Текст книги "Дьявол из Огайо"

Дарья Полатин
Дьявол из Огайо

Посвящается тем, кто пережил боль и вышел из нее еще сильнее.

Моей матери и сестре – за все.

© Смирнова М.В., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Примечание от автора

Эта книга основана на реальной истории. Не на моей истории, но на чьей-то еще. Важно то, что изрядная часть этих событий произошла на самом деле.

Просто радуйтесь, что это не случилось с вами.

Пролог

Когда медсестра отлепила от спины девушки ночную рубашку, лицо женщины побледнело: на нежной подростковой коже были прорезаны красные линии, заполненные кровью. Свернувшаяся жидкость уже начала стягивать плоть и идти трещинами. Багровые шрамы были четкими и ровными. Девочка никак не могла сделать это сама.

Это сделали с ней.

Медсестра смотрела на переплетение линий: порезы образовывали пятиконечную звезду. Перевернутую. Вокруг нее на коже девочки был вырезан круг.

Знак Сатаны.

Медленно и очень осторожно медсестра надела на пациентку чистую хлопковую ночнушку. Потом дрожащей рукой достала телефон, сделав несколько шагов назад по застеленному линолеумом полу, как будто желая оказаться подальше от израненного тела девушки. Обычно на территории больницы не разрешалось пользоваться сотовыми телефонами, но это, похоже, была чрезвычайная ситуация, для которой допускались исключения.

Когда на другом конце линии взяли трубку, медсестра резким тоном прошептала:

– Вам лучше приехать побыстрее.

Часть первая

Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе.

Эрнест Хемингуэй. Прощай, оружие

Глава 1

Желтовато-коричневый кусочек кукурузных хлопьев выглядел одиноким островком в полупрозрачном море двухпроцентного молока. Наблюдая на экране телефона, как он дрейфует по тарелке, я пыталась понять, почему хлопья не тонут, как бы сильно они не размокали. По крайней мере, я не видела, чтобы они тонули.

Мой телефон плохо умел фотографировать с близкого расстояния, поэтому мне и нужен был новый, настоящий фотоаппарат, но я могла бы увеличить резкость снимка фильтрами – если бы только сумела нормально поймать кадр.

– Никаких телефонов за столом, – напомнила мне моя младшая сестра Даниэль из-за своей тарелки с хлопьями. Ей было одиннадцать лет, и она была очень строгой. Она была права – наша мама не любила, когда мы разговаривали, писали сообщения или фотографировали что-либо во время еды, но эта картинка просто идеально вписывалась в кадр.

ЩЕЛК.

Я бунтовала против мира в мелочах.

«Натюрморт» – так я озаглавила серию снимков. Я собирала, чтобы приложить к заявлению на поступление в Чикагский институт искусств следующим летом по специальности «Цифровая фотография». Я хотела привлечь внимание людей к повседневным моментам, которые мы воспринимаем как должное, чтобы они внимательно всмотрелись в то, что отметают как обыденность.

Дани прищурила глаза. Я не хотела признавать ее победу, но было еще слишком рано, чтобы спорить. Я сунула телефон обратно в карман винтажных вельветовых брюк, которые купила в «Гудвилле»[1]1
   Магазин распродажи подержанных вещей.


[Закрыть], и зыркнула на нее – мол, попробуй только пожаловаться маме.

Дани, решив не продолжать конфликт, снова принялась листать журнал InStyle[2]2
   Американский женский ежемесячный журнал о моде.


[Закрыть].

– Я приеду, как только смогу. Спасибо, Конни.

Когда мама завершила звонок, на ее лице было странное выражение. Она совершенно не умела скрывать свои чувства. Эту черту она, к сожалению, передала мне.

Когда на твоем лице явственно написано, что именно ты чувствуешь, это очень не кстати, особенно в пятнадцать лет. В прошлом я не раз жестоко расплачивалась за эту особенность, влипая в неловкие ситуации: допустим, я не сумела скрыть на выпускном балу в восьмом классе, как мне горько от того, что у Лукаса О’Доннела уже есть девушка. Или в тот раз, когда у меня на лице большими буквами читалось, что моя соседка Стейси Пикман выглядит ужасно толстой в новых джинсах. Но хуже всего получилось прошлой осенью, когда я стояла возле спортзала со своим лучшим другом Айзеком Кимом и у меня непроизвольно отвисла челюсть: я услышала, как Ларисса Делиберо описывает минет, который она сделала Эрику Манну. В мельчайших подробностях. Ларисса поймала мой ошеломленный взгляд и прокомментировала: «Очевидно, кое-кто никогда не делал минет». Ее свита приспешниц рассмеялась, присоединяясь к ее мнению: «Может быть, тебе стоит посмотреть порно, прежде чем заводить парня. Если у тебя вообще будет парень». Ларисса была права: я никогда не делала минет. Конечно, я целовалась с несколькими мальчиками, но дальше этого не заходило. Я даже не была уверена, что хочу в ближайшее время.

