Текст книги "Fashionopolis. Цена быстрой моды и будущее одежды"

Комбс понимал, что такие новости способны уничтожить его бренд, и оперативно вмешался[164]164
  “Major Turn-Around at Sean P. Diddy Combs’ Factory SETISA Honduras,” National Labor Committee, December 17, 2003.


[Закрыть]. Десять недель спустя Национальный комитет по труду (National Labor Committee, NLC) впоследствии переименованный в Институт международных трудовых норм и прав человека (Institute for Global Labour and Human Rights), сообщил, что начальник производства фабрики SETISA и его заместитель уволены, сверхурочные стали добровольными и оплачиваемыми, туалетные комнаты больше не запирают, охрану упразднили, а в цехах установили кондиционеры и систему очистки воды. Все рабочие получат медицинские страховки и возможность создать профсоюз. Обещали отменить и тесты на беременность.

Тем не менее оплата труда оставалась безнадежно низкой.

«На самом деле ты просто работаешь за еду. Копить невозможно. Купить что-то тоже. На эти деньги можно только выживать, – заявила на слушаниях комитета Гонсалес. – Мне живется не легче, чем три года назад. Мы в ловушке»[165]165
  “Are We Exporting American Jobs?” Senate Democratic Policy Committee Hearing.


[Закрыть].

Нет в мире места, где ситуация была бы более безвыходной и ужасающей, чем в Республике Бангладеш.

На этом клочке земли в бенгальском регионе, зажатом между Индией и Мьянмой, в 2019 г. насчитывалось 168 млн жителей, и почти четверть из них находились за чертой бедности. Страна занимает девятое место в мире по численности населения и десятое по плотности.

В 2018 финансовом году объем выручки от экспорта готовой одежды, сшитой 40 млн рабочих в Бангладеш, превысил $30 млрд[166]166
  Ibrahim Hossain Ovi, “RMG Exports Saw 8.76 Percent Growth Last Fiscal Year,” Dhaka Tribune, July 5, 2018, https://www.dhakatribune.com/business/2018/07/05/rmg-exports-saw-8-76-growth-last-fiscal-year.


[Закрыть]. Таким образом, по данным ВТО, Бангладеш заняла второе место в мире по производству одежды после Китая/Гонконга[167]167
  Refayet Ullah Mirdha, “Bangladesh Remains the Second Biggest Apparel Exporter,” Daily Star, August 2, 2018, https://www.thedailystar.net/business/export/bangladesh-remains-the-second-biggest-apparel-exporter-1614856.


[Закрыть]. «Мы получаем 83 % иностранной валюты из этого сектора, – рассказывает Сиддикур Рахман, президент Ассоциации производителей и экспортеров швейной продукции Бангладеш. – За счет швейной промышленности живут пятьдесят миллионов человек. Наша экономика зависит от нее»[168]168
  Интервью, данное Сиддикуром Рахманом автору, Дакка, Бангладеш, 21 апреля 2018 г.


[Закрыть]. В ближайшие пять лет правительство планирует удвоить объемы производства.

Швейная отрасль Бангладеш сравнительно молода: она зародилась в 1970-х гг. после войны за независимость страны от Пакистана. В это время Южная Корея исчерпала квоты на экспортируемую в США швейную продукцию и текстиль, и предприниматели построили и оснастили фабрики в сельских районах Бангладеш. Как и в предыдущих случаях развертывания швейной индустрии на новом месте, в поисках работы на фабрики хлынули толпы крайне бедных молодых женщин, либо туда отправляли их семьи. Смехотворно низкие зарплаты и немыслимо длинный рабочий день сделал Бангладеш местом, где можно производить швейную продукцию с самыми низкими издержками, – новым Манчестером.

Поставщики возводили кустарные фабрики тысячами, зачастую не имея на то разрешений и не соблюдая базовых норм безопасности, например не заземляли электропроводку и не обустраивали запасные выходы. Однако система охраны всегда была на высшем уровне, чтобы удерживать рабочих на своих местах и предотвращать кражи. Предприятия Бангладеш с их работными домами были расположены далеко от головных офисов брендов, так что никто их не видел и ничего о них не было известно.

Бороться за изменение ситуации начали активисты неправительственных организаций, такие как Джуди Герхарт, глава Международного форума защиты прав трудящихся (International Labor Rights Forum, ILRF), некоммерческой правозащитной организации с офисом в центре Вашингтона (округ Колумбия), созданной в 1986 г. с целью борьбы за «достоинство и права рабочих в условиях глобальной экономики»[169]169
  Интервью, данное Джуди Герхард автору, Вашингтон (округ Колумбия), 25 января 2017 г. Все цитируемые высказывания Герхард происходят из этого интервью, телефонных звонков или электронных писем, если не указано иное.


