Текст книги "Последняя принцесса"

– Это просто невероятно. Я не могу поверить. Нам столько раз говорили…

– Элитария красноречива, но не всегда правдива. Пора, наконец, открыть глаза и понять это, Лулу. Я не знаю о дальнейшей судьбе принцессы, но помню, что когда я на следующий день вернулся к этому колодцу, ее там уже не было. А вместо нее посланники Элитарии подложили труп дочери кухарки.

– Но…

– Ты должен ее найти, Лулу.

– Что?! Я? Как, во имя богов, я ее найду? Как мне вообще понять, что это она? Я ее в глаза не видел.

– У нее на ноге, на пятке, должна быть метка. Но я не знаю, какая. Это ты тоже должен выяснить, если дорожишь нашей дружбой. Я пытался найти в библиотеке документ, где зарисована эта метка, но его нет. Исчез. Или никогда не существовал.

– Робейн…

– Я знаю. Это звучит безумно. Но для меня это очень важно. Через всю свою жизнь я пронес чувство вины за то, что не смог спасти их. Это была прекрасная семья, Лулу. Прекрасные люди. Лучше прочих. Они не заслужили такого отношения. Такой смерти. Пообещай, что найдешь ее. Пообещай, что хотя бы постараешься найти ее.

– А если найду, что мне с ней делать?

– Привези ее в Ульмарский дворец. Дальше пусть решает сама. После этого я буду знать, что ты сдержал слово. Обещаешь?

Люциен посмотрел на него в упор. Робейн пронзил его взглядом синих, как сапфиры, глаз. Его очертания стали размываться, а кожа – просвечивать. Вторая струйка крови потекла по подбородку, в ушах засвистел ветер, и Робейн вдруг исчез. Он словно бы вынырнул из воды и оказался на кладбище. Уставший, измотанный, но счастливый от того, что наконец узнал правду.

– Обещаю, дружище. Мы еще встретимся?

Ответом ему была лишь звенящая тишина.

***

Как оказалось, алкоголь, который вроде бы выветрился за Чертой, поглотил его изнуренное, лишенное энергии тело без остатка. И хотя голова оставалась ясной, ноги решительно отказывались идти прямо по линеечке, норовили путаться и спотыкаться о невидимые препятствия, так что Люциену приходилось ловить самого себя, силой воли удерживая равновесие.

Страшно представить, что подумал молодой извозчик, который доставил его домой, но Люциен был так благодарен ему за то, что не бросил на произвол судьбы его бестолковое тело, что отдал все деньги, которые при нем были. И хотя честный юноша долго сопротивлялся, в конечном счете мешочек оказался в его кармане.

Люциен Монтфрей часто возвращался по ночам. И первое время он проходил через главный вход, стучал до посинения, чтобы разбудить дворецкого, который мог бы ему открыть. Но дворецкий, как и все нормальные люди, любил по ночам спать в теплой постели, а потому ночные возвращения Лулу действовали ему на нервы. В конце концов он, едва ли не стоя на коленях, попросил своего молодого господина приходить через черный вход и вручил ему дубликат ключей. Отныне Лулу не беспокоил бедолагу, а проходил прямиком через кухню в свою комнату.

Сегодня, как и всегда, он стоял у черного входа, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Маленький ключик то и дело тыкался в дерево, в дверную ручку, падал на пол, терялся в траве – иными словами, делал все, чтобы Люциен провел на пороге всю ночь. Не иначе как с божьей помощью Люциен все-таки отворил дверь и погрузился в темноту кухни.

Ясная голова никак не могла взять в толк, почему он не может контролировать тело. Почему руки упорно не слушаются, а ноги – отказываются следовать нормальному маршруту. По дороге до коридора он сшиб стул, больно ударившись ступней, наступил на хвост ничего не подозревающей спящей кошки, уронил графин с водой, когда собирался попить, и, в итоге, намочил этой самой водой свое пальто.

В коридоре мелких препятствий поубавилось, но появилась настоящая пытка – лестница. Проклятые ступеньки! Люциену уже самому становилось тошно от своей беспомощности. Он частенько выпивал во время культурного отдыха с другими молодыми дворянами, но никогда еще не пребывал в таком состоянии. Тело просто отказывалось признавать, что Лулу его хозяин. Существовало отдельно от него.