«Джулс, – прошептал тогда Айзек, – тебе нужно контролировать свое лицо».

В тот вечер я начала практиковаться в том, чтобы не демонстрировать на лице все свои чувства. Каждый вечер я стояла перед зеркалом, вспоминая о радостных, грустных, неприятных вещах и при этом стараясь сохранять нейтральное выражение лица. С тех пор у меня это стало получаться лучше. Конечно, все еще неидеально, но по крайней мере не так плохо, как у мамы. Двигаемся маленькими шажками.

– Что случилось? – спросила у мамы моя старшая сестра Хелен, входя на кухню и одновременно набирая сообщение на своем телефоне.

На ней были твидовый пиджак и юбка, на мой взгляд немного не сочетающиеся друг с другом, но, несмотря на это, наряд был ей к лицу. Она унаследовала высокий рост и стройную фигуру моей мамы, поэтому ей шли любые вещи. А еще у нее были прямые рыжевато-каштановые волосы, как у мамы. Я тоже унаследовала этот каштановый цвет волос, как у всех в нашей семье, но, к сожалению, мои волосы никак не могли определиться: то ли им быть прямыми, как у Хелен, то ли виться, как у Дани. Поэтому они представляли собой что-то среднее – беспорядочно пушились и путались, и никакие уходовые средства не могли их укротить.

Не отрывая глаз от телефона, Хелен поставила рюкзак с книгами на кухонный стол, толкнув мою миску с хлопьями так сильно, что молоко едва не выплеснулось мне на рукав.

– Эй! – возмутилась я, но Хелен проигнорировала мое восклицание, смеясь над чем-то, что прочитала на экране телефона.

Хелен всегда умудрялась игнорировать меня – как дома, так и в школе. Она училась в старших классах на твердые «хорошо» и «отлично», считалась умницей, при этом была капитаном команды по хоккею на траве и собрала вокруг себя свиту, как истинная королева.

Я же, просиживая часами над домашним заданием, получала «хорошо», только если мне везло, и практически не участвовала в волейбольных матчах. И хотя я не была совсем уж непопулярной, но и не отличалась высоким статусом в школьных кругах. Конечно, у меня была компания: Айзек, который был отличным лучшим другом, и несколько девочек, с которыми я была знакома по волейбольной команде. В прошлом я пыталась подружиться с другими девушками, но почему-то ничего не получалось: либо я ляпала что-нибудь не то, либо оказывалась слишком молчаливой. Я втайне надеялась, что переход из средней школы в старшую волшебным образом переведет меня на новый уровень.

Скажу заранее: этого не произошло.

В последнее время я пыталась убедить себя: мол, то, что на меня никто не обращает внимания – это хорошо. Это означает, что я могу затеряться в толпе, незаметно делать фотографии и наблюдать за миром, не отрываясь от экрана. Школа – это просто этап, который мне нужно преодолеть. Ничего страшного, если сейчас я не вписываюсь в коллектив. Потом, в колледже, дела у меня наладятся. А позже я стану успешным фотографом в Нью-Йорке или Сан-Франциско, и никто не вспомнит, что в школьные годы всемирно известная фотокорреспондентка Джулс Матис не очень-то вписывалась в общество.

По крайней мере, так я себе говорила.

– Что-то случилось на работе? – Хелен потянулась к френч-прессу с кофе, который мама заварила для папы.

Я хотела бы попробовать постоянно пить кофе: это казалось мне более изысканным, чем газировка или сок, но никак не могла перебороть отвращение к запаху, напоминавшему вонь болотной грязи.

– Ничего не случилось, – чуть нараспев ответила мама, заставив меня улыбнуться.

Я проглотила свои размокшие кукурузные хлопья и посмотрела на Дани, надеясь, что та обратит внимание на явное нежелание мамы говорить правду, но сестренка была слишком поглощена своим глянцевым журналом. Этим летом Дани сильно сбросила вес и увлеклась историями о знаменитостях.

