Текст книги "Лунное очарование"

– Не кипятись, старина! С твоими внешними данными ты можешь не бояться сплетен. Что бы кто ни рассказывал, все девицы все равно будут сходить по тебе с ума, стоит им только кинуть взгляд на твою фигуру.

Йен снова покосился на Годфри, и ему показалось, что за пару минут их разговора тот успел захмелеть еще сильнее.

– Честно говоря, на данный момент из девиц меня интересует лишь одна – преинтереснейший экземпляр, который я только что встретил на пристани. – Он подошел к Хармону вплотную. – Годфри, я думаю, такой любитель сплетен, как ты, должен знать, кто она такая. Скажи: тебе известна какая-нибудь девушка-англичанка, которая бы бойко говорила по-сиамски?

– Да, я знаю нескольких. – Хармон важно кивнул. – А сколько лет твоему «экземпляру»?

– Думаю, лет пятнадцать.

– И как она выглядит?

– Вообще-то она похожа на сиамку – черные волосы, карие глаза, худощавая…

– Тогда почему ты решил, что она англичанка?

– Эта девушка говорит по-английски так, словно родилась в Англии.

– Это еще ничего не значит, – фыркнул Годфри. – Взять хотя бы твоего секретаря, Чена. Стопроцентный китаец, а по-английски шпарит…

– Чей – особый случай, он жил в Лондоне, получил блестящее образование… Не думаю, чтобы среди китайцев, получивших образование в Англии, нашлась хотя бы одна девушка. Понимаешь, есть в ней что-то… в ее глазах, в этих волосах… Сам не знаю, отчего я верю, что она англичанка… По крайней мере, английская кровь в ней есть.

Годфри с любопытством посмотрел на приятеля:

– Так, говоришь, ты увидел ее на пристани?

Йен задумался. Стоит ли рассказывать Годфри обо всех подробностях этой встречи? И все же желание узнать, кем была эта таинственная незнакомка, пересилило голос разума.

– Знаешь, – произнес он, – там с ней еще были две сиамки…

Годфри рассмеялся:

– Тогда скорее всего никакая она не англичанка. Обычная сиамская проститутка, которая разыскивала на пристани какого-нибудь морячка… Она к тебе приставала?

Йену вспомнился испуганный взгляд девушки, когда к ней «клеился» пьяный матрос.

– Ничуть. Нет, она не похожа на проститутку, в этом я ютов поклясться.

Предположение Годфри задело Йена. Он никогда не стремился иметь дело с проститутками, тем более с азиатскими, – от них ничего не стоило заразиться чем-нибудь серьезным. Вообще, что касалось женщин, до сих пор Йену еще не приходилось встречать в местных городах кого-нибудь, кто способен был заинтересовать его больше, чем на неделю. За исключением, разумеется, Кэролайн. Но какая женщина могла сравниться с дикой, необузданной леди Кэролайн? Йен резко повернулся к Годфри:

– Ты же понимаешь, старик, проститутка меня не заинтересовала бы, а вот кто же все-таки эта девушка, я хочу знать. Она меня заинтриговала. Надеюсь, ее родные в курсе ночных похождений красавицы.

– Тебе-то что до чьих-то ночных похождений? – Годфри усмехнулся. – С каких это пор ты заделался блюстителем нравственности?

– Годфри, ты осел! – Подойдя к столу, Йен налил себе бренди из фляжки.

– Молчу, молчу! – Хармон поднялся и направился к двери. – Не буду досаждать тебе, раз ты сейчас не в настроении. Не беспокойся, если мне удастся что-нибудь разузнать об этой пташке, я тебя извещу. А сейчас я намерен направиться в ближайшую пивную…

– Что ж, желаю приятно провести время.

Йен отсалютовал приятелю бокалом, и Годфри скрылся за дверью.

Взяв лампу, Йен перенес ее на свой стол. Сегодня за ужином ему удалось узнать кое-что новое, и это, пожалуй, не мешало бы записать. Но как он ни старался сосредоточиться на своих делах, мысли его снова и снова возвращались к таинственной девушке.

На этот раз в его памяти всплыли новые подробности инцидента. Прежде всего нелишне доложить начальству о том, что позволяют себе Хенли и его дружок. Когда Хенли наотмашь ударил девушку по щеке, бедняжка упала на колени, даже не вскрикнув.

