Текст книги "Божественная комедия"

Песня двадцать восьмая

Девятый вертеп восьмого круга. Призраки сеятелей раздоров и расколов. Магомет, Али, Бертрам де Борн.

 
¹ Бессилен человеческий язык,
Бессилен стих певца для описанья
Всего того, что, подавляя крик,
 
 
⁴ Я увидал – и кровь, и истязанье
Теней, покрытых язвами. Нет слов
Приличных для того повествованья.
 
 
⁷ Наш ум так ограничен, что готов
От подвига такого отказаться…
Когда б собрать всех проливавших кровь
 
 
¹⁰ В долине Апулийской, что сражаться
Сошлись и гибли от мечей римлян
(Тит Ливии пишет так, и сомневаться
 
 
¹³ Нам нет причин), и их богатый стан
Достался победителям; когда бы
Собрать людей, измученных от ран,
 
 
¹⁶ И бившихся – их силы были слабы —
С Гвискаром{155}155
  Роберт Гвискар – брат Ричарда, герцога нормандского. Он покорил Апулию и Калабрию в XVI в.


[Закрыть]; если б вновь теперь собрать
Погибшую при Чеперано рать,
 
 
¹⁹ Где каждый апулиец оказался
Изменником{156}156
  Где каждый апулиец оказался / Изменником… – При Чеперано была битва, в которой Карл Анжу разбил Манфреда, короля сицилийского и апулийского, покинутого апулийцами, и взял его в плен. Это было мнение Данте. Виллаки же свидетельствует, что при Чеперано Манфред сам сдался Карлу; измену же апулийцев он относит к битве при Беневенте, где Манфред был убит.


[Закрыть] и, наконец, всех тех,
Чей стан при Тальякоццо разметался
 
 
²² И лег костьми, и где имел успех
Старик Алар{157}157
  Алар – французский рыцарь, содействовавший советом Карлу Анжу в победе над Конрадином, племянником Манфреда.


[Закрыть], который там являлся
Карателем, перехитрившим всех
 
 
²⁵ И без оружья в битве победившим;
Когда б все эти воины могли
Теперь восстать пред нами из земли, —
 
 
²⁸ На раны их на трупе полусгнившем
Не с тем бы отвращеньем я смотрел,
С каким глядел на груду страшных тел
 
 
³¹ Девятого вертепа. С меньшей силой
Из бочки льется на землю вино,
Когда пробито в бочке этой дно,
 
 
³⁴ Чем кровь лилась из призрака… Унылый
Имел он вид; он даже за могилой
На миг себе покоя не найдет.
 
 
³⁷ От подбородка самого живот
Рассечен у него был, и струями
Сбегала кровь. Между его ногами
 
 
⁴⁰ Моталися кровавые кишки
И легкое, и тот мешок, в котором
Там, на земле, до гробовой доски,
 
 
⁴³ Питанье переваривалось. Взора,
Исполненного горя и тоски,
При виде столь ужасного позора,
 
 
⁴⁶ От грешника я отвести не мог,
Тогда и на меня взглянул он тоже
И вдруг, открыв от головы до ног
 
 
⁴⁹ Зияющие язвы, клочья кожи,
Он мне сказал: «Смотри, смотри сюда,
Как сам себя терзаю я всегда,
 
 
⁵² Смотри, как Магомет стал изувечен.
А далее увидишь предо мной
Ты Алия, и у него рассечен
 
 
⁵⁵ Весь череп. Этой казни роковой
Здесь преданы все грешники: на свете
Соблазнов и расколов разных сети
 
 
⁵⁸ Они толпе любили расставлять,
И за грехи ужаснейшие эти
Они должны от тяжких язв страдать,
 
 
⁶¹ Свой путь по кругу этому свершая;
Когда ж их раны станут заживать,
То их, бичуя вновь и поражая,
 
 
⁶⁴ Меч демонов на части рассечет,
И язвы вновь откроются, зияя.
Но кто ты сам? Ты не спешишь вперед
 
 
⁶⁷ Идти в Аду, как будто бы желая
Мучение той казни отдалить,
Которую успел ты заслужить».
 
 
⁷⁰ «Еще он жив, еще земной он житель,
И не для мук сошел он в темный Ад, —
Так призраку сказал тогда учитель, —
 
 
⁷³ Но для того, чтоб в светлый мир назад
Он с опытностью большей воротился,
Я, сам, мертвец, водить его решился
 
 
⁷⁶ Из круга в круг, и все, что говорят
Мои уста, все истинно». Смутился
Рой призраков, и больше сотни в ряд
 
 
⁷⁹ Их легион во рву остановился,
Чтоб рассмотреть, кто я, каков мой вид;
И в ту минуту ими был забыт
 
 
⁸² Весь ужас их съедающих мучений…
«О, ты, сошедший в царство привидений!
Ты, может быть, свет солнечного дня
 
 
⁸⁵ Увидишь скоро вновь, – так от меня
Скажи ты непременно Фра Дольчине{158}158
  Фра Дольчине – проповедовал в 1305 г. общность имущества и женщин. Он был взят в плен в горах Наварры и потом сожжен.


