Текст книги "Клинком и сердцем. Том 3"

– Согласен, – поклонился фраганец. – Позвольте положиться на ваше усмотрение этого вопроса. Я мог бы пригласить лорда Кастельмаро, но он занят. Не отвлекать же дворянина от беседы с дамой ради такого пустяка.

– Месьор д’Альбрэ? – снова насторожился Аластор, обратив внимание на разговор. – Милорд магистр?

– О, не беспокойтесь, юноша, – поспешил успокоить его разумник. – Это не более чем обычная тренировка. Старинный и очень увлекательный фраганский обычай, известный как «бретёрская беседа».

«Только вот рапиры в нём, насколько мне известно, используются отнюдь не тренировочные, – подумал Лучано. – Потому что господа благородные бретёры владеют ими достаточно хорошо, чтобы довериться друг другу, а если в беседу вступает тот, кто не имеет права на серьгу, ну… сам виноват, мир его душе. А нам-то что делать, если два благородных синьора решили попробовать друг друга на прочность к взаимному удовольствию? Да ничего! Что тут сделаешь?»

– Хм… – задумался разумник и вдруг просиял, обратив взор на Лучано. – Мой любезный итлийский друг! Не окажете ли вы услугу мне и нашему гостю? – И пояснил, обращаясь к фраганцу: – Позвольте представить вам синьора Фарелли, спутника лорда Вальдерона в этом путешествии. Синьор не дворянин, но, несомненно, человек клинка, и я лично готов поручиться за его доблесть. Как и синьор Вальдерон, я думаю.

Фраганец снова провертел взглядом в Лучано пару дырок, а потом учтиво поклонился. Лучано же вскочил с кровати и торопливо ответил поклоном, едва понял, что именно произошло. Свидетель чести! «Бретёрская беседа» не требует секундантов, но должен быть хоть один человек, который при необходимости покажет в суде под присягой, что это была именно «беседа», а не обычная дуэль или вообще убийство. Быть свидетелем при «бретёрской беседе»?! Да ради такого зрелища можно наизнанку вывернуться! Не говоря уже о том, что Дункан… то есть грандсиньор Роверстан сам позвал его!

– Месьор д’Альбрэ! – с возмущением возопил Аластор. – А как же я?! Лу… то есть синьор Фарелли достоин, разумеется, но…

– А вы, юноша, ещё не имеете права выйти из лазарета, – неумолимо сообщил фраганец, – господа целители особенно это подчеркнули. К тому же я ни за что не позволю себе прервать вашу встречу с родителями. И вам бы не следовало даже думать об этом. Буду рад попросить об услуге вашего спутника. – И он снова глянул на Лучано.

– Сочту за честь!

Лучано торопливо обулся и бросил на Аластора виноватый взгляд, мол, ты же понимаешь… Дорвенантец мрачно посмотрел в ответ и отвернулся к родителям, надувшись как мальчишка, которому не дали сладкого перед обедом. Лучано скрыл улыбку, пристёгивая к поясу собственную рапиру.

– К вашим услугам, благородные синьоры! – провозгласил он и снова поклонился.

Тренировочная площадка оказалась совершенно пуста, и разумник небрежно пояснил, что на сегодня занятия уже закончились, а старшие курсы боевиков по распоряжению магистра Алого факультета занимаются строевой подготовкой на другой площадке. И что если даже кто-то появится в разгар их беседы с уважаемым месьором, у этого кого-то наверняка хватит учтивости подождать её окончания.

«А также чувства самосохранения», – согласился Лучано, с любопытством оглядываясь.

Что ж, ничего нового. У них при казармах была такая же. Стойки с оружием, навесы, щиты и соломенные чучела. Каменные, песочные и травяные площадки, чтобы нога привыкала к любому покрытию. Разве что Шипов ещё учили драться и в воде, для чего использовались огромные чаны. Именно в таком едва не утопили будущего грандмастера Тино.

Фраганец тоже осмотрел площадку с явным одобрением. Подошёл к стойке с рапирами, взял одну и пару раз взмахнул. Вернув оружие на место, учтиво осведомился:

– До первого укола или до третьего?

– Как пожелаете, месьор, – радушно отозвался Роверстан. Подумал и добавил: – Если не ошибаюсь, вы бережёте правую руку. Я готов тоже использовать одну. По вашему выбору.

