Текст книги "Беттина"

Глава 41

Похороны состоялись через два дня. Губернаторы штатов, члены Конгресса, газетные магнаты, писатели, драматурги, кинозвезды – пришли все. Беттина стояла в первом ряду.

На траурной церемонии Олли не отходил от нее, но они не сказали друг другу ни слова. Потом он проводил ее к машине. На обратном пути в отель Беттина тоже молчала. Глаза у нее были сухи, она лишь крепко сжимала ладонь Оливера. В лице у нее не было ни кровинки, а застывший профиль, словно изображение на камее, выделялся на фоне мрачного серого неба.

Когда они подъехали к отелю, Беттина тихо спросила:

– Поднимешься выпить кофе? – и в унынии посмотрела на Пакстона.

Он кивнул и пошел вслед за ней в отель. В номере оставался Александр, поэтому, прежде чем войти туда, им надо было выдавить хотя бы жалкое подобие улыбки. Однако уже через полчаса, напившись кофе и наслушавшись рассказов Александра о том, как интересно было гулять в Центральном Парке, они улыбались по-настоящему. Олли обрадовался, заметив, что у Беттины улучшилось настроение.

– Беттина, – многообещающе начал он, – что, если мы отправимся на прогулку? Нам обоим не помешает подышать свежим воздухом. А потом зайдем куда-нибудь пообедать, а после обеда я приглашаю тебя ко мне выпить кофе. – Оливеру не хотелось оставлять ее одну. – Давай, надень что-нибудь попроще, поудобнее, и пойдем.

Она поняла, что ему хочется как-то поддержать ее, не хотелось обидеть его отказом. И она согласилась.

Через десять минут они уже тихо брели краем парка. В субботу движение не было таким сильным. По аллее изредка проезжали двуколки. Лошади цокали копытами. Они бродили по парку больше часа, бросали друг другу отрывочные фразы и потом надолго замолкали. Под конец прогулки она почувствовала, как Оливер осторожно обнял ее за плечи. Беттина подняла на него глаза и сказала:

– Ты хороший друг, Олли. Знай, что я решила вернуться в Нью-Йорк, потому что здесь ты. – Она помолчала, и добавила: – Ты, и еще был Айво. – И она смахнула слезу рукой в белой митенке, после чего вновь заговорила: – Жизнь больше не подарит мне такого человека, каким был Айво.

Они стояли на переходе, ожидая, когда можно будет перейти на другую сторону улицы. Оливер сочувственно кивнул:

– Наверно, ты права.

Они еще час бродили по городу – рука в руке.

– Хочешь, зайдем пообедать в «Плазу»? – спросил наконец Оливер.

Беттина отрицательно покачала головой. Не хотелось роскошных ресторанов. Не было настроения. Хотелось побыть в одиночестве.

– Спасибо, ты очень добр, но что-то душа не лежит.

– Не можешь забыть? – с пониманием. спросил он.

– Есть немного, – грустно улыбнулась Беттина.

– Тогда идем ко мне, я сделаю сэндвичи, выпьем чаю. Соглашайся!

Она кивнула. Ей действительно хотелось к Пакстону. Быстро поймав такси, они подъехали к крыльцу дома из коричневато-красного кирпича. Оливер отпер ключом дверь, и они вошли в так называемую квартиру с садом, а точнее, с палисадником, куда был отдельный выход из квартиры Пакстона. Оливер поставил на плиту чайник с водой, а Беттина тем временем сняла жакет, подошла к окну и стала смотреть на палисадник – редкостное явление для Нью-Йорка.

– Как тебе удалось найти такую квартиру? – восхищенно спросила Беттина у Оливера, орудовавшего на кухне.

Он улыбнулся в ответ.

– Естественно, через «Нью-Йорк Мейл». А ты для себя что бы хотела?

Подумав об этом, Беттина вздохнула:

– Что-нибудь попросторней. Хотя бы с тремя комнатами.

– Зачем так много? – удивился Пакстон. Он протягивал тарелку с аппетитными сэндвичами, сооруженными из салями, ветчины и сыра.

Беттина взяла сэндвич и с улыбкой сказала:

– Нужна комната для Александра, кабинет и спальня для меня. Он согласно кивнул.

– Хочешь купить или арендовать?

– Сама не знаю, – растерянно проговорила она и положила сэндвич на тарелку. – Олли, я не знаю, что будет дальше. Сейчас у меня много денег, но кто знает, как все сложится в будущем?

