Текст книги "Удар молнии"

– Да, все в порядке. Почему ты спрашиваешь? – Алекс напустила на себя беспечный вид, но актриса из нее получилась никакая. Брок сразу догадался, что что-то не так, но приставать к Алекс с лишними вопросами не стал. Лишь ограничился парой фраз:

– Ты выглядишь совсем измотанной. Может быть, не стоит браться сразу за такую кучу дел, миссис Паркер? Что сказал врач?

– Ничего особенного. Зря проездила только. Доктор Андерсон просто сообщил мне результаты последнего обследования. Ты знаешь врачей – они терпеть не могут говорить по телефону. Такая глупость – он мог бы отправить результаты по почте, и всем нам было бы намного удобнее, – с притворным гневом произнесла Алекс. Брок не поверил ни единому слову, но понял, что она хочет его успокоить. Он надеялся, что с Алекс не произошло ничего серьезного. Иначе начинающийся через два дня процесс будет совершенно некстати. Брок не осмелился спросить, в состоянии ли она вести процесс, потому что знал, что Алекс может обидеться.

– Ты домой? – переживая за ее психику, спросил Брок. У него самого еще была куча работы по процессу, но и на столе Алекс лежала груда папок, свидетельствовавших, что уйдет домой она не скоро.

– Я еще должна посмотреть пару других дел, – Алекс собиралась связаться со всеми, кто звонил ей сегодня, пока она была у врача. Времени позвонить хирургу у нее не нашлось – так, во всяком случае, она себе сказала сама и решила, что позвонит Герману завтра.

– Я могу чем-нибудь помочь? Тебе надо пойти домой и отдохнуть, – настаивал Брок, но Алекс решительно покачала головой. Брок ушел в свой офис, а Алекс позвонила домой, чтобы поговорить с Аннабель. По голосу ее дочурки чувствовалось – та очень расстроилась, что ее мама не позвонила днем.

– Ты же обещала, – с укоризной сказала Аннабель, и Алекс тут же почувствовала себя виноватой.

– Прости, родная. Я собиралась, но не смогла, нужно было встретиться с кучей людей, – произнесла она тихим голосом.

– Ничего, мамочка, – ответила Аннабель и рассказала Алекс, что они с Кармен сегодня делали. Алекс физически ощутила ревность, слушая, как весело ее дочери без нее, и с отвращением подумала, что сейчас должна объяснить Аннабель, что задержится на работе. Находиться вдали от дочери вдруг стало для нее пыткой.

– Ты вернешься до того, как я лягу спать? – с надеждой спросила Аннабель. Алекс вздохнула, про себя моля Бога, чтобы затемнение на снимке не оказалось раковой опухолью.

– Я вернусь поздно, но обязательно зайду сказать «спокойной ночи», обещаю. А завтра утром я тебя разбужу. Это всего на две недели, а потом мы снова будем видеться во время ланча и ужина, – с нежностью произнесла Алекс.

– А в балетную школу ты меня в пятницу отведешь? – не отставала Аннабель, и Алекс даже подумала: «Интересно, а про Сэма она забыла? Где он?» Вслух же она сказала: – Не получится. Мы же говорили об этом, помнишь? На этой неделе и на следующей я буду разговаривать с судьей, поэтому не смогу отвести тебя в балетную школу.

– А ты не можешь попросить судью отпустить тебя? – умоляла Аннабель.

– Нет, зайка. Но очень хотелось бы. А где папа? Он дома уже? – спросила Алекс.

– Папа спит, – ответила ее дочь.

– Уже? – удивилась Алекс. Было всего семь вечера. С чего это Сэм вдруг лег спать так рано?

– Он смотрел телевизор и уснул. Кармен сказала, что посидит со мной, пока ты не вернешься.

– Дай ей трубку. И еще. Знаешь, дорогая… – Алекс запнулась и внезапно всхлипнула, подумав про свою прекрасную дочурку, ее веснушчатое личико маленькой феи, огромные глаза и ярко-рыжие волосы. А вдруг она умрет, и тогда Аннабель останется без матери? Эта мысль показалась настолько жуткой, что лишь через пару мгновений она смогла проговорить, почти шепотом:

– Я люблю тебя, Аннабель.

