Текст книги "Троянский кот"

Вдова Менгден зарычала.

– Крепко же в ней эта дрянь засела, – заметил дядюшка Сарво. – Что с дурой делать будем?

Георг задумался. Пришла ему в голову мысль – но показалась глупой. Он покосился на Ларре и обнаружил, что матрос не сводит глаз с Нелле. Тут уж было не до мудрости!

– Вот что. Когда у нее огонь отняли, она уже не страшна. Мы сейчас отпустим ее – пусть бежит к новому хозяину. А за ней по пятам – мы. Она и укажет, где там ворота или хоть пролом в стене, – решил Георг.

Сборы были короткими – Ларре натянул второй сапог, дядюшка Сарво достал нож, Гансу дали березовый ствол – хоть какое оружие. Тут оказалось, что и Нелле с пустыми руками не ходит – в складках светлой льняной юбки, какие сельчанки надевают на сенокос, был и у нее клинок.

Девушка подхватила подол юбки, собрала в горсть, заткнула за пояс, словно собиралась полоть огород. Получилось вроде матросского гамака, и туда она посадила утти.

– Мы быстро побежим, так чтоб ты, малыш, не отстал, – объяснила она. А Георг увидел ножки в белых чулках и туфельках на дюймовом каблучке, ножки с прекраснейшем в мире изгибом ступни. Но было не до красоты – вдова Менгден, получив для ускорения пинок от боцмана, во весь дух понеслась к замку.

Ларре, Георг и Ганс кинулись вдогонку. Нелле за ними – она протянула руку дядюшка Сарво, чтобы он не отставал. Боцман в последний раз бегал лет сорок пять назад, если не больше, и когда девушка дотащила его до замковой стены, совсем запыхался. По дороге он потерял ветку с зеленым огнем, отнятую у вдовы Менгден.

Навстречу морякам выскочили на крыльцо ратсман Горациус в обычном своем черном костюме, в каком принято ходить на заседания магистрата, и седой урод в штанах глейфуртского сапожника и в накидке, размалеванной тайными и зловредными знаками, желтым по черному. Оба были вооружены пистолетами.

Но пистолет – это всего один выстрел.

Георга учили абордажному бою, а Ларре в таком бою дважды побывал. Так что он уклонился от пули, кинулся вперед, сдернул ратсмана с крыльца и повалил его без всякой жалости.

Седой урод, носивший гордое имя Румпрехт, сделал два выстрела и оба раза промахнулся. Но из окна башни вылетел шар зеленого огня – ему на помощь. Неизвестно, как бы он распорядился этим огнем, если бы не маленький Ганс. Он так ткнул своей березовой дубиной в бок седого урода, что тот не подставил под пламя руки в сверкающих рыжих перчатках, не иначе – из меди, а позволил шару лечь на траву и сам повалился сверху. Тут-то он и взвыл.

Бой в замковом дворе получился таким коротким, что дядюшка Сарво даже обиделся, – что про столь моментальное сражение рассказывать в кубрике? Налетели, победили… Но впереди было жилище колдуна Шнаффиуса.

– Тут уж я пойду вперед, – сказала Нелле. – Этого подлеца не для того Стелла Марис тридцать лет назад пощадила, чтобы он опять пакостить принялся. А ведь клялся, что будет жить в замке единственно для того, чтобы собирать лечебные болотные травы. Ну, кончилось терпение у Звезды Морей…

И тут на Георга накатило озарение – ярче и пронзительнее колдовского зеленого огня.

– Ты – Стелла Марис?! Мы звали – ты пришла?!

Нелле улыбнулась.

– Показывай, малыш, где его логово! – велела она и без всяких объяснений побежала к каменной лестнице, ведущей на полуразрушенную галерею.

– Ишь ты… – прошептал Ларре, глядя, как ловко она пробирается на немалой высоте по разломанному настилу. – Только покойники такую смелость имеют. Мертвая невеста, помяните мое слово.

– Нет, – ответил Георг и поднял ветку с зеленым огнем повыше, чтобы осветить ей путь.

Девушка вошла в башню. Ровно через миг окна нижнего яруса выбросили два пучка ослепительно белого света. А потом выглянула Нелле.

– Поднимайтесь! – позвала она. – Все в порядке!

– Что с колдуном? – спросил дядюшка Сарво.