Подойдя к стойке, он взял первую попавшуюся рапиру, сделал выпад в воздухе и удовлетворённо кивнул.

– У вас прекрасное зрение, милорд, – с явным удовольствием ответил фраганец. – Не извольте беспокоиться, я давно оправился от раны. Не вижу необходимости ограничивать ни себя, ни, тем более, вас. Три укола, обе руки.

Они поклонились друг другу одновременно и так же одновременно сделали шаг назад.

– Синьор Фарелли, – с безмятежным спокойствием сказал Роверстан, – прошу вас быть свидетелем, что приглашение на беседу сделано и принято по всем правилам чести, а также с полного взаимного согласия.

– Прошу вас быть свидетелем, – подтвердил фраганец, и Лучано склонил голову.

– Подтверждаю и готов поклясться в этом своей честью и милостью Пресветлого Воина, – торжественно сказал он, чувствуя, что во рту пересохло от волнения.

Не сговариваясь, соперники сделали ещё по шагу, с изысканной учтивостью встав так, чтобы солнце светило обоим одинаково. Чёрный камзол фраганца, белая мантия магистра – словно две фигуры арлезийских башен застыли на каменной площадке, пытаясь поделить одну клетку. Две рапиры с опасно блестящими остриями взлетели в воздух и замерли друг напротив друга, едва не касаясь кончиками. Теперь дело было за свидетелем.

– Беседуйте, синьоры! – воскликнул положенной фразой Лучано, от волнения забыв, что оба достойных господина не итлийцы.

Он смотрел во все глаза и всё-таки едва не упустил момент, когда рапиры, не дрогнув, плавно принялись расходиться, будто следя друг за другом блестящими стальными жалами. Полукруг, ещё один, потом круг и сложный медленный выпад. Острия рапир плыли в воздухе, пока рукояти замерли в совершенно неподвижных руках. Оба соперника стояли расслабленно и спокойно, словно стальной узор, нарисованный в воздухе, не разделял их, а, напротив, объединял.

У Лучано сладко заныло сердце. Это было похоже на смертоносное искусство мастера Лоренцо и его лучших учеников, но при этом неуловимо отличалось. Вот рука фраганца едва заметно двинулась, миг – и обе рапиры сорвались в бешеную пляску. Какие приёмы из фехтбуков?! Какие заученные позы?! Лучано хватал воздух, со священным ужасом понимая, что этим двоим хватило бы нескольких мгновений, чтобы убить друг друга, если бы бой был настоящим. Да что же они творят?!

Он остро пожалел, что Альса нет рядом. И Айлин… Они бы оценили. А больше этим видом он бы ни за что и ни с кем не поделился!

Словно в противовес безумному мельканию рапир, лица соперников по-прежнему были безмятежны. Да и двигались только руки. Хотя… Вот фраганец чуть сместил корпус, и магистр повернулся вслед за ним, словно в танце.

– Предпочитаете арлезийские сабли? – осведомился вдруг месьор с безупречной любезностью, и Лучано прикусил изнутри губу от ужаса.

Отвлекаться на разговор в такой драке? Да, он знал, что это называется «беседа», но… не на самом же деле?! Или… на самом?..

– О, ваша зоркость гораздо лучше моей, – восхищённо отозвался разумник. – Неужели так заметно?

– Мой дорогой ученик отдал своё сердце северным секирам, – ухитрился пожать плечами д’Альбрэ. – Это весьма обогащает и мою точку зрения.

– Понимаю, – согласился магистр, делая ещё шаг. – Хорошие ученики всегда учат нас самих.

И теперь уже фраганец повторил за ним, словно в танце, правила которого прямо сейчас писали острия рапир, вынуждая людей им повиноваться.

Лучано давно забыл, как дышать. Но, наверное, всё-таки дышал, только воздух казался тягучим и горячим, с трудом проходя в лёгкие.

Шаг, поворот, шаг, поворот… И снова, и снова…

Двое кружили по площадке, и рапиры пели в их руках, то хрустально звеня, то возмущённо лязгая, то вкрадчиво шепча о чём-то своём.

– Северная школа, мне кажется, – задумчиво уронил фраганец, и стальной рисунок в воздухе на миг неуловимо смазался.

