Текст книги "Клинком и сердцем. Том 3"

– Я, конечно, всем сердцем верю в исключительное послушание господ боевиков и в то, что они ревностно соблюдают правила больничного крыла. Но на всякий случай должен предупредить, что карвейн вам всем в ближайшие дни строго противопоказан. Самое большее, немного столового вина за обедом.

– Милорд магистр! – запротестовал Аластор, чувствуя себя исключительно глупо. – Мы не собирались!

– Вот и славно, – отозвался разумник. – Потому что в противном случае головная боль вам обеспечена, а магистр Бреннан принципиально не лечит подобные последствия.

– Полностью с ним согласен, – буркнул Аластор. – За собственную глупость нужно уметь отвечать. Скажите, милорд, а когда мне разрешат посещения? Хотелось бы увидеть родителей. Можно хотя бы известить их о моём возвращении?

– В этом нет нужды, – спокойно ответил Роверстан. – В особняк Вальдеронов уже послали письмо сегодня утром, и ваши почтенные родители приедут сюда после обеда. Вы как раз успеете принять очередные процедуры и отдохнуть.

Отец! Матушка! А может, и месьор д’Альбрэ! Наконец-то он увидит их и сможет успокоить! Сказать, что вернулся почти невредимым, и теперь всё будет по-прежнему!

«По-прежнему? – язвительно переспросил его внутренний голос. – Не обманывай сам себя. Тебе никто не позволит просто вернуться к обычной жизни. Невидимое клеймо королевского бастарда не сведёшь, в отличие от лошадиного. Ты всегда будешь окружён жадным вниманием сплетников и просто любопытных. Косые взгляды, шепотки… Никто больше не увидит в тебе наследника Вальдеронов, обычного юного дворянина со своими мечтами и желаниями. От тени Дорвеннов за спиной ты уже никогда не избавишься. И твоим родителям, между прочим, придётся ещё хуже, чем тебе. Позор-то ляжет на них!»

– Вы не рады? – проницательно поинтересовался Роверстан. – Этот визит всегда можно перенести, пока вы окончательно не поправитесь.

– Что? Нет, я очень рад! – заверил его Аластор. – Дело совершенно в другом.

Он вдруг задумался, а что магистр делал на том холме? Проезжал мимо и увидел бой? Но там поблизости не было ни одной дороги в прямой видимости. Так что могло понадобиться главе Белой гильдии в пограничной глуши? Спору нет, появился он исключительно вовремя, но как и откуда?

А ещё кольнуло понимание, что он признал себя должником за спасённую жизнь, но Роверстан, возможно, ожидает возвращения долга от принца, а не от обычного дворянина.

Аластор посмотрел на разумника, который стоял у окна и с совершенно непроницаемым лицом глядел в сад. Оттуда слышались возгласы и звонкий заливистый лай, временами переходящий в басовитое гавканье. Счастливый Пушок примерял и настраивал новый голос…

– Милорд Роверстан, – начал он. – Я действительно вам очень благодарен. И если могу чем-то вернуть долг жизни…

– Я же говорил, в этом нет ни малейшей нужды. – Разумник повернулся и ответил Аластору прямым откровенным взглядом. – Давайте расставим все руны в звезде, милорд Вальдерон. Вы мне ровным счётом ничем не обязаны. Право, не буду же я выставлять счёт за моток хирургической нити и полчаса своего драгоценного времени, которое потратил на операцию.

Его чёрные глаза весело блеснули, и разумник удивительно напомнил Аластору месьора д’Альбрэ. И даже серьги у них в одном и том же ухе… А Роверстан продолжил:

– К тому же на том холме я преследовал собственные интересы, которые вас никоим образом не касаются. Так что успокойтесь, вы мне ничего не должны. Но если позволите, я попросил бы ответа на один вопрос.

– Разумеется, милорд, – настороженно отозвался Аластор.

– Вы твёрдо решили отказаться от титула и положения наследного принца? Уверяю, я спрашиваю не из пустого любопытства. Я магистр гильдии и отвечаю за своих людей. Ваш отказ будет иметь огромное политическое значение, и мне необходимо знать, к чему готовиться, если королевская династия прервётся.