– Волей и силой Стеллы Марис он стал тем, кем она хотела бы его видеть, – слабым и смиренным.

Голос был уже не звонкий девичий, а звучный и властный.

– А моя дура? Она там? – осведомился дядюшка Сарво.

– Сидит за печкой. Думаю, к утру опомнится.

Моряки, привычные лазить по вантам, без затруднений добрались до башни, хотя и вели с собой ратсмана с его скверным приятелем.

Колдун оказался маленьким лысоватым старичком, с простецкой лопоухой физиономией – нос репкой, щечки в круглом яблочном румянце. Он сидел на полу и испуганно таращился на Нелле. Там же был слуга ратсмана Кристоф – стоял рядом с колдуном, словно бы охраняя, но по роже, по разинутому рту и неподвижному взгляду, было видно – обеспамятел надолго.

– Хорошо бы этакое сокровище спрятать понадежнее – скажем, закопать в яме глубиной в шесть локтей, – предложил боцман. – Или на дно определить, прицепив к ногам для верности ядро.

– Он был знатным травником, – ответила Нелле. – Только его основательно сбили с пути. Сейчас, когда белый крест его скверной силы лишил, он опомнится, опять возьмет короб и пойдет по болотам за кореньями. И будет ходить, пока не искупит все зло, что за тридцать лет людям причинил.

– А где наши? – спросил Георг.

– А внизу. Вот, видишь люк в полу? Так надо его открыть и кому-то туда спуститься. Жаль, лестницы нет, придется стариков поднимать на веревке. Ну, а утти уж как-нибудь сами выберутся.

И намучались же моряки, вытаскивая оголодавшую, но бодрую и стойкую свою богадельню! И старого Анса Ансена, и одноглазого Фрица Альтшурера, а больше всего намаялись с женщинами и Петером-толстяком.

– Нам не привыкать! – отвечал на расспросы Фриц. – Мы – старые морские ястребы! Ну, поголодали, так ведь моряка в строгости держать надо! Чтобы не баловался!

– А мы-то совсем безвинно пострадали, – заметила кастелянша Фике. – Эти старые чудаки связались с утти, а расхлебывать – нам!

– Так скучно же! Вот этот бестолковый болотный сыч который год попугая обещал! И где тот попугай? – бурчливо полюбопытствовал Матти Ундесен, тыча корявым пальцем в дядюшку Сарво. – Ну, хоть этих приютили, все ж таки веселее…

– Веселее некуда! – перебила его кастелянша Фике. – Но вот что, Сарво, я тебе скажу – дураком ты будешь, если на старости лет возьмешь за себя вдову Менгден! В богадельне кормежка попроще, да зато все друг за дружку горой стоят. Юнкер Брюс, Гросс тебя поставил за старшего? Ну так поговори с этим подлецом, пока он не придумал какого-нибудь вранья!

– Да, Брюс, поговори с ним! – поддержали старые моряки. – Пусть он тебе скажет, почему эту кашу заварил! А тогда уж вы с Гроссом пойдете в магистрат, от нас ратсманы отмахнутся, а от вас и от господ арматоров – не посмеют!

Ларре нахмурился – очень ему не нравилось, что Георга признали равным Гроссу.

Ратсман Горациус и седой урод не очень-то хотели отвечать на расспросы, но Георгу посоветовали пригрозить гневом бургомистра, который, так уж вышло, был женат на девице из рода капитанов Брюсов. Это подействовало – невзирая на шипение, выкрики и даже плевки урода ратсман заговорил.

– Эта проклятая богадельня стоит чуть ли не посреди города, и арматоры ее берегут и защищают, словно болезное дитя! А дом-то замечательный – на что старикам такой домище? – тут голос Горациуса даже стал жалобным. – Я хотел у них дом выкупить, а стариков перевезти за город, поставить для них в Каннау хорошенькие маленькие домики, так арматоры цену заломили! Ну, думаю, раз так – вы мне этот дом отдадите за бесценок! Думал, думал, как бы это сделать, и тут ко мне приехал из Хазелнута алхимический магистр герр Румпрехт. И сам первый заговорил про богадельню. Он сказал, что в этом деле и у него есть свой интерес… и денег обещал, чтобы я выкупил дом у арматоров…

– А ему-то что требовалось? – спросил Георг.