И она многозначительно посмотрела на него.

– Обещаю тебе, Беттина, – все сложится как нельзя лучше, – с улыбкой сказал Оливер.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю-знаю. Ты написала великую вещь.

– А кто поручится, что я напишу еще одну? Что, если на первой пьесе все и закончится?

Он закатил глаза, состроив удивленную гримасу, но Беттине было не до шуток.

– Ты такая же мнительная, как вся пишущая братия. Сделают на книге миллион-другой долларов, полгода не вылезают из списка бестселлеров, но, чуть что, начинают плакаться: «Ах, что будет завтра?», и так без конца. Так же и ты со своей пьесой.

– Наверно, и отец был такой, – с улыбкой сказала Беттина. – Но посмотри, как вышло, Олли, – она сразу стала серьезной, – он умер без гроша в кармане. Мне бы не хотелось, чтобы такое повторилось со мной.

– Так, значит, не покупай семь домов, девять автомобилей, не нанимай штат из двадцати слуг. Откажись от этого, и все будет замечательно, – улыбнулся Пакстон. Беттина уже поведала ему о жизни на широкую ногу, которую так любил отец, и о том, к чему это привело.

Беттина, наклонив голову, спокойно и внимательно смотрела на Оливера.

– Знаешь, Олли, всю жизнь я зависела от мужчин. Сначала от отца, затем от Айво, потом от актера, за которого вышла замуж, – ей не хотелось даже произносить его имя, – и, наконец, от Джона. Впервые в жизни я ни от кого не завишу – только от себя самой. – Тут Беттина довольно улыбнулась. – И мне это очень по душе.

– Разумеется, это приятное чувство, – согласился Олли.

– Да, – вздохнула Беттина, все еще улыбаясь, – и пугающее тоже. Всегда я ощущала кого-то за своей спиной, а сейчас, впервые в жизни – никого нет. – И она с печалью и нежностью добавила: – Даже Айво больше нет. Я осталась одна.

Он с любовью посмотрел на нее:

– А я?

Она ласково дотронулась до него рукой.

– Ты – замечательный друг. Но знаешь, что самое забавное?

– Что?

– Я вовсе не против рассчитывать отныне лишь на собственные силы. Иногда и правда становится страшновато, но даже это – приятное чувство.

– Беттина, – сказал он, честно глядя ей в глаза, – ты можешь смеяться надо мной, но мне кажется, что ты только-только стала взрослой.

– Так рано? – спросила она и расхохоталась.

Оливер, словно бокал с вином, поднял чашку с чаем.

– Это действительно рано. Я на девять лет старше тебя, но и то не уверен, что стал взрослым.

– Конечно, стал, не сомневайся. Ты ни от кого не зависишь. И никогда не зависел, не то, что я.

– У независимости тоже есть свои плохие стороны, – задумчиво произнес он, отвернувшись к окну. – Ты привыкаешь к заведенному порядку, ходишь в одни и те же места, делаешь одно и то же и начинаешь забывать о том, что на свете есть что-то другое.

– Почему?

– Нет времени. Во всяком случае, когда я решил стать журналистом номер один у себя в Лос-Анджелесе, времени ни на что другое просто не оставалось.

– А теперь ты – без пяти минут журналист номер один Нью-Йорка, – добродушно заметила Беттина. – И что дальше?

– Да нет, все не так, Беттина. Знаешь, чего я хотел? Быть как Айво, стать издателем крупнейшей газеты в Нью-Йорке. И знаешь, что случилось? Мне вдруг стало на все наплевать. Я люблю свою работу, обожаю Нью-Йорк и впервые за сорок два года не задумываюсь о том, что будет завтра. Я просто наслаждаюсь жизнью – сегодня, сейчас.

– Я очень хорошо понимаю тебя, – улыбнулась Беттина и невольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, потянулась через стол к Олли, и Олли потянулся к ней, и они долго, не переводя дыхания, целовались. Наконец, Беттина отстранилась и простодушно спросила:

– Как это произошло?

Она хотела все обратить в шутку, в пустяк, но он не воспринял ее беззаботный тон. У него в глазах появилось серьезное выражение.