– Что случилось, дорогая?

В распахнутых дверях кухни появился мой отец. Он, конечно же, сразу заметил на мамином лице натянутое выражение «У меня все в порядке».

– Все в порядке, Питер. – Мама улыбнулась, не глядя ему в глаза.

– Вруша, – отозвался он, целуя ее в щеку.

Мама ничего не ответила. Она просто полезла в шкаф за коробкой чая, доказывая тем самым, что отец прав. Мои родители любили друг друга еще со школы и знали один другого лучше, чем самих себя. Я так и не решила, считать ли это истинной любовью или чем-то жутковатым.

– Мне нужно пораньше приехать на работу, – объяснила она, бросая пакетик «Эрл Грея» в свой термос с кипятком. – Ты не мог бы подбросить девочек в школу?

Мама даже не стала просить Хелен отвезти нас, хотя мы с ней ходили в одну и ту же старшую школу, а средняя школа Даниэль находилась прямо через дорогу.

– Конечно, – ответил папа и потянулся за френч-прессом, не успев понять, что он почти пуст. – Куда делся весь мой кофе?

ДЗИНЬ!

Звякнул телефон Хелен. Вероятно, ее парень, Лэндон, написал ей, что ждет ее на улице, чтобы отвезти в школу.

– Спасибо, папочка! – хмыкнула Хелен и с самодовольной улыбкой выскочила за дверь – ее совершенство ничто не могло нарушить.

Мама закрыла крышкой свой термос и вместо того, чтобы съесть яичницу, принялась запихивать в сумку свои рабочие папки.

– На ужин будет пицца, годится?

– Я лучше просто поем салата, – возразила Дани, глядя на неимоверно худую модель в своем модном журнале.

– Даниэль, ты вполне можешь съесть кусочек пиццы, – поощрила ее мама. Мама была психиатром и скрытно руководила поведением Дани в процессе похудения. Я думаю, мама повидала немало примеров расстройства пищевого поведения в больнице, где работала.

– Хорошо, – согласилась Дани. – С пепперони.

– Только без грибов, – попросила я. Их текстура вызывала у меня отвращение.

– Будет сделано, – заверила меня мама, вылетая из кухни. – Всем хорошего дня!

Она забыла свой термос с чаем. Это не было похоже на маму – уходить в такой спешке. Видимо, в этом звонке с работы было что-то ужасно важное.

– Можно, мы еще раз прорепетируем мой танец для выступления? – спросила Дани у папы.

– Я не хочу, чтобы вы с Джулс опоздали в школу, милая, – возразил он.

– Ну пожа-а-алуйста! Ты так хорошо играешь на пиани-и-ино! – захныкала она. – Это займет две секу-у-унды.

При желании Дани могла даже выклянчить денег у бездомного нищего.

– Хорошо. Но только один раз, – уступил отец, выходя вслед за ней.

Я осталась одна на кухне. Так часто бывало в моей семье: общие события обходили меня стороной и я оказывалась за бортом.

Под бодрые звуки мелодии Defying Gravity из мюзикла «Злая»[3]3
   Мюзикл Стива Шварца, основанный на романе Грегори Магвайера «Злая: Жизнь и приключения Злой Западной Ведьмы». События разворачиваются вокруг двух девушек, которые позже станут Злой и Доброй ведьмами страны Оз.


[Закрыть] я поэкспериментировала с фильтрами на сделанной за завтраком фотографии, а потом выложила ее в Инстаграм[4]4
   Деятельность социальной сети Instagram запрещена на территории РФ по основаниям осуществления экстремистской деятельности (согласно ст. 4 закона РФ «О средствах массовой информации»).


[Закрыть]. Мне нравилось публиковать снимки, под которыми таилась некая история: забытая варежка на детской площадке, пара, держащаяся за руки, ребенок, уставившийся на отдел с печеньем в супермаркете. Мне нравилось, что фотографии позволяют выразить что-нибудь без слов.

Я озаглавила фотографию #unsinkable, добавив #julespix #(its)stilllife #picoftheday[5]5
   #непотопляемые, #фотоджулс, #(это)натюрморт, #фотодня (англ.).


[Закрыть], и опубликовала ее.

Тут же всплыл первый лайк, и я почувствовала трепет в животе.