Он был совершенно серьёзен и спрашивал спокойно, без тени фальши или алчного интереса, поэтому Аластор ответил тоже с полной откровенностью:

– Да, милорд, я решил именно так. Не чувствую в себе ни сил, ни права взойти на трон, не говоря уже о желании.

– Полагаю, сложность именно в отсутствии желания? – подсказал ему разумник. – Ваше право несомненно, что касается сил, то никто не знает заранее, на что способен. Если бы вам несколько лет назад сказали, что ваша судьба – спасти Дорвенант, вы бы поверили? Но ведь закрытием Разлома вы сделали именно это.

– А вот теперь моя очередь сказать, что главная заслуга принадлежит не мне, – усмехнулся Аластор. – Без моих спутников я бы не проехал и середины пути. Да что там, даже из столицы не выбрался бы. И что сотворила Айлин, вы знаете не хуже меня. Право, милорд, отдать чашку своей крови – невеликий подвиг. Примерно, как потратить полчаса времени и моток ниток.

– Туше!

Роверстан склонил голову, признавая пропущенный удар, словно в тренировочном поединке, и его глаза снова весело блеснули.

– Что ж, тем сильнее мне жаль, что вы отказываетесь, – сказал он всё с той же подкупающей искренностью. – Дорвенант заслуживает короля, который не только знает правила чести, но и живёт по ним.

– И даже уговаривать не станете? Как лорд-канцлер, например…

Разумник пожал могучими плечами.

– Я уверен, что человека нельзя насильно сделать счастливым, – уронил он. – Или заставить выполнять долг. Вы считаете, что достаточно сделали для Дорвенанта, кто я такой, чтобы спорить об этом. Да, вам будет нелегко отказаться от титула, но если проявите должную уверенность, рано или поздно от вас отступятся. Возможно, вам даже позволят жить, как вы хотите… – добавил он с явной неуверенностью, напомнившей Аластору рассуждения Лучано. – В любом случае, у вас будет гораздо больше свободы, это верно. Что касается Дорвенанта… Он уже пережил множество не самых лучших королей и, надеюсь, переживёт ещё одного, кто бы это ни был.

– У Дорвенанта есть королева, – бросил Аластор. – Принцессы-наследницы. Лорд-канцлер и лорд-протектор. Королевский Совет Трёх Дюжин, в конце концов!

– Королева может лишь хранить трон для своих дочерей, – мягко возразил магистр, – а принцессы слишком малы. Вы же не думаете всерьёз, что девочки их лет способны управлять государством? Они сами нуждаются в помощи и защите. Лорд Аранвен, при всём моём глубоком уважении, уже немолод и вскоре уйдёт на покой, а его сын ещё слишком неопытен. Со временем он станет прекрасным канцлером, но будет ли это время у Дорвенанта? Что касается лорда Бастельеро… Он великолепно умеет выигрывать войны и справляться с разрушениями, но… вряд ли что-то способен построить. Я уверен, как ни кощунственно это звучит, счастливее всего лорд Бастельеро был во время войны, а затем во время нападения демонов. Не потому, что он негодяй, желающий зла своей стране! Вовсе наоборот! Просто мирное время не для него. Лорд Бастельеро понятия не имеет, как жить без свистящих над головой снарядов и демонических атак. Вот с ними он прекрасно знает, что делать, но король на то и король, что должен думать об урожае, дорогах, падеже скота в провинции, сборе налогов и тысяче других скучнейших вещей. Вставать на рассвете, как вы верно изволили заметить, и заниматься делами до позднего вечера… Право, мой юный лорд, я прекрасно понимаю, почему вы не хотите взваливать на себя эту страшную ношу!

– Но Дорвенант же не останется без короля, если я откажусь. Я мог погибнуть по пути к Разлому! Или вообще умереть в младенчестве!

