Текст книги "Клинком и сердцем. Том 3"

Думать о том, что случится потом, Айлин не хотелось. Получалось, что у каждого из их троицы всё должно быть хорошо! Только вот каждому предстояла отныне собственная дорога, и понимать это было невыносимо горько.

– Айлин, ты плачешь? – тревожно вскинулся на кровати Аластор. – Что случилось?

– Ничего, – постаралась она разглядеть его сквозь радужную пелену слёз. – Вот всё и кончилось, правда? Это дурацкое заклятье скоро снимут, и тогда…

– В каком смысле «кончилось»? – нахмурился Аластор. – Ты же не думаешь, будто что-то изменится? Айлин? Лу, и ты? Вы думаете, что я перестану быть вашим другом?

– Ну… Боюсь, у грандсиньора короля будет очень много забот, м? – очень мягко и понимающе улыбнулся Лучано.

– Размечтались! – Аластор посмотрел на них с нешуточной и, главное, серьёзной обидой. – Даже не думайте так легко отделаться. Я просто не справлюсь без вас!

– О, я уверен, ты справишься с чем угодно, – тем же беззаботным тоном утешил его итлиец. – Но, конечно, если тебе понадобится наша с Перлюреном помощь…

– Или моя с Пушком… – поддержала Айлин, всё-таки улыбаясь.

– То мы всегда в твоём распоряжении, – торжественно закончил Лучано, и Перлюрен в его руках пискнул, будто подтверждая.

* * *

До самого вечера больше их никто не беспокоил, только в положенный час две адептки-целительницы принесли подносы с ужином. Вслух умиляясь еноту, они украдкой бросали томные взгляды на Аластора и Лучано, так что Айлин с трудом удержалась от хихиканья, глядя, как по-разному отзываются на это друзья. Лу откровенно радовался вниманию целительниц – весьма симпатичных, следовало признать – и отвечал им взглядами не менее томными, но куда более откровенными. Аластор же едва заметно порозовел щеками и очень сдержанно поблагодарил девушек за заботу, а потом смолк, предоставляя Лучано болтать с ними. Но девиц это ничуть не остановило.

– Простите, милорд, – с придыханием спросила у него пышная голубоглазая брюнетка курса примерно десятого. – А это правда, что ваш сапог пожевал демон? И что вы свернули ему шею голыми руками?

– Разумеется, правда! – заявил Лучано прежде, чем покрасневший Ал успел выдавить хоть слово. – И прошу вас не верить скромности синьора Вальдерона, который станет это отрицать. Уверяю вас, прекрасные синьорины, это были самые злобные и коварные существа из тех, что нам встретились. Они напали на наш лагерь ночью, и только доблесть моих спутников позволила отразить нападение.

Он выразительно посмотрел на злосчастный сапог с погрызенным отворотом, который так и стоял у кровати.

– Какой ужас! – дуэтом ахнули девицы, влюблённо глядя на Аластора. – Милорд, вы должны рассказать нам об этом! У нас в Академии тоже было нападение демонов, но мы его не видели.

– Да-да, у меня заболела бабушка, – сокрушённо подтвердила вторая девица, тоже пышечка, но блондинка. – И милорд магистр дал нам с Клариссой отпуск на неделю. Нам так жаль, что мы пропустили самое интересное.

«Интересное? – подумала Айлин, которой сразу расхотелось смеяться над наивностью этих девчонок. – Это атака демонов – «интересное»? Бой, в котором погибло столько… столько…»

– Простите, миледи, я не мастер рассказывать, – процедил Аластор и метнул гневный взгляд на ничуть не смущённого Лу.

Разочарованные девицы присели в реверансах и наконец-то убрались из палаты, напоследок окатив Айлин таким ревнивым недовольством, словно она лично отбила у каждой из них поклонника. Лу мечтательно воззрился им вслед, разве что не облизываясь, а Аластор, стоило двери закрыться, ядовито вопросил:

– Нападение демонов? И котелок, наверное, тоже они унесли? Зачем ты наврал этим… девицам?

– Я? Наврал? – изумился итлиец с видом оскорблённой невинности. – Альс, друг мой, не ты ли сам утверждал, что еноты страшнее всяких демонов, не говоря уж о разбойниках и упырях? А эти милые синьорины с удовольствием воздали бы должное твоему героизму. Возможно, даже вдвоём, раз уж они такие подружки.

