Текст книги "Лес тысячи духов"

Ну а мы, свернув К Лангбодо, шли весь день и, когда настал вечер, устроили привал, поужинали и легли Спать, не ведая, что до цели нашего похода – рукой подать. Наутро мы обнаружили, что у нас истощились запасы провизии, и пустились в путь натощак, с опаскою размышляя, не придется ли нам умереть от голода на подступах к Лангбодо. Все было бы в порядке, захвати я скатерть, подаренную мне на прощанье женой-духевой из Бездонного болота, когда мы расставались неподалеку от хижины моего дяди, – проголодавшись, мы всякий раз получали бы по моему велению отборнейшие яства, – однако скатерть я, к несчастью, оставил дома. Вскоре, впрочем, выяснилось, что и так все в порядке, ибо часа через два мы подошли к Лангбодо.

Должен сразу же сказать вам, друзья, что город этот невообразимо величав и на диво великолепен, однако редкостную красоту его невозможно описать, перечисляя отдельные подробности, – даже рассказ об улицах, похожих на изумрудные просеки в цветущем лесу, или о домах с зеркальными стенами, серебряными дверями и оконными переплетами из чистого золота не поможет постичь вам, уважаемые слушатели, сколь удивителен город, именуемый Горним Лангбодо.

Явившись туда, мы послали королю весть о нашем прибытии, и он оказал нам любезный прием – повелел своим служителям вволю накормить нас и напоить, а после трапезы, снабдив по-королевски светозарной одеждой, препроводить в тронный зал. Королевский дворец сверкал, как яркая звезда летней ночью, а король, сидящий на троне, напомнил нам рассветное солнце со слепящим, однако участливым и добрым взглядом. Он радушно восприветствовал нас и по очереди обнял каждого, а мы пали пред его троном ниц и в один голос воскликнули: «Честь и слава тебе на веки веков и по праву, о великий властелин!» Когда с приветствиями было покончено, король пообещал нам, что мы вернемся домой с тем, зачем пришли, однако сначала должны будем провести семь дней у мудреца по имени Ирагбейе, в его доме с семью покоями.

Ирагбейе, неповторимый и бесподобный среди людей на земле, славится глубочайшей мудростью, которая дарована ему небесами. А повесть об его появлении на свет заслуживает, как мне кажется, вашего пристального внимания, друзья, и я очень рад, что могу ее вам поведать. Правда, для того чтоб вы поняли ее, мне придется сначала объяснить вам, кто такой Огодого.

Огодого – Небесный Гончар, формующий из глины детей, которых Господь наш ежегодно посылает в мир. Имя свое он получил благодаря хвале Господу, возносимой им всякий раз, как увенчивается успехом искусный труд его, ибо он привык восклицать, глядя на дело рук своих: «Славой твоей да восславится слава Господа, дитя!», и обитатели небес прозвали его Огодого, что значит «Славой-да-восславится». Вылепленных из глины детей Огодого доставляет в кузницу Сокотя, и тот, обжигая, закаляет их, чтоб они выдержали потом дыхание Господа.

На заре жизни, сотворив прародителей наших Адама и Еву, Господь намеревался вдыхать в детей человеческих жизнь вечную, а потом отсылать их обратно к Огодого, чтобы тот выдавал им одежды бессмертия, ибо в кладовых его хранилась одежда как для Бессмертных, так и для Смертных. Если бы первые люди вели добродетельную жизнь, род людской не был бы наказан смертью и прародители наши жили бы с нами по сей день, помогая нам постигать мудрость мира, так что величественные строения из камня в земле Египетской, например, – памятник мудрой искусности древних, – были бы понятны для нас наравне со всеми другими, бесчисленными и удивительными, свершениями прежних поколений. Однако голове барана когда-то не повезло, и овцы лишены рогов до сих пор, а злодеяния, совершенные когда-то нашими предками, обернулись гневом Господа, и он приказал Огодого облачать созданных им детей в одежды смертных, чтобы, едва познают они жизнь на земле, уносила их из мир смерть. И все же Ирагбейе стал бессмертным, ибо, когда Господь вдохнул в него жизнь и отправил к Огодого за одеянием, того не было дома, и, соскучившись ждать, Ирагбейе оделся сам, выбрав по случайности одежду бессмертного. И хотя Господь не ожидал подобной случайности, Он тем не менее подтвердил Для Ирагбейе жизнь вечную, посчитав, что одеяния, созданные Словом самого Господа для бессмертных, должны даровать бессмертие всякому, кто надел их, даже если причиной тому была простая случайность.

