Текст книги "Ловзар"

Пятый еще раз пояснил:

– Мы хотели бы задать несколько вопросов. Канал «Лайвньюс».

– Ну так давай, делай красиво, – с немного музыкальным акцентом ответил парень.

– Скажите, зачем вы сегодня пришли на эту площадь?

– Я зачем пришел? Это ты у них спроси – зачем они пришли!

– Мы спрашивали, – мягко, стараясь не переходить на иронию, ответил Пятый, – они проводят акцию памяти двух убитых граждан Российской Федерации. Кстати, что вы думаете об этом убийстве?

Парень в футболке ответил неожиданно горячо:

– Че думаем?! Полиция пусть занимается – вот че думаем! Вот они толпишку собрали – и как это поможет убийцу найти? Они че, следователи или судьи? Людей убили, а они давай балаган устраивать – поорать бы только.

Не давая Пятому задать следующий вопрос, парень взял инициативу беседы в свои руки:

– Я вот, короче, сам из Тырнауза, слышал? Ну, это у Эльбруса прям. Мне вот в школе на географии говорили, что Тырнауз – это часть России. И паспорт мне российский дали. А потом географ, если не насвистел только, говорил, что Москва – столица моей родины. И вот я в свою столицу приехал, и че-то, по ходу, не рады мне тут. Братуха, сам рассуди – какая-то херня получается.

В разговор вмешался еще один парень:

– Там вот пятерых пацанов молодых сейчас прессанули, а они вообще не при делах.

Тем временем оператор снимал общий фон. Кавказцы ходили по площади посмеиваясь, о чем-то переговаривались. Выглядели они очень уверенно. Иные стояли, засунув руки в карманы, кто-то сидел на корточках, кто-то копался в телефоне. Внезапно от толпы отделился высокий мускулистый парень с окладистой черной бородой и быстро пошел прямо к оператору. Подойдя, он с силой ударил кулаком по объективу камеры:

– Разобью тебе сейчас камеру на хер!

Стас сразу же отключил вещание, однако продолжил завороженно наблюдать за развитием событий.

– Э, стопори! Общаемся же, – вмешался парень в черной футболке.

– Какой общаемся?! Это подстава от ментов! – бородач еще раз с силой стукнул кулаком по камере.

Сразу двое начали оттеснять его от репортера.

– Слышь, Тамик, расслабься, че ты, камеру стесняешься, что ли? – гаркнул парень с монголоидной внешностью, сидевший на корточках, и все дружно захохотали.

– Ладно, все – давай, давай отсюда, – парень в футболке начал оттеснять репортера и оператора, – а то тут на напряге все, если че, под горячую руку как не хер попадете.

– Не-не, подожди, – поднялся «монгол». – Там снимают? Давай, и тут тоже поснимайте. Пусть люди весь расклад видят, а то потом покажете, с понтом: черные пришли и бедных ребятишек разогнали. – Он сплюнул.

– Прошу прощения, меня вызывает редактор, не могу ваше приглашение принять.

– А не надо ничего принимать, стой тут и снимай. Редактору скажи, на спецзадании.

– В кавказском регионе, – добавил кто-то – и снова по толпе пробежал смех.

Вслед за миграцией толпы сменила место и съемочная группа. Стас оставил Второго стоять с оставшимися у Манежа политиканствующими патриотами, все остальные выстроились вдоль кордона полиции, снимая толпу. Пятого не отпускали кавказцы, однако для сюжета это было даже неплохо – постоянное освещение событий со всех сторон придавало ему объективности.

Ситуация накалялась. Кавказцев и участников митинга разделяли менее ста метров и строй полиции. Вначале стороны обменивались грубыми выкриками и оскорблениями. Затем вдруг в сторону кавказцев полетело несколько бутылок с зажигательной смесью и дымовых шашек. В ответ те начали бросать камни. Вслед за камнями полетели тяжелые железные болты, шестеренки и просто куски тяжелого металла. Было ясно, что кавказцы тоже подготовились к сегодняшней акции.