– Я тоже тебя люблю, мама. До встречи, – ласково сказала Аннабель.

– Спокойной ночи.

К телефону подошла Кармен:

– Да, миссис Паркер?

– Когда уложите Аннабель, можете быть свободны. Просто разбудите Сэма и скажите, что уходите, хорошо?

– Мне не хочется будить его, мэм. Лучше я дождусь вас.

– Я приду очень не скоро, Кармен. Разбудите его, когда захотите уйти. Все нормально.

– Что ж, хорошо. Когда вы вернетесь?

– Думаю, не раньше десяти. У меня масса дел.

– Я вас поняла, мэм.

Алекс повесила трубу и некоторое время тупо смотрела на телефон. Она стала думать о Сэме и Аннабель так, как будто уже их потеряла. В этот день между ними словно легла пропасть. Ее муж и дочь живы и здоровы, а Алекс может умереть. В это невозможно поверить, просто в голове не укладывается! Она все еще надеялась, что тут какая-то ошибка, что она не больна, что никакой опухоли нет, а есть всего лишь затемнение на снимке, и только. Еще только вчера единственной проблемой Алекс было то, что она никак не может забеременеть, а сегодня оказалась под угрозой ее жизнь. Из-за гормональных препаратов, которые она приняла на прошлой неделе, ее реакция на происходящее стала еще более острой.

В девять часов к ней снова заглянул Брок. Он заметил, что к сандвичу, который Лиз принесла ей еще во время перерыва на ланч, Алекс так и не притронулась. Зато она уже выпила несколько чашек кофе, а сейчас крупными глотками пила воду из огромного стакана.

– Если ты не поешь, тебе будет совсем плохо, – ворчливо произнес Брок, тревожно взглянув на свою начальницу. Алекс выглядела еще хуже, чем днем, – теперь ее лицо приобрело землистый оттенок.

– Не хочу есть. Точнее, просто замоталась и совсем забыла об этом, так много дел, – еле слышно произнесла она.

– Это не оправдание. Как ты собираешься защищать Джека Шульца, если заболеешь прямо перед процессом или в самом разгаре? – пожурил ее Брок.

– Ты прав, – рассеянно ответила Алекс, а потом вдруг взглянула на него взволнованно. – Но ведь ты сможешь, если потребуется, подменить меня.

– Я даже слышать об этом не хочу. Это с тобой они договорились. И деньги платят за то, чтобы Шульца защищала именно ты.

Алекс вдруг подумала, что днем говорила доктору Андерсону эти же слова. Чья-то судьба зависела от нее. Потом она вспомнила об Аннабель и Сэме, и в горле встал ком. Все разладилось. На нее свалилось столько всего.

– Давай ты пойдешь домой, а я тут все доделаю, – ободряюще произнес Брок. – Не надо себя так накручивать. Все под контролем, поверь мне.

Через полчаса ему все-таки удалось ее выпроводить из офиса. Все равно у нее все из рук валилось, и думать сил не было. Впервые в жизни Алекс забыла на работе свой портфель с бумагами. Брок заметил это, но не стал ничего говорить. Глядя начальнице вслед, Брок искренне ей посочувствовал. Было ясно, что что-то не так, – Алекс еще никогда не выглядела настолько опустошенной. Общайся они более тесно, он бы непременно спросил, в чем дело, и предложил помощь.

В такси Алекс в изнеможении откинулась на спинку сиденья. Казалось, ее голова налилась свинцом, и шея просто не выдерживала такой вес. Такси подъехало к дому. Расплатившись, она еле доковыляла до лифта. Поднимаясь на этаж, она думала, что же скажет Сэму. Он наверняка будет в полном шоке, как и все остальные. Затемнение на рентгеновском снимке – серьезный повод для беспокойства, особенно если знать статистику заболеваемости раком груди. Алекс даже не могла представить, как ее муж воспримет новость, что у нее опухоль.

Когда она вошла в квартиру, Сэм смотрел телевизор в гостиной. Увидев ее, он приподнялся и улыбнулся. На нем были джинсы и белая рабочая рубашка. Рядом на столе лежал его галстук.

– Как прошел день? – радостно поинтересовался он, потянувшись к ней, чтобы поцеловать. Алекс тяжело опустилась на диван. Она посмотрела на своего мужа, и вдруг ее снова захлестнула волна ужаса. Алекс с трудом подавила слезы – все это слишком тяжело.