– Но не умерли и не погибли, – парировал магистр. – Нет-нет, я действительно вас не уговариваю! Владения Вальдеронов обширны и прекрасно управляются. В своё время вы их унаследуете и проживёте долгую спокойную жизнь, наслаждаясь покоем. А на трон… да сядет кто-нибудь, не сомневайтесь. Например, лорд Девериан, считающий, что можно до бесконечности поднимать налоги и обдирать голодающих крестьян, у которых мороз побил посевы. Помнится, он предлагал именно таким способом пополнить казну. Ведь вместо умерших от голода селян уцелевшие нарожают новых. Или вот лорд Логрейн. На предложение строить мануфактуры и фабрики он ответил, что это козни алчных магов, которые хотят нажиться на государстве.

– Что за бред? – вырвалось у Аластора. – Да у нас в поместье небольшое кожевенное заведение приносит изрядную часть дохода! А была бы полноценная мануфактура…

Он осёкся, разумник же неумолимо продолжал:

– Чуть больше месяца назад Королевский Совет проголосовал против предложения канцлера изменить налоговую систему и отдать право сбора провозных пошлин короне. С точки зрения Совета нам не нужны фабрики и мануфактуры, которые кормят Фрагану, Итлию и даже Арлезу. Нет денег? Просто потрясти купцов, как предлагает лорд Логрейн, и в казне снова зазвенит золото.

– Но нельзя же это делать до бесконечности! – возмутился Аластор. – Даже овцу стригут не каждый месяц, а когда отрастёт новая шерсть. И не в самые морозы! Если это понимаю я, простой провинциальный дворянин, то почему Совет…

– Потому что милорды члены Совета знают овец только в виде вкусного жаркого и нарядной крашеной шерсти, – утомлённо объяснил Роверстан. – Чего стоит выкормить овцу, они понятия не имеют. Большинству из них неизвестно, почему налоги собираются осенью, и что выгоднее – продать сырую шерсть на фабрики Арлезы или поставить сукновальни в Дорвенанте, а потом готовую ткань, обработанную артефакторами, отправить на фраганские и арлезийские рынки… Впрочем, простите, я увлёкся. Не сомневаюсь, на землях Вальдеронов именно так вскоре и будет. А остальной Дорвенант…

– Прекратите, – прошипел Аластор, стискивая ладонями снова занывшие виски. – Вы думаете, я не понимаю, что вы сейчас делаете? То же самое, что и канцлер!

– Найдите в моих словах каплю лжи, и я немедленно извинюсь, а потом замолчу, – холодно возразил разумник. – Но от моего молчания ничего не изменится. Вы знаете правду, лорд Вальдерон. Дорвенанту нужен король не меньше, чем поместьям Вальдеронов – рачительный умный хозяин. Вы проехали эту страну, вы видели её, она стонет от нищеты. Никто не может заставить вас принять корону – увы, это горькая истина. Ну так не принимайте. Живите спокойно в своём уютном цветущем поместье под властью его величества Бастельеро или его величества Сазерленда. Для вас-то ничего не изменится.

– Я вас ненавижу, – выдавил Аластор. – Вы же всё понимаете…

– Да, милорд, – кивнул разумник, и взгляд его чёрных блестящих глаз показался Аластору очень грустным. – Вам не нужна власть ради власти, иначе этот разговор не имел бы никакого смысла. Лорд-канцлер Аранвен просил вас взойти на трон. Я прошу гораздо большего! Загляните себе в душу и скажите, сможете ли вы жить в ладу с самим собой, если этого не сделаете?

Перед внутренним взором Аластора мелькнуло худенькое серьёзное личико Дани и морщинистое лицо старухи, имя которой он, к своему стыду, забыл. Улицы Шермеза, о котором он сам с таким возмущением рассказывал Аранвену… Да, это не его личное поместье и не его люди. Да, он может просто отступить! Отдать корону кому-то другому, принести вассальную присягу и заниматься чем угодно! «Ты за всё отвечаешь сам, – словно шепнул ему на ухо мягкий голос арлезийца, их странного знакомого на один вечер, чей подарок уже изменил судьбу всех троих. – И, значит, решать тоже должен сам…»

Всё верно. Никто не может его заставить. Кроме него самого.

– Я этого не хочу, – обречённо сказал Аластор и посмотрел в полные сочувствия глаза разумника. – Но я это сделаю. Можете так и передать канцлеру.

«Только не радуйтесь, – добавил он про себя. – Если мне придётся стать королём, вас, милорд, я сделаю одним из своих советников. И на благо Дорвенанта вы будете трудиться рядом со мной».

