Текст книги "Дневник бывшей атеистки"

Религия не нужна?

Я уже сбилась со счета, сколько раз мои читатели поднимали вопрос светской этики. Спрашивают меня, например, вот так: «Не надо придумывать старичка на облаке и посланного им сына, чтобы осознать простые правила, по которым надо жить. Не нужна она, религия, в этом смысле. Простой инженер Семенова создает образ человека, которому хочется подражать. И не нужно никакого Иисуса».

Когда-то я тоже думала, что старичок на облаке и его сын – совершенно лишние. Но к сожалению, главная проблема всегда в том, что у всех свои «простые правила, по которым надо жить». И эти правила всегда можно описать художественно-убедительно. У Николая II правила одни, а у Владимира Ленина – другие; у немецких арийских героев – одни, а у советских партизан – другие; у твоей мамы – одни, а у тебя – другие; у римских героических легионеров – одни, у Христа – другие; у толерантных европейцев – одни, у русских националистов – другие. Можно написать книгу про героических националистов, а можно – про обаятельных геев. И все они как бы за добро, но это добро слишком разное. Как любил говорить за чашечкой морфия Фридрих Вильгельм Карлович Ницше, «добро и зло относительны».

«Простые правила, по которым надо жить, говорите? – ответила бы я. – А не хотите ли Макиавелли почитать для сравнения?» У него своя мораль «крепкого государственника»:

«Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести». И вообще, «государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности».

Вот такие «простые правила», которые служат общественному порядку. Куда там «старичку на облаке с посланным им сыном»…

Иисус и другие герои

И вообще, действительно, почему мне хочется подражать Иисусу, а не Ведьмаку, Волкодаву, Одину, Че Геваре или Штирлицу?

Вопрос интересный. Действительно, есть масса прекрасных книжек, которые дают пример для подражания. В общем и целом их герои – это такие суровые мужики с мощным (а)моральным каркасом. Герои не идеальные, но симпатичные. Они крошат зло направо и налево, несут свет и изрекают мудрость. Короче, им хочется подражать. С ними веришь, что вот побольше таких вот ребят – и все наладится. Пофиксим баги, искореним зло, спасем феечек.

Этот этап формирования ценностей я бы назвала «язычеством». Собственно, таких вот суровых, но справедливых ребят и воплощают языческие боги. Язычество – это не обязательно руны на волосатой груди и косички в мужских бородах. Это такое мировоззрение, когда ты – носитель света, а вокруг – носители тьмы. И ты должен выжигать зло во славу добра и восстанавливать справедливость, спасать род/отечество/веру/свободу/демократию/вон-ту-блондинку-с-формами (нужное подчеркнуть). «Око за око, зуб за зуб». Грешники должны быть повержены, праведники вознесутся. С этих позиций ведутся все войны на этой планете – никто не хочет ведь считать себя головорезом, все сражаются за правду.

И все идет хорошо, пока ты не начинаешь доходить до одной интересной мысли, которая сильно усложняет сюжет борьбы добра со злом. А именно – злые могут быть отчасти добрыми, а добрые – очень даже злыми. И более того – именно ты, рыцарь в сияющих доспехах, можешь быть самым настоящим носителем зла! К сожалению, для защиты от этой мысли у нас внутри выстроены мощные механизмы психологической защиты, поэтому при столкновении с ней есть два варианта: 1) эту мысль в принципе отвергает мозг; 2) мозг говорит: «Ты злой? ну так, значит, зло – это отлично, зло – это так, как должно быть, это естественно, а все добренькие – идиоты!» После этого ты носишь черную кожаную косуху и играешь за зергов или пускаешь в ход красивую мошенническую схему и покупаешь навороченное авто (внешние проявления могут быть самыми разными, зависит от таланта и возможностей). А если еще почитать Ницше, то понимаешь, что всякая мораль и нравственность – это вообще ловушка для недочеловеков.

Наконец, может наступить и финальный этап. Ты понимаешь, что если зло – это нормально, то все тлен и проще лечь и умереть прямо тут. Хотя и может на минутку захотеться себя убить (тоже ведь борьба со злом).

Так вот если ты пережил эту минуту отчаяния и не вскрыл себе вены, то можешь начать интересоваться христианством (как это случилось со мной). Раньше этому мешали как минимум три вещи: 1) невозможность принять тот факт, что ты плохой (10 заповедей устарели, так что это нормально, что я меняю парней); 2) уверенность, что ты лучше всех знаешь, что делать со своей жизнью (а «религия – это инструмент управления массами»); 3) негероическая личность главного героя – собственно, Христа.

