Текст книги "Иммунитет против страха. Боевые искусства как способ проживания жизни и построения характера"

Глава 5. Воинские ритуалы

В додзё

Существуют места, в которых линейное время не имеет никакой власти. Места, в которых тревоги и проблемы можно оставить у двери, и где голос глубочайшего осознания нашептывает на ухо душе. Священные пространства, в которые мы приходим, чтобы найти себя, и из которых уходим измененными и восстановившимися.

Некоторые из народов американских индейцев говорят, что парная – это чрево Земли. Входящие в нее погружаются в очищающую купель, которая смывает пыль повседневной жизни. Когда люди выходят из темноты и жара парной, то видят мир новыми глазами, с невинностью только что возродившихся существ.

Парная, собор, священная гора, храм, додзё боевых искусств… в этих местах магическая сущность пронизывает воздух, как будто законы, которые обычно нами управляют, исчезают, и все становится возможным. Именно здесь, вдалеке от социальных условностей, от спешки ритма, который нам на самом деле не свойственен; вдалеке от мнений других людей, от проблем, которые у нас, как мы считаем, есть – именно в таких местах за пределами времени наша истинная природа говорит с нами и учит нас жить.

В более-менее буквальном переводе с японского додзё – это «место, где находят путь», или, избавившись от поэтических украшений, «место просветления». По этим словам нетрудно понять, что для занимающихся боевыми искусствами додзё представляет собой нечто большее, чем физическое здание для занятий. Это церемониальный центр, где человек сталкивается со своими слабостями и растит зерна своей силы. Интенсивность тренировки не позволяет брать с собой в додзё повседневные проблемы и требует такой сосредоточенности, что в сознании не остается места для того, чтобы отвлекаться и преследовать разные цепочки мыслей. Входя в додзё, вы словно входите в иное измерение, где ваша социальная идентичность не имеет значения и является лишь бесполезным препятствием.

Как человек, который участвует в ритуале парной, сначала останавливается перед входом, чтобы пройти очищение дымом горящего шалфея, так мастер боевых искусств, прежде чем пересечь невидимую линию, которая отделяет додзё от остального мира, останавливается у дверей и выполняет традиционное приветствие (кланяется или прижимает правый кулак к левой ладони, в зависимости от традиции), тем самым объявляя о переходе из нормального состояния сознания в церемониальное пространство. После того, как граница пересечена, начинается обряд. Боец снимает одежду, которую носит в повседневной жизни, и надевает церемониальный костюм, соответствующий случаю: ги для дзюдо, доспех для кэндо или одну из шелковых униформ северокитайских боевых искусств. Каким бы ни был выбор, психологический эффект один и тот же. Как футболисты перед игрой или воины перед боем раскрашивают лицо боевыми цветами, так боец в додзё подает своему сознанию сигнал, что наступает время настроиться на другую частоту. Для того чтобы подчеркнуть это изменение сознания, в начале урока мастер додзё, в котором я тренировался некоторое время, закрывал вход, задернув большую завесу, и велел ученикам оставить общество за порогом.

В течение пары часов занятия мы встречаемся с таким количеством символов и ритуальных действий, что любому антропологу хватило бы на целую жизнь. Додзё – это одно из немногих нерелигиозных мест в нашем обществе, где взрослые дают себе разрешение достичь прямого контакта с мифом. В додзё человек может ощутить принципы и идеи собственными мускулами и прийти в контакт с архетипом воина социально приемлемым способом.

Практика. Когда я помню, кто я, проблем не возникает

Когда солнце обжигает землю, сияя во всю мощь, и засуха вытягивает энергию из всех водных потоков, полинезийские шаманы отправляются в путь. Они проходят много миль вверх по течению, вдоль сухого русла реки, пока не приходят к устью. Там они садятся, наклоняются к пересохшему горлу родника и начинают рассказывать реке историю ее рождения. Прислушиваясь к истории, река вспоминает свою природу. И делая первый шаг на обратном пути, шаман уже слышит голос бегущей воды.