Что-то во взгляде Роверстана изменилось, а затем магистр отвесил ему глубокий почтительный поклон, уронил: «Я вас оставлю, если позволите», – и вышел из палаты.

Аластор посмотрел ему вслед, чувствуя себя так, словно только что выдержал самый важный и тяжёлый поединок в своей жизни, только непонятно, выиграл или проиграл.

Через несколько минут в комнату скользнул Лучано и протянул ему чашку с дымящимся шамьетом, пояснив:

– Я попросил на местной кухне разрешения сварить самому. Пей, а то на тебе лица нет… Что, такое неприятное лечение?

– Лечение? Не очень, – рассеянно отозвался Аластор. – Слушай, Лу, а ты не знаешь, между магистром Роверстаном и Айлин… что-то есть?

Итлийский котяра бросил на него праведно-укоризненный взгляд и чопорно вопросил:

– Друг мой Альс! Не ты ли у некоего озера учил меня приличным манерам и утверждал, что наша драгоценная синьорина тебе как сестра?! Сплетничать о сестре с её собственным братом?! Да ещё о благородной даме? За кого ты меня принимаешь?

– Ну ты и… нахал! – растерялся Аластор, который даже не представлял, что против него обернут его собственные слова. И главное, кто?! – Ладно… А о постороннем лорде ты посплетничать можешь?

– Хм… – Лучано напоказ задумался, а потом просиял: – Альс, да ты становишься похож на человека, а не на статую рыцаря! О лорде – это сколько угодно. Тебя интересует грандсиньор Роверстан? – Он дождался кивка Аластора и принялся перечислять, загибая пальцы и не забывая следить за енотом, который полез в розы: – Отец – королевский архитектор, простолюдин, но принят при дворе. Мать вроде бы арлезийка. Состоятельная приличная семья, но самую блестящую карьеру сделал сам синьор Дункан. Ах, какое имя… И какой мужчина… Молчу-молчу, не сверкай так глазами. Уже и восхититься нельзя… Я же с полным уважением!

– Айлин, – напомнил Аластор.

– А ты сам как думаешь? – вздохнув, посмотрел на него Лучано. – Он примчался к Барготову холму на полчаса позже нас. А мы ведь сокращали путь, как могли. Значит, грандсиньор маг летел по дорогам сломя голову и не щадя свою арлезийскую зверюгу. А потом он вытащил синьорину из Разлома. Не спрашивай – как. Я только помню, что он ругался, словно портовый грузчик, и пытался взломать Разлом, будто гуардо – винный склад.

– Он спас Айлин, – кивнул Аластор, у которого несколько просветлело на душе. – И меня… Очень достойный человек. А… она?

– Она… – протянул Лучано. – Ну если бы я даже не видел, как она на него смотрит, то… Видишь на столике стакан? А в нём одна веточка?

– И что?

Аластор с недоумением пригляделся. Действительно, веточка с ярко-красными цветами. Броская, но словно спрятанная среди остальных букетов от чужих глаз.

– Я помню каждый букет, принесённый синьорине, – объяснил итлиец. – И те, что отнёс в коридор, и оставшиеся. Когда мы уходили, этой гранатовой веточки не было. А после визита грандсиньора Дункана она появилась. И кому сегодня снились цветущие гранаты? Мне, конечно, тоже могли, но настоящие, а не такие… словно нарисованные. А сны у нас, между прочим, были общие…

– Я понял, – проговорил Аластор и застенчиво отвёл взгляд от ветки, словно она могла завянуть под его взглядом.

Значит, Айлин и этот разумник… Он, конечно, не из Трёх Дюжин, однако магистр гильдии – всё равно прекрасная партия. И если у него честные намерения, репутация Айлин будет спасена. Конечно, Аластор и сам готов был предложить ей… В общем, готов! Но если она любит Роверстана – это совсем другое дело. Можно только порадоваться за них обоих! Мужчина, который примчался спасать Айлин из лап самого Баргота, никогда не упрекнёт её в потере репутации, как не упрекнул бы сам Аластор.

