Текст книги "Вороны"

У Димы разум был воспалён, он лежал и мечтал умереть и вместе с тем боялся умереть внезапно, как ему чудилось. Его бросало из крайности в крайность.

Ведь раньше все же было нормально: он традиционно переругивался с родителями, встречался с девушкой, общался с друзьями, гулял до полуночи, получал удовольствие, снимая разные видео, разъезжал на мотоцикле по городу и спокойно ходил на работу. Куда все это делось – одному Богу известно.

Дима не мог найти причины, чтобы встать с кровати, также как он не находил смысл всем вещам, окружавшим его. Навязчивые мысли усилились: они как гаркающие во́роны, своим скрипучим голосом долбящиеся о череп, и эти во́роны были везде, о чем бы он ни подумал, куда бы ни посмотрел. Они вторили подавленному естеству, являлись озвучкой творившегося внутри хаоса, были эквивалентом всего самого страшного, что могло произойти с человеком, когда он один.

Мечась по кровати, Дима уголком разума осознал, что с миром снова сделалось что-то не то. Или с ним самим?.. И дело не в расплывчатом взгляде из-за обилия слез. Дело в той самой фоновой заслонке в мозгу, которая меняла восприятие мира настолько, что Диме казалось, что он отчужден от него и что реальность воспринималась не так как раньше, а словно со стороны.

Дима ударился головой в спинку кровати.

Не полегчало.

Он ударился еще раз, а потом еще и еще.

Дима взвыл. Должно же помочь хоть что-то, должен же быть выход из этого состояния. Он сжимал подушку в кулаках и прятал в ней красное от натуги слез лицо. Во́роны в голове не утихали. Это был самый пик, и самое страшное заключалось в том, что Дима понятия не имел, что будет дальше. Он чувствовал, как душа, это маленькое светлое создание, данное каждому при рождении, воет и скребется, как она, по своей сути ранимая, словно терпит наносимые ей неизвестно кем или чем порезы. Порезы были тоненькие, но болящие так сильно, как не болит ни одна большая рана. Дима задохнулся этой болью и думал, что никогда уже не сделает спасительный вдох.

Он успокоился только через некоторое время и наконец провалился в сон. Пару раз Дима просыпался, за окном уже вовсю разгорался полдень, но бодрствование не могло просочиться в его вены как бывало раньше в погожие деньки, поэтому Дима проспал до трех часов дня и даже после этого ощутил себя разбитым. Говорят, сон лечит. Ничего подобного. Когда ты просыпаешься с мыслью о том, что не знаешь, что делать со своей жизнью, сон тут мало чем поможет.

Ирис забрался на кровать и потыкался мокрым носом в димину щеку. Если бы Ирис не попросил таким образом есть, Дима бы вряд ли поднялся, вряд ли сделал бы себе чашку кофе, вряд ли бы проверил все пропущенные звонки на телефоне.

Звонков от Алисы не было, хотя когда-то она буквально доставала его звонками, находя сто причин поговорить или что-то попросить.

В основном звонки были от матери и несколько смс от Саши – он срочно просил димину «Хонду», чтобы покрасоваться перед одной девушкой на первом свидании.

«Без проблем», – написал Дима в ответ. Ему, если честно, было по барабану.

Матери он позвонил немного позже, когда оклемался от отголосков вчерашней истерии.

– Дим, дорогой, ты не забыл, какой сегодня день?

– Какой?

– У папы юбилей. Сегодня будет ужин, придёт несколько важных гостей. Ты должен присутствовать.

Дима тупо уставился в стену, едва осознавая, что от него хотят. Он лишь вымученно спросил:

– Когда?

– В шесть часов. И давай без опозданий. Целую.

Когда она сбросила вызов, Дима запоздало ответил бесцветное «угум».

Прошло ещё несколько минут, прежде чем он понял – он по-прежнему воспринимал мир не как раньше. Словно само его сознание где-то далеко, в глубоком космосе, а глаза просто транслируют картинку с Земли. До жути странное ощущение.

