Текст книги "Лунное очарование"

Джеймс покачал головой:

– Я уже не знаю, Эсме, чему верить, чему нет. Допустим даже, Харриет все придумала или, услышав что-то и сама толком не разобравшись, раздула до невероятных размеров. Но то, что ты ходила ночью на этот праздник не спросясь, заставляет меня подозревать… Словом, это, видимо, не единственное, что ты делаешь за моей спиной. Ты солгала мне, Эсме, уверяла, будто терпеть не можешь лорда Уинтропа, а на самом деле ты бегаешь к нему на тайные свидания и потом, когда он появляется здесь, делаешь вид, словно почти с ним не знакома…

– Отец, – в глазах Эсме стояли слезы, – Богом клянусь, я не лгала тебе. Я в самом деле недолюбливаю лорда Уинтропа и, уж во всяком случае, не стала бы бегать к нему ни на какие свидания. Почему ты не веришь мне? Да, я действительно ходила на Лой Кратонг и встретила там лорда Уинтропа – но встретила совершенно случайно. Ко мне и к моим подругам пристали пьяные матросы, лорд Уинтроп случайно оказался рядом и защитил нас, а затем мы сразу пошли домой. Ламун и Мей все это время были со мной – спроси их, они могут подтвердить мою невиновность…

– Разумеется, – саркастически усмехнулась Мириам, – они это подтвердят! Похоже, эти две дикарки дороже для тебя, чем твои родные. Да для этих дикарей солгать – раз плюнуть!

– Уверяю тебя, папа, – Эсме продолжала разговаривать с отцом, не обращая внимания на Мириам, – между мной и лордом Уинтропом тогда ничего не было! Неужели ты считаешь, что я способна отдать свою честь первому встречному?

– «Тогда»… – нахмурился Джеймс. – А вчера вечером?

– Да, мы уединились на минутку…

– Вот видишь!

– Но и здесь ничего не было, ничего! Я всего лишь просила его никому не рассказывать, что он видел меня на пристани, немного расплакалась, он предложил мне платок, а я забыла его вернуть… Вот и все!

– Точно все? – Взгляд отца стал еще жестче.

Эсме вдруг почувствовала, что невольно краснеет. Если бы не этот злополучный поцелуй…

– Вот видишь, ты покраснела! – мрачно усмехнулся Джеймс. – Какие еще нужны доказательства?

– Это совсем не то, о чем ты подумал, папа! Неужели ты веришь, что я способна опозорить тебя? Спроси у самого лорда Уинтропа – он расскажет тебе все как есть. Кое-какие черты мне в нем действительно не нравятся, но по большому счету он все-таки человек благородный…

– Конечно, он будет все отрицать! Разве я смогу доказать, он или не он обесчестил мою дочь? Тем более что ты его покрываешь…

– Что ты говоришь, отец! Если бы он действительно меня обесчестил, зачем бы я стала его покрывать? Лорд Уинтроп ни и чем не виновен! – Эсме больше не могла сдерживаться, слезы хлынули из ее глаз в три ручья. – Неужели ты веришь этой злой женщине, неужели не видишь, что она всеми путями старается меня оклеветать?

Мириам попробовала что-то возразить, но Джеймс, подняв руку, остановил ее. Он смотрел на дочь, и в глазах его стояла жалость, которая унижала Эсме в тысячу раз больше, чем любой гнев.

– Бедняжка, – проговорил он, – теперь я вижу: ты точь-в-точь такая, как твоя покойная мать: такая же красивая – и такая же доверчивая. Стоит ли удивляться, что этому ловеласу Уинтропу ничего не стоило завлечь тебя в свои сети?

– В какие сети? Папа, у меня никогда не было любовника, никогда! Все, что наговорила здесь Мириам, гнусная ложь, и я не знаю, кому вдруг понадобилось все это придумывать и зачем…

С минуту Джеймс молча смотрел на дочь. Судя по всему, ее слезы тронули его, но даже теперь он ей не верил.

