Текст книги "Ловзар"

Глава 4

– Так, давайте покажем движение: нужно, чтобы в кадре кто-то энергично шел, желательно расталкивая толпу.

Ветер вел себя сегодня совершенно по-хозяйски. Нетипичная для московского августа погода создавала дискомфорт для собравшихся на Манежной площади, оттягивая на себя непозволительно много внимания. Большинство людей по инерции оделись по-летнему – в разноцветные футболки, поло, рубашки, не догадавшись с утра посмотреть за окно или хотя бы заглянуть в смартфон. В результате каждый налетающий порыв ветра отвлекал их внимание, заставляя ежиться и тревожно вглядываться в небо, лелея надежду увидеть там признаки скорого потепления. Меньшинство, одетые более прозорливо, тоже страдали от ненастья – ветер с непосредственностью сельского дебошира периодически сбивал с людей головные уборы и лениво пытался с ними играть, однако быстро терял к ним интерес и с пьяноватой снисходительностью позволял владельцам забрать их обратно.

На Манежной сегодня было по-особому шумно. Хлопанье развевающихся на ветру флагов, периодически разносившиеся над площадью речовки, ровный гул толпы, шарканье тысяч ног, озорной свист ветра, гудение металлической крыши Манежа и непонятно откуда доносящийся резкий шум явно строительного происхождения создавали на Манежной площади удивительную звуковую атмосферу. Визуальный ряд, открывавшийся даже при беглом взгляде на площадь, был не менее поразителен. Вместо привычных, неторопливо прогуливающихся по площади туристов перед взглядом вставала плотная человеческая стена.

Работавшая здесь съемочная бригада включала в себя двенадцать пар операторов и репортеров, которые рассредоточились по всей площади, а также на близлежащих локациях – по Тверской улице, Воздвиженке, на Театральной площади. Руководил бригадой Станислав – старший редактор канала «Лайвньюс». Сидя в припаркованном на Воздвиженке микроавтобусе, он сосредоточенно всматривался в монитор, отслеживая картинки со всех двенадцати камер. Как только кадр с какой-то из камер казался ему заслуживающим внимания, он нажатием нескольких клавиш начинал транслировать картинку с камеры непосредственно в эфир.

Двенадцать мини-команд были распределены по площади таким образом, чтобы в зоне внимания каждой из них оказывался совсем небольшой сегмент площадью 200–300 метров. Обо всем, что хоть сколько-нибудь заслуживало внимания, репортеры информировали Стаса по рации, подкрепляя слова картинкой с камеры. Это сводило к минимуму вероятность пропустить что-то действительно важное.

Толпа на Манежной продолжала разбухать, со всех сторон сюда непрерывно шел человеческий поток: люди приходили как группами, так и поодиночке. Одновременно подъезжали все новые и новые автобусы с ОМОНом и полицейскими, они выстраивались ровными шеренгами по краю площади, слушая инструкции старших чинов.

– Так, нужно «мнение толпы» в эфир дать, – продиктовал по рации Стас. – Третий, повороши там вокруг: пусть какой-нибудь типичный молодой маргинал выскажется.

Через минуту в кадре с камеры номер три появился невысокий, почти наголо стриженный парень лет девятнадцати, говоривший крайне возбужденно и громко. Он постоянно пытался притянуть к себе микрофон, и репортеру стоило видимых усилий удерживать его на нужном расстоянии.

– Я вообще считаю, что то, что сегодня тут происходит, – парень обернулся и обвел рукой площадь. – Это… Это офигенно! Посмотрите, когда такое было – все вместе! Все русские люди вместе – независимо, кто за кого болеет! Спартачи[9]9
  Спартачи, кони, динамики – футбольные команды «Спартак», «ЦСКА», «Динамо» (жарг.).


[Закрыть], кони, динамики…

– «Анжи»! – крикнул кто-то сзади и захохотал.

– Да иди ты, – отмахнулся лысый, – «Анжи» – говно команда, кстати. Короче, все наши заряжают тут по полной! Я всю жизнь этого ждал! Русским делить нечего! Это наша земля, наша родина! И никто не даст этим дикарям тут свои порядки устанавливать!