Со стороны все это напоминало экстремальный волейбол, где игроки через полицейских, выполнявших роль живой сетки, перебрасывались всем, что попадалось под руку.

Вдруг из толпы на Манежной раздался крик: в плечо одного из парней впился нож, прилетевший с «кавказской стороны». Кто-то ошалело закричал:

– Черные на ножах!

Толпа ответила гулом и, словно разбуженная, двинулась вперед. Кавказцы свистом и улюлюканьем подзывали толпу.

– Идите сюда, девочки! Гробы готовьте! – доносились выкрики с «кавказской стороны».

Омоновцы, зажатые посредине, выставили вперед щиты, пытаясь сдержать двусторонний натиск.

К Одиннадцатому, стоявшему немного в стороне от эпицентра прорыва, подбежал наголо бритый парень лет шестнадцати. Наклонив лицо к камере, он показал зигу – постучав дважды ладонью по левой стороне груди, выкинул руку вперед и вверх. Потом, все так же глядя в камеру, он прокричал:

– Я – Саня!

На лице у Сани было торжественное предвкушение скорого радостного кулачного боя. Повязка, скрывавшая его лицо, сбилась на шею, однако юнец и не думал ее поправлять. Он возбужденно заговорил, обращаясь к Одиннадцатому:

– Покажи это все, дружище! – с этими словами он повернулся и обвел рукой видимую ему часть площади. – Русские должны увидеть все, что здесь будет! Понимаешь, сегодня великий день, сегодня каждый в нашей стране поймет, что он не один, что наша сила в единстве! Что, если мы вместе, мы любой сволочи сломаем хребет! Покажи, как мы делаем историю!

С этими словами Саня с силой хлопнул оператора по плечу и побежал вместе с толпой вперед, с криком:

– Манежка – две тыщи тринадцать! Манежка – две тыщи тринадцать!

Стас опять запустил вещание с вертолета, нарезавшего круги над местом основных действий. С воздуха открывалось грандиозное зрелище. Две огромные людские лавины двигались навстречу друг другу, разделяемые неширокой прослойкой черного цвета. Вот они споткнулись о нее, однако очень быстро начали смешиваться, и вскоре черный слой потерял цельность и стал растворяться в общем человеческом потоке. Движение остановилось. Граница столкнувшихся лавин закипела.

– Братуха, сейчас пали, короче, как мы эту толпишку поджопниками разгоним, – прокричал парень из Тырнауза и с криком «Машалла!» бросился в толпу. Пятый видел, как он, расталкивая других кавказцев, подныривая под людской поток, пробивался в самый авангард, к месту столкновения двух обезумевше ревущих потоков. Растерянно журналист следил за ним и увидел, как, пробившись к эпицентру стычки, тырнаузец отчаянно, но очень-очень технично замахал кулаками, раздавая жестокие удары всем вокруг. На какое-то время он исчез из его поля зрения, а когда появился вновь, футболка на нем была разорвана пополам и сразу дюжина рук пыталась схватить горца. Пятый видел, как он уворачивался от них, однако вскоре кто-то схватил парня за волосы, с силой подтянул его к толпе, где сразу несколько пар других рук подхватили его, подняли в воздух и забросили в образовавшееся на секунду жерло толпы, которое тут же сомкнулось, принимая жертву.

Самого Пятого вместе с оператором несло вперед. Они пытались остановиться, выбраться из человеческой гущи, однако поток лишал их права на самостоятельное движение, подчиняя общему направлению и таща в ту самую точку, где только что исчез парень из Тырнауза.

Пятый испытал ощущение, которое он помнил с детства: мчишься на всей скорости на велосипеде, а потом одно неверное движение – и вот ты уже летишь на асфальт, осознаешь, что сейчас будет больно, но никак не можешь это предотвратить. Он оглянулся назад, встретился взглядом с бледным оператором, а затем увидел «монгола», который несся вместе со всеми и, заметив взгляд журналиста, подмигнул ему. Пятый повернулся и закричал.

Камера со звоном ударилась об асфальт, и на мониторе Стаса потухла картинка под номером пять.

