Текст книги "Теперь я рок-звезда, мама, или Генетический код мифической птицы"

Глава 12
«Пристегнись, Дороти, скоро Канзас останется позади»[24]24
  Цитата из х/ф «Матрица»


[Закрыть]

Я окончательно потерялась во времени.

С трудом получалось вспоминать, чем я занималась накануне, особенно если день был расписан по часам, а дела отказывались впихиваться в ежедневник и равномерно утрамбовываться там.

Кажется, буквально вчера я любовалась мерцающей рождественской ёлкой и выстукивала по пражской брусчатке каблуками одной мне слышный ритм, совсем недавно заново осваивала клавишные… хотя нет, похоже, с памятной даты фестиваля пролетело почти полгода… а куда же подевалось время?

Недели будто мчались мимо, сливаясь в сплошные сутки сурка.

Толкнув дверь бара, я вошла и огляделась в поисках подходящего столика.

В другом состоянии я непременно обратила бы внимание на то, как сильно изменилось помещение, некогда принадлежавшее «Буддуару». Лаунж-бара, который существовал тут ещё в прошлом ноябре, и след простыл: на его месте воцарился брутальный стимпанк-бар.

Новым владельцам, похоже, пришлось по вкусу приглушённое освещение лаунжа, но о будуарности прибежища кальянщиков уже ничто не напоминало. Теперь тон задавала спартанская лаконичность лофта, перемежаемая элементами скандинавского дизайна – оригинальными светильниками в проволочных сетках, разбросанными на аскетичных деревянных стульях подушками, множеством дополняющих друг друга фотографий с видами мегаполисов в простых рамках. Массивная барная стойка была облицована камнем, в глубине зала угнездилась сцена, набитая аппаратурой.

В кои-то веки я появилась в заведении не для того, чтобы написать о нём. Навстречу мне не устремился ресторатор, пиарщик не выбежал приветствовать меня с распростёртыми объятиями; я просто облюбовала место у окна и села.

Через полчаса тут должно было состояться моё интервью с уфимской группой «Хьюрц»[25]25
  Название вымышленной башкирской группы.


[Закрыть].

Обычно я не беру интервью у музыкантов, но накануне мне позвонила бывшая однокурсница Инга, сотрудничающая с журналом среднего пошиба о шоу-бизнесе. Она улетала на море по горящей путёвке, и давно запланированное интервью срывалось.

«Поговори с ребятами, – убеждала она меня, – пообщайся, тебе трудно, что ли? Редакция платит чуть ли не пятёрку! Группа молодая и уже модная, раскручиваться начали недавно, но уже прогремели в узких кругах. Должны выступать в «Космонавте» – для масштабных площадок пока не дозрели. Но про их первый альбом «Моё несчастье» уже кричат на всех углах».

Вероятно, опять-таки в узких кругах?

В конце концов я согласилась: какое-никакое разнообразие, вдобавок гонорар обещали до странного щедрый.

Торопясь на рейс, Инга не подготовила вопросы, поэтому вечер пришлось посвятить изучению добытой в сети информации о «Хьюрц». Потом я пару-тройку раз прослушала «Моё несчастье» и даже порадовалась открытию.

С некоторых пор меня стала раздражать подборка треков в собственном плейлисте; утомила и свежая музыка, и горячо любимые группы, прошедшие со мной полтора десятка лет.

А уфимский дуэт удивлял и заинтриговывал неожиданно глубокими, острыми, пронзительно-сентиментальными текстами и меланхоличными мелодиями – гипнотическими, завораживающими.

Девять треков, и они уже собирают «Космонавт»?

Честно говоря, я волновалась.

Да, у меня за плечами десятки интервью, включая материалы с зарубежными шеф-поварами. Если я находила общий язык с англоговорящими французами и итальянцами, то поболтать о жизни с выходцами из Уфы и подавно смогу!

