Текст книги "Приключения Робинзона Крузо. Перевод Алексея Козлова"

Вообще-то, честно говоря, хотя мои вещи и составляли огромную свалку, мне, тем не менее, кроме чернил и перьев, не хватало ещё уймы вещей. К примеру, у меня был страшный дефицит инструментов. Ни кирки, ни лопаты, ни заступа или чего-нибудь в этом духе у меня не было, в результате, мне нечем было ни копать, ни рыхлить землю, об иголке с нитками я мог только мечтать! С бельём у меня тоже была проблема, но я быстро научился обходиться без этих излишеств буржуазного быта, порой даже испытывая гордость за свой мужественный, осознанный аскетизм.

Из-за полного отсутствия инструментов, работа у меня шла невыносимо медленно, с постоянными затыками и остановками, и каждый шаг в этом направлении давался мне очень тяжко. Стыдно признаться, что только на строительство ограды у меня ушло не меньше года. Но как можно было обойтись без ограды, защищавшей моё жильё от всяких неожиданностей? Рубить в лесу толстые стволы, вытесать из них заострённые колья, притащить всё это из лесу к моей палатке – вы даже не представляете, сколько на это требуется времени и сил! Колья были страшно тяжелы, и я мог перетаскивать только один ствол зараз, и у меня порой уходило два дня на то, чтобы обтесать ствол, перетащить его, и только на третий день я умудрялся вбить кол в землю. Сначала я вбивал колья при помощи здоровенной деревянной дубины, и только спустя время вдруг вспомнил о железном ломе, который загодя перевёз с корабля, после чего я пользовался только этим ломом, хотя не скажу, что это нововведение доставило мне большое облегчение в работе. Конечно, это беспрестанное заколачивание кольев оказалось самой тяжёлой, кропотливой и нудной работой из всех, какие мне выпало делать на острове.

Но меня это ничуть не смущало, времени у меня было сверх всякой меры, никаких других дел, кроме постройки, у меня не было, и всё остальное моё время занимали долгие скитания по острову в поисках пропитания. Они-то и стали моим основным занятием, и в дальнейшем я только и делал, что слонялся по острову с ружьём.

У меня было масса времени для того, чтобы предаться рассуждениям о моём положении, и чтобы не упустить ничего из моих мыслей, я стал их подробно записывать, не потому, что был высокого мнения о них и стремился увековечить, не для того, чтобы когда-нибудь помочь людям, попавшим в подобное положение (не думаю, что таких бедолаг в мире было слишком уж много), а просто для того, чтобы излить терзавшие меня чувства и тем облегчить себе душу. И постепенно, сколь ни горьки, сколь ни безнадёжны были мои рассуждения, мой разум стал подвигать меня от полного отчаянья к умеренному оптимизму. Я утешал себя стандартным доводом, каким утешают себя все падшие, говоря, что моё положение могло быть много хуже! Я представлял себя посланцем мирового добра, сражающегося с силами мировго зла. Беспристрастный и холодный, одновременно заимодавец и должник, я подробно фиксировал испытанные мной горести, а напротив – всё отрадное, что случилось за мной.

Эти горестные записи демонстрируют степень моего полного и абсолютного отчаянья, потому что едва ли когда либо кто либо попадал в более безвыходное положение, чем я. В целом оказалось, что моё горестное положение, подожение человека, попавшего в такие жестокие передряги, содержит как отрицательные, так и положительные стороны, и за всё хорошее в плохом надо всё равно быть благодарным судьбе, ибо даже погорелец, бродящий по дымящимся углям своего поместья, в своём неописуемом горе получает кое-какие бонусы, например, найдёт закопчёную, помятую кастрюлю, или обугленный шпингалет, которые, следовательно, можно записать в актив.