– Молчим об этом, – предупредил он Лучано, и тот кивнул, но на веточку бросил странно тоскливый взгляд.

* * *

Сразу после обеда в палату явилась пара деловитых немолодых целителей, чтобы сделать Аластору перевязки. На Лучано, деликатно сунувшего нос, они покосились неодобрительно, но удостоверившись, что он молчит и никуда не тянет руки, позволили посмотреть. От мелких порезов остались только розовые полоски, но крупные рваные раны ещё требовали ухода, и было понятно, что в ближайшую пару недель Альсу стоит поберечься. Впрочем, без магии он либо не выжил бы совсем, либо остался калекой, так что Лучано в очередной раз горячо поблагодарил Милосердную Сестру и лично грандсиньора Дункана за его ловкие умелые руки.

Когда целители ушли, Аластор удобнее устроился в постели и принялся чего-то напряжённо ждать. Он то брал принесённый по его просьбе фраганский роман, то снова откладывал книгу, поминутно поглядывал в окно и вскидывался каждый раз, когда в коридоре слышались шаги.

– Сегодня должны приехать мои родители, – объяснил он, наконец, и Айлин восторженно ахнула:

– Это же прекрасно! Они, наверное, так беспокоились!

Как только Аластор оделся после процедур, синьорина с ногами устроилась в большом кресле, поставленном возле шкафа для визитов синьора Бреннана. Ради соблюдения странного дорвенантского этикета кресло находилось на её половине, но кровати Лучано с Аластором оттуда было прекрасно видно.

– Думаю, да, – кивнул Аластор и улыбнулся с удивительной теплотой и застенчивостью. – Я должен обязательно поговорить с отцом, но дело не только в этом, вы же понимаете?

– Конечно, понимаем, – заверила его Айлин. – Правда, Лу?

Лучано кивнул, размышляя, что будет очень интересно увидеть достойного синьора Вальдерона и женщину, которая была фавориткой короля. Наверное, весьма красивая дама. Но ещё интереснее, о чём Альс беседовал с грандсиньором Дунканом. Точнее, даже не так. О чём они беседовали, догадаться легко, а вот чем закончился разговор?

Однако время тянулось, шаги по коридору неизменно проходили и удалялись, Аластор неуловимо мрачнел, и даже Айлин тихонько перебралась из кресла обратно, когда в дверь палаты снова постучали.

– Прошу! – откликнулся Аластор, встрепенувшись, и несчастный роман полетел на одеяло.

– О, мои искренние извинения, – сообщил грандсиньор Роверстан, входя. – Если не возражаете, господа, я бы хотел продолжить лечение. Синьор Фарелли, вы готовы?

Вопрос не то чтобы застал Лучано врасплох… Да, он понимал, что их странная магическая связь должна быть разорвана, однако позволить кому-то копаться в своём разуме?! Даже блистательному грандсиньору Дункану, которому лично он позволил бы очень многое, но… совсем другого рода. Нет-нет, и даже думать об этом не стоит!

– Если вы уверены, что это необходимо, – выдавил он, всерьёз рассматривая возможность выскочить в окно и сбежать.

Глупо, конечно, и всё-таки чутьё в один голос с рассудком кричало, что открывать свои мысли – самое худшее, что можно сделать в его положении. А теперь никуда не денешься! Словно кто-то позволит ему увильнуть от процедуры, которая призвана обезопасить принца и грандсиньорину. Ему, простому наёмнику! Ну почему он был таким идиотто и не смылся из лазарета пораньше?! Да хоть бы и под крылышко к её гадючьему величеству, что тоже не заинтересована в раскрытии своих маленьких грязных секретов. О том, что Беатрис легче было бы убить его, чем выдать магам, Лучано подумал мгновением позже и с полной обречённостью.

– Буду премного вам обязан, – кивнул Дункан, разглядывая его с подозрительной смешинкой в глазах, так что Лучано внезапно вспомнил о еноте в котелке.

И не стыдно ему тогда было насмехаться над бедняжкой Перлюреном? Теперь вот самому некуда деваться.