[Закрыть]. Приветливая, но без лишних сантиментов, безоговорочно преданная делу Герхарт начала защищать права рабочих в 1992 г. в Мехико во время дебатов по поводу условий НАФТА; в 2011 г. она стала исполнительным директором ILRF.

Фонд давно участвовал в борьбе с использованием детского труда в Бангладеш, однако 11 апреля 2005 г. на фабрике компании Spectrum Sweater Industries Ltd., в ветхом девятиэтажном здании в Саваре, округ Дакка, вскоре после полуночи произошел взрыв, в результате которого 64 человека погибли и 80 получили ранения[170]170
  “Spectrum Collapse: Eight Years on and Still Little Action on Safety,” cleanclothes.org, April 10, 2013, https://cleanclothes.org/news/2013/04/11/spectrum-collapse-eight-years-on-and-still-little-action-on-safety.


[Закрыть]. После этого, как рассказала мне Герхарт, активисты «обратили куда более пристальное внимание на предприятия швейной промышленности, начали следить за пожарами и авариями на фабриках, теснее сотрудничать с объединением “За чистую одежду” (Clean Clothes Campaign[171]171
  Крупнейшее международное объединение организаций и профессиональных союзов, занимающееся вопросами улучшения условий труда в швейной отрасли. – Прим. ред.


[Закрыть]) и Консорциумом прав трудящихся (Worker Rights Consortium), привлекая внимание общественности к брендам, уличенным в том, что их продукция производилась на какой-либо из этих фабрик».

Стратегия ILRF направлена на три ключевых аспекта: продвижение законодательных и политических реформ; необходимость более строгой корпоративной ответственности; поддержка и укрепление влияния работников и местных организаций трудящихся. Сопротивление сохраняется. Швейная промышленность приносит колоссальные средства правительству Бангладеш, и не только в отношении уровня доходов. Как сообщила мне Лиана Фоксвог, директор ILRF по организационным вопросам и коммуникациям, на 2018 год 10 % членов парламента Бангладеш имели в собственности швейные фабрики, а у 30 % собственниками фабрик были члены семьи[172]172
  Интервью, данное Лианой Фоксвог автору в скайпе, апрель 2018 г. Все цитируемые высказывания Фоксвог происходят из этого интервью, если не указано иное.


[Закрыть]. «Можете представить себе масштабы попустительства», – говорит она. И коррупции. И казнокрадства. Эти практики ведут к катастрофе, как это было в Нью-Йорке 100 лет назад.

В декабре 2010 г. в десятиэтажном здании швейной фабрики компании That’s It Sportswear неподалеку от Дакки вспыхнул пожар, хотя накануне представители Gap провели там проверку[173]173
  Björn Claeson, “Deadly Secrets,” International Labor Rights Forum, December 2012, 22.


[Закрыть]. На месте происшествия наблюдалась привычная картина: запертые пожарные выходы, выпрыгивающие из окон рабочие[174]174
  Saad Hammadi and Matthew Taylor, “Workers Jump to Their Deaths as Fire Engulfs Factory Making Clothes for Gap,” The Guardian, December 14, 2010, https://www.theguardian.com/world/2010/dec/14/bangladesh-clothes-factory-workers-jump-to-death.


[Закрыть]. Более ста человек получили увечья, 29 погибли. Этим бедствием дело не ограничилось: в период с 2006 по 2012 г. более 500 бангладешских работников швейных предприятий погибли в пожарах на фабриках. Поскольку That’s It Sportswear производила одежду для таких именитых брендов, как GAP, Tommy Hilfiger и Kohl’s, история попала в газеты. Зазвучали призывы к реформам.

Профсоюзы, общественные организации и представители брендов сели за стол переговоров для обсуждения норм безопасности на фабриках и пришли к юридически обязательному соглашению – Договору о пожарной безопасности и безопасности зданий в Бангладеш. Договор оставался неподписанным до зимы 2012 г., когда «Эй-би-си Ньюс» в Нью-Йорке, больше чем через год после катастрофы, подхватила историю That’s It Sportswear и задала дизайнеру Томми Хилфигеру и его генеральному директору вопрос о производстве, ставшем огненной ловушкой. Только тогда PVH Corp., владеющая брендами Tommy Hilfiger, Calvin Klein, Van Heusen, IZPD и Arrow и лицензиями на Michael Kors, Sean John и Speedo, согласилась подписать документ[175]175
  Интервью, данное Скоттом Нова автору в скайпе 16 апреля 2018 г.


[Закрыть]. Шесть месяцев спустя к договору присоединилась немецкая сеть магазинов Tchibo, но других желающих не нашлось, а для того, чтобы соглашение вступило в силу, необходимо, чтобы его подписали хотя бы четыре компании.