[Закрыть],
Что если он еще не хочет ныне
 
 
⁸⁸ Со мною здесь соседство разделять,
То чтобы он скорее запасался
Припасами съестными и боялся
 
 
⁹¹ В горах Наварры гибель испытать…»
Речь Магомета стихла понемногу.
Желая путь дальнейший продолжать,
 
 
⁹⁴ С усилием большим он поднял ногу
И далее отправился. Иной
Явился страшный призрак предо мной:
 
 
⁹⁷ Нос у него был вырван совершенно,
Одно осталось ухо за виском,
И горло перерезано. В таком
 
 
¹⁰⁰ Ужасном виде вырос он мгновенно
Передо мной, раскрыв кровавый рот,
И мне сказал: «О, ты, кого не ждет
 
 
¹⁰³ Пока к себе ужасная геенна,
Ты за грехи еще не пострадал, —
Тебя в земле Латинской я встречал,
 
 
¹⁰⁶ Когда меня не обмануло сходство.
Ты надо мной имеешь превосходство
В своей судьбе, и если б ты попал
 
 
¹⁰⁹ В то место, где спускается долина
От Верчелло до Маркабó, тогда
Припомни только Пьера Медичина{159}159
  Пьер де Медичина – был известен в Болонье как интриган. Он поссорил Гюидо Поленто, владельца Римини, с владельцем Равенны.


[Закрыть];
 
 
¹¹² Не откажись – молю я – от труда
(Для той мольбы есть важная причина),
Не откажись, когда придешь туда,
 
 
¹¹⁵ Уведомить правдивых граждан Фано{160}160
  «Уведомить правдивых граждан Фано…» – Медичина просит поэта предупредить двух граждан Фано – Гюидо дель Кассеро и Анджионелло ди Каньяно – об угрожающей им опасности: Малатеста велел их утопить в море.


[Закрыть],
Гюидо дель Кассеро и потом
Еще Анжионелло ди Каньяно,
 
 
¹¹⁸ Уведомить обоих их о том,
Что ждет их смерть от хищных рук тирана,
Что, с собственным расставшись кораблем,
 
 
¹²¹ Насильственно они погибнут в море
На шее с камнем. Вот какое горе
Им впереди придется испытать.
 
 
¹²⁴ И я скорблю об участи их горькой.
Меж островами Кипром и Майоркой
Такого преступления встречать
 
 
¹²⁷ Нептуну, вероятно, не случалось
Среди морских пиратов. Этот тать,
Тать одноглазый, ставший управлять
 
 
¹³⁰ Тем городом, – в котором бы боялась
Тень ближнего собрата побывать, —
К себе на совещанье приглашать
 
 
¹³³ Сперва обоих граждан этих станет,
А после их предательски обманет,
Так что не нужно будет с той поры
 
 
¹³⁶ Им ожидать с вершины Фокары{161}161
  Фокара – гора между Фано и Каттоликою, известная по окружающим бурям.


[Закрыть],
Когда морская буря прекратится,
И воссылать молитвы с той горы».
 
 
¹³⁹ Я отвечал ему: «Все совершится,
О чем ты просишь; все твои слова
Я передам, поверь мне в том, едва
 
 
¹⁴² На землю я вступлю, но согласиться
Ты должен мне на тень ту показать,
Которая не может созерцать
 
 
¹⁴⁵ Без горечи стен города». Тогда-то
Он руку наложил свою слегка
На челюсть близ стоящего собрата.
 
 
¹⁴⁸ И рот его раскрыл, но языка
Тот не имел… «Вот он, перед тобою, —
Ответил грешник мне, – увы! судьбою
 
 
¹⁵¹ Лишился он на многие века
Способности людей всех – дара слова».
То был изгнанник. Цезаря сурово
 
 
¹⁵⁴ Когда-то он умел в том убедить,
Что человек, на смелый шаг готовый,
Не должен медлить, чтобы победить.
 
 
¹⁵⁷ Его язык был вырван, и дрожащий
Стоял передо мною Курион{162}162
  Курион – трибун, изгнанный из Рима, подал Цезарю совет перейти Рубикон. Совет был дан в Римини; он был началом междоусобной войны.