– Это не больно, – успокоил его разумник. – И я обещаю, что ваши тайны останутся в полной безопасности. Считайте меня мастером, который чинит входную дверь дома, не посягая на то, что внутри. В конце концов, лорд Вальдерон и леди Ревенгар мне доверяют…

«Им не нужно столько скрывать, – подумал Лучано совсем уже в тошнотворном ужасе. – Разумеется, синьорина доверяет своему жениху, а прошлое Альса наверняка белее, чем фата невесты. А я… Я наёмный убийца, у которого на счету столько жизней, что я им даже счёт не веду. Меня наняли, чтобы я убил синьорину Айлин, и неважно, что я этого не сделал, за это ещё предстоит отчитываться перед королевой. И я точно чем-то сильно прогневал Всеблагую, если смотрю на человека, который может отправить меня на плаху, просто прочитав мои мысли, и при этом хочу его так, что эти самые мысли путаются. Да я даже не знаю, за какую из этих трёх причин он меня убьёт, если узнает о них!»

– Ни за какую, – меланхолично, терпеливо и совершенно спокойно сообщил грандсиньор Дункан, глядя на него. – Конечно, до тех пор, пока мысли остаются всего лишь мыслями. – И добавил с утомлённым вздохом: – Но я был бы крайне признателен, если бы вы не думали их так громко.

«Как будто это от меня зависит, – тоскливо подумал Лучано, видя, с каким сочувствием на него смотрит синьорина и с каким недоумением – Аластор. – Если бы я мог спрятать то, что сейчас думаю, даже не сомневайтесь, засунул бы эти мысли в самый большой артефактный ларь и замок сверху повесил. Проклятье, как же невыносимо чувствовать себя… прозрачным! Хуже, чем связанным по рукам и ногам…»

– Решайтесь, юноша, – посоветовал грандсиньор Дункан таким добрым тоном, какой на памяти Лучано удавался только мастеру Ларци. – И поверьте, содержимое чужого разума меня давным-давно не волнует. Это интересно первые года три-четыре, не дольше, а потом становится ясно, что ничего нового уже не увидишь.

Лучано обречённо кивнул, и грандсиньор, по-прежнему ласково улыбаясь, подсел к нему на постель и положил руку на лоб.

– Закройте глаза, – посоветовал он, – и постарайтесь расслабиться. Чем меньше будете сопротивляться, тем быстрее и легче всё пройдёт.

Лучано зажмурился, подумав, что куда охотнее выполнил бы этот приказ в другой обстановке, без свидетелей и более располагающей к расслаблению. И уж там сопротивляться точно не стал бы! Воображение мстительно подбрасывало одну за одной такие картины, что он сам в ужасе попытался их отогнать, но вместо возмущения услышал смешок, а потом проклятый грандсиньор с полнейшим равнодушием изволил сообщить:

– Можете не стараться, я уже почти двадцать лет преподаю в Академии, в том числе на старших курсах. Наших благонравных адепток вам всё равно не переплюнуть.

Лучано вспомнил бабочек в животе, нефритовые флейты… и выдохнул с некоторым облегчением: действительно, любой наставник, умеющий читать в разуме своих подопечных, неизбежно насмотрится всякого. Это было последней осознанной мыслью, а потом рука у него на голове стала тяжёлой и горячей, голос Айлин, тихо говорящей что-то Аластору, отдалился, и Лучано полетел в тёплую уютную темноту.

Ему показалось, что дремота длилась всего несколько минут. В ладонь ткнулся прохладный влажный нос Перлюрена, и Лучано погладил зверька.

– Просыпайтесь, – весело подбодрил Дункан. – На сегодня всё уже закончилось. Как вы себя чувствуете?

– Великолепно, – с некоторым удивлением признал Лучано, открывая глаза. – Кажется, прекрасно выспался.

– У тебя даже голова не болит? – с некоторым удивлением поинтересовался Аластор.

– Нет…

Лучано прислушался к себе. В его мыслях ровным счётом ничего не изменилось, голова тоже не болела.