Лысый указал пальцем в неопределенном направлении и проорал:

– За это убийство ответят ваши дети! А полисы… Полисы, я считаю, предатели русского народа! Мы их работу выполняем, город от этих тварей защищаем, а полисы загон тут устраивают на своих, на русских.

Лысый повернулся в сторону стоящего в касках ОМОНа.

– Охранники хачевские!

Стас остановил трансляцию и произнес в рацию:

– Теперь давайте изнутри толпу покажем, Десятый, у тебя диспозиция отличная, включаю.

Десятый пробирался сквозь толпу, оператор шел за ним, фиксируя происходящее. Знамена, которые развевались над толпой, поражали своим разнообразием. Здесь были привычные российские триколоры, поминальные флаги с фотографиями Дениса и Сергея. Было много флагов футбольных клубов.

Из толпы сильно выделялись представители националистических, а также патриотических политических движений. В большинстве своем люди старше тридцати, они держались несколько в стороне от молодых агрессивных ребят, составлявших основную часть сегодняшней аудитории. Патриоты образовывали небольшие ячейки, в рамках которых общались друг с другом, не принимая участия в коллективном скандировании площадных лозунгов. Многие из эмблем на их флагах, в том или ином виде, обыгрывали символы свастики или коловрата. В какой-то момент камера даже выхватила флаг черной сотни – герб на фоне черной, желтой и белой полос.

Также мелькали казачьи флаги, которые держали преимущественно взрослые казаки в полном обмундировании, однако попадались и молодые ребята. В кадре оказались двое из них, на голове обоих были казачьи папахи, один из парней держал в руках нагайку. Второй парень стоял в черной футболке с надписью «С нами Бог!».

– Опа! Опа! Девушка мелькнула! Десятый, постарайся ее разговорить, – оживился Стас.

– Убили русских парней! – у белокурой девушки в бейсболке дрожал подбородок и в глазах стояли слезы. – У них остались матери, у них остались девушки! А наша долбаная власть прикрывает убийцу! Мы не уйдем отсюда до тех пор, пока министр не назовет фамилию убийцы и не отчитается, что сделано, чтобы этого убийцу наказать! Если русские не ответят сейчас, то дальше уже всю жизнь придется стоять на коленях! Я хочу, чтобы все знали, каждая гнида знала – русских нельзя убивать! Русские за своих порвут любого! Посмотрите, кто вышел сюда сегодня?! Мальчишки, молодые пацаны, которым небезразлично, что творится в стране. А где все остальные? Вы ждете, когда к вам домой придут и застрелят вас, как Сергея и Дениса? Вы этого дождетесь, я вам отвечаю!

– Отлично, отлично! – Стас захлопал в ладоши. – Очень живо говорит, и вообще от блондинки такое услышать – это прям успех.

Периодически толпа разражалась неистовыми речовками.

– Русские – вперед! Русские – вперед! Русские – вперед! – неслось повсюду.

В эти моменты по площади словно пробегал какой-то особый электрический импульс, крепко спаивающий присутствующих в некий единый организм, в мифическое «Мы».

– Так, давайте кого-нибудь еще включим, только найдите лицо поинтеллигентнее. А то после предыдущих ораторов зритель решит, что тут сборище малолетних хулиганов.

Камера протиснулась сквозь толпу и уперлась в ярко-красный галстук, повязанный на шее долговязого бородатого мужчины лет сорока.

Репортер обратился к нему:

– Скажите, что вы думаете о сегодняшнем мероприятии? На ваш взгляд, такое масштабное событие даст ощутимый эффект?..

Стас немедленно набросился на Десятого по рации:

– Меньше субъективизма! Мы беспристрастный неангажированный канал, показываем все как есть, свои оценки держим при себе.

Десятый поправил наушник и продолжил:

– …И как вы вообще относитесь к национальному вопросу в России?

– Понимаете, к нам хлынул абсолютно бесконтрольный поток азиатских орд. И любая попытка интегрировать эти орды в наше общество – она провальна по самой своей сути. О какой интеграции можно говорить? Там, где у нас культура, – у них тандыр. Это совершенно иная парадигма жизни – если европеец веками приучен к тому, чтобы созидать, азиат приучен к тому, чтобы брать.

Чтобы говорить в микрофон, долговязому пришлось немного нагнуться.

