенции, а его мысли – отражение духовных исканий нигерийского общества. Уже с первых творческих шагов он задумывается над судьбами родного народа, над будущим его древней культуры.

Опубликованный в 1958 году роман «И пришло разрушение» сразу же сделал имя Чинуа Ачебе широко известным.

Автор позднее говорил, что роман «И пришло разрушение» – первая часть трилогии, задуманной как историческая фреска эволюции нигерийского общества. Этот замысел не был полностью осуществлен. Тем не менее роман воспринимается как вполне законченное, внутренне цельное произведение.

Скупо, отдельными штрихами рисует автор картины природы, суровой к обитателям Умуафии. Их будни заняты тяжелым трудом. Вероятно, мало кто упрекнул бы молодого писателя, если бы он и приукрасил жизнь людей в те далекие времена; такая позиция отвечала бы определенным настроениям части нигерийского общества, склонного смотреть в даль веков через розовые очки. Но чувство правды побудило Чинуа Ачебе не скрывать острых противоречий в крестьянском мире, о котором он писал. Старые порядки рушились, и вдумчивый, внимательный художник видел закономерность, неотвратимость надвигающихся перемен.

В центре романа образ Огбуэфи Оконкво, вождя деревни Умуафия. Ему первым пришлось столкнуться с белым человеком, и эта встреча стала для него роковой. Огбуэфи Оконкво кончает жизнь самоубийством. Он принял свое решение, не желая примириться с изменениями в жизни Умуафии, вызванными появлением европейцев. Огбуэфи Оконкво прекрасно понимал, что самоубийство – согласно взглядам игбо, чудовищный вызов традиционным нормам морали – глубоко потрясет его односельчан. Но сможет ли этот трагический акт остановить начавшееся разрушение? Нет, отвечает писатель.

Успех романа был обусловлен также и тем, что Чинуа Ачебе затронул особенно чувствительную струну в душах своих соотечественников – их обостренный интерес к истории. Перед народами. Нигерии – игбо, йоруба, хауса, иджо, бини – вставал вопрос: каково же их прошлое и каким может стать будущее? Еще совсем недавно история воспринималась ими как совокупность отдельных преданий, теперь, ее понимание трансформировалось. Возник интерес к прошлой жизни народа, его деяниям к культурным свершениям.

Статья «Понятие чи в космологии игбо» (1972), написанная Ч. Ачебе во время работы в Институте африканских исследований в городе Нсукка, представляет собой своеобразный ключ к пониманию мировоззрения народа игбо. Чи – таинственный двойник человека, его судьба и предназначение, а одновременно Как бы часть его души, его второе «я». Изучая противоречивые, изменяющиеся от района к району представления, связанные с этим понятием, писатель увидел, как его соплеменники мыслили структуру человеческой личности и ее характер. Ведь в этих представлениях народа игбо о чи отражались его представления о самом себе.

Мир, в котором живет человек, верят игбо, имеет продолжение в царстве духов, а человеческое существо лишь половина, причем слабейшая, личности. Чинуа Ачебе рассказал в своем исследовании предание о борце, который отправился в мир духов в поисках достойного противника. Но и там он побеждает всех. Духи умоляют его вернуться на землю, об этом же просит силача его друг – певец и флейтист, отправившийся вместе с ним в преисподнюю. Напрасно. Наконец появляется чи самого борца. Чи слаб и нерешителен, и борец смеется над столь жалким противником. Однако тот одним мизинцем поднимает его вверх и опускает на землю уже бездыханным.

Так в самом человеке, в его чи видел народ игбо и источник человеческой силы, и ее предел.

Не раз Чинуа Ачебе подчеркивал, что видит в эгалитаризме своих соотечественников одну из важнейших особенностей их культуры. Действительно, игбо наделены чувством равенства. Их общество не знало в прошлом глубокой социальной дифференциации, ему не были известны иерархические отношения господства-зависимости. Представления об единственности, неповторимости каждой личности рождали этот дух равенства. По мнению писателя, эгалитаризм определял и свободолюбие игбо, их нетерпимость к любым формам абсолютизма, который ущемлял бы право человека свободно жить.