Но я отвечала за тексты о гастрономии, а музыка – материя сложная: её трудно определить, охарактеризовать, прилепив категоричный ярлычок, облекая в окончательные формулировки…

Чтобы отвлечься, я открыла ноутбук. Даром, что ли, приехала заранее? Попробую напоследок пробежаться по списку вопросов – вдруг в голову придёт что-то неординарное…

– Добрый день! Могу я вам что-нибудь предложить? Кофе, чай? К чаю есть фантастические медовики. Не только мы так считаем – во всех соцсетях про них пишут.

Едва подняв глаза, я рассеянно улыбнулась высокому темноволосому бармену и пробормотала: «Капучино Эрл Грей, пожалуйста».

Через три минуты передо мной стояли прозрачный чайничек, наливающийся янтарным цветом настаивающегося чёрного чая, чистая чашка и чашка с капучино, на пенке которого был мастерски изображён подмигивающий смайлик. По соседству приютилась пара шоколадных трюфелей на блюдце.

– Пожалуйста, – прокомментировал бармен, – трюфели – комплимент от заведения. Шеф сам делает шоколад в свободное от стейков и бургеров время: настоящий фанатик какао-бобов.

Боги, я пришла сюда общаться с восходящими звёздами уфимского синти-попа, но, кажется, обречена вечно говорить о еде.

И потом… Капучино и чай? Вместе?

Гомерически смешно.

Впрочем, сейчас мне меньше всего хотелось придираться и выяснять, кто неправ, теряя драгоценные секунды. Я кротко заметила:

– Думаете, кофе с чаем созданы друг для друга?

– Прошу прощения, но вы сказали: капучино, «Эрл Грей». Я думал, вы заказываете на двоих, поэтому добавил второй трюфель. Если хотите, я всё переделаю. То есть унесу лишнее. И, разумеется, не стану включать это в счёт.

Из-за смущения улыбка брюнета стала ещё обаятельнее.

Я махнула рукой:

– Оставьте как есть. Может, группа сразу захочет чаю с дороги…

– А медовик? – не менее кротко уточнил бармен.

– Нет, спасибо…

Кстати, не пора ли моему дуэту быть на месте?

Прошло полчаса.

Группа не появлялась.

Смартфон хранил безмолвие.

Инга, разумеется, скидывала мне телефон солиста «Хьюрц»: ему-то я и попыталась дозвониться.

Абонент был недоступен.

Что могло произойти?

Задержали рейс?

Ребята всё перепутали и вместо бара отправились сразу на саундчек в клуб?

Я продолжала раз за разом набирать номер солиста, которого звали Фёдор, но попытки были тщетными.

Прошёл час.

Полтора.

Я успела прикончить капучино со смайликом, расплывшимся по поверхности пенки и окончательно потерявшим всякую форму и надежду. Выпила чай, превратившийся в чифир. Съела трюфели. Попросила обаятельного брюнета, фаната медовиков и шоколада, принести новый капучино. Вдоль и поперёк перечитала свои вопросы. Пересмотрела дебютный чёрно-белый клип группы на YouTube, срежиссированный в беспроигрышной стилистике старого итальянского кино (Wi-Fi в этом баре был отменным).

Может, я перепутала место встречи, и речь шла о другом баре?

Я заново проверила записи в ежедневнике и сообщения в мессенджере. Всё верно: Pixel Twins на Казанской. Парни настаивали на встрече здесь, потому что хотели попробовать фирменные коктейли и бургеры. Мол, заведению не исполнилось и полугода, а оно продолжает набирать популярность среди местных и даже вошло в двадцатку рекомендованных к посещению демократичных ресторанов и баров.

Кстати, почему, в таком случае, я о нём не писала? Карина умудрилась поручить это кому-то другому? Альтернативная версия: она оценила мою загруженность, ужаснулась и разместила на сайте релиз и фото от заведения (такая практика порицалась генеральным, но не была настрого запрещена).

Надо позвонить Инге. Почему я сразу об этом не подумала?