Ноябрьским утром, спустя восемь недель после того, как дело с договором по безопасности застопорилось, двадцатитрехлетняя Суми Абедин сидела за своей швейной машинкой на четвертом этаже девятиэтажной фабрики «Тазрин Фэшн» (Tazreen Fashion) в Ашулии в окрестностях Дакки, когда, по ее воспоминаниям, «появился человек и крикнул, что здание горит»[176]176
  Tyler McCall, “Fashioning Workers’ Rights for Women,” Fashionista, May 10, 2013, https://fashionista.com/2013/05/from-the-runways-of-new-york-to-the-factories-of-dhaka-fashioning-workers-rights-for-women.


[Закрыть].

Управляющий и надзиратель уверили работников, что все в порядке.

«Пожара нет, возвращайтесь на свои места и продолжайте работать», – сказали они и заперли дверь цеха[177]177
  “Survivor of Bangladesh’s Tazreen Factory Fire Urges U.S. Retailers to Stop Blocking Worker Safety,” Democracy Now, April 25, 2013, https://www.democracynow.org/2013/4/25/survivor_of_bangladeshstazreen_factory_fire.


[Закрыть].

Сработала пожарная сигнализация[178]178
  Liana Foxvog et al., “Still Waiting,” Clean Clothes Campaign International Labor Rights Forum, 2013.


[Закрыть]. Надзиратели и охранники настаивали на продолжении работы, утверждая, что это учебная тревога.

«Минут через пять-семь я почувствовала запах дыма, – вспоминает Абедин, – побежала к дверям на лестницу и обнаружила, что они под замком… С нижних этажей шел дым». Ей удалось добраться до второго этажа, но это был тупик. Лестничная клетка была в огне.

Более 1100 человек оказались заперты. Доступные дверные проемы и лестничные клетки были тесными, а немногочисленные доступные пожарные лестницы пребывали в аварийном состоянии. Рабочие пытались снять с окон решетки. У одного получилось. Он прыгнул. За ним еще один.

«Потом прыгнула я», – рассказывает Абедин.

Она сломала руку и ступню. Работник, который прыгал вместе с ней, разбился насмерть.

В общей сложности пострадало более 200 человек, и как минимум 117 погибли. Половина тел обгорели до неузнаваемости. Это было самое страшное происшествие на швейном производстве со времен пожара на фабрике «Трайангл» веком ранее. Впоследствии обнаружились ярлыки, одежда и документы, подтверждающие, что на фабрике шили вещи для Sears, Walmart и Disney. Все три компании заявили, что «Тазрин» не была их официальным поставщиком.

Примечательно, что, как сообщила мне Лиана Фоксвог, даже после трагедии на фабрике «Тазрин» бренды «не видят необходимости» подписывать Договор о пожарной безопасности и безопасности зданий в Бангладеш. Это позволяет нечистым на руку владельцам фабрик, таким как Сохель Рана, чувствовать себя практически всемогущими.

Сохель Рана был настоящим головорезом[179]179
  Jim Yardley, “The Most Hated Bangladeshi, Toppled from a Shady Empire,” The New York Times, April 30, 2013, https://www.nytimes.com/201305/01/world/asia/bangladesh-garment-industry-reliant-on-flimsy-oversight.html.


[Закрыть]. В тридцать с небольшим этот бангладешский делец был известен своим бахвальством и тактикой запугивания конкурентов. Он разъезжал по городу на мотоцикле во главе банды байкеров. Политический спекулянт, Рана сумел подчинить себе чиновников и полицию, которые сквозь пальцы смотрели на то, как он продавал наркотики и разбирался с предполагаемыми врагами. Рана занимался бизнесом вместе с отцом, который продал семейную землю в сельской местности в конце 1990-х гг. и приобрел небольшой участок в городе Савар. При помощи вооруженных охранников он захватил кусок земельного участка у своего бывшего партнера по бизнесу; еще один прилегающий участок он получил, подделав документы. Правоохранительные органы помалкивали. Как говорил один из пострадавших от преступлений Раны, «полицейские боялись».

В 2006 г. Рана построил шестиэтажный комплекс, в котором планировал разместить швейные мастерские, магазины и банк. Строительство шло быстро и обходилось дешево, без оглядки на правила градостроительного зонирования и нормы безопасности. В 2011 г. Рана сумел получить разрешение на надстройку еще двух этажей – как считают жители, с помощью взяток, типичного для Савара способа ведения дел. По свидетельству одного бывшего местного политика, город «рос быстро и хаотично». «Тут великое множество зданий, подобных “Рана Плаза”».