Чинуа Ачебе задумывался над тем, как игбо осмысляли взаимоотношения мира социального, то есть мира людей, и мира мифического, в котором действовали боги, предки, духи. «Мир духов, – отмечал писатель, – где умершие прародители воссоздают жизнь, сходную с их былым земным существованием, не только параллелен миру людей, но также ему подобен и с ним физически смежен. Между двумя мирами поэтому существует постоянное движение бесконечного потока жизни, смерти и перевоплощения. Духи в масках, которые часто освящают своим присутствием людские обряды и церемонии, проникают из-под земли, как говорят, через муравьиные норы».[7]7
  Сh. Achebe. Morning Yet on Creation Day, London, 1975, p. 95.


[Закрыть]

Обитатели мифического мира, а имя им – легион, играли огромную роль в жизни народа. Ачебе отмечал, что, признавая существование бога-творца Чукву, игбо были далеки от монотеизма. Народному сознанию чужда и религиозная нетерпимость. Не без иронии напоминал писатель пословицу, согласно которой человек может боготворить Огвугву, но быть убитым Удо. В этой пословице заключена мысль о том, что истина многообразна, многолика, что необходима терпимость и широта мысли в подходе к кумирам, собственным и чужим.

Чинуа Ачебе вновь вернулся к недавней истории родного народа в романе «Стрела бога», впервые опубликованном в 1964 году.

Роман «Стрела бога» выделяется среди других произведений Ачебе своей полифоничностью. Множественность тем и идей, сложный общий замысел, поэтические детали, трехмерность характеров – все это соединяется в гармоническое целое. Читатель как бы изнутри видит жизнь, обряды, верования, строй мышления народа Тропической Африки. Национальный характер народа игбо с присущим ему духом независимости, предприимчивостью и известным конформизмом, верностью традициям и готовностью принять новые веяния писатель раскрыл в мастерски написанных массовых сценах. В остром столкновении мнений проходит встреча деревенских старейшин Умуаро, где решается вопрос о войне с соседями – деревней Окпери. Напротив, на празднике Тыквенных листьев, которым завершается сельскохозяйственный год, проявляется единство крестьянской общины. В этих контрастных эпизодах Ачебе воскрешает атмосферу, царившую в крае игбо полстолетия назад, когда каждая деревня была изолированным миром, с недоверием, а иногда с враждебностью относившимся к своим соседям. В такой обстановке, как ни сильны бывали внутренние конфликты в замкнутых крестьянских общинах, дух сплоченности торжествовал над разногласиями. Иначе община была бы не в состоянии противостоять агрессивным поползновениям соседей.

Сложный, противоречивый образ народа складывается, подобно мозаике из кусочков смальты, из множества ярких индивидуальных образов, не играющих в романе заметной самостоятельной роли. Они выстраиваются концентрическими кругами, в центре которых – жрец Эзеулу.

Этот образ верховного жреца – поистине удивительная находка Чинуа Ачебе. Сложная, многозначная, противоречивая фигура. Непреклонность сочетается в нем с гибкостью, порывистая страстность – с трезвостью и ясностью мысли. Человек сильного характера, несгибаемой воли, он становится жертвой противоречий, подрывающих устои его мира.

Охраняя древние традиции и уклад жизни, унаследованные от предков, Эзеулу, будучи дальновидным человеком, первым посылает одного из своих сыновей в школу при христианской миссии.

Прирожденный руководитель, видящий свою миссию в ограждении соплеменников от угроз и опасностей, Эзеулу вступает в единоборство со своим народом, решив, что бог Улу, которому он служит, сделал его своей карающей стрелой. В единоборстве с общиной Эзеулу, презревший мудрую мысль предков, «гласящую, что ни одни человек, как бы велик он ни был, не может стать выше своего народа», терпит крах. Но этим единоборством, завершающимся поражением, Эзеулу, быть может, оказывает последнюю услугу своему народу, говорит нам между строк Ачебе. Это поражение жреца наносит удар и по его богу, подрывает изжившую себя веру в древних богов и подготавливает умы простых африканцев для восприятия «всех ветров» перемен, дующих в XX веке.