Вообще-то ни один полинезийский шаман такого не делал – только в воображении моего отца. Он написал этот рассказ много лет назад. Если я правильно помню, он был очень коротким, всего на несколько строк длиннее моего пересказа, но глубоко меня поразил. Не потому, что сильно отличался от всего остального, что писал отец, но также потому, что, прочитав его, я почувствовал, что прикоснулся к вопросу огромной важности. Шаману нужно только напомнить реке о ее природе, и тогда не остается засухи, которая смогла бы помешать ей течь. То же самое происходит и с людьми. Никакой мастер и никакой метод не могут дать нам то, чем мы уже не обладаем. Единственное, что нам может помочь – это стимул, который напоминает о том, кто мы есть на самом деле.

Западная философия могла бы сказать, что это старая сократовская идея знания как памяти, но в данном случае Сократ не изобрел ничего, что уже не было бы известно шаманским культурам. На протяжении тысяч лет наши предки порождали ритуалы, главной целью которых было вернуть нас в контакт с духом и «вспомнить» себя. Ни одна река не течет все время без остановки, и ни один человек не присутствует в своей жизни полностью сто процентов времени. Взлеты и падения – естественные части опыта, которых нельзя избежать. Но главное – это знание о том, как быстро найти стимул, который поможет заново настроиться на жизненный потенциал. Как сказал основатель айкидо Морихэй Уэсиба: «Я все время теряю равновесие, но восстанавливаю его так быстро, что вы не видите, как я его теряю».

Занятия боевыми искусствами – это ритуал, который помогает мне вспомнить, кто я. Воспоминание о том, кто я – единственное, что мне по-настоящему нужно, но это бесконечное занятие, потому что забыть очень легко, и не менее легко не осознать, что я забыл. Возможно, наши идеи, слова и мнения остаются прежними, но внутренний свет гаснет. Мы остаемся теми, кем были, всего лишь не такими яркими, страстными, живыми – меньше той личности, которой были раньше. Когда такое происходит, нам нужно пережить ощущения, которые снова повернут выключатель. Посещение занятий в додзё три-четыре раза в неделю может быть вариантом таких ощущений.

Я уверен, что стимулом может быть практически все, но мне не нравится покоиться в руках судьбы. Вот почему меня естественным образом привлекает постоянство и дисциплина боевых искусств. Ах! Я написал в одном предложении два слова, за которые отец бы от меня отрекся, особенно учитывая, что я пришел к ним, начиная с написанного им рассказа. «Постоянство» и «дисциплина» – ужасные слова. Они звучат как боевой клич бригады стахановцев. Язык действительно иногда забывает ухаживать за музой поэзии, но в данном случае лучше избегать привередливости. Я обращаюсь за помощью к Чогьяму Трунгпе: «Под дисциплиной мы подразумеваем не нечто неприятное или искусственное, навязанное извне. Скорее наша дисциплина – это органический процесс, который естественным образом развивается из нашего собственного опыта… Для него [воина] дисциплина – это не требование, а удовольствие». А Дэн Миндао добавляет: «Дисциплина – это свобода и спутник воображения. Дисциплина дает возможность стать тем, чем вы хотите быть».

Регулярную практику такой дисциплины, как боевые искусства, можно сравнить с подметанием полов. Это не то, что можно сделать один раз, достичь результата и забыть. Каждый день пыль накапливается снова и скоро опять покроет пол. Только регулярная практика позволяет избежать этого. В отличие от тех переживаний, которые ярко горят, но случаются только время от времени, сила боевых искусств – в повторении. Когда мы начинаем наслаждаться тренировками, постоянство перестает быть скучной обязанностью, которая выполняется для того, чтобы достичь отдаленной цели. Тренировка – это удовольствие само по себе. Мы предвкушаем, как проведем два часа в церемониальном пространстве додзё. Даже физическая эффективность боевых искусств зависит от постоянства. Некоторые движения, повторяющиеся сотни раз, становятся частью естественных рефлексов настолько, что выполняются совершенно инстинктивно, без вмешательства всякой рациональной мысли. Тело помнит даже тогда, когда разум затуманен.

Учитель

Чтобы авторитет уважали, он должен быть уважаемым.

Том Роббинс

В додзё учитель – это глава дома, дирижер симфонии, неопровержимый лидер. За ним остается последнее слово по поводу всего, что происходит в додзё, но также на нем лежит огромная ответственность: он – тот канал, через который проходят красота и эффективность вековой традиции. Если он плохо учит, ученики освоят плохую технику и мировоззрение, и в свою очередь передадут эти ошибки следующим поколениям. На его характер и способности опирается судьба искусства, которое он представляет. Если учитель делает слишком много ошибок, искусство растворяется и вскоре теряется: огромная ноша на плечах всего одного человека.

