Текст книги "День похищения"
Автор книги: Чон Хэён
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
4
Первую планерку подытожил начальник уголовного розыска, возглавивший оперативный штаб:
– Наша приоритетная задача – обеспечить безопасность ребенка, поэтому группа Мун Чжухёка из отдела розыска несовершеннолетних плотно занимается установлением местонахождения пропавшей Чхве Рохи. Дальше, поскольку цели похитителей пока не выяснены, то категорически запрещается сообщать о произошедшем. Однако исчезновение девочки очевидным образом связано с убийством родителей, так что инспекторам Пак Санъюну и Чхэ Чонману поручается обход и опрос соседей. Эти две группы должны работать в тесной связке друг с другом и при выяснении новых обстоятельств немедленно делиться информацией.
Получив задание, Санъюн и Чонман не стали задерживаться в управе.
– Похоже, в ближайшие дни нам дома побывать не светит.
– Не плачь, ты уже большой мальчик. Сначала маленьких надо домой вернуть.
В ответ на это Чонман лишь кисло усмехнулся.
Детективы обходили жилой массив уже битых два часа, но ничего толком выяснить не удавалось. Поскольку на теле профессора были обнаружены повреждения, полицейские надеялись, что кто-то мог услышать шум борьбы. Но когда они начали опрашивать соседей, оказалось, что надежды были напрасными. Вот уж воистину пафосный райончик! Там были такие усадьбы, где один сад занимал больше трех соток, так что расстояние между домами было значительным. Куда бы они ни заходили, кого бы ни спрашивали, люди лишь отрицательно мотали головой и смущенно улыбались: в таких домах звукоизолирующие стены положены по статусу.
Когда полицейские снова встретились у дома профессора, Чонман раздраженно сказал:
– Черт, у меня уже комплекс неполноценности развился.
У Санъюна было примерно такое же чувство, но он промолчал, улыбнулся и ободряюще похлопал напарника по плечу.
Дом, стоящий прямо за участком профессора, они оставили напоследок и сейчас шли туда просто для очистки совести, не особо рассчитывая на удачу. Солнце палило нещадно, в горле пересохло. Голова так раскалилась, что хотелось сделать в ней люк и хорошенько проветрить все внутри. С шеи по спине непрерывно стекали струйки пота. Повисшие плетьми руки Чонмана обессиленно болтались из стороны в сторону, периодически задевая Санъюна, так что тому пришлось специально отступить на шаг в сторону, чтобы не сталкиваться с напарником лишний раз.
Едва они нажали на звонок последнего дома, как ворота тут же с лязгом открылись. Надо понимать, это разрешение войти? Немного потоптавшись у входа, полицейские все же зашли внутрь. Пока шагали по садовой дорожке, входная дверь раскрылась: на пороге стояла запыхавшаяся женщина в легком тренировочном костюме. Видимо, она занималась спортом, вот только по́том, в отличие от них, не обливалась: из дома веяло приятной прохладой кондиционера.
– Я догадалась, что вы полицейские. Вы же из-за соседей пришли, да? – На ее лице было заметно откровенное любопытство. Ей хотелось узнать подробности дела, вот только рассказывать про случившееся они не могли, да и рассказывать было особо нечего, по правде говоря.
– Двадцать первого августа в интервале с семи часов вечера и до полуночи вы никакого шума у них не слышали? Ну, например, звуки ссоры или драки?
Женщина покачала головой:
– Нет, ничего. Кроме того, к нам в тот день пришли гости – коллеги мужа по работе.
Ну понятно – если они дома решили корпоратив устроить, то что могли услышать? Похоже, здесь им тоже нечего ловить. Санъюн сложил блокнот и чисто автоматически, как зацикленный ролик на Ютьюбе, снова повторил тот же вопрос, что задавал и остальным:
– Вы же знали семью профессора Чхве? Возможно, к супруге его заходили?
– Нет, так близко мы знакомы не были, общались на уровне «здрасьте – до свиданья». Конечно, в лицо друг друга знали и при встрече здоровались, но на этом всё. Да здесь, наверное, весь район такой – бесцеремонных соседей, чтобы совать нос в чужие дела, пожалуй, и не найдешь.
То же самое они слышали и в других домах. Вот были же раньше времена, когда все друг к другу в гости ходили: спроси, сколько у кого ложек на кухне, – тут же назовут. Но теперь эпоха другая, и такое поведение считается назойливым и бесцеремонным.
