Текст книги "Дневник бывшей атеистки"

Добрые эгоисты

«Ох уж эти альтруисты, добряшки и праведники – говорят, что делают добро другим, а на самом деле делают добро только себе, чтобы почувствовать себя хорошо! Вот же лицемеры и ханжи».

Примерно так я думала, когда была атеисткой. Аргумент против «добра другим» казался мне неопровержимым: добро всегда, в любой ситуации загрязнено эгоизмом, так зачем же вообще стараться быть добрым к другим? Лучше следовать заветам сверхчеловека, и честно признать, что мое Эго – мера всех вещей и всех моих поступков, и честно служить своему Эго.

Вообще, попробовав делать добро, человек неизбежно сталкивается с полной своей немощью в этом деле. Христианство учит принимать это как данность – человек грешен, и все человеческое добро очень относительно и всегда подпорчено грехом. Но смириться с собственным несовершенством ой как трудно, это ужасно ранит самооценку. Срабатывает перфекционизм (еще одно имя гордости): если я не могу быть идеально добрым, то уж лучше буду окончательно и бесповоротно мерзавцем! Ну правильно, мерзавцем-то оно как-то лучше получается: приятней покрасоваться своей неправильностью, чем, спотыкаясь, ковылять по пути самосовершенствования. Мировой рекорд на стометровке все равно не поставлю – так что лучше лежать на диване и посмеиваться над сторонниками ЗОЖ.

Муж подбросил хорошую притчу в тему:

Брат сказал авве Пимену: «Когда я подаю брату моему немного хлеба или другого чего, то демоны укоряют мою милостыню, будто она подается из человекоугодия». Старец отвечал ему: «Хотя бы твоя милостыня подавалась из человекоугодия, но мы все же должны брату давать нужное». И рассказал ему следующую притчу: «Два земледельца жили в одном месте. Один из них посеял и собрал немного хлеба, хотя нечистого, а другой, поленившись сеять, не собрал ничего. В случае голода кто из них будет иметь пропитание?» Брат отвечал: «Тот, кто собрал немного хлеба, хотя и нечистого». Старец сказал: «Так будем же и мы сеять немного, хотя даже и нечистого, дабы не умереть от голода».

В один прекрасный момент мне пришлось признать, что я только и делаю, что «сею нечистый хлеб, чтобы не умереть с голоду». Что с высокими устремлениями у меня все очень туго и я просто хочу перестать быть несчастной. И я не хочу быть «правильной» и уж тем более люто благочестивой – а просто хочу быть счастливой. И даже то жалкое несовершенное добро, на которое я способна, делает меня счастливой – или сразу, или в ближайшей перспективе. То есть, чтобы делать добро, не нужно быть альтруистом – нужно просто хотеть быть счастливым. К тому же практика показывает, что если рассматривать добро как самоцель, можно быстро скатиться в ханжество и «добро напоказ»: то есть остаться с пустым желудком, попытавшись сеять только экологически чистый хлеб. А счастье – это прекрасная цель, пусть и человеческая, слишком человеческая. И добро – отличный инструмент для его достижения. Так что будьте эгоистами – делайте добро.

Отрицательные, но привлекательные

Обсуждали с друзьями кино и пришли к выводу, что про каждого злодея можно снять проникновенный художественный фильм, который бы показывал его действия с лучшей стороны и раскрывал бы его глубокий внутренний мир. Кроме того, в реальной жизни люди сами как бы делают себя героями такого фильма: все, кто делает зло, живут в своем выдуманном мире, где это зло логично, оправданно и даже красиво.

Я часто думаю, почему так популярны сериалы вроде доктора Хауса или Декстера? Ну и вообще про всяких «честных и симпатичных» фриков, сволочей, отбросов, маньяков, вампиров, мутантов, психопатов – я уж молчу про банальных воров и мафиози. Может быть, именно потому, что каждый из нас внутри чувствует себя эдаким темным эльфом и благородным разбойником? Вот я, такой обаятельный подлец с разбитым сердцем, мятущейся душой и трудным жизненным путем. Да, я делаю гадости, но ведь вынуждают же ЭТИ! Необаятельные и неглубокие мелкотравчатые злыдни. А я – израненный людьми падший ангел, жертва обстоятельств.