– Похоже, денек и впрямь выдался напряженный… – протянул Сэм. А потом, вспомнив, что Алекс на гормонах, воскликнул:

– Бедная моя, у тебя опять истерика из-за этих чертовых пилюль? Может быть, тебе перестать их принимать?

Алекс вздохнула: помимо подготовки к процессу и своих проблем со здоровьем, ей нужно разобраться с таким огромным количеством всего! Сэм заключил ее в свои объятия, и она вцепилась в него, словно утопающая в спасательный круг.

– Выглядишь неважно, подруга, – сочувственно сказал муж.

Алекс подняла на него глаза и вытерла слезы. Сэм прав – таблетки заставляют ее смотреть на вещи еще более пессимистично. Или все действительно настолько плохо?

– Милая, ты так еще до суда с ума сойдешь! – укоризненно произнес Сэм.

– Уже схожу. День был просто сумасшедший, – призналась Алекс. В полном упадке сил она прилегла на диван.

– Не хочу тебя обижать, но ты выглядишь и вправду так, как будто из психушки вернулась. Ты хоть ужинала сегодня?

Алекс покачала головой:

– Не хотелось.

– Отлично. И как, скажи на милость, ты собираешься забеременеть, если моришь себя голодом? Ну-ка, вставай! – Он попытался заставить ее подняться с дивана. – Приготовлю тебе омлет.

– Не надо. Я не голодна, правда. Просто я очень устала. Давай просто ляжем спать? – еле слышно произнесла Алекс. Ей и вправду больше ничего не хотелось. Только взглянуть на Аннабель. И лечь в постель, к Сэму. И не вылезать из-под одеяла как можно дольше. А лучше вообще остаться там навсегда.

– Проблемы на работе? – Сэму вдруг стало любопытно, почему Алекс выглядит намного хуже, чем обычно. Даже во время подготовки к процессам она никогда еще не выглядела настолько разбитой. Но Алекс проигнорировала его вопрос. Она встала и на цыпочках прокралась в комнату Аннабель, постояла у кроватки, глядя на спящую дочь, а потом нагнулась и поцеловала ее. После она ушла в спальню. Обеспокоенный Сэм смотрел, как она раздевается и надевает ночную рубашку. Она не стала даже принимать душ и расчесывать волосы. Почистив зубы, Алекс забралась в постель и закрыла глаза, зная, что пришло время рассказать обо всем Сэму.

– Дорогая, – снова попытался он выяснить, что с ней происходит. – У тебя какие-то проблемы на работе?

Сэм знал, что жена относится к своей работе крайне серьезно, поэтому подумал, что она допустила какую-нибудь ошибку и теперь мучается из-за этого. Но Алекс поспешно опровергла эту теорию, покачав головой.

– Звонил Андерсон, – тихо сказала она. Сэм внимательно посмотрел ей в глаза:

– И что?

– Во время ланча я ездила к нему.

– Зачем? Не потому ли, что до сих пор не беременна? – подмигнул Сэм. Он усмехнулся – прошло ведь только два дня, а Алекс уже торопится иметь ребенка.

Алекс долго молчала, у нее просто не хватало сил говорить эти ужасные слова, потому что от этого происходивший с ней кошмар становился еще более явным и отчетливым. Но не сказать Сэму она не могла.

– Доктор Андерсон заметил на моей маммограмме затемнение, – произнесла Алекс с траурной интонацией. Сэма же это известие почти не впечатлило. Он пожал плечами:

– И что?

– Возможно, это опухоль, – всхлипнула она.

– Возможно? Ага, конечно. А ровно в полночь в Парк-авеню приземлится космический корабль с Марса. Возможно ли это? Вряд ли. Так же, как и то, что это затемнение – опухоль.

Алекс понравилось, как Сэм воспринял сказанное ей. Благодаря такой его реакции она снова поверила в собственный организм, который, как ей казалось, последние несколько часов ее подводил. Может быть, с ней все нормально и Сэм прав? Может, она просто перенервничала и восприняла все слишком болезненно?

– Они не могут быть уверены. Может быть, это и правда всего лишь затемнение. И ничего более, – с обнадеживающей интонацией произнес Сэм.