Так стал Ирагбейе бессмертным среди смертных сородичей своих, и ему ясна древнейшая мудрость мира, ибо он был свидетелем событий глубочайшей древности; однако его утомляла мирская суета, и он удалился в Горний Лангбодо, где издавна находят себе пристанище мудрецы.

А живет он в Доме-о-семи-покоях – всякий день недели в особом покое, – и король послал ему извещение, что мы проведем у него неделю, или семь дней. Тут, я думаю, будет уместно сказать вам, любезные слушатели, что первый вечер и потом ночь до следующего дня провели мы в королевском дворце, ибо король Горнего Лангбодо – дружелюбнейший человек на земле.

Первый день с Ирагбейе в его Доме-о-семи-покоях

Наутро король повелел своим служителям препроводить нас к Ирагбейе, и, когда мы пришли, хозяин ввел нас в самый дальний покой его дома – комната, где мы оказались, достойна подробнейшего описания, друзья, однако я опишу вам сейчас лишь самые удивительные особенности этой на редкость прекрасной комнаты.

Пол в комнате, выложенный плитами из драгоценных камней, искрится, словно горное озеро на рассвете ясного дня, и в первое мгновение мы все поверили, что нас каким-то чудом, перенесли на середину озера, ибо каждый, кто входит в комнату, видит под ногами у себя своего двойника… Да, удивительный человек Ирагбейе!

На драгоценном полу в Покое Первого Дня стояло множество кресел, и всякое сияло, будто дальняя зарница на небосклоне. Ирагбейе сел в самое высокое кресло – оно сияло даже не как зарница, а словно молния над горным озером – и, когда мы разместились в остальных, обратился к нам с любезным приветствием, сказав так: «Я приветствую вас, храбрые охотники, – да будет ваш отдых у нас приятным – и поздравляю с благополучным прибытием е Горний Лангбодо. Отдыхайте На здоровье после тяжких испытаний и опасных злоключений в пути, ибо воистину тяжкими и опасными были они! Мне известно, что Агбако пытался вас убить, а Эпбин – удушить зловонием своим, – однако, надеюсь, хищники из Королевства зверей не потребовали от вас человеческих жертв на пропитание себе, а кровавые струи Красной реки не обернулись для вас морем крови? Я знаю, что Было-брун и Песочники хотели уничтожить выбранного вами бойца, а птицы, оскорбившись за своего короля, навязали вам неравный бой» – однако, надеюсь, ведьмы из Пристанища Семи Ведьм не умножили ваших невзгод, а двенадцатирукие люди не пытались расчленить каждую руку вашу на шесть продольных частей, чтобы внешний вид ваш отвечал их представлениям, о человеческой красоте? Как бы то ни было, я поздравляю вас от всей души с благополучным прибытием, ибо кроме, обычных опасностей вас подстерегали еще и беды собственных разногласий, однако вы с честью преодолели их, сохранив дружеское единство до конца похода. Меня восхищает ваша храбрость и выносливость, ваша решительность, предприимчивость и терпимость друг к другу – пусть же и впредь сопутствует вам удача во всех деяниях ваших, дорогие гости!»

Мы сердечно поблагодарили хозяина за его до изумления прозорливую учтивость, и, когда приветственные слова были сказаны, он снова обратился к нам, говоря: «Мне сообщили о вашем прибытии вчера вечером, и вчера же королевский гонец известил меня, что король пошлет вас ко мне на семь дней, так что в распоряжении у меня была целая ночь, и я тщательно обдумал, как мы проведем эти семь дней, чтобы совместить приятное с полезным, друзья. По замыслу моему, сегодня мы поговорим о детях, ибо они продолжают род человеческий, неизменно сменяя своих родителей. Многое мог бы рассказать я вам о воспитании детей, однако давно известно, что один-един ответный случай из жизни с успехом заменяет множество рассуждений о жизни, а поэтому я лучше поведаю вам одну весьма достоверную историю.

Спокойные дети не доставляют родителям хлопот и волнений, так что я расскажу о ребенке по имени Айантала, которому гораздо больше подошло бы имя Буян, ибо воплощением всяческого буйства запечатлел он себя в памяти людской. Послушайте же, как повествует о нем древнее предание – чрезвычайно занимательное и замечательно поучительное.