– Возможно, у них с кем-то были конфликты? Вы, случайно, не видели, кто к ним обычно приходил?
Женщина усмехнулась – мол, во дает:
– Вы что, не слышали про доктора Чхве Чжинтхэ? Он же знаменитый профессор, главный специалист по головному мозгу, светило нейрохирургии. – Для пущей наглядности женщина постучала пальцем по голове.
– Да, само собой. – Санъюн покивал и взглянул еще раз на собеседницу. Он подумал, что фраза еще не закончена и сейчас последует какой-то аргумент, но лицо женщины выглядело так, будто он спросил какую-то нелепицу. Округлив глаза, она произнесла:
– Да с чего у него конфликт с кем-то может быть? Он же в Калифорнии учился, на медицинском факультете в Ю-Си-Эл-Эй[13]13
UCLA (University of California, Los Angelos) – Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, один из самых престижных университетов США.
[Закрыть]!
Звук «си» в названии университета она произнесла с особым нажимом и получилось шипение – «щщщи». Санъюн мягко улыбнулся, сказал: «Спасибо, что уделили время», – и, не тратя времени на дальнейшие расспросы, направился к выходу.
* * *
В каком бы навороченном районе ты ни жил, но человек, пусть даже и знаменитый хирург, все равно остается человеком. Вполне возможно, что у него были какие-то финансовые проблемы, о которых остальные не догадывались. Санъюн отправил Чонмана назад в отдел, чтобы тот до вечера получил полный список банковских операций по счетам и кредитным картам убитых супругов.
Со Чжинъю была типичной домохозяйкой. Периодически она ходила в Центр культурного досуга, где слушала лекции о поэзии. Но и там ни с кем не сдружилась и близких знакомых не завела. Даже лектору она ничем особенным не запомнилась – может, лишь только более сдержанная и замкнутая по сравнению с другими слушателями. Когда детективы посмотрели детализацию телефонных звонков, то оказалось, что у нее не было приятелей, с которыми бы Чжинъю регулярно перезванивалась или встречалась. Время от времени она созванивалась с матерью, но других социальных контактов у нее практически не было. Так что если говорить о конфликте, который мог бы стать причиной убийства, то вряд ли этот конфликт был с человеком из ее круга общения. Поэтому теперь надо было отрабатывать контакты мужа, и Санъюн решил для начала наведаться в клинику, которую тот возглавлял.
* * *
Клиника Хегван, основанная в 1991 году, специализировалась на заболеваниях сосудов головного мозга и была официально признана Министерством здравоохранения. Формально Чхве Чжинтхэ возглавил клинику три года назад, хотя фактическим ее руководителем был уже давно. Изначально больницей руководил его отец Чхве Донок. После того как Чхве Чжинтхэ выучился на хирурга в медицинской школе при Калифорнийском университете, ему предложили остаться там на кафедре. Но вместо этого он предпочел вернуться на родину и работать в клинике своего отца. Всем было понятно, что когда-нибудь он сам станет заведующим, этот курс был предопределен. Его отец был уже в преклонном возрасте, сам давно не оперировал, но формальный пост руководителя все равно оставался за ним. Однако в 70 лет у него случился рецидив рака легких, он передал дела сыну и спустя год после этого скончался.
Клиника Хегван оказалась крупнее, чем предполагал Санъюн: восьмиэтажное здание с различными лабораториями, реанимацией, приемным покоем, столовой и даже реабилитационным центром. На первом этаже шумело людское море: посетители шли беспрерывным потоком – из регистратуры вызывали одного пациента за другим, кто-то брал талончик с номером, кого-то оформляли на госпитализацию. Варясь в своей жизни полицейского, Санъюну редко доводилось самому ходить по больницам, и теперь ему казалось удивительным, что в их небольшом городе может быть столько больных. Пройдя мимо регистратуры, он направился в административное крыло и постучал в дверь кабинета.
– Инспектор Пак Санъюн, первый отдел уголовного розыска полиции Йонина.
В кабинете стояли в линейку три стола, за самым дальним из них привстал и остался стоять на полусогнутых мужчина – судя по табличке, главный администратор клиники. Его лицо выглядело растерянным, хотя он явно догадывался, зачем к ним пришли из полиции. Администратор отвел Санъюна в комнату отдыха, обустроенную в глубине отдела, и усадил за круглый столик, а сам сел напротив.
