Текст книги "Логика выбора"

Но условия жизни Тота не очень волновали.

– Значит, передача плоской волны в любом направлении без поворота антенны возможна?

– Конечно. И вы узнаете – как…

Похоже, он отключился и погрузился в свои мысли. Я осторожно положил на чашу весов выбора еще одну гирю.

– И там не будет этого противного типа с руками, как щупальца вунора…

Тот радостно улыбнулся.

– Откуда… Впрочем, неважно! – Он махнул рукой. – Я согласен!

– Отлично! Завтра в это же время я буду вас ждать на этом месте. Возьмите самые необходимые вещи.

– Мне надо захватить некоторые документы…

– С этим будьте очень осторожны: иначе вместо эвакуации можете оказаться в тюрьме… Лучше не рисковать. Голова-то остается при вас…

– Так-то оно так… Только первичные материалы я не полностью запомнил…

– Какие «первичные материалы»?

Он снова снял очки, повертел и надел.

– В самом начале работы я получил исходные чертежи и несколько формул. С этого все и началось: отталкиваясь от них, я пошел дальше…

– От кого получили?!

– От отдела защиты секретов. Но шесть лет назад еще не было таких строгостей, и я снял копии. Они спрятаны в надежном месте. Я заберу их без труда… До следующего дня.

– Пусть он будет удачным, – автоматически ответил я, глядя вслед исследователю возвращающихся лучей. Он шел по алее своей прыгающей походкой, цеплял ногами цветной песок и неистово размахивал обшарпанным портфелем.

Что это значит? Откуда на планете, где нет радиолокации, могут появиться «исходные чертежи и формулы»?

Я понятия не имел, как можно ответить на этот вопрос.

* * *

Иногда я встречался с коллегами или агентами в небольшом запущенном парке имени Комитета народной власти, расположенном за промышленной зоной на берегу пруда. Здесь всегда было мало посторонних глаз, народные защитники не патрулировали тенистые аллеи, здесь хорошо думалось, изредка я приходил, чтобы просто посидеть в тишине и покое. Бывало, тишину нарушали воспитанники расположенного рядом дома опеки – бедолаги, лишившиеся родителей. Их было человек пятнадцать, и командовали ими две бойкие девицы, которые не давали детям ни минуты покоя: то заставляли петь песни, то маршировать, то бегать, участвуя в каких-то замысловатых коллективных играх. Они меня не раздражали, напротив, я с сочувствием взирал на этот принудительный марафон, напоминающий чем-то солдатскую муштру. И обратил внимание на одного мальчика – он быстро уставал и норовил отдохнуть в сторонке, часто неподалеку от моей скамейки. Мы переглядывались, улыбались друг другу, потом, подчиняясь окрику воспитательницы, он снова окунался в водоворот обязательных игр. Каждый раз он подходил ко мне все ближе, и чувствовалось, что его тянет к единственному взрослому, который проявил к нему хоть какое-то внимание. Я собирался принести ему конфет, но обычно было не до того, к тому же я никогда не был уверен – будет гулять группа сирот или нет. Однажды, устыдившись, я специально пришел с конфетами, дождался группу, но знакомого малыша не увидел.

– А где этот мальчик? – спросил я воспитательницу. – Ну, который все время отдыхал?

– А, этот заморыш Борк Де? Он оказался больным. Его отправили в медицинский центр «Через боль к вечной радости». Думаю, он к нам уже не вернется. А кто он вам?

– Никто. Я просто заметил, что мальчик очень слаб. Ему трудно было выдержать те нагрузки, которые вы давали остальным детям.

Воспитательница нахмурилась:

– Мы загружаем детей в строгом соответствии с рекомендациями, утвержденными Комитетом народной власти. Хоть проверьте, хоть в отделение защитников народа сообщите!

– Я никуда не собираюсь сообщать. – Я поднялся со скамейки и протянул пакет. – Раздайте это детям.

– Извините, они получают установленный рацион и ни в чем не нуждаются. Нам запрещено принимать угощение от посторонних.