Жила-была на свете женщина, не хуже и не лучше других, однако, выйдя замуж, она родила ребенка, который заговорил, едва родившись, а заговорив, сказал так: «Вот он, значит, каков, этот земной мир? Ох и поганое же место! И зачем, интересно, меня сюда занесло? Почему, спрашивается, не остался я в небесах, где все идет столь гладко и лучезарно? А тут сплошь колдобины да буераки – я не где-нибудь, а прямо на улицах города! Впрочем, буераки-то с колдобинами еще куда ни шло – здесь ведь в центре города я кучу навоза можно увидеть. А за городом? Летом – пылища, зимой – грязища, осенью – топь, а весной – потоп! Ну и ну! Нет уж, надолго я здесь не задержусь, нечего и сомневаться!…» Можете вы представить себе, доблестные охотники, чтобы новорожденный произносил такие речи? Да что там. речи – высказавшись, он деловито встал с постели, на которой был рожден, отправился в комнату своей матери, разыскал там на туалетной полке губку и мыло, налил в таз воды, самостоятельно вымылся, накинул на себя вместо апбадьг пеленку и вышел во двор – не иначе как для того, чтобы получить первые зрительные впечатления о земной жизни. Набычившись и слегка присев на согнутых в коленях нотах словно бы для защиты от нападения, постоял этот необыкновенный ребенок посреди двора, а потом вернулся в дом, съел шесть мисок эко и снова вышел на улицу. Выходя, он горестно подвывал, и в подвываниях его слышался неутоленный голод, из чего можно было заключить – да так и заключили сбежавшиеся глянуть на это диво соседи, – что он не насытился и вышел из дома, ибо просто не нашел там больше ничего съедобного. Вскоре вокруг Айанталы собралась толпа горожан, однако приблизиться к нему никто не решился, а он угрюмо оглядел собравшихся и неспешно вернулся в дом.

Без особых происшествий минуло шесть дней, а на седьмой, когда подступило время дать ребенку имя и родители начали готовиться к праздничной трапезе, он сам нарек себя Айанталой. В день именин Айантала поначалу сидел в комнате; однако вскоре он показался на крыльце, спустился во двор, подошел к очагу, на котором варилось мясо для празднества, и, схватив черпак, принялся энергично помешивать варево в котле. Это изумило гостей, и они сказали так: «Чересчур поспешно зреющий плод убивает дерево, на котором растет, – а этот ребенок растет столь стремительно, ибо в нем зреет гибель родителям». Оскорбительные пророчества о ре-банке, да еще и сказанные прямо при нем! Айантала бросил черпак, взмахнул подвернувшимся под руку хлыстом, и люди, толпившиеся вокруг очага, едва успели унести ноги. Тогда Айантала набросился на тех, кто сидел за столом, и в свисте хлыста им ясно послышалась лютая смерть; несколько самых сильных мужчин попытались остановить его, однако тут же и отступили; а спустя мгновение все гости исполнили стремительную пантомиму «давай бог ноги», обращаясь на ходу с мольбою к тем, в кого верили: христиане взывали к Спасителю, мусульмане – к Аллаху, поклонники Шанго – к Шанго, а почитатели Ойи – к Ойе. Айантала же, не пожелав долго преследовать удиравших гостей, возвратился во двор. Раздраженно приговаривая: «Вы у меня научитесь любить здравый смысл», он поднялся на крыльцо, зашел в комнату к матери и одним махом разбил там шесть мисок; потом опять вышел «а двор и мгновенно растоптал шесть кур. Стоявший возле крыльца мужчина сказал: „До чего же ты груб, младенец“ – и тут же получил шесть оплеух, так что ему поневоле пришлось начать с Айанталой драку. Совсем уж ни в чем не повинный прохожий попытался разнять дерущихся и получил от Айанталы шесть пинков, а когда опомнился, то обнаружил, что Айанталы рядом с ним уже нет, ибо тот, заметив неподалеку людей, играющих в айу, присоединился к ним и легко обыграл их шесть раз подряд. Его старший брат открыл было рот, чтобы одернуть буяна, однако едва он сказал: „Ну…“, как Айантала стукнул его кулаком по голове, и ему долго потом пришлось молчать, ибо он прокусил себе язык. Короче говоря, с Айанталой не было решительно никакого сладу.

Целый месяц буйствовал этот удивительный ребенок, став для горожан грозным пугалом, а для города – страшным проклятием, и никто не мог утихомирить его.