– У синьора Фарелли совершенно другой тип реакции, – объяснил разумник. – Вы, милорд, изо всех сил сопротивлялись, вот напряжение и привело к такому эффекту. А ваш достойный итлийский друг любое воздействие охотно принимает, но так же легко пропускает его через себя. Разница как между каменной стеной, что отражает удары, и сетью с крупными ячейками. Не скажу, что работать с ним было легче, чем с вами, – добавил он, вытащил из-за манжета белоснежный платок и промокнул им лоб. – Если бы не настоятельная необходимость торопиться, я посчитал бы это великолепной практикой. Провёл ряд опытов, сделал необходимые замеры…

В его голосе слышалась мечтательность увлечённого своим делом мастера, которую Лучано не мог не оценить. Так мастер Ларци говорил о зельях, Аластор – о лошадях, а сам Лучано – о благовониях.

И тут в дверь постучали, Аластор откликнулся, и в палате мгновенно стало тесно. Уже далеко не юная, но очаровательная дама бросилась к нему, присела на край постели и заключила Альса в объятия.

– Мальчик мой! – выдохнула она, вглядываясь в лицо Вальдерона. – Дорогой… Как твои раны?!

– Матушка… – шептал Альс, обнимая даму. – Ну что вы, право… Всё хорошо. Я уже почти здоров, клянусь Благими. Не стоит вашего беспокойства… Ну же, матушка…

– Прости, дорогой мой. – Дама нехотя разомкнула объятия, но не встала, а осталась сидеть рядом, держа его ладонь в своих и с любовью и беспокойством разглядывая смущённого сына. – Ты жив. Я никогда не устану благодарить богов…

Как и ожидал Лучано, она оказалась на редкость хороша, однако не броской красотой Беатрис, а более тонким очарованием. Золотистые волосы, нежная бледная кожа и ясные голубые глаза – на первый взгляд ничего особенного, хотя в Итлии этого было бы довольно, чтобы считаться красавицей. Но в синьоре Вальдерон было что-то ещё, помимо прелести дорогой фарфоровой куклы. Её глаза светились нежностью и добротой, а весь облик дышал достоинством, которое напомнило Лучано тётушку Айлин.

И дело даже не в том, что обе дамы были голубоглазыми золотистыми блондинками. В остальном они казались не слишком похожими внешне. Госпожа Элоиза – высокая, тонкая, с резкими чертами лица и стремительными движениями. Синьора Вальдерон – на голову ниже, с изящным, но при этом приятно округлым станом и грудью, которой могла бы позавидовать иная юная красотка. Совершенно разные, они могли бы быть сёстрами по тому обаянию, которое излучали. И было совершенно понятно, почему король в своё время так увлёкся тогда ещё юной синьориной, что изменял с ней такой невесте, как Беатрис. Лучано и сам из двух женщин выбрал бы эту, как бы ни была великолепна другая. Беатрис похожа на чашу сладкого, пьянящего, но ядовитого зелья. Синьора Вальдерон – на источник чистейшей ключевой воды.

Не без труда отведя взгляд от женщины, шепчущей что-то Альсу, он быстро осмотрел остальных, пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания. Высокий светловолосый синьор так походил на Аластора статью и выражением лица, что здесь и гадать не нужно – отец. Да, не по крови, но точно по духу. Подойдя к Айлин, он склонился в нижайшем почтительном поклоне, а потом поцеловал протянутую ему руку синьорины с явным благоговением.

– Никогда не забуду… – слышал Лучано негромко сказанные с дрожью слова. – Ближе родных дочерей… моё дорогое храброе дитя… заслужить ваше прощение…

– Что вы такое говорите, милорд? – отчаянно и звонко запротестовала Айлин, заливаясь краской. – Разве я могла поступить иначе? И… всё ведь обошлось, правда? Милостью Благих!

«И ещё тем, что она шагнула в пасть Баргота вместо Альса, – подумал Лучано. – О да, этому синьору и его жене есть, за что благодарить синьорину магессу».

Его взгляд метнулся к двум мужчинам, стоящим у двери, в стороне от обеих разыгравшихся сцен. Оба немолоды, но в самом расцвете сил, оба черноволосы, смуглы и неуловимо похожи военной выправкой и статью – не очень высокие и скорее худощавые, но жилистые и наверняка опасные в драке. И оба ему знакомы!