Глава 5

– Пассажир, сядьте, пожалуйста, на место! – с едва уловимым раздражением в голосе произнесла стюардесса.

Одутловатый мужчина, деловито достававший свои сумки из багажного отделения, не обратил на эти слова никакого внимания. Самолет продолжал уверенное руление по посадочной площадке аэропорта. Арсен не слышал слов, но видел, как стюардесса подошла к мужчине и нервно указывала ему на сиденье. Мужчина стал оглядываться, не веря, что другие еще сидят на местах. Потом принялся складывать вещи обратно. Мелькнул пакет дьюти-фри, Арсен разглядел коробку текилы Sauza и почему-то представил, как мужчина слизывает соль с обратной стороны кулака.

В салоне царило оживление. После двенадцатичасового перелета людям не терпелось выйти из самолета, получить багаж и отправиться навстречу главной цели, ради которой каждый и проделал этот утомительный путь в тесном кресле самолета.

Пожалуй, Арсен был единственным, кому хотелось, чтобы самолет летел как можно дольше. В полете его как бы не существовало для всего мира. Все проблемы оставались на земле, а в воздухе он оказывался на нейтральной территории, в компании трех сотен других людей, которые его не знали и не желали ему никакого зла. Арсен подумал, что в его нынешней ситуации равнодушие всего мира – это очень даже желательный вариант. Ты никому не нужен, но ты никому и не должен.

Арсен летел в страну, о которой не знал вообще ничего. Он не знал, какая валюта в Индонезии, на каком языке говорят местные жители, какие сувениры традиционно везут из Джакарты. А самое главное, он понятия не имел, почему летит именно туда и что его там ожидает. Иса обещал, что его встретят и помогут. Но все-таки нельзя было не признать, что в его жизни начинался период, когда все приходилось ставить под сомнение. А следовательно, и слова Исы могли оказаться лишь словами. О том, что делать, если в аэропорту его никто не встретит и он останется в чужой стране без денег, без знакомых, без телефона, Арсен старался не думать.

Вообще, вместо того чтобы думать, Арсен всю дорогу читал. Читая про город, жители которого затаились в ожидании нашествия варваров, Арсен постоянно сравнивал их страхи со своими. Ему очень хотелось сказать самому себе: «Да расслабься, вон у людей проблемы, а тебя всего лишь…» Но когда он добавлял: «А тебя всего лишь хотят убить сорок пять тысяч человек, и твой враг – один из могущественнейших людей во всей стране», – это не помогало ему успокоиться. Поэтому он старался читать, не проводя никаких параллелей.

С книгой оказалась связана серьезная проблема при вылете. После того как в Домодедове Арсен, с тяжелым сердцем соврав, что «цель поездки – туризм», прошел паспортный контроль, он попал в зону досмотра, где вдруг выяснилось, что серебряная закладка, подаренная Леной, попадает под определение «колюще-режущие». О том, чтобы зайти с закладкой на борт, не могло быть и речи. До вылета оставалось около сорока минут, и дородная женщина, сидевшая у ленты досмотра, посоветовала ему «не заниматься ерундой и выкинуть свою заточку».

Альтернативный вариант был крайне витиеватым и непредсказуемым по времени. Чтобы спасти закладку, нужно было найти начальника пограничной службы, написать заявление об обратном пересечении границы, пройти контроль, пойти на регистрацию, сдать в багаж сумку с закладкой, вновь пройти паспортный контроль, досмотр и пройти на посадку. Вероятность уложиться в сорок минут была невысокой.

Арсен крутил в руках закладку и думал, что он ни при каких обстоятельствах не должен опоздать на рейс, поскольку застрять в стране в момент объявления в розыск означало… Много чего означало. Подумав об этом, он аккуратно вложил закладку в книгу, развернулся и пошел искать начальника погранцов. Выкинуть подарок Лены он не имел права ни при каких обстоятельствах.

Дальше была длинная и нервная круговерть. Начальника пограничников не оказалось на месте, Арсену пришлось бегать искать его по терминалу, затем не оказалось в наличии бланков, а когда он наконец выбежал обратно к стойкам регистрации, выяснилось, что багаж уже отправлен и теперь ему нужно найти коробку и упаковать в нее закладку.