Конечно, звонить в Анталию было бы накладно, но если вытянет WhatsApp…

Я смогла дозвониться ей только с седьмой попытки. Связь была ужасной: шипела и прерывалась каждые пятнадцать секунд.

– Поняла! – среагировала она. – Меня тоже не было на связи последние несколько часов. Сейчас проверю, были ли звонки и сообщения от них.

Звонки были. Сообщения тоже были, причём не один десяток.

Панические «войсы» гласили, что рейс из Уфы, которым должны были вылетать «Хьюрц», сперва отложили, затем перенесли, потом опять отложили и после этого отменили окончательно. Парни торчали в аэропорту с разрядившимися в ноль телефонами, пока не нашли зарядку, но солист, у которого был мой контакт, обнаружил, что Инга прислала ему неправильный номер.

Словом, все искали друг друга и никто ни с кем не мог связаться.

Я не поверила своим ушам:

– Но у них же концерт!.. Почему они не вылетели накануне?!

– Вероятно, бронировали рейс подешевле, – пожала плечами Инга на другом конце несуществующего провода.

– Ты же говорила, они известные, и про них начинают кричать на каждом углу, – не сдавалась я.

– Я сказала: они раскручиваются. Считаешь, что они немедленно начали грести деньги лопатой? Небось везде ездят за свои средства… Короче, они тоже жутко расстроились. Им ещё с организаторами объясняться. А гонорар… Прости, тоже облом, сама понимаешь. Дедлайн сегодня до двадцати двух. Парни, может, и успели бы наскоро настрочить ответы и скинуть тебе в почту, но журнал планировал делать собственную фотосессию. Короче, эксклюзив провалился. Прости. И… мне пора бежать.

Мне бежать было некуда.

Передо мной стояла одинокая чашка с недопитым капучино, сбоку маячил очередной трюфель, а на экране ноутбука теснились настырные абзацы бесполезных вопросов.

И салфетки.

Ворох белых бумажных салфеток.

Я убила на срочную подготовку вчерашний вечер, я освободила для интервью и расшифровки записи весь сегодняшний день, я даже придумала, на что потрачу случайный гонорар…

Действуя, как автомат, я подтянула к себе салфетку, выудила из недр рюкзака ручку и, расписав её размашистыми нервными движениями, торопливо набросала пару строк:

 
Ослабь галстук,
Зонт в угол бросай.
 

Подумав, я добавила:

 
И болтай по-английски.
 

Почему именно по-английски? Группа, которая продинамила меня с интервью, а полторы тысячи человек – с живым выступлением, отнюдь не британцы.

Ну и пусть. Я так хочу.

Закусив губу, сделав ещё несколько попыток расписать капризную ручку и изведя пару салфеток, я продолжила:

 
Если хочешь, вот твой чёртов виски,
Хотя и достало.
 

В предыдущих интервью дуэт сознавался, что благородные крепкие напитки – это одна из их слабостей, хотя они нечасто могут себе это позволить, и ещё реже удаётся найти действительно качественный виски.

Вот вам.

Над следующим абзацем пришлось порядком потрудиться. Я записывала слова и тут же зачёркивала их, рядом возникали следующие, и я вновь перечёркивала их.

 
Перелёт не без риска,
Посадка жестка.
Проверяй, цел ли гребень,
Выдыхай и не парься.
Впрочем, времени в небе
Всегда будет мало,
Так что не расслабляйся.
 

На самом интересном месте у меня закончились бесплатные салфетки. Вдобавок в получившемся куске что-то резало глаз. В конце концов, мне нечасто доводилось писать стихи.

– Может, принести вам ещё салфеток? – осведомился проходивший мимо бармен.

В другой ситуации это, пожалуй, даже растрогало бы меня, но сейчас я испытывала какую-то одержимость. Уставшая, раздражённая, голодная, вымотанная ожиданием, вдобавок не оставляющая попыток выплеснуть хотя бы на расползающуюся под руками салфетку странное, непривычное ощущение, теснящееся внутри…

Машинально кивнув, я вернулась к своему занятию. В конце концов, у любой салфетки есть оборотная сторона!