Именно поэтому людям так сложно бывает принять «отсталую традиционную мораль», где все предельно просто и конкретно, черное – это черное, и белое – это белое, и нет приятно ласкающих глаз оттенков серого. Где нет никаких «смягчающих обстоятельств» и нет виноватых, кроме тебя (фразу «Вопреки обстоятельствам» вообще можно сделать лозунгом веры). Покаяться – это и значит перестать себя обманывать, выйти из своего выдуманного мира и признаться, что это именно ты – банальный несимпатичный гад, и ты делаешь именно зло, а не «необходимые и вынужденные действия, продиктованные обстоятельствами». Казалось бы, все просто. Но по жизни оказывается – ох как непросто… Гораздо приятнее думать о себе, как в песне «Сплина»: «Прошу считать меня отрицательным, но привлекательным».

Свобода, честность и любовницы

Прочитала, что у знаменитого советского физика Ландау было расписание любовниц: по четвергам жена одного диссертанта, по пятницам – жена другого диссертанта. Ну и так далее. А что же жена Ландау, химик и в свое время первая красавица факультета? Жена Ландау запиралась в комнате, пока муж действовал согласно расписанию. И тихо ненавидела его, конечно, а потом снова любила – он же гений и обаяшка. Брак, достойный кисти Босха. Будь в те времена психотерапевты, один из них мог бы написать бестселлер, пообщавшись с женой Дау (так ласково называли Ландау друзья).

Это не история про то, что восхищаться самовлюбленными гениями женщинам лучше издалека, чтобы потом не запираться в комнате и не пить коньяк с горя. И даже не про то, что любовь-ненависть – это вовсе не любовь, а созависимость, садомазохизм и еще что угодно другое. Это история про то, откуда растут ноги у зла вообще и у «относительности морали» в частности.

Дело в том, что у Дау была своя теория, которая объясняла, почему он не верблюд. Она была такая: все мужики изменяют, лгут и выкручиваются. Так зачем же лгать и выкручиваться, если можно изменять как честные интеллигентные люди – приводя любовниц домой по расписанию?

Ландау ни в коем случае не хотел признать себя плохим мужем и просто подлецом – гораздо проще было признать мораль устаревшей: ведь ВСЕ изменяют. Значит – это нормально. А ненормально только то, что при этом лгут и изворачиваются. Так, в конце концов, тварь я дрожащая или право имею?! Конечно, имею, ведь я же свободомыслящий человек! То есть Дау даже не захотел стыдиться своих действий: они были оправданы по всей форме. Мысль «а может все-таки МОЖНО не изменять» в такой системе, конечно, отбрасывается.

История Дау и его жены – иллюстрация вечного принципа, что гордость и «хорошесть» – это главное топливо зла. Именно поэтому Христу было проще обратиться к откровенным грешникам вроде мытаря или блудницы, чем к самоуверенным фарисеям. Признание себя грешным и плохим дает шанс поступать иначе. Оправдание себя, признание себя хорошим и правильным дает злу качественный скачок: от обжимания любовниц по углам до расписания вытуривания жены в другую комнату. В исторической перспективе этот принцип позволяет перейти от убийств в гневе к массовым расстрелам «неправильных людей». Обоснованным, разумным и необходимым расстрелам по расписанию. Ведь мы же свободомыслящие разумные люди.

Котята в темноте

«Лет с 14 я уверен, что дальше – только хуже. Сейчас мне почти 22, моя уверенность только подтверждается. Никакого вечного Рая, Ад Здесь и Сейчас. Любые политические телодвижения – фикции. Вся духовность – фикция. Все Юги – Кали-Юга. Все хорошее под девизом „всё еще нет“. Китайцы считали страшным проклятием пожелать человеку жить в эпоху перемен. Я говорю, что мы живем в вечную эпоху перемен только к худшему. Давление Ничто, которое не обладает никакими признаками Нирваны или Сатори или Предвечной Бездны, которые мнят себе некоторые наивные детишки. Я искренне и со всем ужасом восторга считаю, что мы живем в самое прекрасное время».

Этот пост я увидела недавно на стене Вконтакте у человека, который люто ненавидит меня с моим елейным христианством и бодро призывал меня посадить на кол. У одного из тех интеллектуалов-консерваторов, которые считают себя главной силой сегодняшнего дня. Когда я читаю эти строчки, мне хочется плакать. Очень важно, когда человек искренне пишет о том, что является сутью его жизни. Мне кажется, одно это уже способно приблизить его к пониманию.