С горем пополам, бросив трость на пол и обняв руками перила, Люциен доковылял до второго этажа, где должна была быть его комната. Проклятое освещение! Почему нельзя оставлять свечи так, как делают в обычных домах? Как будто все в этом дворце умеют видеть в темноте. Кое-кто не может вообще-то. Хоть бы раз учли его мнение.

Лулу посчитал количество дверей на этаже. Три. Значит, пришел по адресу. Первая – комната Ромаэля. Вторая – Цирена. Последняя его. Странно только, что под ней виднеется желтая полоска света. Кажется, он не оставлял свечей, но мог ведь и забыть погасить их. Он собирался в спешке. Как всегда.

Люциен с размаху налетел на дверь, думал, получится за нее держаться во время борьбы с очередным ключом, но прогадал: дверь вдруг отворилась, и Лулу упал бы на пол, если бы вовремя не зацепился за ручку.

«Еще и дверь забыл закрыть. Когда-нибудь забуду собственное имя» – промелькнуло у него в голове, когда он поднимался.

Его взгляд привлекла одинокая свеча, оставленная на прикроватном столике, но усталая голова не стала делать никаких выводов. Ему ужасно хотелось спать, а кровать была рядом, разобранная, приготовленная ко сну, слишком притягательная, чтобы тратить время на раздумья. Он повалился на мягкую подушку и почувствовал, будто лежит в облаке, сжал пальцами одеяло и подтянул его к себе, подложив под щеку. Ему всегда нравилось спать, обнимая одеяло руками и ногами, как ребенок обнимает детскую игрушку. Закрыл глаза, чувствуя каждую расслабившуюся клеточку тела. Как вдруг кто-то взвизгнул от страха и удивления.

Лиссарина, спускавшаяся вниз, к слугам, чтобы попросить еще одну свечу, вернулась в комнату и схватилась за сердце, когда увидела на своей кровати чужие ноги в туфлях. В темноте она не сразу узнала владельца сей прекрасной, заляпанной грязью обуви, но когда светловолосая голова слегка приподнялась на крик, все встало на свои места.

Честное слово, она была готова схватить какую-нибудь статуэтку и ударить непрошенного гостя по голове. И она бы сделала это, если бы вовремя не рассмотрела в наглеце Люциена Монтфрея.

– Что ты здесь делаешь? – сказали они одновременно, и терпение Лиссарины едва ли не лопнуло.

– Это не твоя комната! – выпалила она, уперев руки в боки.

– А ты полуголая, – непонятно к чему заметил Люциен, и Лиссарина ахнула.

Она ведь действительно стояла в одной ночной рубашке. Быстро запахнула накинутый на плечи халат, завязала его лентой на талии и сложила руки на груди, все еще выражая недовольство. Хотя, откровенно говоря, спеси в ней поубавилось. Это замечание и совершенно невинный вид Люциена, обнимающего одеяло, застало ее врасплох.

– Вставай и убирайся из моей комнаты, – она подошла к нему и потянула за руку. – Найди другую ночлежку.

– Какая ты злая, – промычал Лулу, не открывая глаз. Она доставляла ему не больше неудобств, чем бабочка слону. – Вредина.

– Это я вредина? Тогда для тебя вообще слова не придумали, – она продолжала тянуть его за ладонь в надежде, что он свалится на пол, но либо сил у нее не хватало, либо Лулу за что-то крепко держался, только с места он не сдвинулся.

– Очаровательный. Вот мое слово.

– Мистер Очаровательный, будьте так любезны подобрать свое очаровательное тело и удалиться в собственные очаровательные покои, – процедила она сквозь стиснутые зубы.

– Не могу. Я уже сплю. – И рука, которую Лиссарина отпустила и которая безвольно болталась в воздухе, спряталась под подушку. Он перевернул голову на другой бок, завершая беседу.

– Проклятье! – прошипела Лиссарина злобно и села на краешек кровати, сложив руки на груди. Выглядела она словно обиженный жизнью ребенок. – А мне где ночевать прикажете, милорд?

