Текст книги "Геометрия случайностей"

Отдельное внимание Клары при втором обходе было уделено её любимому художнику, писателю, путешественнику и общественному деятелю – мистическому и неповторимому Николаю Рериху. Его талант, многогранность, работоспособность и духовные искания не переставали восхищать и очаровывать Клару снова и снова. Такой огромной подборки его работ она не видела ни в одном музее Москвы. Богат и познавателен был его безусловно взывающий к патриотическим чувствам цикл, изображающий мир славянской Руси; в ярко-образной форме передавалась серия работ, связанных с паломничеством по Индии и Центральной Азии; более же всего завораживала Клару красочная реалистичносимволичная сюита «Сны мудрости», в особенности «Песнь потока», репродукцию которой Клара решила приобрести для своей спальни после осмотра в магазине музея.

Блуждая по музею с наблюдательным взглядом, Клара отметила для себя, насколько отчётливо иногда прослеживается связь людей с искусством и его восприятие ими. В музее это бросалось в глаза, но раньше такие вещи всё же не были так видны и очевидны для неё. В большинстве своём зритель показался Кларе воспитанным в духе материализма – он искал смысла, который существовал для него лишь во внешней связи между частями картины. Изображение композиции, природа как отражение темперамента или эмоции художника, подражание, технические уловки – все внешние средства, кроме того, что живёт при их помощи – внутренняя жизнь и способность воспринимать её и воздействовать на зрителя.

Зал Пикассо был богат образностью, которая пронизывала всё пространство и плясала не только на стенах, но и в середине зала, создавая колорит настроений и эмоций. Клара стояла почти вплотную к ограждению картины «Голубая комната», внимательно рассматривая детали, и рассуждала над посетившей её в музее мысли о том, что искусство не служит времени, а вот время находится на службе у искусства, как внезапно сзади послышался мужской голос.

– Лучше всего Пикассо смотреть издалека, – сказал мужчина, подойдя к Кларе со спины.

Клара обернулась и слегка отпрянула в сторону, чтобы сохранить нужную дистанцию с незнакомцем, не нарушая зону личного пространства.

– Я разглядываю изображение, которое скрыто под картиной, – пояснила Клара.

– Без инфракрасного излучения вряд ли вы что-то сможете увидеть, – с уверенностью специалиста сказал мужчина.

– Да, но я рассматриваю нелогичные и весьма своеобразные мазки кисти, чтобы в воображении восстановить портрет мужчины, скрытый за основным изображением.

– А кто, по-вашему, был изображён изначально?

– Предполагают, что это был портрет арт-дилера Воллара, который щедро поддерживал художников той эпохи, но, честно говоря, мне больше хочется думать, что здесь фоном изображён мужчина, который украдкой смотрит на моющуюся женщину на первом плане и восхищается её красотой, – с лукавым видом ответила Клара.

– Интересная теория, никогда так не думал, – незнакомец слегка улыбнулся и продолжил: – Извините за мою назойливость, я вас видел в зале Ван Гога, вы так же что-то пристально рассматривали в его «Звёздной ночи». Там тоже кто-то за кем-то подсматривает из-за звёзд? – весёлым, даже слегка игривым тоном поинтересовался мужчина.

– Нет же, – засмеялась Клара, – там я рассматривала Венеру в одном из вихрей. В ночь написания картины её было отчётливо видно, она и вдохновила художника на написание этого полотна.

– Вы знаете, кроме вашего наблюдательного, аналитического ума и внимания к деталям, меня заинтересовало то, как вы довольно резко ответили по-французски нагловатой иностранке, и вот, натолкнувшись на вас второй раз, внимательно изучающую работы Пикассо, решил заговорить с вами и узнать, не может ли вас заинтересовать временная работа в сфере искусства?

– Неожиданно! – заметила Клара.

– Вполне. Дело в том, что я организую выставки и занимаюсь продажей полотен. В конце следующего месяца мы устраиваем нашу частную выставку в Париже и, честно говоря, ищем помощника, который бы любил искусство и говорил на французском языке.