– Лу! – рявкнул Аластор, окончательно заливаясь краской и виновато глядя на Айлин. – Думай, что и при ком говоришь!

Итлиец с нарочитым испугом тоже глянул в её сторону и напоказ зажал себе рот рукой.

– Боюсь, магистр Бреннан этого бы не одобрил, – сдерживая смех, сообщила Айлин. – А в гневе он страшнее любого боевика.

Чтобы не смущать и так сконфуженного Аластора, она прихватила булочку с чашкой шамьета и ушла на свою половину. Пригубила шамьет и вздохнула – Лучано варил гораздо лучше. Может, попросить, чтобы он научил поваров Академии?

– Кстати! – раздался из-за ширмы голос неугомонного итлийца. – У нашей синьорины появился поклонник с изысканным вкусом не только на девушек, но и на цветы. В коридоре стоит букет сиреневых тюльпанов, мне даже представить страшно, сколько стоит подобная прелесть.

– Тюльпанов? – переспросил Аластор. – Что это такое?

Айлин насторожила уши, а Лучано принялся рассказывать о модных и невероятно дорогих цветах, луковицы которых всего несколько десятилетий назад удалось привезти из Порты Султанской, где их берегли как одно из главных сокровищ государства.

– Красные, розовые и белые тюльпаны уже развели много где, – со знанием дела рассказывал итлиец, – но вот сиреневые и прочих необычных тонов… Думаю, здесь не обошлось без магии. А она, насколько мне известно, позволяет получить цветы любой окраски, но только в первом поколении, размножению они не поддаются. Поэтому за луковицу редкого сорта тюльпана можно купить дом или прибыльную лавку. Между прочим, в том букете целых семь цветов! Готов поспорить, это тот же самый поклонник, что прислал те голубые лилии и белую гортензию вчера утром.

Голос Лу звучал с лукавым восхищением, и Айлин смущённо опустила глаза, хотя её за ширмой никто не мог увидеть. Неужели это Дункан присылает такие знаки внимания? Но нет, свои подарки он вручает сам, и эти чудесные веточки цветущего кофе или граната прекраснее самых роскошных букетов. Тогда кто? Цветы такой стоимости это уже не простая любезность, да и позволить их себе могут далеко не все адепты. Дарра и Саймон? Они видели, что она не держит цветы в палате. К тому же Дарра знает, что она любит розы, а Саймон скорее принёс бы сладости и поучаствовал в их поедании. Как непонятно…

Ей в голову пришёл ещё один человек, который мог бы прислать эти букеты, и Айлин нахмурилась. Тот странный поцелуй руки от лорда Бастельеро и предложение, которое она не приняла… Неужели он рассчитывает что-то изменить в её решении? Да, многие мужчины считают женский отказ всего лишь кокетством, но она-то была совершенно искренней, лорд Бастельеро должен был её понять. Всё, что случилось между ними, это ошибка, которую она хочет забыть как можно быстрее. А букеты… Какая ей разница, кто их присылает? Может, это стихийники стараются, у них в оранжереях чего только нет!

За окном уже совсем стемнело, но она не торопилась зажигать лампу, как это сделали Лу с Аластором. Отблески с их половины проникали между ширмой и стеной и давали достаточно света, чтобы разглядеть столик, на котором так и стояла веточка граната. Алые лепестки уже облетели, но остались крепкие красные прицветники, похожие на звёздочки, и Айлин потрогала пальцами их плотную кожицу. Вдруг за окном послышался шорох. Пушок, лежащий возле кровати, настороженно вскинул уши и даже повернул морду из стороны в сторону, прислушиваясь, но не оскалился. А в следующий миг раздались звуки лютни, которой вторил ещё какой-то инструмент.

Вскочив, Айлин подбежала к распахнутому окну и остановилась рядом с ним, спрятавшись за плотной занавеской. Чуть сдвинула её, вглядываясь в щёлочку. В нескольких шагах от окна, освещённые луной, стояли двое мужчин в длинных плащах и полумасках, скрывающих лицо. Один, пониже ростом и более изящный, держал лютню. Его спутник… О, эти плечи, рост и общий облик Айлин узнала бы под любым плащом! И неважно, что лицо магистра скрывала не только тёмная ткань, но и тень от широкополой шляпы! Сердце Айлин застучало, словно копыта несущейся галопом Луны!

