Текст книги "Дела репрессированных московских адвокатов"

л. д. 285-287

Протокол допроса Гринберг Ирины Николаевны[146]146
  Гринберг, Ирина Николаевна (1892 – начало 1970-х гг) – член МКЗ с 1924 г Дочь известного московского присяжного поверенного Николая Абрамовича Гринберга. В сентябре 1919 г вся семья (родители, Ирина и ее брат Роман) были арестованы по неясным обвинениям; отец умер от тифа в том же году. Брат вскоре бежал из России и впоследствии стал известным деятелем эмиграции и издателем. В большой квартире Гринбергов в 1920-е гг жили вместе с ними «подселенные» туда Осип и Лиля Брик. Вскоре после описываемых событий ушла из адвокатуры.


[Закрыть]

от 12 августа 1930 г. <…>

Образ.: высшее юридическое в 1 МГУ в 19 г.

До войны 14 г.: в Москве училась в гимназии.

И.Н. Гринберг. 1930

С 1914 до 1917: то же в Университете.

В Февр. революцию и до Окт. революции: в Москве училась в Университете.

С Окт. революции: в 19 г. кончила университет. Работала в Наркомюсте до 1922 г. Затем в отделе [нрзб] юрисконсультом. С 1924 г. состоит в коллегии защитников. В 1925 г. была в Берлине 3 месяца у двоюродной сестры Гольдштейн Марии Михайловны.

Не судилась.

Старая дореволюционная адвокатура с самого начала возникновения Коллегии защитников в 1922 объединилась в так называемую «общественную группу» в противовес «революционной группы» советски настроенных адвокатов. Во главе общественной группы стояли б. министр юстиции при Временном Правительстве Павел Николаевич Малянтович, Сергей Павлович Ордынский (ныне умерший), Филатьев Георгий Викторович, Владимир Николаевич Малянтович, Умов, Богданов Михаил Иванович, Коренев Павел Павлович, Коммодов Николай Васильевич, Динесман Иосиф Юлианович (секретарь обществ. группы) и др. Сильверсван[147]147
  Сильверсван, Николай Адрианович (1889–1953?) – присяжный поверенный в Москве с 1910 г.; член МКЗ с 1922 г., был после войны известным адвокатом. По
  неподтвержденным сведениям, был осужден к лишению свободы в 1950 г и умер в заключении.


[Закрыть], Урысон и Шеметов Ник. Гурьевич[148]148
  Шеметов, Николай Гурьевич (1877–1940) – присяжный поверенный в Москве с 1906 г. Член МКЗ с 1922 г Арестован в 1937 г; осужден к лишению свободы, по непроверенным данным скончался в Воркутлаге.


[Закрыть], Карякин[149]149
  Карякин (Корякин), Гавриил Львович (1875—?) – присяжный поверенный или помощник присяжного поверенного предположительно в Воронеже. В июне 1917 г. в Новочеркасске был избран председателем Донского совета рабочих и крестьянских депутатов. В том же году по вызову МВД переехал в Петроград, работал консультантом отдела юстиции и юрисконсультом Всероссийского производственного союза (ВПСО). В 1922 г консультант ЦК ВПСО в Москве, был защитником на процессе правых эсеров. Член МКЗ с 1928 г.


[Закрыть], Долматовский.

Идеологически общественная группа представляется в следующем виде: резко антисоветская, т. е. считает, что советская власть есть власть бандитов и проходимцев. Такое мнение приходилось очень часто слышать мне, работая в одной юридической консультации сначала в Центральной гражданской совместно с Филатьевым Г. В., от Богданова М. И. в Баумановской юридической консультации и с Динесманом. Все мероприятия советской власти осуждались, декреты, займы и т. п.

Коммодов Николай Васильевич, внешне очень советский везде, в своих судебных речах говорил неоднократно при встречах с сыном Павла Малянтовича с Владимиром Павловичем Малянтовичем «долго ли мы будем терпеть этот гнет?».

Бывшая Губсудовская Уголовная Консультация была местом сборищ всех этих лиц, причем у Павла Малянтовича был ч.к.з. Цуринов Валерий Иванович[150]150
  Цуринов, Валериан Иванович (годы жизни неизвестны) – присяжный поверенный в Москве с 1914 г. Член МКЗ с 1924 г.