И в тебе начинает брезжить мысль, что зло – это зло и ты – плохой. Но где-то есть и хорошее. Мечом махать бесполезно, но надежда есть. Ты понимаешь, что главный твой враг – внутри тебя. И ты задаешь себе вопрос: а что же делать, если нельзя победить зло, просто кому-нибудь вломив? Если от борьбы со злом количество зла только возрастает? И вот тут появляются всякие интересные вещи вроде «подставь левую щеку». Это очень трудно для восприятия. Это как геометрия Лобачевского и квантовая механика, вместе взятые, – только в области понимания добра и зла. Ты начинаешь понимать, что НЕ вломить кому-нибудь – сложнее, чем вломить. И еще много чего интересного. И вдруг героические персонажи книжек становятся плоскими и меркнут на фоне Иисуса, который говорит об умопомрачительных парадоксах и заявляет, что он знает способ победить зло внутри себя! И демонстрирует это. Показывает, что без зла можно обойтись, что можно победить зло добром, а не другим злом. И ты понимаешь: «Се – Человек», в смысле вот это Человечище! И все остальные герои и сюжеты бледнеют перед сюжетом Евангелия, в котором собраны все самые сложные драмы, самая глубокая психология и самый эпичный эпос. И еще в нем самый обаятельный и мощный герой, которому хочется подражать.

Быть хорошим без религии?

«Зачем молиться и верить, если можно просто быть хорошим?» – недоумевают люди. Такие наивные и милые, сама такой была… Вообще, человеку очень легко чувствовать себя хорошим, по себе знаю. И поэтому так легко верится, что каждый человек может просто «поступать хорошо». Поэтому многие люди уверены, что им не нужна ни мораль (я сам всегда отлично различаю добро и зло), ни вера, ни прощение – ведь если я хороший, то за что меня прощать и к чему мне все эти древние книжки и попы сомнительной нравственности?

И мне хочется сказать: а ты вот попробуй быть хорошим. Ну вот попробуй – серьезно. К примеру, попробуй не просто не говорить грубость, когда очень хочется, но и вообще любить тех, кто вроде как должен бесить. А еще если ты, к примеру, устал и голодный… Интересно, получится? У меня что-то не получалось – даже быть средненько доброй с ближними, просто построить минимально добрые отношения с близкими. Не клеилось, и все.

По моему опыту, стоит только всерьез попробовать «быть хорошим», как взмолишься Богу: «Господи, я вообще ничего не могу, я такой гад на самом деле, что делать, нет сил, ПОМОГИ!» Сразу забываешь про всех попов на «мерседесах» и в часах. Сразу открывается такая навозная яма в душе, что зажмуриваешься в ужасе. Только и причитаешь: «Господи, помоги!» Вот тут-то действительно понимаешь, что светская этика что-то бледновата и нужны все эти «средневековые религиозные пережитки» – а именно настоящий всесильный Бог, – чтобы вытащить тебя из этой навозной ямы. Кто хоть раз в нее всерьез заглянул, в эту яму (которую люди поэтические именуют бездной), того уже не прельстят рассуждения добряшек-гуманистов, которые за «добро просто так, оно же в человеческой природе».

Ага, конечно, на словах-то мы вроде все добрые. На словах-то добро у человека в природе. А вы на практике попробуйте. А никто пробовать не рвется – все ведь и так достаточно хороши – в смысле не убиваем и не насилуем, уголовный кодекс блюдем – к чему эти религиозные перегибы, что уж, и обидеться нельзя? Да и сами эти, религиозные, не очень-то – вон есть злые, и агрессивные, и на «мерседесах»… в общем, можно расслабиться, я не хуже ихнего. Чего напрягаться, я и так хороший.

Клайв Льюис писал: «Ни один человек не знает, насколько он плох, пока по-настоящему не постарается быть хорошим». А мне хочется добавить: ни один человек не сможет быть по-настоящему хорошим, пока не поймет, насколько он плох. И не просто плох, а настолько бессилен и безволен, что не в состоянии эту плохость победить. Вот только тогда есть шанс получить сверхъестественную помощь. Ведь фарисеи тоже были «хорошими», и поэтому грешники, которые хотя бы понимали, что они грешники, и оказались ближе к спасению.