Особое место в романе занимают образы европейцев – районного комиссара капитана Уинтерботтома, его молодого помощника Тони Кларка и других. Глубокая пропасть взаимного непонимания разделяет их и население, которым они призваны управлять. Даже, казалось бы, знающий местные обычаи старожил Уинтерботтом, в сущности, слеп; он не понимает мотивов поступков подвластных ему людей, не понимает их верований, обычаев, неверно оценивает принятые среди игбо нормы человеческих взаимоотношений, а в результате возникают остроконфликтные ситуации.

Писатель, создавая характеры чиновников-англичан, остается верен своим творческим принципам. Как и в романе «И пришло разрушение», он рисует эти образы, тщательно избегая малейшей карикатурности. Более того, Ачебе видит честность и верность своему долгу служаки Уинтерботтома, пылкий энтузиазм Кларка, деловитую энергию Райта. Но крестьяне игбо воспринимают чиновников-европейцев как полумифических представителей некой абстрактной, пугающей силы, которая сокрушает все, что пытается ей противостоять.

В романе эта сила – колониализм – еще не названа. Ее гнетущее влияние лишь начинает ощущаться. Но общеизвестно, какой жестокий удар она нанесла позднее по культуре и традициям покоренных народов, какие тяжелые испытания им принесла.

Глубокое знание культуры игбо оказало писателю огромную услугу. Пословицы и притчи, живущие в народном сознании, сверкают на страницах романа россыпью драгоценных камней. Это обращение к народной мудрости не просто литературный прием. Речь африканского крестьянина обычно метафорична, иносказательна; ведь неосторожное упоминание о болезни, несчастье, утрате может обернуться реальной бедой. К тому же африканец любит выражать общие идеи в форме конкретной, образной. Пословица и притча занимают огромное место в его жизни.

Западные критики нередко заявляют, что поскольку Чинуа Ачебе пишет по-английски, его творчество адресовано едва ли не исключительно зарубежному читателю и поэтому является фактом европейской, а не африканской культуры. Безосновательное утверждение.

Конечно, в своем творчестве Ачебе обращается не только к нигерийскому, но и к зарубежному читателю, но это не лишает его произведения национального характера. Более того, без творчества Чинуа Ачебе своеобразие нигерийской культуры, особенности мировидения его родного народа, характерные для игбо нормы человеческих взаимоотношений остались бы для нас скрытыми за семью печатями. Писатель Ачебе – превосходный «толмач» Нигерии за рубежом.

Сам Чинуа Ачебе не раз отмечал, как широко его книги расходятся именно в Нигерии.

Нот, Чинуа Ачебе – не поэт в изгнании, как пытается утверждать Г. Гриффит. В Нигерии он у себя дома. Огромен круг его читателей, круг людей, для которых он был и остается учителем.

В 1968 году, говоря о том, что побудило его написать четвертый роман «Человек из народа», Чинуа Ачебе обрисовал трагическую обстановку, которая сложилась на его родине после провозглашения независимости. «Англичане, почти ничего не сделавшие для создания в Нигерии духа национального единства за те пятьдесят лет, в течение которых они были хозяевами положения, накануне своего ухода обеспечили передачу власти в руки консервативных элементов страны, не принимавших участия в борьбе за независимость».[8]8
  Ch. Achebe. Morning Yet on Creation Day, London, 1975, p. 82.


[Закрыть] С глубокой горечью Чинуа Ачебе пришел к выводу, что за первые годы независимости его родина превратилась «в сточную канаву коррупции и самоуправства», где «чиновники свободно присваивают себе богатства нации». Выборы грубо фальсифицировались. «Находящиеся у власти политиканы, – писал Ачебе, – манипулировали судьями и судами, а иностранные деловые круги манипулировали разложившимися политиканами».[9]9
  Там же


[Закрыть]

К работе над романом «Человек из народа» Ачебе приступил в расцвете своих сил. Его творчество уже получило широкое международное признание, а он сам – удостоен высоких литературных премий. В крупном английском издательстве «Хейнеман» Ачебе выступил инициатором создания серии африканской литературы, и среди опубликованных при его непосредственном участии книг – все сколько-нибудь значительные произведения современных, африканских прозаиков и поэтов, несколько прекрасных сборников африканского фольклора. Вместе с тем эта редакторская деятельность, видимо, явилась и мощным стимулом для развития его таланта: Ачебе получил уникальную возможность сопоставить свой жизненный опыт, свои мысли с наблюдениями писателей, работающих по всему Африканскому континенту. Такое сопоставление не могло не убедить его в важности, в актуальности стоящей перед ним творческой задачи, причем не только для Нигерии.