[Закрыть], который ему все передавал. В Губсудовской Консультации все эти лица собирались вместе и хулили советскую власть, рассказывали друг другу антисоветские анекдоты и издевались, как они говорили, над «безграмотностью» декретов и распоряжений правительства. Из молодежи адвокатской члены общественной группы признавали только своих.

Среди «общественников» выделялся очень Иков, антисемит и крайне правый, таковым его считаю не только я, но, напр., и советский адвокат Левин Александр Яковлевич[151]151
  Левин, Александр Яковлевич (1889–1941) – помощник присяжного поверенного (с 1913 г.) и присяжный поверенный (с 1917 г.) в Москве. Член МКЗ только с 1937 г, до этого юрист-экономист, советский служащий в различных учреждениях внешней торговли и Госбанке. Неясно, почему Гринберг называет его «советским адвокатом» – возможно, в связи с тем, что в 1920 г он «в порядке общественной нагрузки выступал в качестве защитника» и «давал юридические консультации при месткоме Госбанка» (это известно из его автобиографии, составленной для поступления в МКЗ). Арестован в 28.10.1939, приговорен к ВМН 08.07.1941, расстрелян в 28.07.1941 (обстоятельства дела на сегодняшний день неизвестны).


[Закрыть]. Кажется, в конце 1925 или начале 1926 г. общественная группа формально была распущена, но идеология все еще существовала, т. е. они собирались вместе, известно мне со слов Владимира Павловича Малянтовича, тоже ч.к.з.

Центром этой группы является Павел Малянтович, про него однажды остроумно сказал Короленко Владимир Юлианович: «Малянтович погубил Ордынского, он его науськивал, сам молчал, а Ордынский по простоте душевной все выбалтывал».

Павел Малянтович очень дружил с Пешковой[152]152
  Пешкова, Екатерина Павловна (1876–1965) – общественный деятель и правозащитница, эсерка, первая жена Максима Горького. В 1907–1914 гг. работала в Кружке помощи каторге и ссылке в Париже. С 1913–1914 гг работала в Красном Кресте и других организациях помощи раненым. В 1917 г стала соосновательницей и главой Московского комитета бюро Политического Красного Креста; после ухода из организации Н.К. Муравьева возглавила организацию под новым названием «Помполит» («Помощь политическим заключенным»), которая просуществовала до 1937 г


[Закрыть], председательницей Красного Креста. Вообще, когда кто-нибудь арестован, все эти лица обращаются к Малянтовичу.

После формального расформирования «общественной группы» эти же лица продолжали собираться вместе, на частных квартирах, о чем мне известно со слов Урысона, об этом мне говорил Урысон в период, когда предлагал совершить террористический акт.

Короленко Владимир Юлианович хорошо знает всех лиц общественной группы, многие бывали у него.

С Урысоном я была в очень хороших отношениях, он меня знал еще подростком, очень доверял мне, в марте 1927 г. во время дружеской беседы он сказал мне: «Вы интересная женщина, сделайтесь любовницей Сталина и убейте его». На это я сказала, что меня расстреляют, он ответил: «Что значит ваша личная земная жизнь, вы прославитесь на весь мир, вы будете русской Шарлоттой Корде[153]153
  Шарлотта Корде (1768–1793) – французская дворянка, убийца Жана Поля Марата; казнена якобинцами.


[Закрыть]». Тогда я как будто согласилась и не помню, в этой ли беседе или в следующий раз сказала ему, что я знаю любовницу Сталина, одну блондинку, что попрошу ее позвать меня, когда у нее будет Сталин, и убью его. Урысон меня слушал, и мы обсуждали, чем убить.

С Умовым у меня был разговор насчет современной молодежи, он сказал, что она ничего не стоит, но что такая молодежь, как я, нужна, и звал меня вступить в общественную группу, это было почти в одно время с предложением Урысона.

После освобождения Урысона Владимир Павлович Малянтович сказал мне, что он и отец считают непростительным, что я на допросе призналась в том, что мне сказал Уры-сон, что я, как юристка, должна была быть более стойкой.