Итак, прокрутив в голове эти мысли и смирившись с доводами рассудка, я поневоле вынужден был смиряться и со своим положением. Ещё совсем недавно я каждую минуту выбегал на берег, тревожно всматриваясь в лик равнодушного пустынного моря, жаждуя чуда – я хотел увидеть хотя бы далёкие паруса какого-нибудь торгового корабля, теперь с этими припадками надежды было покончено. Я наконец сообразил, что милостей от природы мне всё равно не дождаться и, если я хочу сделать своё существование хоть сколько нибудь приемлемым, мне надо полагаться только на силу своих рук.

Кажется, отчасти я уже описал моё нынешнее обиталище. Это был примитивный тент, разбитый на склоне горы и обнесённый по кругу частоколом. Правда, сейчас это сооружение можно было бы скорее назвать стеной, потому что снаружи частокола я соорудил примыкающую к нему насыпь фута в два толщины. Спустя ешё какое-то время (не так уж и малое – года через полтора) я водрузил на насыпь длинные жерди, отдной стороной прислонив их к откосу, после чего натаскал на эту конструкцию широких листьев и разлапистых веток. В итоге, теперь я был полновластным хозяином собственного дворика, да ещё и дворика под надёжной крышей, что дало мне возможность совершенно не бояться тропических ливней, которые, как я уже сообщал, в иные периоды на острове ужасно сильны.

Мой читатель уже знает, с какими трудностями я переносил весь мой скарб в мою загородку и отчасти в вырытую мной пещеру. Пещеру я выкопал прямо за тентом. Не буду описывать тот беспорядок, который сначала был в моё жилище – все вещи тогда были свалены просто в кучу, всё было загромождено и мне всегда было непросто миновать эти завалы. Повернуться на этой свалке мне было негде. Оставалось одно – продолжить расширять мою пещеру. Чем я и занялся в скором времени. Как ни странно, это была совсем лёгкая работа – грунт был рыхлый, в основном – слабые песчаные породы, иногда с глиной, и эту смесь мне было выгребать очень легко. К этому времени я окончательно убедился, что на острове нет никаких хищников, и следовательно опасность пасть жертвой длинных клыков у меня нет. Зная это, я копал мою пещеру уже безо всякой опаски. Прокопав сначала прямой ход, потом я повернул направо, и сообразуясь с примерными расчётами, снова стал рыть вправо. Мои расчёты оказались верны, и скоро я имел выход за пределы моего нового, похожего на крепость имения.

Проделанную мной нору я назвал «Большой Галереей». Она теперь служила чёрным ходом в мой дом и не только давала мне счастливую возможность незаметно уходить и возвращаться домой, но и использовать новое пространство под роскошную кладовую.

Плох тот человек, который не мечтает о кладовой! Воистину несчастен тот, у кого её нет!

Покончив с работами, создавшими грубые основы для моего существования, я занялся изготовлением необходимого хозяйственного скарба. Прежде всего мне нужен был стол и стул, без этих перлов цивилизации я не мог полноценно жить и наслаждаться даже теми спартанскими удовольствиями, которые крайне редко, но всё-таки порой выпадали мне. Особенно же меня раздражало, что без стола и стула питаться и писать мне было страшно неудобно.

Это был мой первый опыт в столярном ремесле. Осмелюсь выразить немудрёную мысль: основа математики и прагматического расчёта – разум, и таким образом, обладая хоть каким то разумением, и применяя примитивный расчёт, любой человек, потратив кое-какие усилия, может овладеть любым необходимым ему ремеслом.

Моё социальное положение до этого дня не предполагало, что я когда-нибудь буду принуждён взять в руки инструменты, и тем не менее, когда это случилось, моё трудолюбие, прилежание и аккуратность так быстро натренировали мою ловкость, что скоро я уверился в своей способности сделать своими руками практически всё, что угодно, даже если у меня и не было настоящих столярных инструментов. Однако, обладая только рубанком и топором, я обходился ими с таким виртуозным мастерством, что скоро был окружён массой полезных вещей и, видя их, старался не припоминать, какими трудами они все достались мне. К примеру, если мне требовалась доска, я срубал дерево, шкурил его, очищая от коры и ветвей, и поставив ствол на торец, начинал с двух сторон тесать, и так продолжалось до тех пор, пока не получалось нечто схожее с доской. Потом в дело шёл рубанок. Таким образом, из большого ствола получалась всего лишь одна доска, на которую я затрачивая невероятное количество сил, времени и труда. Выдержать такое можно было только с помощью муравьиного трудолюбия и пчелиной выдержки. Но никто не платил мне за работу, и никто не интересовался, сколько времени я истратил на изготовление любой вещи. Меня же это интересовало меньше всего!

