Текст книги "Геометрия случайностей"

Клара начала гладить платье, когда раздался телефонный звонок.

– Привет, Кларочка! – прозвучал грубый мужской голос в трубке.

– Здравствуйте, Оскар Абрамович!

– Поздравляю тебя с праздником – всё готово для пышного вечера! – торжественно заявил мужчина.

– Спасибо, я знаю, – сухо ответила Клара. – То же самое час назад мне сказал ваш сын…

– Кстати, я позвал директора благотворительного фонда «Мы Вместе», возможно, он придёт с несколькими своими партнёрами, – продолжал Оскар Абрамович, не замечая ропщущую интонацию Клары.

– Зачем? Я вроде просила никого не звать, кроме друзей и близких, я бы не хотела ничего рекламировать на своём дне рождения, – сказала Клара, едва сдерживая своё возмущение.

– Кларочка, тебе ни о чём не стоит беспокоиться! Это отличные, нужные нам знакомства, тем более помимо твоей круглой даты отметим ещё и повышение! Осталось только пару бумаг подписать. Сегодня будет практически полный состав совета директоров, вот я тебя им и представлю, а после ужина всё подпишем, как условились! – настаивал Оскар Абрамович.

– Можно и в другой день подписать контракт и прочие документы по переводу на новую должность, не обязательно всё делать сегодня! – капризным тоном сказала Клара, уже слабо отдавая себе отчёт в том, что разговаривала со своим начальником.

– Ну что же, совместим приятное с полезным и заодно воспользуемся поводом всё вместе отпраздновать! – спокойно, но категорично сказал Оскар Абрамович, добавив: – Кстати, Альберт приготовил для тебя сюрприз!

– Я сегодня не настроена на сюрпризы и благотворительные вечера! Это мой личный праздник, а получится бизнес-приём какой-то! – с раздражением ответила Клара, удивляясь настойчивости Оскара Абрамовича.

– Нет-нет, тебе точно понравится, мы всё отлично продумали: великолепный банкетный зал в старинном здании в центре Москвы! Будет весело, даже не сомневайся! – сказал Оскар Абрамович, будто не обращая никакого внимания на доводы, заботы и волнения Клары.

– Со своей стороны я не могу это утверждать с такой же уверенностью, – заметила Клара. – Вы прессу позвали?

– Да, несколько знакомых журналистов и фотографов, – немного нервно ответил Оскар Абрамович.

Никогда прежде он не наблюдал такого пререкающегося тона со стороны Клары.

– Я говорила Альберту, что хочу видеть лишь близкое окружение и простую неофициальную обстановку, без журналистики и профессиональных камер, – вновь вторила Клара.

– Что-то новенькое – все эти капризы, не замечал за тобой раньше! Сегодня у тебя круглая дата и ещё такое серьёзное повышение, это ведь надо запечатлеть должным образом?! Потом отправлю вас с Альбертом на Мальдивы в интимную обстановку, – тем же напевом настаивал Оскар Абрамович.

– Странно, вроде бы мой день, а все знают лучше меня, что мне нужно, – не выдержала Клара. Ей вдруг остро захотелось всему говорить «нет».

– Выпей вина, отдохни перед торжеством! Что-то ты сегодня напряжённая!

– Да что ж такое, все меня сегодня призывают напиться! Альберт то же самое посоветовал! – сказала она, совсем не узнавая себя, словно не Клара произносила эти слова и будто не со своим начальником разговаривала.

– Не напиться, а выпить, чтобы расслабиться! По всей вероятности, этот Рубинштерн-младший и тебе нервы хорошенько потрепал! – предположил Оскар Абрамович, пытаясь объяснить своими собственными заботам и настроение, и пререкающиеся манеры Клары.

– Рубинштерн-младший здесь вообще ни при чём! По-моему, он вполне грамотный и компетентный профессионал, а напряжённой можно быть и по личным причинам, – заметила Клара.