Этот мимолетный случай почему-то не выходил у меня из головы. Дня два я пытался забыть его, но на третий отправился в медицинский центр. Обычное замызганное здание с пластиковыми раскладушками, несвежим бельем, скучающими сестрами и бесконечным детским плачем. Я быстро нашел маленького Борка и убедился, что он еще больше исхудал и осунулся. Но увидев меня, малыш очень обрадовался, бросился навстречу, обнял за ногу и прижался всем телом. Некоторое время мы сидели молча и он крепко держал меня за руку. Неожиданно Борк спросил:

– Я скоро уйду в Долину вечного покоя?

Сердце мое сжалось.

– Что за вздор! Кто тебе это сказал?

– Трега, наша воспитательница.

– Тебя немного подлечат, и ты вернешься в дом опеки.

– Я не хочу туда возвращаться.

– Ты пока об этом не думай. Тебе надо быстрее вылечиться, а там будет видно. Подожди меня. – Я поднялся.

– Ты придешь?

– Конечно!

– Только быстрее, а то меня отправят в долину…

– Я сейчас же приду.

Я быстро шел по пахнущим безысходностью коридорам. Меня душила жалость к этому никому не нужному ребенку и ненависть ко всем, кто его окружал. Борца с болезнями на месте не было, и я без стука, распахнув дверь с табличкой «Сепа Се», вошел в кабинет начальника центра. Хозяин заметно напрягся.

– Что стряслось? Кто вы? Что хотите?

– Поговорить насчет маленького мальчика…

– У нас много маленьких мальчиков.

– Его имя Борк, Борк Де.

– Возможно. Вы официальное лицо?

– Нет.

– Это ваш родственник?

– Нет.

– Кто он вам?

– Да никто. Я просто видел его в группе дома опеки. Он был такой слабенький… И вот я узнал, что ребенок у вас…

Главный борец с болезнями покачал головой.

– Не понимаю! Увидели постороннего мальчика на улице и пришли за ним в центр?

– Да, именно так. Что с ним?

– Как, вы сказали, его зовут?

Через несколько минут копаний в бумагах, Сепа Се вновь покачал головой и произнес:

– Увы, этот ребенок обречен.

– Что с ним?

– Если просто, то сердечная недостаточность.

– Его можно вылечить?

– Теоретически да. Практически…

– Меня интересует практическая сторона дела.

– Необходима операция, малотравматичная, но сложная. У нас ее не делают. Нужно везти в детский центр народной борьбы с болезнями. Но…

– Что но?

– Его отец был шпионом Агрегании. А за операцию надо платить. Но государство не платит за детей своих врагов. Вы меня понимаете?

– Сколько?

– О, это действительно очень дорого.

– Сколько?!

Главный борец с болезнями аккуратно вывел на листочке несколько цифр. Потом сожалеюще развел руками, явно ожидая, что странный посетитель немедленно уйдет.

– Хорошо!

Я полез в карман, вынул чековую книжку, вписал сумму, расписался и положил чек перед Сепой Се.

– На предъявителя. Здесь вдвое больше. Прошу вас взять на себя все необходимые хлопоты и дать гарантию…

Доктор расслабился и подобрел.

– Гарантии дает только Комитет. Я могу обещать, что приложу все старания. Этого будет достаточно?

Я кивнул, и чек исчез в кармане медицинской куртки, а рука с желтоватой кожей потянулась к телефону. После короткого, изобилующего непонятными медицинскими терминами разговора с неизвестным собеседником Сепа Се положил трубку и довольно улыбнулся.

– Завтра мы переведем мальчика в хорошую клинику, – пояснил он. – Я говорил с лучшим хирургом, он производит операцию без рассечения грудной клетки: зонд вводится через вену и пациент через неделю выписывается здоровым. Так что не волнуйтесь…

– Спасибо.

Я вновь заглянул к маленькому Борку. И он снова вцепился в мою кисть как в спасательный круг. Мы сидели так достаточно долго, почти ничего не говоря. Я просто не мог выдернуть руку из цепких пальцев малыша. Наконец я сказал:

– Мне пора.