– Андерсон хочет, чтобы я обратилась к хирургу и у меня взяли образец ткани на биопсию. Он посоветовал троих врачей, но до процесса я все равно не успею к ним попасть. Я собираюсь завтра позвонить одному из этих троих и спросить, можно ли будет попасть к нему во время перерыва на ланч. Если нет, придется ждать до конца судебного разбирательства, – с озабоченной миной на лице произнесла Алекс.

– То есть время не ждет?

– Андерсон сказал, что стоит поторопиться, – ответила Алекс.

– Конечно, только без паники. В половине случаев врачи просто защищают самих себя – они не хотят отвечать перед судом, поэтому все представляют в дурном свете, чтобы потом их нельзя было обвинить, что они не предупреждали. А когда тревога оказывается ложной, все счастливы. Только почему-то никто из этих врачей не думает, какое это испытание для психики. Ради бога, Алекс, ты юрист, ты должна понимать. Не позволяй им испугать себя до полусмерти!

Алекс подняла на него глаза и улыбнулась. Ей стало немного легче и даже неловко, что она так перепугалась. А вот Сэм не испугался. Он убежден, что с Алекс все в порядке. Он не утешает ее и не превращает ситуацию в мелодраму. Напротив, рассуждает рационально и говорит правильные вещи. И внезапно Алекс подумала, что он вполне может быть прав. Даже такой замечательный врач, как Джон Андерсон, мог перестраховаться.

– Как думаешь, что мне теперь делать? – спросила Алекс с надеждой.

– Веди процесс, а к хирургу сходишь, когда будет время. Главное – не волнуйся и не позволяй этим клоунам запугивать тебя. Я готов поставить всю прибыль от моей следующей сделки на то, что затемнение на снимке – всего лишь тень. И ничего больше. Посмотри на себя – ты самая здоровая на свете. И такой останешься, особенно если будешь иногда есть и спать, – с оптимизмом произнес Сэм.

Беседа с мужем подняла Алекс настроение. Ей стало намного легче. Доводы Сэма были разумными, он не беспокоился по пустякам, тревога наверняка ложная. Когда они наконец улеглись и погасили свет, Алекс почувствовала себя гораздо лучше.

Наутро же от ее вчерашнего страха осталось лишь легкое волнение. Проснувшись, она на мгновение вспомнила, что вчера случилось что-то ужасное. Ее мучило нехорошее предчувствие. Но стоило ей окончательно проснуться, как она вспомнила все, что говорил вчера Сэм, и настроение ее снова поднялось. Алекс решила разбудить Аннабель пораньше, и та, сидя за столом, наблюдала, как Алекс готовит завтрак. Перед ней красовался список карнавальных костюмов – накануне Лиз подыскала под ее размер: костюм тыквы, принцессы, балерины и медсестры. Разумеется, Аннабель выбрала принцессу.

– Мамочка, как же я тебя люблю! – воскликнула она, обнимая Алекс за талию.

– И я тебя, – ответила Алекс, одной рукой обняв дочь в ответ, а другой переворачивая на сковороде оладьи. На секунду у нее возникло ощущение праздника, с плеч как будто свалился тяжелый груз. Аннабель счастлива, а Сэм уверен, что тревога по поводу маммограммы ложная. Алекс и сама почти поверила в это. Уходя на работу, она поклялась дочери, что позвонит во время перерыва на ланч.

Страстно поцеловав на прощание Сэма, она поблагодарила его за слова утешения. Сэм махнул рукой:

– Могла мне на работу позвонить, и я бы сказал тебе то же самое по телефону.

– Знаю. Я, наверное, приняла все слишком близко к сердцу. Вот я дурочка, – улыбнулась Алекс.

Впрочем, на ее месте перенервничал бы любой. Она еще раз чмокнула мужа и дочь и помчалась в офис. Брок и все остальные уже ждали ее. Сначала Алекс поговорила с Мэтью Биллингсом. И лишь в четверть двенадцатого вспомнила, что собиралась позвонить хирургу. Быстро набрав номер, она услышала голос медсестры. Алекс объяснила, что хотела бы узнать насчет биопсии. Тут в кабинет за какой-то папкой зашел Брок, заставив ее вздрогнуть; ей хотелось, чтобы он поскорее ушел. Словно прочитав ее мысли, помощник поспешно ретировался. Алекс пожалела, что не заперла дверь. А, впрочем, какая разница – если Сэм был прав, то ничего страшного, что Брок все узнает.