Когда он прибежал с коробкой обратно на регистрацию, женщина за стойкой сказала ему, что посадка заканчивается, он может не морочить себе голову и спокойно ехать домой, поскольку пройти паспортный контроль, досмотр и добежать до выхода он уже точно не успеет. Но Арсен молча развернулся и побежал обратно к пограничному контролю.

За время Арсеновой беготни там успела образоваться очередь. Он подошел к дежурному, начал объяснять, что не может опоздать на вылет, однако тот процедил: «Раньше надо было думать», – и отвернулся.

Арсен подошел к очереди. Никогда и никуда не лезть без очереди было одним из его важных принципов. Он презирал людей, которые пытались обойти необходимость отстоять в очереди, было в этом что-то очень жлобское, бесконечно нахальное, что-то в корне нарушающее само понятие справедливости.

У Арсена не было выбора. Стать в хвост очереди означало предать себя, предать близких, повернуться к врагам и сдаться. Поэтому, как только Арсен увидел, что стрелка, показывающая, что воротца для прошедшего контроль сейчас откроются и его место для аудиенции с пограничником сейчас освободится, он сразу же, быстрым шагом пошел к окну, обойдя шестерых человек, стоявших перед ним.

– Молодой человек, вы куда?! – закричала взрослая женщина в очках, чья очередь на самом деле должна была быть сейчас.

Арсен не оглянулся и, подойдя к окошку, протянул пограничнице документы.

– Хам бесстыжий! – раздалось сзади.

– Ну а что вы хотели от этих, – произнес мужской голос.

Арсен вздохнул.

Часы показывали, что остается семнадцать минут до вылета и две минуты до окончания посадки.

Пограничница вернула ему документы и, на ходу снимая ремень и доставая телефон, он подбежал к зоне досмотра.

Дальше был марафонский забег по длинному коридору Домодедова. Когда он добежал до своего выхода, то обнаружил, что дверь уже закрыта, а сотрудница авиакомпании собрала вещи и уходила.

– Пустите… Пожалуйста… Пустите в… – Арсен пытался отдышаться.

– Посадка закончена, молодой человек, – холодно ответила девушка, даже не посмотрев в сторону Арсена.

Сердце Арсена колотилось. Ему нужно было улететь. Во что бы то ни стало. Он подбежал к двери, ведущей к телепортеру, и дернул ее. Удивительно, но она оказалась открытой.

– Туда нельзя, – закричала девушка, но Арсен уже бежал по длинному извилистому туннелю. Рифленый узор металлических стен при беге оживал, превращаясь в незатейливую анимацию. Подбегая к изгибу телепортера, Арсен внутренне сжался от мысли, что за ним может оказаться обрыв или какая-то иная преграда, однако вместо этого за поворотом он увидел дверь. Дверь в самолет. Открытую дверь в самолет.

Он замедлил шаг и вошел в кабину. Стюардесса немного удивленно поздоровалась, и Арсен прошел к своему месту.

Через минуту в кабину вошла девушка со стойки. Она что-то спросила у стюардессы, и та указала ей на Арсена. Девушка пошла к нему. Арсен внутренне решил, что не встанет с места ни при каких обстоятельствах. Если захотят его выгнать – придется звать охрану.

Девушка подошла к нему и молча протянула руку. Арсен вопросительно посмотрел на нее.

– Ваш билет. Мне нужен ваш билет.

Арсен секунду поколебался и затем протянул девушке билет.

Она сверила его со списком, который держала в другой руке, поставила там отметку и, оторвав часть билета, вернула корешок Арсену.

– Доброго пути, – сказала она и неожиданно тепло улыбнулась.

И вот двенадцать часов спустя Арсен вышел из терминального автобуса. Багажа у него не было, и, пройдя паспортный контроль, он сразу же направился к выходу. Идя по длинному коридору, Арсен чувствовал странное волнение. Такое же волнение охватывало его, когда на соревнованиях по танцам он шел из-за кулис на сцену. Такое же волнение он испытывал, идя на решающее собеседование в банк. Теперь он двигался навстречу кому-то ему не известному, но от чьего участия зависела его дальнейшая жизнь.