Лучано едва не вскрикнул, но, к счастью, голос ему отказал. Он поднял руку ко рту и закусил манжет куртки для большей надёжности.

– Туше, – безмятежно, почти радостно отозвался разумник. – Вы совершенно правы, дорогой месьор. Мой почтенный учитель был родом из Амбуйе.

То есть первый укол нанесён?! Лучано стиснул зубы сильнее. Он даже не видел удара проклятого фраганца. Нет, не проклятого… Такое мастерство может быть только благословением. Пусть хоть от Баргота – но великим даром.

– А! – удовлетворённо отозвался месьор. – Я знаю пятерых из Амбуйе… Но один не берёт учеников, а ещё два… Пожалуй, они могли бы проиграть вам серьгу. Но так обучить – сомневаюсь. Недостаточно хороши сами.

– Вы слишком… любезны.

На этот раз Лучано увидел удар. Быстрый гадючий укол в правое плечо фраганца, словно рапира Роверстана обвилась вокруг не успевшего уклониться клинка соперника, поднырнула под него и ужалила.

– Туше, – прозвучал голос месьора. – Значит, остаётся двое. Де Ларош и ля Жербидье.

Один-один. Лучано яростно жевал рукав, понимая, что остался один укол до конца «беседы». Невозможно представить, чего обоим стоит эта лёгкая спокойная беседа, когда рапиры мелькают быстрее стрекозиных крыльев. Это как бежать вслепую по скользким от дождя ночным крышам. Как заниматься любовью с незнакомцем, будучи связанным по рукам и ногам, трепеща каждым нервом, натянутым от страха и восторга. Как пробовать неизвестное зелье, не зная, успеешь ли проглотить противоядие, и подействует ли оно. Как… назвать своё имя рыжей девчонке со смертью в глазах и позволить ей всё, что угодно.

Танец. Драка. Любовь без капли плотского влечения, но какая разница, если души льнут одна к другой? Кому там уже важно, что глупые тела не касаются друг друга ничем, кроме стальных лезвий? И кто сказал, что сталь не продолжает горячую плоть?

– Так Ларош или Жербидье… – протянул фраганец с невозможным, немыслимым равнодушием. – Нет-нет, прошу, я бы хотел догадаться сам.

– Как изволите, дорогой друг, – любезно отозвался Дункан. – Впрочем, надеюсь, вы не осудите меня за подсказку. Ваш почтенный коллега учил нас двоих, меня – и юного лорда Аранвена, сына канцлера.

Тягучий низкий голос с арлезийским выговором то ли произносил, то ли пел слова. И Лучано чувствовал, что сходит с ума. Этому голосу и этим рукам он мог бы отдаться прямо сейчас. На этой клятой площадке посреди полной людей Академии, залитой дневным солнцем. Без капли стыда! Какой, к Барготу, стыд, если от голоса магистра плавятся кости внутри, а тело уже давно сгорело и рассыпалось пеплом? Как фраганец это выдерживает? Впрочем, он и сам той же породы. Безумный дракон с серебряным жалом, пляшущим в воздухе. Больно смотреть на них. Больно и сладко.

– Но серьгу получили только вы… – бесстрастно подсказал второй голос.

Две огромные хищные птицы в облике людей шагнули назад – и разом перебросили рапиры в другую руку. Чёрный камзол фраганца, белая мантия арлезийца. И тёмные тени на каменной площадке.

Что-то внутри Лучано корчилось от боли и наслаждения одновременно. Он хотел, чтобы поединок закончился, и боялся этого. Как потом дышать самым обычным воздухом, не пропитанным этим чудом?!

– Юный Аранвен предпочитает фехтованию математику, – улыбнулся Дункан. – А я сказал бы, что поэзию, но не вижу разницы между стихами и дуэлью…

Он шагнул вперёд, и рапиры яростно взвыли. Короткий треск, и обломок одной отлетел в сторону, упав к ногам Лучано. Мир замер. Словно в жутком сне Лучано увидел, как остриё другой приближается к горлу разумника. Медленно, будто капля смолы тянется на солнце. Воздух встал в горле – ни закричать, ни пошевелиться. Так же медленно Роверстан поднял свободную руку, пытаясь защититься, его лицо исказилось досадой – но не страхом, губы шевельнулись…

– Туше, – услышал Лучано.