– Он средство для полетов хотел…

– Молчи! – крикнул Румпрехт. – Не то пожалеешь!

– Помолчи, помолчи… – ехидно посоветовал ратсману дядюшка Сарво. – То-то Стелла Марис порадуется. То-то она за тебя словечко там, наверху, замолвит, когда соберешься помирать! Забирай с собой эту гадость, забирай…

– Средство для полетов! – решительно воскликнул ратсман. – Туда идут селезенка летучей мыши, это, как его… порошок из когтей морского ястреба… когти мне парни с «Девы востока» привезли… еще что-то…

– И кровь утти, – добавила Нелле. – Все прочее добыть несложно, а кровь утти – такая диковинка, что ни за какие деньги не купишь. Румпрехт, куда это ты лететь собрался?

Ответа не было. Зато опять загалдели старые моряки, грозясь утопить алхимика, спустить с него шкуру, повесить на рее, накормить ядовитым плавунцом – и все сразу.

Нелле отходила к двери, ведущей на галерею, и смотрела при этом на всех старых моряков поочередно, словно бы прощалась с ними. Но ее взгляд не понравился Ларре. Какой-то он был чересчур пытливый, что ли… Опять же, моряку хотелось явить перед всеми свою отвагу, а в особенности – перед Георгом Брюсом. И нашел он-таки способ показать будущему капитану, что тот ни в людях, ни в покойниках не разбирается. Вдоль стенки, размалеванной знаками и надписями, за спинами моряков, прокрался он, оказался рядом с Нелле – и вдруг сорвал с нее покрывало.

Тут-то все и увидели на светлых волосах девушки сияющий миртовый венок!

– Мертвая невеста! – воскликнула стряпуха Грета.

– Ну и дурак же ты, матрос Бройт, – сказала девушка и пропала.

– Это же Стелла Марис! Это она к нам приходила! – закричал Георг и кинулся за Нелле.

– Сестричка моя, сестричка! – закричал и Ганс.

Вдвоем они выскочили на галерею. Девушка уже сбегала по лестнице вниз.

Она собрала юбку так, как деревенская птичница, собирающая в подол куриные и гусиные яйца.

– Ну-ка, сюда, малыши, – сказала она. – Я знаю, где вы спрячетесь на одиннадцать лет, если будете умны…

Утти, числом восемь, с трудом поместились в подоле. И Нелле пошла прочь с замкового двора, обернувшись всего один раз – чтобы сказать Гансу:

– Оставайся тут, братик. Твоя-то судьба уже решена. Это будет прекрасная судьба, вот увидишь! Стелла Марис еще порадуется, глядя на тебя, когда ты взойдешь на борт в капитанской кирасе и с новеньким патентом на капитанский чин.

Ганс остановился, но Георг побежал следом и нагнал девушку уже на тропе.

– Это ты, Стелла Марис, Звезда Морей? Это ты пришла к морякам на выручку? – спросил он.

– Нет, молодой капитан, я не Стелла Марис, – ответила она. – А что, ты бы хотел увидеть Звезду Морей?

– Говорят, если она сама благословит моряка, его морское дно не примет, в любой шторм волны на берег вынесут.

Тут рядом с Георгом оказался Ганс.

– Ты расскажи ему, сестричка Нелле, – попросил мальчик. – Ты не знаешь его, а я знаю! Ему можно!

– Ступай, Ганс, и забудь все, что вспомнил по слову Стеллы…

– Нет, сестричка, нет, я не хочу забывать… Я никому не скажу, вот чем хочешь поклянусь, никому – ни слова!..

Георг смотрел на девушку – так, словно желал запомнить навеки ее лицо. И, видать, Нелле пожалела его – хотя вовсе не походила на девиц, склонных к излишней жалости. Или взгляды встретились – и на секунду приоткрылось перед ней будущее…

– Хорошо, молодой капитан, – сказала она. – Есть такой тайный уговор со Стеллой Марис. Если вдова моряка попала в беду и ей нечем кормить детей, она приводит их ночью на морской берег и говорит: Стелла Марис, ты мать и я мать, возьми моих ради своего материнства! И тут нужно рассказать всю правду – Стелла Марис не любит вранья. Скажем, женщина приводит детей и говорит: Стелла Марис, я понравилась неплохому человеку, он готов взять меня с двумя младшими, которые скоро к нему привыкнут и станут звать отцом, но старшую дочь он, кажется, невзлюбил, и из-за нее у меня с тем человеком будут ссоры, если только он вообще решится со мной повенчаться; Стелла Марис, пусть хоть у маленьких будет отец! Это печальная правда, но – правда, и если Стелла Марис принимает решение – то на берег набегает белый вал. А когда он откатывается – старшей дочери уже нет.