Дима прекрасно помнил, что творится на подобных званых ужинах с друзьями семьи, куда его позвала мать. Ну как друзьями – скорее, с партнерами по бизнесу. Шампанское и вино будут литься рекой под деловые разговоры на тему роста на своем поприще: кто-то в очередной будет рассказывать, как он решает нарисовавшиеся проблемы своей компании, кто-то очень пространный по своей сути обязательно будет говорить житейские мудрости, наподобие «если тебе нужно пройти с успешным человеком один километр – пройди с ним два» и так далее. Возможно, некоторые персоны станут критиковать денежную политику страны, некоторые – защищать, а потом, под воздействием градуса, непременно разговорятся еще больше и спросят у «младшего» поколения – у Димы – как оно относится к нынешнему макроэкономическому положению дел.

В основном приглашенные гости были приятными личностями, однако Дима не любил, когда с ним пытались поговорить, потому что почти у всех один разговор – деньги-бизнес-недвижимость, недвижимость-бизнес-деньги. Диму часто пытались вовлечь в подобные беседы, поэтому обычно он заранее готовил ответы на вопросы, которые гипотетически могут прозвучать в его сторону. Например, в прошлый раз, месяца три назад, у Димы спросили, какая самая важная инвестиция должна быть всегда в приоритете, а Дима незамедлительно сказал: «в себя, полагаю». Все это пройдено им уже по нескольку раз.

Дима с детства был приучен вести разного рода беседы – в такой уж семье он родился, однако это не означало, что ему это нравилось. Особенно сейчас. Дима был на грани того, чтобы позвонить матери и отказаться от застолья, однако, с другой же стороны, это был юбилей отца, нельзя пропускать такое событие.

Дима лениво собрался, надев свежий выглаженный твидовый костюм и подобрав под него лучшие туфли.

«Прежде всего люди смотрят на обувь, – прозвучало в его голове наставление отца. – Обувь – отражение твоего отношения к жизни, к себе и к окружающим».

Вложенные в него отцом «прописные истины» иногда одерживали над Димой верх.

Холодный ветер обычно щипал димино лицо. Он обожал нестись навстречу этому ветру, когда куртка нараспашку, шарф развивается где-то сзади, готовый слететь с шеи в любую секунду, а кроссовки словно даже не касаются земли.

Дима предвкушал встречу со своими школьными друзьями, ведь они планировали пойти на небольшой стадион во дворе, чтобы посоревноваться в беге на дистанцию. Он уже оделся и только коснулся ручки двери, как в коридор пришел отец, одетый как всегда строго и со вкусом.

– Ты куда? – спросил он.

– Гулять. Мы с ребятами собрались на стади…

– Погуляешь в следующий раз. Твой будущий репетитор назначил встречу из-за появившегося «окна», и он готов принять нас через сорок минут.

– Но я же обещал! – возмутился Дима.

– Не сегодня, – отец стоял на своем. – И переоденься. Где ты взял эти грязные кроссовки? Позорище.

Через пару часов, поднимаясь по лестнице роскошного ЖК, где жили родители, Дима перебирал в голове, кто ещё был приглашён. Геннадий Борисович, насколько он помнил, являлся завсегдатаем званных ужинов в семье Скобцовых. В целом, это был добрый дядюшка, которого Дима знал с детства, но он очень не любил, когда в пылу беседы все друг друга перебивали, оттого обычно он говорил громким басистым голосом, так, чтобы его было слышно даже в соседней комнате.

Была ещё тетя Света, пару лет назад бывшая первым партнером отца в его первом бизнесе, ещё когда он управлял небольшой закусочной у МКАДа. Между ними завязалась крепкая дружба и с тех пор она прошла через многие года, вне зависимости от того, в каком бизнесе отец продолжал пробовать себя на протяжении многих лет. Тетя Света предпочитала, чтобы ее не называли по имени-отчеству. Именно она постоянно пыталась поддерживать разговоры с Димой, считая, что ему было скучно на всех этих посиделках, и парадоксально именно она доставала его своим благонамеренным участием больше всего.