– Я видел, что вы уже успели наладить контакт при личной беседе в его офисе, – ехидно произнёс Оскар Абрамович, но тут же осёкся и добавил: – Вот и хорошо, что теперь у тебя новая, ответственная должность. Будем надеяться, что вам удастся найти общий язык – у нас у всех с ним крайне сложные отношения!

– Я заходила к нему в кабинет, поскольку он попросил меня найти для него одно конфиденциальное досье клиента, – строгим голосом начала Клара, не желая оправдываться, – он не был в курсе, что официально я ещё не оформлена на новую должность, хотя по факту уже осваиваюсь, изучаю материалы и исполняю часть новых обязанностей. Вы сами меня представили как топ-менеджера, вот он и обратился с просьбой!

– И ты ему сказала, что без контракта начала работать? – с нервным раздражением спросил Оскар Абрамович.

– Нет, я просто сделала, что он просил.

– Вот и правильно! Между нами говоря, он был против твоего повышения. Ладно, это не телефонный разговор, вечером всё подпишем и поговорим! Ах да, чуть не забыл: подумай, что можешь сказать в приветственной речи.

– Подумаю, – Клара была настолько поглощена своими новыми для неё эмоциями и усилием их контролировать, что уже ничего из сказанного в разговоре не могла воспринимать всерьёз.

– Тогда давай готовься к празднику! Встречаемся на месте в восемнадцать ноль-ноль, – натянуто, но сдержанно выпалил Оскар Абрамович, явно утомившийся от пререканий Клары.

– До свидания.

Об отце Альберта Клара всегда имела двоякое мнение – сформировать какого-то чёткого представления за все годы отношений с его сыном она так и не смогла. Люди такого сорта в её жизни ещё не встречались, более того, даже тип личности Оскара Абрамовича не представлялся ей чем-то знакомым или на кого-то даже отдалённо похожим. Он умел держать всё вокруг себя под жёстким контролем и, надо признать, добился профессиональных успехов, безупречного имиджа и финансовой состоятельности. Был ли это положительный или же отрицательный персонаж этого мира, она до сих пор не поняла, однако также и отказаться от своего интуитивного желания при первой возможности избегать совместных мероприятий и встреч у неё не получалось. Оскар Абрамович казался Кларе подозрительным, властным и неискренним человеком, повседневно живущим в мире хороших репутаций, нужных связей и расчётливых непрочных отношений. Вместе с тем у неё не было оснований чувствовать к нему какую-либо неприязнь – будущий свёкор всегда относился к Кларе с вниманием и доверием, которое порой ей казалось где-то неестественным и даже надуманным. Тем не менее она подсознательно не любила проводить время в его компании, не отдавая себе в этом отчёта. В отличие от всех остальных членов семьи Альберта Оскар Абрамович был единственным, кто не настаивал на оформлении брака сына и на их совместном проживании. Кроме того, ещё до начала отношений Клары с Альбертом Оскар Абрамович, приметив её пытливый ум и высокий профессионализм, предложил ей повышение на более интересную и ответственную должность с хорошим окладом уже после нескольких месяцев работы в его фирме. За почти три года работы у своего будущего свёкра Клара познакомилась с важными клиентами, партнёрами компании, пользовалась отличной репутацией и получала неплохие премии и бонусы. Оскар Абрамович имел вспыльчивый, даже скандальный нрав, который он, видимо сознательно, показывал не всем и с Кларой всякий раз держался сдержанно и спокойно. Около двух недель назад вслед за скоропостижной кончиной одного из крупных акционеров предприятия в компании начали проводиться непредвиденные мероприятия и происходить глобальные изменения – аудиты, новое руководство, смена персонала. В один прекрасный день Кларе неожиданно сообщили о существенном повышении, кардинальной смене должности и переводе на место заместителя генерального директора. Ей тут же вручили кипу бумаг на изучение, часть из которых она должна была подписать в торжественной обстановке на вечеринке по случаю своего дня рождения. С этого момента Клара впервые заметила за Оскаром Абрамовичем изменившееся по отношению к себе поведение.