Тем временем к телефону подошел хирург. Судя по голосу, серьезный и не очень-то приветливый. Алекс рассказала про затемнение на маммограмме, объяснила, что ее гинеколог беспокоится и посоветовал ей обратиться к нему.

– Да, мы с ним уже разговаривали, – ответил хирург Питер Герман. – Утром. Вам необходимо сделать биопсию, миссис Паркер. И срочно. Уверен, доктор Андерсон уже об этом говорил.

– Да, – сказала Алекс, пытаясь сохранить то спокойствие, которое ей внушил накануне Сэм, но в разговоре с чужим человеком это было сложно. Она чувствовала, что боится доктора и вообще всего, что было связано с его специальностью. – Но завтра мне нужно быть в суде – я адвокат и должна вести процесс. Так что я смогу попасть к вам не раньше чем через неделю или десять дней.

– Не самое дальновидное решение, – отрезал Герман, отрицая все доводы Сэма. Или, может, наоборот, подтверждая? Может быть, он просто перестраховывается, подумала Алекс, и поэтому настаивает, что нужно сделать все как можно раньше. – Приходите-ка лучше сегодня, мы быстро со всем разберемся и, если понадобится, назначим биопсию на следующей неделе. Ну как, устраивает это вас?

– Сегодня я вряд ли смогу, – нерешительно произнесла Алекс. – Суд назначен на завтра.

Она вспомнила, что уже говорила это. Отчаяние и страх снова волной накатили на нее.

– Жду вас сегодня в два часа дня, – сказал хирург, и Алекс поняла, что спорить с ним она не в состоянии. Она молча кивнула, а потом, вспомнив, что разговаривает по телефону, сказала, что придет. К счастью, кабинет Германа находился неподалеку от ее конторы. – Не хотите захватить с собой подругу?

Этот вопрос застал Алекс врасплох.

– Зачем? – Неужели процедура настолько болезненная? Или он думает, что она будет не в состоянии после нее добраться до дома самостоятельно? Зачем брать подругу на прием к врачу?

– Многим женщинам трудно в одиночку справиться со сложными ситуациями и воспринять большой объем информации, – сухо произнес хирург.

– Вы что, серьезно? – спросила Алекс, не веря своим ушам. Она бы расхохоталась, если бы не была так удивлена. – Я профессиональный юрист. Трудные ситуации мне встречаются на каждом шагу, а что касается информации, то в день я обрабатываю объем больший, чем вы за целый год.

– Только вот речь обычно идет не о вашем здоровье. Даже врачи, у которых обнаруживаются злокачественные образования, не всегда могут справиться с подобным известием, – объяснил Герман.

– Но мы же не уверены, что у меня злокачественное новообразование, ведь так? – с надеждой сказала Алекс.

– Вы совершенно правы, мы не знаем. Что ж, тогда до встречи, – произнес хирург на прощание.

Алекс захотелось отказаться, но она знала, что не стоит.

– До встречи, – ответила она и швырнула трубку на рычаг. Отчасти взыграли гормоны, отчасти то, что Алекс испугалась доктора Германа и того вердикта, который он вынесет. Немного успокоившись, она позвонила одной из своих помощниц и дала ей необычное задание – навести справки о каждом из трех врачей, которых порекомендовал ей Андерсон.

– Я хочу знать о них все: мнения пациентов и что о них думают остальные врачи. Я не знаю, куда именно вы будете звонить – в Онкологический центр «Sloan Kettering», Нью-Йоркский пресвитерианский госпиталь, медицинские школы, в которых они преподают, но я хочу, чтобы вы узнали информацию из всех источников. И ни в коем случае не говорите никому, что это я попросила. Поняли?

– Да, миссис Паркер, – послушно ответила помощница. Она была самой работящей подчиненной, так что Алекс могла быть уверена, девушка соберет всю необходимую ей информацию.