– Мы долго к этому шли, Беттина. Не было смысла отрицать это, и Беттина кивнула:

– Наверно, ты прав. – Помолчав немного, она сбивчиво заговорила: – Я думала… мне казалось, что мы… что мы останемся только друзьями.

Он обнял ее и сказал:

– Мы непременно останемся друзьями, но я давно хотел признаться вам кое в чем, миссис Дэниелз, да все никак не отваживался.

– В чем же, мистер Пакстон?

– В том, что я люблю тебя. Очень люблю.

– Ах, Олли, – она со вздохом уткнулась лицом в его грудь, но он приподнял пальцем ее подбородок и осторожно заставил посмотреть ему в глаза.

– Почему ты отворачиваешься, Беттина? Ты сердишься на меня? – допытывался он, мрачнея на глазах. Беттина помотала головой, но во взгляде у нее появилось разочарование.

– Нет, не сержусь. На что же мне сердиться? – сказала она, и голос ее становился все тише. – Я тоже люблю тебя. Но я раньше думала… между нами все было так просто…

– Тогда иначе и быть не могло. Ты была замужем. А теперь – нет.

Она кивнула, все еще обдумывая что-то, а потом честно посмотрела ему в глаза:

– Больше я никогда не выйду замуж, Олли. И хочу, чтобы ты меня правильно понял. – Она казалась страшно серьезной,

говоря ему это. – Ты сможешь примириться с этим?

– Я постараюсь.

– Ты имеешь право жениться, потому что ни разу не был женат. У тебя есть право иметь жену и детей и все прочее, но я хлебнула чашу сию и больше не хочу.

– А чего же ты хочешь?

Он легонько обнимал ее и словно ласкал взглядом. Беттина задумалась лишь на секунду.

– Общения, привязанности, чтобы было с кем посмеяться, чтобы рядом был мужчина, который уважал бы меня, мою работу и любил бы моего сына…

Она замолчала, не сводя глаз с Оливера. Он первый нарушил молчание:

– Это не так уж много, Беттина. Она уютно пристроилась у его плеча, словно котенок у камина. Глаза ее блестели.

– А ты, Олли? Чего хочешь ты? – спросила она с приятной хрипотцой в голосе. Он, помедлив, ответил:

– Я хочу тебя, Беттина, – и, перестав гладить ее блестящие медные волосы, он начал неторопливо снимать с нее одежду. Он будто разматывал клубок, и она не сопротивлялась, пока не оказалась у него в спальне, на кровати – обнаженная, поблескивающая атласной кремовой кожей, которую он гладил нежными, сильными руками. И, словно припев песни, какую она давно мечтала услышать, он повторял:

– Я хочу тебя, Беттина… любовь моя… Я хочу тебя…

И вдруг ее поглотило пламя давно позабытой страсти, а он тем временем умело, искусно возвращал ее тело к жизни. Она волновалась и вздымалась под его руками, стягивала с него одежду, и вот они слились, сгорая от ненасытного желания, задыхаясь от страсти. Наконец так внезапно вспыхнувший костер превратился в жаркие угольки, и они лежали в объятиях друг друга и улыбались.

– Ты счастлива? – спросил он с нежным светом в глазах, зная, что она принадлежит ему.

– Да, очень, – сказала она сонным шепотом, переплела его пальцы со своими и положила голову к нему на грудь. – Я люблю тебя, Олли.

То был нежнейший и тишайший шепот. Оливер закрыл глаза и улыбнулся.

Потом он осторожно привлек ее к себе, вновь стал искать губами ее губы, его тело и душа и все его существо вновь потянулись к ней.

– Олли… – тихо смеялась Беттина. Теперь это стало игрой, забавой, наслаждением – любить друг друга. – Я и не предполагала, что бывает так, – сказала она, когда все закончилось, и состроила смешную рожицу.

– Как? – спросил он с такой же озорной улыбкой. – Весело и беззаботно? – и с этими словами он обнял ее и провел руками от ее плеч к ногам. – Когда вам в последний раз говорили, что ваша попка – самая красивая попка в нашем городке?

– Правда? – шаловливо улыбнулась Беттина. – Почему же мне об этом не сказали на премьере? – Она сделала вид, что огорчилась, а Оливер засмеялся и взъерошил ей волосы.

– Иди ко мне…

Руки его были нежны, несмотря на игривый тон.

– Ты представить себе не можешь, как я тебя люблю, – сказал он и замолчал, а Беттина преданно смотрела на него.