Разговор с будущим свёкром отрезвил Клару и окунул в поджидающую её повестку дня. Как же хорошо она знала всю изнанку таких праздников со всеми доскональными подробностями! Ведь где-то в недрах своей души Клара понимала, но, вероятно, боялась признаться самой себе, насколько ей было чуждо всё это мраморное веселье! Уже несколько лет праздничные дни проходили для Клары в одном и том же обществе и были схожи своим привычным набором условностей, любезностей и преследуемых на них целей. Как себя вести, какие действия предпринимать, с кем и о чём говорить, какие связи наладить – всё было известно заранее. Изображать и лицемерить для гостей таких мероприятий было культурой поведения, средством общения – что, стоит отметить, не только устраивало их публику, но, судя по всему, и доставляло ей удовольствие. Свежий ветер в направлении новизны и непредсказуемости встречался таким обществом неодобрением, даже порицанием, но именно он этим утром забурлил в Кларе эмоциональным всплеском и был сегодня так для неё важен и ей необходим.

Состояние полного отрицания поглощало Клару настолько сильно, что она уже больше не могла его принимать, отвлекаться на постороннее или попросту не замечать, как на протяжении последних нескольких лет, – слепо, вяло, жертвенно и так бессмысленно. Она вдруг почувствовала, как фальшиво, как безвкусно и печально жила всё это время. Предстоящая вечеринка, перевод на высокую должность, пресса, люди со взглядом наживы и лицемерия, это общество власти, расчёта и нужных знакомств, заурядно-предсказуемые дни без йоты творчества и искусства – это был её случайный мир, где она уже так надолго задержалась и который медленно уничтожал затихающую песнь её живой лирической сущности.

Не находя спокойствия, Клара словно львица в клетке металась по квартире в попытке собрать себя в одно целое и перебороть эмоции. Сегодня, даже собрав всю силу воли, ей не удавалось закончить ни одно начатое занятие – будь то скудный завтрак, уборка разбросанного по всей комнате стекла или просто глаженье платья. В эти минуты гармония не обитала ни в одном углу её квартиры. Клара больше не мыслила себе то, что можно было сделать дома, что бы её как-то отвлекло от шторма внезапных чувств и противоречий – собственная квартира словно вторила и бубнила прежние мотивы повседневной монотонности, служа отражением и напоминанием её старого образа жизни. Позвони ещё кто-нибудь из её окружения с поздравлениями, она, вероятнее всего, пустилась бы крушить всё вокруг. Оставаться в такой обстановке становилось невыносимо – Клара, казалось, была не согласна со всем и повсюду натыкалась на свои будоражащие изнутри эмоции и полное отрицание окружающего её в эти минуты мира. Она наспех оделась, взяла сумочку, с решительностью окинула взором свой привычный быт в надежде, что прогулка как-то изменит её состояние и душевный сумбур, и стремительно выскочила из дома в неизвестном для себя направлении. Наверное, впервые за всю свою жизнь Клара выбежала из дома на грани исступлённости, не только не зная, куда идти, но даже нисколько не беспокоясь об этом.