Кто-то заметил меня.

Я проверила, кто лайкнул мою фотографию.

ig: futurejustice[6]6
  Имя пользователя: последующаясправедливость (англ.).


[Закрыть]

У меня вытянулось лицо. Это был Айзек. Хотя я и оценила лайк, но, зная, что его поставил он, я не чувствовала себя особенной, и ощущение того, что меня могут заметить, куда-то пропало. В одно мгновение я снова сделалась обыкновенной.

Глава 2

Худая девушка лежала на больничной койке без сознания, и сон ее нельзя было назвать спокойным. Ее тощая грудь вздымалась в коротких, рваных вдохах, когда организм, находящийся под действием снотворных препаратов, пытался получить побольше кислорода.

Это была долгая ночь для девушки – бригада скорой помощи, врачи приемного покоя, дежурные врачи. Она попала в травматологическое отделение, где персонал старался остановить кровотечение из ран на ее спине. Туда же прибыла и полиция, пытавшаяся выяснить все подробности происшествия, но девушка была настолько измучена, что не могла говорить, а когда полицейские пробили ее описание по базе данных пропавших людей, то ничего не нашли. Они надеялись, что социальный работник из Службы защиты детей[7]7
   Child protective services – один из департаментов социальных служб в Соединенных Штатах Америки, занимающийся расследованием случаев жестокого обращения с детьми.


[Закрыть] сможет получить больше сведений.

А сведения были нужны.

На запястьях, лодыжках и задней поверхности шеи девочки были видны следы от веревок, свидетельствующие о том, что ее удерживали насильно. Но еще большее беспокойство вызывали многочисленные синяки по всему телу. Фиолетовые и синие кровоподтеки покрывали ее кожу причудливым узором, похожим на обозначение движения волн атмосферного давления на карте осадков.

Во время утренней смены дежурств по больнице поползли перешептывания: кем была эта странная девушка, которую нашли на обочине дороги с вырезанным на спине знаком Сатаны, и главное, что с ней случилось?

Девушка с трудом выдохнула, ее грудная клетка опала, больничный матрас едва заметно приминался под небольшой тяжестью ее тела.

– Как дела, милая?

Конни – опытная медсестра, неизменно переживавшая за своих пациентов, – вошла в палату, утомленная бессонной ночью. Хотя она должна была покинуть больницу несколько часов назад после ночного дежурства, она поменялась сменами с коллегой, чтобы быть рядом с новой пациенткой и убедиться, что с ней все в порядке. Девушка не шевелилась.

Подойдя к кровати, Конни проверила карточку пациентки и отрегулировала капельницу с антибиотиками. Несмотря на то что черные волосы девушки были покрыты грязью, даже в свете больничных люминесцентных ламп был заметен их блеск – как у воронова пера. Молочно-белая кожа была аккуратно обтерта влажными салфетками, хотя на щеках все еще виднелось несколько пятнышек грязи.

Конни, коренастая и крепкая, подалась вперед и склонилась над спящей девушкой, чтобы рассмотреть ее спину. Несмотря на белоснежные бинты, которыми были перевязаны раны девушки, кровь просочилась сквозь ткань повязок и теперь окрашивала тонкую больничную рубашку.

Придется сменить повязку после того, как будут проверены жизненные показатели.

Конни положила руку в перчатке на плечо девушки. Веки девушки дрогнули, затем она медленно открыла глаза.

– Откроешь рот? – Конни поднесла термометр к губам пациентки, чтобы проверить температуру. – Нужно убедиться, что у тебя нет жара. Инфекция тебе сейчас совершенно ни к чему, – пояснила Конни и проверила термометр. – Идеальная температура – ровно тридцать семь градусов. Хорошо, девочка моя. Ты голодна, милая?

Девушка взглянула на Конни сквозь густые ресницы. Обессиленная снотворным, она покачала тяжелой головой – нет. Потом снова опустила голову на подушку, ее глаза закрылись.

Конни решила не возражать и позволить девушке уснуть.

– Я здесь, Конни! Приехала так быстро, как только смогла. – В дверь вбежала доктор Сюзанна Матис, натягивая белый больничный халат. – Это…

Взгляд Сюзанны упал на спящую девушку. По мере того как доктор разглядывала окровавленную рубашку, хрупкое тело, синяки, выражение ее лица становилось все мрачнее.

– Она примерно ровесница Джулии, верно? – спросила Конни у Сюзанны.