Перед мысленным взором Йена возникли и иные подробности – гладкая, шелковая кожа обнаженного плеча девушки, то, как соблазнительно обрисовывала тонкая ткань саронга ее бедра, когда она, повернувшись, пошла прочь… Давно уже ему не приходилось видеть столь привлекательной особы. Красота ее была неброской – не такой, как у эффектных, «роковых» женщин, но именно такую красоту, приглядевшись, начинаешь больше ценить.

Йен встряхнул головой, чтобы отогнать непрошеное видение. Этой пташке скорее всего не больше пятнадцати – такие малолетки не должны его интересовать. Да, безупречной красавицей загадочную незнакомку назвать нельзя… но как блестели ее густые черные как смоль волосы в свете полной луны! В этом свете она показалась ему неземным существом, богиней из восточной легенды. А как сверкали ее глаза – словно у тигрицы, выглядывавшей из лесной чащи… У девушки с таким взглядом наверняка должны быть гордый, независимый характер и большая сила воли.

Йен улыбнулся. Если родители крошки действительно англичане, то им не мешало бы присматривать за дочерью в оба. Отправиться ночью через лес в одиночестве (две сиамки, сопровождавшие ее, не в счет – они едва ли не моложе ее), да еще облачившись в костюм, который большинство английских леди нашли бы шокирующим, – на такое способна далеко не каждая юная особа. И как бы то ни было, саронг смотрелся на ней потрясающе.

Нет, он непременно должен разгадать эту загадку! Английская диаспора в Сиаме не так уж велика, и такая незаурядная девушка, где бы она ни появилась, наверняка не останется незамеченной, так что найти ее не составит труда…

Вот только что он будет с ней делать после того, как найдет? Ответа на свой вопрос Йен не знал, да ему пока и не нужен был этот ответ.

Глава 2

Плотно занавешенные окна экипажа надежно скрывали двух сидевших в нем мужчин от посторонних глаз.

– Майклз, – произнес один из находившихся в экипаже – молодой китаец, – я думаю, тебе следовало бы отнестись к этому с большой осторожностью. Несмотря на то, что удалось подслушать твоим шпионам из разговора девушки с Генри Раштоном, предпринимать что-нибудь против нее, считаю, было бы все-таки рискованно.

Губы Уильяма Майклза дрогнули в циничной усмешке.

– По-твоему, позволить ей узнать от министра-резидента некоторые подробности, касающиеся смерти ее матери, рискованно? Тебе не кажется, что сомнения девицы в том, что эта смерть действительно самоубийство, могут подтолкнуть власти начать расследование?

– Вряд ли кто-нибудь воспримет эти сомнения всерьез. В ее положении вполне естественно сомневаться в том, что мать оказалась на такое способна.

– И все-таки я предпочел бы обезопасить себя. Представь, что будет, если этим делом займется Раштон! Девчонка, надо отдать ей должное, неглупа и к тому же весьма упряма. Если ее начнут расспрашивать, она может вспомнить подробности последнего дня жизни матери, поскольку была на этом чертовом базаре вместе с ней…

– Скажу тебе по дружбе, Майклз, ты тоже додумался: передавать бумаги французскому атташе в таком людном месте!

Майклз поцокал языком:

– Да, не спорю, я и вправду сглупил. Но, сам посуди, мог ли я тогда предвидеть опасность? Рынок всегда кишит людьми – и местными, и англичанами, – кто бы мог подумать, что Рене со своей дочерью окажется там в столь неподходящий момент, да еще будет стоять ко мне слишком близко и узнает пакет, который я при ней брал со стола Раштона! Девчонка, правда, тогда еще была слишком мала, чтобы что-либо понять, но то, как я передавал эти чертовы бумаги, могла видеть. Если Раштон на нее поднажмет, она, возможно, вспомнит подробности. Маловероятно, но я все-таки предпочитаю подстраховаться на все сто.

В глазах Чена мелькнула тревога.

– И что ты с ней сделаешь? Уберешь ее тем же путем, что и мать, и подвергнешь наше дело еще большей опасности?