– Здесь, – Лулу, не открывая глаз, хлопнул рукой по второй половине кровати.

– Как бы не так! Завтра с утра придет служанка и увидит нас вместе. Поползут слухи, а ваш отец и так уже однажды подумал… нехорошее про меня. Я здесь не останусь. Если вас найдут, пусть найдут одного.

Люциен засопел. Невероятно! Он умудрился заснуть даже под шум ее голоса, а она отнюдь не шептала. Лиссарина хлопнула его по икре, но получила в ответ лишь какое-то неопределенное мычание. Он уже крепко спал. Девушка вздохнула и спрятала лицо в ладонях. Что же делать? Пойти к Ро? Но Ро не может спать не в одиночестве, она сооружает из подушек гнездо и слишком сильно ворочается во сне. Они всегда смеялись над тем, как она в будущем будет спать с мужем, и решили, что придется купить настолько большую кровать, где она даже не заметит его.

Можно пойти в библиотеку. Там есть небольшая софа, и с утра туда точно никто не зайдет. А около шести она проснется сама и разбудит Люциена. Проспавшись, он будет покладистей. Отличная идея. Лиссарина решительно поднялась, но у самой двери обернулась. Чувство безграничной заботы разлилось по ее телу, и она, прислонив лоб к дверному косяку, закатила глаза от собственной глупости. Но ничего не смогла с собой поделать.

Вернулась к кровати. По очереди сняла сначала одну туфлю, затем вторую. Осмотрелась в поисках трости, которую Лулу всегда таскал с собой, но не нашла ее. Потерял, наверное. Аккуратно, стараясь не слишком трясти, стащила с него пальто, оказавшееся почему-то мокрым. Во время этой процедуры он пробормотал: «Мам, не хочу одеваться». Вытащила из-под тела одеяло и накрыла его, оставив только один клочок под щекой, слишком уж сладко он спал, чтобы двигать его голову. Задвинула шторы, чтобы луна не светила ему в глаза и осмотрела свою работу.

«И зачем ты это делаешь, дурочка. Из-за него будешь спать, как собака на коврике»

Напоследок решила повесить пальто на спинку кресла, чтобы оно просохло. Тряхнула его, пытаясь расправить, как вдруг на пол со звоном что-то упало. Она с любопытством осмотрела золотистый ключ. Такой же, как и ее ключ от комнаты. Может, это от его спальни?

Улыбнулась себе под нос, сама до конца не веря в собственную удачу. Во-первых, ей ужасно хотелось посмотреть на логово Лулу, где он проводил все свое время, если не уезжал из Рашбарда. Во-вторых, спать в чужой постели все же лучше, чем в холодной библиотеке, съежившись на софе. Она постарается проснуться пораньше, вернется сюда, разбудит Люциена и все вернутся на свои места, где им положено быть. Никто ничего не узнает.

Она выскользнула за дверь, захватив горящую свечу и плотно прикрыв за собой дверь, и быстро добралась до комнаты Люциена. Отворила дверь ключом и словно бы оказалась в его голове. То ли методы воспитания распространялись не только на Цирена, но и на Лулу, то ли лорд Монтфрей сам никому не позволял сюда заходить, только здесь тоже, похоже, не ступала нога горничной. На кровати лежали два пальто, очевидно, пришедшееся не по вкусу капризному хозяину. Над большим камином висело зеркало, и увидев в нем свое отражение, Рин невольно вскрикнула от неожиданности. Но самым интересным был письменный стол. Если у Ровенны на нем лежали два листа пергамента для писем, а у Лиссарины две книги да дневник в ящике стола, то на письменном столе Лулу не было места для лишнего перышка. Там покоились стопки книг, какие-то папки с бумагами, готовыми того гляди вырваться наружу. Многие ящички не задвигались до конца, потому что были чем-то переполнены. Тут и там нашли пристанище минимум пять чернильниц и целая банка с перьями. Использованные, сломанные перья валялись под столом, словно здесь пробежала целая стайка гусей.