– И что же с ней дальше?..

– Она растет вместе с другими детьми Стеллы Марис, вырастает и становится помощницей. Если ты увидишь на дорогах одинокую девушку в покрывале «серой сестры», или в клетчатой юбке горянки, или даже в мужском наряде – не смейся над ее одиночеством и не пытайся даже прикоснуться к ней – может быть, ее послала Стелла Марис к кому-то на помощь.

– И это как – навсегда? – спросил Георг.

– Зачем же – навсегда? Если такая девушка полюбит моряка, то Стелла Марис дает ей приданое и отпускает ее. А ее миртовый венок уплывает по волнам. Может быть и такое – старая мать придет на берег и скажет: Стелла Марис, я осталась совсем одна, будь милосердна, отпусти мое дитя! И тут тоже нужна вся правда… чаще всего Стелла Марис детей не отпускает…

– Почему?

– Потому что… Она строгая, Стелла Марис, и если мать вспоминает о детях только потому, что на старости лет хочет сесть им на шею!.. – тут Нелле помолчала, справляясь со вскипевшим возмущением. – Если она все эти годы не любила, не помнила свое дитя… если просит не ради любви…

– Но ведь Стелла Марис милосердна! – сердито перебил Георг.

– Милосердна. Белый вал может вынести на берег кошелек. Там ровно столько денег, чтобы внести вступительную плату в приют «серых сестер». И это – все. Я сама несколько раз собирала такой кошелек и укладывала его на язычок волны… жалко было старушек, но слово Стеллы Марис – закон…

– Но почему никто из моряков про все это не знает?

– Потому что это женский уговор со Стеллой Марис. Понимаешь? Женский. Я, наверно, плохо сделала, что рассказала тебе, но ты так смотрел…

– Но как же мальчики?

– Мальчики… Да вот Ганс, ты его спроси. Он ведь тоже из наших маленьких братцев.

– Не может быть. Его на «Варау» при мне родная мать привела, – возразил Георг. – Я ее своими глазами видел.

– Это Стелла Марис меня привела, – признался Ганс. – Она знала про уговор с арматором. А моя мама… моя, ну… ну, я не знаю… когда Стелла Марис вела меня за руку к «Варау», я уже не помнил про наш берег, я только понимал – мама вернулась… я шел с ней, как маленький… а она мне рассказывала про «Варау», и что мне уже скоро четырнадцать… и что я буду каждый год возвращаться в Виннидау…

– Твоя мама долго бедствовала, но сейчас она живет хорошо и счастлива в замужестве. Но ты не ищи ее и ни в чем ее не вини… – Нелле вздохнула. – Ну, теперь ты, молодой капитан, все знаешь. Стелла Марис услышала, как ее зовут ваши старики, и послала на помощь меня. А я на герденской дороге повстречала вас, только вы меня не заметили. Я шла за вами, слушала, как ты беседуешь с дядюшкой Сарво, и поняла, что вы тоже отправились выручать стариков.

Но я не могла додуматься, что вы в вейкенской корчме разругаетесь. Когда дядюшка Сарво, госпожа Менгден, и ты, Ганс, выскочили, я как раз толковала с косарями, которых нанимали косить на лесных лугах возле Силаданне. Они много чего рассказали о повадках колдуна – да и том, что у него есть в Хазелнуте приятель, Румпрехт Свенс, тоже. Поэтому я не сразу пошла за беглецами, а когда добежала до поворота – увидела на дороге только их следы. Мне стало ясно, что ты, молодой капитан, временно потерял троих товарищей, и когда матрос Бройт попытался сбежать, я его воротила…

– Он не пытался сбежать. Он просто пошел искать дядюшку Сарво, вдову Менгден и Ганса, – сказал на это Георг. – Он славный матрос, он меня в беде не бросил… ну, в общем, он – мой матрос, мне с ним разбираться… и я через два года буду его капитаном…

– Да, ты будешь хорошим капитаном, – согласилась девушка. – А теперь мне надо уходить. Стелла Марис ждет… я уже позвала ее…

– Куда?!. Куда уходить?!.

