Текст книги "Божественная комедия"

Песня тридцать первая

Путники приближаются к краю глубокого рва, составляющего последний, девятый круг Ада. Немврод, Эфиальт и гигант Антей.

 
1 Речь, от которой я в одно мгновенье,
Стыд чувствуя, невольно покраснел,
Мне принесла потом и исцеленье.
 
 
4 Таким копьем, как говорят, владел
Ахилл: оно смертельно поражало,
И снова роковые язвы тел
 
 
7 Одним прикосновеньем заживляло[181]181
  Таким копьем, как говорят, владел Ахилл… – Копье Ахилла, принадлежавшее прежде его отцу Пелею, ранив Телефа, сына Геркулеса, исцелило его новой раной (Метам., кн. XII).


[Закрыть].
Мы перешли уже долину бед
И подвигались далее; лежала
 
 
10 Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет;
Над бездной тьмы там поднималась бездна,
И не могло быть в сумраке полезно
 
 
13 Мне зрение, но слух был поражен:
Такой ужасный трубный звук раздался,
Что заглушил бы гром небесный он,
 
 
16 И сквозь туман я разглядеть старался
То место, где гремел незримый рог.
Ему внимая, втайне я сознался,
 
 
19 Что сам Роланд сильней трубить не мог
В печальную минуту пораженья
Святого, но несчастного сраженья,
 
 
22 Где Карл Великий битву проиграл[182]182
  Сам Роланд сильней трубить не мог / В печальную минуту пораженья… – Предание гласит, что после Ронсевальской битвы звуки Роландовой трубы были слышны за восемь лье.


[Закрыть].
Едва очнулся я от удивленья
И в даль с усильем вглядываться стал,
 
 
25 Как вдруг мне в ту ж минуту показалось,
Что предо мной в тумане возвышалась
За башней башня. Тихо я сказал:
 
 
28 «Учитель! Это город, без сомненья,
Я вижу там?» Мне отвечал поэт:
«Обманчиво твое воображенье:
 
 
31 Сквозь эту полутьму и полусвет
Не может человеческое зренье
Проникнуть, и тебе я дам совет:
 
 
34 Иди вперед, чтоб ближе убедиться,
Как расстоянье может обмануть
Порой наш глаз. Так продолжай свой путь,
 
 
37 Но чтоб не мог ты очень изумиться, –
Взяв за руку меня, сказал певец, –
То должен ты теперь же убедиться
 
 
40 И истину проникнуть наконец,
Что там не башни видишь сквозь туман ты,
Нет, сын мой, это страшные гиганты,
 
 
43 Которые в колодезе стоят,
Погружены от пояса до пят…»
Как постепенно в поле начинает
 
 
46 Редеть туман, и глаз наш привыкает
Предметы постепенно различать,
Так точно сам я начал прозревать;
 
 
49 Но, сознаваясь в тайном заблужденье,
Невольный страх я начал сознавать,
Когда яснее стали выступать
 
 
52 Гиганты предо мной на темном фоне,
Как стены замка Монтереджионе[183]183
  Монтереджионе – замок близ Сиены, укрепленный башнями.


[Закрыть]
Покрыты рядом башен по углам,
 
 
55 Так из колодцев стали видны нам
Громадные, как башни, исполины,
Открытые для глаз до половины,
 
 
58 Которым и доныне с облаков
Громами сам Юпитер угрожает.
Сквозь тьму, как сквозь таинственный покров,
 
 
61 Передо мной яснее начинает
Обозначаться первый великан:
Я различал лицо его и стан,
 
 
64 Часть живота и руки. Поступила
Природа очень мудро, что опять
Не хочет уже больше создавать
 
 
67 Таких чудовищ страшных и лишила,
О, Марс, тебя земных твоих врагов, –
И если вечно творческая сила
 
 
70 Природы создает еще китов,
Слонов творит, то, рассудивши здраво,
Природы мудрость я признать готов:
 
 
73 Лишь только тот жить не имеет права,
В ком действуют повсюду заодно
Ум, злость и сила. Людям суждено
 
 
76 Таких страшилищ в мире опасаться:
Никто не может им сопротивляться,
От них найти защиту нелегко».
 