Хватка малыша ослабла, и я аккуратно освободил руку.

– Ты уже не придешь? – спросил мальчик.

– Приду. Обязательно приду. Борец с болезнями заверил меня, что ты скоро поправишься.

Выйдя на улицу, я подумал, что нарушил все правила. Проявил эмоциональную слабость, совершил поступки неоправданные выполняемыми задачами и привлекающие ненужное внимание. Воспитательница удивилась интересу чужого человека, доктор ошалел от суммы, которую посторонний выделил незнакомому мальчику, сам факт лечения одинокого сына врага нации, которого все списали в расход, тоже станет широко известен… Слишком много навойцев смотрят на меня с недоумением, слишком много вопросов возникает у них после общения со странным торговцем картинами… К тому же теперь я не могу бросить ребенка, надо продолжить общение и помочь ему, чем смогу. Но… Это все равно, что привязать ядро к ноге бегущего марафонца! Нет, к черту сомнения! Я поступил, конечно, неправильно. Но верно! И жалеть тут не о чем. А маленький Борк… Кто сказал, что его нельзя отправить на Навою-2? Ограничения предусматривались для стариков, но не для детей!

Через два дня маленькому Борку сделали бескровную операцию, а еще через неделю он вернулся в дом опеки. Я несколько раз приходил к нему в парк и радовался, что теперь он стал гораздо живее и почти не отставал в играх от других детей. А меня он встречал, как родного отца. И даже косые взгляды воспитательниц не могли испортить радости наших встреч.

Но сегодня я ехал в этот парк не для встречи с мальчуганом.

Вывод кандидата – один из самых напряженных и опасных моментов в нашей работе. Поэтому за рулем сидит Клив в форме народного защитника. Он и есть народный защитник, хотя сейчас он работает не на полицию Стакки, а на меня – своего куратора. Я завербовал его так, как учили «злые книги»: создал для него безвыходную ситуацию, сам же вытащил из нее и всячески помогал в дальнейшем – как в службе, так и в житейских, личных делах. И разумеется, материально. Книги были правы: Клив действительно стал верным и преданным помощником.

– Зетт Ге у нас не числится, – сообщил он, как только я опустился на сиденье рядом с ним. – В кадровых списках нет такого десятника. Среди начальства более высокого уровня его тоже нет. И среди рядовых…

– Как такое может быть? Ведь он регулярно приходит ко мне, задает вопросы, интересуется моей личностью…

Клив пожимает плечами.

– Возможно, он из тайной полиции. Они часто прикрываются нашими должностями.

Вот тебе раз! Я неприятно удивлен. Неужели меня разрабатывает тайная полиция?! Надо срочно переговорить со Стасом…

Мы подъезжаем к парку. Он находится на границе с «черным» микрорайоном и изрядно запущен. Кусты давно не стрижены, ветки деревьев не обрезались, нормальному человеку не придет в голову гулять здесь в сумерках. И хотя сумерки еще не наступили, здесь пустынно даже возле неработающего фонтана у входа. Но я иду дальше, к известной мне скамейке в отдаленной аллее. Она уже занята худощавым молодым навойцем с длинными, до плеч, волосами. Такие прически в Таго не приветствуются, их позволяют себе только фрондирующие личности из творческой интеллигенции.

Это и есть Темус Гоц. Он увлеченно листает какую-то газету, у ног стоит компактный баул – весь его багаж. Я думал, что он возьмет с собой несколько картин или, по крайней мере, наброски… Он согласился сразу и даже не попросил взять с собой молодую жену. Честно говоря, мне это показалось странным. Очень странным. Хотя кто его знает, какие у них отношения. Может, эвакуация для него – способ избежать нервной процедуры развода? Но ведь при разводе жену не сжигают в пламени сверхновой звезды, а он делает именно это… И сейчас ведет себя странно: даже не поднимает голову на приближающиеся шаги, хотя находится в пустынном месте и обычный инстинкт самосохранения требует поинтересоваться – кто и с какой целью приближается к беззащитному художнику…

– Здравствуйте! Я принес вам свежий номер журнала «Художники-патриоты»! – сказал я, опускаясь на противоположный край скамьи.