– В море. Куда же еще? К Звезде Морей. На тот берег за седьмой мелью, где живут спасенные…

– Я тут, – раздался женский голос.

Стелла Марис вышла из-за дерева – такая, какой являлась обыкновенно морякам, босая и в длинном синем плаще.

– Матушка, я все выполнила, я дважды соткала твой белый крест, но иначе бы не справилась, и я прошу за этих вот… – Нелле выпустила из подола восемь утти. – Нельзя ли нам шкодников этих приютить? Они ведь действительно могут на суше попасть в беду.

Утти сбились в стайку и испуганно глядели то на Нелле, свою заступницу, то на женщину в синем плаще.

– На чьей вы стороне? – спросила их Стелла Марис.

– Да как сказать… Шкодим вот потихоньку. Большого зла не творим, так что, значит, вроде не на его стороне. Но и большого добра не творим, – смущенно ответил один из утти. – А бывает, что и помогаем, если приходит срок помогать… Как людишки, то есть… так вот и живем… как они – так и мы…

Шкодливое племя с надеждой уставилось на Стеллу Марис – коли она покровительствует людишкам со всеми их причудами и недостатками, то, может, и тех, кто под палубой, пожалеет?

– Это ты правду сказал, – согласилась она. – Хорошо, Нелле, я их забираю. Идем, милая.

И тут заговорил Георг.

Всякий, увидевший Стеллу Марис, может ее о чем-то попросить, но Георг совершенно забыл о всех своих мечтах и желаниях.

– Нелле! – сказал он. – Неужели мы больше не увидимся, Нелле? Так не должно быть!

Там, где только что стояли Стелла Марис, Нелле и прижавшиеся к ногам девушки утти, явилась пенная морская волна – может статься, лишь морок, видимость, явление из иного мира. Волна отхлынула неведомо куда – и на тропе остались только Ганс и Георг.

– Ганс, что же ты молчал? Почему не удержал ее? – в отчаянии спросил Георг.

– Кого, юнкер Брюс? Разве тут кто-то был? – спросил удивленный Ганс.

Георг повесил голову. И тут явилась еще одна волна. Не бурная пенистая, а легонькая, золотисто-зеленоватая, с рябинкой, испускавшая свет.

И она положила к ногам молодого капитана серебряную миртовую ветку.

Рига

2012

Монах и кошка
Кайдан

Часть первая

Темным зимним вечером накануне последнего дня двенадцатой луны направлялась по извилистой и почти неразличимой в сугробах дороге вверх, к горному монастырю, небольшая процессия – слишком скромная для знатного паломника, но при том достаточно нарядная. Да и кто бы собрался в такую скверную погоду навещать столь отдаленный от столицы монастырь?

Впереди ехали на сытых лошадях вооруженные и тепло одетые кэраи, за ними носильщики, скользя и оступаясь, тащили небольшие носилки. Замыкали это шествие двое всадников – один совсем еще юный, другой раза в два постарше. Первый был молодой господин, Минамото Юкинари, второй – старший кэрай, возглавлявший его свиту, любимец старого господина – Кэнске.

Холодный ветер задувал в широкие рукава одежд, и хотя были они подбиты ватой, как положено в это время года, но тело пронизывал нестерпимый холод.

Однако юноша и старший кэрай, как видно, больше заботились не о себе, а о тех, кто ехал в носилках. Всякий раз, как носильщик спотыкался, молодой господин в испуге порывался сам ухватиться за украшенные резьбой ручки, но Кэнске деликатно отстранял его и сам поддерживал сверху раскачивавшийся кузов.

– Скоро он будет, этот монастырь? – сердито спросил юноша. – Уже ночь наступила, а мы все взбираемся вверх да вверх! Что же он, на облаке построен, твой монастырь?

– Я узнаю кривую сосну на повороте, – ответил кэрай. – Теперь уже совсем близко. Не больше половины ри. Берегитесь, господин!

Но Минамото Юкинари не уберегся – огромный ком снега свалился с ветки прямо за воротник его роскошного наряда. Юношу прямо передернуло, а испуганный конь под ним метнулся в сторону от тропы.