– И то, что произошло сейчас, – это чудовищное, но абсолютно предсказуемое преступление. Является ли это вызовом? Безусловно, да. Это вызов каждому цивилизованному человеку этой страны. И сегодня, судя по количеству людей на этой площади, можно однозначно сказать, что русский народ этот вызов принял.

– Давай, закругляем его, сложновато вещает.

Репортер внезапно резко взмахнул рукой, бородач на секунду отвлекся и посмотрел на него. В этот момент оператор выключил камеру, а репортер, сдержанно сказав: «Спасибо», пошел дальше в толпу.

– Нужен экшен, срочно ищем картинку с действием. Можем перетянуть с разговорами.

– Я Двенадцатый. Тут речовки орут, могу включить.

– Речовок и так полно, нужен прямо экшен-экшен, – Стас нетерпеливо затряс ногой. – Давайте позыркайте, может, потасовка где-то, может, еще что… А то у нас зрители отваливаться начнут.

– Я Пятнадцатый. У меня, похоже, скоро полный экшен будет – тут ребятишки, кажись, какие-то бутылки готовят. Менты насторожились, че-то зреет.

– Так, Пятнадцатый, отлично, держим кнопку наготове, чуть что, сразу маякуй – и в эфир.

– Стас, это Четырнадцатый. К нам сюда идет колоритная компания.

Четырнадцатый дежурил на Моховой, у самого края площади. Стас приблизил на мониторе изображение и увидел выстроенную в ряды колонну крепких парней. Впереди шел молодой человек в короткой куртке, с синим шарфиком болельщика. Он что-то говорил, широко раскрывая рот.

– Отлично, включаю! Постарайся у того, что впереди, интервью взять.

Журналист подбежал к идущему впереди человеку.

– Телеканал «Лайвньюс». Пожалуйста, скажите, как вас зовут? И что привело вас сегодня на Манежную площадь.

– Меня? Меня зовут Илья! И привел меня сюда сегодня тот факт, что я русский националист! – громко ответил парень.

Увидев на лице репортера удивление, он продолжил:

– Здесь нечего стесняться – я националист и горжусь этим. Нам навязали мнение, что любить и защищать свою нацию постыдно, но это не так. Мы пришли сюда сегодня, чтобы показать – мы не бессловесные твари, которые будут терпеть убийства своих товарищей. Мы – великий народ с великой историей. И сегодня мы укажем нашим врагам их место.

Во время этой тирады Илья не снижал темп шага, продолжая вести колонну в сторону площади, так что журналисту с микрофоном приходилось бежать, а оператор, снимая лицо Ильи, пятился, выставив за спиной руку, чтобы не врезаться в неожиданное препятствие.

– Я готов слушать все эти разговоры о толерантности, но только после того, как я буду четко понимать: эта толерантность не закончится убийством моего брата, изнасилованием моей сестры. Сейчас призыв к любви между народами – это просто тупой развод. – Илья чеканил каждое произносимое слово. – Это не толерантность к Кавказу – это толерантность к ножам! Увидел нож в руке кавказца – молчи! Знаете, что я хочу сказать про такую толерантность? Идите на хер!!!

– Так, уже пропаганда начинается, сворачиваем, – Станислав переключил вещание на камеру, снимающую толпу в целом, а сам продолжил внимательно следить за картинкой с четырнадцатой позиции.

Дальнейшие действия ребят из колонны Ильи показались Стасу крайне хорошо организованными. По очереди от каждой шеренги отделялось по одному бойцу, они подходили к Илье, и тот негромко давал им указания, периодически показывая что-то на большом листе. Ухватить изображение с этого листа камере не удавалось, однако Стас подозревал, что это была некая карта. Каждый раз после этого старший возвращался к шеренге, и они шли прочь, быстро растворяясь в общей толпе.

– Я – Шестой. Стас, будешь смеяться, но у меня тут… Чурки, короче, случайно забрели. Пять человек.

– Шестой, ты российский журналист, – голос Стаса сразу приобрел учительский тон. – Подобные выражения недопустимы.