– Вообще-то мне не очень часто доводилось лично пересекаться с директором клиники…
В административный отдел приходят самые разные посетители, зачастую весьма специфические, но разговор с полицейским из уголовного розыска давался мужчине явно нелегко – было видно, что он напряжен. Санъюн же, напротив, в этой тихой комнате чувствовал себя как рыба в воде.
– Ничего страшного; просто расскажите то, что знаете. Что за человек был ваш заведующий? Какая репутация была у него среди сотрудников? Прошу вас, не стесняйтесь.
– Хм, да как сказать… Все же он был очень известной фигурой в области энцефалопатии, делал много операций. Но, несмотря на занятость, вел исследовательскую деятельность, состоял в научных сообществах, да еще и на телевидении выступать успевал – мы его между собой называли энерджайзером. Раз в год у нас обязательно шли переговоры об уровне заработной платы: о том, что фиксированные ставки установлены раз и навсегда, даже речи не шло. Так что в этом плане у сотрудников тоже не было нареканий. Условия при уходе в отпуск по беременности или по уходу за детьми точно были не хуже, чем в других больницах.
– Вас связывали с директором какие-то личные, нерабочие отношения?
– Абсолютно нет. Люди с нижних этажей редко пересекаются с теми, кто на самом верху. – Сам понимая, что его ответ прозвучал двусмысленно, администратор улыбнулся: его отдел находился на первом этаже, а кабинет директора – на последнем, восьмом.
– А с кем тогда из больницы он общался ближе всего?
В этот момент в дверь постучали и в комнату вошла сотрудница клиники; на подносе у нее стояли два бумажных стаканчика с апельсиновым соком. Санъюн не без удовольствия увидел внутри кусочки льда: от них веяло такой прохладой, что хотелось выпить сок залпом.
– Хм… В операционной он много разговаривал с ассистентами из хирургической бригады, но исключительно по делу. А вот личных разговоров…
От Санъюна не укрылось, что девушка, которая принесла сок, несколько напряглась и переглянулась с администратором. Ее взгляд был острый и резкий, а у него – взволнованный, вроде как показывающий «не вздумай болтать лишнего». Детектив понял, что, если он хочет еще что-то узнать, расспросы нужно вести уже не здесь.
– Что ж, теперь мне нужно осмотреть клинику.
Санъюн поднялся, его собеседник тут же подскочил следом.
– Но тут же больные лежат, да и персонал работает…
– Не волнуйтесь, я никому не помешаю.
Инспектор слегка кивнул на прощание и решительно вышел из комнаты. Ему показалось, что за его спиной администратор порывался было что-то сказать вдогонку, но, видимо, передумал. Сверившись со схемой здания, висевшей в коридоре, Санъюн поднялся на второй этаж, где была смотровая заведующего. Прямо у дверей стоял стол, за которым медсестра в розовой униформе разбирала документы. Посетителей у смотровой не было. Почувствовав, что кто-то зашел, медсестра подняла голову и привстала.
– Прошу прощения, в настоящий момент прием не ведется.
Санъюн показал свое удостоверение, и медсестра снова опустилась на стул. Он решил не гнать с места в карьер и начал разговор с общей непринужденной фразы:
– Вы, наверное, в шоке от случившегося? Ведь все произошло так внезапно…
– Еще бы! Даже не представляю, что с нами дальше будет.
Хм, что-то как-то немного сочувствия: тут человек умер, а она за свое рабочее место волнуется… Хотя, с другой стороны, разве не все мы такие? И нельзя сказать, что вот, смотрите, какая она плохая; просто, как говорится, своя рубашка ближе к телу. За занозу в своем пальце переживаешь больше, чем за смертельную болезнь другого.
– Скажите, вот доктор Чхве Чжинтхэ – он в целом каким человеком был? Любая информация, все что угодно: какой характер, кто к нему приходил, с кем он общался… Возможно, он обращался к вам с какими-то личными просьбами?
– Я, наверное, действительно больше других общалась с заведующим, поскольку вела амбулаторных больных. Но на личные темы мы совсем не беседовали. И вообще, в плане обхождения это был очень щепетильный человек.
– В чем это выражалось?