На самом деле никакого журнала у меня нет. Это пароль, потому что видел меня он с другим лицом.

– Здравствуйте! – расплывается в сладкой улыбке Гоц. – Спасибо, я читал только предпоследний…

Ведет он себя совершенно естественно. Но что-то настораживает. Все-таки он действительно скользкий тип… И какая-то тревожность разлита в воздухе… А о чем он думает?

Вот тебе раз! Кандидат в переселенцы хочет есть и думает о татуре, которую молодая супруга поставила в жарочный шкаф! А ведь предстоит ему путь в неизвестное и вряд ли в ближайшее время он может рассчитывать на вкусный ужин… Значит, на самом деле он не собирается в дальнее путешествие! Может, передумал и решил отказаться? Но тогда зачем багаж?

– А где тот, кто говорил со мной в прошлый раз? – дружески спрашивает Гоц.

– Уже на месте, – беспечно отвечаю я. – А что у вас в бауле?

Кандидат охотно отщелкивает замки и показывает содержимое: рубашка, джемпер, белье, бритва… Как-то скудновато, и все не сложено аккуратно и продуманно, как перед долгой дорогой, а брошено вперемешку, будто впопыхах, чтобы изобразить готовность к эвакуации. Да-а-а… Чем бы ни руководствовался в своем поведении Темус Гоц, ясно, что вести его к Кливу нельзя. Я уже собрался оставить его «ненадолго», нырнуть в кусты и выйти с тыльной стороны в «черный» квартал, но тут ощутимо повеяло опасностью, раздался треск веток, и с четырех сторон скамейку стремительно окружили грузные черные фигуры в черных масках с прорезями для глаз и портативными автоматами на груди.

– Ой, кто это?! – ненатурально пискнул Темус Гоц.

Неизвестно, к кому он обращался, потому что по сценарию я уже должен был лежать на земле и не требовать каких-либо объяснений. Но я сидел в прежней позе, а черные бойцы на миг замерли, потом набросились на самого Гоца и довольно грубо уложили его на вытоптанную землю аллеи. Двое сноровисто закрутили руки и надели наручники, третий наступил на спину тяжелым ботинком, достал прямоугольную коробочку с небольшими верньерами, вытащил антенну. Портативная рация! Даже у Тайного департамента нет таких… Да и компактных автоматов у них нет…

– Сработали успешно, ждем транспорт!

– Не того, вы ошиблись! – придушенно хрипел Гоц.

Я просканировал мысли бойцов. Их содержание было довольно скудным: «захватить и доставить». Причем они были уверены, что захватить они должны именно того, кого и захватили. Ну, и замечательно! Я встал, обогнул скамейку и скрылся в кустах. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания.

* * *

– Нет, наш Департамент никаких операций в парке Комитета не проводил, – сказал Стас Малко, когда я закончил свой рассказ. – Я бы знал – это мой сектор…

– Но кто это может быть?! Они хорошо экипированы, у них небольшие автоматы и портативные рации!

– У нас таких точно нет…

– Так кто это?!

– Не знаю.

Мы сидели в «черном» микрорайоне, в развалинах четырехэтажного дома. Тут отвратительно воняло, вокруг высились горы мусора, в котором что-то шевелилось. Здесь жили какие-то крупные грызуны, наподобие земных крыс. Животные побольше, очевидно местные собаки, рылись в мусоре в поисках еды. Зато двуногих существ вокруг не было – весь квартал состоял из нежилых развалин, некоторые были обгорелыми и закопченными, некоторые просто обрушились… Два часа назад из уличного таксофона я позвонил Стасу и, ничего не говоря, трижды щелкнул по микрофону. Кто, кроме знатоков премудростей «злых книг», мог догадаться, что это условный номер места встречи, а время оговорено заранее? Никто! Так что увидеть нас могли только местные крысы и собаки, а вонь можно и потерпеть… Хотя лучше бы ее терпели «мудрецы» из Центра, которые запретили нам пользоваться рациями дальней связи.