Сюзанна кивнула, но лицо доктора сделалось бледным при одной мысли о том, что ее дочь Джулс можно хоть в чем-то сравнить с этой израненной девочкой.

– Показатели стабильны? – осведомилась Сюзанна, делая шаг к кровати.

– Да, но она почти все время провела в медикаментозном сне. Бедняжке пришлось многое пережить.

Сюзанна просмотрела карту пациентки.

– Мы знаем ее настоящее имя?

– Она поступила без документов, так что пока мы не узнаем больше, придется называть ее кодовым именем «Лорен Травма».

– Полиция не смогла выяснить больше ничего?

В редких случаях кто-то прибывал без каких-либо документов, удостоверяющих личность.

Конни покачала головой.

– Пока нет. Полная загадка.

– Как ее спина? – поинтересовалась Сюзанна, обратив внимание на пропитанные кровью бинты.

– Она… – начала было Конни, но не знала, как продолжить. – Я никогда не видела ничего подобного.

Грудь девушки поднималась и опускалась, поднималась и опускалась. Обе женщины наблюдали за пациенткой, завороженные ее загадочным появлением и явно тяжелым прошлым.

– Она похожа на поверженного ангела, – вздохнула Конни.

Сюзанна наконец отвела взгляд.

– Я пойду выпью чаю. Вызовете меня, когда она проснется?

Конни кивнула.

– Обязательно.

Сюзанна еще раз взглянула на лицо спящей пациентки и заметила, как подрагивают ее веки. Какие же кошмары видели эти глаза?

Глава 3

Ломкие осенние листья хрустели под моими оксфордами[8]8
   Марка мужских туфель в классическом стиле со шнуровкой.


[Закрыть], купленными в секонд-хэнде. Они были несколько более строгими, чем кеды-конверсы, которые я носила в прошлом году. Я купила эти туфли, чтобы моя обувь соответствовала винтажному стилю, в котором я недавно стала одеваться. Каблуки мерно цокали по асфальту.

Направляясь по пешеходной дорожке в сторону школы, я мысленно готовилась к утру понедельника. Все будут рассказывать о том, как весело провели выходные: на какие вечеринки ходили, кто напился, кто с кем переспал. В пятницу вечером я вместе с Айзеком смотрела британские комедии Нетфликса – это было единственное, что нравилось нам обоим. Он был большим любителем документального кино, а я недавно увлеклась ретро-фильмами. Было в них что-то такое, что меня умиротворяло. В субботу вечером я тоже осталась дома, якобы для того, чтобы посидеть с Дани, пока мои родители гуляют вместе. Но на самом деле – чтобы пересмотреть «Касабланку»[9]9
   Голивудская драма 1942 года Майкла Кертиса, рассказывающая о жизни человека в Касабланке во время Второй мировой войны.


[Закрыть].

– Никуда от тебя не деться, – послышался голос из желтого школьного автобуса. Айзек смотрел на меня сквозь прямоугольную щель приоткрытого окна.

– Да ладно тебе, Рапунцель, – отозвалась я. Айзек смахнул с глаз черные волосы, доходившие до самого подбородка. Ему вечно требовалась стрижка.

– Ну и пусть, я и дальше буду проводить с тобой почти все свободное время, – согласился он, спрыгивая с высокой подножки автобуса.

– А с кем еще ты можешь проводить время? – фыркнула я, поправляя лямки нового желтовато-коричневого рюкзака, который мама купила мне на прошлой неделе на распродаже в честь Дня Труда. Мне нравилась латунная застежка и толстая строчка, но ремешки из искусственной кожи уже начали истираться. Не зря его продавали со скидкой.

– А с кем еще могла бы тусоваться ты? – парировал Айзек. Справедливо.

Когда мы с Айзеком свернули на окаймленную газонами дорожку, ведущую к двухэтажному зданию из красного кирпича, то придерживались одного темпа ходьбы. Мы были закадычными друзьями с третьего класса – с того момента, как он переехал из Аляски в Огайо к своей тете. Я никогда не задавала лишних вопросов о причинах этого переезда, но, похоже, события, произошедшие с Айзеком в первые годы его жизни, помогали ему найти себе место повсюду, куда бы он ни приехал.

– Правда или ложь, – начал Айзек. – В Соединенных Штатах кампании в поддержку кандидатов на государственные должности должны финансироваться исключительно из государственных средств.