Много лет огромная важность, которая присваивалась фигуре учителя, держала меня на расстоянии от боевых искусств. Я уже бросил баскетбол, потому что у меня была аллергия на отношение тренеров. Каждый раз, когда один из них повышал голос, орал на меня или пытался давать приказы, которые я не одобрял, я прикладывал все усилия, чтобы продемонстрировать им, куда они могут засунуть свои приказы, а потом продолжал играть по-своему. (Удачи Дэннису Родману!) Насколько я помню, мне всегда было свойственно сопротивление перед лицом любой формы власти. Я никогда не мог с уважением смотреть в глаза тем, кто подчинял свою индивидуальность послушанию учителю и затем вслепую следовал его методам. Большую часть времени у тех, кто с обожанием смотрит на «учителя» и превозносит его благодетели, очень низкая самооценка. Когда я встречаюсь с теми, кого почитают как таких учителей, первое желание у меня обычно – бросить им вызов и свергнуть с пьедестала.

Я любил боевые искусства еще до того, как начал ими заниматься, но слишком часто слышал о том, как учителя обращаются с учениками с максимальной строгостью, но безо всякого уважения. Годами я продолжал искать учителя, который был бы совместим с моим характером. Вскоре после начала поисков мне стало очевидно одно: намного проще быть хорошим мастером боевых искусств, чем хорошим учителем. Я встречал людей с поразительными физическими способностями, людей, которые называли себя самыми разными почетными званиями (сэнсэй, сифу, учитель, гранд-мастер и даже великий гранд-мастер), но среди толпы с громкими именами очень немногие были теми учителями, которые заслуживали так называться. Даже если они не были авторитарными нео-наци, которых я ненавидел, у одних имелись лишь поверхностные познания об искусстве, другие оказывались настоящими экспертами, но не имели представления, как учить тому, что они сами знали, а третьим недоставало терпения, мягкости и харизмы истинного лидера. Мне все время вспоминались слова Уильяма Блейка: «Орел никогда не терял столько времени, как когда решил поучиться у вороны».

Наконец, однажды я переступил порог додзё и понял, что нашел то, что искал. За четыре года я посетил сотни школ и встречался со многими знаменитыми мастерами, но никогда не испытывал настолько ясного чувства. Всего десять учеников тренировались под наблюдением улыбающегося гиганта. Я никогда не видел, чтобы настолько большой человек двигался с такой гибкостью. Грация и сила были ясно видны в каждом его движении. Присмотревшись, я понял, что он не такой уж большой, всего около ста восьмидесяти восьми сантиметров и девяноста пяти килограммов, но благодаря своей интенсивности казался намного больше. Он был здесь на все сто процентов. Его присутствие наполняло всю комнату. Ему не нужно было, чтобы ученики ему кланялись или называли учителем. Вместо этого все называли его по имени, и он обращался с учениками как с друзьями: именно тот учитель, которого я искал, которого я мог бы по-настоящему уважать. Это не то уважение, которое порождается искусственной дисциплиной, принуждающей властью или великой славой. Самое глубокое уважение вызывает человек, его личность, его пример.

Меньше чем через год после того, как я начал у него заниматься, учитель женился и решил отойти от дел. И мне опять пришлось искать наставника. Но к этому моменту я попался. Искусство завораживало меня настолько, что я не мог перестать заниматься, несмотря ни на что. Кроме того, мои поиски не потребовали много времени, потому что за тот год я узнал вот что: преследовать романтическую иллюзию о том, каким должен быть учитель – нездоровая практика. Никакой учитель не сможет сравниться с идеализированным всезнающим и всемогущим, сочувственным, но требовательным архетипом. Учитель – не более чем проводник, который передает ученикам дар физической техники, и при отсутствии идеального учителя ученики могут стать учителями для самих себя.

Оружие

В мгновение, когда выпускается стрела, открывается истинная природа человека.

Дзенская пословица

Физические предметы – это неорганическая материя, лишенная личности или жизненной энергии. Они не дышат. Они не говорят. Они не обладают бьющимся сердцем. У них нет характера или эмоций. В западной культуре принято рассматривать физические предметы как нечто инертное и неодушевленное.