Первым делом я произвёл на свет стол и стул. В этот раз я использовал короткие куски борта корабля, которые я предусмотрительны вывез на плоту. Длинные доски, которые я вытесал вышеописанным образом, я приспособил для устройства в погребе полок вдоль одной из стен. Шириной они были фута в полтора. Я сложил на них все мои инструменты, большие гвозди, всякие железные штуки и вообще разный необходимый в работе скарб. Больше всего внимания я уделил порядку раскладки, чтобы всё необходимое можно было легко найти, и всё таким образом было всегда под рукой. Попутно я забил в стены погреба длинные колышки, и развесил на них мои ружья, а также всё то, что могло висеть. Будь у меня гости, они бы шарахнулись поскорей бежать из моей пещеры, при взгляде со стороны моя сокровищница выглядела, как хаотическая свалка вещей, или какой-то склад. Но я таким трудом зарабатывал своё богатство, что почти сросся с ним, теперь я только и делал, что радовался, ведь каждая вещь была у меня под руками, там было столько сокровищ, сколько в пещере у Алладина, и все эти несместные сокровища разложены в таком идеальном порядке, что сердце радовалось. от порядка и количества сокровищ.

По окончании моих титанических трудов я с упорством умалишённого стал вести дневник, до мельчайших подробностей вписывая в журнал события минувшего дня. В первые времена моя удручённость превалировала над здравым смыслом, и это очень сказывалось на содержании моего дневника, делая его свалкой кладбищенских псалмов и тоскливого волчьего воя отчаявшегося человека. Здесь я стал понимать простолюдинов. Многие из них, удручённые нищетой, отсутствием самого необходимого, понукаемые и гонимые, жили жизнью диких зверей, ощущая свою ущербность на фоне богатств разных жуликоватых плутократов. Я помню, как говорил мой отец: «Народные песни в массе своей – тоскливый, отчаянный волчий вой!», а ведь он был полностью прав!

Вот к примеру запись от 30 сентября 1659 года:

«Едва я выбрался на побережье и почуял, что Смерть больше не гонится за мной, меня стало жестоко тошнить мерзкой солёной морской водой. Я наглотался ею до самого кадыка. Нет ничего отвратительнее – наглотаться сверх меры холодной морской воды! Проблевавшись, я стал потихоньку приходить в себя, и будучи неслыханно слаб, как ни странно, посвятил свою время отнюдь не славословию господу, а проклятию своему злосчастию. Я бегал по берегу и проклинал всё на свете. Ломая руки, я лупил себя по лицу и голове, я исступлённо горланил, повторяя, как попугай: «Гибель! Гибель! Я обречён!» Наконец силы оставили меня и я рухнул на землю без движений.

Много дней после этого я не мог смириться со всоим безвыходным положением, и каждый день выбегал на берег, забирался на самое возвышенное место и в бессмысленной надежде вперивал взор в пустынное море, вперивал, надеясмь увидеть там спасительный парус. Моя безумная надежда рождала видения, И несколько раз мне казалось, что на горизонте мелькнул белый парус, вестник надежды. В эти мгновения сердце моё переполнялось радостью, и я бегал по берегу, прыгал и плясал, как оглашенный! Я вперялся в размытое белое пятно на горизонте, едва ли понимая, что вижу мираж, что предаюсь самообману, но, видит бог, это был спасительный самообман. И только убедившись, что никакого паруса на горизонте нет, я впадал в полное отчаянье и начинал безутешно рыдать, подобно ребёнку, который сунул руку в огонь и теперь плачет от осознания собственной глупости.

