Текст книги "Ваша честь"

Глава девятая

Камень. Неудивительно – богатые дома всегда и везде были из камня: в старину достаточно было искры, чтобы полгорода выгорело за пару дней. Никаких украшений: возможно, из тех же соображений. Камень давит, потолки низкие – а это, скорее всего, связано с тем, что небольшие помещения проще обогревать. Мне попались несколько слуг, которые поклонились при виде меня, а вот графиня – мать – даже не соизволила выйти. Все, дочка сплавлена с рук? Можно сосредоточиться на других делах и других детях?

– Тина? А как мои братья и сестры? Другие?

В псевдоисторических фильмах актрисы слишком резво бегали. Костюмы, как бы они ни были хороши, не весили как багаж на неделю. Я не шла – практически семенила, и проклятые серьги болтались в моих ушах.

– Все Святые приняли их в Чертоге своем, – с улыбкой ответила она, в очередной раз нимало не удивившись и опять показав мне пальцы-лоб. – Но я с радостью разделю с вами вечернюю молитву, милая госпожа, за их покой.

И это неудивительно. Ни ее реакция, ни ее ответ. Молиться – хоть какое-то развлечение, но тут я ступила на первую ступеньку лестницы, схватившись за перила, и сообразила: значит, сегодня я вернусь сюда, я не останусь во дворце!

Почему-то меня обрадовала эта новость. Наверное, потому, что все же здесь у меня было убежище, был какой-никакой, но информатор, и я была не готова к новым людям и новым обычаям.

Настолько не готова, что забыла подхватить подол платья, и если бы не Тина, я бы точно не попала ни на какой отбор, просвистев по всей длине лестничного пролета. Но Тина меня даже не упрекнула, только помогла спуститься. Ох, как было бы замечательно, если бы она отправилась со мной, но, судя по ее одежде, на это не стоило даже рассчитывать.

Я попала в мир, где у меня есть крыша над головой, куча побрякушек и титул, но где никому не интересно мое мнение.

И когда я дошла до конца пролета, решение пришло ко мне само собой.

Оно было настолько простым и изящным, настолько очевидным, настолько грамотным в сложившейся ситуации, что первое, о чем я подумала после – почему я сразу не увидела этот выход? Да, будут трудности, еще какие, но я же смогу полноценно жить! Выбирать, что мне делать, смотреть мир, я буду избавлена от риска стать чьей-нибудь женой и помереть в адских муках от пятых родов за четыре года, и я обязана была подумать об этом еще тогда, когда увидела тело Йоланды!

Только бы пережить этот вечер, вернуться, а дальше я все сделаю. Непременно. И это воодушевило.

Настолько, что на себя, на свой нелепый, неудобный наряд я смотрела уже как на костюмированную вечеринку. В прежней жизни мне в голову не приходило устроить тематическую фотосессию или пойти на имитацию бала, но раз выпал шанс покрасоваться в подлинном историческом платье с драгоценностями стоимостью в полмиллиона – вполне возможно, что и не привычных мне рублей – я использую его по полной.

Я наконец вышла на улицу. Вонь, крики, люди, кони, духота. Перед подъездом стояла карета, запряженная парой сытых лошадей.

Экипажи, дожившие до двадцать первого века, я видела. И в Оружейной Палате, и в европейских музеях. От того, что предстало моему взору, у музейных экспонатов было два огромных отличия: те кареты принадлежали в основном представителям правящих династий и были изготовлены в более поздний период, чем тот, в котором оказалась я.

Ни резьбы, ни позолоты, ни росписи: четыре колеса практически одинакового размера, тряпки, деревянный остов – больше всего экипаж потенциальной королевы напомнил домик, которые дети сооружают из стола и пары пледов. В детстве я сама устраивала такой, забиралась туда с фонариком и книжкой и читала, как отважные мушкетеры отправляются спасать несчастную королеву от бесчестья, а страну – от войны. Перечитав эту книгу уже лет в двадцать, я пришла к выводу, что эпиграфом к сему роману можно было бы написать «слабоумие и отвага»: люди, которые лезут в политику, будучи даже не мышами, а семечками. В двадцать лет я решила, что им была жизнь не мила, а в шестьдесят пять осознала, что и без политических авантюр они могли долго не протянуть, и не в дуэлях одних было дело.