И вот я читаю эти строки – то же самое могли бы написать тысячи людей вокруг нас: с бритыми черепами или языческими ободками (хайратник, что ли, это называется?), люди с металлом на всех частях тела или с золотым крестом на груди, в черной футболке или в строгом пиджаке. Все они – поклонники Силы. И вот мы читаем историю поклонения Силе. Эти люди уже живут в аду, и этот ад – внутри. Внешний кажущийся ад, который якобы бушует вокруг них, – только проекция внутреннего ада, хотя кажется, что наоборот: мол, это не мы такие, это жизнь такая, Кали-Юга и все дела. Единственный способ успокоить себя – это представить, что ты тоже Зло, мощное и суровое, ты причастен к нему, и поэтому тебе не так страшно. Так я в детстве боялась чудовищ у себя под кроватью и под конец начала представлять, что мы с ними дружим. Однако жизнь в этом быстро тебя разочаровывает. Чудовища под кроватью совсем недружелюбны и готовы тихонько жрать тебя изнутри, по-дружески откусывая по чуть-чуть, пока ты с ними «дружишь».

Агрессия всех этих несчастных испуганных «мальчиков в черном» – только отражение страха. Не все достаточно смелы для того, чтобы, увидев опасность, остаться слабым и понадеяться на Бога. У большинства при виде опасности включается защитная реакция. Заставить себя быть слабым и подставить левую щеку может не каждый, для этого нужна большая отвага. Внешняя слабость – это отражение внутренней силы. И наоборот: показная сила, агрессия – это всегда отражение страха.

Человек боится, что все выходит из-под контроля, он видит себя слабым и беззащитным и начинает бешено барахтаться, беситься, материться, драться, курить и накалывать на руки черепа. Раньше мне даже нравились такие «мальчики в черном», теперь не нравятся: теперь я вижу, что все они – просто напуганные котята, плохо контролирующие себя и свою жизнь и из-за этой бесконтрольности постоянно находящиеся в состоянии истерической жути. Напуганные котята-конформисты, которые пытаются слиться с окружающей их темнотой. Которые пускают эту темноту внутрь в надежде защититься от нее. Точно так же язычники приносили жертвы злым духам, чтобы защититься от них. Все это – просто истерика беззащитного существа, которым мы все являемся. Конечно, если отвергаем наличие высшей защиты, которая сильнее, чем весь ад этого мира.

Такое скучное зло

Наткнулась в ленте у знакомого поэта на вдохновенный гимн во славу злу. Пост прекрасен чуть менее чем полностью, поэтому приведу целиком:

Все хорошее – это всегда цветы зла. Бодлер стал писать после того, как подхватил сифилис в 19 лет. Рембо к 19 годам успел уже завязать, бросил спать с Верленом, парижский абсент и уехал в Африку.

Возможно, величайший поэт XX века, Георг Тракль любил свою младшую сестру. Очень. Очень тяжело он перенес аборт, который ей пришлось сделать, не менее тяжело, чем она, возможно. Чередуя кокаин с вероналом (прекрасное название, кстати, первый барбитурат назван так в честь родины Ромео и Джульетты, из-за сходства с тем зельем, которое позволило увести дыхание Джульетты на такую глубину, что она казалась мертвой), Тракль писал про распад, вырождение, вымирающий старинный род, про раны и мертвых, про зверя, который стонет в чаще. Служил в полевом госпитале в Первую мировую. В очередной бойне ему пришлось несколько суток подряд латать распотрошенных солдат. Насмотревшись на распад, наслушавшись стонущих зверей, он вышел, чтобы сделать себе смертельную инъекцию кокаина. Ему тогда было 27.

Через 2 года его сестра в возрасте 25 выстрелила себе в голову на вписке. Зальцбург – это не Верона, Ромео с Джульеттой теперь из одного рода, но и время другое.

Вот тебе и религия новейшего времени. Как христиане обвиняли более древние религии в типичном языческом дуализме добра и зла, Спенты и Ангры, как Августин отрицал существование зла, объясняя его недостатком природного блага внутри той или иной формы, так я обвиняю и тех и других.

Нет дуализма. Все цветы растут из мертвечины. Чем хуже зверь, тем прекраснее он воет в своей синей чаще.