Кто еще должен прийти на ужин – Дима понятия не имел. Да и неинтересно это было знать. Его задача – послушно отсидеть за столом два или два с половиной часа и под предлогом утренней смены на работе благополучно удалиться к себе домой. В последнее время одиночество угнетало его, но он предпочел одиночество пафосному празднеству, которое обычно затягивалось до полуночи.

К родителям Дима приехал чуть раньше, чем требовалось, поэтому его, как полагается, запрягли помочь с сервировкой и прочим.

– Дима, ты сегодня будто в облаках витаешь, – сказал отец. – Спустись на землю.

– Что?

– Я уже несколько раз попросил тебя поставить салфетки в центр стола.

Салфетки находились ближе к отцу, было бы логично сделай это он сам. Дима ощутил себя так, будто уже заранее устал от спора, которого еще не произошло, поэтому придержал комментарий при себе и просто выполнил поручение.

Когда гости пришли, атмосфера в квартире стала оживать. Их пришлось встречать всей семьей, стоя возле входной двери, где сразу же послышались слова поздравлений, комплиментов. Как и предполагал Дима, Геннадий и Светлана тоже явились.

На душе стало немного легче от того, что в основном пришли знакомые лица и не придется с чистого, так сказать, листа целенаправленно производить впечатление.

Уже за столом состоялось вручение подарков, зазвучали пафосные пожелания, охватившие все сферы жизни отца. Он благодарно кивал головой и на удивление широко улыбался.

Через час-полтора, слегка одурманенные великолепным красным вином, все приглашенные пять человек, включая чету Скобцовых, начали бурно дискутировать. Все было хорошо, пока Андрей – известный в узких кругах инвестор – не обратил на Диму внимания.

– Ваш пацан немного приболел? – всегда общаясь на молодежном сленге, спросил он у диминой матери, как будто самого Димы здесь не было. – Выглядит как-то не так.

Все сразу же обратили на него внимание, повернув головы.

– О, это подростковое. Должно быть, с девушкой своей поругался, – беспечно сделал вывод отец.

– Я ни с кем не ругался.

– Милый, тогда что? – проворковала тетя Света.

Мать, с каким-то интуитивным озарением, чутко и с сожалением посмотрела на сына и захотела что-то сказать, но отец поспешно перебил ее.

– Простите за его безучастность, не знаю, что на него нашло. Что ж, не будем на этом задерживаться.

– Кстати говоря, – Геннадий Борисович, педантично заострив внимание на реплике про «подростковое», решил вставить свое слово. – Вы знаете что, если верить новой классификации ВОЗа…

Далее последовал долгий разговор про возрастные статусы и про то, что до сорока четырех лет человек еще пребывает в категории молодых. Потом тема плавно перешла на увеличение пенсионного возраста и затем – что неудивительно – снова переключилась на деньги.

Как только обозначенные в мыслях два часа прошли, Дима встал с места, извинился, что должен покинуть всех присутствующих, и начал собираться домой.

Вороны в голове так и не покидали его – лишь стали немного тише, однако не исчезли насовсем.

Дима боялся, что вчерашнее состояние снова возобладает над ним, поэтому позвонил Соне. Странно, что именно Соне – это вышло как-то на автомате. В списке вызовов она стояла намного выше, чем Алиса, поэтому получилось так, что Дима почти безотчетно набрал номер подруги.

– Привет, Дим. Что случилось? – Соня ответила практически моментально.

– Ты не спишь еще?

– Лежу в кровати, но не сплю. Как день прошел?

Дима не мог дать оценки этому дню, кроме как «нудный», «скучный», «бессмысленный». Ответил он немного иначе:

– Если честно, оставляет желать лучшего.

– У тебя голос как в прошлый раз. Такой…

– Какой?

– Не знаю, – выдохнула Соня в трубку. – Однотонный. Мы с Сашей заметили, что в последнее время ты очень странный.

Соня с определением немного не угадала, потому что, когда происходит попытка самоубийства и появляется истерика на ровном месте – это не странно. Это страшно. Но ни Соне, ни Саше об этом знать не надо. Дима по неизвестным ему самому причинам не хотел делиться происходящим с кем бы то ни было.