Карабкаться – вот теперь было слово, которым я описывала все, что отличалось от ходьбы по ровной поверхности. Тина осталась на пороге дома, мне помогал садиться тощий разряженный мужик – тоже в темной одежде, но все равно он был при параде, и я не могла сказать, что создало у меня такое впечатление: выучка, вероятно? Все его жесты были нарочитые, как у плохого певца. Я удержалась на подножке, неловко развернулась, чуть не запутавшись в юбках, села, и карета была продуваемой, наверняка тряской, жесткой – вот это определенно. С непривычки платье у меня завернулось, сидеть мне было неудобно, но я решила лишний раз не шевелиться. Было лень, да и вряд ли здесь огромные расстояния.

Я оказалась права во всем: и в том, что экипаж тряский, и в том, что я отобью себе за четверть часа все кости, и что я не успею как следует рассмотреть город. Высовываться я опасалась – вдруг для дамы моего сословия это ужасающий моветон, – но украдкой разглядывала узкие улицы, похожие на каменные ущелья.

Очень щедро загаженные, констатировала я. Так выглядели где-нибудь в далекой глубинке посещаемые общественные туалеты в середине лихих девяностых, и тут отличий практически не было, не стеснялись ни люди, ни лошади, и все, что мне приходило на ум: я в дерьме. По уши. Надо быстрей реализовывать план, потому что глаза разъедало от вони и от безысходности захотелось завыть.

Наконец мы оказались на площади, где было много карет, и сперва я предположила, что это рынок или какая-то городская площадь, потому что если это был королевский дворец, то он поражал своей скромностью: два этажа, нижний весь в каменных арках, каменные колонны перед подъездом, и я ожидала, что меня проведут именно через них, но нет. Дверца распахнулась, очень внушительный господин с синей лентой через плечо подал мне руку, и я опять позабыла про ногу и свалилась на бедолагу. Но надо отдать ему должное: он и ухом не повел, может быть, был привычен, но меня в этот момент больше беспокоило то, что я едва не потеряла свою туфлю и упорно пыталась ее нашарить.

Наконец вся неловкость сошла на нет, меня поставили наземь, и я понятия не имела, что я должна сказать или сделать. Мне хотелось отряхнуться и поправить платье, но я терпела – кто знает, как это расценят? Как немедленный вылет с отбора? Как приговор, и вместо своей комнаты я отправлюсь на плаху?

По крайней мере, эта площадь была чище, чем городские улицы. Мужчина провел меня в неприметную дверь, я оказалась в анфиладе комнат, где ветер гулял такой, что после уличной духоты я сразу отметила – ждать мне простуды, – и указал на стул. Я покорно села, уже относясь ко всему происходящему как к незначительному этапу, и стала рассматривать остальных девушек.

Они были буквально от юниц до перестарков, если так можно выразиться, хотя я не была уверена, что верно определяю возраст. Я же прекрасно помнила, какая разница между женщиной в тридцать лет в семидесятых годах и в третьем десятилетии двадцать первого века. Все девушки были одеты примерно так же, как я, и мне пришло в голову, что это выходная, но все же не праздничная одежда. Девушек было много – от восемнадцати, как я прикинула, до двадцати пяти лет, кто-то в теле, кто-то такой же дохленький, как и я, блондинки, шатенки, брюнетки, и было как-то подозрительно тихо, только туда-сюда неспешно ходили такие же упитанные мужички с лентами. Придворные, уполномоченные провести первый этап?

Иногда они подходили к какой-то девице, что-то спрашивали, пару раз попросили кого-то встать. Я чувствовала себя лошадью на цыганском рынке, разве что никто не смотрел нам зубы, и это, возможно, было еще впереди, но я пока никого не интересовала. И вдруг девушка рядом со мной встала, покопалась в платье – я и не знала, что в платьях были карманы! – достала оттуда предмет, сильно напоминающий соусник, поставила его на пол и присела над ним.

До этого я только читала, как выглядели средневековые туалеты. Зато была в курсе, как бурдалю приобретались как антикварные столовые предметы. Однажды мне этот портативный дамский туалет попался в перечне конфиската, и так как находился он среди музейно ценных ложек, вилок, тарелок и прочей кухонной утвари, я искренне посочувствовала гостям дома, чей хозяин получил девять лет за систематические взятки в особо крупных размерах.

Я скорее поняла, что за моей спиной кто-то стоит, чем почувствовала взгляд, и сразу поспешно отвернулась. Пялиться на человека, справляющего нужду, вероятно, здесь было не принято. Никто бы не кинулся на меня с криками «ловите попаданку», но привлекать внимание было в любом случае ни к чему. Но кто-то за спиной не уходил, и я обернулась.

Человек в черном – совсем как из книг, невыразительный и безликий; поняв, что я заинтересовалась им, он развернулся и спокойно пошел куда-то, и больше таких черных людей я здесь не видела. Двух девушек провели мимо меня к выходу, и их пышные платья скрыли от меня этого черного, но неприятное ощущение не проходило. Эти две красавицы уже свободны? А остальные, и я в том числе?