– Увы, девочка, – Монтроуз покачал головой, – как оказалось, не все ложь. Я было не поверил, что ты ходила на этот чертов праздник, но ты сама это признала. Как теперь, скажи на милость, я поверю, что все остальное – ложь? Мириам оказалась права – тебя, красавица, и впрямь нужно держать в ежовых рукавицах, иначе из тебя вырастет такая же гулящая женщина, как твоя мать. Раньше я сомневался, что она покончила с собой из-за любовника, но, по-видимому, так оно и было…

– Не было, папа, я больше чем уверена, что не было! Мама не такая! Она любила тебя! Она никогда не смогла бы тебе изменить!

– Опять начинается старая песня! – поморщилась Мириам. Джеймс взглядом призвал сестру успокоиться.

– Послушай, девочка, мы все обычно не хотим верить в то, что нам не нравится. Я понимаю, тебе трудно смириться с мыслью, что твоя мать предала нас всех…

– Не верю, не верю, ни на секунду не верю! Я была с мамой до последнего. В тот день она вовсе не выглядела грустной или чем-то озабоченной – ничего, что предвещало бы самоубийство!

– Твоя мать была отличной актрисой, Эсме, и умела скрывать свои чувства. Когда я услышал о самоубийстве, то тоже отказался в это верить. Однако есть два доказательства. Во-первых, она умерла с пузырьком яда в руке. Во-вторых, оставленная ею записка действительно написана рукой Рене – я отлично знаю ее почерк!

– Все равно я не верю в самоубийство! Кто-то заставил ее написать это письмо и выпить яд!

Джеймс горько усмехнулся:

– Но это же абсурд! Сама посуди – кому понадобилось ее убивать и ради, чего? В действительности остается лишь одно – самоубийство из-за любовника. Черт побери, я даже не знаю, кто был этот любовник! Жена обманывала меня, может быть, не один год, а я ни о чем и не подозревал…

– Она не обманывала тебя, папа, в этом я готова поклясться. И я не обманываю тебя, никогда не обманывала… Я люблю тебя, папа!

– Насчет того, что любишь, я не сомневаюсь. Но вот насчет того, что никогда не обманывала… Разве то, что ты скрыла, – не обман? С тобой повторяется та же история, что и с твоей матерью! Рене я уже спасти не могу – а тебя, надеюсь, спасти еще не поздно, иначе ты сама испортишь себе жизнь. Ты все-таки моя дочь, Эсме, и я несу за тебя ответственность. Если за тобой не следить, то одному Богу известно, на какие еще фокусы ты способна. Я должен очень серьезно заняться тобой.

– И что же конкретно ты собираешься делать? – потерянно спросила Эсме.

Джеймс молчал.

– Выход здесь может быть только один, – проскрипела Мириам, воспользовавшись замешательством брата. – Нужно подыскать нашей красавице подходящего мужа, тогда она скорее забудет всю свою дурь!

Эсме не сомневалась, что все кончится именно так.

– Нет! – в отчаянии прошептала она. – Только не это!

– Я думаю, что посол не захочет жениться на ней, – устало произнес Джеймс. – Он гораздо выше моей дочери по социальному статусу, хотя мать ее и была из аристократов. К тому же, как мне показалось, этот парень не из тех, кто готов жениться на девушке только ради того, чтобы спасти ее репутацию.

– Но это же абсурд! – попыталась протестовать Эсме. – О том, что я ходила на праздник, никому не известно, кроме вас, Ламун, Мей и самого лорда Уинтропа!

– Разве тут о празднике речь? – взвилась Мириам. – Праздник – еще цветочки! Речь об этой истории с женатым мужчиной, о которой уже весь город судачит!

– Да уж, после этого на нашей красавице никто не женится! – Джеймс нахмурился.

– Мистер Майклз женится, – произнесла Мириам так, словно эта мысль внезапно пришла ей в голову. – Он уже два раза делал предложение. Плохая репутация Эсме его не остановит, судя по тому, что вчера он полвечера танцевал с ней, как раз тогда, когда о ней шушукались по всем углам.

– Я не пойду за него замуж, – вскричала Эсме, – и ты не сможешь меня заставить!

Джеймс пристально посмотрел на дочь. Судя по выражению его лица, жалость к Эсме боролась в нем с гневом.