Наконец о нем прослышал бабалаво, искусный маг и опытный чародей. Слушая рассказы горожан, он с небрежной ухмылкой говорил, что сила Айанталы ракушки ломаной не стоит, что его поведение – это всего лишь обычные шалости неупокоенного младенца и что, когда он, бабалаво, встретится с ним, все придет в норму, ибо он легко.приструнит буйного драчуна. Горожане принялись умолять мага сделать это как можно скорей, и тот согласился. Он надел белые брюки, препоясал чресла кушаком с амулетами, накинул черную агбадуу водрузил на голову круглую шапочку, собрал в Торбу Ифы множество различных Заговоренных руд и Заклинательных Ожерелий из змеиных позвонков – благо у него их было несчитано – и отправился к родителям Айанталы. Когда он пришел, Айантала сидел за трапезой, и ему сразу же стало не по себе от обилия пищи, стоявшей перед младенцем, ибо каждый кусок мяса, который тот клал себе в рот, был огромный, как для шести взрослых мужчин. Тут надобно сказать вам, любезные гости, что если кто-нибудь садился за трапезный стол вместе с Айанталой, то еды ему не доставалось, ибо Айантала съедал ее в мгновение ока. Маг завел с матерью младенца приличествующий случаю разговор и между прочим упомянул имя Айанталы – это при нем-то! Буйный младенец выскочил из-за стола, швырнул в гостя миску с эко, нахлобучил ему на голову горшок с мясом, скрутил его агбаду в толстый жгут, накинул ему на шею и едва не придушил его; потом вырвал у мага торбу с талисманами и хлестал его ею по щекам, пока она не изодралась в клочья; изодрав торбу, Айантала дернул мага за кушак, мгновенно распоясал его, и кушак прекрасно заменил ему хлыст: он охаживал им обезумевшего от истязаний мага, пока тот не вывернулся из собственной агбады и не удрал с громкими воплями домой. Запершись дома – ведь Айантала преследовал его до самой двери, – он забился в угол и долго пыхтел, словно паровая машина, ибо никак не мог отдышаться. Из одежды на нем остались только брюки, а кожа у него вспухла множеством кровавых рубцов. Когда он переоделся и родичи спросили его, легко ли ему удалось управиться с неупокоенным младенцем, он в ужасе вскричал:

«Никогда! Никогда меня так не истязали! Чего он только не учинял надо мной! Он чуть „е выдавил мне сердце из груди миской эко, едва не удавил на моей собственной агбаде, надавал тяжких оплеух торбой и отхлестал до полусмерти кушаком! Охо-хо! Этот неупокоенный буян весьма доходчиво показал мне, почем фунт лиха, и я до сих пор не понимаю, как остался живым!“

Чада и домочадцы мага несказанно удивились, однако тут же снова обрели дар речи и сказали так: «Да, похоже, тебе пришлось очень туго, коли ты явился домой в таком растерзанном виде. А отчего ты не решился прибегнуть к помощи талисманов и амулетов?» – «Талисманов и амулетов? – с негодованием переспросил их маг. – Вы что, смеетесь надо мной? Меня хлестали торбой с талисманами и бичевали кушаком с амулетами, а вам непонятно, отчего я не применил их? Этот буян отобрал у меня все, кроме брюк, я: только чудом спасся от гибели, а вы по-прежнему говорите о нем, будто он лишь безобидный неупокоенный младенец!»

И все же один из его родичей недоуменно спросил: «Но как же ему это удалось? Неужели он отнял у тебя и шапочку?» Тут уж маг окончательно рассвирепел и прорычал: «Мне надоели ваши дурацкие расспросы! Когда с человека снимают голову, никто не спрашивает, где его волосы. Меня чуть не убили, а вы бормочете про какую-то шапочку! Я же объяснил вам, что он отобрал у меня все, кроме брюк, а если в я не удрал, то лишился бы и брюк! Так что прекратите пустую болтовню и слушайте меня (внимательно. Если вам встретится Айантала, удирайте от него без оглядки, ибо со смертью шутки плохи, а он способен пристукнуть до смерти кого угодно. Однако если вы прибежите домой и я замечу, что Айантала гонится за вами по пятам, то не надейтесь укрыться в моем доме, ибо мне вовсе не хочется остаться без жилья!»

Между тем даже родную мать утомили буйные подвиги Айанталы, и она завела его в дремучий лес, а сама украдкой возвратилась домой.