С другого конца зала к нам твердым шагом шел блондинистый молодой парень в сопровождении пожилого поджарого мужчины и дерганого человечка. Парень тоже был одет в темное – коллега того, который стоял за моей спиной? Мне нужно выдержать, высидеть, девушек уже отпускают, это часа два, три, вряд ли больше, твердила я себе. К моей соседке, деликатно отодвинувшей бурдалю в сторону, подлетела сначала служанка, а потом подошел седой мужчина и что-то сказал. Все эти люди, несомненно, суетились не просто так, у них была цель, и я взмолилась – пусть обо мне вообще все забудут. Тем более – здесь же было на кого посмотреть! Вон та красавица с роскошной копной светлых волос и грудью пятого размера очень подходит на роль супруги будущего короля.

Но блондин вместе со своими сопровождающими остановился как раз напротив меня, и сердце мое провалилось в разом заледеневшее нутро. Блондин мазнул по мне взглядом, что-то сказал пожилому мужчине, и они прошли дальше. Я перевела дух.

Моя соседка поднялась и с недовольным выражением направилась к выходу – ее перехватил очередной мужик с лентой. Это закончится или нет? В моих глазах рябило от людей, лент, дерганого света свечей, и запахи проявлялись все сильнее и сильнее. Бурдалю, кажется, сюда не взяла только я.

– Ваше сиятельство? – услышала я вкрадчивый голос. – Графиня Йоланда ван дер Вейн?

Дерганый человечек из свиты блондина не ушел и сейчас чуть наклонился ко мне. Ну, наверное, это я. Я не знаю. Что хорошего ты мне скажешь? Что я могу убираться отсюда и забыть этот рынок невест, как страшный сон?

Глава десятая

Я почтительно, как могла, ответила:

– Да, это я.

Надо было добавить что-то? «Сударь»? «Милостивый государь»? Но вид у меня в платье, с драгоценностями, с прической был столь величественный, что я решила обойтись без обращений. Дерганый кивнул, поклонился мне, а вокруг началось движение. Барышни поднимались, тянулись вереницей в дальний конец зала и пропадали в дверной проеме.

Я услышала музыку. Непривычную обычному уху, но мне такая почему-то нравилась. У нас ее называли «камерной» – и классическая музыка, Бах, Бетховен – это была именно она. Здесь, конечно, Бетховены пока не родились… Я поднялась и направилась за остальными.

Я оказалась в числе последышей и, если честно, надеялась, что меня развернут и с вопросом «а вы-то куда» вернут в дом родной. Я протолкалась за спинами девиц, хотела было так и остаться во втором ряду, но очередной мужик с лентами бесцеремонно пристроил меня между двумя пышнотелыми красавицами. Я записала это в бонус от злодейки-судьбы: мой минус – мой же и плюс.

Музыка стихла. Наступила торжественная тишина, потом взволнованно, как петух с утра, кто-то завопил:

– Все Святые да хранят короля! Хранят королеву! Виват!

Мужчины в зале склонились в поклоне, дамы присели в, как я поняла, реверансе. Серьезно? Я тоже попыталась присесть, убеждая себя не думать про ногу, потому что Йоланда должна была это уметь, но нет, я завалилась набок, не сильно, но заметно криво, ногу прострелила боль, и я, стиснув зубы и стараясь не завопить, прокляла и короля, и королеву, и церемонии. Если я не разогнусь сейчас же, не выдержу и закричу. Мне больно, в конце-то концов!

Но, пусть и с перекошенным лицом, я все же держала спину прямо. И даже рассмотрела сквозь выступившие слезы, как на середину зала вышел пузатенький мужчина очень низкого роста, одетый на удивление просто, во что-то неброское, темно-серое. Я приняла сперва его за слугу, а потом в голове неуместно мелькнуло воспоминание из «Графини де Монсоро» и один из конфликтов Бюсси и королевских миньонов – как раз из-за того, что Бюсси был одет преувеличенно скромно… Королева же была высокая, с чопорным, неприятным лицом, намного старше своего царственного супруга или, может, просто так выглядела. А вот одета она была – в отличие от короля – совсем не скромно. Насыщенно-синего цвета платье, кажется, бархатное, было расшито золотыми цветами и жемчугом, а края широкого белоснежного воротника и манжетов украшали крупные, каплевидной формы жемчужины. К королеве подошла целая толпа сановников, и они, оставив короля одиноко торчать посреди зала, направились вдоль ряда девушек.