Арсен очень не любил зависеть от кого-то, просить чьей-то помощи, быть кому-то должным. Однако сейчас у него не было выбора. Он шел, надеясь, что скоро все изменится. Что скоро кто-то большой и невидимый наиграется с его жизнью и вернет ее ему.

Каждый, в кого он вглядывался, тут же радостно преображался и произносил сакральное «тáкси!».

Ни одного знакомого лица!

Арсен продолжал оглядываться.

Вокруг встречались люди, кто-то обнимался, кто-то жал руки, кто-то торговался с таксистами, однако никто не спешил подойти и сказать: «Привет, я от Исы». Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Арсен стоял и ждал, постепенно свыкаясь с мыслью, что помощи не будет. Что он вновь один на один со своей бедой.

– Молодой человек, ваши документы?

У Арсена в голове пронеслась глупая мысль: «Неужели тут говорят на русском?» Затем он подумал о том, возят ли арестованных на обычных пассажирских самолетах или, может, существуют и специальные тюремные… Арсен повернулся, протянул паспорт…

Перед ним стоял Антон! Тот самый щекастый крепыш Антон, вечно обыгрывавший Ису в нарды.

Антон, довольный эффектом от своей незамысловатой шутки, улыбался.

– Добро пожаловать в Индонезию, бродяга, – сказал он и обнял все еще растерянного Арсена.

* * *

– Путь у нас дальний, – сказал Антон, – так что устраивайся поудобнее.

Машину потряхивало. Они ехали по извилистой дороге, петлявшей в пальмовых зарослях. В старенькой «Тойоте» пахло нагретым дерматином. Арсен вспомнил, что когда-то в детстве ему очень нравился этот запах, исходивший от обивки в стареньких маршрутках-«рафиках».

Антон с Арсеном сидели на заднем сиденье и смотрели каждый в свое окно. Водитель периодически пытался заговорить с ними на ломаном английском, но ни у одного, ни у другого не было настроения поддерживать беседу.

– Слыхал, вчера на Манежке по твою душу собирались? – неожиданно спросил Антон.

– Скорее даже видал, – усмехнулся Арсен.

Они помолчали.

– Чем, кстати, закончилось? – спросил Арсен.

– Не думаю, что слово «закончилось» здесь подходит, – ответил Антон. – Вчера собралось пятнадцать тысяч молодых да удалых, сначала погутарили, а потом зачесались кулаки. Вашим ребятишкам тоже дома не сиделось, поперли на Манежную, так, чисто поразмяться.

Машина подскочила, пассажиров и водителя сильно тряхнуло.

– В общем, по итогам встречи. Двадцать семь трупов, из них четверо омоновцев и один журналист. Со всей Москвы ментуру стянули, и в конце концов дерущихся удалось разнять. Но почувствовав вкус крови, хлопцы с обеих сторон по домам расходиться не спешили и по всему городу и даже на станциях метро устроили небольшие сабантуйчики с бесплатной раздачей оплеух прохожим. Итого еще плюс два трупа.

– Жалко людей, – заметил Арсен.

– Людей – жалко, – неопределенно ответил Антон, акцентировав первое слово.

Дорога действительно оказалась дальней. Добирались они почти сутки. В пути несколько раз делали пересадку с одной машины на другую, каждый раз Антон долго выбирал, кто их повезет, заговаривая с несколькими водителями. После третьей пересадки Арсен понял, что Антон намеренно выбирал тех, кто совершенно не говорил по-английски.

Антон назвал водителю очередное сложное название местного города. У Арсена не возникло никакого желания узнать, был ли этот город, о котором он никогда не слышал, последней точкой их путешествия, а если нет – то куда они в итоге направляются. Арсен никак не мог повлиять на их маршрут, а следовательно, и знать об этом маршруте ему было не обязательно.

– Почему именно Индонезия? – поинтересовался он.