– Если это все Алиса, то я эту курву…

– Это не Алиса. Забудь. Просто поговори со мной.

– О чем?

«О чем угодно, лишь бы снова не накрыло, – про себя взмолился он. – Потому что мне кажется, что еще одного раза я не выдержу, потому что я чувствую, как обрывается нитка связи с этим миром, потому что ощущать себя оторванным от него и не видеть в нем смысла – это невыносимо».

– Вы уже купили коляску для малыша?

– Нет, мама считает дурной приметой покупать вещи для еще нерожденного ребенка. Как по мне, это глупости, но рожать не мне, так что… – Соня выдержала паузу. – А зачем интересуешься, Скобцов, неужели своего киндера захотелось?

Диме казалось, что до своего «киндера» он не доживет, но, естественно, не стал об этом говорить.

– Куда уж там. Ладно, – подытожил он. – Не буду тебя отвлекать. Пока, Соф.

– Пока, чудило.

Дима уже отрывал телефон от уха, как услышал.

– Дим?

Он прислушался.

– Что?

– Обещай мне, – на напряженном выдохе произнесла Соня. – Обещай, что ты обратишься за помощью, если что-то не так.

Дима немного подумал, едва не возмутившись.

– Конечно, – и сбросил звонок, довольно-таки смятенный словами подруги.

Какая помощь? Куда он должен обратиться? Он не сумасшедший какой-нибудь. Другое дело – ему понадобилась бы помощь, если бы его – чисто гипотетически – посещали галлюцинации, да и то в таком случае он нашел бы этому адекватную причину.

Спустя секунду этих размышлений Дима замер с осознанием – своему состоянию он причину так и не нашел. Впрочем, в следующий раз, когда его накроет, он скажет себе: «ты просто устал, такое бывает, это не останется с тобой навсегда».

В эту ночь подушка под его головой была не такой влажной, как в прошлый раз. Дима надеялся, что это прогресс.

Очень надеялся.

Я вдыхаю этот яд вместе с воздухом

На горизонте наконец мелькнуло приятное событие.

Каждый работник в кофейне, включая Диму, точно знал, что скоро состоится день рождения у одного прекрасного и незаменимого члена команды – у управляющего, или «УК», как все говорили. Управляющим была Лиля – молодая, амбициозная и очень разумная девушка двадцати девяти лет. В свое время она вытащила кофейню из упадка, поувольняла всех нечестных работников, подворовывающих определенные суммы денег и продукты, изменила убогий интерьер – словом, дала заведению второе дыхание. Это случилось около трех лет назад, и с тех пор точка – под всевидящим оком Лили, естественно – процветала.

Приближающийся корпоратив, устраиваемый в честь нее, был как бы сюрпризом, но очень предсказуемым сюрпризом, поэтому сама Лиля впряглась помочь с едой и напитками. Она знала все: кто придет, кто какую пиццу предпочитает, и знала, каким будет подарок для нее. Ежемесячно получая приличную сумму за должность управляющего, Лиля, как и многие в этом мире, предпочитала подарок деньгами, и именно это облегчило задачу команде, которая в прошлом году ломала голову на тему «а что же подарить?». В этом году сумма выходила чисто символическая, однако управляющая была не привередлива – главное, что помнят и что поздравляют.

Корпоратив наметили на двадцатые числа, и сначала Дима упорно не хотел там присутствовать, учитывая собственное шаткое состояние. Его уговорил коллега по цеху Паша, из аргументов у которого было припасено только «выпить в кофейне что-то покрепче кофе, да еще и поздно вечером – мечта!», и так как глубоко-глубоко внутри Дима оставался тем еще шалопаем, он согласился. Но по большей части не из-за выпивки, конечно, а потому, что устал видеть перед глазами одни только стены и потолок своей комнаты.