Ежась и поводя плечами, между которыми протекла струйка талой воды, Юкинари сладил с конем и подъехал к самым носилкам.

– Ведь ничего не случится, если я чуть приоткрою занавеску? спросил он у Кэнске. – Вряд ли в маленькую щелку так уж сильно надует…

– Не стоит так волноваться, молодой господин, – усмехнулся кэрай. – Здоровью вашего сокровища ровно ничего не угрожает.

Минамото Юкинари заглянул в носилки.

Там, закутанная по уши в тяжелые многослойные одежды, сидела девушка лет четырнадцати. Подол верхнего платья она накинула на голову и видны были только губы и самый кончик носа.

– Как ты там, Норико? – грубовато спросил юноша. – Не замерзла?

– Не стоит молодому господину обо мне беспокоиться, – выглядывая из-под края платья, ответила девочка. – Я же выросла на побережье и не боюсь холодного ветра!

– А как себя чувствует госпожа кошка?

– Госпожа кошка пригрелась и спит. Я держу ее под складками рукавов… показать молодому господину?

– Не надо, Норико, не смей! Если госпожу кошку прохватит холодным ветром и она заболеет, мне лучше домой не возвращаться, да и тебе достанется.

– Я знаю, – сказала девушка. И покрепче прижала к себе зверька.

Минамото Юкинари опустил край занавески.

– Как медленно мы движемся, – пожаловался он. – Если бы не носилки, мы два дня назад были бы в Хэйане! Мы уже пропустили праздник изгнания злых духов, пропустим Поклонение четырем сторонам, и будет чудом, если мы успеем к первому дню Крысы!

– С носилками или без них, но снегопад все равно задержал бы нас, – возразил кэрай. – Даже не представляю, как в такую погоду люди выйдут в день Крысы на луга собирать семь первых весенних трав… Однако вот и монастырские ворота!

– Я не вижу.

– Зато я вижу! Эй, там, впереди! Стойте! Пропустите вперед молодого господина!

Минамото Юкинари с трудом объехал носилки и оказался во главе своего маленького отряда. Кэрай Кэнске последовал за ним и ударил кулаком в ворота.

– Открывайте! – зычно завопил он.

– Кто это пожаловал в такое неподходящее время? – ворчливо осведомился привратник. – Вот уж воистину неподходящая погода для паломничества!

– Подходящая или неподходящая, а отворяй ворота! Не то тебе объяснит про погоду и про паломников сам отец настоятель! – пригрозил Кэнске. – Вот тоже придумал – заставлять окоченевших людей ждать под воротами!

– А настоятелю что сказать?

– Что пожаловал молодой господин Минамото Юкинари, сын господина Минамото Такаеси, и если это имя тебе ничего не говорит, то ты дурак и невежа!

– Минамото Такаеси? Да не наместник ли это провинции… провинции…

– Он самый! – рявкнул Кэнске. – Ты хочешь, чтобы сын господина наместника превратился возле твоих ворот в сосульку?!

Привратник долго и бестолково отворял монастырские ворота, а Кэнске костерил его на все лады. Минамото Юкинари слушал их перебранку, но она не раздражала его – юноша смертельно устал и замерз, так что от одной мысли, что сейчас его накормят теплым ужином и уложат на мягких дзабутонах, уже на душе становилось радостно.

Ворота открылись ровно настолько, чтобы всадники по одному протиснулись в монастырский двор, а уж носильщикам и вовсе пришлось туго.

Когда ворота опять затворились, Юкинари подъехал к носилкам и, поскольку место было заветреное, смело откинул занавеску.

– Мы приехали, Норико, – сказал он. – Сейчас тебе дадут горячего рисового отвара и ты согреешься. И смело требуй для госпожи кошки всего, что ей необходимо! Ты помнишь, Норико, что обещал тебе господин? Если ты благополучно доставишь госпожу кошку моей сестре, то останешься служить в ее свите, будешь жить в государевом дворце и, может быть, даже увидишь самого государя императора! А если с госпожой кошкой хоть что-нибудь случится…

Юкинари сдвинул густые брови и смерил девушку самым суровым взглядом, какой только мог перенять у своего властного отца.