Один, одетый в чёрный камзол фраганского покроя с белоснежным круглым воротником и манжетами, горбоносый и черноглазый, безусловно, был тем самым бретёром. Золотая серьга – единственное цветное пятно в облике месьора – поблёскивала в его правом ухе, а острый взгляд медленно и внимательно перемещался по палате, остановившись, наконец, на Лучано. Фраганец склонил голову, обозначая поклон, и Лучано, не вставая, поклонился в ответ, жалея, что нельзя прикрыться от этого взгляда кирасой или магическим щитом синьорины. Зачем ему рапира, он и зрачками кого угодно проткнёт насквозь.

Второй, стоявший возле фраганца, оказался – вот шутка судьбы! – тем благородным синьором, что разгромил на дороге отряд Аластора и взял в плен его наставника. Голубоглазый и смуглый брюнет, похожий на итлийца. Как же его… Кастельмаро! Лучано не мог не признать, что ало-золотой мундир идёт синьору просто изумительно. А ещё мгновенно вспомнились краденые лошади, палатка, фляжка… Бедняжка Беллочка! Кстати, Альс вроде бы весьма зол на синьора Кастельмаро за ту стычку и покалеченных лошадок!

Дождавшись, пока синьор Вальдерон отойдёт от Айлин к сыну, дорвенантский лорд-гуардо сделал два шага к синьорине, щёлкнул каблуками, вытянувшись в струнку, по-военному чётко поклонился и попросил неожиданно дрогнувшим голосом:

– Миледи, могу ли я просить о частном разговоре? Понимаю, что обстоятельства нашей прошлой встречи были не слишком благоприятны. Тем не менее, надеюсь на ваше великодушие.

Взгляды всех, кто был в палате, скрестились на Айлин. Альс даже открыл было рот, но посмотрел на отца, обменялся взглядами с фраганцем, медленно прикрывшим глаза, и выдохнул недовольно, однако молча, снова повернувшись к родителям.

– Разумеется, милорд, – чинно ответила Айлин.

Она присела в грациозном реверансе, не смущаясь тем, что одета в мантию, а не в платье, и Кастельмаро, подскочив к двери, распахнул её перед синьориной, величественно выплывшей в коридор, а потом вышел следом. Аластор снова принялся уверять матушку, что совершенно здоров, и тут фраганец неожиданно обратился к разумнику, что молча наблюдал за всем:

– Прошу прощения, милорд. Нас не представили. Позвольте мне исправить эту оплошность, не отвлекая моего ученика от более важного разговора. Жозеф д’Альбрэ, капитан фраганской армии в отставке.

– Дункан Роверстан, маг разума, – встав с кровати Лучано, поклонился магистр. – К вашим услугам, месьор д’Альбрэ, и примите моё искреннее восхищение вашим учеником.

– О, благодарю! – откликнулся фраганец, и его глаза довольно блеснули. – Но его воспитание – заслуга его благородных родителей. Не будет ли с моей стороны дерзостью поинтересоваться, милорд Роверстан, каково происхождение вашей серьги?

И он, подняв руку, затянутую в чёрную перчатку, тронул свою собственную. Лучано напрягся, сообразив, что именно происходит, однако Роверстан, напротив, улыбнулся с совершеннейшим благодушием и отозвался:

– Я бы охотно ответил вам на этот вопрос, месьор д’Альбрэ. Но, согласно уставу вашего благородного общества, отвечать за меня в первую очередь должна моя рапира, не так ли? Разумеется, если у вас нет желания отказаться от этого этапа знакомства.

– Не вижу никаких оснований для отказа, – церемонно ответил месьор, снова блеснув глазами на этот раз с азартным интересом. – Если, конечно, у вас нет срочных дел или иных препятствий.

«Вежлив, как бретёр», – вспомнил Лучано старую поговорку. Ну разумеется, если встретились два бретёра… Сколько же интересного таит в себе великолепный грандсиньор Дункан?!

– Устав Академии запрещает поединки в её стенах, – осведомил тем временем собеседника разумник. – Но если мы пройдём на тренировочную площадку, это не будет нарушением. Правда, я бы предпочёл не привлекать в качестве свидетелей адептов или кого-нибудь из коллег. Не хотелось бы лишнего внимания.