Лиссарина посмотрела на кресло, которое он использовал вместо стула, покрытое теплым одеялом, в которое он, очевидно, кутался, если что-то писал. Это рабочее место, маленький кабинет, буквально дышал, источал Люциена Монтфрея, являлся отражением своего хозяина.

Она коснулась рукой небольшой стопки сшитых между собой листов и прочитала название «Проклятие света». Написано от руки, кое-где чернели тщательно зачеркнутые слова. Может, Люциен пишет книгу? Лиссарина, смутно осознающая, что нельзя читать чужие письма, дневники и черновики романов, не смогла побороть любопытство. Разобрала постель, откинув покрывало, забралась под одеяло, поставив подушки поудобнее, и зажгла от свечи, которую принесла с собой из комнаты, несколько свечей на прикроватном столике.

Почерк Лулу был на удивление разборчивым и красивым, практически каллиграфическим. И она читала, с жадностью глотая каждое написанное слово. Читала до тех пор, пока глаза не стали слипаться. Медленно голова склонилась на бок, на мягкую подушку, а руки ослабли, но последний прочитанный лист так и остался одиноко лежать меж ее пальцев.

Утром она пожалеет о том, что прикоснулась к этой рукописи, но сейчас ей снился сладкий сон о герое этого романа, в котором отражался весь автор. Этот герой пытался отыскать свой собственный путь в жизни и найти истинную любовь. И все было хорошо, пока на самом интересном моменте во время любовной сцены не появился туман, белый, как снег, а из него не пришло чудовище, утащившее Лиссарину в вечный, всегда одинаковый кошмар. И она, как всегда, побежала…

Глава 12. Вы ему не ровня

– Эй, проснись!

Кто-то настойчиво тряс Лиссарину за плечо, но из-за того, что вчера она легла поздно, глаза отказывались открываться. Она зарылась носом в подушку, пытаясь отогнать рукой человека, который мешал ей спать. Она прямо-таки чувствовала, что еще рано, что буквально две секунды назад она закрыла глаза, а теперь ее будят. Так ведь нечестно. Чем она заслужила подобное отношение?

– Как ты посмела это тронуть?

Зашуршала бумага. Кто-то вырвал из ее руки листок, поцарапав пергаментом палец. Рин даже не сразу поняла, что ей больно, настолько глубоко во сне она пока еще находилась.

– Проклятье. Ты это читала? Я тебя спрашиваю. Вставай, немедленно! Что ты вообще здесь делаешь?

До Лиссарины, наконец, дошло, что Люциен не на шутку раздражен. Собрав черновик романа в одну ровную стопку, он быстро вскочил с кровати и запихнул его в один и без того набитый доверху ящик стола.

– Где ты взяла ключ? Украла из пальто?

– Ничего я не крала, – вяло отозвалась Лиссарина, поднимая голову с подушки. Сдула с лица седую прядку, но она только шлепнула ее по носу и вернулась на свое место. Выглядела мисс Эйнар словно ведьма из страшных сказок для детей, растрёпанная и немного ошалевшая от того, как бесцеремонно ее вырвали из сна.

– Тогда где?

Люциен нависал над ней, сложив руки на груди. Его волосы были взлохмачены, лицо помято, будто он спал только на одном боку, ни разу не перевернувшись, а глаза горели нехорошим огнем. Он был раздражен, и это пугало. Лиссарина слишком привыкла к его равнодушию или, в крайнем случае, вежливой любезности. Но видеть его рассерженным было страшновато. Совсем как в тот день, когда она подслушала его разговор с самим собой. Или когда он рассказывал о своем брате. И Лиссарина слишком хорошо знала, что если не защитит себя сейчас, потом будет чувствовать себя ничтожной. Пришлось проснуться. Мгновенно.

– Знаете что, лорд Монтфрей? – Лиссарина решила не дожидаться его нападок, а ударить первой. – Я вообще не собираюсь перед вами отчитываться. Это не я, пьяная, ввалилась к вам в комнату без приглашения и заняла кровать. Это не я напугала вас неожиданным ночным визитом. Можете вести себя по-свински с кем угодно, только избавьте меня от этого удовольствия. Я вполне проживу без ваших пустых упреков.