 
79 К гиганту стал я ближе подвигаться.
Его лицо так было велико,
Что, кажется, могло бы показаться
 
 
82 Не менее верхушки золотой
Над куполом Петра Святого в Риме,
Я задрожал перед фигурой той
 
 
85 Представшего гиганта предо мной.
И остальными членами своими
Пугал он также. Если б за спиной
 
 
88 Гиганта, погруженного по бедра,
Троим фрисландцам разом бы пришлось
Друг другу стать на плечи очень бодро,
 
 
91 То все-таки коснуться б до волос
Того гиганта им не удалось[184]184
  Троим фрисландцам разом бы пришлось / Друг другу стать на плечи… – Фрисландцы славились большим ростом.


[Закрыть]:
От плеч его до дна той ямы скверной,
 
 
94 Где он стоял, и меры ж не найти;
То расстоянье пропастью безмерной
Являлось глазу. Молча на пути
 
 
97 Остановился я пред великаном.
Он пасть раскрыл и прокричал тогда нам
Слова, но ни единый человек
 
 
100 Их не поймет: «Rafel mai amech
Irabi almi»[185]185
  «Rafel mai amech / Irabi almi!» – Эти слова не имеют никакого смысла. Они влагаются в уста Немвроду, от которого произошло смешение языков.


[Закрыть]. Он своей гортанью
Безумной и бессмысленною бранью
 
 
103 Лишь разрешался только иногда.
К гиганту мой учитель обратился:
«Тень жалкая! Труби в свой рог, когда
 
 
106 Свой тайный гнев ты выразить решился.
Труби, чтоб этот гнев утихнуть мог.
К твоей груди привязан этот рог…
 
 
109 На собственную шею посмотри ты…
Иль все соображения убиты
В тебе давно, бессмысленная тень?
 
 
112 На шее у тебя висит ремень,
А на ремне и самый рог повешен!..»
И мне сказал Вергилий: «Ночь и день
 
 
115 Здесь страждет он, для всех бессильно бешен,
И сам себя проклятью предает.
Он совершил когда-то преступленье;
 
 
118 О нем ты слышал. Это сам Немврод.
От дикого его столпотворенья
Не понимать народа стал народ,
 
 
121 И языков узнали мы смешенье.
Не тратя слов, пойдем вперед пока:
Не может никакого языка
 
 
124 Он понимать теперь в своем томленье.
Да и его никто уж не поймет».
И совершив затем другой обход,
 
 
127 К гиганту мы приблизились другому;
Который мне по своему объему
Казался и ужасней и страшней
 
 
130 И поражал громадностью своей.
Не ведал я, чья воля и чья сила
Гиганта так мучительно скрутила:
 
 
133 Одна рука привязана к груди,
Другая точно так же назади
Привязанная цепью; цепь сходила
 
 
136 От шеи вниз и тяжело пять раз
Вкруг тела великана обвилась.
«Перед тобой стоит титан надменный, –
 
 
139 Так мой путеводитель мне сказал. –
С Юпитером, царящим над Вселенной,
Помериться он силами желал,
 
 
142 И вот за то наказан здесь, презренный.
Ты Эфиальта[186]186
  Эфиальт – один из титанов, восставших против Юпитера.


[Закрыть] видишь пред собой.
Его деянья много прославляли
 
 
145 В те времена, когда своей борьбой
Титаны всех богов перепугали.
Его рука, готовая на бой
 
 
148 В иные дни и грозная когда-то,
Теперь в цепях, недвижностью объята».
И я сказал поэту: «Если мне
 
 
151 Возможно посмотреть на Бриарея[187]187
  Бриарей – другой титан.


[Закрыть],
То укажи его мне поскорее».
Поэт сказал: «Здесь близко, в стороне
 
 
154 Увидишь ты громадного Антея[188]188
  Антей – великан, убитый Геркулесом. По свидетельству Лукана, пещера Антея была в долине, возле реки Брагада, близ Замы, где Сципион разбил Аннибала.


[Закрыть],
Свободен он и может говорить;
Он нам с тобой поможет, может быть,
 
 
157 На дно скорбей ужаснейших спуститься.
А тот, о ком ты спрашивал сейчас,
В другом вертепе должен находиться
 
 
160 Закованный, и вид его в сто раз
Страшнее Эфиальта…» В то мгновенье
Титан зашевелился и потряс
 
 
163 Руками вдруг. Едва ль землетрясенье
Сильнее может башни потрясти,
Как этого чудовища движенье
 
 
166 Меня перепугало на пути.
О смерти мысль тогда меня смутила
Сильней, чем прежде; далее идти
 
 
169 Не мог бы я, – вся кровь моя застыла, –
Когда б не знал, что связан был титан.
Идти вперед во мне явилась сила.
 