– Неужели нет другого выхода, Мириам? – задумчиво спросил он. – Может быть, ты возьмешь ее в Лондон – туда, я думаю, слухи не дойдут. Там мы и найдем ей подходящего мужа. Ты же сама все время хотела вернуться в Лондон…

Мил с непреклонным видом скрестила руки на груди:

– Такие слухи, как правило, тянутся за человеком словно хвост, куда бы он ни поехал. К тому же наша красотка наверняка и в Лондоне будет вести себя подобным же образом, так что очень скоро о ней пойдут новые слухи…

Для Эсме не было секретом, что на самом деле Мил просто не хочет возиться с ней; поэтому она собирается как можно скорее избавиться от «обузы», и путь для этого видит только один – поскорее выдать строптивую племянницу замуж.

– Пожалуй, ты права, – неуверенно кивнул Джеймс.

– Ты же сам сказал, что ее нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы она не повторяла ошибок матери. Полагаю, Майклзу быстро удастся ее приструнить!

– Честно говоря, – начал Джеймс, – этот Майклз мне что-то не очень нравится. К тому же он намного старше ее…

– Не такой уж он и старый – ему всего лишь за сорок. – Монтроуз ничего не ответил, и, воспользовавшись этим, Мириам продолжала гнуть свою линию: – А вдруг наша красотка вдобавок ко всему еще и беременна? Нужен ребенку отец или нет?

Эсме готова была умереть от унижения. Как может Мириам так мерзко думать о ней?!

– Никакого ребенка нет! – с вызовом крикнула она. – А если вы выдадите меня замуж за этого негодяя торговца, то ребенка у меня никогда и не будет – я не уверена, что он в его годы все еще на это способен!

Эти слова вырвались у Эсме помимо ее воли, и лишь в следующее мгновение она поняла, что их не следовало произносить. К чему было выдавать отцу и тетке свою осведомленность – на самом деле это Ламун и Мей, будучи замужними, успели поделиться с Эсме кое-какими секретами…

– Да, дочка, – Джеймс покачал головой, – похоже, ты и вправду испорченна. Чем тебе не угодил мистер Майклз? Он человек порядочный – не из тех, кто позабавится с тобой и бросит…

– Но я не люблю его, папа! Или для тебя это ничего не значит?

– Ты хочешь сказать, – усмехнулся Джеймс, – что любишь того женатого мужчину?

– Да нет же никакого мужчины!

– И лорда Уинтропа тоже нет?

– Уинтропа? Он есть, но я его ненавижу!

Взгляд Джеймса немного смягчился.

– Я понимаю тебя, дочка. В твоем возрасте естественно кого-то любить или, во всяком случае, желать кого-то любить. Но по-моему, лучше жить с нелюбимым мужем, чем любить кого-нибудь, кто сегодня развлекается с тобой, а завтра бросит.

– Я надеюсь обрести взаимную любовь, папа.

Джеймс с видом умудренного человека покачал головой:

– Увы, взаимной любви не бывает. Как правило, оказывается, что ты любишь человека, а он готов продать тебя ни за грош…

Эти слова больно кольнули Эсме – Джеймс явно намекал на свою покойную жену. Но еще больнее было то, что отец готов выдать ее замуж за человека, который ей отвратителен.

– Ради всего святого, – начала она, – я не хочу замуж за этого Майклза!

– Хватит, Эсме! – резко прервал ее Монтроуз. – И ты выйдешь за него, или ты мне больше не дочь!

Таким Эсме отца еще не видела. Слезы застилали ей глаза, и она была не в силах взглянуть на него. Вместо этого, поднявшись, она посмотрела на Мириам:

– Признавайся, ты все это придумала? Я знаю, что тебе не терпится избавиться от меня, чтобы вернуться в свой ненаглядный Лондон! Что ж, поезжай, никто тебя не держит! Нет, ты останешься здесь, потому что зависишь от отца материально!

– Ты слышал, Джеймс? – Мириам пыталась изображать из себя обиженную невинность. – Как тебе это нравится? Твоя дочь путается неизвестно с кем, вся изолгалась – и еще пытается все свалить с больной головы на здоровую! И ты это позволяешь? Не кажется ли тебе, что наша красавица заслужила хорошего ремня?

– Да помолчите вы обе! – Джеймс, резко поднявшись со стула, встал между женщинами. – Эсме, отправляйся в свою комнату. Я должен спокойно подумать, что мне с тобой делать. Или, – произнес он после небольшой паузы, – пожалуй, лучше останься, а ты, Мириам, будь любезна, покинь нас!