– Могу, Олли, – наконец сказала она, – еще как могу…

– Что ты говоришь! – улыбнулся он. – С чего бы это?

Но сейчас ей не хотелось шутить. Она прижалась к нему, закрыла глаза и прошептала:

– Потому что я люблю тебя всем сердцем.

Когда она произносила эти слова, в голове у нее мелькнуло: ведь это последний шанс. И она открыла глаза, посмотрела на Оливера Пакстона, а тот наклонился и поцеловал ее.

Глава 42

Беттина мрачно смотрела, как Олли подливает ей чаю. Они сидели у него на кухне, и вообще в последнее время она подолгу бывала у него в квартире. Скоро месяц, как она снимает номер в отеле, но квартира Олли стала ей настоящим домом.

– Что-то сегодня ты чересчур веселая. Уверяю тебя, я честен, трудолюбив и опрятен. – Он обвел рукой сущий беспорядок, творившийся вокруг – газеты, накопившиеся за четыре дня, халат, одежду Беттины, раскиданную как попало. – Видишь?

– Хватит шутить. Не в этом дело.

– Тогда в чем? – он присел к дубовому столу и взял ее за руку.

– Если мы съедемся, все начнется сызнова. Я перестану быть независимой, ты захочешь на мне жениться. И потом: нельзя забывать об Александре. Как он отнесется к этому? – она с горечью посмотрела на Оливера, а тот взглядом пытался утешить ее. Мысль съехаться пришла к нему неделю назад, и они всю неделю только и говорили об этом.

– Я разделяю твою тревогу об Александре, но ведь и так, как мы живем сейчас, тоже не годится. Ты мотаешься между отелем и моей квартирой, у тебя не остается времени на работу, и то же самое будет, если ты найдешь себе постоянную квартиру. Все равно больше половины суток будешь проводить у меня. – Он наклонился через стол и поцеловал ее. – Знаешь, как я тебя люблю?

– Нет, скажи.

– Я обожаю тебя, – тихо шепнул он.

– Хороший мальчик, – засмеялась Беттина и поцеловала его в ответ, а в это время он гладил под столом ее ногу, поднимаясь все выше и выше. Он был нежен, забавен, легок в общении. Так продолжалось с первого дня. Оливер понимал ее, уважал ее работу, искренне любил Александра. Но самое главное – они сохранили чистую дружбу. Ничего ей так не хотелось, как жить с ним вместе, но вдруг опять начнется то, что она испытала прежде? Вдруг он станет пренебрежительно относиться к ее работе? Что, если Александр станет его раздражать? А если измена? Неважно, с чьей стороны, мало ли как повернется.

– Ну как? Будем искать квартиру? – спросил он, довольный собой, а Беттина вздохнула.

– Тебе говорили, что ты навязчивый и упрямый?

– Не раз. Я не против.

– Ну так знай, Олли, – решительно произнесла она, – я не собираюсь легко уступать.

– Хорошо, – пожал он плечами. – Тогда переезжай в собственную квартиру, не спи, сиди у меня до пяти утра, а потом мчись домой, чтобы сын ничего не заподозрил. Но в таком случае в твоей квартире должна быть еще одна спальня.

– Зачем? – озадаченно спросила Беттина.

– Затем, что с вами будет жить Дженнифер, как сейчас в отеле. Полагаю, она потребует себе отдельную комнату. Ты не сможешь уйти на ночь глядя, оставив сына одного.

Беттина угрюмо посмотрела на него.

– Злой.

– Ты же знаешь – я прав.

– Ну хорошо… дай мне еще подумать.

– Думай. Даю пять минут.

– Оливер Пакстон! – Беттина поднялась из-за стола, но, когда прошло пять минут, он увлек ее в постель. – Ты невозможен! – воскликнула Беттина.

Через два дня Оливер нашел решение этой проблемы. Он прибыл в отель, улыбаясь во весь рот.

– Все чудесно, Беттина! – воскликнул он с победным видом.

Александр немедленно бросился и обнял Оливера, хотя выше коленок дотянуться не мог.

– Александр, прекрати. Что чудесно? – обратилась она уже к Пакстону. У Беттины за ухом был карандаш – она напряженно работала над новой пьесой.

– Я нашел отличную квартиру. Беттина выпрямилась в кресле и с укоризной посмотрела на Оливера.