Глядя на её окно, Дункан снова провёл пальцами по струнам гитары, и над садом поплыл низкий бархатный голос, от которого Айлин бросило в жар:

– О даме прелестной в ночи прозвучит моя песня,

Любви безответной я строки свои посвящаю.

Красавиц немало видал, но скажу вам без лести:

Их чары при взгляде на вас точно дымка растают!

Ещё один выразительный перебор, который поддержала страстным мурлыканьем лютня, и магистр пропел тягучий долгий рефрен:

– Прямой, как стрела, изумрудно-зелёный,

Сокровищ дороже ваш взор благосклонный!

Айлин отпустила занавеску и прижала ладони к пылающим щекам. Серенада! Не жалкие попытки Дерека, а самая настоящая серенада! От преподавателя посреди Академии! Да что же… что он творит?! Зачем так рискует своим положением?! Конечно, маска скрывает лицо, а вокруг больничного крыла всегда полог тишины, но если услышит кто-то из дежурных целителей… И… а кто же его спутник?

Она снова приоткрыла занавеску и разглядела фраганский берет с пером. Ох, это же месьор д’Альбрэ! Такую выправку и осанку никаким плащом не скроешь. И… что ей делать?

Лицо уже горело так, что сладкий томный огонь расходился по всему телу. Голос Дункана ласкал, завораживал, томил…

– Вы даже надеждой меня одарить не согласны,

Хотя своё сердце давно я сложил к вашим ножкам.

Все мысли мои нынче только о донне прекрасной.

Я верю, что счастье в любви в этой жизни возможно!

Он помедлил несколько мгновений, а затем Айлин показалось, что голос магистра взлетел над садом и рассыпался огненными искрами, словно чинский фейерверк.

– Влюблён я безмерно, о юная донна!

Сокровищ дороже ваш взор благосклонный…

Надо… надо выглянуть! Или нет? Она ведь должна ему сказать, что это безумие! Что не стоит рисковать ради нескольких минут… счастья? Да, именно счастья, потому что сейчас, слушая этот волшебный без всякой магии голос, плывущий над ночным садом только ради неё, Айлин чувствовала себя невозможно, непереносимо счастливой! Теперь она знала, как это бывает по-настоящему. Как бьётся сердце, готовое выскочить из груди и упасть в бережные и сильные мужские ладони. Как сохнут и горят губы, предательски заставляя желать прикосновения других губ… Неужели это всё принадлежит ей?! Эта страсть в голосе, эта нежность и обещающий призыв…

Она вдруг осознала, что ткань занавески не такая уж плотная. Это в комнате она кажется непроницаемой, но света достаточно, чтобы снизу из сада был виден силуэт. И, значит, Дункан видит, что она… Что она стоит и слушает его!

Словно отвечая на её мысли, лютня и гитара сплелись томными ликующими трелями, не перекрывая голос певца, а поддерживая его и вознося ввысь, словно два крыла. Айлин обречённо поняла, что если кто-то мог услышать пение, то наверняка уже услышал. Но никакая сила в мире не заставила бы её сейчас отойти от окна. Потому что она должна была дослушать до конца!

– Я сдался бы в плен, только жаль, не берёте вы пленных,

Служить вам готов, лишь возьмите меня в услуженье! – не обманул её ожиданий магистр.

– Когда же падут равнодушия вашего стены?

Дождусь ли, дождусь ли, дождусь ли счастливых мгновений? – летело над садом.

Сердце Айлин замерло и снова застучало, когда вкрадчивая мольба сменилась яростным требованием:

– От страсти сгораю, прекрасная донна!

Сокровищ дороже ваш взор благосклонный!

Онемевшей Айлин показалось, что она ещё и оглохла. Но нет, это просто голос стих, однако лютня и гитара продолжали вести свою тихую переливчатую беседу…

– Скажи, друг мой Альс, – послышался вдруг из-за ширмы голос Лу. – Как ты думаешь, эта дивная серенада посвящена тебе или мне?