– Ага, верно, – нетерпеливо согласился Шестой. – В общем, пять человек, явно южных кровей, видать, случайно вышли из перехода и оказались прям в центре толпы. Стоят потерянные, манежники ими заинтересовались, в общем, по ходу, будет акция возмездия, экшен и сожжение ведьм.

– Экшен – это хорошо, включаю тебя. Обязательно пробейся к кавказцам, поговори с ними.

В кадре появилась толпа, наседавшая на пятерых кавказцев. Те, кто был ближе, со злостью били их, целясь в голову, другие выкрикивали:

– Смерть хачам!

Судя по окровавленным лицам кавказцев, избиение продолжалось уже какое-то время. Они пытались бежать, однако бежать было некуда: вокруг плотной стеной стояли люди.

– Чуркам место в Чуркестане! Чуркам место в Чуркестане!

К месту стычки протискивалась полиция, однако манежники преградили им дорогу. Семерым омоновцам удалось прорваться, и, выставив перед собой щиты, они начали оттеснять кричащую толпу от испуганно сжавшихся кавказцев, тем самым создавая для них временное укрытие. Кто-то из толпы закричал:

– Полисы, пошли вон – это мясо наше!

К кавказцам пробирался Шестой, увидев журналистов, омоновцы пропустили их внутрь небольшого круга. Кавказцы выглядели страшно: с окровавленными лицами, в порванной одежде, они закрывались руками, несмотря на паузу в избиении. Особенно внешними увечьями выделялся один из них – по пояс голый, с кровоточащей раной на месте левого глаза, он сидел на асфальте, пытаясь спрятать голову под ногами товарищей. Рана не переставая сочилась кровью, заливая ею лицо, из-за чего невозможно было разглядеть – цел ли глаз.

Шестой обратил микрофон к одному из кавказцев, в кожаной куртке.

– Как вас зовут?

– Кто? – Кавказец загнанно смотрел на репортера. – Я? А… Ислам меня зовут.

– Сколько вам лет?

– Девятнадцать… – Ислам оглядывался, с испугом заглядывая за щиты омоновцев, неожиданно он, опережая очередной вопрос, обратился к репортеру: – Помогите выбраться, пожалуйста. Машина – не машина, что-нибудь.

– Они нас убьют, – простонал парень с окровавленным глазом. – Вывезите нас из этой бойни!

– Все, говорильни хватит, теперь фиксируем развитие событий, – скомандовал Стас.

Шестой кивнул оператору, и они начали выбираться из оцепления. Спохватившись, Шестой обернулся к кавказцам и ободряюще произнес:

– Давайте держитесь, ребята.

Между тем манежники все активнее атаковали «островок безопасности», устроенный ОМОНом для кавказцев. Командовал прорывом парень из колонны Ильи.

– Шестой, тебе видно, что они делают? – спросил Стас по рации.

– Черт их разберет, но что-то серьезное, похоже, – констатировал Шестой в рацию.

Полицейские в напряженном ожидании внимательно всматривались в каждое движение манежников.

– Так, гоним туда дрон[10]10
  Дрон – беспилотный летательный аппарат.


[Закрыть], – решил Стас и тут же переключил рацию. – Седьмой, гоним дрон к западному крылу. Ориентир – семеро омоновцев вокруг пятерых брюнетов.

Радиоуправляемый вертолет с вмонтированной видеокамерой поднялся из рук Седьмого, стоявшего чуть поодаль и ждавшего отмашки. Он пролетел над площадью, попутно фиксируя толпу сверху, и завис в указанном месте дислокации. Стас всматривался в транслируемую дроном картинку, однако вертолет висел слишком высоко.

– Давай снижайся до пятнадцати метров, – дал указание Стас.

– Слушай, не хотелось бы снижаться – с пятнадцати метров камнем можно сбить, – возразил Седьмой.

– Ничего, рискнем – иначе все самое интересное пропустим.

Толпа была выстроена в форме клина. Если быть более точным – над омоновцами нависали клинья сразу с трех сторон. Во главе каждого клина стояли совсем молодые мальчишки, лет тринадцати-пятнадцати. Боец, командовавший построением, быстро ходил от клина к клину, что-то объясняя остальным.