Но в те редкие мгновения, когда разум возвращался в мою потерянную голову, когда мог совладать собой, я принимался за насущные труды – приводил в порядок своё хозяйство, принимался за строительные работы, начинал изготавливать домашний инвентарь, и заходился от гордости за свои шедевры – стол и стул, когда наконец обеспечил себя какими-то удобствами, которые с натяжкой, правда, но можно назвать комфортом, и даже, что почти представить себе невозможно в тех условиях – вёл дневник! Я, венец Вселенной жил один на необитаемом острове и вёл Дневник!

Сентябрь, 30, 1659—Я, бедный горемыка, Робинзон Крузо, претерпевший кораблекрушение во время страшного шторма, теперь выброшен на совершенно безлюдный, несчастный остров, который наречён мной «Островом Безнадёги». Вся команда корабля – матросы и капитан погибли, все до одного, за исключением меня, а я при этом сам был на волосок от гибели.

В конце этого дня я бродил по берегу, проклиная своё злосчастье, выбросившее меня на этот нечеловечечкий безлюдный остров: у меня не было ни пищи, ни крыши над головой, моя одежда была порвана и скудна, а об оружии мне только можно было мечтать, я был открыт опасностям, защиты от врагов не было никакой, в отчаяньи обрести хоть какую-то соломинку надежды, за которую можно было зацепиться, я понял, что надеяться не на что и моим избавлением от страданий может послужить только смерть. У меня было две счастливые возможности – быть растерзанным дикими зверями или пасть от рук дикарей. Третьей, самой предпочтительной была медленная смерть от голода, еды мне было взять всё равно негде. Наступившая темнота загнала меня на дерево – так я пытался спастись от диких зверей. Как ни странно, несмотря на то, что всю ночь лил дождь, я неплохо выспался.

Октябрь, 1. – Утром, проснувшись, я увидел к своему величайшему изумлению, что ночью наш корабль сорвало с мели и пригнало много ближе к берегу, что, с одной стороны, было подарком судьбы (мне было хорошо видно, что корабль цел, ничего на нём не опрокинуто, а раз так, у меня появляется луч надежды, что после того, как ветер стихнет, мне удасться каким-то образом добраться до него и набрать там еды и необходимых вещей), но с дургой стороны, смотреть на знакомый до боли корабль, лишённый жизни, зная, что все моим товарищи погибли и пошли на корм рыбам, было невыносимо, сердце моё буквально рвалось от боли и скорби, лица товарищей одно за другим пролетало передо мной. Запоздалое раскаянье, мысль о том, что останься мы на корабле в ту трагическую ночь, мы могли и сами спастись и спасти наш корабль, или в худшем случае, спаслись бы не все, но многие. Весь день я был вне себя от этих мыслей. Но как только начался отлив, я счёл нужным сразу же отправиться на корабль, я подошёл к нему, как можно ближе по мелководью, а потом пустился вплавь. Весь день шёл дождь при отсутствии ветра.

С 1-го по 24-е октября. – Все эти дни были плотно заняты перевозкой всякой всячины, которую я мог снять с корабля. Я дожидался начала прилива и отправлялся в обратный путь. Всё это время шли беспрерывные дожди с краткими просветлениями погоды, я полагаю, это самое ненастное время года на острове.

Октябрь. 20. – Я опрокинул мой плот. Груз затонул. Но так как всё это призошло на мели, а вещи были в основном тяжёлые то с наступлением отлива мне довелось спасти большую часть груза. Корабль прошедшей ночью разбило в щепки, там, где ещё вчера торчала его мачта, теперь торчат только какие-то жалкие обломки, их видно лишь в часы отлива. Всё время я, как пчела, суетился в попытке спасти вывезенное имущесчтво от дождя и непогоды.

Октябрь. 25. – Всю ночь и весь день хлещет дождь, сильный порывистый ветер. y, with some gusts of wind; during which time the ship broke in pieces, the wind blowing a little harder than before, and was no more to be seen, except the wreck of her, and that only at low water. I spent this day in covering and securing the goods which I had saved, that the rain might not spoil them.