– Успокойся, Чен, – Уильям помахал рукой, словно отгоняя назойливую муху, – убивать я ее не стану. Я все-таки не настолько глуп и не буду привлекать к себе лишнее внимание. К тому же, признаюсь, мне жаль это невинное создание. Она такой редкий цветок – бойкая, умная, красивая, как и ее покойная мать…

Майклз замолчал. Чен понимал – в этот момент его напарник захвачен воспоминаниями.

– Послушай Майклз, – заговорил он наконец, – ты все еще питаешь страсть к женщине, которая тебя отвергла и которой больше нет, поэтому видишь в дочери то, что видел в матери. Меня пугает твоя страсть – она мешает тебе смотреть на нощи здраво. Это может обернуться непростительной ошибкой для нас обоих!

Наклонившись к китайцу, Майклз взял его за руку:

– Не зарывайся, приятель, и не забывай – ты работаешь на меня! Мои чувства к женщинам – это мое личное дело. – Он снова выпрямился. – Впрочем, о нашей безопасности можешь не беспокоиться – я все обставлю так, что ни ты, ни я в любом случае не пострадаем.

Это заявление немного успокоило Чена.

– Значит, – уточнил он, – новых фальшивых самоубийств не будет?

Ответом ему было молчание.

– Майклз, ты, надеюсь, понимаешь, что никто не должен знать о том, что мы как-то связаны друг с другом? Слава Богу, тебе без проблем удалось убрать эту женщину, и ее муж, кажется, ничего не заподозрил. Но если вслед за матерью умрет и дочь, это ему наверняка покажется странным. А если Монтроуз начнет задавать вопросы министру-резиденту – своему близкому другу, – то для нас это может оказаться гораздо опаснее, чем если девчонка начнет выпытывать подробности у Раштона.

Уильям фыркнул:

– Ты полагаешь, мой друг, что я не все обдумал? Для того чтобы заставить замолчать девчонку, мне вовсе нет нужды убивать ее. Я поступлю по-другому – женюсь на ней. После того как она станет моей женой, ей и в голову не придет заикнуться о чем-либо Раштону или кому бы то ни было. Можешь не сомневаться, уж я сумею об этом позаботиться!

На минуту Чен задумался.

– Что ж, – проговорил он наконец, – идея, пожалуй, неплохая!

Несколько минут они молчали; затем Чен резко наклонился и произнес:

– Идея неплохая, Майклз, но я слыхал, что у вас, англичан, с женитьбой обычно бывает сложнее, чем у нас, китайцев. Чтобы жениться, тебе нужно спросить разрешения у ее отца, а он, возможно, знает, что ты когда-то пытался соблазнить его жену. Это, как нетрудно догадаться, вряд ли тебе на руку.

Уильям улыбнулся:

– Не думаю, что Рене когда-нибудь рассказывала об этом мужу. Во всяком случае, я не припомню, чтобы Джеймс делился этим с кем-нибудь. Если бы он знал, что я пытался соблазнить его жену, он наверняка стал бы меня преследовать. – Внезапно улыбка покинула лицо Майклза и брови его нахмурились. – Рене тогда с таким негодованием отвергла мои ухаживания, что, думаю, и мужу не стала о них рассказывать – она считала меня ничтожеством, не заслуживающим упоминания. Да, жаль все-таки, что Рене отвергла меня! Если бы она стала моей любовницей, мне бы, возможно, не пришлось идти на такую крайнюю меру – уж я сумел бы что-нибудь наврать ей по поводу этих бумаг…

– Меня всегда удивляло – почему, став столь важным свидетелем, она сразу же не сказала обо всем Раштону?

Лицо Майклза, за минуту до того цинично улыбавшееся, вновь посуровело.

– Возможно, – задумчиво проговорил он, – она бы так и сделала, если я тогда не схватил бы ее в дверях и не поцеловал. Она была так шокирована этим, что все остальное сразу же отошло для нее на второй план.

– Что ж, – китаец чуть улыбнулся, – слава Богу, фортуна в тот день оказалась на твоей стороне!