В 1927 году слышала неоднократно от М.И. Богданова, что они собираются вместе, бывшая общественная группа, т. е. Богданов дружен был с Белоусовым, Филатьевым, Кореневым. Предлагал ли мне Богданов М.И. вступить в кружок общественной группы, я не помню.

Последний год я почти ни с кем из упомянутых выше лиц, за исключением Сильверсвана Николая Адриановича, не встречалась. С последним у меня никаких разговоров относительно «обществ. группы» не было.

Связь с упомянутыми лицами, принадлежавшими в свое время к «общест. группе», прервана вследствие того, что все они разбросаны по разным консультациям.

Записано собственноручно, в чем и расписываюсь,

И. Гринберг [подпись]

л. д. 288—296

Протокол допроса Гринберг Ирины Николаевны

от 18 августа 1930 г.

Урысона я знаю давно. Впервые я встретилась и познакомилась с Урысоном в квартире моего отца еще до революции. Спустя много лет, приблизительно в 1921 г., я снова встретилась с Урысоном в Наркомюсте, где я в то время служила в библиотеке. Урысон приходил тогда несколько раз, но никаких серьезных разговоров у меня тогда с ним не было.

Затем снова прошло несколько лет, и я с Урысоном не встречалась. Приблизительно в 1923/24 году я снова встретилась с Урысоном в Коллегии защитников, причем с этого времени мы с ним начали часто встречаться. Я в то время материально нуждалась и Урысон мне помогал, отпуская небольшие суммы денег. Жена Урысона в то время была на даче, он пригласил меня к себе, и я у него часто бывала. В декабре 25 г я уехала в Германию к родным. Перед отъездом я получила у Урысона 150 р. Вернулась из Германии в марте 1926 г и снова начала встречаться с Урысоном, бывая у него на квартире. Со слов Урысона мне было известно, что он встречается с какими-то иностранцами, настроен антисоветски и часто высказывал свои антисоветские взгляды. Т. о. мы встречались с Урысоном до начала 1927 г Приблизительно в феврале 1927 г, когда я была на квартире Урысона, у меня с ним был следующий разговор. Как и раньше, у меня с Урысоном был разговор о каком-то политическом событии, о каком именно – сейчас не помню. В процессе разговора Урысон сделал мне предложение стать любовницей т. Сталина и убить его. Я спросила Урысона, каким образом это можно сделать, причем предупредила, что не умею стрелять. Мы вместе обсуждали, каким образом это можно сделать, причем решили, что т. Сталина можно убить ножом. Помню, что я тогда в беседе с Урысоном выразила удивление, что он мне предлагает свершить такой акт и в то же время любит меня. Урысон мне на это ответил, что я в результате прославлюсь на весь мир и стану русской Шарлоттой Корде. Об этом разговоре я сообщила немедленно в ОГПУ

После этого случая я с Урысоном, кроме очной ставки в ОГПУ в 1927 году, больше не встречалась.

В коллегии защитников я ни к одной из существовавших в то время групп, как обществ., так и революц., не принадлежала.

Лично была знакома и встречалась со многими представителями обществен. группы: Богдановым, Умовым, Филатьевым, Динесманом, Шеметовым, Кореневым, Павлом Малянтовичем, Долматовским.

О том, что общественная группа после ее роспуска продолжает свое существование, мне точно не было известно. Никто из членов общественной группы, с которыми я встречалась, не говорил мне о существовании какого-либо кружка этой группы после ее роспуска. Не помню также ни одного случая, когда бы кто-нибудь из членов общественной группы вербовал меня в какой-либо нелегальный кружок общ. группы или приглашал бы меня на собрание этой группы, происходившее на частной квартире. Никто из членов общественной группы мне не говорил, что они после роспуска продолжают собираться на частных квартирах.

На основании данных личного наблюдения за отдельными членами «обществ. группы» у меня сложилось впечатление, что группа и после роспуска продолжает свое существование. Часто мне Владимир Малянтович говорил, что его отца посещают некоторые лица, принадлежащие к общественной группе. На перевыборах президиума Коллегии я видела стремление «общественников» проводить в президиум своих кандидатов. Помимо того, сталкиваясь в своей повседневной работе с отдельными «общественниками», мне приходилось слышать их вечное брюзжание и недовольство Советской властью. Вот на основании этих данных личного наблюдения у меня существовало убеждение, что общественная группа продолжает свое существование.