– Отец настоятель и его почтенный гость ожидают вас, молодой господин, – обратился к Минамото Юкинари вышедший из внутренних покоев монах.

– Я бы охотно обошелся без этих бесед с почтенными гостями, Кэнске, – сказал Юкинари кэраю. – Жаровня с горячими углями – вот единственный собеседник, в котором я нуждаюсь. Там наверняка говорят о божественном и читают сутры… Какой будет позор, если меня от горячей пищи потянет в сон! Кстати, проследи, чтобы всех моих кэраев хорошо устроили. И пусть поочередно охраняют девчонку Норико! Святость святостью, а бывали случаи, когда монахи пробирались в кельи к молодым паломницам. Мне только этой неприятности недоставало!

– Да я сам лягу возле ее порога, – пообещал Кэнске. – Девчонка-то хорошая, как она о госпоже кошке заботится! Иная мать так о ребенке не печется, как она о госпоже кошке. А может, молодому господину будет угодно?.. Я вам говорю – девчонка хорошая, нетронутая еще, и личико приятное, и волосы, как у знатной девицы, ниже коленок. Да и сама Норико, сдается мне, была бы рада…

Молодой господин презрительно хмыкнул. Но монах, которому было велено сопроводить нового знатного гостя к настоятелю, смотрел на него во все глаза, ожидая, и Юкинари, сойдя с коня, направился вслед за ним. После целого дня, проведенного в седле, ноги у него были как не свои.

* * *

В келье у старенького настоятеля было тепло и уютно. На лакированном столике уже стояло блюдо с новогодним угощением колобками-моти из лучшего риса, а поверх колобков лежали кусочки рыбы и овощей.

– Добро пожаловать, – негромко сказал настоятель. – Что за скверная метель преградила вам путь! Я боюсь, что от такого внезапного ветра замерзнут вишни в государевых садах. Садитесь ближе к жаровне, согрейте руки.

Гость настоятеля, раскручивавший длинный свиток с картинками, поднял голову.

– Минамото Юкинари! – воскликнул он, всплеснув многослойными рукавами. – А мы как раз говорили о твоем отце и о тебе! Вовремя же ты явился, Юкинари-сама!

– Фуздивара Нарихира! – с неменьшим удивлением отвечал Юкинари, торопливо подсаживаясь к круглой жаровне из ароматного дерева чэнь, покрытой темным лаком в золотую крапинку. – Ты-то что здесь делаешь? Почему ты не в Хэйане? Весь двор готовится к новогодним празднествам, а ты сидишь в горном монастыре? Что же это такое творится?

– Должно быть, обидел я здешнего тэнгу, – смеясь, отвечал Нарихира. – Вообрази, Юкинари-сама, отправляюсь я в паломничество, как подобает, в экипаже, со слугами, в замечательном наряде – на мне было охотничье платье цвета ярко-желтой керрии и шесть нижних одежд из палевого шелка-сырца. А густо-лиловые шаровары, естественно, сплошь затканы узором из виноградных листьев, а края шаровар подобраны кверху и подвязаны шнурами изящнейшим образом! Это новая мода, я научу тебя… Когда я ехал, все оборачивались! И бредет мне навстречу скверный гадальщик! Мне бы проехать мимо, потому что гадальщиков и при дворе раз в десять больше, чем нужно бы. Так нет же – я велю остановить быка, гадальщик бросается к моей повозке и, разумеется, устраивает мне целое представление.

– Уж не тот ли тебе попался негодяй-гадальщик, что и мне, Нарихира-сама? – спросил Юкинари, двумя пальцами взяв аппетитнейший моти. – Ведь он в конце концов настоятельно присоветовал тебе переменить направление пути!

– Как ты угадал? – изумился придворный. – Вот удивительное дело! Ну, как меняют направление пути, ты знаешь и сам…

– Тише, Нарихира-сама, – сказал Юкинари. – Гляди, отец настоятель задремал.

Нарихира покосился на старенького монаха. Тот действительно закрыл глаза и прислонился к стенке.

– В его годы и следует по ночам спать, а не гостей принимать, буркнул Нарихира. – Мы ведь с ним до твоего прихода как уселись за стол в час Петуха, так и не вставали… а сейчас уже час Крысы, надо полагать?