Прошло два часа. Алекс уже собиралась уходить, когда помощница сообщила ей все, что узнала о Питере Германе. По ее сведениям, он настоящий профессионал своего дела, хотя с пациентами обходится не слишком вежливо. Она позвонила в одну из самых престижных клиник, где ей сообщили, что доктор Герман консервативен, но при этом считается одним из лучших хирургов города. Что касается двух других врачей, информации о них меньше – как выяснилось, они, немногим уступая Герману в профессионализме, с пациентами были еще более строги. К тому же они кичились тем, что пользуются среди коллег авторитетом.

– Может, он и не воплощенное очарование, но, по крайней мере, специалист хороший, – подытожила Алекс. Она поблагодарила помощницу и велела ей собрать еще больше сведений о двух других врачах.

Пока Алекс ехала в такси, она гадала, что же скажет хирург о затемнении на ее маммограмме. Теперь у нее было две версии – оптимистичная (высказанная Сэмом) и пессимистичная, предложенная доктором Андерсоном. В состоятельность версии Сэма верить хотелось больше.

Но Герман, к сожалению, оптимизма Сэма не разделил. Взглянув на снимки, он тут же сказал, что затемнение – скорее всего, опухоль, и то, как глубоко она расположена, а также ее форма свидетельствуют о том, что она злокачественная. Разумеется, до того как станут известны результаты биопсии, говорить о чем-либо с уверенностью нельзя, но опыт доктора Германа подсказывает, что это опухоль, и опухоль опасная. Теперь все зависет от стадии заболевания, степени поражения тканей, а еще от того, является ли опухоль гормон-рецептор-позитивной или негативной и успела ли она дать метастазы. Речь хирурга звучала сухо, и ситуация, которую он описывал, пугала.

– И что же теперь будет? – в ужасе спросила Алекс.

– Не могу сказать, пока у нас нет всех данных. В лучшем случае вам предстоит лампэктомия[9]9
  Лампэктомия – наиболее часто применяемая форма органосохраняющей хирургии рака молочной железы. При этом удаляется лишь часть молочной железы, в которой расположена опухоль, и небольшой объем нормальной ткани. После лампэктомии удаленная ткань обычно подвергается гистологическому исследованию на наличие раковых клеток в краях удаленного участка железы.


[Закрыть]. Но может понадобиться и более серьезное хирургическое вмешательство – умеренно-радикальная мастэктомия[10]10
  Мастэктомия (от др. – греч. Mastо1s – грудь и ek tome – удаляю) – хирургическая операция по удалению молочной железы. Сущность операции: удаление молочной железы, жировой клетчатки, в которой содержатся лимфатические узлы (вероятные места метастазирования), и, в зависимости от варианта мастэктомии, удаление малой и/или большой грудной мышц.


[Закрыть]. Это единственный способ полностью избавиться от этого заболевания; конечно, многое зависит от стадии развития опухоли и степени поражения тканей, – пояснил Герман. Он показал ей таблицу, где были приведены какие-то непонятные показатели. Алекс ровным счетом ничего не поняла.

– А мастэктомия – это единственный способ избавиться от болезни? – как-то отстраненно спросила Алекс, понимая, что задает глупейший вопрос. Она была в полном смятении и чувствовала себя конченной идиоткой. Перед хирургом сидела не искушенный юрист, а слабая, несчастная женщина.

– Не обязательно, – ответил доктор Герман, – возможно, понадобится еще облучение или химиотерапия. Это зависит от различных факторов и степени распространения.

Облучение и химиотерапия? И плюс к этому еще и умеренно-радикальная мастэктомия? А может быть, легче сразу сделать эвтаназию? Не то чтобы Алекс прямо жизни себе не представляла без груди, но позволить врачам изуродовать свое тело, а потом еще терпеть отвратительные последствия облучения и химиотерапии! Алекс ощутила, как при одной мысли об этом к ее горлу подкатывает тошнота. Что теперь стало со всеми оптимистичными прогнозами ее мужа, со всеми этими его заявлениями – вот, мол, врачи перестраховываются? Она даже вспомнить не могла, что именно Сэм сказал.

– Каков наш дальнейший план действий?

– Для начала возьмем у вас образец ткани на биопсию. Желательно под общим наркозом, поскольку опухоль находится очень глубоко. А вот насчет дальнейшего лечения решать уже вам.