Что?! Айлин поражённо обернулась туда и услышала растерянный голос Аластора.

– Тебе или мне? Лу, ты о чём?

– Действительно… – охотно согласился итлиец. – Я совсем забыл, что нахожусь в Дорвенанте, а это значит, что тебе, в высшей степени приличному синьору, серенаду петь никто не станет. Конечно же, она посвящена мне! Что ты так смотришь? Ну, согласись, если бы пели для нашей прекрасной синьорины, она бы уже выглянула!

«Друзья, называется! – возмущённо подумала Айлин, слыша, как Аластор за ширмой давится от смеха. – Ладно, ещё Лу, так ведь и Ал туда же! Ну, я вам устрою… ещё не знаю что, но обязательно устрою! Потом…»

И, вдохнув поглубже, – пока с Лучано не сталось, в самом деле, выглянуть самому! – она отдёрнула занавеску.

Магистр передал гитару своему спутнику, деликатно отступившему в кусты, а сам сделал несколько шагов – и оказался под самым окном Айлин, протянув к ней руки.

– Что? – выдохнула Айлин. – Нет, я не могу!

– Неужели? – мягко спросил Дункан, и его глаза блеснули в густой тени от шляпы. – И что же вам мешает, моя драгоценная донья? Кстати, прошу прощения за маленькую поэтическую вольность, если вы ей удивились. В Арлезе «донна» – это не только благородная замужняя дама, но и просто «возлюбленная».

Айлин, вспомнив обращение в серенаде, молча кивнула, а голос магистра всё так же проникновенно завораживал её:

– Не правда ли, сегодня прекрасная ночь? Я хотел бы пригласить вас прогуляться в одно чудесное место, достойное вашей красоты…

– Прогуляться? – растерянно переспросила она. – Но мне нельзя отлучаться из лазарета. Милорд Бреннан…

В мыслях промелькнуло предательское воспоминание о потайном ходе за стены Академии. И о том, что раньше она не была так послушна целителям, а жаль…

– Милорд Бреннан, при всём моём уважении, не единственный ваш врач, – улыбнулся Дункан. – Я тоже имею честь называть себя целителем. И как целитель я прописываю вам прогулку на свежем воздухе. Это изумительно способствует хорошему сну и настроению. Ну же, Айлин, неужели вы боитесь? Меня?

Айлин решительно замотала головой, ужасаясь такому предположению, и, чтобы доказать своё бесстрашие, присела на узенький подоконник. Но сидеть вполоборота было неудобно, и она перекинула ноги наружу, благо широкий подол мантии это позволял.

– Простите, я правда не могу…

Собственный голос звучал отвратительно жалобно, и Айлин сама не понимала, почему отказывается. Может быть, потому что она твёрдо решила быть приличной девушкой, за которую никому не придётся стыдиться? Да, объятия Дункана манили, но…

– И мы ведь всё равно не сможем покинуть Академию тайно, – выпалила она, радуясь такому весомому доводу. – Но если хотите, я могла бы прогуляться с вами по саду… Ай!

Оказывается, на слишком узком подоконнике она сидела так неустойчиво, что малейший толчок в спину отправил её вниз, прямо в руки магистра, мгновенно подхватившего добычу.

– Премного вам благодарен, сударь Пушок, – церемонно поблагодарил Дункан, и Айлин поняла, что это был за предательский толчок.

Пушок попросту боднул её сзади головой!

– Так нечестно! – возмутилась она, и увидела, что губы магистра, не скрытые маской, дрожат от сдерживаемого смеха. – Вы… вы сговорились?! Все?!

– Понятия не имею, о чём вы, моя прелестная донья, – с преувеличенной серьёзностью проговорил Дункан. – Но прошу учесть, что ни один порядочный арлезиец не выпустит сокровище, которое само упало в руки. Месьор Жозеф, примите мою вечную благодарность. Вас не затруднит пока что приютить у себя мою гитару?

– Не извольте беспокоиться, дорогой друг, – отозвался из кустов невидимый фраганец. – Желаю вам и прекрасной демуазель приятно провести время.

«Точно заговор, – поняла Айлин, прижавшись к широкой груди и чувствуя себя в руках Дункана маленькой и невесомой. – У-у-у-у… мужчины! Все они заодно!»