Блага нет… Благо статично, и хитрожопые греческие выверты с движением в самом себе и мышлением самого себя никого не интересуют. Благо = недвижение = несуществование. Существование – это щербинка, если повезет – трещина на теле «блага». Личность = болезнь, девиация, которая отличит тебя от другого и заставит существовать.

Путь к сверхчеловеку лежит через коридоры психбольниц, в палатах которых день за днем герои сражаются против объективной реальности. Через раскаленные решетки наркотиков и бетонных трущоб, на которых твоя здоровая плоть должна потрещать и подкоптиться. Никто еще не доходил туда живым, но идти больше некуда. Орфей спускается в ад не за Эвридикой, а за новой дозой. Дозой, с которой уже не вернуться обратно. Спускается и поет. Лучше, чем когда-либо.

Раньше я бы вдохновенно зарепостила. Теперь вижу всю наивность этих юношеских восторгов на тему наркоманов-сверхчеловеков. Однажды я поняла, что зло – довольно скучная и обыденная штука. Что касается гениальных творений – то это не цветы зла, а цветы добра, растущего вопреки злу. Наркоманов, алкоголиков и любителей собственных родственниц – пруд пруди. Ничего экстраординарного в этом нет. Процент гениальных личностей среди них ничтожно мал. В их творчестве – борьба добра со злом, балансирование на краю бездны. Обаяние «света, который светит во тьме, и тьма не объяла его». Добро, удачно оттеняемое злом. Божья искра, вспыхивающая посреди помойки. Когда зло окончательно побеждает – гениальный творец скатывается куда-нибудь в скучную порнографию и чернуху при дефиците прочих средств выражения. Помойка торжествует, искра гаснет.

Автор поста придерживается распространенного мнения, что добро – это фоновая норма («благо статично»), а зло – это феерический всплеск протеста против опостылевшего добра («трещина на теле блага»). На самом деле именно зло – это повсеместная норма. Мир лежит во зле, согласно библейской истине. Люди бесятся, орут, дерутся, употребляют, матерятся, делают аборты, насилуют гусей, стреляют с тоски себе в голову, скуриваются, спиваются, умирают от рака и гепатита. Они делали это пять тысяч лет назад, тысячу лет назад и практикуют это сейчас. Нравы не меняются – зло статично. На этом фоне именно добро – революционный протест против сатаны, который, как известно, князь мира сего.

Интересная мысль, что «личность – это болезнь, девиация». Смотря что понимать под личностью. Если торжествующее Эго, с головой ушедшее в самовыражение – то да, конечно, тогда личность – это болезнь и девиация. Силясь быть оригинальным, во всем своем видимом разнообразии Эго всегда повторяет одну и ту же шарманку тысячелетий.

Но может быть и совсем другое понимание: личность – это частичка Бога в теле животного, хрупкий мостик от земли до неба, «свет, который светит во тьме, и тьма не объяла его». Лестница, по которой человек поднимается и поет. Поет лучше, чем когда-либо.

Бывает ли зло ради добра?

Могу ли я убить ребенка, чтобы спасти человечество? Должны ли мы прикончить маньяка, чтобы защитить его потенциальных жертв? Могу ли я сжечь ведьму, чтобы спасти ее душу?

Все это варианты одной и той же проблемы – «зло ради добра». Куча моральных непоняток строится именно на ней. Вариаций можно придумать тысячу. Раньше мне тоже щекотали нервы подобные вопросы. Теперь я абсолютно спокойна на этот счет. Я подозреваю, что Бог вообще не требует от нас никакого напряжения сверх меры, решения «проклятых вопросов» и борьбы за счастье человечества своими силами. Тем более силами зла. Он требует только послушания, которое недвусмысленно описано в Евангелии. Заметьте, что Христос, например, не рвет рубашку на груди и не просится сам на Голгофу – наоборот, он просит Бога, чтобы его, по возможности, «минула чаша сия». В общем, совсем негероическое поведение для спасителя человечества. Зато «чашу сию» он принимает с покорностью, раз так надо.

Человечество всю свою историю только и делает, что пытается добиться рая на земле. И все как-то получается не очень. Почему? По-моему, потому, что мир – загадочен и механизмы его работы нам понятны мало. Зато они понятны Богу, который пытается дать нам простые инструкции по применению, а в общем говорит: «Следуй за мной, и не ошибешься». Но люди Богу не верят, все время пытаются найти тропинку покороче, выведать наверняка, где добро, а где зло, – и съедают в процессе какой-нибудь не тот плод.