 
172 Мы подошли к Антею. Великан
Из мрачного колодца поднимался
На полторы сажени, но скрывался
 
 
175 В колодезе его громадный стан.
И молвил мой учитель исполину:
«О, ты сходивший в славную долину,
 
 
178 Где десять сотен львов завоевал,
Где Сципиона слава увенчала
И в бегство обратился Аннибал…
 
 
181 О, ты, о ком молва не перестала
Еще доныне громко толковать,
Что мог бы ты победу даровать
 
 
184 Сынам земли, сражаясь с ними рядом!
Не откажись помочь нам и спусти
В ту бездну нар, где скован вечным хладом
 
 
187 И льдом, Коцит недвижен на пути…
Нет, не смотри на нас суровым взглядом,
Не говори, что мы должны идти
 
 
190 К Тифею или к Тицию[189]189
  Тифей и Тиций – титаны, восставшие тоже против Юпитера.


[Закрыть]… Смотри же
Без гнева ты на смертного и ниже
Теперь нагнись. Вот этот человек
 
 
193 Еще живет и кончит, вероятно,
Еще не скоро жизненный свой век.
Прославит он тебя неоднократно,
 
 
196 Воздаст тебе он похвалу и честь,
Чтоб в светлом мире будущие внуки
Могли твою историю прочесть».
 
 
199 Учитель смолк, и, протянув к нам руки,
Гигант Антей (всю силу этих рук
Изведал Геркулес сам в тяжкой муке)
 
 
202 И моего учителя взял вдруг.
«Скорей приди теперь в мои объятья,
Чтоб мог тебя с собою вместе взять я», –
 
 
205 Сказал поэт. В минуту ту Антей
Мне башней Гаризендой[190]190
  Гаризенда – наклоненная башня в Болонье, названная по имени своего строителя.


[Закрыть] показался,
Когда несется облако над ней.
 
 
208 На миг один я так перепугался,
Что всякий спуск другой бы предпочел,
Который бы нас свел в пучину зол;
 
 
211 Но проводник наш тихо подвигался
И, наконец, на дно той бездны снес,
Где в пропасти холодных, вечных слез
 
 
214 Сам Люцифер с Иудою томился…
Над этой мрачной бездною склонился
Антей недолго: голову вознес
 
 
217 И корабельной мачтой распрямился.
 

Песня тридцать вторая

Дно замерзшей бездны и Коцит. Четыре отделения казни. Два грешника, из которых один грызет голову другого. Вопрос поэта.

 
1 Мне нужен стих суровый и железный,
Чтоб леденящий ужас передать,
Царящий над последней адской бездной.
 
 
4 Но стих мой слаб, чтоб верно описать
Вселенной дно, юдоль скорбей и срама,
На языке, которым лепетать
 
 
7 Привыкли только дети: «Папа, мама!»
Но пусть теперь помогут музы мне,
Как помогали некогда оне
 
 
10 Благому предприятью Амфиона,
Который стены Фив соорудил[191]191
  Благому предприятью Амфиона, / Который стены Фив соорудил… – По звуку лиры Амфиона воздвигались стены Фив и камни укладывались сами собою.


[Закрыть]
Под лирный звук; пусть мир и слез, и стона,
 
 
13 Которых я в Аду свидетель был,
В моих стихах сурово отразится.
О, род людской, успевший погрузиться
 
 
16 В подземный мир, который грозен так,
Что страшно говорить о нем решиться, –
О, род людской, сошедший в вечный мрак,
 
 
19 Тебе бы лучше было в мир родиться
Баранами иль стадом диких коз!..
Когда на дно колодца опуститься
 
 
22 К ногам гиганта грозного пришлось,
И я смотрел вокруг себя тревожно
На стены, на гранитный их откос,
 
 
25 Тогда услышал голос: «Осторожно
Теперь иди, чтобы пятами ног
Ты раздавить нечаянно не мог
 
 
28 Голов теней, измученных борьбою».
Я оглянулся быстро, и тогда
Я озеро увидел пред собою,
 
 
31 Застывшее под светлой массой льда,
И озера поверхность ледяная,
Как зеркало, сверкала. Никогда
 
 
34 На севере течение Дуная
Под толщью ледяной такой коры
Не пряталось, и если б две горы,
 