Негромкое фырканье было ей ответом. Айлин глянула и увидела выходящего из-за кустов огромного жеребца, такого чёрного, что в ночном полумраке его почти не было видно, только лунный свет обрисовывал силуэт, играя бликами на роскошной глянцевой шкуре.

– Позвольте вас представить, – так же серьёзно сказал Дункан, сдёргивая маску и пряча её куда-то. – Это Дон Торнадо, и он рад снова встретиться с вами.

Снова встретиться? Ах да, это же на нём магистр приехал к Разлому! Айлин кольнула совесть: за эти дни она так и не выбрала время навестить Луну, только узнала, что ту поставили в конюшни Академии. Вот бессовестная!

– Рада познакомиться с благородным доном, – ответила она, пытаясь высвободиться, а затем возмутилась: – Милорд, вы собираетесь меня отпустить?!

– Нет, – с безмятежной честностью ответил Дункан и поинтересовался: – А зачем? Я вас похитил и намерен использовать это преимущество в полной мере. В ближайшие несколько часов можете считать себя… ну, скажем, пленницей арлезийского разбойника, от которого, по преданию, идёт мой род со стороны матери. Похож?

– Очень! – мстительно сообщила Айлин и прекратила попытки вырваться.

В конце концов, она же действительно ничего не может сделать! Кричать и вырываться всерьёз – немыслимая глупость! Она только опозорит себя и Дункана, если кто-то услышит. Да и зачем? Если он собирается к рассвету вернуть её обратно… К Айлин медленно возвращалось восхитительно сладкое чувство свободы, уже почти забытое, но такое родное и любимое. Именно то, ради чего она ночами сбегала из Академии к Аластору, а теперь снова испытывала в объятиях мужчины. Между прочим, её собственного жениха!

Дункан поднёс её к Дону Торнадо и, не спуская с рук, позволил тому обнюхать ноги Айлин. Конь шумно потянул носом, уставившись с неподдельным удивлением, потом перевёл взгляд на Роверстана и неодобрительно зафыркал.

Айлин подняла голову, пытаясь что-то прочесть по лицу Дункана, однако оно было таким же невозмутимым, как обычно, разве что глаза смеялись. Дункан усадил её на коня, а затем легко вскочил в седло. Дон Торнадо при этом не шевельнулся, стоя живой глыбой из чёрного мрамора.

– Я ему не понравилась? – осторожно спросила она, однако разумник качнул головой, подбирая поводья одной рукой и устраивая Айлин перед собой боком.

– Ну что вы! Просто Дон Торнадо удивился, что на нём решили прокатить пони. Он, видите ли, ревнив, как все арлезийцы. Но ваше знакомство с белокурой красавицей, запавшей ему в душу, несколько меняет дело.

– Пони… То есть как пони?! – ахнула Айлин, разрываясь между желанием рассмеяться и вознегодовать, и жеребец утвердительно фыркнул, а Дункан ответил ей лукавой извиняющейся улыбкой.

– Дон Торнадо по-своему видит людей. Он же всё-таки лошадь… Прошу прощения, благородный дон, я, разумеется, хотел сказать – конь! Так вот, с его точки зрения вы больше всего похожи на рыжую пони. Но несомненно очаровательную и очень… резвую.

– Это вы мне мстите за арлезийского льва? – подозрительно уточнила Айлин и услышала тихий смешок, но вместо того, чтобы обидеться, возликовала. Потому что вспомнила насмешливые ласковые перебранки тётушки Элоизы с дядюшкой Тимоти и… Претемнейшей Госпожи с её супругом. Оказывается, настоящая нежность – это не только красивые слова, как в романах! Это ещё и смелость показаться забавным в глазах другого человека, но при этом знать, что всё равно остаёшься дорогим и любимым.

– А как мы покинем Академию? – торопливо спросила она, смущаясь этих мыслей и теперь точно зная, что Дункан может при желании читать в её разуме. – Вдруг нас увидят?