Однажды я прочитала медико-биологическую статью, которая поразила меня в самое сердце. Формулы из органической химии я не поняла, но статья была про то, что после того, как при помощи прививок были уничтожены основные зоны распространения оспы, эти же территории стали основными зонами распространения… СПИДа. Просто раньше носители СПИДа вымирали в раннем возрасте от оспы, и поэтому СПИД не распространялся. Теперь вот оспу побороли. Авторы статьи с помощью хитрых органических формул показывают, что, если победим СПИД, распространится еще что-нибудь похлеще, доселе неизвестное. Интересно, что в триллерах к зомби-апокалипсису тоже вечно приводят попытки изобрести лекарство от какого-нибудь вируса.

Где-то тут кроется и ответ на вопрос: нужны ли добрые дела без веры? Можно биться об стенку и творить добро с пеной у рта – и получить совершенно противоположный результат. Добро по типу «сам добейся» очень мало способно улучшить, часто является сомнительным добром или добром а-ля «цель оправдывает средства», а в итоге такое добро нередко приносит и противоположный результат.

Недавно посмотрела фильм «Хижина в лесу», который сразу стал моим любимым триллером. Там проблема «зло ради спасения человечества» накалена до предела и решается в предельно симпатичном мне ключе. Расскажу только тот вывод, который я сделала после просмотра: «зло во спасение» – это и есть логика всех языческих жертвоприношений. Христианский же Бог принес в жертву сам себя, чтобы навсегда избавить человека от этих неприятных обязанностей. Христианство не требует жертв, Христос говорит просто – «бремя Мое легко», не напрягайтесь, доверьтесь Богу. Спасение одного человека или всего человечества – дело рук Бога, не стоит пытаться решать за него, действуя «более эффективными методами».

С этой точки зрения многие сложные моральные вопросы становятся гораздо проще. Должен ли я в рискованной ситуации спасать людей? Да, потому что так Бог сможет действовать через меня, и я надеюсь на его волю: если умру, то так и надо. Должен ли я ради добра и любви лечь под нож, чтобы умереть и стать донором сердца? Скорее всего, нет, потому что именно Бог выбирает, чье сердце должно пока еще работать.

Жестокий Бог

Почему злобный и жестокий Бог допускает страдания? Почему люди несчастны, забиты и голодают? Как же можно верить в такого Бога, который допускает страдания и войну?

А вы не замечали, что сытые, сильные, гордые – жрут друг друга и ненавидят? Что с ростом благосостояния в обществе частенько растет и разрыв между бедными и богатыми? Ну, нам для примера и ходить далеко не надо. Стоит людям отъесться и заматереть, как начинается война всех против всех.

Вот, например, в «Кукушках Мидвича» инопланетяне заселяют городок дитями-сверхчеловеками, испепеляющими маму с одного взгляда. В рамках, само собой, борьбы за выживание – ибо сильный побеждает слабого, марсохуман побеждает земного недохумана. Так вот, весь помет инопланетян в Мидвиче разбит на пары, но одному не хватает пары – девочка умерла. Именно из-за этой потери у него развиваются человеческие чувства, способность любить и сострадать.

Да, сильный побеждает слабого, но что делать, если сильного нет и слабы все? Кажется, вот тут открывается окошко для любви. Так где же лучший мир – в ночном клубе, где сытые и богатые ненавидят друг друга, или в разбомбленном городе, где голодающие жмутся друг ко другу? Где добро?

А на эти мысли меня навела вот эта простая история из блокадного Ленинграда:

«В нашей семье дошло до того, что дядя требовал кота Максима на съедение чуть ли не каждый день. Мы с мамой, когда уходили из дома, запирали Максима на ключ в маленькой комнате. Жил у нас еще попугай Жак. В хорошие времена Жаконя наш пел, разговаривал. А тут с голоду весь облез и притих. Немного подсолнечных семечек, которые мы выменяли на папино ружье, скоро кончились, и Жак наш был обречен. Кот Максим тоже еле бродил – шерсть вылезала клоками, когти не убирались, перестал даже мяукать, выпрашивая еду. Однажды Макс ухитрился залезть в клетку к Жаконе. В иное время случилась бы драма. А вот что увидели мы, вернувшись домой! Птица и кот в холодной комнате спали, прижавшись друг к другу. На дядю это так подействовало, что он перестал на кота покушаться…»