Ставила ли себе общественная группа какие-либо политические задачи, мне в точности неизвестно. Если я и говорила о каких-либо политических задачах общественной группы, выражающихся главным образом в непризнании классового суда и стремлении к всеобщему избирательному праву и созыву учредительного собрания, то это тоже являлось личным впечатлением, возникшим в результате моих неоднократных бесед с отдельными представителями общественной группы. Так, напр., в беседе с Урысоном мне приходилось слышать, что он очень недоволен существующим строем, что он мечтает об учредительном собрании и установлении власти буржуазной республики. Такие же настроения были у Динесмана. Т. к. они являлись представителями «общественной группы», то подобные разговоры и явились основанием к тому что у меня сложилось такое впечатление о них. Конкретно мне ни от кого из представителей общественной группы не приходилось слышать, что группа в целом ставит себе изложенные выше политические задачи.

Помимо Урысона и Динесмана, у меня такие же разговоры были с Филатьевым, Богдановым, Шеметовым, Розенблюмом Александром Борисовичем. Все эти лица при встречах со мной высказывали свое недовольство существующим строем, занимались критикой разных мероприятий Советской власти и сравнивали новое советское право с буржуазным, говорили о бесправье и зажиме.

О существовании к[онтр]р[революционного] нелегального кружка, руководимого Филатьевым, Богдановым или Умовым и собирающегося у них на кв-ре, я ни от кого из представителей «общ. группы» никогда не слышала и ничего по этому поводу не знаю.

Протокол записан с моих слов верно.

Гринберг [подпись]

Допросил: Белостоцкий [подпись]

л. д. 297

Постановление о привлечении в качестве обвиняемого

13 ноября 1930 г.

…Опер. уп. 2 отд. 0 отд. ГПУ Зусков… нашел, что гр-ка Гринберг Ирина Николаевна в достаточной степени изобличается в участии в к/революционной группировке, деятельность которой направлена к свержению советской власти.

Кроме того в провокации.

<…>

…привлечь в качестве обвиняемой по 58-м статьям Уголовного Кодекса, мера пресеч. – содерж. под стражей.

Не согласна с обвинением.

И. Гринберг [подпись]

л. д. 298-307

Продолжение показаний гр. Гринберг И.Н.

от 16 ноября 1930 г.

Еще до моего отъезда за границу я работала консультантом в Центральной Юридической Консультации при Губсуде (Берсеневская набережная).

Там я встречалась с Филатьевым, Розенблюмом Алекс. Борисовичем, с Шеметовым Ник. Гурьев., Никитиным (быв. тов. министра при Керенском), Умовым.

При приезде из-за границы я вновь возобновила посещение этой консультации, где продолжала встречаться по работе с этими лицами.

Работа наша сводилась к следующему: мы, консультанты, давали юридические советы приходящим клиентам, защищали их интересы в судах, составляли юридические бумаги во все судебные и административные органы. Каждый вопрос клиента, каждое его дело, а также каждая деловая бумага (кассжалоба, заявление, жалоба в порядке надзора) коллективно нами обсуждались, все время мы имели дело с распоряжениями и законами правительства.

Обсуждения эти происходили в особой комнате, среди нас юристов-консультантов, и вот эти обсуждения и рассуждения присутствующих вышеназванных лиц выявили мне всю политическую идеологию общественности этих лиц. Издаваемые правительством законы, советское право рассматривались Филатьевым, Умовым, Розенблюмом, Шеметовым как олицетворение насилия, не признавали классового ограничения выборов, постоянно утверждали, что должно быть общее избирательное право, что все люди равные, всякое решение суда вызывало в них или озлобление, или жалостливую усмешку, «в чьих руках мы находимся, от кого мы зависим – какая безграмотность» – вот типичные для них выражения.