– Ненадолго, друг мой. Потом она увидела меня на рынке. Как назло, она хорошо знала этого французского атташе и знала, что этих бумаг я ему передавать не должен. Что мне после этого оставалось делать, кроме как убрать свидетельницу? Слава Богу, все прошло гладко. Разумеется, до тех пор, пока ее муж был рядом, я не мог ничего сделать. Но вот однажды он уехал, и это сыграло мне на руку. В ту ночь в доме все спали – момент был как нельзя более подходящий…

– Я согласен, – китаец кивнул и прищурил свои и без того узкие глазки, – в твоей ситуации тебе иного и не оставалось. Но ты действительно уверен, что все прошло гладко? Вспомни как следует – ты не оставил никаких улик?

– Да какие улики? Перед тем как Рене выпила яд, я заставил ее написать записку, в которой говорилось, что она якобы любит другого человека и не в силах вынести того, что не может быть с ним. Я пригрозил ей, что, если она не напишет записку, я убью ее дочь. Рене не стала отрицать, своей осведомленности о том, что я шпион, – это было бесполезно. Будь она поумнее, она бы поняла, что убить девчонку я пригрозил лишь ради красного словца – две смерти сразу выглядели бы слишком подозрительно. Но видно, Рене была слишком перепугана, чтобы подумать об этом. Хотя, пожалуй, я все-таки не могу сказать, что все действительно прошло гладко.

Чен бросил на него подозрительный взгляд:

– Что ты имеешь в виду?

– Перед смертью Рене сказала, будто написала записку, в которой говорится, что я передал бумаги французу, и оставила ее в таком месте, где я ее никогда не найду.

В глазах Чена мелькнула тревога.

– Ты мне этого никогда не говорил!

– Поначалу я решил, что она придумала эту записку в надежде, что я пощажу ее. Но потом я задумался: а вдруг эта чертова записка действительно существует? До сих пор, правда, ничего не всплыло, но кто знает…

– А сейчас ее дочь начала проявлять интерес к смерти матери: она даже пыталась расспросить министра-резидента. Если тот начнет расследование…

– Я не должен этого позволить! Итак, выход один – я женюсь на девчонке. Тогда я смогу заставить ее замолчать.

– Да, – кивнул Чен, но взгляд его продолжал оставаться неспокойным, – если женишься, сможешь. Но ты уверен, что сумеешь уговорить Монтроуза выдать за тебя дочь?

Лицо Майклза снова скривила усмешка.

– Согласен, – проговорил он, – над этим придется поработать. Между прочим, я уже дважды закидывал удочку, и оба раза папаша мне отказал. Но мой козырь – Мириам. Эта дура так жадна, что если я посулю ей денег, она встанет на мою сторону. Нужно сделать так, чтобы отец был вынужден выдать Эсме замуж – и выдать только за меня.

Экипаж въехал на безлюдную улицу.

– Останови! – окликнул Майклз кучера. – Я сойду. – Он потянулся к ручке двери.

– Подожди! – Чен схватил его за руку. – Что ты собираешься делать?

– Как сказано у Шекспира, «хорошая репутация – самый летучий товар: порой обретается незаслуженно, порой так же незаслуженно теряется». Пришло время доказать, что великий поэт был прав. Если распространить слух, будто девица имела связь с женатым мужчиной, то после этого папаша перестанет быть особо разборчивым в выборе женихов и согласится выдать красотку за любого, только бы поскорее сбыть ее с рук…

– Но в таком случае ты должен распустить этот слух так, чтобы никто не догадался, откуда он идет. Как ты сможешь это сделать?

– Очень просто. В городе найдется немало заядлых картежников, каждый из которых должен мне кругленькую сумму. Я могу диктовать им любые условия. Их я и заставлю потрудиться. На следующей неделе у Раштона бал – так вот, будь уверен, уже к этому времени о распутности дочери Монтроуза будет судачить весь Бангкок!

Ухмыльнувшись, Майклз вышел из экипажа.

Мириам с недовольным видом посмотрела на племянницу, примерявшую у зеркала новое бальное платье:

– Почему такое кислое лицо, дорогая? Ты, кажется, вовсе и не рада, что идешь на бал? Можно подумать, в этой Богом забытой стране балы происходят каждый день!