– Не беспокойтесь, – сказал разумник, и Айлин услышала в его голосе улыбку. – Я запасся артефактом с иллюзией, которая скрывает вас от чужих взглядов. А магистру гильдии разрешено покидать Академию и возвращаться в любое время по своему усмотрению. Даже сторожевые горгульи на воротах не заметят, что Дон Торнадо несёт двоих. Не говоря уже о случайных встречах в городе.

То есть её попросту никто не увидит?! Сердце Айлин снова радостно ёкнуло. Какой же Дункан предусмотрительный и заботливый! И получается, что… они даже могут целоваться?! Она зажмурилась, краснея за эти мысли, но тут же упрямо заявив самой себе, что ничего особенного в них нет. Целоваться с собственным женихом, это… неприлично, конечно же, но вряд ли Дункан до сих пор считает её по-настоящему приличной девушкой! И она так соскучилась… А им всё время кто-то мешает!

Они проехали через сад, прекрасный и тихий в лунном свете, и выехали через просторный двор к воротам. Айлин затаила дыхание, но заспанный привратник вгляделся в магистра и распахнул створку ворот. Дон Торнадо звонко процокал копытами по каменной мостовой, ворота без скрипа закрылись позади, и Айлин с облегчением выдохнула.

– А куда мы едем? – спросила она, вертя головой. – Сейчас ведь ночь.

Ей как наяву вспомнилась та детская поездка с Аластором. Дворцовый сад, знакомство с двумя принцами. И опять больно укололо понимание, что славные юные лорды, оставшиеся в её памяти, мертвы. Так безнадёжно и несправедливо… И всадник, с которым она едет, совсем другой, и конь ничуть не похож на бедняжку Искру, и уже ничто никогда не вернётся назад.

– Не грустите… – тихо сказал магистр и легонько коснулся губами её макушки. – Оставьте прошлое прошлому. Посмотрите, какая ночь! Когда-нибудь вы вспомните и её тоже…

Они ехали по безмолвному тёмному городу, где лишь изредка встречались фонари у ворот богатых особняков. Айлин здесь никогда не бывала, но, когда Дон Торнадо повернул на прямую улицу, полого уходящую вниз, почувствовала запах сырости и поняла, что улица ведёт к реке.

– Это Дворцовая набережная, – так же негромко объяснил Дункан. – Но мы не будем спускаться к самой воде. Немного выше набережной несколько лет назад разбили чудесный сад по итлийскому образцу. Он освещён магическими шарами и хорош в любое время года, а уж поздней весной… Впрочем, вы всё увидите сами.

Айлин молча кивнула, ещё теснее прижавшись к груди Дункана плечом. Дон Торнадо ступал ровной арлезийской иноходью, плавно покачиваясь из стороны в сторону, и Айлин казалось, что она плывёт по воздуху. Ей совсем не хотелось разговаривать, первое опьянение свободой сменилось тихой лёгкостью с нотками грусти. Ночь была действительно прекрасна, и как жаль, что она не продлится навсегда…

Так прошло с четверть часа, и Айлин была невероятно благодарна Дункану за то, что он так чутко уловил её настроение и тоже молчал.

– А знаете, – сказала она, вволю надышавшись речной свежестью с запахом цветов, – Аластор совсем не хотел быть королём. И сейчас не хочет… Он говорил, что всегда мечтал жить в усадьбе, заниматься лошадьми и быть свободным…

– Что поделать, моя дорогая, не всегда можно получить то, чего желаешь, – вздохнул Дункан, и Айлин вдруг показалось… Нет-нет, она, конечно, не думает, что речь может идти о леди Гвенивер! То есть совсем-совсем не думает… но всё-таки, что если он говорит о себе?

Сердце словно ужалила ревнивая злая обида, и Айлин обозвала себя дурой. Да что же с ней такое?! Зачем она портит чудесное свидание всякими глупостями? Дункан уже сказал ей однажды, что любит именно её!

– А вы? – спросила она, изо всех сил стараясь говорить как можно беспечнее. – Тоже не можете?

И замерла в ожидании ответа.

– И я тоже, моя дорогая, – согласился разумник. – К примеру, сейчас мне больше всего на свете хочется отправиться в Храм Странника и встретить утро уже вашим супругом…

Ох… В его голосе прозвучало вдруг что-то такое, что Айлин снова ясно вспомнила арлезийского разбойника с Барготова холма. Наверное, именно так выглядел тот предок, о котором пошутил сам магистр. Необузданный, могучий, яростный… Стать его женой? Прямо сейчас, немедленно, не дожидаясь вакаций?! Внутри стало горячо и томно, и Айлин выдохнула, обмирая от сладкой жути:

– Почему… не можете?..