– Мне?

– Вы должны все как следует обдумать и принять решение. При таком диагнозе вариантов несколько. От меня тут зависит далеко не все.

– Почему же? Вы ведь врач.

– Потому что при любом решении существуют свои риски и неудобства. В конечном счете это ваш организм и ваша жизнь, поэтому окончательное решение за вами. Но лично я при ранней диагностике, как в данном случае, всегда рекомендую мастэктомию. Это самый разумный и надежный путь. А через несколько месяцев при желании вы сможете сделать пластическую операцию, и тогда внешне грудь будет выглядеть как настоящая.

Он говорил, будто речь шла не о восстановлении груди, а о мелком ремонте автомобиля. Алекс еще пока не знала, что слова Германа о мастэктомии как самом надежном способе лечения рака груди свидетельствуют о консервативности его воззрений.

– Биопсию и мастэктомию можно сделать в один день?

– Обычно их делают отдельно. Но если вы хотите, можно сделать их одновременно. Вы явно очень занятой человек, так что можете сэкономить время. Конечно, если вы мне доверяете. После, когда будет ясен диагноз, мы определимся с лечением.

Алекс тут же вспомнила слова Сэма о страхе каждого врача перед судебным преследованием. А потом она вспомнила еще кое о чем и вскрикнула:

– А если в ближайшие несколько недель выяснится, что я беременна?

– А это возможно? – удивленно спросил Герман, и Алекс невольно оскорбилась. Неужели, по его мнению, она настолько старая, что в ее теле могут быть только опухоли?

– Я принимала «Серофен» – мы с мужем пытались зачать ребенка.

– Тогда вам придется сделать аборт и продолжать лечение. Нельзя на целых девять месяцев забыть о злокачественной опухоли. Для вашей семьи, миссис Паркер, вы имеете куда большее значение, чем еще один ребенок.

Герман произнес это сухо и хладнокровно, словно отсекая скальпелем ненужный кусок плоти. Алекс все еще не верила своим ушам.

– Я предлагаю взять образец на биопсию на следующей неделе, – продолжал врач, – но перед этим настоятельно прошу зайти ко мне, чтобы обсудить варианты лечения.

– Их ведь не то чтобы много, или я что-то не поняла? – спросила Алекс.

– Боюсь, вы правы, по крайней мере, в этом. Прежде всего нужно определить стадию. А потом уже будем принимать решение. Но я хочу, чтобы вы знали – в большинстве случаев на ранней стадии я предлагаю мастэктомию. Прежде всего нужно сохранить жизнь, миссис Паркер, а не грудь. Нужно расставлять приоритеты правильно. И если у вас злокачественное образование так глубоко в груди, то безопаснее будет ее удалить. Потом может быть слишком поздно. Может быть, я веду себя консервативно, но это проверенный метод. Некоторые из более новых, нетрадиционных способов лечения могут иметь катастрофические последствия. Мастэктомия на ранней стадии достаточно надежна и безопасна. Если же потребуется, примерно через четыре недели вы пройдете усиленный курс химиотерапии. Все это, наверное, звучит страшно, но, поверьте мне, только так через шесть-семь месяцев вы сможете полностью избавиться от болезни. И, скорее всего, навсегда. Разумеется, сейчас об этом говорить еще рано. Сначала нужно дождаться результатов биопсии.

– А смогу ли я после этого, – Алекс замялась, было трудно произнести это, но молчать она не могла, – забеременеть?

Доктор медлил с ответом. Такой вопрос ему задавали часто. Правда, в основном он слышал его от более молодых женщин. В сорок два большинство пациенток больше интересовало бы спасение собственной жизни.

– Это возможно. Уровень стерильности после химиотерапии составляет примерно пятьдесят процентов. Но это тот риск, на который стоит пойти. Без химиотерапии последствия могут быть непредсказуемыми.

Непредсказуемыми? Что это значит? Уж не хочет ли он сказать, что, если Алекс откажется от химиотерапии, она умрет?

– На работе у вас будет время все обдумать, – тем временем продолжал Герман. – И пожалуйста, как можно скорее приходите ко мне снова. Я постараюсь назначить прием на удобное для вас время. Доктор Андерсон сказал, что вы человек очень занятой.