– В моем представлении Индонезия – идеальное место для того, чтобы укрыться от ненужных взглядов, но при этом жить как считаешь нужным.

Арсен засмотрелся на здание, в котором, судя по всему, размещалась местная школа. К нему на мопедах подъезжали мальчишки и девчонки, одетые в немного забавную школьную форму.

– Во-первых, для большинства местных любой чужак – только чужак, и все. Спрашивать у них: а не встречал ли кто вот этого человека – это все равно, что кассиру в московском метро показать фотографию узбека и спросить, покупал ли он проездной на прошлой неделе.

Арсен усмехнулся.

– Во-вторых, как видишь, добираемся мы не самой прямой дорогой. Сейчас, с восемью пересадками, исколесим всю Индонезию, и у ищеек в итоге будет только один факт – что ты пересек границу. Отследить твои перемещения внутри страны – задача нерешаемая. В-третьих, я восемь месяцев прожил тут в разных районах, но до сих пор не знаю, как выглядит их полицейская форма. Так что неожиданной проверки документов и заломанных рук можно не бояться.

Антон задумался и добавил:

– Ну и потом, мне нравятся балийские танцовщицы.

Автомобиль подъехал к оживленной площади и остановился. Люди сновали туда-сюда, шумно копошились, переругивались, таскали пакеты, мешки, корзины, коробки.

Арсен вышел из машины и сразу же увидел океан.

* * *

Они сели на катер. Вместе с ними погрузились еще несколько десятков местных жителей, принявшихся деловито обустраиваться в каюте, загромождая проходы между деревянными скамьями своей пестрой поклажей.

– Извини, с удобствами тут не очень. Оттуда, – Антон показал пальцем на соседнюю пристань, – отправляется катерок пороскошнее для туристов. Но там многовато русских. А нам сейчас совершенно ни к чему играть во встречу на чужбине.

Катер зажужжал и отплыл от пристани.

– Кстати, давай-ка, чтоб в дальнейшем к этим разговорам не возвращаться, сразу определимся с несколькими несложными правилами.

Арсен безразлично пожал плечами. Антон продолжил:

– Первое. Самое важное. Никаких контактов ни с кем, кроме меня. На ближайшее время я твой единственный друг, жена, мать, психолог и охрана.

– Мать с ума сойдет…

– …Когда узнает, что это в поисках ее сына пятнадцать тысяч человек разгромили пол-Москвы, – подхватил Антон.

Ответить Арсену было нечего. Действительно, в его ситуации для близких лучше было бы считать его пропавшим.

– Вообще, даже если предположить, что ты возьмешь и позвонишь маме, я слабо себе представляю, что ты скажешь. «Привет, звоню из Индонезии, где скрываюсь от обвинений в двойном убийстве, не скучайте, целую»?

Антон помолчал и, видимо, почувствовав напряжение Арсена, добавил:

– Короче, Арсен, давай так. Я слышал от Исы о том, что ты парень крайне ответственный. Близкие поволнуются, поищут тебя, а там, глядишь, ты уже и вернешься. Если вся эта конспирация затянется – будем искать возможность известить их о том, что ты здоров и греешься на солнышке.

Антон вытащил из кармана старенькую «Нокию» и протянул Арсену.

– Здесь забит только один номер – мой. Другие номера тебе тут совершенно не нужны.

– А Иса? – спросил Арсен.

– Связь с Исой – через меня, – спокойно ответил Антон. – Теперь второе. Не вздумай расплачиваться своей картой.

Антон полез в карман и достал ворох разноцветных купюр.

– Деньги у них, как в «Монополии».

Сложив купюры в аккуратную пачку, он протянул их Арсену.

– Здесь баксов восемьсот, на первое время хватит. Все равно тратить их тут особо не на что.

Арсен автоматически положил купюры в задний карман.

– Третье, для местных ты просто турист. Приехал на пару недель позагорать. С русскими не общайся – чревато. С нерусскими русскими – тем более.

Катер запрыгал по волнам, и у Арсена слегка закружилась голова.