 
37 Таберник с Пьетрапаной, обломились
И рухнули на этот адский лед,
То ледяной покров недвижных вод
 
 
40 Не дрогнул бы… Меж страшных льдин томились
Измученные тени. Иногда
Так, квакая, из сонного пруда
 
 
43 Глядят лягушки осенью несмело.
Сокрыты льдом до тех частей их тела,
Где выступают признаки стыда,
 
 
46 Сидели тени, щелкая зубами,
С опущенным, безжизненным челом,
С стучащими от холода зубами;
 
 
49 Вся горечь мук в молчании немом
В их потускневших взорах выражалась…
Осматриваясь в трепете кругом,
 
 
52 Я вниз взглянул, где к призраку прижалась
Другая тень, склонившись близко так,
Что волоса обоих, мне казалось,
 
 
55 Перемешались вместе… Тотчас знак
Я подал этим призракам рукою:
«Скажите мне, кто вы? Зачем с такою
 
 
58 Мучительно безмолвною тоскою
Друг с другом стали тесно, грудь о грудь?»
И призраки, чтоб на меня взглянуть,
 
 
61 Приподняли чело свое и горько
Заплакали, но на ресницах только
Явились капли жгучих, крупных слез –
 
 
64 Оледенил их тотчас же мороз,
И очи их смежились, замерзая…
Друг к другу так же тесно приставая,
 
 
67 Как две доски, прибитые гвоздем,
И ярости своей не унимая,
Как иногда козел с другим козлом,
 
 
70 Два призрака безумно стали драться.
Тут третья тень с опущенным лицом
И с ухом отмороженным, подняться
 
 
73 Не в состоянье, стала говорить:
«Зачем на нас так пристально глазеешь?
Иль смелое желанье ты имеешь
 
 
76 Узнать – кто эти тени, может быть?
То знай, что та долина, где струится
Бизенцио[192]192
  Бизенцио – река, протекающая в долине Фальтерона, между Луккою и Флоренцией.


[Закрыть], там обе тени жить
 
 
79 Привыкли самовластно; покориться
Им и отцу их старому[193]193
  Покориться / Им и отцу их старому… – Альберто де Альберти, флорентиец. По смерти Альберто сыновья его Александр и Наполеон убили друг друга.


[Закрыть] должна
Была та превосходная страна.
 
 
82 Одна их мать рождала, и доныне
Не отыскать в Аду во всей Каине[194]194
  Не отыскать в Аду во всей Каине… – Последний круг Ада разделен на четыре части, из которых каждая получила название от одного из преступнейших предателей, именно: на Каину – от Каина, предавшего брата, на Антенору – от Антенора, предавшего родину, на Птоломею – от Птоломея, предавшего своего гостя, и на Джудекку – от Иуды, предавшего своего Господа.


[Закрыть]
Подобных душ, низверженных под лед,
 
 
85 Где призраки, от стужи мертво-сини,
Склоняются на лоно смерзлых вод.
Не равен по заслугам с ними тот,
 
 
88 Кого Артур сразил одним ударом[195]195
  Тот, / Кого Артур сразил одним ударом… – Мордрек, сын или племянник короля Артура, хотел убить отца, но Артур предупредил его и проколол насквозь.


[Закрыть],
Ни тот злодей, которого зовут
Фокаччиа[196]196
  Фокаччиа де Канчеллиери из Пистои – отрубил руку у своего двоюродного брата и убил дядю.


[Закрыть], ни этот, ставший тут,
 
 
91 Передо мной в своем безумье яром, –
Сассоло Маскерони[197]197
  Сассоло Маскерони – известен своими злодействами и убийством родного дяди.


[Закрыть]. Если ты
Тосканец только, то его черты
 
 
94 Тебе уже знакомы, без сомненья…
И чтоб не тратить больше лишних слов –
Дальнейшие не нужны рассужденья –
 
 
97 Я подскажу тебе, кто я таков:
Камичион де Пацци[198]198
  Камичион де Пацци – предательски умертвил родственника своего Уберти.


[Закрыть] я. Прощенья
Мне в мире нет, но тьма моих грехов
 
 
100 Должна бледнеть пред силой преступленья
Предателя Карлино[199]199
  Карлино де Пацци – предал гвельфам за деньги замок Пиано-ди-Травиньо.