Во время своей маленькой гневной речи Лиссарина начала собираться. Встала с постели, на первой фразе «это не я» с силой хлопнула одеялом, вовремя вспомнила, что по-прежнему одета в сорочку, нацепила халат и так сильно утянула себя в талии, что стало трудно дышать. Но все это из-за злости, которая неожиданно проникла в каждую клеточку тела. Кожу покалывало от напряжения. Она готова была взорваться, и это не сулило ничего хорошего, ни ей, ни ему.

– Ты прочитала то, что не должна была. Раз уж пришла, могла хотя бы не рыться по ящикам. Леди так не поступают. – Люциен хлопнул по столу рукой и на пол повалились папки с бумагами.

– А лорды так поступают? Они компрометируют порядочных леди своими ночными визитами? Я нигде не рылась. Ваш роман лежал на столе, и я случайно задела его халатом, когда раздевалась. Он упал. Листки разлетелись. Я попыталась их собрать, но пока раскладывала страницы в нужном порядке, заснула. И знаете что? Мне ни капли не понравилась ваша писанина! У вас нет ни малейшего таланта к писательству!

Люциен слегка пошатнулся, словно его ударили по щеке, а потом застыл.

Лиссарина сгорала со стыда за свое вранье. И за такие жестокие слова. Но они вырвались сами, против ее воли. Встала не с той ноги, голова заболела, поэтому с самоконтролем возникли проблемы. Она с секунду смотрела на него виноватыми глазами. Люциен повернулся к ней спиной и с особым усердием принялся собирать упавшие листы бумаги. Извинения почти сорвались с губ Лиссарины, но в самый последний момент она передумала, и, не дожидаясь прощальных слов, выскочила за дверь.

И сразу же упала в чьи-то объятия.

– Аккуратнее, дорогая. Так можно пораниться.

       Женские руки мягко отстранили ее. Лиссарина подняла глаза и столкнулась со строгим взглядом черных глаз Ваэри Монтфрей. Ее злость и стыд как рукой сняло, на их место пришел всепоглощающий страх. Ни разу с их первой встречи герцогиня не внушала ей такого ужаса. И хотя она слегка улыбалась, Рин понимала, что об эту улыбку можно порезаться.

– Прошу прощения, Ваша Светлость. Я не ожидала вас здесь встретить так рано.

– Милая, вы совсем потеряли счет времени. Сейчас уже одиннадцать утра. Лулу пропустил завтрак, и я пришла удостовериться, что с ним все в порядке. Очевидно, он был слишком занят. И чем-то занял вас. Ровенна беспокоилась из-за вашего отсутствия.

Одиннадцать утра. Гениальный план с ранним пробуждением и незаметным возвращением в свою комнату провалился. Лицо Лиссарины залила краска, и под испепеляющим взглядом Ваэри ей хотелось съежиться, превратиться в крошечного муравья и сбежать, пока на нее не наступили.

– Впрочем, я зайду к Лулу позже. А сейчас могу ли я попросить вас уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени? – Интонация Ваэри была вопросительной, но вопроса, как такового, не было. Лиссарина не могла отказаться.

Герцогиня поманила ее за собой, и Рин, обхватив себя руками, засеменила следом. Ей казалось, что она вернулась в детство. Может, украла тортик с кухни или потеряла куклу, а графиня собирается ее отчитать и поэтому ведет к себе в кабинет. Рядом с величественной Ваэри Рин словно сжималась в крохотный белый комочек и превращалась в провинившегося ребенка.

Они миновали коридор с комнатой Ровенны, и Лиссарина с тоской посмотрела на дверь, умоляя Ро выйти сейчас же и как-то ей помочь. Конечно же, Ро не вышла, а даже если бы и вышла, то ничего бы не смогла сделать. Ваэри провела Рин по лестничной площадке в левое крыло второго этажа, где Лиссарина еще ни разу не была, и вошла в первую дверь, ведущую в ее кабинет.

После захламленной комнаты Люциена кабинет Ваэри Монтфрей казался вычурно чистым. Словно в нем специально прибрались за секунду до того, как они вошли. Небольшой письменный стол с изящной резьбой, уютные кресла около камина, несколько книжных полок и специальный шкаф для документов. Здесь пахло корицей, и девушку слегка замутило: корицу она ненавидела с детства.