Гордо задрав подбородок, Мил не спеша удалилась.

– Прости меня, папа, – проговорила Эсме, коснувшись руки отца, – что я ходила на Лой Кратонг, не спросив у тебя. Бог свидетель, я не хотела тебя обидеть. Обещаю, этого больше не повторится!

– Но ты все скрыла, Эсме. Возможно, это и в самом деле не единственное, что ты скрываешь от меня…

– Папа, неужели ты правда веришь, что я способна стать чьей-то любовницей, тем более любовницей женатого мужчины? Или что у меня что-то было с лордом Уинтропом?

– Прошу тебя, Эсме, не лги мне больше, не рви мое сердце! Скажи мне всю правду – кто этот мужчина? Я готов простить тебя, но, похоже, ты вовсе ни в чем не раскаиваешься!

– Да не в чем мне раскаиваться, папа! Я чиста перед тобой, как перед Богом! Неужели ты не видишь, что кому-то понадобилось меня оклеветать?

– Но кому и зачем?

– Если бы я знала, папа!

– Люди не станут распускать подобные слухи ни с того ни с сего. Стало быть, во всем этом есть по крайней мере крупица правды. Но даже если все это вымышлено от начала до конца, ты не можешь оставаться в Бангкоке, если уж про тебя начали ходить подобные сплетни. И что тогда понесло тебя на этот Лой Кратонг? Того, что тебя там видели, уже достаточно, чтобы люди начали сомневаться в твоей порядочности!

Эсме вдруг почувствовала такую злобу на отца, какую раньше ей никогда не приходилось испытывать.

– А тебе не кажется, – сквозь зубы проговорила она, – что уже поздно, превращать меня в «порядочную девушку»? Все эти годы ты позволял мне все, что моей душе заблагорассудится, а теперь вдруг оказывается, что я делаю совсем не то! Спрашивается, кто виноват в моем воспитании?

Джеймс тяжело вздохнул, понимая, что дочь в чем-то права, но сдаваться, по-видимому, не собирался.

– Не спорю, тут я действительно виноват, – признал он, – и ты права – что сделано, того не воротишь. Я должен исправлять свои ошибки – лучше поздно, чем никогда. В конце концов, я должен сделать это во имя твоей матери. Думаю, она сама не захотела бы, чтобы дочь повторяла ее ошибки.

Эсме посмотрела на отца, все еще не оставляя надежды его разжалобить, но, судя по его лицу, Джеймс был непреклонен. Эсме ничего не оставалось, как только удалиться, и она так и не увидела, как из глаз отца скатилась горькая скупая слеза.

Стоя на борту парохода, Йен задумчиво смотрел на простиравшуюся перед ним панораму Бангкока. Удача не улыбнулась ему в приюте – там действительно имелось несколько талантливых парней, которые подошли бы, если бы оказались на месте, – но все они в данный момент уже имели работу. В результате ему пришлось уйти ни с чем. Правда, в городе он мог пользоваться услугами переводчика из консульства, но отпускать его с Йеном начальство отказалось. Собственно говоря, ситуация с отсутствием переводчика возникла из-за путаницы. Секретарь Йена, Чен, считался сиамцем, хотя на самом деле был китайцем и не знал сиамского. В консульстве в Чингмэе, разумеется, нашелся бы переводчик, но на время путешествия Йен будет, что называется, «без языка», а это его никак не устраивало.

Эсме Монтроуз – вот кто был ему сейчас нужен! Эта бойкая, живая девочка наверняка скрасила бы его путешествие… Но будут ли ее слушаться матросы?

Правда, Эсме вряд ли поехала бы с ним – тетка ее ни за что не отпустит, особенно после того, как ей сообщили про языческое празднество. Узнала же она об этом от известной сплетницы Харриет Бингэм, а та – от не в меру болтливых подружек-сиамок. Теперь не пройдет и недели, как об этой истории будет оповещен весь свет.

Разумеется, Мириам узнала и о том, что на пристани Эсме встретилась с ним, Йеном, и наверняка сделала из этого соответствующие выводы, раздув их до невероятных размеров. Вот почему она так набросилась на него во время их разговора. Сначала, помня об обещании, данном Эсме, Йен вообще все отрицал, но затем понял, что совершил большую ошибку. Отрицая малую вину Эсме, он лишь добился того, что заставил разгневанную мегеру приписать племяннице большую вину, которой на самом деле вовсе не было.