Октябрь. 26. – Весь день я рыскал по берегу в поисках уютного местечка для устройства укрытия. По прежнему меня заботило, где я наилучшим образом смогу обеспечить мою безопасность от нападения диких зверей и дикарей. Только вечером отыскал приемемое месточко на склоне холма. Решил сделать надёжную ограду, для чего прочертил полукруг, обозначивший мою территорию. Ограда будет состоять из двух рядов кольев, вбитых в землю. Потом надо будет обложить её дёрном. Пришла в голову идея забить промежуток между кольями обрывками корабельных канатов.

С 26-е по 30 октября. Работал в поте лица, перетаскивая моё имущество в своё новое укрытие в ходе сильного непрекращающегося дождя.

31-е октября. Ранним утром я отправился бродить по острову с оружием в попытке подстрелить какую-нибудь дичь и разведать остров. Накоенц удалось пристрелить козу, маленький козлёнок бежал потом за мной следом. Его, к сожалению, тоже пришлось убить, потому что он, как оказалось, ничего не ест, кроме молока.

Ноябрь, 1. – Разбил тент прямо под скалой, озабоченный тем, как сделать пространство посвободнее. Вбил колья, повесил на них гамак и первую ночь спал в комфортных условиях.

Ноябрь. 2. – Притащил все ящики и обломки корабля, соорудил из досок солидную баррикаду вокруг моего нового жилища.

Ноябрь. 3. – Снова с ружьём в походе. Убил двух крупных птиц, отдалённо схожих с утками. Необыкновенно вкусное мясо. Отобедав и отдохнув, с лёгким сердцем взялся за изготовление стола.

Ноябрь. 4. – Утром я составил подробное расписание работ, отведя одни часы трудам, другие – охоте, третьи – сну и развлечению. Вот примерный распорядок моего рядового дня: утром, если нет дождя, я брожу по острову два-три часа в поисках дичи, возвращаюсь, работаю по хозяйству до одиннадцати часов, в одиннадцать у меня завтрак, если найдётся, чем, в двенадцать, с наступлением самых жарких часов, ложуть спась до двух часов, вес ьвечер продолжаю работать. Последние два дня успещно тружусь над созданием стола, посвящая этому всё время. Как столяр, я полное ничтожество. Это надо признать честно. Но с каждым часом моё мастерство совершенствуется. Скоро я буду мастером высшей квалификации. Так бывает всегда. Наблюдения и постояные усилия и опыт совершенствуют самые ничтожные способности. Я ничем не хуже всех остальных двуногих!

Ноябрь, 5. – Весь день в пути с собакой и ружьём. Добыл дикую кошку, страшно невкусное мясо, но зато мягкая шкурка. С каждой убитой мной твари сдираю аккуратно шкуру, и определяю на склад. Домой возвращался берегом с моря. На берегу пасётся масса разнообразных птиц. Птиц таких пород я никогда раньше не видел. Здесь, оказывается, обитают ещё и тюлени, я видел несколько штук. Сначала я чуть не струхнул, не разобрав, какой породы эти существа. Пока я присматривался к ним, они заметили, что я рядом и быстро ускользнули от меня, нырнув в глубину.

Ноябрь. 6. – Совершив обычный утренний променад, я принялся снова за стол, и вдруг к своему удивлению, внезапно закончил его, испытав чувство глубочайшего удовлетворения. Потом ко мне пришло осознание лёгкого неудовольствия. Ба! Стол получился грубый. Работа над ошибками, и кое-что удалось подправить.

Ноябрь. 7. – Наконец установилась прекрасная погода. 7-го, 8-го, 9-го, 10-го, отчасти 12-го (11-е -воскресенье) – были посвящены изготовлению стула, с великими трудами удалось придать ему сносный вид. Несколько раз разбирал стул и подтачивал шероховатости. Тот результат, который мне нужен, пока недостижим в принципе!

Примечание. – Придётся забыть о воскресных днях. Увлечённый трудами, я перестал делать заметки на моём столбе и сбился со счёта вовсе.