Но почувствовать себя плохим сложно. Гораздо приятнее чувствовать себя хорошим – и причитать, как плох мир вокруг, катить бочку на равнодушных друзей, на неверную возлюбленную, на бюрократов, на жену, на соседа, на мировое правительство, на казнокрадов и душителей свобод. Вот и приходится разрываться между сплетнями про коллегу и смакованием последних новостей про попов на «мерседесах» и прочие ужасы «этой страны». Главное – не заглянуть случайно к себе в душу.

Зачем быть добрым?

Когда я пыталась пойти по пути «зачем быть христианином, если можно быть просто добрым?», то этот вопрос в итоге переформулировался так: а на кой вообще быть добрым, если ты не христианин? Если Бог есть, ты хотя бы получаешь бонусы в виде сдвигания гор и Царствия Небесного. Если Бога нет – то бонусы от добра весьмааааа сомнительны. То есть когда я была последовательной атеисткой, я была и вполне последовательной аморалисткой.

Я часто слышу обвинения в том, что христиане постоянно кривят душой и выкручиваются, когда надо обсуждать жестокости Бога или жестокости инквизиции. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, как начинают вилять «моральные материалисты», когда им надо обосновать добро! Натурально, надо вертеться как уж на сковородке, чтобы аргументировать за добро без привлечения «иррационального».

А вот если быть до конца честным, то получается скорее как у одного комментатора в моем блоге: «Я прихожу сейчас от своего атеизма к тому, что действительно никак нельзя объяснить понятие совесть, ну вообще никак, с точки зрения теории эволюции его не должно существовать абсолютно и никак. И мне лично кажется, что только христианство дает ответ на этот вопрос цельно».

Добро, совесть – все это абсолютно нелогично с точки зрения материализма. Каких только разнокалиберных попыток научно обосновать добро я не перебрала, пока была атеисткой! Все они ужасно пресные, неубедительные, мало что объясняющие. Ну, к примеру, что «сотрудничество у нас в генах» и выработано эволюцией. Ну хорошо: история показывает, что люди успешно сотрудничают определенными группами, попутно отправляя представителей других групп в газовые камеры. Ой, ну да, конкуренция – это же тоже эволюционный инструмент… Так чем тогда вообще «добро» отличается от «зла», чем тогда газовые камеры хуже сотрудничества? Побеждают сильнейшие – все во благо эволюции.

И вот так всегда случается с «научно обоснованным добром»: оно вечно с душком, подразумевает то концлагеря, то эволюционно обоснованную мужскую полигамию, то еще что-нибудь эдакое. У Достоевского Великий инквизитор как раз хочет двигать добро без веры и обосновывает вновь пришедшему на землю Христу, что он вообще тут лишний. Когда «Бога нет» и через человека он не действует, то человек превращается просто в некачественный биоматериал, который поневоле приходится облагораживать бесчеловечными методами.

То есть на фоне вегетарианских попыток выработать стерильное гуманное «добро без Бога» убедительным выглядит только полный аморализм. Он редко формулируется как «Добро – а на фига?» Скорее как «А мы сейчас сделаем свое прогрессивное добро с блэк-джеком и концлагерями». В общем, все как у Ницше. Нацист с винтовкой выглядит в таком свете честнее, последовательнее и привлекательнее, чем прекраснодушный интеллигент, который пытается что-то обосновать «за гуманизм».

Потому что «добро без Бога» неизбежно превращается в унылое морализаторство. Я могу понять, зачем любить ближнего, чтобы двигать горы. Но попробуйте убедить меня, что надо любить ближнего, потому что это хорошо и эволюционно обоснованно. Я ухмыльнусь и скажу, что естественный отбор рулит, – и с чувством полного удовлетворения пущу ближнего на мыло. И это будет вполне философски обоснованно, честно и последовательно.

Аморальный Христос

Вообще Христос – личность аморальная и безнравственная. Он скорее похож на какого-нибудь доброго разбойника, чем на учителя нравственности.

У Честертона прочитала такую мысль: до и после Христа было много писателей «в нравственном духе». По большей части все они пережевывают одни и те же общие места. В отличие от всех этих учителей нравственности, Христос не говорит банальностей.