В результате Мириам ни на йоту не поверила его оправданиям. Хуже того – эта дура вообразила, что он любовник ее племянницы, но не тот, которого приписывали ей слухи. Он, видите ли, лишил ее сокровище девственности, а женатый любовник появился позднее…

Разумеется, Йен не сказал старой дуре, о каком «женатом любовнике» шла речь, хотя ему это было отлично известно. Но самым ужасным во всей этой истории было то, что Мириам, похоже, собиралась заставить его жениться на малолетней шлюшке. Ну уж только не это – покрывать грехи Раштона у Йена не было ни малейшего желания.

Как бы там ни было, теперь Йен сожалел, что нарушил клятву – рассказал тетке о похождениях Эсме. С другой стороны, был ли у него выбор? Совесть его чиста – при рассказе он постарался выставить девушку как можно более невинной. Вот только поверит ли Эсме, что на самом деле разболтал тайну не он, а ее дурехи-подружки?

Впрочем, какое ему дело, что подумает о нем Эсме Монтроуз? Кто она, в конце концов, такая? Обычная пустоголовая девица, отличающаяся от сотен других разве что своей распущенностью… По идее Йен должен был бы это вычислить сразу, как только увидел ее. Он ведь уже обжегся на одной такой – правда, ту звали не Эсме, а Кэролайн…

Но как ни пытался Йен вычеркнуть из памяти свою новую знакомую, перед его глазами снова и снова вставали густые черные как ночь волосы… Йен вдруг живо представил эти волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушке после ночи бурной любви. А какие у нее глаза… Какими живыми искрами переливались они, когда она смотрела на него, как моментально вспыхивали в минуты гнева…

Нет, ему определенно нужно забыть ее, по крайней мере на время, иначе он не сможет сосредоточиться на предстоящей работе. Потом, вернувшись в Бангкок, он, может быть, и сойдется поближе с мисс Эсме Монтроуз. Пусть пока она избегает его, но уже сейчас в ее глазах порою мелькает нечто, дающее ему повод надеяться… Может быть, за время его трехмесячного отсутствия она успеет понять, что на самом деле он ей не так уж и противен…

А вдруг за это время отец и тетка выдадут ее замуж? Правда, как сказал Годфри, едва ли кто-нибудь захочет взять в жены девицу с такой репутацией. Но если все же кто-то найдется? Хотя бы тот лысый торгаш, который танцевал с ней почти весь вечер, – его вряд ли что-нибудь остановит…

Йен сделал глубокий вдох. Да что с ним такое, в конце концов? Почему он никак не может перестать думать об этой девице? Почему ему до сих пор хочется вернуться в ее дом и узнать, что задумали сделать с ней отец и тетка? Самым мудрым в такой ситуации было бы держаться от красотки как можно дальше…

– Лорд Уинтроп!

Йен обернулся. Перед ним стояли Чем – китаец, недавно нанятый к нему в секретари, Сомкит – сиамец-переводчик, из консульства, тот самый, которому не позволили отправиться с ним в Чингмэй, и еще два незнакомых сиамца.

– В чем дело?

– Я нашел для вас лоцманов, ваше сиятельство, – ответил Чен. – Они сказали, что путешествие займет шесть недель. Если хотите, поговорите с ними.

– Шесть недель! – Йен нахмурился. – В консульстве меня уверяли, что не больше трех… Я должен быть в Чингмэе через месяц и вообще не хотел отплывать раньше следующей недели!

После того как Сомкит перевел его слова, лоцманы долго о чем-то совещались, а затем повернулись к Сомкиту…

– Они говорят, сэр, что, если бы у вас была баржа с паровым буксиром, они, может быть, и справились бы за месяц. Время года сейчас самое подходящее для плавания – дожди подняли воду в реках как раз до того уровня, какой нужен. Но паровой буксир нынче дорог…

Йен нервно провел рукой по волосам:

– Ладно, будет им паровой буксир. Скажите, что я щедро заплачу, лишь бы поспели за месяц.