Ноябрь. 13. – Дождит. Земля освежилась, я тоже пришёл в себя после неописуемой жары последних дней. Всё время летели молнии и громыхал гром, страшные удары грома. Яркие сильные молнии. Всю ночь я трясся от страха за бочонки с порохом. По окончании грозы я решил разделить свои запасы пороха на мелкие порции, чтобы они не взорвались все разом. Пусть взрываются по частям! Опасность – рядом!

– Ноябрь. 14-е, 15-е, 16. – Эти три дня я непрерывно строгал маленькие квадраные ящички для пороха. Вместимость каждого оказалась около двух фунтов. Сегодня упаковал весь запас пороха и запрятал ящички в по расселинам, так, чтобы они были как можно дальше друг от друга. Повезло – убил крупную птицу. Она оказалась ещё вкуснее, чем те две! Жаль, никогда не узнаю, какой она была породы. Хотя – зачем?

Ноябрь. 17. – Весь деень копал нору в скале позади тента в попытке расширить пространство для размещение скарба.

Примечание. – Для продвижения в работе необходимы три вещи: кирка, лопата, корзина или лучше тачка, но ничего такого у меня нет. Работу пришлось приостановить. Весь вечер прошёл в раздумьях, где взять инструменты, и чем можно заменить отсутствующие. Вместо кирки пойдёт лом, хотя он и слишком тяжёл. Но где взять лопату? Без неё обойтись не удасться! Но выдумать замену лопате я пока не в силах.

Ноябрь. 18. – На следующий день, в поисках древесины, я обнаружил в лему одно дерево (или подобное ему), которое вБразилии зовут Железным. Оно очень твёрдое и тяжёлое. Страшными усилиями, изрядно попортив топор, я наконец срубил его. Ещё тяжелее было приволочь его домой, но я сделал это. Тут мне пришла в голову изумительная мысль сварганить из него лопату. Древесина и на самом деле оказалась почти железной, и уж не знаю, сколкьо времени мне пришлось корпеть над обтёсыванием моей новой лопаты. Но мне деваться было некуда, пришлось трудиться до конца. В результате танталовых трудов у меня в самом деле получилась лопата, причём черенок был не хуже фирменных черенков, которые делают для лопат в самой Англии. Расширенная часть долго мне не служила и скоро раскрошилась. Ещё бы! По идее её следовало бы обить жестью, но у меня жести не было. Хотя я жалел о потере лопаты, но я всё равно ей очень благодарен за всё, моя лопата очень хорошо потрудилась во время земляных работ, хотя наверно нигде в мире, никогда и никто не изготавливал лопаты таким диким, примитивным образом!

Если вопрос лопатой мне как-то удалось решить, то с тачкой и корзиной дела обстояли много хуже. О корзине можно было забыть сразу, для её изгготовления нужные были гибкие лозы, ива какая-нибудь, но ничего подобного я на острове не встретил. Изготовить тачку казалось мне более доступным делом, у меня не было только колёс, и я не имел ни малейшего представления, как их делают. Проблему составлял и металлический стержень, называемый осью, его у меня тоже не предвиделось.. Пришлось о телеге забыть. Выход был прост. Для удаления земли я выдолбил нечто вроде деревянного корытца, подобного тем, в каких каменщики носят известь.. Выдолбить корыто было для меня много легче, чем выстругать лопату, однако если сложить всё – корыто, лопату, пустую суету по поводу тачки, то получилось бы не менее четырёх полных дней, даже если не учитывать утренние походы с ружьём. Очень немного дней я провёл не на охоте и почти всегда возвращался с чем-нибудь вкусненьким.

Ноябрь. 23. – пока я занимался корытом, лопатой и тачкой, вся остальная жизнь остановилась. Но как только с корытом было покончено, я принялся жадно копать нору в скале. Я теперь копал целыми днями напролёт, когда бли силы и настроение, и так продолжалось целых дней восемнадцать. Я должен был исполнить мечту детства – откопать вместительный погреб, в который можно будет зарыть всё ценное, что у меня есть.