– Я рада, что иду на бал, тетя, – откликнулась Эсме, хотя это заявление было, мягко говоря, преувеличением. – Просто я не знаю, как там себя вести. Я ведь никогда не присутствовала на балу! Мне кажется, я там буду чувствовать себя не в своей тарелке…

– Понимаю, – фыркнула Мириам, – на какой-нибудь дикарский праздник ты пошла бы с гораздо большим удовольствием!

Эсме недовольно поморщилась. За несколько дней до того, как идти на Лой Кратонг, она попросила разрешения у тети и, разумеется, получила самый резкий отказ. Мириам, по-видимому, все еще злилась по поводу желания, племянницы посещать языческие празднества. Слава Богу, о том, что та все-таки нарушила приказ, тетка так и не узнала. Синяк свой Эсме объяснила тем, что, проснувшись ночью и захотев попить воды, пошла на кухню и налетела на что-то в темноте. Мириам, кажется, не очень в это поверила, но, слава Богу, доказательств обмана у нее не было.

– Ты слушаешь меня, негодница?

– Конечно, тетя, – откликнулась Эсме, хотя на самом деле была погружена в свои мысли.

– Не понимаю, почему на балу ты будешь чувствовать себя не в своей тарелке. По-моему, там для тебя гораздо более подходящее место, чем в школе, с этими дикарями. Странных ты, однако, себе выбираешь подружек! Не пора ли тебе, красавица, подумать о замужестве? Сегодняшний бал – как раз самое подходящее место, чтобы выбрать себе жениха.

Эсме чуть не застонала.

– И нечего вздыхать! На балу у мистера Раштона соберется лучшая публика – советники, офицеры, негоцианты… Взять хотя бы мистера Майклза – чем не жених?

Мириам продолжала еще что-то вещать в том же духе, но Эсме ее не слушала. Отвернувшись от тетки, она состроила недовольную гримасу. Мил, как всегда, была в своем репертуаре: для нее, разумеется, единственная цель поездки на бал – подыскать племяннице выгодную партию. Эсме казалось, что на балу она будет чувствовать себя не лучше, чем картина, выставленная на аукцион. Один этот ужасный Майклз чего стоил! Лысый торговец уже приходил пару раз свататься к ней и каждый раз, разговаривая с отцом Эсме, пожирал ее похотливым взглядом. Мириам, разумеется, готова была сразу же дать согласие, но, слава Богу, отец все-таки оказался чуточку умнее. Если Мириам станет заставлять ее танцевать с этим типом, вечер будет окончательно, испорчен.

Но сейчас, когда Эсме глядела на себя в зеркало, ей не хотелось думать о плохом. До сих пор ей еще не приходилось надевать столь роскошное платье, и нельзя было не признать, что оно ей весьма шло, подчеркивая соблазнительные линии стройной фигуры.

Оглядывая себя со всех сторон, девушка с удовлетворением отметила, что выглядит ничуть не хуже, чем красотки на картинках в самых модных журналах. Ужасные корсеты и кринолины, которые носили женщины во времена ее матери, слава Богу, вышли из моды, и сейчас, когда под платьем Эсме ничего не было, кроме панталон и нескольких сатиновых нижних юбок, ничто не стесняло ее движений.

Эсме прошлась перед зеркалом, с удовлетворением отметив, как грациозно обрисовывают свободно струящиеся юбки ее стройные ноги. Лиф платья тоже сидел безукоризненно, подчеркивая узкую талию и округлые крепкие груди. Единственным, что, пожалуй, немного смущало ее, было слишком глубокое декольте – до сих пор она не привыкла так сильно оголяться.

Повернувшись к Мириам, Эсме улыбнулась:

– Спасибо за чудесное платье, тетя! Я знаю, во сколько оно тебе обошлось, и, поверь, ценю это.

– Дорогая, для тебя я готова на любые расходы. Во-первых, я не смогу покинуть этот город, пока не найду для тебя достойного мужа. Ну и конечно, я считаю это своим долгом. Вот почему мне необходимо показать тебя обществу в самом выгодном свете.

Эсме постаралась не подавать виду, но слова Мириам ее задели. Мил и не собиралась скрывать того, что старается для племянницы лишь исключительно ради собственной выгоды. Любовью, даже просто родственными чувствами тут и не пахло. Эсме порой сомневалась, способна ли ее тетка вообще на какие-нибудь чувства, кроме страсти к деньгам.