– Прошу, присаживайтесь.

Ваэри указала на одно из кресел около холодного камина, где лежали нерастопленные дрова, а сама села на второе. Тщательно разгладила складки на коленях, и было в этом движении что-то такое, что заставило Лиссарину поежиться. Тем не менее, она заняла свое место и уставилась на свои руки в ожидании беседы.

– Знаете, с детьми тяжело, – сказала Ваэри наконец, поднимая глаза. – Тебе кажется, что они всегда будут с тобой, будут в тебя верить. Но потом они вырастают и не могут оценить то добро, которое ты для них делаешь. Воспринимают все в штыки, бунтуют, сопротивляются. Поступают так, как считают нужным, ошибаются, падают, но все равно, рано или поздно, возвращаются к матерям. И только спустя какое-то время понимают, что мать – единственный на свете человек, который хочет для них лучшего. Вы меня понимаете?

Лиссарина не очень понимала, какое это имеет отношение к сложившейся ситуации, но тем не менее кивнула. Герцогиню, впрочем, не удовлетворил этот ответ.

– Вряд ли понимаете, моя дорогая, – она снисходительно улыбнулась. – Чтобы понять это, прочувствовать, нужно быть матерью. У вас, я надеюсь, все еще впереди. Но я хочу, чтобы вы понимали, как я смотрю на вещи, которые кажутся Лулу незначительными. В том числе и на вас.

«Меня только что назвали незначительной вещью или мне показалось?»

– Я не совсем понимаю…

– Милая, будем откровенны. Я тоже была молодой, и прекрасно понимаю ваши чувства. Эденваль – не тот захудалый городишко, из которого вы приехали. Вполне естественно, что вас захватили эмоции, вы почувствовали себя свободной. Вам даже могло показаться, что никаких условностей и ограничений не существует, но как бы то ни было, они есть. И к вам, как к девушке весьма невпечатляющего происхождения, простите мою прямоту, это относится в первую очередь.

– Но…

– Нет, не перебивайте меня. В этой комнате царит правило: пока я говорю, вы молчите. Все вопросы потом. Вы должны понимать: то, что высокородный мужчина может себе позволить, вы позволить себе не можете. Если Люциен захочет завести интрижку, он ее заведет. И если общество об этом узнает, никто и никогда его не осудит. Но девушка, лишь единожды навлекшая на себя подозрения, может лишиться всего и сразу.

Ваэри замолчала, оценивая реакцию Лиссарины. Лицо Рин стало каменным и белым, как у привидения. Она прекрасно понимала, к чему Ваэри клонит, как и прекрасно знала, что ее подозрения совершенно необоснованны. Они не имеют под собой никаких доказательств, потому что между Люциеном и Рин ничего не было. Ничего похожего на интрижку. Да, может со стороны и могло показаться, что их связывает нечто большее, чем просто… какие отношения? Приятельские? Уж точно нет. Рин даже не могла понять, какими именно узами она связана с Лулу, если вообще связана. Но Ваэри, кажется, не хотела слушать никаких оправданий, и Лиссарину выводил из себя тот факт, что ей нельзя возражать.

– Вы, наверное, думаете, какой я отвратительный человек. Притащила вас сюда и читаю нотации, хотя я вам не мать. Но я искренне надеюсь, что мой дружеский совет поможет вам понять одну простую истину. Вас и моего сына не могут связывать никакие отношения. Вы ему не ровня, и должны это понимать. Мне показалось, что вы очень рассудительная девушка.

– Если бы вы позволили мне…

– Дорогая, я знаю, что вы хотите сказать. Что я все себе придумала, сделала поспешные выводы, увидев вас полуголую в дверях спальни сына, и на самом деле между вами ничего нет. Я это допускаю. И ни в чем вас не обвиняю. Пока что. Я лишь хочу, чтобы вы уяснили на будущее, в каком положении вы находитесь. И в каком ужасном положении можете оказаться, если не прекратите идти на поводу у моего взбалмошного сына.