Действительно, Христос хвалит раздолбайку Марию, а не хозяйственную Марфу. Над блудницей не произносит нравоучительную речь о вреде блуда, а приводит парадокс, который сразу разгоняет всех борцов за нравственность. С фарисеем и мытарем то же самое: Христос не говорит о том, что нравственная жизнь рождает душевное спокойствие. Христос не говорит о том, что добродетель – источник богатства и семейного благополучия, а превозносит бродяг и бомжей, заодно говоря, как трудно богатому войти в Царствие Небесное. Про семейные ценности и говорить нечего: как их только Иисус не принижает: говорит, что «враги человеку домашние его»; одному ученику не дает проститься с родными, а другому вообще говорит, что проповедь важнее похорон отца и нужно «оставить мертвым хоронить своих мертвецов».

В общем, Христос постоянно рвет шаблон своим слушателям. Это плохие новости для тех, кто считает Христа просто учителем нравственности, при этом часто подразумевая, что нравственность – это мило, но она немного устарела. Да, добродетель устарела еще 2000 лет назад при Римской империи, не зря добродетельные и просвещенные римские граждане постепенно скатились в тиранию, эзотерику и прочий угар. Нравственность – это человеческое, слишком человеческое. Слишком общее. Слишком унылое. Всем юным и горящим сердцем плоды нравственности кажутся не плодами, а сухофруктами. Именно поэтому я так зачитывалась Ницше в свои 18 лет – Ницше, который честно спрашивает:

«А с чего человеку вообще быть добрым? Жизнь – это хаос, который с потрохами сожрет вас с вашей унылой схематической добродетелью. Нравственность – это для слабаков и деградантов».

Но в Христе и христианстве есть нечто поинтереснее, чем добродетель. Нравственность – это хорошо, но в этом случае лучшее – враг хорошего. Христос был революционен по отношению к добродетели своего времени и остается революционным и по сей день. В нем есть загадка, парадокс, неумирающие сила, энергия, свежесть, вызов. В христианстве, как и у Ницше, «человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком». Христос учит не как вести здоровый образ жизни, а как ходить по канату. А лучше – летать.

Добро – это не главное

«Мне кажется, что центр всего Евангелия – не в этическом учении», – говорит митрополит Антоний Сурожский.

Главная проблема светской этики – то, что она проваливается в никуда. Непонятно – зачем быть добрым? Мой давний знакомый отец Иоанн, специалист по теме основ православной культуры в школе (и их альтернатив), как-то рассказывал, что в школьных учебниках по светской этике пытаются невнятно аргументировать некий «разумный эгоизм». Вроде как эгоистом быть стыдно, а альтруистом глупо. Надо выбирать что-то среднее.

Но Ницше вот убедительно и художественно доказал, что злым быть полезнее и разумнее. Про Макиавелли я вообще молчу. Так что в общем и целом остается прав Достоевский – если Бога нет, то все позволено.

Цитату митрополита Антония Сурожского я взяла из его бесед с атеистами. Атеист, который общается с митрополитом, говорит, что «мифология» веры – это, конечно, ерунда, но зато христианство дало человечеству этическое учение. А митрополит говорит, что центр учения Христа не в этике, вызывая у атеиста легкий шок. Мне на самом деле это «мракобесие» теперь тоже стало глубоко понятно. Суть в том, что добро действительно полезно. Но при этом задействуются кое-какие неочевидные закономерности из того самого «невидимого мира», «мифологии». То есть то, что ты сделал гадость и получил выгоду, – это видимая вещь, ее Макиавелли и Ницше отлично разглядели. А вот то, что ты сделал гадость, а потом заболел? С виду связи нет, с материалистической точки зрения действует случайность. Но с точки зрения закономерностей невидимого порядка, которые описаны в Евангелии, связь самая очевидная.