Словно в подтверждение этого Мириам начала снова:

– Желаю тебе приятно провести время, дорогая, но не забывай и о своем положении. Ты всего лишь дочь учителя и не надейся, что вся эта публика будет ходить вокруг тебя на задних лапках. Помни о том, как коварны порой бывают мужчины из высшего света – им ничего не стоит соблазнить какую-нибудь дуреху из низших слоев, позабавиться, а потом бросить. Чем скромнее ты будешь держать себя, тем лучше. А если на тебя обратит внимание британский посол, будь с ним предельно вежливой и не забывай о манерах. Этот малый – сын графа – привык считать, что ему все дозволено. Очень скользкий тип…

Эти слова тетки напомнили о главной причине, по которой Эсме страшилась ехать на бал, – она боялась столкнуться с таинственным незнакомцем, встреченным ею на пристани.

Судя по всему, это человек с высоким положением, и, возможно, он тоже будет приглашен. А вдруг он узнает ее? Или, хуже того, расскажет о ночной встрече тетке?

Эсме испуганно поглядела в зеркало. Синяк, кажется, уже прошел, но…

Прекрати все время хмуриться – так ты никогда не найдешь мужа! – услышала она грозный окрик.

– А я и не хочу замуж! – Эсме еще раз бросила взгляд в зеркало. Из него на нее смотрело юное, слегка испуганное девичье лицо.

– Ты говоришь это нарочно, чтобы позлить меня! – Брови Мириам сошлись на переносице. – Тебе необходимо выйти замуж. Так хочет твой отец, так хочу я. Или ты решила остаться на всю жизнь одинокой учительницей? Я лично не собираюсь торчать в этой дыре до конца своих дней и хочу поскорее вернуться в Лондон, к нормальной, цивилизованной жизни! Твоя мать, если бы была жива, одобрила бы мои действия…

Эсме резко обернулась; в глазах ее загорелся огонь.

– Оставь маму в покое! Моя мать – святая женщина, не смей даже упоминать ее имя!

Лицо Мириам побагровело, руки сжались в кулаки.

– Ну погоди же… – начала она, но все-таки сумела сдержан, себя. – Послушай, красавица! Я не собираюсь всю жизнь с гобой нянчиться – и так уж я слишком много позволяла тебе, вот ты и распустилась дальше некуда. Все, хватит! Я выдам тебя за первого, кто посватается, – будь он хоть старик, хоть урод. Мистер Майклз уже дважды к тебе сватался – Джеймс отказал ему, потому что, видите ли, тебе он не нравится! Но у меня-то этот номер не пройдет.

На минуту Эсме опешила. Несмотря на то, что ей и раньше не приходилось слышать от тетки любезностей, такой Мириам ей видеть еще не случалось.

Она тут же поспешила взять себя в руки.

– Я не боюсь твоих угроз! – заявила Эсме со всей твердостью, на какую была способна. – Еще раз повторяю: не смей даже упоминать мою маму, ты и мизинца ее не стоишь. И не говори, что папа заодно с тобой, – я уверена, если бы он сейчас услышал твои речи, то вышвырнул бы тебя из дома!

Мириам затряслась от злости.

– Я не стою? – прошипела она. – Да это нашему отцу вздумалось завещать все Джеймсу, вот почему я завишу от брата. Но, будь уверена, я отлично знаю, как управляться с Джеймсом. Он уже сожалеет о том, что подпал под влияние твоей матери и слишком много тебе позволял. После того как Рене не нашла ничего умнее, и… – Мириам вдруг запнулась, заметив, какое выражение приняло лицо племянницы. – Впрочем, не важно, – неожиданно успокоившись, продолжила она. – Главное, я уверена: еще одна безумная выходка с твоей стороны – и твой отец сам придет к выводу, что тебя надо поскорее сбыть замуж. Помяни мое слово, красавица, – еще один подобный фортель, и не успеешь опомниться, как окажешься замужем. Так что знай свое место! – Вздернув подбородок, Мириам резко повернулась на каблуках и покинула комнату.

Эсме была так потрясена этим разговором, что едва держалась на ногах. В конце концов она бессильно опустилась на пол прямо там, где стояла.