Лиссарина не знала, что сказать. Ей ужасно хотелось встать и уйти, но разумеется она не могла этого сделать. Ваэри бы со свету ее сжила. Именно сейчас, в этот самый момент, Рин увидела, как прежняя маска дружелюбной хозяйки этого дома была снята и положена полку. Перед ней была настоящая Ваэри: решительная, жестокая, не терпящая возражений и пререканий. И эта настоящая Ваэри действительно могла сделать с Лиссариной все, что угодно. По крайней мере, так казалось девушке, когда она смотрела в черные глаза герцогини.

– Вот что я скажу, чтобы раз и навсегда развеять ваши сомнения и напрасные надежды, милочка. Судьба моего сына решена. Мы с мужем выбрали ему невесту из достойной семьи. Оделия Лестройн – прекрасная партия для Лулу.

– А он знает об этом? – вырвалось у Рин, и Ваэри смерила ее убийственным взглядом. Теперь Лиссарина была не просто нашкодившим ребенком. Теперь она выводила Ваэри из себя.

– Скоро узнает, не беспокойтесь. Завтра пройдет Пляска Теней, очень важное событие для столицы, и я намерена представить Люциена родителям Оделии в качестве жениха. Я говорю это только для того, чтобы вы уяснили раз и навсегда: держитесь от моего сына подальше и не ставьте ему палки в колеса.

Брови Лиссарины поползли вверх. Да за кого ее принимают в этой семейке? Даже если бы у нее были чувства к Люциену, разве она похожа на девушку, которая будет обивать чужие пороги, мешая заключить союз, который всех устраивает? Может она и безродная, но какая-никакая гордость ей не чужда. Но как только Рин собралась высказать вслух свои соображения, Ваэри подняла руку:

– Что-то мы засиделись. Простите, что задержала вас так надолго. Вы не завтракали, и наверное, ужасно голодны. Надеюсь, мы поняли друг друга.

И улыбнулась ослепительно-дружелюбной улыбкой акулы. Лиссарина поняла, что разговор окончен. Она вскочила с кресла резче, чем ей бы хотелось, и за три широких шага оказалась у двери. Но на выходе Ваэри окликнула ее:

– Мисс Эйнар, еще кое-что. В следующий раз, если разобьете вазу, возрастом превосходящую вас в десять раз, наберитесь храбрости и признайтесь сразу. Не втягивайте моего младшего сына в свои авантюры.

Лиссарина крепко сжала руку, которой держалась за ручку, и с силой хлопнула дверью. Может, это было невежливо. Но как еще защищаться, если никакие возражения и оправдания не принимаются? Ей нестерпимо захотелось уехать в Армаш и прижаться к графине. Какой бы строгой она не была, Кассимина хотя бы всегда выслушивала до конца и выносила справедливый разговор. Лиссарину задушили собственные слезы, так не вовремя покатившееся по щекам. Сегодняшний день явно не предвещал ничего хорошего.

Помня о том, что она все еще разгуливает по замку в сорочке, а слуги оборачиваются на нее, когда проходят мимо, девушка бегом добежала до своей комнаты, где горничная успела застелить постель и даже проветрить помещение. Выбрала первое попавшееся синее платье, убрала волосы в низкий пучок, толком даже не расчесав их, и замерла у зеркала. Оттуда на нее смотрели заплаканные серые глаза, окруженные лиловыми синяками от недосыпа. Приятное зрелище, ничего не скажешь.

Но Рин, по правде говоря, было плевать. Утро не задалось, не было никакого настроения, чтобы наряжаться. Хотелось выговориться, и она пошла в единственное место, где могла это сделать – в комнату Ровенны. Но подруги там не оказалось, и это только подлило масла в огонь. Лиссарина становилась все угрюмее и раздражительнее, и это не предвещало ничего хорошего. Обычно она умела контролировать свои эмоции, но не сегодня.

Отправившись на поиски Ровенны, девушка спустилась вниз, предположив, что сама Ро может быть в библиотеке. Она давно хотела туда наведаться, да только времени не было: то визит в бабушке Ромаэля, то пикник, то модистка. Но до библиотеки ей дойти не удалось. В холле перед лестницей дворецкий принимал гостей, и Лиссарина хотела тихо проскользнуть мимо в надежде, что ее даже не заметят, но едва она прошла половину пути, кто-то назвал ее по имени.