Мир дрогнул – и стало видно, что рапира фраганца упирается в горло Дункана. Самым кончиком, из-под которого ползёт одна-единственная капля крови.

– О, мои извинения! – выдохнул месьор. – Я рассчитывал, что вы отразите. Если бы не рапира…

– Туше, – снова улыбаясь, повторил Дункан. – Могу лишь гордиться, что столько продержался.

– Нет же! – Д’Альбрэ с яростным сожалением смотрел на сломанную рапиру соперника. – Ах, проклятье. Как жаль… Позвольте не принять…

– Это бесспорно было туше, – продолжая беспечно улыбаться, покачал головой Дункан. – Хотя бы потому, что вы наверняка угадали имя.

– Де Ларош, – выдохнул фраганец, и Дункан радостно рассмеялся, словно выиграл, а не проиграл, а потом кивнул.

– Я посоветую фехтмейстерам Академии обновить рапиры, – беспечно сказал он, вертя в руках обломок, где от гарды осталось не больше двух ладоней длины клинка. – Месьор де Ларош, вы совершенно правы. Он говорил, что в Дарре слишком много математики, а во мне – поэзии. Вот если бы сложить нас и поделить, то получилось бы два недурных фехтовальщика. Не могу не признать, что в этом есть определённый смысл… Мои поздравления с победой, месьор д’Альбрэ. Не знаю, как выразить благодарность за урок.

– Просто Жозеф, если вам будет угодно!

– Сочту за честь, – поклонился разумник и снова представился: – Тогда я для вас просто Дункан.

Они смотрели только друг на друга, не замечая Лучано, и это было болезненно правильно. После такого-то! О, конечно, оба благородных синьора бесспорно из тех мужчин, что скорее зарежутся, чем лягут с другим мужчиной, но проклятье… То, что они сейчас творили вместе, было ярче и слаще любовных услад. Откровеннее, пронзительнее… Лучано после такого предложил бы сопернику всё, что тому угодно. Прямо сейчас, пока кровь не остыла, только бы добраться до укромного места. Но синьоры – порядочные люди, у них, конечно, даже мыслей таких быть не может. А что глаза горят при взгляде друг на друга, ну… Как же отвратительно тяжело, наверное, быть порядочным человеком!

– Пожалуй, пора возвращаться, – с сожалением признал разумник. – Но мы непременно должны как-нибудь повторить.

– С радостью! В Дорвенанте так тяжело встретить достойного партнёра для тренировок…

Чёрные вороньи глаза фраганца сияли удовлетворением и почти любовным экстазом, взгляд Роверстана искрился азартом, словно проигрыша не было. Поискав взглядом обломок рапиры, он обнаружил его в руках у Лучано и, похоже, немало удивился, что на площадке ещё кто-то есть.

– А, синьор Фарелли! Премного вам благодарны!

И снова обернулся к фраганцу, доверительно понизив голос и сообщив:

– Дорогой Жозеф, не согласитесь ли вы сегодня вечером оказать мне услугу? Я собираюсь нанести один визит…

– Мне взять с собой вторую рапиру? – деловито уточнил бретёр. – Я сочту за честь подарить вам одну из своих.

– Нет-нет! По правде говоря, меня чрезвычайно интересует, не владеете ли вы другим инструментом?

Он положил руку на плечо фраганца, и они вместе ушли в сторону лазарета, но по какой-то чрезвычайно длинной дуге. Вздохнув, Лучано поднялся и тоже отправился обратно в палату, чувствуя, что ноги самым предательским образом подкашиваются. Оставалось только надеяться, что усилия магистра Роверстана принесли должные плоды, и сегодня ночью он не поделится снами с Аластором и Айлин. Чует сердце, что сны эти будут не так невинны, как цветущие гранаты и ожившие статуи.