«Я не заплачу… не заплачу!» – повторяла она про себя. Нельзя показывать Мириам свою слабость!

Впрочем, почему нельзя? Мил сама признавалась, что, если у девушки хмурое лицо, на нее не «клюнет» ни один жених. Вот и хорошо…

Внезапно Эсме резко тряхнула головой. Нет уж, предаться мрачному настроению означало бы, что Мириам все-таки удалось испортить ей вечер. Лучше держаться уверенно и независимо и наслаждаться балом.

Еще раз посмотрев в зеркало на свое хмурое лицо, Эсме заставила себя улыбнуться, затем решительно поднялась и, расправив плечи, направилась к выходу из спальни. За порогом находился огромный, восхитительный мир, в котором – она была абсолютно уверена – ее ждало счастье. И если за это счастье ей придется побороться, Эсме была готова к борьбе.

Через час она уже подходила к крыльцу дома Раштонов. На улице стояла изнурительная жара, но Эсме не чувствовала ее – настолько она была погружена в свои мысли. Поднимаясь вслед за теткой по холодным каменным ступеням, она заставила себя расслабиться. В конце концов, чего ей бояться?

Здесь собрались все ее друзья. Генри Раштон, министр-резидент – лучший друг ее отца; жена его, Блайт, была близка с матерью, да и сама Эсме посещала этот дом бессчетное количество раз…

В этот момент в дверях появилась хозяйка бала.

– Эсме, дорогая, – приятное лицо Блайт светилось теплой, дружеской улыбкой, – ты выглядишь потрясающе! Я так рада за тебя!

Мил тоже удостоилась приветствия, но гораздо более сдержанного – Блайт всегда недолюбливала тетку за ее отношение к племяннице.

– А где твой отец, дорогая? – демонстративно игнорируя Мириам, обратилась Блайт к Эсме.

– Папа просил передать свои извинения – ему сегодня немного нездоровится. Я хотела остаться с ним, но он сказал: – Не надо, поезжай!»

– Да не так уж сильно ему и нездоровится! – не скрывая презрения, фыркнула Мил. – Просто Джеймс, как всегда, решил устраниться от своих обязанностей отца. – Она повернулась к Блайт: – Если честно, это я настояла на визите. Во-первых, кто-то должен за ней присматривать, раз уж Джеймс не хочет, во-вторых, должна же она рано или поздно выйти в свет! – Мириам скосила глаза в сторону племянницы.

– Разумеется. – Блайт кивнула и тут же подмигнула Эсме, словно говоря, на чьей она стороне. – Будь как дома, дорогая!

Блайт повела Эсме в гостиную, по дороге рассказывая о Юм, какие потрясающие модные платья прибыли недавно из Лондона. Эсме внимательно слушала, радуясь возможности занять ум чем-то более приятным, чем ворчание тетки.

Вскоре она и вовсе успокоилась и начала с любопытством оглядываться по сторонам. Гостиная, залитая мягким, уютным светом, быстро заполнялась нарядными людьми, которые непринужденно болтали, разбившись на группы. Широко раскрытыми глазами смотрела Эсме на платья жен богатых купцов. Если еще час назад собственное платье казалось ей иерхом изысканности, то сейчас она со вздохом отметила, что по сравнению с роскошными нарядами присутствующих на балу оно выглядит весьма скромно. Но стоит ли расстраиваться из-за этого? Эсме и не думала ни с кем тягаться – ей просто необходимо было вырваться из душной, домашней суеты, скрыться от занудных теткиных лекций.

Эсме жадно вдыхала в себя атмосферу бала, словно томимый жаждой путник, наконец-то припавший к воде, она наслаждалась этой атмосферой… пока с удивлением не заметила, что взгляды многих гостей устремлены на нее. В этих взглядах было не просто любопытство, а что-то такое, отчего Эсме становилось не по себе. Она покосилась на Блайт – но та, казалось, ничего не замечала, в то время как двое офицеров, глядя на нее, о чем-то оживленно шушукались. Да в чем дело? Может быть, платье на ней плохо сидит? Или декольте ее смотрится слишком нескромно? Но другие дамы оголены не меньше, если не больше…