– По-моему, еще час Свиньи. Ну так заехали вы, чтобы переменить направление пути, в первую же попавшуюся усадьбу, переждали там часа два-три, и что же дальше? Двинулись к монастырю?

– Этот проклятый гадальщик попался мне уже вечером, так что я заночевал со всей своей свитой на мерзком постоялом дворе, где мне подсовывали каких-то неумытых девиц, Юкинари-сама! Вообрази – знатному человеку, которому достаточно написать письмо самой известной придворной даме, чтобы она ответила взаимностью! Но это еще полбеды. Я рассчитывал, что проведу в монастыре не более суток и сразу же вернусь в Хэйан. А прибыл туда с опозданием на сутки, во-первых, а во-вторых, как я уже догадался, разозлил одного из здешних тэнгу. Очевидно, они не любят охотничьих кафтанов цвета керрии… Вдруг поднялся ветер, началась метель, повалил мокрый снег – словом, кафтан мой погиб безвозвратно!

– Ты же сидел в повозке!

– Ты не представляешь, Юкинари-сама, какое это жалкое зрелище опрокинутая повозка! Естественно, в такую метель ничего иного и не могло случиться. Хорошо еще, что повозка с быком удержались на тропе, а не покатились по крутому склону. И вот я прибыл в монастырь – не лучше нищего оборванца или того же мерзкого бродячего гадальщика. А в вершинах сосен как будто даже хохот слышался! Не иначе, на ветке сидел тэнгу, хлопал крыльями и издевался надо мной…

– И ты пережидаешь здесь плохую погоду? – спросил Минамото Юкинари.

– Да, и молюсь о том, чтобы боги покарали этого гнусного гадальщика… погоди, а ты? Что вышло с гадальщиком у тебя?

Юкинари усмехнулся.

– Возможно, я тоже буду молиться о гадальщике, – сказал он. – Но только для того, чтобы боги вознаградили его и в будущем воплощении он стал бы, ну, хоть дворцовым слугой!

– Тише, а то разбудишь отца настоятеля, – предупредил Фудзивара Нарихира.

– Дело в том, что я не собирался ехать в Хэйан так рано, – начал Юкинари. – Я хотел прибыть к твоему родовому празднику – дню святилища Касуга.

– Да это же первый день Обезьяны, и до него еще по меньшей мере две луны! – воскликнул Нарихира.

– Но случилось совершенно неожиданное и неслыханное происшествие. Ты знаешь, что живем мы у самого побережья и часто наблюдаем морские осенние бури.

– Когда-нибудь я приеду к тебе полюбоваться морем и мы там сложим по две-три танка в честь волн и красивых рыбачек, – пообещал Нарихира. – И непременно чтобы был дымок от солеварен.

– Насчет красавиц рыбачек ничего тебе не скажу, иногда мне кажется, что их придумал какой-нибудь древний поэт, а может, двести лет назад они еще и водились. Дымок от солеварен будет непременно, усмехнулся Юкинари. – Но соблаговоли, Нарихира-сама, дослушать до конца. Мы любовались кипящим морем и увидели попавшее в бурю корейское судно. Должно быть, оно сбилось с пути и два дня пыталось подойти к берегу, но наконец стало тонуть. Отец приказал рыбакам выйти на лодках в море, чтобы спасти хоть кого-нибудь, но все, кто был на этом судне, утонули. Очевидно, плохо молились богу Фунадама-сама. Рыбаки вытащили из воды – угадай, кого!

– Если все люди утонули… – нерешительно начал Нарихира. Животное какое-нибудь? Собаку?

– Кошку!

– Кошку?!

– Кошку! Да еще какую! Нарихира-сама, клянусь тебе, что у самого императора нет такой красавицы!

– Можно подумать, что у него так уж их много! Да придворных кошек, мне кажется, можно на пальцах пересчитать. Правда, их могло быть и больше, но он уже роздал самым знатным придворным несколько маленьких котят.

– Когда госпожу кошку обсушили и согрели, отец приласкал ее и велел надеть ей красивый ошейник. А потом позвал меня и сказал – сын, собирайся в дорогу, я знаю, что ты давно хотел ехать в Хэйан ко двору государя, и вот замечательный случай! Видишь ли, Нарихира-сама, отец сразу все придумал и рассчитал. Моя сестра Йоко служит у госпожи Кокидэн…