[Закрыть], и я жду,
Когда его увижу здесь в Аду…»
 
 
103 И сотни лиц передо мной мелькали,
Стонали и от холода дрожали…
Одно воспоминание о нем,
 
 
106 Об этом Царстве вечно ледяном,
Где стихла человеческая злоба,
Меня доводит часто до озноба,
 
 
109 Когда ко дну спускались глубже мы,
Я трепетал за каждый шаг невольно
От холода и безрассветной тьмы,
 
 
112 И вдруг случайно или произвольно,
Ступая меж голов, своей ногой
Ударил я одну из них так больно,
 
 
115 Что грешник, изнуренный и нагой,
Заплакал и воскликнул так, рыдая:
«За что меня ты топчешь? Никогда я
 
 
118 Тебя не знал!.. Когда сюда сойти
Решился ты, но только не для мщенья
За страшный бой при Монте-Аперти[200]200
  «За страшный бой при Монте-Аперти…» – При Монте-Аперти была битва между гвельфами и гибеллинами. Во время этой битвы Бокка дель Абати, бывший на стороне гвельфов, перешел к гибеллинам и отрубил руку Джаккопо делла Вакка, державшего знамя. Гвельфы, не видя своего знамени, сочли сражение проигранным, обратились в бегство и были разбиты.


[Закрыть],
 
 
121 За что ж меня мучишь?» В то ж мгновенье
Учителю сказал я: «На пути
Остановись, чтоб выйти из сомненья,
 
 
124 Я мог теперь и истину узнать –
Кто эта тень, – потом без замедленья
Я вновь тебя готов сопровождать».
 
 
127 Путеводитель мой остановился,
И к призраку, который изрыгать
Проклятья не устал, я обратился:
 
 
130 «Скажи, кто ты, свой собственный покой
Нарушивший неистовою бранью?»
Тень крикнула: «А кто ты сам такой,
 
 
133 Столь равнодушный к нашему страданью,
Что попираешь головы теней?
Когда бы ты к числу живых людей
 
 
136 Принадлежал, то слишком бы сурово
Так поступать для существа живого».
«Я жив еще, – я тени дал ответ, –
 
 
139 Когда ты об известности хлопочешь,
То я могу, когда того ты хочешь,
Чтоб долго не забыл тебя весь свет,
 
 
142 Включить тебя в число имен известных…»
«Не нужно мне похвал твоих чудесных, –
Завыла тень. – В кромешной этой тьме
 
 
145 Напрасно льстить ты начинаешь мне!..
Не мучь меня и прочь беги отсюда…»
«Кто ты? Ответь, иначе будет худо!»
 
 
148 Я закричал, и вмиг моя рука
За волоса схватила тень: «Заставлю
Я говорить тебя иль волоска
 
 
151 Ни одного на коже не оставлю».
И призрак мне со стоном отвечал:
«Рви ж волоса. Хотя б ты ощипал
 
 
154 Всю голову – я не скажу ни слова…»
У грешника стал волоса я рвать
И выдернул их не одну уж прядь,
 
 
157 А он, склонивши голову, сурово
Стал лаять по-собачьи. В этот час
Другая тень сказала сзади нас:
 
 
160 «Что сделалось с тобою нынче, Бокка?
Иль мало для тебя, что ты жестоко
Зубами научился скрежетать?
 
 
163 Теперь же псам ты начал подражать!..
Кой черт тебя так лаять заставляет?..»
«Теперь умолкнуть можешь ты в Аду, –
 
 
166 Тут я сказал, – и к твоему стыду,
За что тебя подземный Ад терзает,
Я в мир теперь рассказывать пойду!»
 
 
169 «Прочь! – крикнул он. – Я не боюсь позора,
Но если ты отсюда выйдешь скоро,
То не забудь порассказать о том,
 
 
172 Кто был известен длинным языком.
Скажи, что ты, спустившись в нашу сферу,
Где дышат все прохладным ветерком,
 
 
175 Ты видел в ней Буозоде Дуэру[201]201
  Буозо де Дуэра – начальствовал отрядом гибеллинской конницы, оберегавшим Кремону и проход Олио против войска Карла Анжу. Буозо без боя оставил вверенный ему пост, будто бы подкупленный французами. Таково мнение Данте и многих его современников; другие же оправдывают Буозо, утверждая, что он не мог удержать папского войска, в несколько раз сильнейшего.