* * *

Лорд Кастельмаро вывел её в коридор, и Айлин села на скамью между двумя кадками с лимонными деревьями, сложив руки на коленях, как полагается леди. Это было так странно… Она много лет утверждала, что отказалась от рода, и даже сейчас считала, что это правда, но всё равно все вокруг продолжали считать её леди Ревенгар. Дарра, Саймон, остальные соученики и преподаватели. А теперь и лорд Кастельмаро. Боевик так странно смотрел на неё, что Айлин задалась вопросом, что же он видит? Она ведь совершенно не похожа на фамильные портреты предков, ни одной черты. Вот Артур – да, он образцовый Ревенгар, а она…

Кастельмаро стоял перед ней, и это тоже было совершенно естественно. Айлин сотни раз видела именно такие сценки – мужчину, стоящего перед сидящей дамой. Обычный этикет. Раньше ей казалось, что правила поведения немыслимо всё усложняют, но теперь она понимала, что была неправа. Не будь этикета, она бы сейчас не знала, куда себя девать от смущения и о чём разговаривать с этим почти незнакомым мужчиной, другом её отца. Отстранённо она подумала, что лорд Кастельмаро весьма хорош собой. Смуглый, черноволосый, с яркими голубыми глазами… Алый мундир гвардейского полка ему очень идёт, и многие знакомые Айлин девицы были бы счастливы вниманию этого блестящего аристократа.

А ей вспомнилась дорога. Ржание лошадей, которым магия ломала ноги. Наёмники лорда Вальдерона, прикрывшие их с Алом собой и давшие им время уйти. Месьор д’Альбрэ, которого судьба снова столкнула с бывшим противником по войне, насмешливо запутав, кто теперь на чьей стороне. «Янтарный щит». И холодный сладкий азарт «Кукушки». Её первая магическая дуэль! Первая победа, которая оказалась такой мелкой и незначительной по сравнению с тем, что было потом…

Она смотрела на лорда Кастельмаро, перед которым должна была чувствовать себя юной наивной девицей, неопытным боевиком перед мастером – и понимала, что всё совсем иначе. Так, словно они равны. Конечно, недели её путешествия – это не годы войны, которую прошёл её отец и другие офицеры. Но… Айлин теперь тоже знала, что такое убивать врагов и терять близких. И понимала, почему отец всегда считал боевых товарищей больше, чем родственниками.

– Миледи?

Кастельмаро резко вдохнул, и Айлин с удивлением поняла, что ему нелегко даётся этот разговор.

– Я пришёл сюда, надеясь просить прощения у… лорда Вальдерона, – пояснил лорд Кастельмаро, едва заметно споткнувшись перед именем Аластора. – Но вы… Миледи, я и вам должен сказать… Мне жаль, и я могу лишь надеяться, что вы великодушно простите меня за ошибку!

– Вы совершенно ни в чём не виноваты, милорд, – вежливо ответила Айлин, испытывая теперь смутную неловкость от того, как странно смотрит на неё Кастельмаро. Как… Как Пушок, сотворивший какую-то шалость, пойманный на ней и отчаянно стыдящийся! Только что хвостом не виляет, да и то исключительно из-за его отсутствия. – Вы же просто выполняли приказ!

Кастельмаро мотнул головой, то ли соглашаясь, то ли совсем наоборот.

– Зовите меня Эдвин, миледи, прошу вас! И я… нет, я виноват! Понимаете, я же поверил… поверил, что вас похитили! Что вы такая же, как другие девицы, – юная, наивная, легкомысленная! Но потом я увидел…

Он опять перевёл дух, и Айлин, не успев возмутиться причиной, которой объяснили её побег, увидела в глазах боевика искреннее восхищение.

– Вам говорили когда-нибудь, что вы похожи на свою мать? – неожиданно спросил Эдвин. – Так вот, это неправда! Я увидел, как вы сидите в седле, как пригибаетесь к лошадиной шее, даже как поднимаете руку для заклятия… При этом вы сдвигаете брови и усмехаетесь, даже если вам невесело! В точности как Дориан! Да, и ещё это: «Скажи ку-ку!»… Дориан на тренировках частенько кричал именно так. Я смотрю на вас – и вижу, что он вернулся, понимаете? Дориан… он…

– …Гордился бы? – еле слышно спросила Айлин и затаила дыхание, ожидая ответа с надеждой и мучительной тревогой и зная, что поверит Кастельмаро, что бы тот ни сказал.

Ведь он был другом отца! Наверное, лучшим, если так о нём вспоминает?

Кастельмаро замялся, подбирая слова, и, когда у Айлин совершенно упало сердце, решительно махнул рукой.