– Звучит довольно заманчиво, и, судя по вашим критериям, я могу подойти. А сколько времени будет проходить выставка? – поинтересовалась Клара.

– Три недели, но нужно быть на месте чуть дольше, контракт заключим на месяц. Если вам удобно, давайте встретимся в моей галерее завтра в четырнадцать ноль-ноль и обсудим все детали.

– Честно говоря, я не думаю, что ещё буду в городе завтра. Я не местная, приехала сегодня лишь посетить музей…

– В таком случае приглашаю вас на кофе сегодня вечером. Вот моя визитная карточка с адресом галереи и контактными данными. Был бы рад нашему сотрудничеству.

– Спасибо, договорились. Давайте я подойду к вам в офис около шести.

– Отлично! Не буду больше вас отвлекать от просмотра. Тогда до вечера! – сказал мужчина, протягивая руку Кларе.

– До вечера.

«И всё-таки искусство лечит и удивляет», – подумала Клара, глядя ему вслед.

Жизнь Клары, внезапно взявшая курс на перемены, была здесь и сейчас, приостановлена на паузе, в поисках пристанища в искусстве, застывшая в догадках о предстоящих последствиях своего выбора, своего протеста. Только теперь, выбрав свой курс, она не знала, как развернутся события, но где-то внутри уже была готова с энтузиазмом окунуться в них.

Глава III
Желание

Жизнь – это драма принятия решений. При этом любая правильность или неправильность в таком вопросе всегда субъективна и может быть проверена лишь во времени. Вместе с тем необходимое количество этого времени не может быть известно и никак не поддаётся нашему контролю. В этом промежутке и приходят все сомнения, терзания и мучения, а вот продлятся они день, месяцы или годы, рассчитать невозможно.

Клара подъехала к трёхэтажному деревянному дому, расположенному возле лесной опушки, в стороне от основного жилого комплекса. Вечерело. Моросил дождь и дул промозглый ветер. Почувствовав лёгкий озноб, она накинула платок и оглядела местность: у правого крыла дома виднелся огороженный изгородью сад, к которому, по-видимому, можно было пройти лишь с заднего двора; по другую сторону прилегала закрытая веранда; рядом с входной дверью лежала кучка брусьев, а поодаль находился старый заброшенный сарай, откуда узкая извилистая тропа уводила прямо в лес. У входа Клару встретила пожилая женщина, которая попросила переобуться и помыть руки, после чего сопроводила на третий этаж. Клара осмотрелась: вместо ламп горели свечи, и чувствовался запах благовоний; у каждой двери висел колокольчик, непохожий на другие; в комнатах было тихо, и горел свет, но повсюду двери были заперты. В атмосфере царил необыкновенный уют и заразительное умиротворение. Из-за небольшого озноба Клара присела на стул и, в ожидании, незаметно для себя задремала.

Жизнь порою кажется невыносимой пропастью, откуда никак не видны окольные тропинки и мосты. Точно знаешь, что стоишь на краю, но нет сил предпринять какой-либо шаг, отступить и взглянуть на всё со стороны. Наступает такое состояние, когда больше нечего ни добавить, ни убрать, ни дожить, ни дотерпеть, будто стоишь на узком мосту и раздумываешь, в какую сторону лучше прыгнуть, не видя никаких перспектив идти прямо и истощив все силы для обратного пути. Именно в таком расположении духа Клара приехала к монаху-экстрасенсу, в надежде, по крайней мере, увидеть светлый огонёк других жизней и, если повезёт, хоть в некоторой степени примириться со своей собственной.

Последние две недели жизнь Клары катилась прямо и уверенно в бездну непонимания, разочарований, отчаяния и потерь. Всё построенное ранее оказалось всего-навсего соломенным домом, который, не выдержав и малейшего отклонения от предписанного сценария, рухнул с такой быстротой и смелостью, что Клара не имела возможности не только что-либо предпринять, но даже осмыслить происходящее. Бессонные ночи и замороженные дни терзаний и безысходности опустошали без остатка и внушали сомнение в будущем и каждом последующем шаге. Наполненная смятением, чувством вины и непростыми вопросами собственная жизнь измотала её до такой степени, что перестала быть интересна. Ей было нечего терять – всё, что она имела или думала, что имеет, было потеряно, ушло, а находить что-то новое было негде.