Детство Клары прошло в семье врача и швеи в небольшом городке Красноярской области. В их семье не было большой нужды, однако родители проводили много времени на работе, а в оставшееся время всё внимание в основном уделялось младшему брату Клары, который рос непослушным и проблемным ребёнком, поэтому на её долю выпала участь воспитывать саму себя и распоряжаться такой свободой по своему усмотрению. С тех самых пор Клара начала открыто проявлять независимость, самостоятельность и ответственность. Она росла мирным и достаточно робким ребёнком с большой любознательностью в изучении мира. В школе Клара была из тех учениц, которых не нужно было ни к чему мотивировать или поощрять – порою могла с усердием терпеливо сидеть за книгами до глубокой ночи, пока полностью не изучит тему или не разберётся в каком-то вопросе, даже если это не входило в рамки школьной программы (однако последнее применялось лишь к предметам, которые затрагивали в ней живой интерес). Тем не менее переходный возраст всё же выявил никак не проявленные ранее качества характера Клары. На протяжении двух лет средней школы к всеобщему удивлению и беспокойству семьи она демонстрировала свой мятежный дух, изрядно испортив свой школьный годовой табель. В этот период Клара без зазрения совести довольно часто прогуливала уроки, до сумерек гуляла с подругами, читала множество романов, но ничего из школьной программы и в целом проявляла к учёбе намного меньший интерес, если не сказать полное равнодушие. Даже для любимых занятий музыкой наступил недолгий перерыв. Родители Клары, настолько привыкшие к её самостоятельности и примерному поведению, спохватились лишь на втором году её разгильдяйского мятежа, и отец сразу же перевёл дочь в специализированную гимназию, где качество образования значительно отличалось от прежней школы. Со сменой образовательного учреждения переходный период переосмыслений и протеста закончился, и она вновь с упоением погрузилась в учёбу. К тому же на новом месте учиться стало намного интереснее. Уже в старших классах Клара начала подрабатывать по вечерам нянечкой и заниматься репетиторством по музыке, языкам, истории и некоторым другим предметам.

Карманные деньги в основном уходили на путешествия к морю в Анапу и Геленджик, журналы с последними трендами и новостями в мире и модные наряды. Младший брат Митя несколько раз оставался на второй год, а когда, в конце концов, еле-еле дотянул до окончания средней школы, поступил в техникум на слесаря-электрика в своём родном городе. Отношения с Кларой у них были неплохие и достаточно мирные, но близкими их нельзя было назвать. Когда брат Митя окончил техникум, Клара всё ещё училась в музыкальном училище и получала высшее образование в Красноярске, куда её семья приезжала нечасто, оставляя Кларе полную свободу в организации своего быта. После учёбы он быстро женился, а к моменту переезда Клары в столицу в семье младшего брата уже был маленький первенец, требующий много времени и внимания, поэтому лишних беспокойств и эмоций смена места жительства дочери у родителей не вызвала. Несмотря на постоянные уговоры Клары, родители и брат с семьёй за всё время навестили её в столице всего один раз, а после, под разными предлогами, и вовсе категорически отказывались приезжать – крупные города пугали Митю своим ритмом, он становился нервным и беспокойным, а мать с отцом уже не желали путешествовать самостоятельно, объясняя это домашними обязанностями и опасениями ущерба здоровью. По этой причине Клара сама ездила навещать семью приблизительно один раз в год, с каждым разом осознавая, что всё больше отдаляется от них, их жизни, привычек, мыслей и тем разговоров. В этом смысле она испытывала благодарность по отношению к своему брату, который, несмотря на свой непростой характер, был всегда ближе по духу к родителям и оставался их основным занятием и заботой.

На улице было пасмурно; между плывущими светло-перламутровыми облаками проглядывали мелкие бледно-шафрановые лучи солнца; лёгкий прохладный бриз подул Кларе в лицо, когда она завернула за угол дома и, не раздумывая, направилась вверх по Земляному валу без направления, без цели, но с неизъяснимой уверенностью в том, что она делает. Ветер небрежно то причёсывал, то разбрасывал в разные стороны накануне завитые по случаю праздника каштановые локоны Клары, настойчиво идущей вперёд, не обращая никакого внимания на то, что происходило по сторонам. Люди, предметы, события вокруг неё будто замерли, рассеялись, а неподвижный взгляд, устремлённый лишь вперёд, видел только одну дорогу – без направления и конечного назначения.