Мы все так и стояли согнувшись, и выпрямлялись лишь те, мимо кого ее величество уже проходила. Некоторые из них – на которых она небрежно указывала веером – незаметно исчезали. И таких было мало, очень мало… Вот королева миновала с десяток претенденток, а покинула зал только одна, потом еще десяток, все остались на месте, потом еще… И до меня было еще около пятидесяти девиц, а ее величество, как назло, застряла возле какой-то девушки и завела с ней разговор.

Мне нужно было сменить позу – немедленно, или я понимала, что закричу. Или упаду в обморок. Боль становилась невыносимой, королева все беседовала, я зашипела, не в силах терпеть, и в этот момент одна из девушек где-то в середине ряда сомлела. От благоговения ли, от ужаса, а может, она была в положении, но все сразу засуетились, кроме ряда несчастных невест, конечно, и королевы, которой было, кажется, все равно. И я воспользовалась моментом и выпрямилась.

К черту все, мне больно. Выпроваживайте меня отсюда. Можете даже на пару недель упрятать в тюрьму – кормить там вряд ли будут менее безвкусно, но точно никто не будет жечь мне волосы и надевать с десяток рубах и тяжеленные платья.

Тем временем король ушел куда-то в украшенную цветами и золотом нишу и преспокойно принялся за еду. Война войной, а обед по расписанию – и было не слишком похоже, что у его величества болезненный вид. Ел он ничтоже сумняшеся прямо руками, и я опять поставила плюсик создателям отечественных «Мушкетеров»: а зря мне казалось, что Людовик Тринадцатый изображен гротескно.

Потерявшую сознание девицу унесли, ничего выдающегося, норма жизни, – и королева продолжила обход потенциальных невесток. Возле одной блондиночки, такой же тощенькой, как и я, она даже не задержалась, махнула веером – мол, уберите, – и я возблагодарила судьбу: ее величество смотрит на пышность фигуры. Я еще раз прокрутила в голове свой роскошный план. Я непременно его реализую, может быть, прямо сегодня ночью. Отправят меня домой или велят явиться на следующий этап – какой, интересно?

А дальше произошло неожиданное. Настолько, что я не поверила своим глазам. Не доходя до меня около двадцати девушек, ее величество развернулась, потеряв к нам всякий интерес, и присоединилась к супругу за ужином.

На самом деле я тоже хотела есть. На меня не обращали внимания, стояла ли я скрюченная или нет: к тем, кого ее величество своим вниманием не почтила – а нас оставалось пятьдесят или чуть больше – даже не подошли мужчины с лентами.

Нет, никого не провели ни в центр зала, ни куда-то еще. Девиц выводили в те же двери, через которые они и зашли. Ни музыки, ни танцев – это был, как я поняла, совершенно обычный вечер правящей четы, который решили скрасить смотром возможных невест наследника престола.

Я наблюдала за лицами девушек, но никаких эмоций пока не могла считать. Рады они? Нет? Я бы сказала, что насторожены, и у каждой могла быть на то своя причина.

За нами мужчины с лентами вернулись только спустя четверть часа и вывели нас в тот же зал, где мы ожидали представления. Не в смысле «нас представили бы королю и королеве», хотя я думала именно так, а представления в смысле цирка. С конями, каретами и кучей клоунов. Проклятое шапито.

Мужчина, который вел меня, был недоволен: я сильно хромала и лицо у меня было преисполнено страданий. Мне очень хотелось сесть, но мне не позволили.

– Ваше сиятельство, пройдемте со мной.

Я посмотрела в том направлении, куда мне показал мой сопровождающий, и похолодела. Мужчина, который стоял у дверей, сильно смахивал на придворного доктора. Что сейчас будет? Осмотр? Или они хотят убедиться, что я не прикидывалась больной?

Только этого мне не хватало. Я всеми силами хотела не выделяться, но вышло, как вышло. И я пошла, потому что покорность сейчас была тем, что могло меня освободить от этих людей, глаз, рук и прикосновений. Хотят узнать, что у меня с ногой – нет проблемы. При условии, что они заключат, что такая королева в перспективе государству без надобности.

Я оказалась в небольшой комнатке, где уютно горели свечи и сильно дуло из окна. Меня привели – и этим ограничились, и мужчина, которого я приняла за доктора, за мной не зашел, так что я осталась наедине с двумя девушками.

Они были моими ровесницами, и как-то раньше я их в такой толпе не заметила, что было немудрено. Сколько нас всего было в том зале? Пятьсот? Чуть меньше? Неудивительно, что и королеве поднадоело нас всех рассматривать. Пока ты выглядываешь сноху, супруг сожрет все, что повара наготовили…

– Армина Лувенхок, – негромко сказала очень эффектная шатенка, чье платье из светло-голубого шелка невероятно ей шло. – Графиня Лувенхок.