Мелодичный звук колокольчика пробудил Клару от дремоты. Дверь одной из комнат отворилась, и из неё вышел невысокий лысый мужчина в длинном мешковатом балахоне. Улыбнувшись сонной Кларе, он куда-то отошёл на пару минут, а на обратном пути пригласил её пройти в комнату. Это было уютное просторное помещение, выполнявшее функцию одновременно рабочего кабинета, библиотеки, лектория и места для медитаций. На стенах было изображено множество знаков и иероглифов с неизвестной Кларе символикой, а пол украшали разноцветные шерстяные дорожки с весёленьким орнаментом. Повсюду чувствовались гармония и спокойствие. В зоне библиотеки стоял молодой человек и рылся в книгах. Мастер окинул проницательным взглядом совершенно изнеможённую, растрёпанную, имеющую болезненный вид Клару и поручил юноше принести ей имбирного чая. Усадив её в кресло, он продолжил затеянную ранее работу по сортировке разложенных на подоконнике камней разного цвета и размера по неведомому Кларе признаку. С благоговением и любопытством она наблюдала за погруженным в своё занятие Мастером, не осмеливаясь начать разговор первой. Около пяти минут в комнате стояла тишина – Мастер казался крайне увлечённым своей работой с камнями – но как только девушке принесли чай, он вдруг воскликнул, так и не повернувшись к Кларе:

– Принесите мне коробку, что слева от вас!

Клара спешно окинула взглядом левую часть комнаты – действительно рядом с её креслом стояла небольшая полуоткрытая картонная коробочка. Она с недоумением посмотрела на юношу, принёсшего чай, и после одобрительного кивка осторожно взяла коробку и поднесла её Мастеру. Тот вынул из неё три пакета, набитых какими-то засушенными травами, и продолжил свою работу по сортировке камней. На подоконнике теперь чётко обозначились восемь отдельных кучек. Через пару минут Мастер завершил свою работу и обратился к наблюдающей за ним Кларе:

– Вам нравится какой-нибудь камень из этой зоны? – спросил Мастер, указывая пальцем на небольшую кучку камней фиолетово-сиреневых оттенков.

Клара внимательно осмотрела камни и ткнула пальцем на небольшой полугранёный камешек бледно-сиреневого цвета. Мастер дал Кларе потеребить его в руках, отошёл на пару шагов назад и задумчиво спросил:

– А вы уверены, что он вам понравился? Взгляните ещё раз! – Мастер указал на ту же кучку.

Она вновь окинула ещё более пристальным взглядом ту же горку фиолетово-сиреневых камней, однако на этот раз вытащила из неё негранёный фиолетовый камень среднего размера. Пока Клара разминала его в своей ладони, Мастер зачем-то сделал два дополнительных шага назад. Разница в ощущениях была слишком очевидна: если в случае с первым камнем Клара успела посетовать на своё абсолютное невежество в восприятии действия минералов и пород, то здесь едва она взяла в руку камень, её ладонь начала пульсировать, а тело обвеял небольшой вихревой холодок. Камень оказывал поразительное уравновешивающее воздействие – держать его было приятно; ладонь пульсировала всё интенсивнее, передавая вибрации всему телу; казалось, он собирал все разбросанные части большой мозаики и складывал их в нужные места, приводя тем самым в движение весь остановившийся механизм. Через некоторое время она предприняла попытку положить камень на прежнее место, но ощутила явное нежелание, даже внутреннее сопротивление, которое не смогла ничем для себя объяснить. Мастер загадочно улыбнулся, как если бы точно знал все живущие в Кларе ощущения и эмоции, зажал камень у неё в ладони и направился к книжным полкам, где его помощник всё ещё что-то усердно перебирал.