Оказывается, одним из гостей был Дэниар. Он лучезарно улыбнулся ей, но даже его искренняя радость не смогла ее упокоить. Рин лишь сухо кивнула в ответ и попыталась пойти дальше, но ее окликнули снова. Она остановилась и сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Сегодня явно что-то было не так. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя настолько неспособной к самоконтролю. Чувства как будто бы вырвались из клетки и не знали, куда деться, а она ловила их, как светлячков, пыталась затолкать обратно, но старания не увенчались успехом.

Она попыталась натянуть на себя улыбку, пошла навстречу Дэниару, а по пути разглядела его спутника. Высокий, широкоплечий, он являл собой настоящую галантность и манеры. Все в его движениях, походке, жестах говорило о том, что он привык быть на виду и умел себя преподнести. Он выглядел моложе, чем был на самом деле, и Лиссарина навскидку предположила, что ему около сорока. Он посмотрел на нее с вежливой улыбкой человека, привыкшего общаться с разными людьми, и слегка кивнул.

– Дэни, я буду ждать тебя в кабинете Эрцгерцога. Не задерживайся.

– Да, отец, – ответил Дэниар.

Лиссарина постаралась ничем не выдать своего удивления, и у нее это получилось, ведь в это время она боролась с другим, гораздо более сильным чувством. Этот мужчина, его голос и взгляд, показался ей знакомым. И он тоже, казалось бы, ее узнал. Но как? Где они встречались? На ужине? Рин не могла вспомнить, а Дэниар, что-то рассказывающий про погоду, сбивал ее с мысли.

– Лиссарина, вы не заболели? – с заботой в голосе поинтересовался Дэниар. Кажется, ему действительно было не все равно.

– Совсем чуть-чуть, – соврала, в очередной раз за это утро, Рин.  – Небольшая слабость и недосып.

– Надеюсь это не помешает вам присутствовать на Пляске Теней? Такое событие нельзя пропустить.

– Дэниар, можно задать вам вопрос? – перебила его Рин.

– Когда вы так говорите, мне приходится рассказывать страшные вещи, – Дэниар нахмурился, однако совсем ненадолго. – Но я не могу вам отказать.

– Кто такая Оделия Лестройн?

Уши Дэниара слегка покраснели. Это сделало его милее и красивее. Даже красивее Люциена, и сердце Рин сжалось от теплого, светлого чувства к юноше. Если бы она и мечтала о муже, то именно о таком, как Дэниар. И ни в коем случае не о таком, как Люциен. Пусть такую прекрасную партию забирает себе Оделия Лестройн.

– Меня немного смущает, с какой силой вы интересуетесь этой семьей, – честно признался он. – Это падчерица Намары Лестройн, вы ее… кхм… видели один раз.

«Не один»

– А вы не знаете, могла ли я где-нибудь встречать Оделию?

– Если подумать, – Дэниар помолчал несколько секунд, – кажется, она приходила на ужин в честь вашего приезда. Вы наверняка ее заметили, она очень красивая и была сильно загорелой, потому что совсем недавно вернулась с оздоровительных источников. Говорят, там неприлично солнечно.

Лиссарина вспомнила девушку, показавшуюся ей довольно интересной, с которой Люциен провел весь вечер. Она тогда еще подумала, что это и есть Оделия, но события последних дней как-то вытеснили это умозаключение из ее головы.

– А почему вы спрашиваете?

Рин так и подмывало сказать то, что она узнала от Ваэри. О помолвке. И с вероятностью триста процентов через несколько минут Люциен уже обо всем бы узнал от своего адъютанта и пришел к матери разбираться. Или не пришел. Вдруг он и сам хотел этого брака? У Рин внутри все похолодело. И правда, почему она ни разу не подумала о том, что Лулу может быть влюблен? «Почему вы, женщины, считаете, что только у вас есть право на чувства?» Может, он говорил не только о Ромаэле, но еще и о себе? От этой мысли ей стало еще грустнее.