 
Бровь, наполнен стакан,
Взгляд поверх,
Будь хоть полуодетым,
Неси всякий бред.
Без обид, просто в этом
Ты признанный мастер.
 

Так, пожалуй, стоит поискать другую рифму.

Бармен подсунул что-то мне под руку. Капризная шариковая ручка немедленно сменила локацию и принялась выводить новые каракули.

И тут зазвонил смартфон.

Я едва не чертыхнулась, настолько некстати оказался этот звонок. Впрочем, вдруг произошло чудо, и «Хьюрц», просочившись через некий магический портал, всё же осчастливили визитом северную столицу?

Чуда не произошло. Это оказался один из знакомых журналистов, с которым мы порой пересекались на пресс-ланчах.

Алексей приглашал меня на открытие ресторана китайской кухни, и не простого, а класса люкс. Для Питера это редкость: китайская кухня у большинства горожан ассоциируется с огромными порциями, низкими ценами и изобилием острых приправ в блюдах.

«Я уже звонил Карине, – сообщил он. – Но она сказала, что поставила на сайт материалы, полученные от ресторана, вернее, от пиарщика, вернее, от меня, поскольку именно я курирую этих ребят и их открытие».

Я не понимала, чего он хочет от меня. Карина не даёт добро? В этом случае, даже если я напишу гениальную статью о битых огурцах с кешью и дим-самах с крабом, она не разместит текст на «Ресто. Кафе».

«Приходи просто так. Ты что, не понимаешь? Даже если ты выложишь несколько фотографий с пресс-ланча в «сториз», уже будет хорошо. Кроме того, если заведение нравится, потом его обычно рекомендуют друзьям. Да, и один из су-шефов тут знаешь кто? Наш общий знакомый Александр Герин, юный гений».

Вздрогнув, я отказалась наотрез, даже не успев ничего сообразить. Алексей со вздохом сожаления попрощался и дал отбой.

Дико хотелось есть, но на карте оставалось не больше двухсот рублей. Видимо, не судьба мне оценить знаменитые бургеры от шеф-повара Pixel Twins.

Не осталось и сил. Закравшийся в голову текст выжал меня насухо и оставил дожидаться следующего прилива вдохновения либо же ползти к виднеющейся вдали воде по ракушкам и гальке, обдирая колени.

На последние деньги я вызвала такси до дома, даже не задумавшись о логике поступка.

А в такси, бездумно глядя через стекло на мелькающую зелень, светофоры, каналы, мосты, здания и фонарные столбы, окончательно поняла, что «неладно что-то в датском королевстве»[26]26
  Цитата из трагедии «Гамлет» Уильяма Шекспира


[Закрыть].

Если это не кризис, тогда я не представляю, что это.

Дело даже не в том, что чаще всего мне приходится довольствоваться ролью не авторитетного критика, но наёмного автора, описывающего нескончаемые места общепита.

Мало кто учитывает, что, когда ты вынужден что-либо делать, отсутствие выбора неуловимо – на процент, на толику, на грамм – сказывается на восприятии и меняет отношение к происходящему.

Можно обожать чтение, не расставаться с книгой в любом настроении, глотать главы сидя, лёжа, стоя или зависая на турнике вверх ногами. Но если чтение станет обязанностью, за которую платят деньги, это лишит занятие доли удовольствия.

Еда – не исключение. Одно дело, когда ты ешь, исходя из собственных желаний, ешь, потому что хочешь, и кладёшь на тарелку только то, что выбрал сам. Но если ты вынужден есть, потому что это теперь часть твоей работы, ощущение неуловимо меняется. Ты не прекращаешь это любить, но…

Наверное, я попросту вечно недовольна всем и всегда нахожу изъяны?

Впрочем, оказавшись дома, я немедленно забываю о своём подавленном состоянии, а размышления улетучиваются из головы. Я кипячу чайник, закидываю вариться пасту, а потом устраиваюсь на кушетке, обложившись добытыми из рюкзака салфетками. Нужно собрать строчки воедино и попытаться понять, что у меня получилось…

А это что такое?