– Ржал бы! Как полковой жеребец! Простите, миледи, ради Пресветлого… И потом ещё год дразнил бы меня Кукушкой. А вами… вами гордился бы, да. И прямо сейчас гордится в Садах Претёмной – или я не был с ним знаком!

Он неловко улыбнулся, посмотрев на Айлин беспомощно и без всякой светской любезности, а у неё внутри разливалась горячая удивлённая нежность. Совсем как в тот единственный раз, когда отец обнял и подкинул её, встретив из Академии. Словно не было ни этих лет, ни его гибели! Словно стоит вернуться домой – и он выйдет навстречу!

– Простите меня, – сказал вдруг Кастельмаро. – Я только сейчас понял, каким же был дураком.

Айлин удивлённо вскинула брови, а он пояснил, на несколько мгновений отведя взгляд и снова подняв его на Айлин:

– Все эти годы мы, друзья Дориана, старались опекать вашего брата. Юноше, потерявшему отца и не имеющему других старших родственников, тяжело. Некому ввести его в свет, объяснить некоторые вещи, очевидные для… для любого мужчины. И обязательные для дворянина, тем более главы рода. – Он опять запнулся, а потом продолжил с отчаянным усилием: – Но никто из нас, болванов, даже не подумал, что вы… что вам ничуть не легче, чем Артуру. А ведь мы видели, что после того… что после похорон Дориана вы не навещаете дом своих предков даже на вакациях. И должны были понять, что это неправильно! Вы его дочь и такая же наследница крови Ревенгаров, как и брат. Но когда я учил Артура фехтованию и обращению с родовым имуществом, мне даже в голову не пришло, что вас, магессу, я мог тренировать в магии, как это сделал бы сам Дориан. Мы же оба боевики! А я…

– Это потому что я девушка? – проницательно подсказала Айлин, и Кастельмаро отрывисто кивнул, умоляюще глядя на неё.

– Проклятый этикет! – выдохнул он. – Да, именно так. Никому из нас в голову не пришло, что вы нуждаетесь в общении с нами, потому что вы девица, и наш мужской мир – это совсем не то, что ваш. Разумеется, если бы мы узнали, что вам нужна защита или покровительство… Проклятье, когда мне сказали, что какой-то юнец обманул ваше доверие и увёз вас… Я бы за собственной дочерью не кинулся в погоню быстрее!

– Поверьте, милорд, я очень это ценю, – уронила Айлин, и потерянный взгляд боевика немного просветлел.

– Представить не могу, что вам пришлось пережить, – вздохнул он. – Это путешествие… Благодарение Пресветлому, что ваш спутник… Что он проявил благородство, достойное его крови!

– Два моих спутника, – поправила его Айлин. – Лорд Аластор и синьор Фарелли. Да, они были в высшей степени благородны и внимательны. Я знаю, что обо мне станут говорить, милорд. И… благодарю вас. То, что вы сказали о моём отце… Вы не представляете, как это для меня важно!

Её голос дрогнул, и Айлин с ужасом почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы. Не хватало ещё разреветься! Хороша будет заплаканная боевичка, Кастельмаро сразу поймёт, что на самом деле она обычная нервная девица!

– Любому, кто попытается оскорбить вашу честь, придётся иметь дело со мной или с кем-то ещё из товарищей Дориана, – твёрдо сказал боевик. – Разумеется, если ваш брат не успеет защитить вашу репутацию раньше. Миледи Айлин… Простите, что вмешиваюсь не в своё дело. Я знаю, что вы обижены на него и леди Гвенивер, но, возможно, вы позволите мне послужить парламентёром и… примирить вас? Поверьте, ваш отец не хотел бы раздора в семье.

– Мой отец понял бы, почему так случилось, – тихо уронила Айлин. – Мне нечего стыдиться, милорд, и я не намерена отказываться от его имени. Но никогда не прощу леди Гвенивер за… то утро. Прошу вас, не будем об этом.