[Закрыть],
В иные дни советы подававший
 
 
¹⁶⁰ Столь смелые… Объят был страхом он.
Затем я увидал другие муки
Несчастного. Едва скрывая стон,
 
 
¹⁶³ Свои почти обрубленные руки
Или верней – обрубки их одни
Он поднял над собою… «Помяни
 
 
¹⁶⁶ И Моска ты!»{163}163
  «Помяни и Моска ты!» – Намек на известную историческую вражду двух флорентийских партий – Черных и Белых. Буоньдельмонте оскорбил несколько знатных фамилий, оставив невесту из дома Алиедей. Оскорбленные согласились отомстить: Моска предложил убить Буоньдельмонте и сам поразил его.


[Закрыть] – он крикнул мне с тоскою,
А между тем из двух обрубков рук
Кровь на лицо его лилась рекою.
 
 
¹⁶⁹ Я отвечал, когда он смолкнул вдруг:
«Увы! Всегда у начатого дела
Конец бывает… Многих мук
 
 
¹⁷² Причиной для тосканцев были, смело
Тобой произнесенные слова.
От них душа всех граждан наболела
 
 
¹⁷⁵ И род твой сгиб», – прибавил я. Едва
Я замолчал, несчастный осужденный,
Безумием и горем пораженный,
 
 
¹⁷⁸ Пропал из глаз, и на других теней
Я стал смотреть и пред собою снова
Увидел то, что в памяти моей
 
 
¹⁸¹ Живет доныне. Образа такого
Нельзя воображению создать,
И слабо человеческое слово,
 
 
¹⁸⁴ Чтоб ужас и мой трепет передать.
Передо мной встал призрак безголовый,
Идущий, как другие, в мгле суровой,
 
 
¹⁸⁷ И, как фонарь, он нес в своей руке
Отрезанную голову. В тоске
Та голова кровавая стонала;
 
 
¹⁹⁰ Она светильник трупу заменяла, —
То было – два в одном и в двух – один.
Какая сила их соединяла,
 
 
¹⁹³ Лишь постигает высший властелин.
И голову рукою подымая
Как можно выше, будто бы желая,
 
 
¹⁹⁶ Чтоб каждый звук услышан мною был,
Тень молвила: «Ты, человек живущий,
Сошедший в мир подземных, адских сил,
 
 
¹⁹⁹ Ты, по вертепу этому идущий,
Случалось ли тебе когда-нибудь
На муки столь же страшные взглянуть?
 
 
²⁰² Бертрам де Борн{164}164
  Бертрам де Борн – владелец Готфора, знаменитый трубадур и наперсник Генриха, сына Генриха II, короля английского, короновавшего его еще при своей жизни. Коварный советник настроил юного принца против отца, подобно тому как Ахитофель вооружил Авессалома против Давида.


[Закрыть] мне имя. Я тот самый
Коварный, бессердечный и упрямый,
Бесчувственный советник короля, —
 
 
²⁰⁵ Я клеветник. Лукавя и хуля,
С отцом поссорить сына я решился,
Вторым я Ахитофелем явился,
 
 
²⁰⁸ Который Абасалона научил,
Чтоб на Давида он вооружился.
И вот за то, что в мире разлучил
 
 
²¹¹ Я двух людей, столь близких меж собою,
Я с головой своею разлучен
Навечно беспощадною судьбою…»
 
 
²¹⁴ И далее блуждать пустился он.
 

Песня двадцать девятая

Десятый вертеп, где находятся алхимики и делатели фальшивой монеты. Два алхимика и их судьба.

 
¹ Мучения бесчисленных теней,
Терзаемых во мраке вечной ночи,
И вид их язв, и горечь их скорбей
 
 
⁴ Печалью отуманили мне очи,
Так что едва я слезы удержал;
Но мне путеводитель мой сказал:
 
 
⁷ «Что смотришь ты, не отрывая взора
От призраков? В других вертепах ты
Картиной их мучений и позора
 
 
¹⁰ Не столько поражен был… С высоты,
Где мы стоим, ты, может быть, желаешь
Их сосчитать под кровом темноты;
 
 
¹³ Коль это так, то, верно, ты не знаешь,
Что двадцать миль долина заняла,
И ты на ней теней не сосчитаешь;
 
 
¹⁶ А между тем луна уже зашла, —
Она теперь под нашими ногами, —
А между тем далеко не пришла
 
 
¹⁹ К концу дорога наша, и путями
Дальнейшими нам суждено идти:
Еще не все изведано здесь нами».
 
 
²² «Когда б ты знал, зачем я на пути,
Учитель мой, теперь остановился
И отчего не мог глаз отвести,
 
 
²⁵ То, может быть, и сам бы ты решился
Меня из этих мест не торопить
И не корил, что я остановился».
 