– Погоди, у нас что, будет тест?

– Неправильный ответ. Это тема следующей моей дискуссии. – Айзек увлекался ораторским искусством и дебатами, участвуя в командных соревнованиях со средней школы.

– Нужно ли спрашивать, на чьей стороне ты выступаешь? – Айзек всегда боролся за интересы обездоленных. Он был вечным «человеком из народа».

– Кампании должны вестись честно и справедливо, с обеих сторон должно набираться одинаковое количество агитаторов. Если одна сторона получает неограниченное частное финансирование, а другая – нет, это отнюдь не беспристрастный процесс отбора. Кроме того, количество расходуемых средств просто абсурдно. Почему бы не использовать эти деньги с большей пользой? Например, на инфраструктуру или общественные нужды?

– Звучит как хороший аргумент, – согласилась я с ним.

– Я буду бороться с Викторией Лю, которая решительно выступает за корпоративное финансирование. Ага, как будто никто не понимает, что Citizens United[10]10
   Консервативная некоммерческая организация в Соединенных Штатах, основанная в 1988 году. В 2010 году организация выиграла в Верховном суде США дело, известное как «Citizens United против FEC», когда суд признал неконституционным федеральный закон, запрещающий корпорациям и профсоюзам производить расходы в связи с федеральными выборами.


[Закрыть] – полная чушь, – хмыкнул он. – Ее отец – активный противник профсоюзов, что в данном случае, конечно, кощунство, но тем не менее понятно, что она займет именно такую позицию. Жесть, да? И я знаю, что она будет пытаться жестко играть со мной: она все еще злится после того, как я надрал ей задницу на региональных соревнованиях.

– Вы, ребята, в одной команде. Сейчас только сентябрь, у тебя есть целый год, чтобы разобраться с ее позицией.

– Я все равно выступаю в разы лучше, – ухмыльнулся он, не скрывая свое большое самомнение, а потом добавил: – И не подумай, будто я соперничаю с ней только потому, что мы оба азиаты.

Я улыбнулась.

– Я думаю, что ты справишься.

– Я знаю, что справлюсь, – ответил он с неироничной уверенностью. – Тебе следовало бы присоединиться к нашей команде, Джулс.

– Да, конечно, ты же знаешь, как я люблю выступать на публике, – парировала я.

– Тебе нужно набрать больше внешкольных активностей.

– Я все еще жду ответа из «Регала».

Я все-таки убедила себя в необходимости подать заявку на участие в съемках для нашей еженедельной школьной газеты. Правда, в штате уже был отличный фотограф – старшеклассница Рэйчел Робидо, так что вряд ли им нужен был кто-то новый. Но, следуя примеру Холли Голайтли из фильма «Завтрак у Тиффани»[11]11
   Романтическая комедия Блейка Эдварда с Одри Хепберн в главной роли 1961 года, снятая по одноименной повести Трумена Капоте.


[Закрыть], я решила попробовать себя в новом качестве.

Я действительно хотела стать фотожурналисткой. Но, если быть до конца откровенной, у меня, возможно, была и вторая причина, по которой я хотела работать в газете. И эта вторая причина, возможно, звалась Себастьян Джонс.

Себастьян – ученик второго года старшей школы – появился прошлой осенью. Он переехал сюда из Филадельфии и сразу же проявил себя, набрав самый высокий средний балл в нашем классе. Он даже написал статью об этом в «Ремингем Регал» и потом быстро стал одним из ведущих журналистов, а в конце учебного года его и вовсе назначили главным редактором – самым юным за всю историю школы.

В прошлом году мы оказались напарниками по лабораторной работе на уроках естествознания. С ним было очень легко общаться, и это успокаивало мои нервы. Когда мы готовили наш итоговый проект по движению тектонических плит, Себастьян признался мне, что планирует реорганизовать школьную газету и привлечь в нее новых людей. Насколько я знала, они еще не открыли ни одной вакансии, поэтому я ждала, затаив дыхание.

– Они будут идиотами, если не возьмут тебя, – заметил Айзек. – Ты так же хорошо умеешь фотографировать, как Рэйчел Робидо, если не лучше.

– Возможно, ты немного предвзят, – улыбнулась я. В глубине души мне нравилось, что вера Айзека в меня так же сильна, как и его вера в себя.

– О! – воскликнул Айзек. – В эти выходные будет показ документального фильма об американском государстве массовой слежки. Мы идем туда.