Я также стала бывать в Уголовной Губсудовской Консультации (Тверской бульвар), где я встречалась с Коммодовым, Карякиным, Динесманом, Левонтиным[154]154
  Левонтин, Эзра Ефимович (1892–1968) – член МКЗ с 1922 г. Уделял значительно больше внимания поэтическим занятиям и переводам поэзии, чем адвокатуре; в дальнейшем приобрел некоторую известность как переводчик.


[Закрыть], Малянтовичем Павлом Ник. Там царило то же настроение, беспрерывный поток антисоветских анекдотов и резкой неприязни к Советской власти.

В Центральной Гражданской Консультации заведующим был беспартийный ч.к.з. Мкртчиан Матвей Никитич, в Уголовной Губсудовской был коммунист (ныне исключенный) Меранвиль Леонид Александрович[155]155
  Меранвиль, Леонид Александрович (наст. фамилия Меранвиль-Десентклер, 1885–1938) – член МКЗ с 1922 г В декабре 1918 г. вступил в РСДРП(б) (до этого был меньшевиком) и принял активное участие в революционных событиях и красном терроре в Белгороде, возглавив впоследствии местный военно-революционный комитет и позднее уездный исполнительный комитет. В 1921 г уехал в Москву Арестован 28.02.1938, приговорен к ВМН и расстрелян 09.051938. Реабилитирован.


[Закрыть], он находился в самых дружеских отношениях с этими Ч.К.З., но не только коммунист Меранвиль, но и другие коммунисты, стоявшие во главе Коллегии, не замечали создавшейся обстановки, наоборот, коммунисты-руководители явно подпадали под влияние Ч.К.З. (б. присяжных поверенных), а именно Ч.К.З., входящих в общественную группу, так что в Президиуме Коллегии беспартийная группа была представлена 4 представителями общ. группы и, кажется, одним представителем от революционной группы. Надо сказать, что командируемые к нам партийцы состояли большей частью из партийцев, не подошедших к другой работе, например отстраненный с должности судьи Зорин, ныне исключенный из партии Шмелев.

Все упомянутые лица, Филатьев (в прошлом товарищ председателя Совета присяжных поверенных в Москве), Малянтович и т. д., состояли в так наз. общественной группе. Объединяющим их лицом был Павел Ник. Малянтович, который официально почти лишь в редких случаях выступал от их имени, он выдвигал Сергея Павловича Ордынского вместо себя. Малянтовича очень оберегали и оберегают. Все эти лица очень любят Павла Малянтовича и уважают, советовали ему часто не выступать в политических процессах, чтобы он не мог себя скомпрометировать и не пострадал бы; при малейшем подозрении, а также при арестах все эти лица обращаются за помощью к Малянтовичу (арест Урысона).

Ближе я узнала Малянтовича П.Н. при моем сближении с его сыном Владимиром Павловичем, человеком, находящимся всецело под влиянием отца, который мне много передавал о том, что делалось в доме отца, его взгляды и т. п. Когда Владимир Павлович Малянтович сделал мне предложение стать его женой, он меня пригласил на дачу к отцу, когда шел шахтинский процесс и как раз в печати появилось признание Скорутто[156]156
  Скорутто, Николай Иосифович (также Скоруто; 1877—?) – горный инженер, экономист, на момент ареста в 1928 г зам. директора Главгортопа (Главного горно-топливного управления) ВСНХ СССР. На предварительном следствии по Шахтинскому делу отрицал свою вину, но на процессе дал признательные показания. Был приговорен к 10 годам лишения свободы. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован.


[Закрыть], которому признанию Павел Малянтович не верил, [считая,] что оно (признание) дано под давлением ОГПУ.

С Динесманом я познакомилась ближе, работая в одно время с ним в Баум. Юридической Консультации. Динесман ярко антисоветская фигура.

Неоднократно Динесман говорил, что и он, и вся интеллигенция при Советской власти в загоне, что ей не дают ходу, что все яркое подавляется.

Его ближайший товарищ Левонтин Эзра Ефимович, Ч.К.З. и поэт, бывал в литературном кружке у жены Ч.К.З. Никитина[157]157
  «Никитинские субботники» проводились с 1914 по 1933 г.; с 1922 г существовало также одноименное издательство. Организатором кружка и издательства была журналистка, поэтесса, редактор и литературный критик Евдоксия Федоровна Никитина (урожд. Плотникова, 1895–1973), жена ЧКЗ А.М. Никитина.