– А с чем это может быть связано?

– Тоже не знаю. У нас ведь каждый знает только свою задачу. Хотя… – Стас потер переносицу. – Может быть, с пропажами людей… У нас много сообщений о таких фактах. Раньше на это не обращали внимания, но теперь руководство проявило интерес. Но чьими силами проводился захват – ума не приложу!

– Поинтересуйся этим.

– Попробую. Хотя у нас не принято проявлять любопытство.

– И еще… Мной интересовался десятник народных защитников Зетт Ге. Так он представлялся, и форма на нем была соответствующая… Но Клив сказал, что такого сотрудника у них нет, и, скорей всего, он из Тайного департамента…

Малко кивнул.

– Такое бывает. Наши иногда работают под видом служащих общей полиции. Для соблюдения конспирации.

– И этим тоже поинтересуйся. Уточни его задачу. Что он от меня хочет?

– Попробую, – не очень уверенно повторил Стас.

– И передай нашим про сегодняшний случай. Надо соблюдать осторожность!

– Да, это ясно! Пойдем на воздух, а то меня стошнит. – Стас осторожно направился к выходу.

А я пошел в противоположную сторону. Из «черного» микрорайона мы вышли в разные кварталы. Возможно, в этом не было необходимости, но конспирация есть конспирация.

Стас Малко

Первыми, как водится, приехали общепрофильники, но когда разобрались, что дело им не по зубам, обратились в вышестоящую структуру, и через полчаса тройка «тайников» прибыла на место происшествия. В подъезде было полно народу, но толпа расступилась, и они молча прошли по живому коридору, поднялись по лестнице на второй этаж к приоткрытой обшарпанной двери с желтой табличкой. Праздных зевак здесь было не очень много – только несколько жильцов первого и второго этажа, отобранных в свидетели, а все остальные – народные защитники, которые загнали лишних зрителей по квартирам и почтительно встретили «старших братьев».

– Смотрите, это же Зупп, – расслышал Золтан восторженный шепот. – Лучший расследователь в Стакке!

Это была чистая правда. В отличие от народных защитников, сотрудники Тайного ведомства не носили форму, но штатские костюмы им шили в специальном ателье, и наметанный взгляд легко выделял их в толпе, к тому же многих обычные полицейские знали в лицо. Правда, это касалось только гласных сотрудников: негласные так конспирировались и настолько умело растворялись среди обычных граждан, что никто не мог их вычислить. Но и Зуппу, и экспертам маскироваться не было необходимости, поэтому они с достоинством носили черные, с серебряным отливом и серебристыми пуговицами двубортные пиджаки и ровные брюки с широкими обшлагами и серебряными пряжками на черных прочных ремнях, чтобы выдерживали вес оружия.

«Не захотевший жить» лежал в первой комнате на полу, лицом вниз, и пятно крови на спине показывало, что вряд ли его «нехотение» было искренним и свободным. Дознаватель общей полиции что-то писал за столом, отодвинув в сторону две чашки с остатками черной жидкости: валсы – местного чая. Еще два официальных чина толклись в комнате, но при появлении «тайников» все оставили свои дела и изобразили готовность выполнять любые указания.

– Доложите основания для нашего вызова! – строго приказал Золтан.

– Гражданин Темус Гоц является носителем государственных секретов, – отрапортовал офицер с нашивками субдесятника.

– Основания для такого вывода?

– Вот они, гражданин расследователь! – Субдесятник поспешно протянул толстую папку. – Документы, подпадающие под Директиву 125-Д.

– Посмотрим, как они подпадают! – прежним тоном сказал Золтан и принялся листать страницы убористого текста и чертежи.

Они были выполнены на печатной машинке и имели гриф секретности. Субдесятник оказался прав – он действовал по инструкции и не зря потревожил Тайное ведомство. Но хвалить его за усердие Зупп не стал: похвалы только развращают!

– Я принимаю дело к своему производству! – отрывисто бросил он в пространство между окном и шкафом. – Покиньте помещение, уберите лишних людей из подъезда, обеспечьте охрану и никого сюда не впускайте! Проверьте, привлекался ли «не захотевший жить» к работам по проектам народной обороны и имел ли право на хранение секретных документов в своем доме! И конечно, соберите на него всю информацию, какую возможно!