На несколько минут наступила тишина. Омоновцы крепко держались за щиты, ожидая удара. Толпа, ощерившаяся клиньями, молчала, все смотрели на омоновцев, довольно скалясь. Один из мальчишек, стоявших во главе клина, несколько раз подмигнул омоновцу и вдруг задиристо и совершенно по-детски показал ему язык. Молчание, повисшее над толпой, нарушалось только стонами кавказца с выбитым глазом.

Неожиданно парень, который руководил построением, поднял кулак над головой и громко взревел:

– Гойда!!!

– О Господи, они что – читали Сорокина? – недоуменно пробормотал Стас.

Толпа ответила ревом – и тут же набросилась на омоновцев! Младшие бойцы прыгали на них, колотили кулаками по корпусу, по шлемам, хватали их за руки, пытаясь выбить дубинки и щиты. Омоновцы в растерянности, боясь нанести увечье детям, не решались обороняться в полную силу. Они отталкивали нападавших на них ребят, однако те снова повисали на них. В этот момент в бой пошли основные колонны. Пока подростки держали руки омоновцев, люди из толпы отнимали у них щиты, дубинки, беспорядочно колотили кулаками, валили на землю.

Один из манежников подбежал к омоновцу и острым, неизвестно откуда появившимся булыжником начал бить по прозрачному забралу шлема. По шлему пошли трещины, омоновец пытался защититься, но руки его по-прежнему держали подростки. Парень азартно бил камнем по шлему, ожидая, когда проломит его и доберется до лица, однако кто-то схватил его и отбросил в сторону:

– Сказали же, ментов не валим! Даем по ушам и выкидываем!

Вслед за этим омоновцев стали выбрасывать за пределы охраняемого ими пятачка. Участники стычки проталкивали их прочь от места готовящейся расправы. Как только оборона дала брешь, на пятачок ринулись самые нетерпеливые, начав избивать безумно вопивших кавказцев.

Неожиданно через толпу пробился Илья. Жестко отталкивая всех, кто попадался на пути, он вышел в центр и ударил ногой в спину рыжего парня, бившего кавказца головой об асфальт. Парень упал, оторопело оглянулся, увидел Илью и, резко вскочив, бросился на него, крича:

– Ты че, сука, за хачей?!

Однако двое других схватили его за плечи и что-то зашептали на ухо. Рыжий вначале вырывался, потом резко обмяк и с интересом посмотрел на Илью.

Тем временем последнего омоновца выкинули из центра толпы, и кавказцы оказались полностью лишены защиты. С разбитыми лицами, испуганные, они жались друг к другу на маленьком пятачке, кавказец с выбитым глазом сидел на асфальте и, закрыв голову руками, завывал. Сотни метров вокруг были заполнены людьми, главным желанием которых было убить их.

Илья обошел пятачок, отталкивая норовивших влезть и ударить кого-то из кавказцев.

– Круг дайте! Разошлись!

Толпа нехотя начала тесниться, по рядам пробежала волна негромкого шепотка. Маленькими шажками пятясь назад, толпа начала увеличивать площадь пятачка. Илья критично оценив масштаб перестановок, энергично подошел к одному из секторов человеческого круга и начал с силой вжимать людей, увеличивая площадь. Через несколько минут пятачок превратился в опушку метров пятнадцать в диаметре. В центре ютились кавказцы, с появившейся надеждой наблюдавшие за трансформацией их островка. Один из них, общавшийся ранее с журналистами Ислам, порывался что-то сказать.

– Камеру ниже, покажем их лица, – скомандовал Стас. Камера замерла в паре метров над толпой.

Илья остановился и посмотрел на парня.

– Че, сказать что-то хотел? – спросил он.

Тот обернулся, ища поддержки, судорожно вздохнул и начал:

– Пацаны, мы студенты…

Из толпы тут же донеслось:

– Какие мы тебе пацаны, хачила!

Кавказец продолжил:

– Мы… ничего не делали… мы… хотели на Красной площади…

Он говорил очень медленно, тщательно взвешивая каждое слово и усиленно жестикулируя, словно надеялся убедить толпу. Стас был доволен: жестикуляция всегда наполняла кадр эмоциями, не давая зрителю отвлечься от экрана.

– Мы этих ребят не знаем и… никак ни при чем… то, что с ними случилось.