[Закрыть],
Который слезы горькие здесь льет
На золото французское… А вот
 
 
178 (Тебе вопрос предложат, может статься,
С кем ты еще в Аду мог повстречаться),
Вот близ тебя Беккериа[202]202
  Аббат Беккериа из Павии – в звании легата папы Александра IV он покушался предать Флоренцию гибеллинам, но измена его открылась, и он был обезглавлен.


[Закрыть], аббат,
 
 
181 Изменник, обезглавленный когда-то;
Потом немного дальше брось свой взгляд –
В измене два достойные собрата –
 
 
184 Джианни Сольданьер[203]203
  Джианни Сольданьер – сначала гибеллин, потом гвельф, был некоторое время правителем Флоренции.


[Закрыть] и Ганнелон[204]204
  Ганнелон из Майнца – его измене приписывают поражение Карла Великого при Ронсевале.


[Закрыть],
А вот и Трибальделло[205]205
  Трибальделло дель Манфреди – предал Фаэнцу Иоанну д’Аппиа, владелицу Романьи.


[Закрыть]. Предал он
Фаэнцу темной ночью». Отступали
 
 
187 Мы далее от грешника и вдруг
В одной из ям со страхом увидали
Двух призраков, обледеневших вкруг,
 
 
190 Сидевших так, что первый головою
Для головы другого мог служить
Подобьем шапки. Тот, что под собою
 
 
193 К земле успел собрата наклонить,
В его затылок бешено вцепился
Зубами, словно голод утолить
 
 
196 Мозгами неприятеля решился.
Тидей[206]206
  Тидей – один из семи царей, осаждавших Фивы. Убив фивянина Меналиппа и пораженный им смертельно, он приказал подать себе его голову и грыз ее перед смертью.


[Закрыть] так Меналиппа не глодал,
Как этот призрак грыз и пожирал
 
 
199 Ту голову и мозгом пресыщался.
«О, ты, который зверством доказал
Всю ненависть к тому, кого терзал,
 
 
202 И чьим страданьем гнусно упивался,
Скажи, чем мог тебя он оскорбить,
Чтоб мести я твоей не удивлялся,
 
 
205 И если точно мог он совершить
Ужасное какое преступленье,
Скажи – и в светлом мире, может быть,
 
 
208 Я сам ему придумаю отмщенье».
 

Песня тридцать третья

Рассказ графа Уголино[207]207
  Граф Уголино Герардеска – тиран Пизы. Изменою архиепископа Руджиери он был заключен в башню с двумя сыновьями и двумя внуками и уморен голодом.


[Закрыть], вместе с детьми уморенного голодом в темнице. Речь Данте о Пизе и дальнейший путь. Предатель монах Альберик.

 
1 Тогда грызть мозг врага переставая,
От страшной пищи грешник отнял рот;
И, губы волосами утирая
 
 
4 Той головы, сказал мне в свой черед:
«Ты хочешь, чтобы прежнего страданья
Опять я пережил ужасный гнет?
 
 
7 Поверь, о нем одно воспоминанье
Томит меня; но если мой рассказ
Дать может стыд и новое терзанье
 
 
10 Преступнику, которого сейчас
Я пожирал, то свой рассказ начну я,
Хотя бы слезы вырвались из глаз,
 
 
13 И прошлое, тревожа и волнуя,
Меня могло смутить и раздражить.
Кто ты и как ты мог сюда вступить –
 
 
16 Не знаю я, но говорит мне что-то,
Что флорентинцем должен сам ты быть,
И если так, – то мне пришла охота
 
 
19 Тебе свое прошедшее раскрыть.
Во мне ты видишь графа Уголино,
А он, – скорбей земных моих причина,
 
 
22 Неумолимой стоящий вражды,
А он – архиепископ Руджиери.
Рассказывать теперь мне нет нужды
 
 
25 О бешенстве, живущем в этом звере,
О том, как вкрался в душу мою он,
И как потом я им был умерщвлен.
 
 
28 Но ты не знал, как умер Уголино
И как была мучительно тяжка
Моя, для всех безвестная, кончина.
 
 
31 Узнай о ней и помни, чья рука
Меня так покарала беспощадно,
И почему так злобна и дика
 
 
34 Моя вражда к проклятому. Я жадно
Следил в тюрьме за скудным светом дня
В пустынной башне. Нынче в честь меня
 
 
37 Тюрьма та Башней Голода зовется.
Я не однажды видел из окна,
Как вновь являлась на небе луна,
 
 
40 Но долго ль мне в тюрьме жить приведется,
Не ведал я. Вдруг мне приснился сон,
Мне разъяснил все будущее он.
 