– Олли…

– Погоди, сначала выслушай. Это просто чудо. Мой друг собирается на полгода уехать в Лос-Анджелес. На это время он хочет сдать свою нью-йоркскую квартиру. Она роскошна, другого слова не подберешь: в двух уровнях, четыре спальни, полная меблировка, в престижном доме на Вест-Сайде. Всего тысячу в месяц. Мы вполне можем себе это позволить. Итак, на полгода мы снимаем эту квартиру и делаем попытку совместной жизни. Если нам это понравится, через полгода мы найдем себе другую квартиру, а если нет – разойдемся каждый своей дорогой. И чтобы ты не волновалась по этому поводу, я оставляю за собой теперешнюю квартиру. Сдам ее на эти полгода в субаренду, и ты не будешь опасаться, что я прилип к тебе на веки вечные. По-моему, звучит разумно. – Он с надеждой посмотрел на нее, и Беттина рассмеялась. – И потом – сколько можно платить по гостиничным счетам?

– Не знаю, что и сказать, Оливер Пакстон. Ты или волшебник, или шарлатан, но мне нравится твоя идея.

– Правда? – в восторге спросил он.

– Правда, – ответила Беттина. Она поднялась с кресла, подошла и обняла его. – Когда мы можем переехать?

– Гм… Надо у него спросить, – помялся Пакстон, однако Беттина только посмотрела на него – и обо всем догадалась.

– Олли! – она старалась придать себе негодующий вид, но ничего, кроме улыбки, у нее не получилось. – Ты уже согласился?

– Нет… Конечно же, нет, как я мог? Ее трудно было обмануть.

– Я же вижу.

Тогда он виновато повесил голову и признался:

– Да.

– Значит, можно переезжать? – радостно спросила Беттина.

– Можно.

– А если бы я сказала тебе «нет»?

– В таком случае я обзавелся бы на полгода роскошной квартирой.

Они посмеялись, и вдруг лицо у Беттины стало озабоченным.

– Нам надо условиться об одной вещи.

– О чем же, мэм?

– О порядке оплаты. Поскольку нас с Александром двое, я буду платить две трети.

– Господи, вот она – женская эмансипация. Может быть, ты позволишь мне взять это на себя?

– Нет, так не пойдет. Или мы делим расходы, или я не еду.

– Ладно. Но, может быть, мы будем платить поровну?

– Две трети.

– Поровну.

– Две трети.

– Поровну, – и он крепко обнял ее за заднее место. – Если ты скажешь еще хоть слово, – прошептал он, косясь на Александра, – то я изнасилую тебя прямо в этой комнате.

И они, смеясь и споря, прошли в спальню Беттины и закрыли за собой дверь.

Глава 43

– Ну как, нравится? – с надеждой спросил Оливер.

– Божественно! – воскликнула Беттина, озираясь по сторонам с восторгом и трепетом. То была одна из редких квартир на Весте, которую мало назвать элегантной – она была поистине грандиозна. Четыре спальни в верхнем этаже и столовая с гостиной в нижнем, причем высота потолка в гостиной – в два этажа. Обе комнаты отделаны деревянными панелями, а в камин мог с легкостью войти даже такой гигант, как Олли. Из высоких, красивых окон открывался вид на парк и Пятую авеню за ним. В нижнем этаже располагался также небольшой уютный кабинет, который Олли и Беттина решили использовать совместно для своих литературных занятий. Спальни в верхнем этаже были обставлены во французском стиле и пленяли красотой и уютом.

– Чья эта квартира? – спросила Беттина, присев на изящное кресло и с восторгом глядя по сторонам.

– Одного продюсера, с которым я познакомился, когда был вхож к киношникам.

– Как его зовут?

– Билл Хейл.

– По-моему, я о нем слышала. Он знаменит?

Хотя что тут спрашивать? Рядовой продюсер вряд ли мог позволить себе такую квартиру.

Олли с улыбкой начал перечислять названия фильмов и пьес, на которых работал Билл Хейл.

– В чем-то вы похожи, – заключил он.

– Не смешно.

– Правда-правда. Он тоже написал когда-то пьесу, ставшую гвоздем сезона, потом сделал несколько фильмов, потом еще несколько пьес. Теперь он в основном работает вне Голливуда. А все началось с первого успеха, и дальше – пошло-поехало. – Оливер протянул руку и привлек Беттину к своему плечу. – И у тебя так же будет, надо только подождать.