Но что знает западная народная мудрость о предметах? Слышали ли они звук шаманского барабана? Видели ли, как индийские знахари молятся с трубкой на все четыре стороны света? Проводили ли ночь в кузнице японского кузнеца, наблюдая, как среди огненных искр рождается традиционный меч? Есть предметы, которые являются не просто инструментами, и более чем произведениями искусства – предметы, созданные из того же материала, из которого появляются легенды. Держа их в руках, вы чувствуете, как их сила течет по вашим пальцам. «Инертный» – последнее слово, которым их можно описать. Я видел предметы, в которых жизни было больше, чем во многих людях.

Особенная энергия, которая вибрирует в некоторых предметах, не ускользнула от внимания воинов прошлого. Как для некоторых индейских племен трубка – это традиционный алтарь, посредством которого они общаются со вселенной, так оружие воина – это его самые доверенные спутники, физическое продолжение его характера. Меч, копье, жезл, пара ножей-бабочек, дубинки кали, лук и стрелы: каждый из этих видов оружия изготавливается из разных материалов и обладает собственной формой, использованием и историей. Но самое большое значение имеют разные духовные качества каждого вида оружия. У каждого своя энергия, отличающая его от других. В зависимости от того, какое оружие выбирает воин, он вступает в контакт с разными силами. Это можно ощутить, едва взяв оружие в руки. Стрельба из лука требует сочетания внутреннего покоя и полной сосредоточенности. Жезл – это оружие тех, кто не хочет проливать крови, оружие странствующих монахов: сильное, но не откровенно жестокое. Тренировка с дубинками кали, напротив, погружает меня в состояние откровенной резкости, в котором не предлагают, не просят милости и не достигают удовлетворения, пока не увидят осязаемых признаков разрушения.

Не только разные типы оружия пробуждают разные типы энергии, но каждое отдельное оружие заряжено собственной силой: во всем мире нет пары совершенно одинаковых мечей. Именно поэтому воина и его любимое оружие соединяет очень сильная связь. Они становятся неразделимыми, как будто обладают одной и той же жизненной силой. Меч, например – это душа самурая. Он представляет его путь жизни и его кодекс чести. Это воплощение бусидо. То же относится и к королю Артуру и его мечу. Вынув меч из камня, Артур стал королем: Эскалибур в то же время являлся живым символом идеалов благородства и сердца Камелота.

Поскольку изготовление такого оружия требует не только материала, рождение оружия – это не просто искусство и технология, но также религиозный ритуал. Прежде чем выковать меч, японские кузнецы очищают себя, кузницу и все рабочие инструменты. В некоторых индейских племенах для того, чтобы сделать меч, воин временами зовет на помощь друзей, и они вместе молятся, чтобы наделить предмет силой. Затем меч украшают в соответствии с видением своего будущего носителя. Когда работа закончена, приходит знахарь и благословляет его.

Человек, который изготавливает оружие своими руками, может зарядить его собственной энергией. Все часы, в которые создатель с религиозным рвением предается работе, наполняют предмет энергией, неведомой продуктам массового производства. Поэтому в лучшем из миров мастер боевых искусств должен сделать своими руками по крайней мере одно из используемых оружий. Это глубокий опыт, который радикально преображает точку зрения на материальный мир. Невозможно сравнить ощущение, которое я испытываю, когда держу свой жезл, и то, что я чувствую, держа любое другое оружие, которое может быть технически лучше, но при этом безлико.

Использование традиционного оружия – необходимая часть практики боевых искусств. Почти любой стиль боевых искусств включает изучение некоторых видов оружия, а есть такие искусства, как кюдо, путь лучника, и кэндо, путь меча, полностью посвященные изучению единственного вида оружия. В древние времена практика с оружием была направлена на максимальную эффективность, потому что от этого зависело выживание воина. Но в наши дни, когда никто, очевидно, не будет ходить с самурайским мечом на поясе или защищаться от нападения копьем, изучение оружия имеет ценность, выходящую за пределы самозащиты. Изучая то, как использовать одно из традиционных оружий так, словно это естественное продолжение рук, мастера осваивают глубокое восприятие пространства и расстояния. Или же работа с оружием может стать медитацией в движении, пронизанной невероятной красотой: подобно дзенскому коану, в котором если вы не обращаете достаточного внимания на оружие, то ударитесь, но если слишком сильно об этом волнуетесь, то лишитесь силы, грации и гибкости. Практика с настоящим клинком, даже в стенах контролируемой среды, такой как додзё, и с использованием всех мер предосторожности, даже у самых рассеянных мастеров приводит к монашеской концентрации.