Столь нетипичное и крайне редкостное для сибирских краёв имя Клара получила путём собственных усилий благодаря своей тётушке по отцовской линии лишь на девятый день после своего рождения. Кларе ещё не исполнилось и шести, когда тётушка скоропостижно скончалась, но память о ней и её вклад в своё становление племянница пронесла сквозь всю свою жизнь. Изначально родители колебались между Раисой или по предпочтению отца Маргаритой, но, в конце концов, ещё за несколько дней до рождения дочери решили назвать её в честь бабушки Зины. С самого появления на свет ребёнок так часто плакал, доходя порой до истерики, что родители, не зная, что делать, и опасаясь за нервную систему первенца, на шестой день положили дочь на обследование. Днём позднее в госпиталь наведалась тётушка Клары познакомиться с новорождённой и при первом взгляде на племянницу заявила, что дали имя другому человеку, а не малышке, которая лежала перед ней в больничной кроватке. Посмотрев в ясные, почти прозрачные глаза, в проникновенный, словно считывающий межстрочную суть вещей взор плачущего ребёнка, она назвала её Кларой, убеждая обеспокоенных родителей, которые приняли подобные речи за шутку, всерьёз отнестись к её словам и сменить девочке имя. Ребёнок постепенно стихал и успокаивался при многократном обращении к ней другим именем. На девятый день родителям пришлось уступить несмотря на то, что они предпочли бы скорее величать дочь Клавдией. Но ребёнок резво реагировал лишь на предложенное тётушкой имя. К тому же оно удачно сочеталось с унаследованным отчеством.

Так девочка пробыла Зиной лишь девять дней своей жизни, а следом на свет появилась светлоокая Клара Фёдоровна.

Небо постепенно превращалось в необъятное серое полотно, а благодатный бриз перерастал в насыщенный свистящий ветер, который с каждой минутой становился всё суровее. Лишь когда встречные порывы заметно препятствовали спокойному прогулочному шагу, Клара огляделась вокруг себя с внезапным осознанием того, что кроме идущей вперёд дороги вокруг неё существовал мир. Людей на улицах становилось всё меньше – они исчезали в переулках, кафе, машинах, зданиях. И вот кварталы опустели; был отчётливо слышен звенящий гул ветра, который, казалось, мог вот-вот сбить с ног Клару, упорно и настойчиво следовавшую своему неведомому даже ей самой направлению.

«Какое странное ощущение – под ногами будто воздух», – подумала Клара, осознавая своё инстинктивное желание взяться за какой-нибудь предмет. Непроизвольное сопротивление и ощущение поразительной лёгкости тела боролись друг с другом в неравной битве. «Ну и пусть меня унесёт», – сказала себе Клара, преодолев инстинктивный порыв сопротивления и отдавшись встречному шквальному ветру. Откуда-то слышались крики, поодаль остановилось несколько машин, чтобы узнать, не требовалась ли какая-либо помощь, но Клара уже ничего не слышала, не замечала, и лишь когда ветер подул навстречу настолько сильно, что разом прижал её к тянущейся вдоль дороги изгороди, она вынужденно остановилась и прильнула к ней спиной, взявшись двумя руками за балки. Ещё какое-то время она простояла в таком положении неподвижно и безучастно, сколько – сказать сложно, ведь с самого утра ощущение времени в ней полностью перестало существовать.

Ветер стихал, улицы вновь постепенно наполнялись людьми. Клара свернула, дошла до перекрёстка и впервые задумалась о направлении своего движения. Неожиданно её думы прервал громкий звонок телефона:

– Алло, – сказала Клара не свойственным ей тихим, неуверенным голосом.

– Ты где? – возбуждённо выпалил Альберт.

– Гуляю, – равнодушно ответила Клара.

– Гуляешь? В такую погоду? – удивлённо фыркнул Альберт, как если бы это было из ряда немыслимых ему занятий в эту минуту.

– Утром звонил твой отец. Я тебе сто раз говорила, что не хочу никаких благотворительных вечеров в честь моего юбилея, – голос Клары принял недовольно-раздражённый тон.

– Он мне уже звонил и спрашивал, что с тобой случилось и не поссорились ли мы! Я и сам не понимаю, чем ты недовольна, и к чему вообще сегодня проявлять характер?! Это отличный для тебя шанс показать себя в новой должности и обзавестись нужными знакомствами. Теперь будем работать вместе – отец всё для этого сделал! – поучительным тоном заявил Альберт.