Айантала принялся бродить по лесу и вскоре подошел к жилищу пяти зверей – Слона, Льва, Леопарда, Шакала и Козла, – которые организовали мирное Дружество; он попросил разрешения немного пожить у них, сказав, что будет прислуживать им, как слуга, и они согласились.

Эти звери добывали себе пропитание по очереди – всякий день кто-нибудь один из Дружества, – а ели добытое все вместе, и ничто не омрачало их согласную дружбу… не омрачало, пока у них не поселился лиходей Айантала. От пришел под вечер и вел себя очень тихо, ибо был среди зверей Дружества чужаком. На следующее утро, когда настала очередь «Козла отправиться за провизией, Лев созвал краткое совещание и сказал, что раз у них появился слуга, то пусть он отныне помогает очередному добытчику в поисках пищи; звери единодушно поддержали Льва, а злокозненный Айантала выражал свое одобрение громче всех.

И вот Козел с Айанталой отправились за провизией; однако, добравшись до места, где ее было вдоволь – знай себе собирай, – Козел обнаружил, что Айантала и не думает трудиться. Видимо, он еще очень неопытный слуга, подумал про себя Козел и не стал ругать Айанталу, решив, что со временем он исправится. Когда продуктовая корзина наполнилась, Козел повелел Айантале помочи ему вскинуть ее на голову – и в то же мгновение опрокинулся на спину, ибо Айантала резко дернул его за ноги, а едва он упал, принялся пинать его, да так ловко, что Козел никак не мот вскочить. Испинав Козладо изнеможения – тот уже перестал сопротивляться и только хрипло блеял о помощи, – Айантала предупредил его, что если он, вернувшись домой, расскажет своим друзьям про это происшествие, то ему не сносить потом головы.

Козел немного отдышался, пригладил взъерошенную, со свежими проплешинами шерсть, взвалил себе на голову корзину и поплелся домой, понукаемый сзади Айанталой. Неподалеку от их Жилища Айантала отобрал у Козла корзину, водрузил ее себе на голову, и так они и пришли домой – впереди ободранный и несчастный Козел, а за ним Айантала с корзиной на голове. Увидев Козла, звери изумленно спросили его, в чем дело, ибо вид у их друга был весьма плачевный, а он, вместо того чтобы открыть им правду, принялся сочинять и сказал так: «Я задел головой пчелиное гнездо, и пчелы начали безжалостно жалить меня, а убегая от них, я наткнулся на гнездо ос, и те едва не зажалили меня до смерти, вот почему глаза мои заплыли, а нос распух, как ямсовый клубень, пролежавший в земле чуть ли не год».

На следующий день пришла очередь Шакала отправиться за провизией, и, когда он вернулся к вечеру домой, вид у него был примерно такой же, как накануне у Козла. В ответ на расспросы друзей Шакал сказал: «Как это ни странно, но со мной случилось то же, что с Козлом, и, боюсь, такая судьба постигнет вскоре каждого из нас». Козел тайком покосился в его сторону, и они оба сокрушенно покачали головами, однако Айантала сделал вид, что ничего не заметил.

Я не люблю досужего многословия, уважаемые охотники, и скажу коротко: Шакал, конечно же, оказался прав. Получивши – каждый – свою порцию побоев, звери задумали, тайно удрать из дому, ибо второй расправы боялись просто, не выдержать, а Козел сказал, что удирать надо завтра же утром, и все пятеро с ним согласились. Они упаковали свои пожитки, а провизию положили в общую корзину, решив нести ее по очереди.

Однако Айантала подслушал их разговор и, когда они уснули, укутался в листья – ростом-то он был не больше полутора футов, – вытащил из корзины провизию и забрался туда сам. На рассвете звери пустились в путь, и первым нести корзину вызвался Козел. Часа через два он проголодался и, задумав тайком подкрепиться, сказал сотоварищам, что задержится по малой нужде, а потом догонит их, – ложь, конечно, ибо ему Просто хотелось уворовать немного общей провизии. Когда звери скрылись из виду, Козел поставил корзину на землю и уже начал было разворачивать «еду», предвкушая тайный пир, как вдруг листья разлетелись в разные стороны, и выпрыгнувший из корзины Айантала задал ему жестокую трепку. Несколько раз Козел замертво валился долой с копыт, так что день этот запомнился ему на всю жизнь, а как только он совсем перестал сопротивляться, Айантала снова забрался в корзину и приказал ему догонять своих спутников, наказав передать потом корзину Шакалу, ибо надеялся, что Шакала тоже одолеет голод и он решит подкрепиться в одиночестве.