При этих словах он практически улыбнулся, и Алекс подумала, что, возможно, именно так он проявил ту самую свою «человечность», о которой говорил Андерсон. Если да, то можно с уверенностью сказать, что в этом человеке данное качество проявлялось куда слабее, чем хладнокровие и прагматизм медицинского работника.

Но хотя Алекс и перепугалась до смерти от того, насколько сухо и отстраненно доктор Герман рассказывал ей о предстоящих процедурах, о его безупречной репутации она уже знала. Так что раз уж у нее – предположительно – злокачественная опухоль, то именно такой великолепный хирург как раз и требуется. А настроение ей и Сэм сможет поднять.

– Больше нет вопросов? – Эта фраза Питера Германа очень удивила Алекс. Но она лишь отрицательно покачала головой. То, что сегодня выяснилось на приеме у доктора Германа, было еще хуже, чем вчерашние новости, и теперь Алекс чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Она уже представила себя без левой груди, а потом попыталась понять, каково это – проходить курс усиленной химиотерапии. Наверное, после этого у нее выпадут волосы? Алекс не смогла заставить себя спросить об этом хирурга. Но она знала нескольких женщин, которым после химиотерапии пришлось носить парики или чересчур короткие стрижки. Алекс точно знала – от химиотерапии лысеют. Однако перечень ужасных последствий лечения выглядел зловеще и без этого.

Алекс вышла из кабинета врача шокированной. Вернувшись в свой офис, она поймала себя на мысли, что даже не помнит, как Герман выглядел. Она провела в его обществе почти час, однако лицо его испарилось из памяти – как и все то, что он говорил, кроме слов «опухоль», «злокачественный», «мастэктомия» и «химиотерапия». Все остальное слилось в одну сплошную какофонию.

– У тебя все в порядке? – спросил Брок. Он заглянул к Алекс сразу же, как только она пришла, и заметил, что она выглядит еще хуже, чем вчера. Это его здорово обеспокоило. – Ты, часом, не заболеваешь?

Но ведь Алекс уже больна – по крайней мере, по словам врачей. Это казалось ей невероятным. Она чувствовала себя превосходно, у нее ничего не болело, никаких недомоганий, а доктор Герман считает, что у нее, возможно, рак. Рак. Она никак не могла заставить себя в это поверить.

И Сэм тоже не смог. Вернувшись вечером домой, она пересказала мужу то, что сказал Герман, но Сэм снова отверг мнение хирурга – с тем же спокойствием и легкостью, что и вчера:

– Я тебе говорю, они просто защищают себя от обвинений в профнепригодности.

– А вдруг нет? Вдруг они правы? Этот, как ты говоришь, парень – самый известный хирург в своей сфере, зачем же ему пудрить мне мозги только для того, чтобы защитить собственную шкуру? – взорвалась Алекс.

– Да, может, твой доктор Герман свой дом уже десять раз закладывал, и ему нужно отрезать как можно больше сисек, чтобы расплатиться с долгами. Откуда я знаю? Ты же к хирургу пришла, глупо ждать, что он пропишет аспирин. Естественно, хирург скажет, что нужно отрезать грудь. Напугает до полусмерти, чтобы себя выгородить, если у тебя действительно там что-нибудь окажется, – но это полный абсурд.

– Хочешь сказать, он мне врет? И сделает операцию, даже если у меня нет никакого рака?

Рак. Это слово они теперь произносили так же, как «салфетка», «микроволновая печь» или «кровь из носа». Жуткое слово вошло в повседневную речь, но Алекс все равно содрогалась каждый раз, когда его слышала, особенно из собственных уст:

– Ты считаешь, он просто шарлатан?

Теперь она не знала, что и думать, позиция Сэма начала ее раздражать. Но тот как ни в чем не бывало сказал:

– Может, и нет. Наверное, он неплохой врач – иначе бы Андерсон тебе его не порекомендовал, – но нельзя доверять каждому, особенно каждому врачу.

– Про юристов все тоже обычно так говорят, – мрачно усмехнулась Алекс.

– Не переживай, милая. Ничего там у тебя нет. Он сделает надрез на твоей груди, обнаружит там остатки молока, зашьет обратно и скажет, чтобы ты про это забыла. Не волнуйся раньше времени.