– Альберт, я бы хотела в свой день рождения не говорить о нужных знакомствах, репутации, хороших шансах и, в принципе, о рабочих вопросах, даже если они, по-вашему, на благо моей карьере, – протестовала Клара.

– Сегодня полностью твоя вечеринка, дорогая! – заверял Альберт.

– Не думаю. Оскар Абрамович пару часов назад подтвердил, что сегодня запланировал подписывать документы для моей новой должности, позвал руководителя благотворительного фонда и всех акционеров, за исключением, разве что, Рубинштерна-младшего – не срослось у них, по-видимому, – съехидничала Клара.

– Да? Он мне не говорил! Ну, тогда будет лишний повод для тоста! А список гостей я видел, там ещё будут…

– Вы журналистов звали? – спросила Клара, заведомо зная ответ и не дав Альберту закончить фразу.

– Не знаю, этим занимался отец, – пробормотал Альберт и быстро поменял тему разговора: – Ты, вообще, где сейчас? В семнадцать ноль-ноль будь готова, я заеду за тобой. Нам надо быть на месте раньше, чтобы встречать гостей.

Он был от природы в полной мере нечувствителен ко всем видам крайних эмоциональных проявлений и не знал, как себя вести в подобных ситуациях. Однако обострённые чувства и эмоции Клары уже не могли принимать это в расчёт.

– Мы с тобой обсуждали, что я не хочу никакой прессы на своём празднике, мог бы поучаствовать и настоять! Ах, как же ты похож на своего отца…

Утренние чувства вновь вспыхнули новой искрой, и Клара уже не могла остановиться.

– Перестань говорить глупости, я знаю, что тебе понравится!

– Ты ничего обо мне не знаешь…

Клара повесила трубку. Для неё было нехарактерно так заканчивать разговор – она всегда вела себя воспитанно и сдержанно, но сегодня ни одна мысль и эмоция не была ей послушна, они захватывали и управляли ею. Альберт был завидным женихом в расцвете лет, крепкого телосложения, с великолепным образованием, высокооплачиваемой работой и обеспеченными родственниками, а их отношения за три года доказали свою стабильность и надёжность. По всем внешним факторам и критериям жаловаться было не на что. Многие женщины буквально охотились бы за столь выгодным союзом со всей его стабильностью, престижем и финансовой обеспеченностью. Но Клара была другой. Ей нужно было нести огонёк, во всём. В ней бурлила жизнь. Шаблонное существование, не знавшее даже вкраплений спонтанности, непредсказуемости и шестого чувства, когда всё знакомо, всё имеет лейбл, этикетку, где жизнь не удивляет и нет места созерцанию и чувствительности, было чуждо Кларе. Но, увы, таковы были внутренние обстоятельства отношений Клары и Альберта. Всё это время она успешно примеряла на себя весь этот миропорядок, делала вид, что всем довольна, что, как большинство людей её окружения, наслаждается таким укладом жизни и отношений, в котором варилось общество, где она задержалась последние годы. Но сегодня её внутренняя, ничем не обусловленная буря пробивала скорлупу за скорлупой того согласия и принятия мира, в котором она оказалась по своей воле вместе с его устройством и канонами, пока Клара, наконец, не поняла, что это была не её природа, не её жизненный путь. Она пробовала и старалась заставить себя жить этими ценностями и настойчиво верить в них. Верить, что то, что нравится и подходит для этого окружающего её общества, подойдёт и ей. И вот к ней пришла прозрачная ясность: она другая. Альберт перезвонил через несколько минут, но в эти мгновения Клара отчётливо осознала, что, наконец, принимает себя другой.

– Что с тобой сегодня? – слегка раздражённо спросил Альберт, как только Клара взяла трубку. – Я тебе сюрприз готовлю, а ты трубки бросаешь!

– О каких сюрпризах ты говоришь?! Пригласили поп-звезду или испекли торт с танцующей девушкой внутри? Удивление – это стиль жизни! Как же давно я не чувствовала в своей жизни риск, неожиданность, новизну… – выпалила на одном дыхании Клара, будто требуя всё своё время назад.