Кастельмаро молча поклонился, признавая за ней это право, и Айлин поразилась, что он в самом деле считает её взрослой и способной отвечать за свои поступки. Да, она понимала, что уже совершеннолетняя по правилам высшего света, но… до сих пор магический этикет отгораживал её от этой ответственности, позволяя ещё несколько лет укрываться от взрослости за стенами Академии. А ведь не родись она магессой, уже, скорее всего, была бы замужем! И вскоре будет… «Отец и в этом бы меня понял, – подумала она. – Дункан – достойный человек, отважный и благородный. Кому как не боевому магу ценить эти качества? И, может быть, попросить лорда Кастельмаро отвести меня к алтарю вместо отца? Но я не могу просить его об этом сейчас, ещё не время».

Она встала, сделала реверанс и протянула руку, мимолётно удивившись, как легко и быстро возвращаются должные манеры, всё-таки привитые ей леди Гвенивер. Кастельмаро поклонился и почтительно поцеловал её пальцы, а потом снова щёлкнул каблуками и предложил руку, осведомившись:

– Куда позволите вас отвести?

– Я бы хотела вернуться в палату, милорд, – улыбнулась ему Айлин, положив ладонь на локоть боевика.

Распахнув перед ней дверь, Кастельмаро снова вошёл следом, усадил Айлин в кресло и лишь тогда церемонно обратился к Аластору, который разговаривал с родителями:

– Могу я отнять пару минут вашего времени, милорд? Позвольте представиться, лорд Эдвин Кастельмаро, мэтр-капитан второго гвардейского полка его величества.

– К вашим услугам, – хмуро ответил Аластор, посмотрев на боевика в упор и очень недобро. – Аластор, младший лорд Вальдерон.

К чести Кастельмаро, если он и удивился титулу Аластора, то никак это не показал. Напротив, кивнул, принимая как нечто естественное. Лорд Вальдерон и матушка Ала замолчали, только Вальдерон-старший тоже слегка нахмурился, оценив холодный тон сына. А Кастельмаро продолжил, гордо вскинув подбородок:

– Милорд, обстоятельства нашей первой встречи вынуждают меня принести вам самые искренние извинения. Поверьте, если бы я знал истинную причину, по которой вы отправились в путь, то счёл бы за честь предложить вам свою шпагу и всемерную помощь. Но сделанного не исправить, и я в любое время готов ответить за то, что пытался вас остановить. Хоть перед лордом Вальдероном, хоть перед принцем Дорвенном, как вам будет угодно.

«Да что же это такое? – отчаянно подумала Айлин, краем глаза видя, что в дверях остановился Лучано и внимательно слушает разговор. – Ну почему эти мужчины умудряются всё свести к оскорблениям и необходимости ответить на них? Если Ал сейчас вызовет его на дуэль, я… Я даже сделать ничего не смогу! Но обязательно попытаюсь…»

– Насколько я понял, милорд, вы действовали по прямому приказу лорда-протектора? – уточнил Аластор сдержанным и каким-то незнакомым тоном. – Это он велел привезти нас обратно?

Кастельмаро отрывисто кивнул и упрямо добавил:

– Однако и с себя ответственности я не снимаю.

Аластор несколько мгновений смотрел на него в полной тишине, а потом тяжело уронил:

– Было бы странно поставить вам в вину выполнение приказа. Позвольте мне быть откровенным, милорд. Если бы из-за вас пострадал мой наставник или леди Ревенгар, я бы счёл себя обязанным вызвать вас в любом случае. К счастью, этого не случилось, хвала Пресветлому Воину. И мой отец уже сказал, что вы повели себя с исключительным благородством при разговоре с лордом Бастельеро, позаботились о раненом месьоре д’Альбрэ, а затем помогли ему вернуться в наш особняк. За это я вам от всей души благодарен. Следовательно, никаких претензий как принц Дорвенн я к вам не имею и иметь не могу.

– Но как лорд Вальдерон – имеете? – невозмутимо уточнил Кастельмаро.

Брови Аластора сошлись ещё ближе, он смотрел на боевика с тяжёлым холодным гневом, и Айлин поняла, что придётся вмешаться, невзирая на этикет. Иначе эти двое так и останутся врагами.

– Милорд Кастельмаро, – звонко сказала она. – Лорд Аластор обижен на вас из-за лошадей. Помните, на дороге, когда вы пытались нас остановить… Это лошади с его конезавода, и он… Понимаете, он просто очень любит лошадей, – закончила она, смешавшись и вдруг почувствовав себя глупой девчонкой, которая влезла в серьёзный мужской разговор.