– Есть, господин тайный советник! – вытянулся субдесятник. – Все будет выполнено немедленно и точно!

Зупп благосклонно кивнул и, хотя народный защитник неправильно произнес его звание, не сделал замечания: у «младших братьев» свои представления о Тайном департаменте, причем сам же департамент их и насаждает, поэтому защитник добросовестно ошибался, и это была допустимая и поощряемая ошибка.

– Приступили к работе! – приказал расследователь, когда они остались без посторонних глаз.

Эксперты раскрыли толстые черные чемоданчики, достали инструменты и занялись своим делом: один изучал тело, другой обстановку вокруг и материальные улики.

Зупп еще раз, уже внимательней, стал просматривать документы. Десятки страниц с лиловым неразборчивым штампом внизу испещрены цифрами. Формулы ему ни о чем не говорили, но схемы и чертежи что-то напоминали: решетчатые антенны, исходящие от них стрелки, которые отражаются от каких-то угловатых машин и вновь возвращаются на решетчатые параболы… Похоже на земные радиолокационные станции двадцатого века. Но на Навое нет предпосылок для их создания – СВЧ-генераторы еще не появились и теория отражения радиоволн не разработана! Странно… На всякий случай он извлек из внутреннего кармана ручку с вмонтированным сканером, которую носил в нарушение инструкций, и скопировал несколько страниц. Ладно, сейчас посмотрим, что здесь произошло, и картина сразу прояснится…

Аккуратно сложив бумаги в папку, он подошел к убитому. Эксперты подняли головы ему навстречу.

– Бывший гражданин перестал жить еще вчера вечером, – доложил эксперт по телу. – Сильный удар, глубокое проникновение клинка, мгновенная смерть. Раз он подпустил злоумышленника вплотную, да еще повернулся спиной, значит, не считал его врагом…

– Они проводили время вместе, пили валсу, – продолжил специалист по вещественным уликам. – На чашке имеются отпечатки пальцев, такие же есть на стуле, и на полу восемь однотипных волос, похоже, женских. Это будет легкое дело!

– Вот как? – с сомнением спросил Золтан Зупп.

Он действительно был лучшим расследователем Стакки (а точнее, всего континента, только об этом никто не знал). Начальство бросало Зуппа на самые громкие и трудные дела, особенно те, которые находились на высоком контроле и не имели перспектив раскрытия. А тот преодолевал все препоны и без видимого труда давал результат. И это объяснялось не особыми сыскными талантами, скорее, особыми возможностями: уже знакомясь с местом происшествия, он безошибочно связывал в единую логическую цепочку мельчайшие детали обстановки и «видел» все, что тут произошло. Больше того, он чувствовал витающие, как запах табака или парфюма, мотивы злодея и даже определял индивидуальную принадлежность следов или вещественных доказательств, так что либо сразу устанавливал личность виновного, либо выходил на нее, изучая картотеку подозрительных лиц. Иногда, уже в конце осмотра, он направлял группу задержания на адрес преступника.

Самым трудным для Зуппа было не раскрыть дело, а скрыть, что он знал ответ с самого начала. Как школьнику, заглянувшему в ответ задачи, ему приходилось просто имитировать решение, подгоняя следствие к конечному результату. Не всегда было просто объяснить, почему он заподозрил того или иного гражданина, тогда приходилось ссылаться на интуицию – это сфера мутная и непроверяемая…

Так вот сейчас ситуация складывалась совсем по-иному. Золтан Зупп установил детали, но не мог определить, что произошло. Волосы принадлежали бывшей жене убитого, однако она не могла нанести такой умелый и сильный удар, да и в убийствах подобного рода орудие всегда остается на месте преступления… Он провел рукой над раной. Она оставлена не обычным кухонным ножом, а боевым оружием с обоюдоострым клинком и зазубренным обухом… Он ничего не мог понять, и такое случилось с ним впервые…

– Вам все ясно, соратник? – спросил эксперт по уликам. – Я могу спуститься в машину к рации. Куда посылать боевую группу?