Утром 23 апреля 2013 г. работники пяти мастерских, расположенных в «Рана Плаза», усердно шили, когда здание содрогнулось от взрыва и стена второго этажа раскололась так, что в ней образовалась брешь. «Трещина была настолько широкой, что туда можно было просунуть руку», – вспоминает пять лет спустя Шила Бегум, коренастая молодая женщина, работавшая швеей в Tex Ltd[180]180
  Интервью, данное Шилой Бегум автору, Савар, Бангладеш, 23 апреля 2018 г. Все цитируемые высказывания Бегум происходят из этого интервью.


[Закрыть].

Перепуганные рабочие хлынули на улицу[181]181
  Yardley, “The Most Hated Bangladeshi, Toppled from a Shady Empire”.


[Закрыть]. Менеджеры вызвали инженера, чтобы он оценил ущерб. Инженер хотел тут же признать здание непригодным для дальнейшей эксплуатации. Сохель Рана, проводивший в «Рана Плаза» встречу с журналистами, был не согласен. «Штукатурка обвалилась, только и всего, – будто бы сказал он. – Не о чем волноваться». Всех отправили по домам, но велели быть на рабочем месте на следующее утро.

Около восьми утра следующего дня, во вторник, Махмадал Хассан Хридой услышал стук в дверь[182]182
  Интервью, данное Махмадалом Хассаном Хридоем автору, Савар, Бангладеш, 23 апреля 2018 г. Все цитируемые высказывания Хридоя происходят из этого интервью.


[Закрыть]. Его начальник и по совместительству сосед зашел напомнить, что их ждут на фабрике. Хридой, добродушный двадцатисемилетний парень, был в отличном расположении духа. На прошлых выходных он женился на своей беременной подруге, с которой они были вместе уже три года, а двумя неделями ранее сменил низкооплачиваемую работу воспитателя в детском саду на куда более хлебное место инспектора по контролю качества для компании – поставщика New Wave Style Ltd. в «Рана Плаза». Руководство заверило Хридоя, что, поскольку тот силен в математике, он быстро поднимется по карьерной лестнице. «Поэтому я туда и устроился», – поведал мне герой этой истории в 2018 г., пока мы обедали в KFC в Саваре.

Он послушался своего начальника и вышел на работу, как и все остальные, включая Шилу Бегум. «Я была в панике», – вспоминает она, пока мы шагаем рядом по пешеходной дорожке в Саваре под палящим полуденным солнцем. По словам Бегум, тем утром на работу вышли все, так как боялись, что в противном случае в конце месяца им выплатят меньше положенного. По курсу того времени минимальный размер заработной платы в Бангладеш составлял $38 в месяц, то есть треть прожиточного минимума, который экономисты рассчитывают, исходя из основных потребностей, таких как оплата жилья, покупка продуктов и одежды. (В январе 2019 г. эта сумма выросла до $95, что по-прежнему составляет лишь половину прожиточного минимума.)

«Я занималась своим делом, шила для французского бренда джинсы вроде тех, что на вас сейчас, как вдруг электричество отключилось, – рассказывает Бегум. – Через несколько минут заработали генераторы». Едва загудели двигатели, здание начало дрожать.

«А потом оно рухнуло».

Она замолкает и смотрит на меня. Ее темные глаза тускнеют, как будто кто-то потушил свет изнутри.

«Кусок бетонного потолка упал мне на руку, а волосы затянуло в швейную машину, – продолжает Шила. – Я с трудом распутала волосы, но руку высвободить не смогла». Шестнадцать часов спустя ее нашли соседи, которые, как и сотни других людей, присоединились к спасательным бригадам, работавшим на месте. «Они появились с железными прутьями и обрезками труб и вытащили меня, – вспоминает она. – Говорили, что мои внутренности были там повсюду. Я отключилась и двадцать семь дней провела без сознания».

Хридой проверял готовые джинсы на седьмом этаже, когда вдруг стало темно и тихо. Генераторы заработали, и, по его воспоминаниям, «появилось ощущение, будто пол подо мной движется, а потом он исчез». Когда Хридой открыл глаза среди обломков, то понял, что придавлен бетонной опорой. Постепенно все вокруг начало приобретать более четкие очертания, и Хридой увидел, что оказался лицом к лицу со своим приятелем, Файсалем, который работал на втором этаже за швейной машиной. «Я не знаю, что именно произошло, – рассказывает Хридой приглушенным голосом. – Видимо, мой этаж провалился до его этажа». У Файсаля был проломлен череп. «Я видел, как его мозг вытекает наружу».

Хридой начинает плакать. «Не могу забыть, как прямо передо мной ему снесло голову, – произносит он, всхлипывая. – Воспоминания до сих пор меня мучают».

Катастрофа на швейной фабрике в «Рана Плаза», в которой 1134 человека погибли и 2500 пострадали, стала крупнейшей в современной истории.