Он сразу двумя руками указал на флаг с фотографиями Дениса и Сергея. Со стороны могло показаться, что кавказец молится, вытянув руки в сторону флага.

Илья, ухмыляясь, смотрел на Ислама в упор.

– А вы откуда будете? – спросил он, скрестив ноги и раскачиваясь из стороны в сторону.

– Мы вдвоем – с Дагестана, вот они – с Абхазии, а Ренат, – он указал на парня с выбитым глазом, – с Татарии.

– Татары ж не чурбаны вроде, – выкрикнул кто-то из толпы.

Илья подошел к покалеченному парню, взял его за черные волосы, поднял и показал в сторону, откуда прозвучала реплика.

– Вот это не чурбан? Ответишь за слова?

В толпе зашумели:

– Чурбаны, конечно! Иго херово!

– И что, где учитесь?

– В нефти и газа.

– Папа место купил? – почти дружелюбно улыбаясь, спросил Илья.

– Да, – неожиданно честно ответил Ислам.

Илья обернулся к толпе и жестом подозвал паренька лет четырнадцати.

– Как звать? – спросил подошедшего мальчишку Илья.

– Боб.

Илья засмеялся.

– Я говорю, звать как?

– Боря, – немного смутившись, ответил парень.

– Лет?

– Четырнадцать.

– Ага, – Илья начал что-то прикидывать в уме, – вот смотри, Боря, через два года захочешь ты поступить в Университет нефти и газа на… – он вопросительно посмотрел на кавказца в кожанке.

– Инженер-проектировщик трубопроводных транспортных систем.

– На инженера каких-то хитровыдолбанных систем, – продолжил Илья. – А тебе там скажут, извини, взять тебя не можем, у нас дагестанскими инженерами все под завязку. А все почему? Да потому что папа этого, с позволения сказать, студента наворовал мешок федеральных российских денег и на сдачу с покупки «поршика» старшему уроду с потрохами купил всю приемную комиссию этого нефтегаза для младшего. Внимание, вопрос. Что ты о нем после этого думаешь?

Илья вопросительно смотрел на Бориса. Тот молчал.

– Боря, – озабоченно поторопил его Илья.

– Он сука, – глядя в землю, тихо произнес мальчик.

Илья жестко, словно предвосхищая попытку испортить его эффектную игру, приказал:

– Ну, скажи ему в глаза!

Глаза кавказца и Бориса встретились. Глаза кавказца выражали обреченную готовность услышать любые слова. Глаза мальчишки пытались подстроиться, чувствовалось, что внутренне он пытается отвлечься от того, что перед ним живой человек, дегуманизировать его.

– Ты сука, – почти прошептал он и быстро отвел взгляд.

– Громче, Боря! Перед тобой враг! – Илья нависал над мальчишкой.

– Ты сука! – закричал тот. – Ты сука! Ты сука!

Он кричал все громче. Проорав слова в пятый раз, Боря подскочил к кавказцу и наотмашь ударил того в лицо. Кавказец закрылся руками, и Боря ударил его ногой в живот.

– Хей! Хей! Бей хачей – спасай Россию! – скандировала толпа. Боря развернулся и пошел обратно, тяжело дыша и победно задрав голову.

Илья подошел к кавказцу, все еще закрывавшему лицо, и приобнял его.

– Слышь, уважаемый, а вы че сегодня приперли на Манежку?

– Клянусь, мы не знали, что тут, – глядя на ботинки Ильи, ответил Ислам.

– Так ясен-красен, не знали, – засмеялся Илья, – иначе б за версту обходили. Че шли?

– Отдохнуть, походить-побродить, – ответил кавказец.

– Ну так отдыхай. Вон, видишь, один уже по полной отдыхает. – Илья кивком указал на сидящего на асфальте парня с выбитым глазом.

Неожиданно он отошел от кавказца и, глядя на него, начал ритмично хлопать в ладоши. Потом обернулся к толпе и жестом попросил поддержать его. Звонкие, ритмично отмеряемые хлопки стали раздаваться со всех сторон.

Кавказец смотрел на тысячи хлопающих людей, и камера, постепенно спускавшаяся все ниже, поймала абсолютную пустоту его глаз, с каждым хлопком толпы кавказцы все глубже погружались в транс, особый транс, свойственный жертвам – животным и людям перед лицом неминуемой смерти.