– Йоланда ван дер Вейн.

– А это баронесса Хендрика ван Альст, – Армина погладила по плечу соседку, наряженную в темно-зеленое платье, украшенное золотой вышивкой. Хендрика стыдливо прикрывала лицо веером, и лишь здороваясь со мной убрала его и смущенно улыбнулась. Я отметила, что у Хендрики были чудесные изумрудные глаза. Никогда не видела такого цвета, даже предположила бы, что у нее линзы, если бы здесь кто-нибудь о линзах что-то знал.

– Зачем мы здесь? – спросила я, потому что девушки мне казались вполне достоверным источником информации. – Нас хотят… осмотреть? – Как это правильно спросить? – Сюда придет доктор?

– Доктор? – Армина непонимающе нахмурилась. – Доктора приедут к нам завтра и далее, прямо домой.

– Откуда вы знаете? – удивилась я.

– Моя матушка была на отборе, – улыбнулась Армина. И что-то в ее улыбке…

Ах ты мелкая дряннушка! Вот это я вытащила счастливый билет, потому что матушка Армины удачно отвертелась от отбора и бесспорно поделилась секретами с дочерью. Иначе с чего бы Армина была так спокойна?

Не дожидаясь, пока она потеряет интерес, кто-то явится сюда, ее уведут или небо рухнет на землю, пока эта девица чувствовала свое превосходство, я схватила ее за рукав и притянула к себе.

– Как мне убедить докторов, что я не могу принимать участие в этом отборе дальше?

Армина захлопала глазами, но даже не сделала попытки вырваться. Да, аристократки в этом мире не вели себя так, как некогда следователь прокуратуры Еремина, которая умела договориться даже с матерыми рецидивистами.

– С доктором придет повитуха, – помедлив, не слишком охотно пояснила Армина. – Я как раз рассказывала баронессе ван Альст, что это очень хороший способ.

Черт, да. Отличный. Хендрика, судя по всему, тоже не знает, где ей за одну ночь найти мужика. И дело даже не в этом, это я отнесусь к подобному, может быть, проще, в моей жизни уже был первый мужчина и это была даже яркая и сильная студенческая любовь.

– Как это грубо, графиня, – поморщилась Хендрика, а я выпустила рукав Армины. Да, грубо, но действенно. О подобном решении этой задачки я и сама думала, но так, не считала, что это настолько важно, а оказалось, что вполне рабочий вариант.

– Почему в таком случае мы здесь… втроем?

– Ваша мать тоже принимала участие? – дернула плечиком Хендрика, осматривая меня с некоторой брезгливостью, и я сообразила, что не назвала им свой титул. Вот же паршивки, но, собственно, чем это отличается от демонстрации последней модели «Айфона»?..

– Наверное, – равнодушно сказала я и подумала, что амбиции матери Йоланды вполне понятны. Она-то наверняка мечтала усесться на трон, и наплевать, что король от горшка два вершка и ему даже безразличны какие-то там государственные дела, когда ужином пахнет. Не король, а форменный кот.

Я только открыла рот, чтобы выяснить все поподробнее, как фортуна решила, что хватит. За нами пришли, вывели нас троих через какие-то тайные двери – не то чтобы они были скрыты, но вели не в общий зал, – и я оказалась возле своей кареты.

Чудесно, думала я, с шипением забираясь в темное нутро. Времени я провела во дворце достаточно, на город легла бархатная ночь, и я подумала – если задрать голову, я увижу огромное количество звезд. То, что я не видела никогда в своем мире за электрическим сиянием городов.

Карета тронулась, не успела я толком усесться. Опять я придавила платье, опять у меня было все перекошено, и мысль о том, сколько времени я потрачу на то, чтобы все это с себя снять и расплести волосы, не поднимала мне настроения.

Никогда нельзя идти на поводу у эмоций – можно легко не заметить то, что обязано броситься прямо в глаза. Ко мне метнулась темная тень – кто-то сидел в моей карете? – мне бесцеремонно зажали рот рукой в грубой перчатке, и я не могла даже дернуться или пискнуть, только шумно дышать, выпучив глаза.

– Я не причиню вам вреда, графиня. Ответьте: вы хотите стать королевой?

Я отчаянно замотала головой. Началось, и он точно подослан теми, кто устроил подле трона бесчестную крысиную возню. Но он хотя бы не влил мне в рот яд и не ударил меня в бок кинжалом – значит, настроен договариваться.

– Не хотите, ваше сиятельство? Что же, я рад. В таком случае – вы готовы выслушать мое предложение?