Сколько бывало у Клары за всю сознательную жизнь душевных тревог, сколько внутренних разладиц, но всё это было просто шуткой по сравнению с тем, что она чувствовала в эти дни. После трёх лихих суток, проведённых в непредвиденной поездке на поезде по случайным направлениям, которые привели её в Петербург, Клара, решительная, вдохнувшая свежести и готовая к переменам, вернулась назад с чётким намерением изменить свою жизнь. Не успев совершить видимых шагов к поставленным целям и как-то приблизиться к желаемым изменениям, она узнала, что ждёт ребёнка. Эта новость её буквально ошеломила и в мгновение ока повергла в состояние истерического исступления. Одно было предельно ясно и неизменно: смута в их отношения с Альбертом была уже посеяна самой же Кларой, причём весьма естественно и бесповоротно. Также дал трещину и прежний образ жизни, её уклад со всеми связующими звеньями, а вернее, его восприятие. Эта была та страница, прочитав которую невозможно перевернуть назад – остановиться и иметь дело с уже прочитанным либо рискнуть и продолжить чтение. С другой же стороны, Клара была человеком религиозным и достаточно сентиментальной натурой, что существенно осложняло её выбор. Она чувствовала, что попалась в капкан, который ненароком сама себе поставила.

Навлеки она смуту чуть раньше или чуть позже, такого выбора уже бы делать не пришлось. На протяжении недели Клара ходила словно мумия, пытаясь примерить на себя все возможные перспективы и варианты, пока в один прекрасный день не пришла в поликлинику и не сделала аборт. С этого момента она впала в сильнейшую душевную подавленность и глубокое уныние, которые обесценили и обесцветили все привычные чувства и радости – мир стал пресен, еда безвкусна, книги стали пустой бумагой, музыка не манила, цветы не благоухали.

Соседка Валентина, ежедневно наблюдая за тем, как нестерпимо терзает себя Клара, как без промаху одно за другим обрушиваются на неё сложно проходимые обстоятельства, тяжеловесные ситуации, разузнала у своей хорошей знакомой из редакции религиозной и эзотерической литературы адрес монаха-экстрасенса, который когда-то жил в Москве и публиковался в их издательстве, имел свою школу альтернативной медицины, а также энергетически лечил людей. Валентина, как интересующийся практик-любитель фитотерапии, давно слышала об этом монахе и даже читала его работы по натуропатии, но не знала, как к нему попасть на сеанс или, по крайней мере, на лекцию, поскольку его местоположение знали лишь ученики и последователи. Наконец, с трудом разузнав через знакомых его настоящее место проживания, она стала уговаривать подругу не мучить себя и попробовать съездить к нему на сеанс, но та никак не соглашалась, ссылаясь на дальнюю дорогу. Вот уже девять лет, как Мастер покинул Москву и переехал жить в Турцию, на средиземноморское побережье, где построил свою усадьбу в пятидесяти километрах от города Демре, в месте религиозного паломничества, куда к нему приезжали на лекции и сеансы как представители русскоговорящего сообщества, так и паломники из разных частей света. Клара, безусловно, пребывала не в нужном для столь дальних странствий физическом и психическом состоянии, к тому же Турция была ей совершенно незнакома ни своей культурой, ни языком. Однако ещё до решения сделать аборт она уже пережила не одну бессонную ночь, полную душевных терзаний, а после и вовсе серьёзно слегла с температурой в состоянии нервного истощения. К третьему дню после процедуры Клара настолько не знала, куда себя деть и как продолжать жить дальше, что, выпив таблетку от жара, кинула в сумку пару вещей и документы, купила билет, взяла такси и отправилась в аэропорт.