Среди кипы салфеток обнаруживается слегка потрёпанный красный блокнот. На первых листках гнездятся цифры, толпятся перечёркнутые фамилии, но сколько я ни вчитываюсь, не нахожу там компромата или какой-то конкретики.

Зато в середине блокнота обнаруживаются мои собственные записи.

Говори со мной по-английски, вот твой чёртов виски, будь хоть полуодетым и неси всякий бред…

Похоже, бармен Pixel Twins оказался настолько гостеприимным, что вместо салфеток отдал мне собственный блокнот.

Я ещё раз перетряхиваю подарок в поисках визиток или телефонных номеров. Если бы я обнаружила мобильный бармена, то можно было бы написать ему и поблагодарить…

Но в блокноте нет ничего, кроме обрывков моего стихотворения и ни к чему не привязанных цифр.

Глава 13
Первая ласточка

Всё начинает рушиться.

События происходят чуть ли не одновременно. Не связанные друг с другом проекты, которыми я долгое время жонглировала с ловкостью фокусника, внезапно начинают сыпаться, словно карточный домик, из которого извлекли одну-единственную карту.

Сначала я приезжаю в редакцию «Ресто. Кафе» и выслушиваю там неприятные новости: Карина была скоропостижно уволена.

Я обескуражена: ей уже найдена замена, и если раньше сотрудники на редакторские позиции пестовались прямо в редакции, то замену Карине привлекали со стороны.

Меня немедленно знакомят с новым главным редактором. Невзрачная безликая барышня с мышиной косицей, облачённая в пиджак мышиного же цвета, заверяет меня, что рассчитывает на плодотворное сотрудничество.

После этого она начинает публиковать на сайте исключительно информацию от ресторанов, немного меняя получаемые от них релизы. Больше никто никуда не ездит, не фотографирует интерьеры, не пишет новости о сезонных меню и назначениях шефов. Авторского контента на портале почти не остаётся.

Спустя несколько дней главред издательского дома, который редко заказывал тексты, но хорошо платил, звонит мне и сообщает: они больше не располагают финансами для оплаты работы внештатников и вынуждены затянуть пояса. Как только ситуация с бюджетом выровняется, они, разумеется, тут же со мной свяжутся.

Они, разумеется, больше со мной не связывались.

Рестопортал, которому я пачками ваяла рекламные тексты, снизил оплату настолько, что я вынуждена была отказаться от заказов: проезд, мобильная связь и интернет окупались бы, но и только. Поразмыслив, редакторы предложили мне сочинять мини-описания для обширного каталога заведений – это можно было делать удалённо.

Я сдала сотню описаний, после чего меня известили: возникли проблемы с материалами других копирайтеров, инициирована внутренняя проверка, и всё ставится на паузу. Конечно, они свяжутся со мной, когда…

Из прежних заказчиков у меня оставался только «чайный» сайт.

Сверхсрочной работой они не заваливали, но поток заявок на тексты не иссякал. Описания к товарам из ведущих чайных стран мира были простыми, сочинять их и отправлять для размещения контент-менеджеру я могла со смартфона в любом месте и в любое время. Евгений был доволен моим стилем, контент-менеджер была довольна чёткостью. Всё шло гладко, пока в один прекрасный день Евгений не написал: они наняли нового редактора, который хочет делать всё своими силами, чтобы контролировать процессы. И в моих услугах, а также в услугах контент-менеджера сайт не нуждается.

Я пожала плечами и вернулась за клавишные.

Через пару недель Евгений позвонил мне, извинился и попросил снова писать для них тексты.

В июле ситуация повторилась. Компания, сообщил Евгений, расширяется, арендован огромный склад, ощутимо выросли издержки, и им пришлось найти копирайтера на бирже труда, хотя вообще-то он против подобных попыток экономии. Новичок, конечно, пишет коряво и убого, зато за копейки. Но, сказал Евгений, он надеется, что я не держу на них зла, и, вполне вероятно, уже через месяц они приползут обратно, умоляя простить их.