Бог дал человеку правила добра не потому, что у Бога синдром маленького начальника, не потому, что хочет человека в чем-то ограничить, а потому, что хочет научить человека, как правильно применять свою жизнь, чтобы не сломать ее. Бог, дающий скрижали Моисею, похож на маму, которая говорит не совать пальцы в розетку и не глотать жвачку. Бог в курсе, как пользоваться этим миром, потому что сам его делал. У зла нет никакой самостоятельной природы, как нет самостоятельной природы у несоблюдения техники безопасности. В принципе, для людей просветленных добра и зла действительно нет. Кто уже прочувствовал логику божественного, тому костыли этики вообще не нужны. «Люби – и делай что хочешь», – советует блаженный Августин. Потому что вся система нравственности – это только комментарий для тех, кто не понял сразу тему про любовь. Этакие мнемонические правила для первоклассников. Когда учишься печатать вслепую, невозможно поверить, что когда-нибудь сможешь печатать слова, не глядя на клавиатуру, не думая при этом о буквах и вообще не вспоминая, куда тыкать. Но со временем это приходит. Я уверена, что со временем можно освоить «слепопечатание любви», то есть делать добро без специального размышления о добре. Быть «по ту сторону добра и зла», раз уж зашла речь о Ницше. Но изучать добро, забывая про любовь, – все равно что досконально разучивать расположение букв на клавиатуре и при этом ничего не печатать. Бог дал Моисею подробный алфавит, но потом заметил, что люди слишком сконцентрировались на алфавите и при этом не используют его, чтобы общаться с Богом. Я думаю, каждый знает об этом противоречии на опыте изучения иностранного: что лучше – подробно знать английскую грамматику или уметь общаться с носителями языка? Без настоящего «носителя языка» добра, Бога, язык этики – мертвый язык. Любители добра и носители гуманистической этики в этом случае – просто ребята со странным хобби, над которыми потешаются все разумные, безнравственные и эффективные. Но в логике веры действия добра – это реальный «язык», это код, который задействует определенные механизмы в невидимом и пока еще не объясненном пространстве. При этом действия добра – это и есть те «слова», на которые Бог отвечает. Слова человеческих языков для Бога гораздо менее интересны и слышимы. Собственно, поэтому «не всякий, говорящий Мне: „Господи! Господи!“ войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7: 21).

Практичный сатанизм

Сатанизм во всех своих видах – глубоко практичен, эффективен и даже гуманен. У Честертона встретила интересную мысль, что идолопоклонники, приносившие массовые жертвы детей своим жутковатым демонам, – это были не какие-нибудь дикари, а представители высокоразвитых и даже уже несколько упадочных цивилизаций. Например, Карфаген был продвинутым современным мегаполисом с высокой деловой активностью. Это не мешало его интеллектуальной элите сжигать младенцев на жертвенниках Ваалу (Молоху). Зачем? Для успеха в делах, разумеется. По мнению Честертона, такие жертвы были вполне эффективными: дьявол всегда с удовольствием идет на сделку и выполняет обещания в полном объеме (условия «мелким шрифтом под звездочкой» обнаруживаются потом).

У Сологуба есть отличное стихотворение, иллюстрирующее такие деловые отношения:

 
Когда я в бурном море плавал
И мой корабль пошел ко дну,
Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол,
Спаси, помилуй, – я тону.
 
 
Не дай погибнуть раньше срока
Душе озлобленной моей, —
Я власти темного порока
Отдам остаток черных дней».
 
 
И Дьявол взял меня и бросил
В полуистлевшую ладью.
Я там нашел и пару весел,
И серый парус, и скамью.
 
 
И вынес я опять на сушу,
В больное, злое житие,
Мою отверженную душу
И тело грешное мое.
 
 
И верен я, отец мой Дьявол,
Обету, данному в злой час,
Когда я в бурном море плавал
И ты меня из бездны спас.
 
 
Тебя, отец мой, я прославлю
В укор неправедному дню,
Хулу над миром я восставлю
И, соблазняя, соблазню.
 

В общем, договор с дьяволом, ворожба, демонопоклонничество, пытки, оргии и человеческие жертвы могут быть вполне себе эффективны. Вера в Бога – это не для серьезных людей, а для мечтателей, раздолбаев и фантазеров. Бог отвечает всегда неизвестно как и порой совсем не так, как ожидали. Бог дает то, что нам полезно, а не то, чего мы ХОТИМ. С человеческой точки зрения он бывает несправедлив и порой совершенно непредсказуем. Поэтому для прагматиков и реалистов «заповеди добра», за нарушение которых не прилетает сразу молния и за выполнение которых с неба не падает сразу манна, – это просто морализаторский бред. Камни – это камни, хлебы – это хлебы.

Вы можете подумать, что сожженные на алтаре Молоху младенцы – это ужас-ужас-ужас, и люди, которые делали это, все-таки не так продвинуты и цивилизованны, как мы. Да я вас умоляю! Археологи нашли всего 200 тысяч трупиков в развалинах Карфагена. При этом миллионы абортированных младенцев современной цивилизации – это точно такие же жертвы во славу «успеха, свободы, процветания и самореализации». Эти жертвы так естественны, объяснимы и практичны, что только очень отсталые религиозники могут возражать против них. В нашем гуманном и свободном мире сатанизм стал такой бытовухой, что даже растерял всю романтику типа пафосных одежд жрецов и красивых жертвенников для младенцев. В общем, мы стали еще более деловыми и практичными, чем почитатели Молоха.