То жуткое истеричное состояние больше пока не возвращалась к нему. Если рассуждать логически, думал Дима, то все это объяснимо – проблемы с девушкой, постоянное недопонимание с родителями, отсутствие самореализации. Он рад бы взять на осознание себя еще пару лет, как это активно практикуется в некоторых странах Европы, но его окружали реалии другой страны, в которой промедление с выбором профессии считалось нехорошим фактором. Более того, Дима был воспитан как любой другой среднестатистический ребенок, поэтому вложенные в него «правила» жизни не позволяли ему поступиться ими, и на выходе получалось так, что душа хотела одного, а разум твердил «не по регламенту ты поступаешь, парень». Да, у Димы была явная тяга к камере, но это увлечение появилось недавно, и он еще не понял, хочет ли он сделать из хобби рутину, в которую оно обязательно превратиться при поступлении на специальность, а там уже и при дальнейшем поиске работы.

Итак, подытоживая все эти малоприятные моменты, можно было сказать, что у Димы всего лишь нелегкий период в жизни. Не более того. Справится. Соня в похожих ситуациях обычно говорила, мол, не дрейфь, и теперь Дима каждый день старался говорить это себе самому.

Неприязнь родителей к Соне началась еще в средней школе. Причина проста – Соня потакала всем диминым безбашенным затеям вместо того, чтобы, как «истинная подруга», отговаривать его от них. По мнению родителей, друзья это те, которые не дают списывать контрольные, чтобы друг выучил тему и сам успешно ее сдал, или, например, те, которые мыслят такими же высокими амбициозными категориями. Дима вспоминал себя в подростковом возрасте и пытался понять, какие, нафиг, высокие амбициозные категории, когда тебе всего лишь пятнадцать и основной твоей задачей является не оказаться на последнем месте, когда одноклассники меряются половыми органами. Словом, касательно темы друзей его представления сильно отличались от представления родителей.

Из друзей, которых Дима завел уже во взрослом возрасте, был Саша. Была и Алиса, но они быстро осознали и приняли далеко не дружескую зародившуюся тогда тягу друг к другу, которая со временем, к сожалению, превратилась в денежно-зависимые отношения. К слову, Дима в последний раз виделся с Алисой как раз на той съемке, и с тех пор прошло уже две с половиной недели. Они обменивались краткими сообщениями в мессенджере и на этом все.

Диме и вправду необходимо было отвлечься, поэтому в итоге он согласился остаться на корпоративе после вечерней смены.

Было девять часов. Дима уже успел провести уборку, отключить всю технику и переодеть рабочую форму на повседневную. Все бариста и менеджеры – Паша, Лера, Наташа, Егор, Тема – вошли через служебный вход, так как главный Дима уже закрыл. Лили еще не было.

– Димас, даров! Как отработал? – Тема пожал ему руку. – Народу много было?

– Обычный субботний поток, – Дима улыбнулся одними уголками губ. На удивление, сегодня он чувствовал себя более-менее нормально – общение с гостями помогло ему немного оклематься, расшевелиться, да и сами гости сегодня казались наиприятнейшими людьми, что бывало не каждый день. Внутри все равно скреблось что-то нехорошее, но Дима упрямо учился преодолевать это. Пока что все шло не совсем плохо.

В процессе подготовки ребята сдвинули несколько столов в центр кофейни, положили на них четыре большие коробки заказанных пицц и поставили несколько бутылок шампанского.

Совместный вечер, когда уже все было подготовлено, они начали непринужденно – с поздравлений и комплиментов в честь именинницы. Наверное, Лиля за всю жизнь так не краснела от смущения, как в этот вечер. В основном большие тосты произнесли Наташа и Егор, остальные лишь скромно дополняли выдуманные на ходу речи. Со своей стороны Дима пожелал Лиле здоровых нервов, учитывая сложность ее работы. Наверное, это были все слова, которые он произнес за первые полтора часа посиделок. Атмосфера располагала к веселым беседам, смешным анекдотам и прочим шалостям: свет они оставили приглушенным, выключив несколько основных ламп, заженные гирлянды, которые до сих пор никто не убрал после Нового года, делали обстановку уютной, даже вдохновляющей на некоторые откровения, а Дима…

Дима просто сидел, честно внимал каждому слову, но никак не мог определить основную нить разговора. Он знал, что так происходит не потому, что ребята скакали с одной темы на другую со скоростью света, а потому, что у него самого в голове творился какой-то бардак. Его снова накрыло черной меланхолией.