«Я потеряла всех своих друзей, – говорит Бегум. – Многих так и не нашли».

В пять утра по стокгольмскому времени директора по устойчивому развитию H&M Хелену Хельмерссон разбудил телефонный звонок[183]183
  Marianna Kerppola et al., “H&M’s Global Supply Chain Management Sustainability: Factories and Fast Fashion,” University of Michigan, February 8, 2014.


[Закрыть]. На линии был представитель компании в Саваре, который рассказал об ужасах обрушения в «Рана Плаза» и заверил, что официально H&M ничего там не производила. Тем не менее Хельмерссон предупредили, что контрагенты H&M могли иметь одну из мастерских в «Рана Плаза» в качестве субподрядчика; до окончания расследования ни в чем нельзя быть уверенными. Учитывая, что H&M – крупнейший в Бангладеш экспортер одежды, даже если компания не причастна к трагедии, она может стать мишенью борцов за права трудящихся как символ зла, связанного с выводом производства за рубеж. Это и недостаток контроля, и несоблюдение норм безопасности, и нарушения прав человека, и запутанные цепочки поставки, которые невозможно отследить. Двумя часами позже, ровно в 7:00, Хельмерссон встретилась с генеральным директором H&M Карлом-Йоханом Перссоном, чтобы скрупулезно проработать текст заявления компании о происшествии в Бангладеш.

«Ни одна из швейных мастерских, расположенных в здании, не производила одежду для H&M, – сообщалось в заявлении. – Важно помнить, что трагедия стала следствием проблем инфраструктуры в Бангладеш и не имеет непосредственного отношения к текстильной отрасли. То, что ни одна из фабрик не связана с поставками в H&M, не означает, что мы не принимаем участия в поиске конструктивных решений существующих проблем»[184]184
  “H&M: Comment on Fire and Building Safety in Bangladesh,” H&M, May 7, 2013.


[Закрыть].

Большинство брендов предпочли промолчать.

Как рассказала мне Фоксвог, «после катастрофы не нашлось тех, кто сделал бы шаг вперед и признал, что имел производство в “Рана Плаза”».

Чтобы выяснить, какие бренды работали с маcтерскими в «Рана Плаза», команды исследователей провели месяцы, разбирая обломки в поисках лейблов, просматривая базы данных импортеров и сайты фабрик, чтобы добыть информацию о поставщиках. «Это была серьезная проверка данных», – резюмировала она.

В ответ на факты Walmart заявила, что заказы компании передавались субподрядчикам в «Рана Плаза» без ее ведома, французская Carrefour отрицала наличие там производства, а JCPenney и Lee Cooper/Iconix не дали комментариев[185]185
  Foxvog et al., “Still Waiting.”


[Закрыть]. Когда стало ясно, что одежду более чем десятка американских и европейских брендов, вне всякого сомнения, шили в «Рана Плаза», большинство из них уклонились от требований выплатить компенсации пострадавшим и семьям погибших. В отсутствие соглашений по правам трудящихся они были не обязаны платить.

На сей раз после лавины обличающих материалов в СМИ брендам пришлось попотеть. Двойной удар – сначала «Тазрин», потом «Рана Плаза» – это было уже слишком. Они обязаны что-то сделать! Тогда и вспомнили об инициативе, которую игнорировали в течение двух лет: Договор о пожарной безопасности и безопасности зданий в Бангладеш.

За шесть недель документ подписали 43 компании, включая Primark, Inditex, Abercrombie & Fitch, Benetton и H&M, переименовав его в Соглашение о пожарной безопасности и безопасности зданий в Бангладеш (Accord on Fire and Building Safety). К октябрю число компаний-участниц достигло двухсот, в их числе Fast Retailing (холдинг, владеющий Uniqlo) и American Eagle.

Множество других брендов, в основном американских, уклонились, сославшись на опасения навлечь на себя судебные иски[186]186
  Lauren McCauley, “Critics Blast US Retailers’ Corporate-Dominated Factory Safety ‘Sham,’ ” Common Dreams, July 11, 2013.


[Закрыть]. В июле компания Walmart сообщила о подписании аналогичного соглашения – Альянса за безопасность рабочих в Бангладеш (Alliance for Bangladesh Worker Safety). Среди подписавших его компаний были Gap, Target, Hudson’s Bay Company (владелица Saks Fifth Avenue и Lord & Taylor) и VF Corporation (владелица Lee Jeans, Wrangler, The North Face и Timberland). Однако участие в Альянсе не налагает на компании юридических обязательств, и общественные организации посчитали эту меру менее действенным и искренним шагом, чем Соглашение о пожарной безопасности и безопасности зданий в Бангладеш. Как пояснила мне Фоксвог, Альянс распространялся на «меньшее число участников и работал с более мелкими фабриками». Кроме того, его положения носили рекомендательный характер – это схема, доказавшая свою несостоятельность в течение десятилетий пожаров и аварий.