– Клара, о чём ты говоришь?! Компания сейчас переживает такой тяжёлый период! – возмущённо произнёс Альберт. – Ты не чувствуешь риска? Это просто смешно: мы каждый день рискуем миллионами долларов, а теперь с изменениями в руководстве ещё рискуем подвести и потерять давних ценных для нас клиентов! Сегодня отличный повод собрать всех вместе, закрепить связи, заверить партнёров, что никаких трудностей у нас нет, представить тебя в новой руководящей должности, ну, разумеется, и повеселиться! Как ты не можешь понять?

Однако Клара уже не могла его слушать. Она знала, что он скажет и зачем.

– Ты не умеешь жить иначе… – вздохнула Клара.

– О чём ты? – недоумевал Альберт.

– Знаешь, я бы просто хотела побеседовать по душам, покурить кальян, побродить у моря… – откровенно призналась Клара, внезапно уйдя в себя.

– У тебя кто-то появился? – строгим, почти угрожающим тоном спросил Альберт.

Клара не сразу ответила.

– А ведь мы действительно говорим на разных языках, – впервые за весь день она говорила размеренно и спокойно. – Альберт, больше так невозможно! Это мой день и мои дни, я не хочу их так проводить. Давай закончим всё это… и между нами тоже!

– В каком смысле? Хочешь закончить отношения? И ты мне это так с бухты-барахты говоришь, в день своего рождения? – возмущённо воскликнул Альберт, не понимая сути и серьёзности эмоционального состояния Клары в эти минуты.

– Да.

– Ты всегда была эгоисткой!

– Именно. Извини.

Клара повесила трубку и замерла на несколько секунд, пытаясь осознать происходящее. Она долго и честно стремилась не сойти с этой дороги, но не смогла. Альберт не был плохим, подлым человеком, но он умел устраивать свою жизнь лишь в обществе, которое было сомнительным для Клары. Это было не её общество, не её стиль и восприятие жизни.

Через пару минут в сумочке Клары вновь зазвенел телефон. И это был не Альберт. Оскар Абрамович звонил долго и весьма настойчиво. Раньше Клара никогда не позволила бы себе так явно игнорировать своего начальника и будущего свёкра. Но она не хотела или уже не могла слышать ни одного голоса из той жизни. А ведь из дома Клара сбежала с надеждой вернуть всё на свои прежние места, усмирить буйство чувств, может быть, найти в себе компромисс, но всё получилось иначе – звонок Альберта лишь обострил то, что с самого утра уже было вывернуто наизнанку, и она больше не находила в себе сил, кроме как покончить со всем настоящим со всей решительностью и бесповоротностью. После череды настойчивых звонков, оставленных без ответа, Кларе пришло сообщение. Недолго думая, она отключила телефон.

Семья Альберта принадлежала к высокозажиточному классу общества и была известна в светских кругах столицы.

Оскар Абрамович имел блестящую репутацию предпринимателя и деловые связи в разных сферах деятельности. Его профессиональный успех, начало которого пришлось на первую половину девяностых, носил довольно стремительный характер, оставляя за собой лёгкий шлейф недосказанности. Однако профессиональное развитие того периода зачастую имело непредвиденные скачки и падения. Начав совместно с несколькими американскими партнёрами с небольшой фирмы по оказанию юридических услуг, Оскар Абрамович за чуть более десяти лет к 2003 году пришёл к крупной империи Москвы в сфере правового консалтинга с несколькими филиалами в разных странах. Помимо старшего сына Альберта у них в семье была ещё младшая дочь, которая по окончании обучения осталась проживать в Соединённых Штатах, работая в местном филиале фирмы отца.

Капли дождя ударялись о каштановые локоны и скатывались вниз по суровому нахмуренному лицу, на котором внимательному глазу с лёгкостью можно было проследить всё её внутреннее состояние, когда Клара, стоя на перекрёстке, вдруг решительно зашагала через дорогу в левый проулок, решив поискать уютное место, чтобы подкрепиться чем-нибудь горячим.