– … а новенький? – как сквозь стену послышались обрывки фраз из текущего разговора ребят. – Ну, которого сейчас нет.

– Миша что ли? – сказала Лера.

Паша кивнул.

– Именно про него.

– Он показался мне нормальным, когда я его собеседовала, – поделилась Лиля, лениво вертя бокал с шампанским в руке.

Ее фраза вызвала смех уже у прилично набравшихся ребят.

– Да ты, когда и нас, – со смеха хрюкнул Тема, – собеседовала, думала, что мы нормальные.

– И то верно, – поддакнула Наташа.

– Не отвлекаемся от темы, – напомнила Лера. – Так что у Миши, у новенького?

Паша хлопнул ладонью по столу.

– Делаем ставки, господа.

– Да ты просто скажи, дурень.

– Ладно. Циклотимия у него.

Больше всех молчали Егор и Дима. У Димы были понятные на то причины, а Егор был просто застенчивым парнем – ни слова не скажет, пока не появится реальная на то причина. И вот они вдвоем сидели и молча слушали, о чем разговаривала остальная команда, и лично Диме на каком-то подсознательном уровне не нравилась выбранная для разговора тема.

Тем временем ребята продолжали.

– А что за циклотимия?

– Ну, это что-то вроде биполярки, только стадии подъема и спада происходят намного чаще, – пояснила Наташа.

– Ясно, у нас, получается, половина работников на таблетках, – сказала Лиля спокойно.

В их коллективе это было, как ни странно, нормой. Эта кофейня всегда будто притягивала к себе нездоровых на голову людей, что задавало ситуации особую ироничность. Дима знал, какой у каждого диагноз и раньше спокойно относился к факту наличия у коллег разномастных расстройств. Сегодня беседа об этом приводила его в неприятное замешательство и вызывала в нем какое-то пока что неопределенное революционное чувство.

– Может, сменим тему? – сказал он наконец.

– А что, себя узнаешь? – явно в конец развеселившийся сказал Паша. – Ты странный в последнее время. Ты часом не в психопаты заделался, а?

Дима отреагировал моментально и против воли сжал кулаки.

– За это и в морду получить можно.

Лицо Паши сразу втянулось в недоумении.

– Димас, ты чего, я же шучу.

– А он, походу, нет, – настороженно произнес кто-то справа.

Все уставились на Диму. Его вид действительно оставлял желать лучшего, неудивительно, что вкупе с кратковременной вспышкой злости он выглядел слишком серьезно и мог произвести впечатление человека, решившего осуществить свое насильственное намерение.

«Бить морду» Дима, конечно, не собирался, но глупая пашина шутка заставила внутри отозваться резким, громогласным ПРОТЕСТОМ, которому сам Дима не нашел причины.

– Давайте лучше в карты! – воодушевляющим тоном предложила Лера, немного топорно сменив тему. Что ж, лучше так, чем продолжать ее.

Ребята согласились, забыв неприятный маленький инцидент, согласились все, кроме Димы, который с непонятно откуда взявшейся в нем неподатливостью ума продолжал мусолить произошедший между ним и Пашей диалог в голове.

Вечер был испорчен. Казалось бы, ничего такого не произошло, но что-то в мозгу Димы снова переключилось, и он снова впал в состояние, которого так боялся после последнего раза.

Он насилу высидел с коллегами еще час, а потом под предлогом намеченных планов покинул кофейню. Все это оставшееся позади веселье казалось фарсом, бессмысленной возней. Иногда Дима думал, что ему не девятнадцать лет, а глубоко за пятьдесят, когда в жизни уже ничего не радует, и вместо юношеской порывистости духа, вместо беспечности ты испытываешь только ощущение дышащей тебе в затылок старости, становишься ригидным и вместе с тем вечно озабоченным грядущими превратностями судьбы.