Избежать обсуждения в новостях случившегося в «Рана Плаза» было невозможно. Затем последовали шумные информационно-просветительские кампании. Тем не менее американцы так и не поменяли свои покупательские привычки[187]187
  Stephanie Clifford, “That ‘Made in the U.S.A.’ Premium,” Women’s Wear Daily, November 30, 2013.


[Закрыть]. В 2013 г. они потратили на одежду $340 млрд – вдвое больше, чем на новые автомобили. Значительная часть купленных вещей была произведена в Бангладеш, в том числе и работниками мастерских в «Рана Плаза» незадолго до катастрофы.

В апреле 2018 г. я отправилась в Бангладеш, чтобы своими глазами увидеть, улучшились ли условия труда на фабриках после катастрофы в «Рана Плаза».

Мой вывод: и да и нет.

Начнем с «да».

За пять лет на 1600 фабриках было устранено 97 тыс. нарушений правил безопасности, таких как запертые двери, отсутствие пожарных выходов и опасная проводка. Правительство закрыло 900 фабрик, не соответствующих стандартам.

За неделю до моего визита Центр Стерна по вопросам предпринимательской деятельности и прав человека при Нью-Йоркском университете опубликовал исследование, согласно которому на ремонтные работы для «устранения оставшихся угроз безопасности труда» в швейных мастерских Бангладеш требуется еще $1,2 млрд, и призвал к созданию целевой рабочей группы для контроля над выявлением и исправлением этих нарушений[188]188
  Paul M. Barrett, Dorothée Baumann-Pauly, and April Gu, “Five Years After Rana Plaza: The Way Forward” (NYC Stern Center for Business and Human Rights, April 2018), 2, https://issuu.com/nyusterncenterforbusinessandhumanri/docs/nyu_bangladesh_ranaplaza_final_rele?e=31640827/64580941.


[Закрыть]. Соглашение только что было продлено на три года, и появились признаки улучшения ситуации.

Я увидела перемены к лучшему собственными глазами на работающей в соответствии с Соглашением фабрике под названием Rizvi Fashions Ltd. («Ризви»). Шестиэтажное здание с розовато-лиловой штукатуркой по дороге на Савар было построено в 2014 г. Шакилом Ризви, бывшим президентом фондовой биржи Дакки. На фабрике более 2000 работников обслуживают 1450 машин и выпускают 2–2,5 млн предметов одежды в месяц.

Чистота и безопасность на фабрике поражали. Бригады мужчин и женщин, преимущественно моложе 30 лет, производили сизые хлопковые плавки Primark, ярко-розовые флисовые шорты для бренда Deltex Organic с оборками понизу и белые хлопковые майки для Fruit of the Loom. Все, начиная с рабочих за швейными машинами до инспекторов по качеству, в масках, предотвращающих попадание волокон ткани в дыхательные пути. Женщины в хиджабах безостановочно толкали по проходам широкие самодельные механические щетки вроде швабр, добиваясь безупречной чистоты. Яркие лампы дневного света, к тому же окна во всю стену пропускали внутрь много солнечного света. Огромные вентиляторы обеспечивали циркуляцию воздуха и охлаждали его: хотя температура снаружи уже поднялась выше 38 ℃, в помещении было комфортно.

На момент сдачи в эксплуатацию фабрика соответствовала принятым в то время в Бангладеш нормам безопасности, что означало открытые свисающие с потолка провода и игнорирование норм пожарной безопасности. Затем цех проинспектировали на предмет соответствия требованиям Соглашения, и ситуация изменилась. Теперь проводка изолирована и закрыта кожухом. Появились высокотехнологичная пожарная сигнализация, аварийное освещение, стойки с огнетушителями, топоры и шлемы, ежемесячные учебные тревоги, пожарные команды с начальниками в специальных флуоресцентных желтых жилетах, так что рабочим легко их заметить. Одна пятая штата работников обучаются основам оказания первой помощи, пожаротушения и спасательных работ в местном отделении пожарной охраны. «Процесс идет», – сказал мне во время прогулки по цеху Анвар Хоссейн, менеджер по вопросам соответствия требованиям.

По сравнению с потогонными мастерскими здесь были и другие плюсы: финансируемая компанией столовая, где работники могут купить сэндвичи и напитки по себестоимости, медпункт, детский сад. Когда я заглянула туда, там играли годовалая малышка и семилетняя девочка, дочери двух швей. Фабрика закрыта по ночам и в пятницу – в священный для мусульман день.