 
²⁸ Так я сказал, когда стал уходить
Учитель мой, и я за ним шел следом,
Дорогой продолжая говорить:
 
 
³¹ «Тебе мой каждый помысел стал ведом.
В той бездне, от которой я не мог
Глаз оторвать, измучен от тревог,
 
 
³⁴ Я увидал – не мог я ошибиться —
Тень одного из родичей своих.
За тяжкие грехи он там казнится,
 
 
³⁷ Хоть поздно, но оплакивает их».
«Не обращай ты на него вниманья,
Но обрати вниманье на других,
 
 
⁴⁰ В Ад сверженных на вечное страданье.
Оставь его. Я видел сам, как он
Из-за моста грозил тебе, взбешен,
 
 
⁴³ И пальцем на тебя указывал. Случайно
Услышал я, что здесь его зовут
Джери дель Бельо{165}165
  Джери дель Бельо – родственник Данте со стороны матери, был умным и любезным человеком, но в то же время невоздержанным на язык. Уличенный в клевете одним из фамилии Джерми, он убил его, а потом был сам умерщвлен родственником убитого. Смерть его была отомщена только тридцать лет спустя.


[Закрыть]. Занят чрезвычайно
 
 
⁴⁶ Ты был другим, когда грозил он тут,
И лишь когда с правителем Готфора
Расстался ты, тобой замечен скоро
 
 
⁴⁹ Был этот дух». Я вновь заговорил:
«За смерть его никто еще доныне,
Учитель мой, из нас не отомстил.
 
 
⁵² Вот почему, быть может, в той долине
В негодованье он мне погрозил
И тем еще сильнее возбудил
 
 
⁵⁵ В моей душе и грусть, и сожаленье».
Так говорили мы и шли вперед
К другой ужасной пропасти, и вот
 
 
⁵⁸ Взошли мы на такое возвышенье,
Откуда бездна стала нам видна
До самого таинственного дна…
 
 
⁶¹ Когда ж пришли к последней мы ограде
И грешников увидели опять,
Тогда вкруг нас и спереди, и сзади
 
 
⁶⁴ Несчастные так начали стонать,
Сливаясь в вопль, в моленье о пощаде,
Что должен был невольно я зажать
 
 
⁶⁷ Руками уши… Если б из тумана
Собрать все испарения болот
Сардинии, Мареммы, Вальдикьяны{166}166
  Вальдикьяна – так называется одна долина от болота, образуемого маленькой рекой Киано. Оно находится между Ареццо, Кортоне, Киузи и Монтепульчиано. Маремма – болотистая приморская полоса земли между Пизой и Сиеной. Вальдикьяна, Маремма и Сардиния известны своими вредными испарениями, особенно опасными в июле и в августе.


[Закрыть],
 
 
⁷⁰ Соединив их вместе в свой черед,
Тогда бы их зловредное дыханье
Напомнило вертеп мне гнусный тот,
 
 
⁷³ Откуда запах мерзкий исторгался.
Зловонием весь воздух заражался,
Как будто труп за трупом там сгнивал.
 
 
⁷⁶ Сошли мы на ступень одной из скал,
Откуда вид ужасный открывался
И глаз свободно в бездну проникал.
 
 
⁷⁹ В той бездне те преступники скрывались,
Которые безжалостно карались
Неумолимым роком за подлог.
 
 
⁸² Представить худшей казни я не мог.
Не думаю, чтоб более терзались
Эгины обитатели{167}167
  Эгины обитатели… / Когда они повсюду отравлялись… – В царствование Эака, сына Юпитера, чума истребила всех жителей и почти всех насекомых и скот на острове Эгине. По просьбе Эака Юпитер превратил в людей оставшихся живыми муравьев, и таким образом остров снова был населен. Новые люди названы были Мирмидонами (от греч. mirtis – муравей).


[Закрыть], в тот срок,
 
 
⁸⁵ Когда они повсюду отравлялись,
Вдыхая постепенно смертный яд
Зловредных испарений, и склонялись,
 
 
⁸⁸ Чтоб умереть, и гибли с ними в ряд
Животные… На острове на этом,
Когда про то поверим мы поэтам,
 
 
⁹¹ Все вымерло, почило смертным сном,
Лишь живы муравьи одни остались.
Но вновь в людей живых перерождались
 
 
⁹⁴ Те муравьи Юпитером потом…
Такой же точно мертвенной пустыней
Мы шли тогда и видели кругом
 
 
⁹⁷ Лишь груды тел. Здесь призрак бледно-синий
Лежал на животе; ползком другой
Куда-то пробирался, иль нагой
 