Дима шел по улице и ощутил, как весь его внутренний мир сжался до атома, становясь маленьким и бессмысленным, и затем просто перестал существовать. Ни-че-го. Пустота. Это чувство потерянности и потери, когда нутром ощущаешь, что ты что-то потерял, но так и не понимаешь, что именно – одно из самых острых, впивающихся под дых иглами осознания.

Дима и правда потерялся. Он не знал, как найти себя и не знал, что в целом он ищет. Сейчас было самое время включить «Город, которого нет», но Дима уже давно не слушал музыку. Он вообще перестал делать те вещи, которые когда-либо ему нравились – внутри он не нащупывал никакого желания, даже его отблеска, даже намека, и от этого хотелось взреветь. Самое горькое в том, чтобы реветь тихо, потому что голоса уже не хватает ни на что, и не того голоса, которым разговаривают люди, а внутреннего голоса, который вторит состоянию души и который определяет человека, как человека чувствующего, живущего. Когда ты мертв глубоко внутри, этот голос становится тише, а потом пропадает вовсе, и тогда у тебя остается только тело, увядающее вслед за душой, ты ощущаешь себя ровной полоской пульса на экране, которая сопровождается монотонным писком, когда кого-то отключают от аппарата жизнеобеспечения.

И в этом состоянии, когда Дима был разбит в дребезги, он позвонил Саше. Диме очень сильно хотелось напиться.

– Ты где? – сразу сказал Дима, едва Саша успел поднять трубку.

– Эм, дома. Время видел?

– Выходи. Буду около твоего подъезда через пятнадцать минут.

– Но я как бы…

Саша не успел договорить, так как Дима уже сбросил вызов. Иногда, в худшие моменты, в его характере проявлялась некоторая безапеляционность, очень похожая на грубость, но на самом деле к настоящей грубости не имеющая никакого отношения.

Как и было оговорено по телефону, Дима дошел до дома друга и стал ждать.

Саша вышел через пару минут – злой, нахохлившийся как воробушек, но явно охваченный интересом.

– Что случилось? Ты меня из постели выдернул.

– Мы идем в клуб.

– К чему такая спешка?

– Нужно выпить. Срочно.

Саша, что было ему характерно, почесал макушку с забавным, сомневающимся выражением лица.

– Ну, погоди – я деньги только возьму.

Дима его остановил.

– Забудь, у меня есть.

Клуб, в который они собрались пойти, был на набережной Москвы-реки. Желание Димы посетить подобного рода заведение было продиктовано его категорическим отказом быть в одиночестве в этот вечер. Лучше быть в окружении танцующей пьяной придурковатой молодежи, чем лежать на кровати и давиться соплями и слезами. К тому же, он сам хотел забыться, поэтому предварительно решил, что выпьет сегодня не менее пяти стопок текилы. У Димы болело и нарывало внутри, ему нужно было заглушить эту боль хотя бы чем-нибудь. Вообще, даже раньше, находясь в нормальном состоянии, Димы не был ходок по клубам, предпочитая компанию знакомых людей. Однако иногда стоило что-то поменять.

– Ты какой-то молчаливый, Дим, – осторожно произнес Саша, идя рядом.

Дима не знал, что на это ответить, однако сказал то, чем хотелось поделиться.

– Алиса мне изменяет, – он сказал это спокойным тоном и таким же спокойным оставаясь внутри. Ему необходимо было поделиться хотя бы малой частью того, что с ним происходило. Он не имел намерения рассказывать все, только самое, на его взгляд, незначительное, чтобы ради приличия поддержать какую-никакую беседу с Сашей. Алиса, отчего-то, действительно перестала иметь для него значение.

– Откуда ты узнал? – с той же прежней настороженностью поинтересовался Саша, подсознательно подстраиваясь под жесткую быструю походку друга.

– У нее на шее был засос. Не мой. Она даже особо его не скрывала.

– Собираешься поговорить с ней?