Вернувшись на прежнее место, Клара сунула зажатый в кулачке камень в карман, желая держать его ближе к себе. Она осмотрелась, приводя себя в чувства после изумляющего действия камня, и сделала пару жадных глотков согревающего ароматного имбирного чая, который на глазах убирал недомогание и озноб. Он ей чем-то напоминал тот самый фиточай, изготовленный Валентиной, которым та порой угощала Клару во время их пятничных посиделок после тяжёлой рабочей недели. Однако если чай соседки оказывал хорошее успокаивающее воздействие, то здесь в значительной степени можно было говорить ещё и об оздоравливающе гармонизирующем эффекте. Клара всё ещё чувствовала слабость, удручённость и состояние подавленности, но озноб и сонливость постепенно сменялись ощущением ясности и душевного спокойствия. Взяв какую-то тетрадь с верхней полки в зоне библиотеки, Мастер повернулся, аккуратно задержав свой взгляд на пьющей почти залпом имбирный чай Кларе, и стал что-то записывать. Юноша также приветливо сопроводил её взглядом. Клара подумала, что, увлёкшись чудотворным чаем, забыла все приличия, и, чтобы как-то отвлечь внимание от опустевшего чайника, робко произнесла:

– Вы знаете, я впервые у вас на сеансе. Да и вообще на сеансе такого рода. Приехала по рекомендации моей хорошей знакомой, которая опосредованно знакома с вами через ваши работы по натуропатии. Ей и удалось записать меня на сеанс, несмотря на вашу загруженность и мои весомые отговорки! По правде говоря, я бывала несколько раз в жизни у психолога, но этот тип лечения мне не подошёл, не помог, поэтому я согласилась попробовать что-то нетрадиционное, – она сделала небольшую паузу и неуверенно продолжила: – Наверное, я потеряла себя настолько, что уже не могу справиться с этим сама, и думаю, что нуждаюсь в помощи.

– Что вас сейчас так тревожит? – спросил Мастер, продолжая делать записи.

– Мне кажется, что я абсолютно не знаю, как жить дальше и, вообще, как нужно жить! Будто стою в руинах своей жизни и не могу собрать по частям ни себя, ни окружающий меня мир, – вздохнула Клара и посмотрела в окно.

– Вы знаете, Клара, а никто не знает, как жить, – все только предполагают. Нет одной универсальной инструкции, – сказал Мастер и, оставив своё занятие, присел на кресло напротив.

Клара посмотрела на Мастера с нескрываемым удивлением то ли от того, что он ей признался, что так же не знает, как следует прожить жизнь, то ли от того, что назвал её по имени, хотя она ещё не представилась.

Мастер жестом показал юноше принести ещё чая и продолжил:

– Я вижу, своё физическое тело вы довели, истязали не на шутку. Скажите, вы состоите в каком-нибудь обществе аскетизма или самобичевания? – с серьёзным видом поинтересовался Мастер.

– Нет, ни в каком, – Клара улыбнулась от курьёзной серьёзности вопроса. – Мне просто уже ничего не интересно, ничего не привлекает, не манит, всё постно, безвкусно и безразлично – кушать, спать, следить за собой, своим внешним видом. Не нахожу в себе ни сил, ни желания поддерживать даже основные нужды человека.

– Давно у вас такое состояние? – осведомился Мастер.

– Приблизительно три недели, но особенно невыносимо – последние три дня. Я никогда ничего подобного не испытывала, три ночи не сплю совсем – хожу как неприкаянная по дому, перекручиваю всё, переживаю всевозможные сценарии, даже своему коту спать не даю – крутится у ног, жалеет меня, но, похоже, самой мне ни к чему не прийти, – с грустным видом сказала Клара.

– Что же послужило поводом? – спросил Мастер, листая тетрадь.

– Всё началось три недели назад в день моего рождения, когда я ни с того ни с сего сбежала с собственной запланированной вечеринки, покончила с долгими, как мне казалось в тот день, нудными и токсичными отношениями и, никому ничего не сказав, вечером того же дня уехала в отпуск. По возвращении проблемы меня буквально обступили со всех сторон: личные отношения были разрушены моими же руками; на работе начались серьёзные, почти непреодолимые трудности, безусловно надуманные, и, разумеется, не без содействия семьи моего бывшего, так как я работала в фирме его отца. Вместе с тем я узнаю, что беременна, а далее наступили тяжелейшие дни выбора, наполненные сомнениями и невыносимыми терзаниями, за которыми последовало решение сделать аборт, – почти шёпотом призналась Клара.