 
¹⁰⁰ Соседу тихо на спину ложился.
Мы дальше шли; путь труден становился.
Мы стали воплям страждущих внимать,
 
 
¹⁰³ Которые измученного тела
С земли не в силах были приподнять,
Как будто бы над ними тяготела
 
 
¹⁰⁶ Невидимая тяжесть. В этот раз
Двух грешников заметил я. Склонясь
Друг к другу, эти призраки сидели,
 
 
¹⁰⁹ И тело их от головы до ног
Покрыто было струпьями. На теле
Ужасный зуд унять они хотели,
 
 
¹¹² В кровь струпья раздирая. Я не мог
Без ужаса смотреть на их занятье.
Нет, конюх, изрыгающий проклятья,
 
 
¹¹⁵ Чтоб отойти скорее на покой,
Не скреб коня с досадою такой,
Как оба эти адские собратья
 
 
¹¹⁸ Ногтями струпья начали срывать,
Не в силах боли бешеной скрывать.
Как рыбу с очень крупной чешуею
 
 
¹²¹ Приходится ножами отчищать,
Так тени осужденных предо мною
Себя скоблили с плачем и тоскою.
 
 
¹²⁴ И к одному из грешников в тот миг
Вергилий обратился вдруг с речами:
«Скажи мне, дух, который здесь привык
 
 
¹²⁷ Терзать себя ногтями, как клещами,
Скажи, когда имеешь ты язык:
Латинцев нет ли, грешник, между вами,
 
 
¹³⁰ И пусть тебе на твой тяжелый труд
Твоих ногтей на целый век достанет,
Чтоб унимать чесотки вечный зуд…»
 
 
¹³³ «Тебя несчастный грешник не обманет, —
Сказала тень. – Латинцы оба мы,
И призрак наш здесь плакать вечно станет.
 
 
¹³⁶ Но кто ты сам, сошедший в Царство тьмы?»
И с ним заговорил учитель снова:
«Для человека этого живого
 
 
¹³⁹ Я перешел чрез целый ряд преград,
Из мрачной бездны в бездну опускался,
Чтоб показать ему подземный Ад…»
 
 
¹⁴² Едва ответ учителя раздался,
Как тень одна отторглась от другой,
И каждый грешник, видимо, старался,
 
 
¹⁴⁵ Приблизившись, заговорить со мной.
Учитель подошел ко мне поближе
И мне шепнул, знак сделавши рукой:
 
 
¹⁴⁸ «Ты хочешь говорить, так говори же
Что хочешь с ними…» Выслушав совет,
Я начал речь свою: «Пусть много лет
 
 
¹⁵¹ О вас на свете память сохранится
И вас не позабудет долго свет!
Откуда вы – вы мне должны открыться
 
 
¹⁵⁴ И, не стыдясь, начните свой рассказ:
Позорное в вертепе наказанье
Вас не смущает пусть на этот раз…»
 
 
¹⁵⁷ И начала свое повествованье
Тень первая: «В Ареццо я рожден.
Альберо дал однажды приказанье,
 
 
¹⁶⁰ Чтоб на костре я разом был сожжен{168}168
  «В Ареццо я рожден. / Альберо дал однажды приказанье, / Чтоб на костре я разом был сожжен…» – Гриффолино из Ареццо, обвиненный в чародействе, сожжен по приказанию сиенского епископа, которого Альбер был незаконнорожденным сыном.


[Закрыть], —
И я сгорел. В Аду же очутился
Я не за то, за что был умерщвлен.
 
 
¹⁶³ Однажды я с Альберо расшутился,
Уверивши его, что я летать
По воздуху, как птица, научился.
 
 
¹⁶⁶ Но, шутки не умея понимать,
Так было смысла здравого в нем мало,
Меня глупец решился заставлять,
 
 
¹⁶⁹ Чтоб из него крылатого Дедала
Я сотворил, но так как я не мог
Ему помочь, тогда меня он сжег.
 
 
¹⁷² Я муки этой огненной не вынес,
Сюда ж меня неумолимый Минос
Низверг потом, но за другой порок…
 
 
¹⁷⁵ Нет, я попал в кромешный Ад бездонный.
Проклятою коростой пораженный,
За то, что я алхимик прежде был».
 
 
¹⁷⁸ Тогда с поэтом я заговорил:
«Едва ли есть народ другой на свете,
Столь суетный, как все сиенцы эти.
 
 
¹⁸¹ Французы даже суетны не так…»
Другая тень тут выразила мненье,
Чего не мог я ожидать никак:
 
 
¹⁸⁴ «Для Стрикко{169}169
  Стрикка из Сиены – промотал огромное богатство. Данте в насмешку изображает Стрикка и других ему подобных мотов людьми умеренными и скромными.