– Не вижу смысла. Мы давно начали отдаляться друг от друга. У тебя как с Таней? – Дима ловко перевел тему, сохранив основную суть, которая касалась отношений в целом.

– Свидание прошло хорошо. Кстати еще раз спасибо за «Хонду», она произвела должное впечатление. Правда однажды мне придется признаться Тане, что она не моя… – протянул Саша. – Ну, если отношения зайдут далеко, я не смогу продолжать ей врать. Хотя Таня не из тех, кто смотрит на дорогие шмотки и гаджеты.

– Нравится «Хонда»? Дарю.

– Ты, Дим, не принимай поспешных решений, – заметил ему Саша. – Щедрость это хорошо, но не когда она помножена на странное поведение.

– Саш, – Дима собрал всю волю в кулак, чтобы ответить ему крайне вежливо, – давай не об этом. Я нормальный, ясно? Не знаю, что вы там с Соней напридумывали, но я в норме.

Саша хмыкнул.

– И напиться ты вдруг просто так решил?

– Иногда это нужно.

Диме было все равно, что сейчас он говорил деструктивные вещи и собирался заняться такими же деструктивными занятиями. Если честно, если бы не желание напиться, он бы пошел, куда глаза глядят. Он не собирался возвращаться домой, только не сейчас, и плевать, что ночью по Москве есть риск напороться на какую-нибудь недоброжелательную компанию, которая, как минимум, спровоцирует на потасовку, если не повезет – да еще с кулаками.

На метро они молча добрались до нужной станции и прошли пешком пару километров до клуба.

У входной двери столпилась орава людей, жаждущих попасть внутрь. У всех наготове были паспорта в руках. Саше, в силу «заматеревшей» внешности, он не потребовался, однако Дима заранее достал документ из рюкзака. Очередь рассосалась быстро.

Стоило им сделать шаг на порог клуба, их окатил жаркий сопревший воздух, какой обычно бывает в клубах, где много народа, пахнущего потом и сигаретами.

Охрана проверила димин паспорт и дала им с Сашей по одному зеленому браслетику.

В основном зале стены рябили от яркого, скачущего по ним света разноцветных прожекторов, от громкости музыки с непривычки гудела голова. Дима не сосредотачивал внимание на этом слишком долго и сразу же протиснулся через толпу к барной стойке. Саша плелся где-то позади спокойным шагом, видимо, сегодня не имея такой явственной тяги к алкоголю.

– Что будешь? – спросил Дима, когда они оба оказались у бара.

– То же, что и ты. Сегодня у меня фантазии не хватает.

– Две стопки текилы, пожалуйста, – насилу улыбнувшись, сказал Дима вместо приветствия.

За баром стоял молодой человек, едва ли старше его. Он ловко, как в фильмах, проделывал трюки со спиртным, то и дело подбрасывая бутылки и быстро, маневром поднаторевшей руки, взбивая что-то в шейкере. Выдав предыдущий заказ, парень проступил к заказу ребят, и уже через десять секунд перед ними стояли две стопки текилы с солью по краям и лаймом, при виде которого Дима и наверняка Саша ощутили фантомное ощущение кислоты во рту.

За первой стопкой последовала вторая, потом третья, затем четвёртая.

– Пойду на танцпол разогреюсь, – решил передохнуть от алкоголя Саша. – Идёшь?

– Нет, иди без меня.

Диме просто хотелось сидеть на месте, спокойно пить и ничего не делать. Алкоголь уже проник в его сознание, оно стало меняться, плыть, а сам Дима обнаружил в себе ощущение легкости, эфемерного полета. В последний раз он напивался около года тому назад, и не сказать, что это был приятный опыт – он отходил от паленки три дня. В этот раз все должно сложиться иначе: он в дорогом, имеющим хорошую репутацию клубе, за барной стойкой его обслуживает профессионал, а на случай, если вдруг что-то пойдет не так и организм все же решит продемонстрировать сегодняшний обед всем посетителям заведения, то на этот случай есть Саша, который обязательно доведет его, пьяницу, до уборной. Не самый дурной план.