Тихий, какой-то сдавленный выдох за спиной ей наверняка почудился, а вот то, что объятие стало куда крепче – точно нет!

– Потому что, кроме желаний, у нас есть и обязанности, – ровно отозвался магистр. – И одна из них – думать о будущем. Если сейчас я поддамся собственному нетерпению, то рано или поздно вы вспомните, что лишились очень многого, что важно для женщины. Настоящей свадьбы, гостей, поздравлений… И даже свадебного платья. Да, сейчас вам кажется, что это не так уж важно. Вы разумная девушка и умеете отдавать преимущество действительно необходимым вещам. Но когда-нибудь вам станет грустно, что ничего этого у вас не было, хотя, видит Всеблагая, вы заслужили каждую минуту счастья, которое только возможно. А ещё есть мнение света. Вы пренебрегли им ради спасения Дорвенанта, и я считаю это не меньшим подвигом, чем решение шагнуть в Разлом. Но если вы пойдёте к алтарю ночью и без всякого торжества, это будет ещё большим вызовом этикету, который вам точно не простят. Станут говорить, что наша свадьба связана с какими-то позорными причинами, которые заставили сохранить её в тайне и устроить второпях. Я не хочу, чтобы вам было горько вспоминать о самом прекрасном дне в нашей жизни. Чтобы наши дети когда-нибудь услышали насмешку или грязный намёк на прошлое их матери. Вы должны быть самой прекрасной, счастливой и свободной невестой в Дорвенанте, вот почему я не отвезу вас в храм Странника прямо сейчас. Но поверьте… – и в его голосе снова прозвучали нотки, от которых Айлин пробрала сладкая дрожь, – я бы дорого дал, чтобы сделать именно это… Посмотрите, мы приехали!

Айлин подняла взгляд и поняла, что Дон Торнадо мерным шагом идёт по роскошному саду. Дорожка, вымощенная каменными плитами, словно сама стелилась под копыта, а вокруг благоухали пышные кусты роз и ещё каких-то цветов, которые она не могла распознать в лунном свете, а может, и вовсе не знала.

– Как чудесно… – прошептала она. – Это похоже на Сады Претёмной…

И осеклась – вдруг Дункана обидит подобное сравнение? Нашла, что сказать, в самом-то деле!

– Вам виднее, – невозмутимо согласился разумник, и Дон Торнадо тихонько фыркнул, будто соглашаясь.

– Здесь просто изумительно! – поспешила она исправить впечатление. – Наверное, днём в этом саду полно людей?

– Обычно – да, – согласился Дункан. – Моя матушка и сёстры очень любят здесь гулять, иногда я их сопровождаю. Дома мы предпочитаем арлезийский уклад, но Арлеза весьма схожа с Итлией в том, что касается садов. Пожалуй, сады и купальни – это единственное, что у них действительно общего.

– А ваша семья… – тихонько спросила Айлин, снова непритворно смущаясь. – Вы уже поставили их в известность?

– Разумеется, – опять улыбнулся Дункан. – Они с нетерпением ждут знакомства с вами.

– И их не смущает, что я… отказалась от рода? – выдохнула Айлин.

– О, мои родители прекрасно знают, что обстоятельства бывают самые разные. – Тон магистра неуловимо поменялся, став ироничным и на удивление жёстким, словно бархатные ножны слетели, обнажив холодную сталь клинка. – В конце концов, в своё время арлезийский род моей матушки сам отказался от неё.

– Как?! – ахнула Айлин. – Но… почему… Ох, простите, я не должна спрашивать…

– Ну почему же? – усмехнулся Дункан. – Как раз вы имеете полное право знать историю семьи, в которую согласились войти. Моя матушка, донна Кармела Эстерсита Летиция Ровена, в девичестве донья де ла Гуэрре, была фрейлиной королевы Розаберты, матери его величества Малкольма. И её драгоценные родичи посчитали, что она совершила недопустимый и позорный проступок.