Юноша принёс свежий чай, жестом показывая Кларе угощаться без всякого стеснения. Мастер отложил в сторону тетрадь и принял задумчивый вид, будто что-то конкретное вызвало у него интерес.

– Наверное, – продолжила Клара рассудительным тоном, – я попала в странную ситуацию, которую никак не могу для себя разъяснить. Я с детства мечтала и стремилась в точности к обществу и окружению, откуда я сбежала и от которого меня с недавнего времени просто воротит. Незадача какая-то…

– Вы знаете, Клара, одна из сложнейших преград на пути к изменениям и самореализации – это необходимость уметь задавать верные вопросы, а остальное – не так важно. – Заметил Мастер, глядя на удивлённую услышанным Клару, и с улыбкой добавил: – У вас, я вижу, в этом явные успехи!

– Я вдруг почувствовала себя будто в капкане, не могу от этого избавиться. За один день я сорвала всё, к чему шла добрую часть своей жизни. За-чем?..

– Как вы думаете, у вас были какие-то мотивы к такому поведению в день вашего рождения? – спросил он.

– Причину и основания для моего столь внезапного, даже шального мятежа я не могу найти до сих пор – всё произошло совершенно неожиданно и без всякой явной причины. Попросту не могла я так больше жить, хотя с виду всё было складно и, как многим кажется, хорошо спланировано и подготовлено для успешного будущего, как в личном, так и в профессиональном плане. Но я медленно увядала, превращалась в осенний листопад. И поняла я это, к сожалению, вот так, с бухты-барахты, в один прекрасный день – проснулась с мятежным непокорным духом и полным отрицанием окружающей меня действительности, – Клара склонила голову с лёгким сожалением в глазах.

– Вам был чем-то неприятен предстоящий праздник? – поинтересовался Мастер.

– Я не знаю, я не могла туда идти, всем нутром не могла. Праздники организуют, чтобы развлечься, отвлечься от быта, не чувствовать одиночество. Для меня эта вечеринка казалась на тот момент скучнейшим бытом и отчего-то я захотела побыть одна.

Мастер улыбнулся и добавил:

– Иногда важно уметь забиваться в себя, как черепаха, и не бояться этого. – Он поднялся с кресла и сам налил Кларе чая. – Вы сожалеете об этом дне?

Клару удивило, что Мастер уделял столько внимания этому дню, а вовсе не тому, что её раздирало больше всего последнее время.

– Я не знаю, но только об этом и думаю. Одно всё же предельно ясно – после этого дня всё в моей жизни пошло к чертям! – Эмоции постепенно нарастали внутри большим комом. Клара тяжело выдохнула и продолжила: – Дело в том, что теперь я не знаю, с какого конца или начала приступить собирать свою жизнь заново. Мысль о том, что я сама всё это себе устроила, не уходит у меня из головы.

– Не спешите с осуждением дней, событий или вас самой, позвольте времени поработать на вас. Скажите, а вы были замужем? – поинтересовался Мастер почему-то в прошедшем времени.

– Нет, мы по моей воле не оформляли отношений. Я всё тянула, откладывала, пока сама за один день всё не разрушила, – с сожалением в голосе сказала Клара. – А ведь у меня было всё хорошо: достаток, перспективная работа, стабильные отношения – всё, чему позавидовали бы многие. Но понимаете, я вдруг осознала, что это всё не для меня, что я другая, а сейчас вот корю себя за это, потому что иной путь мне не виден. Возможно, это мой большой промах или, как говорил мой бывший, Альберт, – простой каприз! – то оправдывающим, то корящим себя голосом произнесла Клара.