[Закрыть], куда и я хотела проникнуть, но мне не удалось, т. к. Левонтин боялся ревности жены. С величайшим уважением относился Левонтин к Павлу Малянтовичу Помню, на одном собрании при виде Павла Малянтовича я сказала с усмешкой: «Вот бывший ЭКС министр пришел», на что Левонтин укоризненно покачал мне головой, сказав «не говорите так», дав мне понять, что я недостаточно почтительно отнеслась к П. Малянтовичу.

С Богдановым Михаилом Ивановичем я работала там же в Юридической Консультации при Баумановском Суде, он как-то говорил, что у него собираются близкие ему по духу защитники.

С Умовым я виделась ежедневно в работе Центр. Гражд. Консульт., и выражения его в отношении непринятия советских законов были резче других. Умов однажды в здании Губсуда мне сказал, что «такая молодежь, как Вы, нам нужна».

В 1928 году от моей приятельницы Клеевой Елизаветы Ал-дровны я много слышала о Левашеве Евгении Сергеевиче. Левашев имел крупную практику среди зажиточных крестьян, политические новости Клеева узнавала от Левашева. Мне лично Левашов сообщил о крестьянских восстаниях в каких-то губерниях.

Карякин Гавриил [Львович] в обществе других защитников на выраженное кем-то недовольствие по поводу коллективизации Коллегии ответил: «Надо раз и навсегда усвоить, что мы заключенные в тюрьме и потому своей воли не имеем». Владимир Павлович Малянтович мне говорил, что Коммодов Ник. Вас. ему сказал: «И долго мы будем еще терпеть». (Если слова не те, то в обоих случаях отвечаю за верность выраженной мысли.)

Е.А. Клеева привела ко мне в гости сына С.П. Ордынского, Юрия Сергеевича Ордынского, с которым она была в близких отношениях, и мы, Влад. Малянтович и я, часто вместе с Юр. Ордынским проводили время.

Среди ближайших друзей Ордынского находится Иков – б. офицер, Ч.К.З., б. пом. прис. повер., его патрон по адвокатуре находится за границей, про него Бобровская Раиса Наумовна ЧКЗ сказала: «До чего противно смотреть на Икова, ярый контр, а как узнал о чистке, так погрузился по горло общественной работой».

С Шеметовым Н.Г. была знакома по Москве еще до революции, познакомилась ближе и стала бывать у него в доме и на даче с 1926 по 1927 г. Два года подряд встречала у него Новый Год.

Однажды у меня с Пинесом был разговор о его дочери, причем Пинес сказал, что он не желает, чтобы его дочь стала юристкой. На что я сказала, что у Шеметова, наоборот, его дочь хочет на сцену, а он хочет, чтобы она стала Ч.К.З. Пинес резко сказал: «Не говорите мне о Шеметове – это контрреволюционная сволочь».

Кстати о Пинесе, узнав об аресте Короленко, он сказал в присутствии Ч.К.З. Каравина Леонида Ивановича[158]158
  Каравин, Леонид Иванович (1887–1938) – член МКЗ с 1925 г Арестован 10.03.1938, приговорен к ВМН и расстрелян 17.09.1938.


[Закрыть]: «Поскольку арестован Короленко, надо ожидать большую гадость для адвокатуры, я, в частности у него часто бывал». На вопрос, почему он не прервал с Короленко знакомства, Пинес ответил: «Я учел это слишком поздно, порвать – значит было повредить себе».

Будучи еще подростком лет 15, я в кабинете у отца увидела Исаака Савельевича Урысона. На мое замечание отцу: «какой урод», сказала я, отец ответил: «Этот маленький лысый еврей – большая умница». Потом я потеряла Урысона из вида.

Работая в Наркомюсте, одно время в библиотеке, я встретила там вновь Урысона (1921 г.), в библиотеку Урысон часто заходил, т. к. сам работал в НКЮ.