Едва Сомкит перевел его слова, моряки, услышав про деньги, широко заулыбались и, сложив ладони, словно для молитвы, поклонились Йену.

– Они довезут вас за месяц, – пояснил переводчик.

– Ваше сиятельство, – неожиданно вмешался Чен, – могу я поговорить с вами наедине?

– Разумеется.

Они отошли немного в сторону.

– Учтите, что вы на Востоке, сэр, – заговорил китаец. – Восточные люди наобещают вам с три короба, чтобы втереться в доверие, но это еще не гарантирует результата.

– Я знаю, Чен.

– И вы не боитесь, что за месяц мы можем не поспеть?

– У нас нет выбора. – Йен взглянул туда, где стояли сиамцы. – Эти двое – лучшие лоцманы, каких только можно здесь найти. Будем надеяться, что они довезут нас достаточно быстро. Мне самому этого ох как хочется – из Чингмэя передают, что французы наступают принцу Матайе на пятки, и он очень обеспокоен по этому поводу.

– Да, сэр, на прошлой неделе французские войска дошли до Монг-Сая.

– Проклятое консульство! – не выдержал Йен: – Если бы не их неразбериха, я бы сейчас уже несколько дней был в пути. Я потерял слишком много времени и не вижу смысла терять его впредь, так что мы выезжаем из Бангкока как можно скорее!

– Но вы все еще не нашли переводчика, ваше сиятельство…

– В этом-то и загвоздка. Черт побери, нужно убедить консульство позволить Сомкиту поехать со мной, а если они не согласятся, побыстрее найти кого-то другого. На это у нас есть самое большее дня три – дольше тянуть мы не имеем права.

– Значит, – уточнил китаец, – я могу передать этим людям, что через три дня мы отплываем?

– Да, будьте любезны. И еще скажите – если не уложатся в месяц, я им ничего не заплачу. Кстати, отдельного судна мне не надо, поеду вместе со всеми – меньше хлопот.

Согласно кивнув, Чен пошел, к сиамцам, а Йен, глядя ему вслед, жалел лишь о том, что позволил в свое время лорду Роузбери уговорить себя взяться за эту миссию. Слишком многое ставилось здесь на карту. Кроме переговоров с принцем Матайей, Йен имел и другое задание, не менее, если не более сложное. Не выявленный до сих пор шпион передавал французам тайную информацию, и в задачу Йена входило найти негодяя и обезвредить.

Впрочем, сейчас его больше беспокоила первая часть миссии. Французы стремительно продвигались на запад; сиамцы же никогда не были под властью ни одной европейской страны и, разумеется, не горели желанием терять независимость. Правда, кое-кто из знакомых британских политиков уверял Йена, что сиамцы преувеличивают опасность, но сам он не был в этом уверен. По поступившим сообщениям, французы явно положили глаз на северную часть Сиама, граничащую с британской Бирмой. Более точную информацию об этом Йен надеялся получить от сиамцев на месте, в Чингмэе, – до Бангкока слухи часто доходили искаженными. Британский консул в Чингмэе, как на грех, заболел, а Раштон не мог бросить свои дела в Бангкоке, вот почему миссию возложили на Йена.

Работа, судя по всему, предстояла нелегкая. Если французы действительно претендуют на чужую территорию, то сиамцы наверняка потребуют письменных заверений в сохранении их независимости. Не нужно быть искушенным политиком, чтобы понять: вся эта ситуация легко может обернуться войной. Вот почему ему необходимо оказаться в Чингмэе как можно скорее – ради того, чтобы простые люди, такие как Эсме и ее отец, могли жить мирно и спокойно. Сиам не европейская колония, непосредственных интересов для Англии она не представляет, но создавать там антиевропейские настроения все равно ни к чему. Нельзя допустить, чтобы сиамцы начали ненавидеть всех, у кого белая кожа.

Йену вдруг вспомнились слова Эсме, сказанные тогда, на пристани: «По крайней мере мы не знали здесь особых проблем до тех пор, пока не появились англичане». Дай Бог, чтобы ее слова не оказались пророческими… Дай Бог, чтобы никакие разногласия между странами и народами не смогли омрачить прекрасное лицо Эсме!

С этой безмолвной молитвой на устах Йен вошел в свою каюту.