На удивление всей семьи Клара с самого детства была страстным любителем дождливой погоды. В свои юные годы при наступлении дождя она выбегала на улицу и весело шлёпала по лужам, бегала по ним, приплясывая, а иногда даже терпеливо, по каплям набирала дождевую воду в бутылки, разъясняя всем, что вода «с неба» не может быть простой. Во взрослом возрасте в дождливую погоду Клара любила гулять в одиночестве, а по вечерам смотреть в окно, погружаться в раздумья или читать под шум дождя с чашечкой горячего напитка. Вот и теперь моросил дождь как никогда своевременно, заглушая своим шумом и запахом все углы, неровности и шероховатости безутешного неистового крика. Окружающие суетились, спеша где-то укрыться, Клара же, напротив, нашла, наверное, своего единственного понимающего собеседника и утешителя её внутренних разногласий.

«Как же я не видела, как же я столько терпела эту жизнь, этих людей. Так долго! Какая слепота! Не моё всё это. До тошноты не моё. Не заберут они мой день. Удивительно, у меня есть многое, но совсем нечего терять», – горячо негодовала Клара в своих мыслях, когда дождь всё сильнее окунал её то в возмущённо-негодующие, то в уныло-чахнущие оттенки её прошедших дней.

В тот момент случилось так, что впервые за долгое время она заплакала. Украдкой, безутешными, тихими хлопьями слёз. О своих воспоминаниях, пронёсшихся перед глазами как открытая книга, о себе самой, неистово ищущей своей планеты посреди всего хаотического беспорядка, о так мгновенно и непредвиденно разбитой оболочке её миропорядка.

Запах кофейных зёрен, свежей выпечки и уютный внешний вид помещения заманили плутавшую в мыслях Клару заглянуть внутрь изящно оформленной в стиле ар-нуво кофейни-пекарни, расположенной в тихом местечке на Чистых прудах. Там было немноголюдно; приглушённый свет и изысканноэлегантный интерьер создавали обстановку таинственности и несомненно внушали всякому посетителю приподнятое праздничное настроение, так что даже Клара, усаживаясь за удобный столик возле красивой резной лестницы с открывающимся видом на промозглый дождливый вечер, вспомнила о своём юбилее.

Проголодавшиеся глаза Клары, тщательно изучив изобилующее разными лакомствами меню, остановились на горячей ухе на первое, блинчиках с икрой и любимом слоёном торте с грецкими орехами на десерт. Мысли о свежей вкусной пище немного заглушали внутреннее буйство эмоций, однако отторжение от реальности своей же жизни по-прежнему било в колокола, не давая сознанию чувства покоя. Клара с завидным аппетитом расправлялась с блинчиками, когда откуда-то поблизости, будто в самом низу лестницы, стали отчётливо доноситься крики с громким аккомпанирующим фоном джазовой импровизации на фортепиано, заметно нарушающие приглушённую элегантно-эстетическую ауру кофейни. Гости, занимавшие соседние от Клары столики, недовольно переглянулись, но тотчас как бы из ниоткуда взявшийся официант, извинившись за шум и причинённые неудобства, подбежал к лестнице и плотно закрыл дверь, загадочно ведущую на нижний, подземный этаж. Вот только какие-то секунды донёсшихся до Клары звуков фортепиано успели разжечь в ней любопытство, и, когда официант принёс десерт, пользуясь случаем, она вежливо осведомилась о происходящем на нижнем этаже. Как оказалось, в подземной части помещения располагались джаз-бар с живой музыкой и зал для проведения мероприятий, который в этот день был на весь вечер приватизирован. Клара почувствовала почти необходимость что-нибудь выпить, поэтому, проглотив последний кусочек любимого десерта, она переместилась в бар с желанием послушать музыку и пропустить бокальчик чего-нибудь покрепче.