– Ну как сказать… Например, он никогда не давал личных поручений, ну то есть не по работе. Вы можете сказать, что это естественно и что так и должно быть. Тем не менее таких начальников предостаточно. Другой на его месте мог бы приказать: «Распечатай школьный альбом моей дочери» или «Сделай за нее домашнее задание» – люди же всякие бывают. Но шеф никогда себе такого не позволял. Даже воду или кофе не просил принести – всегда сам ходил. Очень приятный был человек, всегда с уважением…
– И остальной коллектив о нем тоже хорошо отзывался?
– В основном да.
– Тогда, может, с кем-то из пациентов мог возникнуть конфликт? Ну, допустим, пострадал от врачебной ошибки…
Медсестра опустила взгляд, задумчиво потерла щеку, но потом все равно помотала головой:
– Когда в больнице поработаешь, то, конечно, на всяких пациентов насмотришься: «Почему плата за лечение такая высокая?» или «Почему операцию сделали, а боли не прошли?». Но это все рутина, дело привычное. А за последнее время я даже таких случаев припомнить не могу. Знаю только, что с момента основания клиники за все время фатальных врачебных ошибок ни одной не было.
Это означало, что мотивом убийства не могла быть месть родственников за умершего по вине врача пациента. Санъюн кивнул, отметил в блокноте: «Врачебная ошибка – нет». Получается, что в клинике тоже особо не за что было зацепиться. У него оставался последний вопрос:
– Насколько я знаю, с двадцатого по двадцать пятое число у профессора был запланирован отпуск. По нашим сведениям, он вроде как собирался лететь на Филиппины. Вам что-то об этом известно?
– Да, я слышала про отпуск. Мы обсуждали это с профессором, когда составляли график приемов и операций.
– Он летел один?
– Один? Хм… В такие подробности он не вдавался.
– Он часто летал отдыхать за границу?
– Нет. На конференцию – да, мог, а на отдых – в первый раз. Он даже летом во время отпуска все равно мог в клинику заходить. Ужасный трудоголик, даже дома работал: у него, как вы, наверное, знаете, там тоже лаборатория была. А кроме работы, еще и научные статьи писал. Так что нет, не такой он был человек, чтобы куда-то ехать развлекаться.
– Значит, впервые с ним такое, говорите…
«Такой работяга, такой трудоголик, даже посреди отпуска на работу наведывался, а тут вдруг решил каникулы себе устроить и за границу прошвырнуться? Нет, наверняка у него в жизни произошло что-то важное. Теперь бы узнать, что именно…»
Пока Санъюн был погружен в эти мысли, дверь напротив стола медсестры распахнулась и вышел мужчина в хирургическом костюме – оказывается, там была операционная. Под маской лица не разглядеть, но на вид это был довольно молодой человек, где-то чуть за тридцать. Увидев, что медсестра разговаривает, он запнулся:
– Э-э-э…
Девушка сконфуженно подскочила, поочередно переводя взгляд с одного мужчины на другого.
– Господин Юн Чжондо, это из полиции по поводу заведующего.
Инспектор отвернулся от медсестры и заглянул вошедшему прямо в глаза. Потому что во взгляде медсестры, точно так же, как чуть раньше у администратора, чувствовалось некоторое напряжение. Уж не из-за Юна ли напряглись эти двое?
* * *
Санъюна отвели в ординаторскую. Юн Чжондо, который проводил операцию, в штат клиники не входил, а был, что называется, почасовиком: можно сказать, здесь у него было что-то вроде подработки. Его звали при большом наплыве пациентов, когда свои сотрудники не успевали всех принять. После смерти заведующего он, судя по всему, делал плановые операции вместо него. Санъюну пришлось подождать его где-то минут десять: за это время тот успел переодеться, снять хирургический костюм и надеть обычный белый халат, который очень шел к его белой рубашке.
– Прошу прощения, что отвлекаю от работы…
– Ничего. Вы же тоже по важному вопросу.
Чжондо сел напротив инспектора. Красивая гладкая кожа, приятные черты лица; видимо, в профессии, где требуется стерильная чистота, все производят такое впечатление.
– Я уже разговаривал с сестрой, но хотелось бы уточнить некоторые детали и у вас. Возможно, вы знаете что-то еще или по-другому оцениваете ситуацию. Как я слышал, этот отпуск заведующего сильно отличался от прежних?
– Да, пожалуй, что так.
– А почему? Вы про это ничего не слышали?
– Слышать не слышал, но…
Юн Чжондо замялся, и детектив понял, что, может, и не слышал, но явно о чем-то догадывается. Он ободряюще кивнул и изобразил взглядом крайнее внимание.