– Вы переживаете период испытаний, дорогая Клара. Помните, что чем тяжелее испытания, чем жёстче жизненные ситуации, тем более ценным оказывается и опыт их преодоления! Как правило, все внутренние ресурсы, которые нам действительно нужны, у нас вероятнее всего уже есть, но эти ресурсы могут активироваться в определённых условиях, которые вам понадобится для них подготовить. А уходить от самого себя – это грех, не вините себя, что идёте иными путями, чем большинство. Не приучайте себя к этому. Так становятся закостенелостью.

От последних слов Мастера Клара невольно вздрогнула – с такой точностью он описал её прошлую жизнь и окружавшее её общество. Она следила за его жестами, вслушивалась в слова, оглядывала комнату. Никогда ещё Клара не чувствовала такой атмосферы искренности, теплоты, внимательности и внутреннего уюта и, сама того не осознавая, позволила себе дать волю откровенным признаниям и эмоциям, давно рвущимся наружу.

– Вокруг себя и своей жизни я не вижу ничего, кроме темноты, длинного чёрного коридора, без проблеска света по обе стороны, и иду я по нему с грузом вины, терзающими сомнениями и чувством жуткого одиночества, которое началось в день моего тридцатилетия, а после аборта достигло своей кульминации. В любую дверь, в которую бы я ни стучалась, – везде я встречаюсь с этим чувством. Оно будто остановило всю мою жизнь на паузе – когда не в силах ни что-либо предпринять с прошлым, ни начать заново, ни узнать, по верному ли идёшь пути… – эмоции переполняли Клару, она еле-еле сдерживала слёзы. – Как бы хорошо было иметь внутри нас того, кто уже знает всё, ну или хоть что-то наверняка.

– Самое интересное, Клара, что он у нас уже есть, но нужно тщательно поискать и наладить с ним связь. По-видимому, ваше сознание опасается нового опыта. Скажите, что же вас из этого периода терзает больше всего? – будто нарочно настаивал Мастер на самом неприятном.

– Решение сделать аборт было для меня одним из тяжелейших. С тех пор я чувствую себя ужасно опустошённой и не могу найти точку отправления, чтобы как-то двигаться дальше. Я всё время думаю: а что, если я должна была оставить ребёнка себе, воспитывать его одной? Неужели я из-за своей слабости решилась на этот поступок? – Клара сделала паузу, захлёбываясь от нахлынувших эмоций. Мастер по-прежнему сидел в кресле напротив, юноша продолжал перебирать книги. – Чувство вины, что я могла сделать всё иначе – сдержать себя, не делать аборт, сохранить отношения, перетерпеть и вернуть прежнюю жизнь, – никак не уходит, а сомнения могут привести меня к совершаемым от отчаяния поступкам. Зачем я всё это затеяла? Отчего мне спокойно не сиделось с тем, что имела? Что мне теперь делать с работой, которую я тоже потеряла из-за импульсивной неосмотрительности, а с личной жизнью, с собой, наконец? Я так больше не могу. – Клара больше не могла сдерживать слёз.

Мастер отложил в сторону тетрадь, поднялся с кресла и спокойным, глубоким голосом воскликнул:

– Когда наступает осень, с дерева спадает листва, оно этого не чувствует, потом по нему течёт дождь, пробирает мороз, а в нём жизнь только уплотняется, уходит вглубь. Оно не умирает. Оно ждёт.

Клара старалась внимательно внимать каждому слову Мастера, но сейчас одновременно боролась с тем, чтобы не впасть в истерику. Она была той человеческой натуры, которая без оглядки окуналась с равной интенсивностью как в радости, так и в горе. Однако Мастер своевременно отвлёк ушедшую в переживания Клару.

– Пройдёмте со мной, посмотрим, в каком состоянии находятся ваши ресурсы, – сказал он и направился к балкону.

Хлебнув из чашки последний глоток имбирного чая в надежде таким образом хоть как-то успокоить свою нервную систему, она последовала за Мастером. За подоконником, где он прежде сортировал камни, проходил удлинённый обсаженный цветами балкон, ведущий через коридор в другую, небольшую, но не менее уютную комнатку.