[Закрыть] только сделай исключенье,
Который мотовства был страшный враг.
Потом отдать ты должен предпочтенье
 
 
¹⁸⁷ Никколо{170}170
  Никколо из Сиены – известен мотовством, первым придумал употреблять в кушаньях гвоздику и другие пряности.


[Закрыть]. Он за то здесь, что открыл
И ввел гвоздику сам в употребленье,
Гвоздику, это чудное растенье.
 
 
¹⁹⁰ Которое он смело разводил
В родном саду{171}171
  «В родном саду…» – Садом поэт называет в этом случае расточительную Сиену.


[Закрыть], где дорогое семя
Во всякое плодиться может время.
 
 
¹⁹³ Потом ты исключить еще забыл
Веселую ватагу, где когда-то
Даньяно{172}172
  Каччио Даньяно – принадлежал к числу первейших мотов Сиены.


[Закрыть] расточительный кутил
 
 
¹⁹⁶ И где неистощимый Аббальято{173}173
  Аббальято – товарищ и душа разгульной сиенской молодежи, заслужил от Данте похвалу за умеренность, которой он постоянно держался среди безумного мотовства своих приятелей.


[Закрыть]
Умел острот так много расточать…
Когда ж теперь желаешь ты узнать
 
 
¹⁹⁹ Того, кто о сиенцах судит здраво,
Как сам ты судишь, то имеешь право
Во мне тень Капоккио{174}174
  Капоккио – сиенец, по мнению одних комментаторов, флорентиец, если верить другим. Изучал физику и естественную историю вместе с Данте. Впоследствии алхимия увлекла его, а неудачи в открытии великой тайны привели его к тому, что он стал подделывать золото и сделался, как он говорит, «обезьяной природы».


[Закрыть] ты признать.
 
 
²⁰² Чтобы скорей набить свои карманы,
Подделывал я золото и слыл
Алхимиком. Я в мире – вспомни – был
 
 
²⁰⁵ Подобием преловкой обезьяны».
 

Песня тридцатая

Перед поэтами проносится призрак Мирры. Тень Джианни Скикки бросается на алхимика Капоккио и низвергается с ним на дно вертепа. Другие призраки и упрек Вергилия.

 
¹ Когда на племя фивское была
Разгневана Юнона за Семелу{175}175
  Разгневана Юнона за Семелу… – Юнона ненавидела фивян за любовь Юпитера к Семеле, дочери Кадма – основателя Фив. С помощью фурии Тизифоны она привела Афамаса, царя фивского, в такое состояние бешеного помешательства, что, приняв жену свою Ину за львицу и сыновей за львят, он схватил одного из них, Леарха, и убил об скалу, а мать утопилась с другим сыном.


[Закрыть]
И в месть свой гнев ужасный облекла,
 
 
⁴ Тогда Юноной страшному уделу
Афамас обречен был. До того
Юнона обезумила его,
 
 
⁷ Что он, жену увидя, у которой
В тот час два сына были на руках,
К ней подбежал, с одной его опорой
 
 
¹⁰ Безумство было, – крикнув: «О, в сетях
Сейчас поймаю с львятами я львицу!..»
Потом с зловещим бешенством в глазах
 
 
¹³ Он кверху поднял грозную десницу,
Леарха сына за ноги схватил,
Швырнул его он кверху, словно птицу,
 
 
¹⁶ И об утес несчастного разбил,
А мать с другим ребенком утопилась…
Когда величье Трои закатилось,
 
 
¹⁹ И царь, и царство в сумраке могил
Нашли покой, тогда в плену скиталась
Несчастная, лишенная всех сил,
 
 
²² Гекуба и слезами заливалась
О смерти Поликсены{176}176
  О смерти Поликсены… – Греки, взяв в плен семейство Приама, умертвили Поликсену – дочь Приама и Гекубы – на могиле Ахилла; в то же время брат Поликсены, Полидор, был убит Полимнестром. Гекуба, лишившись детей, до того обезумела, что вопли ее походили на лай пса.