Примечание. – Всё время, пока я, как крот, расширял свою пещеру, надеясь, что она со временем заменит мне кухню, склад, гостиную и погреб, спальней мнепо -прежнему служила моя палатка, ну, за исключением тех дней, когда начинались дожди, и всё вокруг заливало водой. Надо сказать, что во время сильных дождей моя палатка защищала меня чуть хуже, чем решето.. Со временем я устроил над своим двориком потрясающую соломенную крышу. Я уложил длинные жерди от ограды к откосу скалы, а сверху навалил груды водорослей и широкий листьев.

Декабрь 10. – Только я вздохнул с облегчением, думая, что все беды позади и я обладатель потрясающего имения в середине Тихого океана, как вдруг сегодня утром земля с одной стороны обвалилась (полагаю, это случилось оттого, что я слишком переборщил с шириной пещеры) Знали бы вы, как я перепугался, ведь окажись я на месте обвала в ту минуту, мне не пришлось бы тратиться на гроб и могильщиков. Этот прискорбный инцидент причинил мне массу хлопот и очень расширил поле для моей трудовой активности. Теперь надо было выволакивать завалы земли, и ставить бесконечные подпорки под потолок и стены. Я ведь по своему воспитанию вовсе не был самоубийцей и жизнь вовсе не была мне так уж отвратительна.

Декабрь. 11. – Мне не надо было резать ленточки, чтобы начать работу. И я её начал. Первым делом я водрузил два здоровенных столба, укрепив на верху каждого по две доски крест накрест. На следующий день работа была окончена. Установив ещё несколько столбов с досками наверху, я сильно укрепил свод. Столбы были выставлены в ряд, так что естественным образом я обзавёлся ещё и перегородкой

Декабрь. 17. – С сегоднящнего дня до 30-го я прилаживал полки, вбивал гвозди в мои столбы и развешивал своё имущество на стены, всё, ч то могло висеть. Попадись мне тогда среди вещей живой человек, боюсь, я бы и его повесил. Порядок и только порядок! У меня всё должно быть, как в Вестминстере!

Декабрь. 20. – Наконец я пертащил сюда все вещи. Потом прибил ещё несколько полок для провианта. Теперь у меня было нечто отдалённо напоминающее буфет. Из оставшихся досок я сделал ещё один стол.

Декабрь. 24. – Кошмарный ливень всю ночь и весь день. Носа из дома не высовываю.

Декабрьc. 25. – Ливень весь день.

Декабрь. 26. – Дождь прекратился, очень прияная, прохладная погода..

Декабрь. 27. – Подстрелил двух молодых козлят, одного наповал, а другого ранил в ногу, так, что он не мог далеко убежать. Я изловил его, привязал верёвкой и привёл домой. Дома я осмотрел рану, нога козлёнка была перебита. Я промыл рану и забинтовал ногу.

Примечание. – Я сделал всё, чтобы козлёнок выжил, его нога быстро срослась, и он быстро бегал вокруг моего жилища. Он так привык ко мне, что стал почти ручным, и не желал уходить от меня. Глядя на него, я подумал, как здорово было бы завести домашнюю скотину, это надёжно обеспечило бы меня пропитанием в ожидании времён, когда у меня больше не окажется пороха и зарядов.

Декабрь. 28, 29, 30. – Сильный жар. Ветра нет. Покидал жилище только вечером, отправившись на охоту. Все эти дни были посвящены наведению порядка.

Январь 1. – Держится сильная жара, но несмотря на это я два раза отправлялся на охоту, ранним утром и под вечер. Отдых в полдень. К вечеру рискнул отправиться подальше в глубь острова, там оказалось очень много коз, но как они пугливы! К ним близко не подойти! Решил начать охотиться с собакой!

Январь. 2. – Выполнил запланированное, на следующий день отправился на охоту с собакой, фаснул её на коз, но я ошибся, они сплотились и повернулись всем строем против собаки, почуяв, что дело плохо, моя собака струхнула и ни на фут не стала к ним приближаться.