Роман «Человек из народа» был опубликован в начале 1966 года, а через несколько дней после того, как он появился на прилавках книжных магазинов, в Нигерии произошел военный переворот. Тот переворот, который был предсказан писателем в его книге, в атмосфере, которая до мелочей повторяла описанную в романе. История словно торопилась подтвердить, что мысли писателя, его яростные обличения справедливы, что его приговор правящей верхушке страны обоснован.

В романе «Человек из народа» писатель продолжает размышление над давно волновавшей его темой моральной деградации личности в условиях нового общества.

Впервые он задумывается над этой темой в романе «Покоя больше нет», опубликованном в 1960 году. Герой романа Оби Оконкво, вернувшись в Лагос из Англии, незаметно для себя оказался в точке соприкосновения двух могущественных сил. С одной стороны, он не в состоянии освободиться от обязательств и требований, которые ему предъявляются людьми, живущими, как им представляется, в соответствии с нормами древней патриархальной морали. С другой, ему все труднее сопротивляться «соблазнам» буржуазного общества, где успех неразрывно связан с богатством. Моральному краху героя предшествует пережитая им тяжелая жизненная драма. Он влюблен в девушку, которая принадлежит к касте отверженных – осу, рабов, предназначавшихся некогда в жертву богам. Под давлением сородичей – их приводит в ужас сама мысль о браке Оби с девушкой осу – он порывает с возлюбленной.

Герой романа талантлив, честен, его обуревают благородные порывы. Кто же виноват в жизненном крахе Оби Оконкво? Не снимая ответственности со своего героя, автор убедительно показывает, как захлестывает даже лучших людей волна стяжательства и коррупции, поднятая рвущейся к богатству и власти молодой нигерийской буржуазией.

Роман «Человек из народа» – это еще один шаг вперед по пути критического анализа социальной действительности. Чинуа Ачебе выбирает из массы казнокрадов, демагогов, проходимцев всех мастей, представляющих нарождающуюся нигерийскую буржуазию, наиболее колоритный, наиболее сложный образ.

В своем творчестве Чинуа Ачебе всегда избегал упрощенчества, понимая, что любая примитивизация действительности лишала бы его произведения художественной и жизненной правды. Министра культуры, депутата парламента М. И. Нангу читатель сначала видит глазами молодого учителя – главного героя романа Одили. Этот умный, наблюдательный, интеллигентный человек прежде всего отметил редкое обаяние министра, удивительный его дар вызывать симпатию. Он сам попал под его обаяние, и потребовалась серьезная встряска, чтобы у него наконец открылись глаза.

В Нанге чувствовалась некая внутренняя сила. Эта сила и наделяла министра обаянием, которое оказывалось столь полезным во время его политических кампаний. Но вскоре Одили понял, что за внешним дружелюбием и добродушием скрывается беспощадность и безграничное корыстолюбие. Националистическая демагогия сочеталась в нем с пресмыкательством перед западными дельцами и презрением к соотечественникам. Полуобразованность питала ненависть к интеллигентности, к профессиональной добросовестности и компетентности. Вырвавшись из бедности, он с жадной ненасытностью разворовывал казну, торговал государственными тайнами, брал взятки. Силой и подкупом прокладывал себе Нанга дорогу в политике.

Рядом с «человеком из народа» Чинуа Ачебе поставил зловещий образ министра Коко. Но и он – отнюдь не полемическое преувеличение художника. Нигерийская политическая жизнь в первые годы независимости изобиловала подобными фигурами. Они выросли в тени британской колониальной машины и, захватив власть, были готовы на любые преступления ради ее сохранения. Нет, Чинуа Ачебе не сгущал краски.