В 1925 г. или в конце 1924 г. я вновь встретилась с Урысоном, он стал за мной ухаживать, приглашал к себе, сказав, что летом, когда жена уедет, он просил меня чаще заходить. Я была в разводе, в мае 1924 года вступила в адвокатуру, жила с матерью вдвоем, практики у меня не было, в делах слабо разбиралась, зная, что Урысон блестящий юрист, я согласилась у него бывать. Причем когда я приходила к нему, то это было всегда по поводу какого-то юридического казуса, в котором я сама разобраться не могла.

Урысон держался очень корректно, восхищался мною, а именно, что я так образованна, разбираюсь в вопросах искусства и т. д. Потом он стал объясняться мне в любви. Меня Урысон интересовал как опытный юрист, и в любовную связь вступать с ним мне отнюдь не хотелось. В конце концов у нас установились полулюбовные, полудружеские отношения, т. е. половой близости в чистом виде не было. Я в это время увлекалась австрийцем Кронеггером[159]159
  Неясно, о ком идет речь – возможно, об австрийском композиторе и певце Рудольфе Кронеггере (1875–1929).


[Закрыть].

В декабре 1925 года я решила поехать заграницу, и Урысон дал мне 150 р. на дорогу. В марте 1926 г. я приехала обратно. Я продолжала встречаться с Урысоном периодами, иногда реже, иногда чаще. За это время у меня были другие связи. Урысоном я никогда не увлекалась, но просто по привычке постольку, поскольку он жил недалеко от меня, вечерами иногда нечего было делать, он всегда меня угощал, я у него брала книги для чтения и также мы говорили с ним о политике, – я иногда бывала у него. Он делился буквально со мной всеми своими политическими убеждениями, мнениями, ни одно мало-мальски политическое событие не обходилось. Я продолжала у него бывать. Сейчас мне трудно восстановить всего, но помню беседу после разрыва англо-советских отношений[160]160
  Разрыв дипломатических отношений между Великобританией и СССР последовал в 1927 г после обыска британской полицией в лондонском офисе советского внешнеторгового общества «АРКОС», в ходе которого были обнаружены документы, свидетельствующие о подрывной деятельности СССР. Отношения были восстановлены в 1929 г.


[Закрыть], о том, что он говорил, что знаком был с консулом английского посольства, помню о его разговоре о троцкистской оппозиции. На мой вопрос, почему буржуазная интеллигенция сочувствует Троцкому, что Троцкий зовет обратно к военному коммунизму, он ответил, что буржуазная интеллигенция всегда блокируется с теми, кто находится в оппозиции к Сов. правительству.

Урысон совершенно не стеснялся выражать своих политических взглядов мне.

Все, что он говорил, все сообщено мною уже в сводках.

Я смутно помню, был или не был разговор о Сталине до последнего моего разговора. В гостях у жены Урысона я вообще не бывала, однажды она зашла, когда я сидела у него, была летняя обстановка, извинилась, что мебель в чехлах и что плохое угощение к чаю.

Однажды я зашла к Урысону вечером, он меня принял. Я ему показывала книгу старинную, которую я принесла. Я была хорошо одета. Он мне сказал: «Вы интересная женщина, сделайтесь любовницей Сталина и убейте его». Я ответила, что не умею стрелять и что раз он мне предлагает такую вещь, значит, он меня недостаточно любит, т. к. я буду расстреляна, и сказала: «Почему Вы этого не предлагаете Вашей дочери?» Он ответил: «Моя дочь еще маленькая» и «что значит личная жизнь в сравнении с мировой славой, станете Шарлоттой Корде и Вы прославитесь на весь мир». Я сказала, что я не умею стрелять, тогда мы заговорили о способе убить Сталина холодным оружием, потом я для того, чтобы выявить его активность в этом его преступном замысле, сказала ему, что у меня есть знакомая любовница Сталина, блондинка, каковой в действительности у меня нет. Я утверждаю, что до этого разговора с Урысоном у меня отношения были с ним такие, т. е. дружеские, что тот факт, что он дал мне 50 р. за портсигар[161]161
  И.С. Урысон был арестован в апреле 1928 г., вероятно, по доносу Гринберг. Отвергая ее обвинения в том, что он подговаривал ее убить Сталина, Урысон объяснил, что в 1925 г действительно состоял с ней в близких отношениях, а когда они закончились, попросил вернуть ему подаренный ранее золотой портсигар как «вещественное доказательство этих отношений». (ЦА ФСБ России. Следственное дело № Р-43640 в отношении Урысона И.С. Л. д. 13–14.)