Козел покорно взвалил корзину на голову и потрусил вслед за спутниками. Догнав их, он сказал, что устал, и отдал корзину Шакалу, а тот через некоторое время проголодался, и ему, конечно, тоже понадобилось немного задержаться. Айантала отделал его так, что он едва остался жив, причем, когда ему пришло в голову позвать на – помощь, Айантала:пнул его особенно люто, и он подавился собственным криком, – а ведь ростом-то Айантала был не больше пня. Лишившись от побоев голоса, Шакал шепотом взмолился о пощаде,:и в конце концов Айантала прекратил экзекуцию – не из жалости, разумеется, а просто утомившись, – и приказал Шакалу догонять спутников, сказав, что если тот ослушается, то он выбьет из него дух, как только что выбил из его шкуры пыль. «Теперь-то я понимаю, почему говорят, что если спускаться с.пальмы ногами вверх, то воткнешься в землю головой вниз», – подумал Шакал и покорно отправился догонять своих товарищей.

Так расправился Айантала с четырьмя зверями из пяти, а когда настала очередь Слона, тот исхитрился вскочить после первого пинка и бросился наутек. Айантала, конечно, преследовал его по пятам, и, услышав позади топот, остальные звери с оглушительным.шумом помчались вперед, ибо каждый из них не только топотал, но еще и вопил на свой особый лад – Козел блеял, Шакал скулил, Леопард завывал, Лев подвывал, а Слон истошно трубил тревогу.

Звери удирали куда глаза глядят, а глаза у них от страха косили, и они бегали по лесу кругами. Айантала вскоре заметил это и, выбрав самое могучее дерево, вскарабкался на него и стал ждать – в надежде, что беглецы остановятся на отдых именно под ним. Так и произошло: выбившись из последних сил, они притаились в тени развесистого дерева, рассуждая между собой, что Айантала, мол, давно отстал. Если б только знали они, что он глядит на них сверху!…

Немного отдышавшись, они начали поносить Айанталу и сказали так: «Надо же! Ростом с пень, а опасен, как ядовитый змей! Ничем его не проймешь! Драться с ним невозможно, и, значит, надобно избавиться от него хитростью». Звери призадумались, однако придумать ничего не смогли и стали ругать Козла, говоря, что именно он присоветовал им взять в услужение Айанталу. Козел сказал: «А вот и не я…», однако Слон повелел ему умолкнуть, пригрозив за ослушание растоптать его до смерти. «Тем более что нам всем давно уже хочется есть», – многозначительно добавил Лев.

Козел возмущенно вскочил и поклялся своей жизнью, что он вовсе не советовал брать Айанталу в услужение. «Пусть разверзнется земля у меня под ногами, если я дал вам такой совет! – воскликнул он. – А если не дал я, то пусть Айантала сию секунду спрыгнет с дерева и разгонит нас в разные стороны!» Айантала никогда не упускал подходящего случая, чтобы учинить буйство. Он спрыгнул на землю и разогнал ошалевших зверей в разные стороны.

Именно с той поры леопарды живут в джунглях, слоны – на континенте, заселенном черными людьми, да в Индии, шакалы облюбовали для себя пустыни, львы – просторные степи, а козы стали домашними животными. Что же до Айанталы, то Господь не оставил его на земле, ибо он не подходил для жизни среди людей, хотя и родился человеком, а перевел его в Поднебесье. Историю эту люди когда-то помнили очень хорошо и, встречая лиходея, неизменно сравнивали его с Айанталой; этот малый хуже Айанталы, говаривали они, к примеру, о юном буяне. Такова древняя, однако совершенно достоверная история, любезные гости, – да упасет вас воля Господа от сына-всесокрушителя, а ваши собственные силы – от разрушителей жизни.

Этими словами заключил Ирагбейе свой рассказ и, немного помолчав, добавил: «Слишком долгая быль превращается рано или поздно в небылицу, о благородные смельчаки, а поэтому давайте-ка оборвем сегодняшнее повествование и порадуемся своему земному бытию, чтобы завтра начать совсем другой разговор». Мы охотно последовали совету хозяина и до позднего вечера весело пировали с уроженцами Горнего Лангбодо, которые пришли навестить нас в дом к Ирагбейе.