– Четвертое, в «Инстаграм» выкладывать счастливые селфи на фоне океанского заката не стоит.

Оба усмехнулись. Затем Антон посерьезнел и подытожил:

– В общем, думай о том, что сейчас где-то далеко есть двое могущественнейших дядек, воюющих за твою жизнь. Один, если одержит победу, – вернет твою жизнь тебе с дружескими напутствиями. Если выиграет второй, – Антон на секунду задумался, – пропустит твою жизнь сквозь офисный шредер – и тут же об этом забудет. Так вот, держи в голове, что, соблюдая правила, ты сильно поможешь первому.

Арсена неприятно кольнула констатация того, что его роль в собственном спасении сводится к тому, чтобы не быть замеченным.

– Антон, знаешь, я никак не могу понять: как так случилось? Мне иногда хочется поднять голову наверх и спросить: а от меня здесь вообще хоть что-то зависит?

– Это действительно крайне интересный вопрос, – бодро воскликнул Антон, – я тоже часто задаю сам себе похожие вопросы. В нашей жизни такое случается часто – кто-то другой назначает тебя виновным, кто-то другой снимает с тебя виновность. Это нормально. Я, например, почти привык.

После катера они снова сели в машину, которая долго их везла. Была глубокая ночь, однако Арсен почувствовал, что климат был здесь совсем другим – теплым, даже душным. Казалось, что они попали в парную.

Всю оставшуюся дорогу Арсен проспал. Через три с лишним часа его разбудил Антон, они вышли из машины и пошли пешком.

Минут через пятнадцать Арсен увидел небольшой аккуратный дом. Он стоял чуть поодаль от остальных строений. Перед домом был небольшой дворик, огороженный забором.

Антон достал из кармана ключи и передал их Арсену.

– А можно узнать, где мы? – спросил Арсен.

– На Бали, в Чандидасе.

– Всегда мечтал бросить работу в офисе и пожить на Бали, – съязвил Арсен.

– Мечты сбываются, Арсюха! – засмеялся Антон. – Двести метров до океана, кстати.

Арсен рассматривал связку ключей. Антон стукнул его по плечу и сказал:

– С новосельем, брательник. Спокойной ночи!

Он развернулся и пошел прочь.

– Антон! – окликнул его Арсен.

Тот обернулся.

– Тебе-то это зачем?

– Ради мира во всем мире, – не задумываясь, ответил Антон.

* * *

Арсен вошел в дом. Воздух в комнате был таким же плотным и влажным, как и на улице. Он сразу же инстинктивно поискал глазами кондиционер, не нагибаясь, стянул кроссовки, подошел к висевшему на стене пульту и нажал кнопку. Кондиционер, пожужжав, отворил створки и выдохнул в лицо Арсену прохладную струю. Воздух погладил его, и Арсену даже показалось, что он почувствовал, как стянулись поры кожи. Арсен поставил сумку с вещами на пол и огляделся.

Небольшая прихожая предваряла вход в просторную гостиную, пол в которой был выложен матово-серой плиткой, так что сквозь носки Арсен ощутил холод камня. Мебели было немного – обитый драпом диван, журнальный столик, деревянный шкаф с пустыми полками за стеклянной дверцей. Посреди гостиной стояла тумба с большим плазменным телевизором – похоже, здесь, на Бали, людям были свойственны те же представления о досуге, что и в России.

Арсен прошел по коридору. Он остановился перед дверью, которая, судя по шильдику с радостным азиатским карапузом, сдувавшим с рук мыльную пену, вела в ванную. Еще не открыв дверь, Арсен ясно представил, что там на стенах должен быть белый кафель. Так и оказалось. Еще в ванной он ощутил запах хлорки. Арсен поежился – в сочетании с белым кафелем этот запах сразу же напомнил ему о больнице. Арсен покрутил кран, проверил напор и наличие горячей воды. Продолжая идти по коридору, он попал в большую кухню.

Во всех комнатах было чисто, однако сразу же чувствовалось, что с самого начала дом готовился под сдачу в аренду. Это было видно по нейтральным цветам отделки – преобладали серый, белый и коричневый тона. О том же свидетельствовала мебель – купленная явно в расчете на устойчивость к внешним воздействиям, а не на гармонию с остальным интерьером.