[Закрыть], который он мне подарил ранее, отнюдь, как он говорит, не означали разрыва между нами. Урысон относился ко мне с большим доверием, то, что он говорит на очной ставке, – неправда. Неоднократно он говорил, что, не будь он так стар, он бы на мне женился, но боится, что я его брошу. Сейчас же по приходе домой я позвонила по телефону Сергею Ивановичу[162]162
  Неизвестный сотрудник НКВД.


[Закрыть] и сообщила ему этот разговор. О дальнейшем Вам известно. Очная ставка с Урысоном – мы оба настаивали на своем.

После того как Урысон был освобожден, он тут же до отъезда (свободная высылка) созвал всех своих друзей: Малянтовича, Долматовского, еще не знаю кого, и сказал, что было в ОГПУ и что я выступила свидетелем против него.

Владимир Павлович Малянтович передал мне слова отца своего, Павла Ник. Малянтовича, что: «Какой же она юрист, если она созналась на первом допросе, что она мокрая тряпка». Кроме того, Владимир Павлович сказал, что я солгала, что Урысон предлагал мне стать только любовницей Сталина, о террористическом акте ничего не говорил. На очной ставке Урысон отрицал вообще и то, что он имел какой-либо разговор о Сталине. Говорил, что имя Сталина вообще не упоминалось между мною и им. Или в тот самый вечер или до этого, во всяком случае неоднократно мне Урысон говорил о моем происхождении со стороны матери из старинного еврейского рода, что предки моей матери ученые и даже показал мне книгу на еврейском языке, составленную предком моей матери, «Игирой Салантер»[163]163
  Речь, по-видимому, о труде «Игерет хамусар» («Послание о морали», 1858) раби Исраэля Салантера (1810–1883), основателя движения «Мусар», известного талмудиста.


[Закрыть]. Я, между прочим, совершенно не знала о своем происхождении, т. к. не интересовалась. А Урысон говорил неоднократно, что на таких евреев, как мы, т. е. он и я, падает ненависть всего культурного мира, т. к. думают, что мы тоже участвуем в советском управлении, а между тем, по словам Урысона, у власти стоят не евреи, а жиды, подонки и т. п.

Я считаю всех упомянутых лиц, в силу вышеуказанных мною фактов, антисоветскими, ненавидящими советскую систему управления, в частности, Урысон – сторонник буржуазной республики Франции или Англии, как он неоднократно высказывался.

Делая сообщения, я ничего не преувеличивала и не скрывала, я излагала голые факты, т. к. мне указано было в начале моей работы, что я не должна излагать своего мнения или делать выводов.

Добиться признания у такого человека, как Урысон, чрезвычайно трудно, т. к. он старый судебный работник, блестящий криминалист и очень умный человек. (Добавляю, что ближайшая помощница Коммодова ЧКЗ Розенблюм, Лидия Израйловна[164]164
  Розенблюм, Лидия Израилевна (1890–1981) – член МКЗ с 1922 г Была защитником на Шахтинском процессе. В 1930-е и зав. правовым отделом Журнально-газетного объединения. По непроверенным данным, в конце 1930-х гг репрессирована, после реабилитаци в 1940-е и вновь член Московской городской коллегии адвокатов.


[Закрыть], была в начале своей работы в адвокатуре секретарем у Урысона и в близких отношениях, о чем Урысон мне рассказывал интимные подробности, в 1925 году ездила за границу, получила там деньги, кажется, задолженность ее отцу. Недавно купила застройку совместно с Коммодовым. Дружна с сестрой Сырцова (чл. партии). Со мной во враждебных отношениях, т. к. до моего прихода в адвокатуру пользовалась успехом, который отошел ко мне.

Если я иногда, может быть, и не все запоминала, то это, возможно, от чрезвычайной нагрузки: личная жизнь, адвокатская профработа, отнимающая массу сил и времени, разработки других заданий, я говорю может быть так, как я считаю, что я все отмечала.

Гринберг [подпись]