 
43 Во сне мне Руджиери представлялся:
Как будто на охоте он гонялся
За волком и волчатами. Пред ним,
 
 
46 Спустив собак, при виде той приманки,
Неслись с безумным гиканьем своим
Сисмонди, Гуаланди и Ланфранки.
 
 
49 Не в состоянье бегство продолжать,
Волк и волчата стали уставать,
И страшные картины мне приснились,
 
 
52 Как зубы псов в усталых жертв вонзились
И грызли их и рвали их бока.
За тяжким сном глаза мои открылись.
 
 
55 Ночная тьма казалась глубока,
Еще заря не золотила неба,
Но сердце охватила мне тоска,
 
 
58 Когда, во сне заплакав, стали хлеба
Со мною дети бывшие просить.
Бесчувственным вполне ты должен быть,
 
 
61 Когда теперь вполне не сострадаешь
Тем мукам, что почувствовал отец,
И если ты теперь не зарыдаешь,
 
 
64 Когда же ты рыдаешь наконец? –
Мы встали все; уж час тот приближался,
Когда к нам сторож с пищею являлся,
 
 
67 Но я ужасный сон припоминал,
Я верил в этот сон и – сомневался.
Так время шло, и вдруг я услыхал,
 
 
70 Что вход в темницу нашу забивался.
Я пристально взглянул в лицо детей,
Но промолчал, не находя речей.
 
 
73 Во мне как будто сердце камнем стало,
И слезы не бежали из очей.
Но детский плач меня язвил, как жало…
 
 
76 Мне юный Ансельмуччио сказал:
«Отец, отец, скажи мне, что с тобою?
Зачем же ты смотреть так дико стал?»
 
 
79 Я был измучен внутренней борьбою,
Но не заплакал и не отвечал.
Так день прошел, и новый день настал.
 
 
82 Когда ж скользнул в темнице нашей снова
Печальный и едва заметный свет,
В лице детей нашел я тот же след –
 
 
85 След выраженья дикого, тупого,
Которое нашли они во мне.
Тогда, склонясь в отчаянье к стене,
 
 
88 Я начал грызть зубами обе руки.
Бессильного отчаяния муки
За голод дети приняли… «Отец, –
 
 
91 Они заговорили, – наш конец
Мы встретим безбоязненно и смело,
Когда возьмешь ты в пищу наше тело.
 
 
94 Ты дал нам плоть, возьми ж ее назад…»
И я притих, чтоб вновь их не мучить,
Не видеть их печальный, кроткий взгляд.
 
 
97 Смириться я хотел себя заставить…
Так, страшное молчание храня,
Мы прожили в отчаянье три дня…
 
 
100 О, для чего же ты не расступилась
Тогда, земля!.. Четвертый день настал,
Четвертый день семья моя томилась,
 
 
103 Тогда Гаддо безумно застонал,
К моим ногам склоняясь ниже, ниже:
«О, помоги, отец, мне, помоги же!»
 
 
106 Так умер он. И я недолго ждал:
В моих глазах и остальные трое
Навеки смолкли… Что я испытал
 
 
109 По смерти их!.. Ногами землю роя,
От трупа к трупу ползал я и звал
К себе детей… Три дня я их искал,
 
 
112 Лишенный сил, сознания и зренья…
Но голод пересилил наконец
Мою тоску и самое мученье…»
 
 
115 Здесь был его истории конец.
Тень искосила гневно и сурово
Свои глаза и с яростию снова,
 
 
118 Как лютый пес, грызть череп начала…
О, Пиза, Пиза! Долго ты была
Стыдом всего пленительного края!
 
 
121 Твои соседи, местью не сгорая,
Ленивое спокойствие любя,
Наказывать не думают тебя!
 
 
124 Пусть двинутся Капрайя и Горгона[208]208
  Капраия и Горгона – два небольших островка близ устья Арно.