– Не стоит обольщаться. А зачем он сейчас поехал в Голливуд? Оливер улыбнулся.

– В очередной раз жениться. В этом вы тоже похожи. Ему лет тридцать семь, и сейчас он вступает в четвертый брак.

– Это не повод для шуток, Олли, – рассердилась Беттина.

Он легонько ущипнул ее за нос.

– Не заводись, Беттина. Тебе изменяет чувство юмора, когда речь заходит об этом, – примирительно сказал Оливер.

– А что ты сравниваешь, ведь я была замужем лишь трижды.

– С моей помощью ты можешь догнать его.

Она, повернулась, бросив через плечо:

– Нет уж, благодарю, – и пошла кухню.

Едва ступив туда, она чуть не задохнулась от восторга и громко позвала Оливера, который в этот момент помогал Александру занести в свою комнату коробку с игрушками:

– Олли, иди скорей сюда!

– Иду! Подожди минуту!

Когда он вошел в кухню – то тоже присвистнул от радостного удивления. На крытом балконе была устроена настоящая оранжерея – там цвели красные, желтые и розовые тюльпаны.

– Правда чудо? – спросила очарованная Беттина. – Я бы хотела жить здесь до конца моих дней.

– Уверен, что Билл хочет того же, – засмеялся Олли. Беттина кивнула:

– По крайней мере, у нас есть полгода. Но время летело на удивление быстро. К концу мая Беттина закончила пьесу. Главной героиней была женщина, во многом похожая на Беттину, и называлась пьеса «Райская птица». Это название заставило Олли улыбнуться.

– Тебе понравилось? – с тревогой спросила Беттина, когда во время завтрака Олли вернул ей прочитанную пьесу. Они сидели на кухне, наслаждались весенним солнцем и ясным голубым утренним небом.

– Она еще лучше, чем первая.

– Это правда? Он кивнул.

– Ах, Олли! – она тут же подошла к нему и обвила руками его шею. – Я сделаю ксерокопию и сегодня же пошлю Нортону.

Но еще не получив пьесу, он сам позвонил ей.

– Можете зайти ко мне сегодня, Беттина?

– Конечно, Нортон, а в чем дело?

– Мне надо с вами кое-что обсудить.

– Мне тоже. Я только что отправила вам свою новую пьесу.

– Чудесно. Давайте вместе пообедаем?

– Сегодня? – удивилась такой спешке Беттина. Торопиться было не в его правилах. За обедом она все узнала – Они сидели в тихом уголке ресторана «21», ели салат из шпината, бифштекс и беседовали. Беттина очень удивилась, услышав то, что он ей сообщил.

– Итак, вот мое предложение, Беттина. Что вы об этом думаете?

– Не знаю, что и сказать.

– Зато я знаю. Поздравляю вас, – и он от души пожал ей руку. – Полагаю, вам придется туда поехать. Но не сразу, у вас еще есть время. Они предполагают приступить к работе в середине июля.

Все складывалось удачно: к этому времени как раз надо освободить квартиру. Однако Беттина не спешила дать согласие. После слов Нортона у нее в голове все пошло кругом. Она едва дождалась конца обеда, поблагодарила Нортона и помчалась в редакцию. Там она нашла Олли, писавшего театральное обозрение.

– Мне надо поговорить с тобой, – начала она, не скрывая своего волнения. Олли забеспокоился:

– Что-нибудь произошло? Что-то с Александром? Беттина, говори скорее… Она отрицательно покачала головой.

– Нет-нет, ничего плохого не случилось. Я только что обедала с Нортоном. – И, прямо взглянув Оливеру в глаза, она выложила: – Мне предлагают делать фильм по моей пьесе.

– По какой? По только что написанной? Он был так же ошеломлен, как и она.

– Нет, по первой.

Пакстон наконец взял себя в руки и с улыбкой произнес:

– Не беспокойся, скоро предложат и по второй.

– Олли! Перестань! Послушай, что мне делать?

– Как что, глупая? Немедленно соглашаться. Они хотят, чтобы ты написала сценарий?

Беттина кивнула, а он радостно воскликнул:

– Слава Богу, свершилось! Сегодня большой день, крошка!

А ей все хотелось спросить: «А как же ты?» Она печально посмотрела на него и сказала:

– Но мне придется поехать в Голливуд и оставаться там все время, пока идет работа над фильмом.