Несмотря на разногласия и натянутые по вине Клары отношения с Альбертом, она чувствовала своим долгом сообщить ему о своём положении. Его реакция на такую новость ещё более усугубила изнурительные метания и душевные терзания Клары, связанные с неизбежностью предстоящего выбора. К переменам в настроении Клары и её странному иррациональному, по его мнению, поведению Альберт отнёсся довольно легкомысленно и даже с раздражением, всерьёз считая, что она впала в период подростковых капризов, которые мешают ему спокойно жить и строить дальнейшие планы на будущее. Перспектива стать отцом его весьма обрадовала, и он уже обнадёжил себя, что с материнством вернётся и прежняя Клара. Но с каждым днём ей становилось всё хуже и хуже, всё больше она отрицала все намёки Альберта на воссоединение, погружаясь в свой мир противоречий, давая ему понять, что она не в силах вернуть всё к былым временам их отношений. Пропасть между ними только разрасталась. В связи с этим, поражаясь глубине, на его взгляд, её неоправданных самоистязаний, он согласился поставить по её желанию точку в их отношениях, но совместно воспитывать будущего ребёнка, внутри себя будучи уверенным, что период эмоционального всплеска и капризов, в конце концов, когда-то закончится. После этого разговора Клара ушла в себя, отстранилась от посторонних глаз до тех пор, пока через пару дней не пришла к нему сообщить, что записалась на аборт, не раскрывая при этом ни даты, ни места. Со дня своего рождения в Кларе начали происходить внезапные, ничем не обусловленные метаморфозы, которые мучали и терзали, но никуда не уходили, удивляя не только окружающих людей, но и её саму. Альберт был поражён не только видимым изменениям в Кларе, но больше всего её категоричному решению. Тогда он попросил её родить ребёнка и отдать ему на воспитание, судя по всему, по-прежнему всё объясняя проходящими причудами. Клара, в свою очередь, не ожидала такой настойчивости и искренне была изумлена его упорному желанию иметь от неё ребёнка, что только осложнило принятие непростого решения. После аборта она оформила на работе больничный с последующим неоплачиваемым отпуском. С этого дня они больше не виделись и даже не созванивались.

Родители Клары так ничего и не узнали о случившемся: их взгляды были весьма предсказуемы и консервативны, да и лишние беспокойства легли бы дополнительным грузом на плечи дочери, поэтому Клара предпочла уединиться в своём горе. Из круга друзей, кроме заботливой соседки Валентины, которая лично организовала поездку в Турцию, единственным человеком, с которым Клара всё же поделилась подробностями о своей ситуации и последующим решением, была её близкая подруга Алёна. Девушки сдружились, работая в одном офисе во время первого профессионального опыта Клары в столице. Их приятельские отношения сохранились, даже когда Клара сменила работу и видеться пришлось намного реже. Алёна так же, как и Клара, была целеустремлённой и активной, к тому же их объединяла и общая профессия, которую подруга получила в Казани – своём родном городе – и поехала за мечтами в Москву. Она так страстно и настойчиво желала себе успешной жизни, что каждые два-три месяца меняла ухажёров, которые в большинстве своём были иностранцами, надеясь в глубине души, в конце концов, переехать за границу, состоя в браке с перспективным партнёром. С Кларой после работы они совместно посещали несколько раз в неделю спортзал, а иногда и ездили в отпуск. Познакомившись с Альбертом и влившись в профессиональную тусовку его семьи, Клара стала брать подругу с собой на разные светские вечеринки, видя с каким восторгом она отзывается об этом обществе и окружении. После побега Клары с одной из таких вечеринок по случаю её дня рождения в их отношениях с Алёной стало резко обретать силу непонимание. Алёна отозвалась крайне критично о поведении подруги, а после аборта и вовсе ограничилась одной категорично осуждающей СМС, что ещё более и без того терзающую себя Клару ввергло в состояние дикого, волчьего одиночества с массой неуверенности и мучительных сомнений.