– Я так понимаю, что у него были не очень хорошие отношения с супругой. И когда он внезапно взял отпуск, я еще подумал: «Неужели они проведут его вместе?»
– И что конкретно между ними произошло?
Чжондо замахал руками:
– Нет-нет, не то чтобы я что-то точно знаю… Просто по общей атмосфере ощущалось… Мне доводилось слышать, как директор общается по телефону, причем довольно часто на повышенных тонах. Я, естественно, в таких случаях всегда выходил и его разговоры не подслушивал, но мне показалось, что он разговаривал с женой. Опять же, это мои предположения, но какая женщина была бы рада, если мужа и на работе, и дома только исследования интересуют?
– Ах вот как…
Санъюн пометил в блокноте, что надо будет получше разобраться, какие отношения были между супругами.
– Может, что-то еще вспомните?
– Даже не знаю… Я был не особо в курсе их жизни. Тоже понять не могу, как такое произойти могло.
– Да уж…
– Извините, толку от меня немного.
– Вовсе нет. Если что-то еще вспомните, то вот, пожалуйста, звоните.
Санъюн протянул свою визитку и поднялся со стула. Кивнув на прощание, он размашистым шагом вышел из ординаторской.
* * *
После ухода инспектора Юн Чжондо повертел в руках визитку, потом положил ее в карман и тоже поднялся. «Может, надо было ему все-таки рассказать?» – мелькнуло у него в голове. 20 августа, когда профессор Чхве оформил отпуск, Чжондо позвонил ему домой, чтобы сообщить, как прошла операция у пациента с ишемическим инсультом. Он делал так всегда, и в этот раз, отчитавшись, уже собирался положить трубку, как профессор задал ему очень странный вопрос насчет ресторанчика, где подавали суп из обжаренной курицы: когда-то Чжондо водил туда профессора с женой. Поначалу вопросы были обычные: как называется, до скольких работает и все такое. Но потом профессор неожиданно спросил, есть ли там камеры видеонаблюдения. Чжондо вопроса не понял и переспросил, зачем ему это надо. Профессор начал что-то говорить – мол, они с женой буквально оттуда и она там вроде как что-то потеряла. Тут явно была какая-то ошибка, потому что шла первая половина дня, а в это время ресторан еще не открывали. Как бы там ни было, Чжондо сказал, что про камеры ничего не знает, профессор ответил «понятно», и на этом разговор закончился.
Молодой человек продолжал стоять в задумчивости: «Или все же сообщить об этом полицейскому?» Потом передернул плечами и тоже вышел из ординаторской. Вряд ли этот случай имеет отношение к делу…
5
«Если подумать, то с Хеын-то все и началось. Если б она не всплыла так внезапно и не предложила похищение, то никогда бы я на это дело не пошел, какой бы отчаянной ни была ситуация. Наверное, это из-за дочки у меня помрачение рассудка наступило, чтобы за чужого ребенка деньги требовать… Так, остынь и успокойся. Сейчас толку в пустых сожалениях нет; надо разобраться, как такое вообще произойти могло. Итак, что мы имеем? Идея с похищением была ее. Она же постоянно наседала на меня и торопила со звонком о выкупе».
У Мёнчжуна появились сильные подозрения насчет бывшей жены: уж не она ли это все подстроила? Когда Хеын пропала, а потом появилась лишь для того, чтоб развестись, он без лишних слов сделал так, как она хотела. И Хиэ она у него из рук силой не вырывала: у жены изначально даже мыслей таких не было, чтобы оставить дочку себе. Когда ей сказали, что за ней сохраняется право раз в месяц видеться с ребенком, Хеын лишь саркастически улыбнулась: этим правом она так за все время и не воспользовалась. Так что можно сказать, что это у Мёнчжуна была обида на бывшую жену, а Хеын на него вовсе никакой обиды не таила. Просто по какой-то непонятной причине решила заманить его в капкан… В общем, она это, больше некому. Ну и как лишнее доказательство – именно сегодня она перестала отвечать на звонки. Теперь по-любому нужно с ней встретиться. Вот только где она сейчас? В больнице у дочери? Мёнчжун решил направиться туда. Есть риск, что он попадется на глаза медсестре и та снова начнет допекать его расспросами о выплате задолженности и грозиться, что Хиэ выпишут из больницы. Но сейчас ему было все равно – он потерпит.