Простить их пришлось уже две недели спустя.

На этом всё затихло, но мы с контент-менеджером не уставали отпускать шуточки в переписке, напоминая друг другу, что завтра нас вновь наверняка уволят, и никто не может спать спокойно.

Положа руку на сердце: то, что раньше показалось бы окончательным карьерным фиаско, теперь прошло для меня практически незамеченным.

Я была занята.

Почти всё свободное время я сидела над красным блокнотом из Pixel Twins. Я не могла выкинуть сочинённый текст из головы, не могла перестать шлифовать и бесконечно редактировать его, не могла отложить в сторону и забыть о нём хотя бы на минуту.

А когда спутанные хаотичные мысли обрели законченный вид, когда детали пазла встали на своё место, я поймала себя на абсолютной, бессмысленной нелепице.

Я обнаружила, что не выпускаю из рук распечатку стихотворения, без остановки перечитывая его вслух.

Это невозможно было объяснить.

Я знала в этом тексте каждое слово. Я расставила по нему все запятые. Я помнила его наизусть.

Но продолжала раз за разом читать его вслух, сидя в своей квартире в одиночестве. С выражением, с каким я никогда не читала в школе стихи Ахматовой, Цветаевой и Маяковского, я декламировала этот текст, словно готовилась поступать во МХАТ.

И каждый раз этого оказывалось недостаточно. Я не могла остановиться.

Ощущение было невыносимым.

Никогда прежде я не чувствовала подобного.

Во всём этом чего-то недоставало…

Я включила электронное пианино.

Села за него.

Поставила перед собой на пюпитр текст. Положила руки на клавишные.

Прислушалась…

Следующие несколько дней чайный сайт не давал о себе знать; воцарилось затишье, благодаря которому я практически не вставала из-за пианино. Я понятия не имела, как пишутся песни, но именно это я и делала. Я пропевала каждую фразу десятки раз, нащупывая нужный вариант, после чего подбирала аккорды.

Аккорды я записывала карандашом в нотную тетрадь, неизвестно откуда взявшуюся на книжной полке. Я не помнила, чтобы я покупала нотные тетради. Кто-то оставил? Не может быть. Случайно прихватила вместе с концертной папкой собственность одной из хористок? Да, это больше похоже на правду.

Я столько раз правила отдельные фрагменты песни, что в некоторых местах протёрла резинкой тетрадь до дыр.

Текст тоже претерпел трансформацию. Выяснилось, что много раз отшлифованное, выпестованное стихотворение не укладывается в прокрустово ложе ритма.

Я скрепя сердце сокращала, вычёркивала, заменяла обороты более подходящими.

Через несколько дней песня «Говори со мной по-английски» была готова начерно.

И только тогда меня слегка отпустило.

Но она снилась мне ночами, мешая спать. Вместо нагромождения беспорядочных образов и хаотичных видений я без конца играла эту песню на клавишных.

В реальности можно было в любой момент прервать работу, заварить себе чай, переключиться на сериал или выйти на прогулку. Во сне мелодия не прекращалась. Не было ни пауз, ни перерывов – я без конца играла одно и то же.

Самое обидное, что игра во сне была идеальной. Безошибочной. Без сбоев, спотыканий и фальстартов, словно вместо меня давал концерт одной песни отлаженный пианист-автомат. Раз за разом. Закончить, начать заново. И ещё, и ещё, и так без конца. Достававшая меня целыми днями песня добивала меня ночами. Пластинку безнадёжно заело. Как извлечь батарейки, чтобы эта музыка не стала вечной?!

Куда обращаться, чтобы вернулись обычные, пусть слегка сумасшедшие и зачастую нелогичные, но живые и понятные сны?

Я больше не могу бесконечно играть одну и ту же мелодию во сне.

Я должна записать альбом.