– Еще бы костер разожгли, шаманы чертовы, – выругался Стас, глядя на экран.

Между тем темп нарастал, и внезапно Илья негромко запел:

– Орайда райда[11]11
  Орайда райда – традиционный припев в кавказских песнях.


[Закрыть], орайда райда, орайда райда, орайда…

Со всех сторон послышался смех – собравшиеся начали понимать, к чему была эта затея. Десятки голосов присоединялись, напевая нехитрый мотив:

– Орайда райда, орайда райда, орайда райда, орайда!

Илья закричал:

– Че, джигит? Че не танцуешь?

Ислам неподвижно стоял. От толпы отделился парень, подбежал и, пнув кавказца, крикнул:

– Давай, давай! Че, на Манежке лезгинку никогда не танцевал?

Ислам неловко сделал пару шагов, потом расставил руки и начал покачиваться.

– А вы что стоите? – обратился Илья к остальным кавказцам. – Ну-ка, давайте покажите ансамбль песни и пляски имени Джохара Дудаева!

Все начали неловко двигаться, имитируя танец, из толпы раздался свист:

– Бодрее давай!

Кавказцы, переглядываясь, начали танцевать по-настоящему. Они энергично шагали, выставив руки с открытыми ладонями в стороны, пробегали по кругу, танцевали, стоя друг перед другом и выпячивая грудь. Камера зафиксировала азарт, в какой-то момент появившийся в глазах Ислама: он остервенело закружился, перемещаясь по площади. Камера показала толпу. Все по-разному реагировали на неожиданный танцевальный раж Ислама: кто-то смеялся, одни смотрели с ненавистью, другие с интересом. На лице одного из парней читалось нескрываемое восхищение, покоренный танцем, он даже покачивал головой. Ислам продолжал кружиться, постепенно обходя круг. Другие кавказцы остановились и тоже наблюдали за истеричным танцем Ислама. И тут кто-то из толпы выставил ногу, Ислам споткнулся и с размаху упал на вымощенный плиткой тротуар. Он резко поднялся, ища среди хохочущей толпы того, кто поставил подножку. Высокий светлый парень помахал ему рукой, и Ислам, с окровавленным от удара об асфальт лицом, дико взвыв, бросился на него с кулаками. Блондин грузно упал.

– Чурки восстали!!! – заорал кто-то, и на Ислама сразу же накинулись все, кто был рядом.

Ислама втянули в гущу толпы, и она сомкнулась за ним. Другие кавказцы кинулись туда же, однако по взмаху руки Ильи их задержали, но пока не били, наблюдая за расправой над Исламом.

Из толпы донесся чей-то просящий крик:

– Дайте в голову ему выписать, ну дайте я ему разочек хоть в голову выпишу!

Участок толпы, где только что исчез Ислам, бурлил от желавших принять участие в избиении.

Потом вдруг все прекратилось.

– Суку убили! – завопил кто-то.

Толпа торжествующе взревела. Илья вышел на середину круга и, в такт слогам выкидывая поднятый палец, заскандировал:

– У-но-си! У-но-си! У-но-си!

Тысячи голосов подхватили его, и над толпой разнесся победный клич:

– Уноси! Уноси! Уноси!

Камера висела менее чем в метре над толпой, тщательно фиксируя все происходящее. Один из бойцов подпрыгнул и, размахнувшись, ударил дрон по крылу. Удар получился не сильным, однако дрон завихлял, картинка на мониторе Стаса заскакала.

– Седьмой, выруливай! – закричал в рацию Стас.

Парень из толпы, видя, что дрон стал снижаться, снова приготовился к прыжку, однако в тот момент, когда он, разогнув колени, подпрыгнул, дрон под управлением Седьмого резко взмыл в воздух.

– Все, улетаем, одного трупа хватит, – прокомментировал Стас.

– Слушай, а мы что, это все транслировали? – спросил Седьмой.

– Сдурел? Когда это по российскому каналу смертоубийство в прямом эфире показывали? Это так, для закрытых показов. Ну и для личной коллекции, – немного извиняющимся тоном добавил Стас.