Золтан покачал головой.

– Не все так просто. Боюсь, это дело окажется более трудным, чем представляется…

– Вы правы, гражданин Зупп, вам это дело не по зубам, – раздался низкий голос сзади, от двери.

Золтан изумленно обернулся: кого могли пропустить эти недоумки несмотря на приказ?! Тем более, что, какими бы идиотами они ни были, а нарушить прямое указание сотрудника Тайного департамента не могли ни при каких обстоятельствах. И тем не менее нарушили!

На пороге стоял крупный мужчина с грубым властным лицом и уверенными манерами. Хорошо сидящий строгий костюм выдавал в нем чиновника, тон – выработанную привычку повелевать, а следовательно – высокий ранг. Но какой чиновник может позволить себе такую вольность по отношению к Тайному ведомству?

– Кто вы такой?! – Золтан решительно шагнул ему навстречу. – Почему вошли сюда без специального разрешения?!

– Мне не нужны разрешения, я могу входить куда угодно!

Незнакомец извлек из кармана коричневое удостоверение с золотым узором, раскрыл и поднес к лицу расследователя. «Олбан Ту – чиновник по особым поручениям Комитета народа…» И личная подпись председателя!

Расследователь Золтан Зупп перевидал много важных документов, но такой увидел впервые. Решительности у него поубавилось.

– Извините, гражданин Ту…

Незнакомец едва заметно улыбнулся. Очевидно, он привык к такой реакции.

– Вы свободны, гражданин Зупп, – негромко сказал Олбан Ту. – Оставили все протоколы, всю документацию, забрали своих помощников и ушли. А за порогом забыли этот адрес и все, что с ним связано.

Дело принимало необычный оборот. С таким Золтан еще не сталкивался.

– Но кто же будет расследовать лишение жизни? – спросил он.

– Об этом не думайте, – повторил Олбан Ту. – Вы свободны!

Зупп пожал плечами, сделал знак подчиненным и направился к выходу. Эксперты вышли следом за ним. Не проронив ни одного слова, они спустились к машине и поехали в Департамент. О происшедшем никто не говорил. Раз приказали забыть – надо забывать!

Марк Джордан

На место встречи Ивкус Тот не вышел. Нехорошие предчувствия, которые терзали душу после предательства Гоца, обострились, поэтому к дому изобретателя я подходил с опаской. И сразу понял, что предчувствия оправдались: возле подъезда стояли машины – медицинский фургон и легковая – солидная, но без опознавательных знаков. Вокруг толпились любопытные. Прогуливаясь в стороне, я незаметно наблюдал за развитием событий. Через некоторое время санитары вынесли и погрузили в свой фургон носилки, накрытые черной клеенкой, потом несколько серьезного вида мужчин сели в легковушку. Машины уехали, любопытные начали расходиться. Тут к ним и подошел случайный прохожий, которому тоже не было чуждо любопытство.

– А что тут случилось? – спросил я.

– Наш сосед Тот не захотел жить, – неохотно ответила немолодая женщина с морщинистым лицом. – Или ему помешали жить дальше… – Но неожиданно осеклась, не к месту выкрикнула: – Слава Мудрейшему! – и юркнула в подъезд.

А прохожий неспешно двинулся дальше.

Золтан Зупп

За массивными дверями Тайного департамента царили тишина и спокойствие. Золтан Зупп предъявил удостоверение, и турникет провернулся.

– Вас ждет старший соратник Стротер Нон, – сообщил грузный дежурный с печальным лицом.

– Благодарю, соратник!