Январь. 3. – Начал возводить ограду, или вернее – стену. Стоит позаботиться о безопасности, на меня кто-нибудь может напасть. Поэтому стена должна была быть очень прочной и надёжной.

Примечание. – Я уже описывал ограду раньше, поэтому опускаю всё, что ей посвящено в дневнике. Достаточно будет упоминуть, что я валандался с ней (если считать с начала работы и до полного окончания – с 3 января по 14 апреля, хотя длина её была небольшой – каких-то двадцать с лишним ярдов. Она шла полукругом, упираясь обеими сторонами в скалу. От её центра до скалы было не более восьми ярдов. Вход я устроил прямо посередине загородки.

Я работал, не зная устали. Бывало, что проливные дожди останавливали мою работу на дни или даже недели, но я не останавливался, думая, что пока я не окончу свой вал, моя безопасность находится под угрозой. Трудно даже представить, какие усилия было потрачены на выполнение этой задачи. Более всего труда я положил на рубку и вывоз брёвен из леса, а также на вколачивание их в землю, потому что с испуга и по незнанию я рубил брёвна много толще, чем нужно.

Но едва только ограда появилась въяве, едва с наружной стороны её появилась земляная насыпь, как моя трепещущая от страха душа угомонилась. Я был уверен, что даже если на острове обретаются люди, они даже не заметят моего жилиша, прклеившегося к скале подобно гнёздам ласточек. Мне казалось, что ничего подобного моему загону не было создано нигде в мире. Но что бы я ни думал, на деле такая отменная маскировка жилья была большим плюсом, что доказала приактика – я ещё как-нибудь расскажу об этом случае!

В течение всего этого времени я осуществлял каждый день охотничьи экспедиции в лес, разумеется, когда мне не перепятствовал ливень или ветер, и при этом сделал кучу потрясающих открытий. Например, мною был открыт новый вид диких голубей, которые, как оказалось, вили свои гнёзда не в кронах деревьев, как обычные дикие голуби, а в ращелинах скал. Однажды я обнаружил гнездо диких голубей и прихватил с собой птенцов. Я выкормил их, но как только они оперились и у них отросли крылья, они тотчас улетели. Возможно, всё бы было по другому, будь у меня для них хороший корм, но этот опыт тоже был мне полезен, ибо потом я часто находил гнёзда диких голубей и приносил птенцоым домой, из которых потом делал исключительно лакомое жаркое.

По мере того, как налаживался мой быт и устаканивалось хозяйство, мне пришлось убедиться, сколь многого у меня нет из вещей. Самому сделать их представлялось мне маловероятным, кое-что я так и не сумел сделать, например, деревянную бочку. У меня были несколько маленьких бочонков с корабля, но сделать большую бочку я так и не удосужился., как ни старался, истратив на эти попытки почти целый месяц. Мне так и не удалось приладить дощечки настолько плотно, чтобы они не пропускали воды, не говоря уже о том, чтобы приладить в ним дно. Короче говоря, после немыслимых трудов мне пришлось отказаться от продолжения попыток.

Кроме того, мне были нужны свечи, ведь едва только начинало смеркаться, а это происходило, начиная примерно с семи часов, как мне поневоле приходилось ложиться спать. Мне часто приходил на ум тот кусок воска, из которого я делал свечи во время моих скитаний у берегов Африки, но теперь воска у меня не оказалось. Пришлось воспользоваться жиром убитых мной коз. Я слепил себе светильник из глины, выставил его на Солнце, а из куска пеньки соорудил фитиль. Светильник никуда не годился, он чадил, давал неровный, тусклый свет. Как-то раз в развалах вещей я обнаружил старый мешок, в котором было зерно для комления птицы, которая была на корабле то ли во время этого рейса, то ли во время возвращения из Лиссабона. Как оказалось, зерно было порядком поедено крысами (мне казалось, когда я однажды заглянул в него, что там одна труха). Мешок в то время нужен был мне для чего-то другого, кажется под порох, когда я с испуга бросился раскладывать его мелкими партиями и прятать в скалах,.и я высыпал всю эту труху прямо под скалой.