Лифт отвез его на восьмой этаж. Сестринский пост был пуст, но даже если б там кто-то и был, то вряд ли бы узнал уверенно и решительно шагающего Мёнчжуна. Вот, палата № 803. Он глубоко вдохнул, открыл дверь – и в тот же миг замер на месте. У него задергался глаз.
– Вы кто? – На кровати приподнялась женщина лет пятидесяти. На ее лице лежала тень измождения, кожа была увядшая, растянутая, потерявшая упругость. Видимо, она только что плакала – глаза были опухшие. Мёнчжун тоже захотел спросить: «А вы кто?»
– Постойте, это же кровать…
Это было место Хиэ, но сейчас ее здесь было. Внезапно его охватило дурное предчувствие, глаза загорелись недобрым огнем.
– Эй, кто вы?
Женщина обращалась к нему, но он уже ничего не слышал. Увидев его перекошенное лицо, она больше вопросов не задавала, а просто подошла к своему лежащему рядом ребенку. У Мёнчжуна под ложечкой словно набух горящий ком. Он помчался к дежурному посту. «Нет, только не это, не может быть!» Да, он задолжал за лечение. Да, он прятался под кроватью, когда медсестры заходили к Хиэ в палату. Но он не думал, что они вот так выбросят ее на улицу. «Вы же медики! От вас же жизни человеческие зависят! Как же так можно было?»
– А ну выходи! – прокричал он над пустым столом дежурной. Его голос эхом заметался по коридору.
Проходящие мимо пациенты и посетители останавливались и таращились на него. Из палаты выбежала медсестра, ее лицо было знакомым.
– В чем дело? – Она подошла к донельзя возбужденному Мёнчжуну.
Медсестра, конечно, сердилась, хотя ее голос и не был резким, – возможно, не хотела его провоцировать в присутствии людей.
– Хиэ! Где моя Хиэ?
Его губы скривились, к концу фразы он уже чуть не плакал. Когда-то в новостях Мёнчжун видел, что больных выкатывали из палаты в коридор и оставляли лежать прямо там. И ему была нестерпима сама мысль, что его дочь могли выставить как ненужный хлам. Мёнчжуну хотелось избить всех, кто носил белые халаты: врачей, медсестер – без разницы. И пусть полиция его застрелит, он этого уже не боялся: теперь ему было наплевать на свою жизнь…
Медсестра покачала головой:
– Ким Хиэ? Девочка? Она же в палате.
* * *
Хиэ действительно лежала не в коридоре, а в больничной палате. На лице у нее была кислородная маска, на пальце – прищепка с пульсоксиметром, измеряющим насыщенность крови кислородом. Приборы попискивали, словно оберегая ее покой. Для девочки время как будто замерло – она лежала точно такая же, как и в прошлый раз. Вот только палата была совсем другой – гораздо просторнее, больничных коек рядом не стояло, зато были предусмотрены отличные условия для размещения родственников: большая двуспальная кровать, отдельный диван со столиком, на котором стоял телефон. В углу – холодильник, на стене – телевизор. А еще – платяной шкаф и даже отдельный обеденный стол. Одноместная палата… Мёнчжун и не знал, что ее сюда перевели. Этого не может быть! Сопровождавшая его медсестра ушла, а он все продолжал ошарашенно улыбаться. Дверь аккуратно приоткрылась, и в комнату зашла женщина лет шестидесяти, тоже в медицинской униформе. На груди у нее был прикреплен бейджик с надписью «Чхве Пунок, сиделка».
– А-а-а, так это вы отец девочки…
Ему хотелось прямо тут же на месте разрыдаться.
– Это как? Откуда?
– Что?
– Кто вас нанял?
Глаза женщины округлились, она непонимающе пожала плечами:
– Это нужно уточнить в администрации.
– А оплата услуг сиделки?
– Так за три месяца предоплату внесли. А вы что, не знали? Вы точно ее отец? – Чхве Пунок с подозрением посмотрела на него.
А Мёнчжун смотрел в лицо дочери. Улучшений вроде не было заметно, но ведь и ухудшений нет. Теперь, когда он убедился, что с ребенком всё в порядке, его стали обуревать другие мысли. Он пинком распахнул дверь и выбежал в коридор.
– Эй!
Сиделка окликнула его, но Мёнчжуна было не удержать – он стремительно несся в административный отдел. Там сидел мужчина, судя по табличке – главный администратор Ким Ховон. Он проверил у посетителя удостоверение личности, после чего начал что-то искать в компьютере.