Чего не хватало дому – так это уюта. Арсен на каком-то подсознательном уровне почувствовал, что в этом доме никогда не смеялись дети, здесь никто никогда не признавался в любви, здесь не бывало торжественных семейных ужинов – дом всегда сдавали, и ни для кого он не был домом в большем смысле, чем место, куда приходят поспать.

Арсен подошел к холодильнику и зачем-то открыл его, хотя есть совершенно не хотелось. В холодильнике стояла большая бутылка питьевой воды и чаша с фруктами – видимо, приветственный комплимент от хозяев квартиры. Арсен потянулся к фруктам. Вначале он решил было попробовать красивый красный фрукт, выглядевший так, словно вместо кожуры на нем была броня, однако потом все-таки остановил свой выбор на обычной (во всяком случае, на вид) груше. Идти к умывальнику было лень, поэтому он просто вытер грушу о футболку.

На вкус груша действительно оказалась самым обычным дюшесом. Арсен продолжил изучать дом. Вторая комната представляла собой небольшую спальню, сильно напомнившую ему стандартный номер четырехзвездочных отелей. Возле кровати стояла тумбочка со светильником, и Арсен почти автоматически проверил, работает ли он.

Потом он лег на кровать, слегка покачался на ней, испытывая пружины, и, задумавшись, замер.

На Кавказе отношение к дому было особенным. Дом для кавказского человека был некой эссенцией его существования – фактически именно дому человек посвящал свою жизнь. Ради того, чтобы построить дом, человек всю жизнь усердно работал, во многом себе отказывая. Любые свободные деньги люди пускали не на путешествия, не на шопинг, а на апгрейд дома – возведение пристроек, укрепление крыши, обновление мебели. В итоге дом превращался в некую самоцель, закрывая экзистенциальные проблемы человека, направляя и мотивируя его.

По дому оценивали успешность человека, именно дом был мерилом достатка. Каждому гостю устраивали экскурсию по дому, новоселья зачастую не уступали по размаху свадьбам.

Арсену казалась сомнительной идея возводить такой культ вокруг жилья, сам он, с тех пор как переехал в Москву, всегда что-то снимал. Когда-нибудь позже он собирался определиться с покупкой квартиры, однако точный срок этого «когда-нибудь» Арсен никогда не ставил, считая покупку жилья делом второстепенным.

А сейчас Арсен вдруг почувствовал мощное желание иметь дом, в который будут приходить гости, на веранде которого он будет по выходным жарить шашлык. Дом, ради которого он будет много и тяжело работать, стараясь сделать его еще более просторным и уютным. Дом, в котором будут весело кричать дети, бегая по комнатам, играя в прятки. И, конечно же, дом, в котором его всегда будет ждать Лена.

В этом доме все должно было быть иначе, чем здесь, в безликом доходном домишке где-то на краю Бали. Все эти образы резко, в одну секунду накатили на него. Все, что раньше казалось ему мещанством, теперь вдруг стало означать для него счастье. Стало символом, ради которого он должен был пройти через все – и вернуться.

Неподвижно пролежав с этими мыслями несколько минут, Арсен почувствовал, что на него начала накатывать сонливость, и, секунду подумав, бороться с ней или поддаться, он полуприкрыл глаза и повернулся на бок. С соседней подушки на него глядело огромное зеленое насекомое. Словно приветствуя Арсена, насекомое шевелило длинными зелеными усиками.

Арсен резко вскочил.

В голове всплыло имя насекомого – богомол. В душе расползалось неприятное, даже мерзкое чувство. Это был не страх, скорее это было отчуждение от помещения, которое Арсену теперь предстояло называть своим домом. И этот дом он должен был делить со странным зеленым чужаком, по-хозяйски забравшимся на его постель. Если от воров его, хотя бы условно, защищала дверь, то в случае с крошечными чужаками, извергаемыми джунглями, Арсен был беззащитен.