О чрезвычайном происшествии все равно следовало доложить руководству, и Золтан, не заходя в свой кабинет, отправился к начальнику Тайного департамента. Он шел по длинным коридорам, мрачным и зловещим – то ли такое впечатление создавали панели из темного дерева, то ли часовые, стоящие по двое у каждого поворота и у некоторых дверей. Они настороженно поворачивали головы на звук шагов, Зупп привычно вскидывал перед собой раскрытую коричневую книжечку из натуральной кожи, и головы синхронно отворачивались, как бы давая разрешение на дальнейшее следование. На душе было тяжело, будто давили темные стены и невысокие потолки, а может быть, вся обстановка Тайного Департамента и особенно встреча с начальником, которого Зупп, мягко говоря, не очень любил. Тот платил ему той же монетой. Но у Золтана не было выбора, а Стротер Нон понимал, что лучшего расследователя у него никогда не было и наверняка не будет.

В очередной раз развернув удостоверение перед лицом часового, он вошел в приемную руководителя Тайной полиции, кивнул адъютанту и, получив в ответ разрешающий жест, потянул тяжелую дверь и вошел в огромный кабинет, стены которого были обшиты темным деревом, а окна задернуты плотными темными портьерами. Все здесь было мрачно, угрюмо и неприветливо. Вдобавок к тому, что Стротер Нон был заносчив и мстителен, он любил театральные сцены и внешние эффекты. Он нарочно создал обстановку, которая должна была давить на психику посетителя, вселять в его душу страх и неуверенность.

Наверное, так себя и чувствовали те, кто впервые входил в этот кабинет. Но Золтан знал истинную цену разыгрываемого спектакля и даже с некоторым любопытством ожидал его продолжения.

Стротер Нон стоял между своим креслом и висящей на стене картой, вполоборота к своему подчиненному. Его правая рука подпирала лоб, а ее локоть покоился на ладони левой, прижатой к груди. Это была весьма эффектная поза для какой-нибудь психологической драмы.

Сделав несколько шагов, Золтан остановился, вытянул вперед правую руку с вывернутой вверх ладонью, а затем резко поднес ее к левой стороне груди и щелкнул каблуками.

Начальник как бы вышел из прострации, взглянул на вошедшего, потер виски.

– А, это вы, Золтан! Я так задумался, что даже не заметил, как вы вошли. Уж больно много дел и очень сложная обстановка!

– Да, – кивнул Золтан, – только что ответственный чиновник Комитета удалил нашу группу с места лишения жизни…

– Я слышал об этом, – сказал Стротер Нон. – Садитесь, соратник! – Он кивнул на стул. – Нам предстоит непростой и очень неприятный разговор…

Начальник и сам опустился в глубокое мягкое кресло, положил руки на стол и стал перебирать щелкающие пальцы.

– Хочу начать с очевидного для всех факта. Вы – самый успешный из наших расследователей. На вашем счету множество быстро раскрытых дел. Этого никто не может отрицать. Но… Сегодня прозвучал первый сигнал тревоги – представитель высшей власти не доверил вам вести расследование!

– Разве дело персонально во мне? Дело в Директиве 125-Д!

– Пусть так. Но, узнав об этом, я задумался и новыми глазами посмотрел на вашу работу, не обращая внимания на блеск подлинных или мнимых успехов. И тут передо мной встал целый ряд вопросов, на которые я не смог ответить. Может быть, соратник, мы попробуем ответить на них вместе?

– Да, конечно, я готов!

На лице Стротера Нона появилось мученическое выражение.

– Сколько раз я пытался обратить вас и ваши помыслы на путь истинный? Десять раз? Двадцать? Но все мои слова оказывались гласом вопиющего в пустыне. У вас на все существовало свое мнение, расходившееся не только с моим, но и с мнением, мне страшно об этом говорить, Комитета! И это слова. Они бы могли остаться между нами. Так и было до поры до времени. Но дела!.. Помните, как вы упустили двух молодых мерзавцев, которые расклеивали противоправные листовки? И это уже когда они были у нас в руках? А как не смогли сберечь самые важные улики против этой актриски, распевавшей в компании друзей непристойные куплеты про представителей власти? Продолжить? Инженер, потерявший часть чертежей нового стрелкового оружия, мать-одиночка, протестовавшая против призыва ее сына в ряды народных защитников… А группа юнцов во главе с проектировщиком из «Крыльев народа»! Вы вроде бы сделали из них осведомителей, но где результаты их работы?