Затем Хоссейн провел меня через автостоянку на «насосную станцию» – отдельно стоящее здание с современной гидравлической системой, соединенной с частным подземным водохранилищем почти на 700 м³, – предмет гордости Хоссейна и его команды.

Меры предосторожности, принятые в соответствии с Соглашением, оправдывают себя: на фабрике «Ризви» ни разу не было пожара.

Но это не означает, что в Бангладеш больше не осталось потогонных мастерских.

«Я видел места и похуже, – сообщил мой сопровождающий, когда мы добрались до одной из подпольных мастерских Дакки. – Мы только что проехали мимо нескольких, которые куда хуже».

Расположенная в мрачной подворотне фабрика, которую мы собирались осмотреть, была построена в начале 2000-х гг., но пребывала в столь плачевном состоянии, что выглядела вдвое старше. Четыре охранника в униформе – пожилые люди, не слишком грозные на вид, – сидели за небольшим столом у входа. Салам алейкум, то есть «Мир вам», обратился один из них ко мне, подняв руку к лицу и слегка кивнув.

Мы поднялись по единственной в здании лестнице через фойе первого этажа. Заляпанные грязью стены не поддавались описанию.

Нас пригласили на чай с начальником и его командой. Мне предложили старый деревянный стул с облупившейся краской, а моему переводчику достался пластиковый. Начальник расположился за столом с ламинированной столешницей на потрепанном вращающемся стуле, обтянутом розовым кожзамом, из боковых швов которого торчал наполнитель. Складывалось впечатление, что всю офисную мебель нашли на улице.

В комнату тихо проскользнула хрупкая девушка с широко посаженными глазами, облаченная в пурпурное сари и оранжевый хлопковый хиджаб.

«Она совсем юная», – шепнула я.

«Лет пятнадцать», – так же тихо ответил переводчик.

После пятиминутных переговоров нашего посредника с боссом нам устроили экскурсию. Лестница – единственный выход – была заставлена большими коробками с товарами, приготовленными для отправки в Россию. На стене лестничной площадки висел большой плакат с заголовком «Программа социальной ответственности бизнеса», в котором на бенгальском и английском языках перечислялись все правила охраны труда и техники безопасности, которым предприятие якобы следовало. «Это обман», – прошептал посредник.

Возле двери стояли красные пожарные ведра, до краев набитые мусором, большие черные пластиковые баки для воды были треснувшими и полупустыми. Мы вошли в швейный цех – длинное мрачное помещение со слабым освещением. Более ста рабочих всех возрастов – некоторые явно подростки – сидели за видавшими виды швейными машинами, отшивая одежду в неистовом темпе. Как и девушка, которую я видела ранее, женщины были одеты в сари и платки ярких цветов. Все были босыми. Ни одной медицинской маски, несмотря на развешанные по стенам плакаты «Безопасность прежде всего!» и «Надевайте маски!». Оголенная проводка. Решетки на окнах с преимущественно разбитыми стеклами. Пол завален обрезками ткани, обрывками ниток и грудами готовой одежды. Жара невыносимая – более 38 ℃. Небольшие вентиляторы гоняют пыль, но не дают прохлады.

Еще несколько этажей здания были отведены под специализированные цеха. В отделочном цехе на столах лежали горы черных джинсов. Молодые женщины и мужчины стояли босиком на кусках картона и осматривали джинсы, обрезая торчащие нитки и исправляя другие мелкие дефекты. В раскройном цехе рабочие от руки чертили и вырезали выкройки, вместо того чтобы использовать компьютеризированные системы, что на сегодняшний день повсеместно применяется на фабриках, работающих легально. Рулоны ткани, как попало разбросанные по полу, создавали дополнительные препятствия, затрудняя выход в случае пожара. Раскройщик, парень лет двадцати, худой до такой степени, что выглядел недоедающим, орудовал старым электрическим вертикальным раскроечным ножом, быстро двигая им по 12-сантиметровым стопкам денима справа налево. На его левой руке была перчатка из металлической сетки, будто она могла защитить пальцы от ножа. На современных фабриках раскрой ткани автоматизирован.

Когда мы вышли на улицу, посредник рассказал, что фабрикой владеет чета офтальмологов, которые никогда ее не посещают. Он сообщил, что на фабрике производят товары для Walmart и Lidl, но он не знает, по контракту или по субподряду[189]189
  Многократные попытки связаться с каждым из этих брендов и получить комментарий или подтверждение остались безуспешными.


[Закрыть].

Мы поблагодарили его за помощь, сели в нашу потрепанную Toyota Uber без ремней безопасности и выехали на трассу. Пока мы стояли, застряв среди моторикш, скутеров и автобусов, гудящих и сигналящих без перебоя, переводчик искал в интернете дополнительную информацию о фабрике. На главной странице сайта – фотографии улыбающихся рабочих в светлом чистом помещении и команды менеджеров, сидящих в аккуратном новом офисе с рабочими местами, разделенными перегородками.