И вдруг все эти вопросы мгновенно исчезли из головы Эсме; остался один лишь пронзительный взгляд синих глаз. Опасения ее подтвердились – таинственный незнакомец тоже был здесь. Те же густые каштановые волосы, оттеняющие бронзовый загар лица, – очевидно, мужчина совсем недавно сошел с корабля, на котором он до этого провел несколько месяцев в открытом море. От широкоплечей, мускулистой фигуры незнакомца веяло недюжинной силой и уверенностью в себе. Черты лица его были резкими, словно высеченными из гранита, – но именно такие лица большинство женщин находят чертовски привлекательными. И все же самыми примечательными, несомненно, были глаза. Взгляд этих глаз одновременно пугал и притягивал Эсме; в нем безошибочно читалось то, чего девушка так боялась, – он тоже узнал ее.

Словно в подтверждение этого лицо незнакомца расцвело дружеской улыбкой; он галантно поклонился Эсме, словно старой знакомой.

Чувствуя, как розовеет ее лицо, Эсме поспешила отвернуться, словно ища спасения в обществе Блайт и тетки. Чтобы еще сильнее скрыть лицо, она начала обмахиваться веером из пальмовых листьев – подарком Мириам, но ничто не могло спасти ее от жара, шедшего изнутри.

Хотя Эсме не смотрела на незнакомца, она кожей чувствовала, что он приближается к ней.

– Ого! – услышала она у себя над ухом веселый голос Блайт. – Оказывается, лорд Уинтроп уже положил на тебя глаз! Про него ходят слухи, что он беспардонный ловелас, но я, признаться, ни на йоту в это не верю. Как бы то ни было, сегодняшнем балу он, похоже, одна из главных достопримечательностей, поскольку он совсем недавно прибыл в наш город. Мне даже жаль беднягу – как они все на него накинулись, словно на чудо природы! Тем не менее, пора вас представить. Будь уверена, он найдет тебя очаровательной!

– Ради Бога, Блайт… – начала было Эсме, но тот, о ком говорила Блайт, уже стоял рядом.

Эсме словно приросла к месту от ужаса, когда хозяйка бала сделала шаг навстречу Уинтропу.

– Я рада, что вы посетили нас, милорд! Позвольте представить вам одну юную особу.

Эсме захотелось крикнуть: «Нет!» – и, презрев все приличии, бежать с бала без оглядки, но взгляд бездонных глаз словно гипнотизировал ее. Собравшись с духом, она подняла ресницы, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения.

Затем Блайт представила лорду Мириам, но Уинтроп едва удостоил ее взглядом – его внимание было целиком приковано к Эсме. Словно сквозь пелену до девушки донесся голос шишки бала, сообщившей, что его сиятельство – новый британский посол в Бангкоке. Сердце Эсме окончательно ушло в нитки. Лорд Уинтроп был явно из тех людей, которые привыкли строго соблюдать правила света. Теперь он наверняка расскажет отцу о ее ночных похождениях!

– Мать Эсме была из Лаплантов, – продолжала Блайт. – Но вы наверняка знаете их, ваше сиятельство, – это весьма известная фамилия в Париже. И вот она бросила все, вышла замуж за Джеймса Монтроуза – школьного учителя, – после чего поехала с ним в Сиам. Романтичная история, не правда ли?

– Блайт, дорогая, – проскрипел голос Мириам, – я не уверена, что его сиятельству интересно слушать историю о родителях Эсме.

– Вы разве не мать мисс Монтроуз? – удивился Уинтроп.

– Ну уж нет, – проговорила Мил так, словно само это предположение было для нее оскорбительно. – Я сестра ее отца и приехала из Лондона по его просьбе. – Мириам особо подчеркнула слово «Лондон».

В этот момент раздались первые звуки вальса.

– Надеюсь, вы не станете возражать, если я на время похищу вашу племянницу? – Уинтроп заговорщицки подмигнул Мириам.

– Почту за честь, ваше сиятельство! – Мил нехотя выжала из себя улыбку.

Меньше всего на свете Эсме сейчас хотелось танцевать с «этим типом». Чем дальше она будет держаться от него, тем лучше. Но отказаться означало бы разозлить и без того сердитую на нее Мириам. К тому же Блайт уже начинала недоумевать, почему Эсме так странно ведет себя.