Все в палате смотрели на неё. Аластор – по-прежнему хмуро, его родители – с любопытством, Кастельмаро – растерянно, а Лучано, проскользнувший от двери к окну, с весёлым одобрением. Но вот боевик справился с удивлением, снова повернулся к Аластору и, немного помолчав, заговорил:

– Прошу прощения, милорд. Если в вас говорит не личная обида, а привязанность к этим благородным животным, я тем более приношу извинения. Поверьте, у меня просто не было другого способа исполнить приказ. Ну не по людям же мне следовало бить…

Он развёл руками с искренним сожалением, и взгляд льдисто-голубых глаз Аластора потеплел.

– Я понимаю… – уронил он нехотя.

– Милорд, я десять лет провёл на войне, – серьёзно добавил Кастельмаро. – И знаю, как верно лошади служат человеку. Дважды лошадей убивало подо мной осколками ядер. И я никогда не позволил бы себе проявить неблагодарность к таким прекрасным созданиям Всеблагой. Но… война есть война.

– Война есть война, – согласился Аластор и тяжело вздохнул: – Мои ответные извинения, милорд. Я был неправ, думая о вас.

Он протянул руку, и боевик, шагнув к постели, крепко её пожал.

– Милорд, миледи, – обратился он к Вальдеронам. – Благодарю, что позволили приехать вместе с вами. Счастлив знакомству и всегда буду рад видеть вас у себя дома. А Жозеф…

Он покрутил головой, и Лучано жизнерадостно отозвался от окна:

– Если вы о благородном фраганском синьоре, то он ушёл с грандсиньором магистром после «бретёрской беседы».

– Я пропустил «бретёрскую беседу»?!

Лицо Кастельмаро вытянулось от неподдельного огорчения, а Аластор жадно воззрился на итлийца:

– И кто победил?!

– Два к одному в пользу Фраганы! Но лишь потому, что за мгновение до третьего туше у синьора магистра сломалась рапира, – торжественно провозгласил Лучано, потом стрельнул взглядом в сторону Айлин и поспешно добавил: – Сам он в совершеннейшем порядке!

– Ты должен всё рассказать! – выдохнул Аластор. – Как это было?!

– Прости, не могу… – развёл Лучано руками и мечтательно закатил глаза, имея такой блаженно-восхищённый вид, что Айлин едва сдержала смешок. – Это неописуемо! Словами просто не выразить.

– Предатель, – буркнул Аластор, и напряжение, висевшее в комнате, наконец-то полностью рассеялось.

И сразу же лорд и леди Вальдерон, вспомнив указания целителей, заторопились домой. Матушка Аластора крепко обняла Айлин, а лорд Вальдерон пригласил наскоро представленного ему Лучано приезжать в любое время. У Айлин запершило в горле и опять навернулись слёзы, так эта семейная теплота и забота были не похожи на строгое следование этикету у неё дома.

Когда в палате снова остались только они трое, Айлин позвала:

– Пушок!

Пёс, вежливо пережидавший визит чужих людей, вылез из-под кровати, и Айлин принялась его обнимать, а Лучано принялся искать Перлюрена и, в конце концов, нашёл его свернувшимся под одеялом. В сторону Аластора они, будто сговорившись, не смотрели, и Ал не выдержал первым.

– Да, я согласился, – буркнул он, глядя в потолок. – Принять корону и всё, что к ней прилагается. Пришлось…

Вид у него при этом был далеко не счастливый, совсем напротив.

– Я очень рад за Дорвенант, – беззаботно сообщил Лучано. – Вот вернусь домой, стану рассказывать, что делил палатку с настоящим королём! Эх, не поверит же никто…

Итлиец обвёл всех сияющим взглядом, а у Айлин тревожно кольнуло сердце. Аластор взойдёт на трон! Это правильно, он же королевской крови! Но… это значит, что ничто уже не будет как прежде. Ал станет королём, и она присягнёт ему на верность. Они уже не смогут оставаться друзьями… С королями ведь не дружат, у них могут быть только подданные… Лу, наверное, уедет обратно в Итлию, если королева его отпустит. Теперь, когда её величество Беатрис убедилась, что Айлин не собирается убивать Аластора, ей нет необходимости нанимать Шипа. Она снимет с Лу проклятье и…