[Закрыть],
Плотиной устье Арно перервут,
Пускай река свое поднимет лоно
 
 
127 И погребет в теченье буйном тут
Твоих граждан!.. Вините Уголино
В предательстве при сдаче крепостей,
 
 
130 Но за отца зачем казнить детей?
Ведь у него четыре было сына,
Которых правота для палачей
 
 
133 Была ясна!.. Вперед мы путь держали
И наконец достигли мест таких,
Где льдины новых призраков сжимали
 
 
136 Мучительно, не так, как всех других,
Они не прямо в прорубях стояли,
Но книзу головою. Слезы их
 
 
139 Другим слезам дорогу преграждали
И, заливая лица тех теней,
На этих лицах тотчас замерзали;
 
 
142 Прозрачной маской впадины очей
У них покрыты были постоянно.
Хотя привык я к стуже, беспрестанно
 
 
145 В вертепе лютый холод вынося,
И словно оболочкой роговою
На мне была покрыта кожа вся,
 
 
148 Но все же сильный ветер за спиною
Я чувствовал, проговорив: «Поэт!
Подуло ветром, кажется, за мною,
 
 
151 А думал я, что в воздухе здесь нет
Движения!..» «Придем мы к месту скоро,
Где ты увидишь сам без разговора,
 
 
154 Что значит этот ветер». В этот миг
Одна из душ вертепа ледяного,
К нам обратясь, вдруг испустила крик:
 
 
157 «О, вы, которым место здесь готово,
Вы, павшие в последний адский круг,
С моих очей тяжелые покровы
 
 
160 Сорвите вы, чтоб горести недуг
Мог облегчить я горькими слезами,
Пока опять не станут над глазами
 
 
163 Те слезы постепенно замерзать».
«Готов исполнить я твое желанье,
Когда ты правду станешь отвечать –
 
 
166 О том, кто ты, несчастное созданье.
И если с глаз твоих я не сорву
Покрова ледяного, пусть во рву
 
 
169 С тобой здесь разделю я наказанье».
Он отвечал: «Мне имя – Альберик[209]209
  Фра Альберик – член «веселого братства». Поссорившись со своими родными, созвал их на пир и, в то время как разносили плоды, велел их умертвить. От этого произошла пословица: он покушал плодов Альберика.


[Закрыть],
Мой вертоград запущен был и дик,
 
 
172 Давал плоды дурные постоянно,
И финики здесь вместо сочных фиг
Я получаю». «Это очень странно!
 
 
175 Ты умер разве?» Он же отвечал:
«Я сам об этом много размышлял,
Но все ж одно могу сказать я смело,
 
 
178 Что на земле мое осталось – тело.
Таков уже последний адский круг,
Куда душа сама слетает вдруг,
 
 
181 Атропоса толчка не дожидаясь.
Чтоб поскорей кору застывших слез
Ты снял с меня, помочь тебе стараясь,
 
 
184 Я этот разрешу тебе вопрос:
Когда душа с предательством сживется,
В чем согрешить мне самому пришлось,
 
 
187 То тело в лапы беса попадется,
И он над телом властвует, пока
В нем хоть капля жизни остается,
 
 
190 И беса власть над телом велика.
Душа же человека улетает
Сюда в ледник, где вечно изнывает.
 
 
193 Взгляни на тень, которая дрожит
Вблизи меня: она сюда слетела,
А между тем души вот этой тело
 
 
196 Там, на земле, живет еще… Но вид
Его тебе известен, может статься:
Тебе пришлось с землею расставаться
 
 
199 Не так давно. Смотри: ведь это он –
Бранк д’Орио, который заключен
Давно в Аду…» «Не прибегай к обману, –
 
 
202 Заметил я, – тебе ль я верить стану,
Когда ты так бессовестно налгал:
Бранк д’Орио еще не умирал,
 
 
205 До этих пор он на земле, как прежде,
И спит, и ест, и ходит он в одежде…»
Но призрак вновь тогда заговорил:
 
 
208 «Еще Микеле Цанке не сходил
В вертеп с кипучей, липкою смолою,
Как в тело Бранка бес уже входил…
 
 
211 Я все сказал. Теперь своей рукою
Сорви кору с моих застывших глаз».
Но я солгал пред ним на этот раз:
 
 
214 Нечестно поступить с ним было честно…
О, генуэзцы, скоро ли всех вас
Гнать будут в этом мире повсеместно
 
 
217 За то, что добродетель вам чужда,
И в вашей жизни только вам известна
Пороков грязь, коварство и вражда.
 
 
220 С романцем развращенным встретил рядом
Я одного из вас теперь, и вот:
Его душа поглощена уж Адом,
 
 
223 А сам он на земле еще живет.