Полгода истинного счастья. Теперь она поняла, как привязалась к Оливеру и что он для нее значит.

– Не огорчайся, – утешал он ее. – Это же не конец света.

– Знаю. Но я подумала… – и она замолчала.

– Что подумала? – Оливер не мог понять, в чем дело.

– Да так, ничего особенного.

– Нет уж, скажи. Беттина вскинула голову.

– Олли, я понимаю, что надо ехать. Но я не хочу разлучаться с тобой.

– А кто сказал, что мы должны разлучаться? – он говорил почти шепотом, потому что вокруг работали люди.

– Я ничего не понимаю, – шепнула она в ответ, – как же твоя работа?

– Брошу работу. Уволюсь. Что такого? Подумаешь, большое дело!

– Ты спятил? Ведущий театральный критик…

– Будет тебе. Я же говорил еще полгода назад, что давно оставил все эти мальчишеские амбиции. Перед тобой действительно открывается блестящая карьера, а мне хватает того, что мы любим друг друга. Я с радостью уйду с работы и поеду за тобой.

Беттина грустно покачала головой.

– Это несправедливо. Он стиснул ей ладонь.

– Вспомни строчки своего отца. Нельзя упускать мечту. – И он еще крепче сжал ей руку. – Ты и есть моя мечта.

Она благодарно посмотрела на него.

– Но как же твоя работа?

– Не беспокойся обо мне. Найду себе что-нибудь. Может, вернусь на старое место.

– Разве ты хочешь этого?

Он беззаботно пожал плечами и с улыбкой сказал:

– А почему бы нет?

Ее поразило, что он с такой легкостью готов был отказаться от теперешней работы, и она была ему очень благодарна. За четыре месяца совместной жизни она успела убедиться в том, что у нее было гораздо больше честолюбия, нежели у него. То, что он ей сказал о своей цели в жизни, оказалось правдой. Он хотел приличную работу, любящую женщину и впоследствии, может быть, детей. В Александре он души не чаял, но Беттина знала, что ему хочется своих детей.

– Ты думаешь, надо соглашаться?

– Ты в своем уме, Беттина? Звони Нортону сию же минуту!

Она кротко наклонила голову и лукаво улыбнулась.

– Я дала согласие еще за обедом.

– Ах ты, плутовка. Когда двигаться в путь? – спросил он, понизив голос.

– В середине июля.

Пакстон кивнул, она поцеловала его и ушла.

Тем же вечером Оливер позвонил из дома своему прежнему шефу в Лос-Анджелес, и через два дня последовал ответный звонок. Оливеру предлагали работу в лос-анджелесской газете, причем место явно выигрывало по сравнению с тем, какое у него было до отъезда в Нью-Йорк, но, без сомнений, уступало завидному положению театрального обозревателя «Нью-Йорк Мейл». Беттина чувствовала себя виноватой, но Оливер, заметив это, не позволил ей печалиться. Он усадил ее рядом с собой на диван, стоявший в отделанной деревянными панелями уютной библиотеке, и, поглаживая ее золотисто-каштановые волосы, проникновенно сказал:

– Беттина, поверь: даже если бы мне не удалось найти никакой работы в Калифорнии, я и тогда поехал бы с тобой.

– Ах, Олли, но ведь это так несправедливо. – Глаза ее с тревогой смотрели на Оливера. – Ведь то, чем ты занимаешься, так же важно, как и моя работа.

– Это не так, крошка. Мы оба понимаем это. Перед тобой – блестящая карьера, а у .меня уже никогда не будет ничего, кроме места службы.

– Ты тоже мог бы сделать карьеру. Ты мог бы стать как Айво… – голос ее упал, потому что он с улыбкой качал головой.

– Я так не думаю.

– Но почему?

– Потому что не хочу никакой карьеры. Беттина, мне сорок три, я не хочу потерять здоровье ради… не знаю чего. Не хочу сидеть в кабинете до полдевятого вечера. Карьера не стоит таких лишений. Мне хочется хорошо пожить.

Беттине тоже хотелось пожить хорошо, но этого ей было мало.

– А ты станешь великой и знаменитой, – добавил 0ливер.

Беттина улыбнулась, услышав это.

– Ты правда так думаешь? Она загорелась открывшейся перспективой. Это казалось ей жутко заманчивым.

– Правда.