– Только если ты пойдешь со мной на двойной сеанс работ Дэвида Лина[12]12
   Британский кинорежиссер второй половины XX века, вошедший в десятку лучших режиссеров, по мнению Британского института киноискусства. Его лучшими фильмами считаются «Мост через реку Квай», «Лоуренс Аравийский» и «Доктор Живаго».


[Закрыть] в «Индепендент». Крутят «Лоуренса Аравийского»[13]13
   Фильм 1962 года о событиях Арабского восстания 1916–1918 годов, удостоенный семи премий «Оскар». В 1999 году фильм занял третье место в списке ста лучших британских фильмов, собранном Британским институтом киноискусства.


[Закрыть] и «Доктора Живаго»[14]14
   Фильм 1965 года по одноименному роману Б. Пастернака, удостоенный пяти премий «Золотой глобус» и пяти премий «Оскар». В 1999 году фильм занял двадцать седьмое место в списке ста лучших британских фильмов, собранном Британским институтом киноискусства.


[Закрыть] на семидесятимиллиметровой пленке.

– А они черно-белые? – скривился Айзек.

– Тебе же понравились фильмы Хичкока[15]15
   Британский и американский кинорежиссер XX века, создававший работы в жанре триллера, детектива и саспенса. Наиболее известными работами являются «Психо» (1960), «Головокружение» (1958), «Окно во двор» (1954).


[Закрыть], – возразила я.

– Потому что они были жуткими.

– Это классика. И в цвете.

– Хорошо, если только ты купишь мне попкорн и напиток, – согласился он. – Договорились?

Но я уже перестала слушать. Среди толпы студентов я заметила что-то… ладно, кого-то. Себастьян стоял на пандусе у бокового входа, просматривая свой телефон. Офис газеты находился рядом с боковыми дверьми, и хотя обычно там сидели на перилах и курили ребята-готы, на пандусе также часто можно было увидеть сотрудников «Регала». Я общалась с Себастьяном несколько раз после начала учебного года, и мы обсуждали наши летние дела: он уезжал в журналистский лагерь, как интересный человек, а я работала спасателем в местном бассейне, как человек скучный. Но у меня до сих пор перехватывало дыхание, когда я видела его.

– Земля вызывает Друга, ранее известного как Лучший. – Привлек мое внимание Айзек.

Я усилием воли выбросила из головы Себастьяна.

– А? Да, я достану билеты, – сказала я, пытаясь скрыть тот факт, что на минуту выпала из реальности.

Айзек сложил руки на груди. Он понял, что я его не слушала, а не слушать, по его мнению, было преступлением федерального масштаба.

– Где он? – Айзек окинул взглядом толпу.

– Кто? – попыталась отмазаться я, однако я знала, о ком он говорит, и он знал, что я знаю.

– Это написано у тебя на лице, – ответил он.

Черт!

– Неважно. Я ему даже не нравлюсь.

– Вам двоим нужно просто перепихнуться и покончить с этим, – поддразнил Айзек.

– Да, я займусь этим. Как только смогу связать пару слов в его присутствии.

Правда заключалась в том, что наши с Айзеком разговоры о сексе были столь же теоретическими, как и разговоры о парусных яхтах – с учетом того, мы жили в центре Огайо, где не было выхода к морю. Ни у одного из нас не было никакого реального опыта. Я только пару раз целовалась, а Айзека можно было практически назвать асексуалом. Но он никогда не поднимал эту тему, и я тоже.

– Слушай, а что мы приготовим для презентации по обществознанию? – поинтересовался Айзек, меняя тему разговора, пока мы поднимались по лестнице к главному входу. Он преодолевал по две ступеньки зараз.

– Айзек, это же только в ноябре, – напомнила я.

– Знаю, – отмахнулся он. – Я тут придумал тему: «Власть рабочих в СССР времен Холодной войны». Весело, правда?

Я бросила последний взгляд на Себастьяна. Утренний свет отражался от его очков в черной оправе, когда он с улыбкой смотрел на что-то в своем телефоне.

– Конечно, – ответила я, когда мы переступили порог школы. – Но тогда ты должен пообещать, что посмотришь со мной «К северу через северо-запад»[16]16
   Шпионский комедийный триллер 1959 года, снятый Альфредом Хичкоком, о специальном агенте американской разведки.


[Закрыть].

– Опять? – вздохнул он.