[Закрыть], и потом,
Когда в слезах на берегу морском
 
 
²⁵ Она труп Полидора отыскала,
То ярость в ней такая началась,
Что, словно пес, Гекуба лаять стала;
 
 
²⁸ От горести рассудок в ней угас.
Но никогда фивяне иль трояне,
В которых кровь от бешенства зажглась,
 
 
³¹ В дни мирные, или в военном стане,
Жестоки столько не были, людей
Так не терзали люто, как зверей,
 
 
³⁴ Подобно двум свирепым привиденьям,
Которые – забыть их не могу —
Крутились перед нами с озлобленьем,
 
 
³⁷ Кусались, словно вепри на бегу.
Вот тень одна мгновенно наскочила
На Капоккио, зá шею схватила
 
 
⁴⁰ Противника, согнув его в дугу,
И, бороня им землю, потащила
Его с собой. Тогда проговорила
 
 
⁴³ Тень аретинца мне: «Смотри ты: вот
Джианни Скикки{177}177
  Джианни Скикки – известен был во Флоренции уменьем изменять черты своего лица и принимать желаемый облик. Рассказывают, что по смерти Буозо Донати он лег на постель умершего и продиктовал завещание, лишавшее наследства законных наследников. За это он получил в дар дорогую кобылицу.


[Закрыть] бешеный промчался;
Он в ярости других теней грызет».
 
 
⁴⁶ «Пусть дух другой, – тогда я отозвался, —
Тебя, как эта тень, не загрызет;
Но чей же призрак это?» И дает
 
 
⁴⁹ Мне тень ответ: «То Мирры похотливой
Преступная и грязная душа.
Она к отцу любовью нечестивой
 
 
⁵² Пылала, в тайных помыслах греша.
Но чтоб отец с ней разделить мог ложе,
Она меняла вид свой, уничтожа
 
 
⁵⁵ Все прежние черты свои, как тот
Свирепый дух, который уже скрылся.
Плененный кобылицей, без хлопот
 
 
⁵⁸ Он получить за то ее решился,
Что принял вид Донати, сочинил
Духовную и мертвым притворился.
 
 
⁶¹ За тот подлог коня он получил».
Когда две тени бешеные скрылись,
Свои глаза туда я устремил,
 
 
⁶⁴ Где новые преступники роились.
И я одним из них был поражен,
Так что невольно очи опустились.
 
 
⁶⁷ Похож бы был на лютню очень он,
Когда б из бедер ноги не торчали.
Он страшной водяной был отягчен,
 
 
⁷⁰ И эти ноги чуть его держали;
Раздутостью пугал его живот.
Стонала тень от жажды и печали,
 
 
⁷³ И, словно пасть, она открыла рот:
«О, вы, вы, избежавшие страданья,
Которое в вертепе адском жжет,
 
 
⁷⁶ Прошу вас, обратите же вниманье
Вы на меня, – так говорил дух нам,
Я знаменитый мастер был, Адам{178}178
  Мастер Адам из Бресчии – по наущению графов Ромены, Гюи Александра и Агинольфа, подделывал флорины с изображением Иоанна Крестителя с одной и лилией с другой стороны.


[Закрыть].
 
 
⁷⁹ Огромное имел я состоянье.
Не знал забот, не понимал нужды,
А здесь в Аду одно мое желанье:
 
 
⁸² Желаю каплю только я воды.
В моем уме всегда одна картина:
Холмов, цветущих в зелени, гряды,
 
 
⁸⁵ И с тех холмов зеленых Казентино
Бегут ручьи и падают в Арно…
О них воспоминание одно
 
 
⁸⁸ На краткий миг во мне не замолкает.
Оно ужасней всяких адских мук,
Ужаснее, чем тяжкий тот недуг,
 
 
⁹¹ Который вечно здесь меня терзает.
Одно воспоминание о тех
Местах, где совершил я тяжкий грех,
 
 
⁹⁴ Является моей ужасной казнью,
И вечной мукой, вечною боязнью
Терзаюсь я за то, что выпускал
 
 
⁹⁷ Поддельные флорины, и за это
Сожжен был я… О, если б отыскал
В Аду я два проклятые скелета
 
 
¹⁰⁰ Двух братьев… О, Гюидо! Не желал
Я зрелища другого, и его бы
На волны Бранды{179}179
  Фонтан Бранда – старейший фонтан Сиены.


[Закрыть] я не променял.
 
 
¹⁰³ Те призраки, исполненные злобы,
Которые вокруг меня снуют,
Сказали мне, когда они не лгут,
 
 
¹⁰⁶ Что в Ад сюда один Гюидо сброшен…
Но для чего теперь о том мне знать?
Вот в чем вопрос! Разит меня как нож он.
 