Первые строки описания сообщали, что компания была основана девять лет назад, имеет семьсот работников и шестьсот машин. Продукция производится «исключительно на экспорт», среди клиентов компании заявлены французский бренд Camaïeu, канадский Roadrunner и британский CJ Apparel[190]190
  Попытки получить подтверждение у Camaïeu и Roadrunner были безуспешными; CJ Apparel заявила, что не размещает заказы в Бангладеш.


[Закрыть]. Мне стало интересно, доводилось ли хоть кому-нибудь из заказчиков, например русским, чей адрес был на коробках, стоявших на лестничном пролете, бывать на этой фабрике.

Владельца фабрики «Тазрин» Делвара Хоссейна в итоге арестовали[191]191
  “Four Years Since the Tazreen Factory Fire: Justice Only Half Done,” Clean Clothes Campaign, November 24, 2016, https://cleanclothes.org/news/2016/11/24/four-years-since-the-tazreen-factory-fire-justice-only-half-done.


[Закрыть]. Ему предъявили обвинение в непредумышленном убийстве, так как он знал, что пренебрежение техникой безопасности может повлечь гибель людей. Судебный процесс, начавшийся в 2015 г., затянулся, поскольку обвинение оказалось не в состоянии представить свидетелей, и все еще не завершен, хотя к 2018 г. с момента пожара прошло уже шесть лет[192]192
  Md Sanaul Islam Tipu, “No Significant Progress in Trial Six Years After Tazreen Fashions Fire,” Dhaka Tribune, November 23, 2018, www.dhakatribune.com/bangladesh/2018/11/23/no-significant-progress-trial-six-years-after-tazreen-fashions-fire.


[Закрыть].

В 2016 г. Сохелю Ране и еще 17 подозреваемым, включая его родителей, проектировщика «Рана Плаза», мэра Савара, трех государственных инспекторов и специалиста по городскому планированию, было предъявлено несколько обвинений, в том числе в убийстве[193]193
  “Rana Plaza Owner, 17 Others Indicted,” Daily Star, June 15, 2016, https://www.thedailystar.net/frontpage/rana-plaza-owner-17-others-indicted-1239742.


[Закрыть]. Год спустя Рана был приговорен к трем годам тюрьмы за предоставление Антикоррупционному комитету ложных сведений о размерах личного капитала[194]194
  “Rana Plaza Owner Jailed for Three Years Over Corruption,” Al jazeera.com, August 29, 2017, https://aljazeera.com/news/2017/08/rana-plaza-owner-jailed-years-corruption-170829161742916.html.


[Закрыть]. Судебный процесс по делу об убийстве и другим обвинениям приостановлен в связи с апелляциями в вышестоящий суд. Хотя уголовные дела и не принесли результатов, они стали беспрецедентным событием для швейной индустрии Бангладеш.

Как сообщила мне Герхарт, в 1998 г. лишь 15 % компаний имели в правилах внутреннего трудового распорядка положения о свободе создания профсоюзов и ведения коллективных переговоров между предприятиями и трудящимися об условиях труда. Сейчас это данность. Бренды публикуют списки поставщиков, что казалось немыслимым еще пять лет назад, а если рабочий погибает, выплачивают компенсацию.

Как и в случае других позитивных изменений в швейной отрасли Бангладеш, толчком послужила катастрофа в «Рана Плаза». После нее бренды в одночасье посчитали необходимым – из-за искреннего чувства вины или, что более вероятно, опасаясь за собственную репутацию – раскошелиться, если работник погибает или теряет конечность на производстве. «Никто не называет эти выплаты компенсацией, – поясняет Фоксвог. – Это называется “Соглашением по «Рана-Плаза»”». Созданный объединением «За чистую одежду» фонд в размере $30 млн под гарантии брендов был призван помочь облегчить существование семьям погибших и жертвам трагедии, получившим тяжкие увечья. Но доступ к этим средствам оказался непростым.

Шила Бегум получила серьезные травмы: она вынуждена носить корсет и ортез на правом предплечье. «Мои почки были сильно сдавлены и повреждены, – рассказывает она. – Я едва могу пошевелить правой рукой». Шила не получила компенсации от правительства и «ничего от брендов». Из-за увечий она не может работать и, будучи вдовой, не имеет иных источников дохода. Она была вынуждена забрать из школы 14-летнюю дочь: хотя по закону среднее образование бесплатное, она не может позволить себе расходы на учебники и обеды. Шила признается, что ей приходится просить деньги у родных, и начинает рыдать. «Когда я прихожу сюда, – говорит она, глядя на пустырь на месте “Рана Плаза”, – мне не хочется жить».