– Прием, это Пятый. На Театральную стягиваются кавказцы. Уже больше тысячи, думаю. И они прут отовсюду – из метро поднимаются, пешком идут, на машинах подъезжают.

– Мы их можем показать? – оживленно спросил Стас.

– Только издалека, – ответил Пятый. – Полиция выставила кордон, чтобы не пустить их на Манежку.

– Понял, включаю в эфир.

От Исторического музея тянулся многометровый кордон полиции. Стоя в четыре плотно сомкнутых ряда, полиция заблокировала практически любую возможность перемещения с Манежной площади на Театральную и наоборот.

Камера, установленная на высоком штативе, позволяла заглянуть поверх голов полицейских. Метров через семьдесят от кордона толпились кавказцы. За последние двадцать минут их численность как минимум удвоилась, и люди все прибывали. Полиция заблокировала все выходы из метро, более того, Стас прочитал на форуме «Лайвньюс», что поезда проходили станции «Охотный ряд» и «Театральная» без остановок. Несмотря на это, кавказцы продолжали стекаться на площадь. Здесь они образовывали небольшие кучки, в которых общались, временами громко хохоча и недобро поглядывая в сторону Манежной площади. Несколько сотен таких кучек выстроились вдоль полицейского кордона.

Стас внимательно оценивал меняющуюся ситуацию. Наконец он взял рацию и проговорил:

– Так, внимание всем! Срочно нужен комментарий от кого-то из кавказцев. Нужно обойти кордон полиции и позадавать вопросы.

Рация молчала.

– Ребята! Повторяю! Нужен комментарий от кавказцев! – Стас помолчал, собираясь с мыслями. – Сегодня мы делаем историю. Неужели это не понятно? Страна сейчас смотрит на Манежку нашими глазами. Вам не стыдно сказать россиянам: «Ой, извините, эти южные парни слишком опасные»?!

Из рации по-прежнему не доносилось ни звука. Стас вздохнул и, немного подумав, продолжил:

– Вы понимаете, как это будет выглядеть? С русскими, значит, вдоль и поперек поговорили, а к кавказцам подойти побоялись? Это получается, у них сила, а наши так – погулять вышли?! Ребята, вы вообще за кого?!

Рация все молчала. Стас в упор смотрел на нее, наконец она затрещала:

– Это Пятый. Ладно, я постараюсь подойти из проулков за Госдумой.

Тем временем Стас включил в эфир Четвертого, который пытался поговорить с полицейскими.

– Скажите, в случае возникновения конфликта чью сторону займет полиция? – обратился он к ходившему вдоль строя офицеру.

– Наша задача – пресекать любого рода провокации, – неохотно заговорил полицейский с погонами капитана. – Для нас нет правых, нет левых – мы обеспечиваем порядок.

– Как вы считаете, ситуация еще подконтрольна полиции или уже развивается сама по себе?

– Молодой человек, – капитан замолчал, подбирая слова, – обсуждать с вами детали моей работы я не имею ни права, ни желания.

Толпа постепенно начала расслаиваться. Партийные националисты, интеллигенты и просто прохожие, зашедшие поглазеть, оставались на площади, окружающей Манеж. Наиболее агрессивная, молодая часть толпы постепенно, словно притягиваемая близостью врага, перемещалась ближе к Историческому музею. Метрах в пятнадцати от полицейских выстроилась огромная человеческая стена.

Девушка в розовом топике залезла на шею высокому парню и через головы полицейского показывала кавказцам средний палец.

Кавказцы дружно захохотали. Один из них, в сиреневом поло, крикнул девушке:

– Давай к нам, хоть на мужчин посмотришь.

Толпа начала скандировать.

– А ну-ка! Давай-ка! Проваливай отсюда!

Пятый вместе с оператором долго шли вдоль полицейского кордона, пытаясь обойти его. Такая возможность обнаружилась в одном из проулков на Тверской. Уже через десять минут они осторожно подходили к одной из кучек кавказцев. Журналист приблизился к стоявшему чуть в стороне парню и робко протянул ему микрофон.

– Вы могли бы ответить на несколько вопросов для телевидения?

Кавказец удивленно и недружелюбно посмотрел на него.

– Э, братка, че хотел? – другой парень в светлой футболке слегка взял за локоть репортера. – Че с камерой ходишь?