– Так, пациентка Ким Хиэ, одноместная палата-люкс повышенной комфортности. Палата заказана и полностью оплачена из внесенной суммы в размере пятидесяти миллионов вон. Из этой же суммы погашена имевшаяся задолженность за лечение и пребывание пациентки в больнице, а также оплачена стоимость предстоящей трансплантации. Сама операция назначена на второе сентября, будет проведена во второй половине дня.
Ноги у Мёнчжуна непроизвольно подкосились, и он плюхнулся на стул.
– Кто… кто же все это оплатил?
– Здесь указано, что плательщиком выступил Ким Мёнчжун. А вы что, не в курсе? – Администратор тоже посмотрел на него с видом «он точно ее отец?».
Вот только никакой оплаты Мёнчжун не вносил. Лишенный последних сил, он едва поднялся с места.
– Вам нехорошо?
Не ответив, Мёнчжун вышел из кабинета. Администратор, к счастью, его не удерживал и вопросов больше не задавал.
Мёнчжун тащился, еле волоча ноги. Он не знал, что и думать, голова была абсолютно пустой. Сам не свой, он вышел из больницы и опомнился лишь на улице. Что же ему сейчас делать? Мёнчжун не понимал, во что влип и что вокруг него происходит. Хотя самое главное – это Хиэ, с ней все разрешилось. Точнее, разрешится: операция назначена. «Ты же жизнь свою был готов отдать, чтобы ее спасти, разве нет? Ну и вот, видишь, как славно получилось?»
Мёнчжун внезапно остановился и второпях помчался обратно в больницу – поблизости не было ни одного таксофона. Что, впрочем, неудивительно – у кого сейчас нет мобильного? Он подбежал на ресепшн.
– Я могу от вас позвонить? Очень срочное дело!
Сотрудник в белой униформе с доброжелательной улыбкой поставил на стойку обычный проводной телефон. Странно, но довольно многие посетители обращались к нему с этой просьбой. Мёнчжун поднял трубку, громко вздохнул и затыкал по кнопкам: номер Хеын он помнил наизусть. Работник на ресепшне деликатно отвернулся, чтобы не мешать ему. В трубке раздались гудки, Мёнчжун немного подождал, но ему снова никто не ответил. Что ж, теперь все стало понятно: это ловушка, и он угодил в нее двумя ногами. Деньги заплатила Хеын, но откуда они у нее? Явно не с похищения – тут особого ума не нужно, чтобы догадаться.
«Алло, это я. Теперь мне все понятно: тебе зачем-то понадобилось втянуть меня в это дело. Но я звоню не для того, чтобы устраивать разборки. Мне нужно тебе кое-что сказать…»
Оставляя ей голосовое сообщение, Мёнчжун был спокоен, как никогда. Он говорил очень медленно, время от времени переводя дух, и все, что роилось у него в голове, он формулировал в четкие фразы. Хотя суть его длинного спича сводилась к одному: «Я тебя прощаю». Ее обман и предательство были омерзительны, но он решил, что будет признателен ей за них, потому что они позволят спасти Хиэ.
Мёнчжун снова вышел из больницы и поплелся к автобусной остановке, но ноги совсем не держали его, и он уселся прямо у входа. Что ж, ему повезло. Глаза у него были красные, хотелось расплакаться, но он, стиснув зубы, сдержался. Сказать, что он больше не злится на бывшую жену, было бы неправдой. Мёнчжун не знал, к чему она это все подстроила, но важен был лишь результат: их дочку прооперируют и она будет жить. Сотни, тысячи раз он думал о том, что ему все равно, что с ним будет, только бы выжила Хиэ. И сейчас где-то глубоко в его груди медленно тлело чувство благодарности к бывшей жене, которая придумала эту схему.
Машина, проезжающая мимо клиники, притормозила.
– Эй, вам что, плохо? – окликнули из нее Мёнчжуна.
Он ничего не ответил – просто отвел глаза, быстро поднялся с места и потащился дальше в сторону остановки. У уличной торговки, продававшей шляпы прямо на обочине, купил кепку, натянул ее чуть ли не на брови и сел в подошедший автобус. Сейчас ему надо вернуться в свою хибару на горе. Он обязательно отдаст Рохи, причем в целости и сохранности. Но чуть погодя: до второго сентября ему любой ценой нужно продержаться на свободе.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?