– Какой? – спросила Айлин одними губами, но Дункан, конечно, услышал.

– Вышла замуж за моего отца, – просто сказал он. – За образованного, честного и талантливого человека, королевского архитектора, но всего лишь простолюдина без капли дворянской крови. Добившегося положения и состояния только собственным трудом и усердием. Совершенно невозможная партия для девицы из рода де ла Гуэрре, двоюродной сестры её величества Розаберты.

– Подождите! – вскрикнула Айлин, чувствуя, что голова у неё идёт кругом и вовсе не от запаха цветов. – Как двоюродной сестры?! Ваша матушка – двоюродная сестра королевы?! Вы… вы же сказали, что ведёте род от разбойника! Вы… пошутили?!

– Нисколько, – усмехнулся Дункан. – Дорогая моя, поверьте историку, в истоках любого королевского рода можно отыскать разбойника, пирата или завоевателя. И Арлеза ничуть не исключение. Но это дела давно минувших дней. Сейчас герцоги де ла Гуэрре – младшая ветвь королевской семьи Арлезы. А самомнения больше, чем у старшей, право слово, – добавил он с явной неприязнью и продолжил совершенно безразличным голосом, будто рассказывая о ком-то другом. – Когда принцессу Розаберту обручили с королём Дорвенанта, она взяла с собой любимую кузину. Предполагалось, что матушка найдёт здесь жениха в Трёх Дюжинах, однако она отвергла всех претендентов на свою руку и выбрала того, кто не смел даже надеяться на подобный брак. Был невероятный скандал, но её величество Розаберта дала согласие на брак своей кузины и даже пожаловала ей приданое. Очень великодушно с её стороны, потому что де ла Гуэрре заявили, что непокорная дочь и сестра отныне для них не существует, как и всё её потомство. По родовому уложению матушке причитался в приданое замок неподалёку от столицы Арлезы и прилегающее к нему богатое поместье, известное своими виноградниками. Эти владения перешли к брату матушки, а её вычеркнули из родовых книг. Всё, что ей осталось, это её личные имена, напоминающие о предках. Кстати, моё второе имя – Кармель, в её честь. Когда мне случается посещать Арлезу, я представляюсь там доном Кармелем Роверо, потому что арлезийцам трудно выговорить и запомнить Дункана Роверстана.

– Кар-рмель… – тихо проговорила Айлин необычное имя, раскатистое, но сладкое, будто конфета. – И… никто в Дорвенанте не знает о вашем происхождении?!

– Ну почему же никто? – пожал плечами Дункан. – Среди старого дворянства достаточно тех, кто помнит матушку, но она не выезжает ко двору, хотя королева Розаберта оставила за ней это право. И, конечно, мы, её дети, утратили титул. Только я приравнен к дворянам как полный орденский маг и магистр гильдии. Но в Арлезе куда большее значение имеет моё выигранное дворянство Странника, поэтому там я называю себя доном с полным на это основанием. А в Дорвенанте предпочитаю именоваться простолюдином, как и мои братья.

– Это так… странно! – призналась Айлин. – Но я… кажется, я вас понимаю. Лучше быть только самим собой, чем претендовать на родство с теми, кто от тебя отказался. Ваши родители… Они, наверное, очень любили друг друга? То есть любят, простите!

– Да, они самая прекрасная пара, которую я знаю, – согласился Дункан и снова поцеловал Айлин в макушку. – Спасибо, моя дорогая. Я счастлив, что вы всё поняли именно так. Между прочим, кофе и гранат, которые я вам приносил, выращены в саду того самого поместья Вуаль. Сейчас туда снова можно добраться порталом.

– А разве…

Айлин запнулась, окончательно запутавшись. Ведь если матушку Дункана лишили наследства, как он мог рвать ветки в чужом поместье?

– Нет, я не общаюсь с де ла Гуэрре, – легко разрешил её сомнения магистр. – Полагаю, они слышали о моём появлении на свет, но вряд ли даже знают, как меня зовут. И уж точно при встрече им бы не пришло в голову связать Дункана Роверстана с доном Кармелем Роверо. Именно поэтому дон Роверо однажды встретился за карточным столом с доном Мигелем де ла Гуэрре, владельцем Вуали.