 
¹⁰⁹ О, что могу в Аду я предпринять,
Чтоб насладиться делом отомщенья,
Когда мои все скованы движенья…
 
 
¹¹² О, если б я хотя был легок так,
Чтоб каждое столетье подвигаться
Вперед мог на единый только шаг,
 
 
¹¹⁵ То я бы не подумал колебаться
И двинулся б вперед, чтоб отыскать
Во тьме, где души падшие крутятся,
 
 
¹¹⁸ Того, кого я должен проклинать,
Хотя окружность адской всей долины
И велика… Нельзя мне забывать,
 
 
¹²¹ Что все мои мученья и кручины
Чрез двух презренных братьев я узнал.
Подделывать фальшивые флорины
 
 
¹²⁴ Они меня заставили, и стал
Я жертвой их». Но тут спросил его я:
«Не знаешь ли, скажи, кто эти двое,
 
 
¹²⁷ Которые правей тебя лежат,
Один к другому плотно прижимаясь,
И пар встает над ними, колыхаясь?»
 
 
¹³⁰ Он отвечал: «Когда сошел я в Ад,
Они лежали здесь, не поднимаясь,
Не шевелясь. Столетий многих ряд
 
 
¹³³ Им суждено остаться без движенья.
Тень первая – Пентефрия жена,
За клевету достойная презренья.
 
 
¹³⁶ Другая ж тень, с которою она
Не разлучаться в бездне сей должна, —
Синона{180}180
  Синон – беглый грек, живший в Трое и убедивший жителей ввезти в город деревянного коня, от которого пала Троя.


[Закрыть] тень: то грек, стыда лишенный.
 
 
¹³⁹ Над ними пар стоит всегда зловонный…»
Тогда одна из этих двух теней,
Услыша приговор бесцеремонный,
 
 
¹⁴² Ударила врага рукой своей
По животу отвисшему, и брюхо,
Как барабан, вдруг загудело глухо.
 
 
¹⁴⁵ Но и Адам ответил ей в тот миг
Ударом по лицу своей рукою,
И был удар не легок, и такою
 
 
¹⁴⁸ Закончен речью: «Если не привык
И не могу я с места подвигаться,
Зато своей рукой, могу признаться,
 
 
¹⁵¹ Владею я, и мой удар силен».
И отвечал на то ему Синон:
«Когда при жизни должен был взбираться
 
 
¹⁵⁴ Ты на костер, тогда твоя рука
Была едва ли столько же ловка,
Как некогда, когда, на диво свету,
 
 
¹⁵⁷ Чеканил ты фальшивую монету».
«На этот раз ты правду говоришь;
Зато солгал – и ложь все знают эту —
 
 
¹⁶⁰ Ты при осаде Трои. Замолчи ж!..»
Синон же без ответа не остался:
«Пусть так, пусть я обманывать старался,
 
 
¹⁶³ А деньгами обманывал ты всех.
Я за один сюда попался грех,
А ты зато в таких грехах попался,
 
 
¹⁶⁶ Которые не снятся сатане…»
И тень с раздутым брюхом отвечала:
«О деревянном вспомни ты коне,
 
 
¹⁶⁹ Предатель ненавистный! Разве мало
Тебе того, что вся земля узнала,
Как дал тогда преступный ты совет.
 
 
¹⁷² Тебя теперь стал презирать весь свет!
Казнись же тем!» «А ты страдай от жажды,
От жажды, от которой не однажды
 
 
¹⁷⁵ Язык твой будет трескаться и рот,
От той воды поганой и зловонной,
Что, как забор, твой вспучила живот».
 
 
¹⁷⁸ И отвечал монетчик разъяренный:
«Преступный рот привык ты раскрывать
Лишь для того, чтоб лгать и предавать.
 
 
¹⁸¹ Пусть, тяжкою болезнью изнуренный,
Я пухну, вечной жаждою томим,
А ты – горячкой огненной палим,
 
 
¹⁸⁴ И череп твой всегда – воспламененный…
Тебя не стали б долго умолять,
Чтоб зеркало Нарцисса полизать
 
 
¹⁸⁷ Решился ты…» Я не щадил усилий,
Чтоб уловить теней взбешенных спор,
Вдруг: «Берегись! – проговорил Вергилий. —
 
 
¹⁹⁰ Заслужишь ты и гнев, и мой укор,
Когда их спором будешь увлекаться».
Я покраснел и опустил свой взор
 
 
¹⁹³ С таким стыдом, что даже, может статься,
Готов теперь воскреснуть он опять,
Когда я стану вновь припоминать
 
 
¹⁹⁶ Все, что тогда со мной происходило.
Я словно был охвачен смутным сном,
И хоть вины во мне сознанье было,
 
 
¹⁹⁹ Но я молчал; певец сказал потом:
«И большая вина твоя была бы
Искуплена столь искренним стыдом:
 
 
²⁰² Утешься же! Все люди в мире слабы…
Но если ты еще когда-нибудь
Услышишь спор, достойный лишь презренья,
 
 
²⁰⁵ Прочь уходи. Совет мой не забудь».