Но сегодня главная функция традиционного оружия, пожалуй, мифологическая. Учась его использовать, мы приходим в контакт с историческим прошлым и с силой мифов. Как учит Дамбо, сила, позволяющая летать, заключена действительно не в волшебном пере. Она внутри нас. Верно также, что почитание объекта больше, чем человека, который его держит – это начало фетишизма, но оружие – это символическое напоминание о духе пути воина.

Ката и форма

Для драки нужно двое, но что происходит, когда один боец хочет сразиться сам с собой? При отсутствии противника из плоти и крови можно пригласить поиграть воображаемых бойцов. Формы (в японских боевых искусствах ката) – это условная последовательность движений и техник боя, которые мастер отрабатывает в одиночку, рассекая воздух ударами, адресованными невидимым врагам. В английском языке есть выразительное название, подходящее формам: «бой с тенью». Практика форм распространена среди практически всех стилей боевых искусств. В каждом искусстве есть свои. Будь то чудеса акробатики в формах вушу, чистая сила ката в карате или медленная гладкость форм тайцзицюань, сущность не изменится. Любая форма представляет собой фундаментальные принципы и основы искусства.

Наблюдая за тем, как мастер выполняет формы, становится легко понять, почему боевые искусства называются «искусствами». Даже нетренированный взгляд видит гибкую красоту формы. Она выглядит как боевой танец. Для того чтобы заворожиться этим зрелищем, наблюдателю не нужно быть мастером или понимать предназначение каждого движения. Но кажущееся безусильной выполнение формы – это результат многих часов практики. Запоминание всех движений – только первый этап тренировки форм. После этого начинается настоящая работа. Необходимо обращать внимание на каждую деталь.

Как в притчах дзена, вначале боец действует инстинктивно, не осознавая в полной мере, что он делает, и результатом становится поверхностная форма без вкуса, ритма и интенсивности. По словам китайских мастеров, «у нее нет кун-фу». Затем, долго тренируясь и оттачивая каждую технику, боец осознает каждое движение и узнает все мельчайшие секреты, которые делают форму приятной глазу. Теперь его форма быстрая, сильная, зрелищная. Ритм завораживает, движения совершенны, и наблюдатели с энтузиазмом хлопают, видя, как много боец работал, чтобы достичь этой цели. Но чего-то все равно не хватает. По-прежнему нет настоящего кун-фу. По-прежнему слишком много мыслей и тревоги о том, чтобы все сделать правильно. Боец прогибается под весом этого знания. В форме слишком явно присутствует память о трудностях тренировки. Слишком много пота, слишком много усилий. На этом этапе он эксперт, изучил все необходимое; теперь настало время забывать, а вернее, вспоминать, не вспоминая. Как пишет Лао-цзы: «Понимая все знание, можешь ли ты отринуть разум?» Как в те времена, когда он ничего не знал о форме, боец возвращается к инстинктивным действиям. Не грубому инстинкту того, кто ничему не учился, но инстинкту того, кто, научившись, превзошел выученное. Естественные легкие движения, с точностью до миллиметра, не выдающие ни тени усилия: концентрат силы и грации. Наконец у него «есть кун-фу». Теперь у формы есть дух.

Для того чтобы выполнить идеальную форму, мастер забывает обо всем остальном и настраивается на энергию формы. Он как будто опустошает свой разум, чтобы интерпретировать роль. В некоторых китайских боевых искусствах названия движений не просто их описывают. Они – пророческие послания, которые подсказывают мастеру, какой тип энергии ему нужно призвать, поэтические прозрения, о которых нужно медитировать перед занятием. Они носят такие названия, как «черный дракон поворачивает хвост», «герой срубает гору», «белки выходят из гнезд», «прости, если я не пойду за тобой», «поднимание иголки со дна моря», «дитя поклоняется Будде», «яростный тигр спускается с горы», «герой устраивает вечеринку».

Мало что учит сосредотачиваться на здесь и сейчас так, как формы. Формы – это одинокие ритуалы, посвященные достижению физического и духовного совершенства. Когда форма жива, осознание, тело и разум объединяются. Глаза горят огнем. Если вы испытываете это ощущение, то знаете, что форма будет совершенной еще до того, как пошевелили хоть одним пальцем.