Текст книги "Лунное очарование"

– Я тоже почту за честь, сэр! – вежливо проговорила она.

Мириам смотрела вслед племяннице, довольная хотя бы тем, что не успели они появиться на балу, как на ее непутевую родственницу уже кто-то обратил внимание. Блайт тоже была рада за Эсме, причем вполне искренне и бескорыстно.

Эсме усмехнулась про себя. Лорд Уинтроп оказался тем самым британским послом, про которого тетка давеча говорила ей: «Будь с ним построже – он скользкий тип и привык считать, что ему все дозволено». Но как оказалось, вся эта лекция была лишь очередным спектаклем – судя по всему, Мириам лорд Уинтроп представлялся кавалером ничуть не худшим, чем кто-либо другой.

Итак, она попалась! Теперь уж он наверняка выпытает все ее тайны… Как тут быть? Молчать во время танца? Впрочем, поспешила утешить себя Эсме, возможно, она напрасно так беспокоится: Уинтроп скорее всего давно забыл о досадном происшествии – как-никак с тех пор успела пройти целая неделя…

– Что-то вы попритихли, мисс. – Молодой человек ободряюще ей улыбнулся. – Не бойтесь, я не кусаюсь!

– Простите меня, ваше сиятельство, я и вправду немного смущена – до сих пор мне не приходилось танцевать с такой высокотитулованной особой!

– В таком случае мы с вами квиты – мне тоже до сих пор не приходилось танцевать со столь незаурядной женщиной.

Эсме рассмеялась:

– Мы ведь едва знакомы. Откуда вы знаете – может быть, я как раз самая заурядная?

– Поверьте, мисс, на это дело у меня есть безошибочное чутье.

Когда они вошли в бальный зал, Уинтроп легко сжал ладонь Эсме в своей руке, а затем положил другую руку ей на талию. Несмотря на то что улыбка нового знакомого была теплой и дружеской, Эсме чувствовала себя словно затравленный зверь в западне. К тому же она до сих пор не была окончательно уверена, узнал ли этот человек в ней ту самую девушку, которую он защитил тогда на пристани от пьяных матросов. Пора бы ему уже что-то сказать, чтобы развеять ее сомнения мни, напротив, подтвердить их…

Эсме старалась не смотреть на Уинтропа. На что бы такое отвлечь его внимание, чтобы и он не разглядывал ее так пристально?

– Позвольте полюбопытствовать, ваше сиятельство, – нашлась она наконец, – в чем состоит ваша миссия здесь? Возможно, англичанам уже удалось разрешить все свои противоречия с французами? Можем ли мы ожидать перемирия?

Уинтроп удивленно посмотрел на нее:

– А еще говорите, что вы заурядность! Не многие девушки и нашем возрасте интересуются политикой! Кстати, сколько нам лет, дитя мое?

– Восемнадцать. – Эсме потупилась.

– Я думал, вам меньше! – Он покачал головой.

Эсме вдруг вспомнила, как они разговаривали тогда, на пристани, и ее сердце екнуло. В восточном костюме, едва прикрывавшем грудь и бедра, она и впрямь должна была казаться моложе. Теперь же, впервые примерив на себя образ светской дамы, Эсме выглядела, пожалуй, даже старше своих лет.

– Всего восемнадцать, и уже интересуетесь политикой?

– А что здесь такого? – Девушка вспыхнула. – Мой отец… – Она вдруг запнулась, вспомнив, что уже упоминала своего отца в драматическую ночь после праздника.

– И что же ваш отец? – точно так же, как тогда, переспросил Уинтроп.

– Мой отец считает, что политика одинаково важна как для мужчин, так и для женщин, – проговорила Эсме, словно в чем-то оправдываясь, и тут же мысленно отругала себя – оправдываться ей было не за что.

– Я смотрю, ваш отел человек мудрый! И многому он уже успел вас научить?

Вопрос этот прозвучал на удивление просто – Уинтроп явно был искренне заинтересован, а не спрашивая лишь из вежливости. Это на минуту ослабило самоконтроль Эсме.

– Да, многому, – улыбнулась она. – Истории, математике, языкам… Он всегда хотел, чтобы я много знала.

– Языкам? На каких же языках вы говорите?

– Я знаю французский, немножко немецкий…

– А сиамский? – поддразнил он ее.

До Эсме только сейчас дошло, что, собственно, ради этого вопроса он и начал весь разговор. Так и есть – в эту минуту английский посол лорд Уинтроп смотрел на нее с довольным видом охотника, которому удалось загнать свою жертву в западню.

Улыбка тут же исчезла с лица Эсме.

– Сиамский? Разговариваю чуть-чуть, нельзя сказать, чтобы очень хорошо…

– Я думаю, – все с тем же видом продолжал он, – не много найдется англичанок, сносно разговаривающих по-сиамски – этот язык на самом деле очень сложный. Готов поспорить, дитя, что вы не так уж невинны, как кажется на первый взгляд, – за вашу короткую жизнь вы успели многое повидать…

– Боюсь, вы преувеличиваете, сэр! – упавшим голосом проговорила Эсме.

– Послушайте, мисс Монтроуз, с некоторого времени мне не дает покоя одна загадка. Может быть, вы, с вашими обширными познаниями сиамских обычаев, подскажете ответ?

– Я слушаю вас, милорд. – Эсме старалась не замечать дразнящего тона Уинтропа и того, что его рука сильнее сжала ее талию.

– Видите ли, неделю назад я совершенно случайно попал на местный праздник под названием Лой Кратонг. Вы не могли бы сказать, что это за праздник?

Внутри у Эсме все оборвалось. Сомнений не оставалось – посол узнал ее. Тогда зачем ему ходить вокруг да около? Почему он не скажет ей об этом напрямую?

– Боюсь, что не смогу вам ответить, сэр.

– В самом деле? – Он усмехнулся. – Так-таки вы, мисс, ни разу не видели этот праздник?

Эсме почувствовала, как ее покидают последние остатки мужества. Но, по крайней мере, теперь уже она твердо верила, что Уинтроп все знает и все помнит.

– Не стану отрицать, мне приходилось на нем бывать, – тихо проговорила она.

– Стало быть, это вас я тогда встретил в порту?

Спорить было бесполезно.

– Да. – Голос Эсме задрожал.

– И каким же ветром вас туда занесло, позвольте полюбопытствовать?

– Просто хотела посмотреть на праздник, как и вы, сэр.

– Вы хотите сказать, что ваш отец вам это позволяет? Я уже не говорю об этой железной леди, вашей компаньонке…

Эсме нахмурилась. Надо как-то дать понять этому типу, что он сует нос не в свое дело! Если он все пронюхает, то наверняка расскажет ее родным. Девушка почувствовала, как в груди у нее нарастает черная волна антипатии к ее недавнему спасителю. Кто дал ему право быть таким любопытным? Ей достаточно и того, что тетя Мириам контролирует каждый ее шаг, но Мил хотя бы родственница, а этот Уинтроп – посторонний…

Эсме гордо вскинула голову:

– Простите, но это не ваше дело, господин посол.

Она ожидала, что Уинтроп рассердится, но, судя по его взгляду, ее слова лишь раззадорили любопытство этого человека.

– Что ж, понимаю. – Он усмехнулся. – Вы убежали из дома. Я угадал?

– Меня пригласили, сэр!

– Разумеется – я полагаю, те самые две сиамские девушки. Но не думаю, чтобы у вас было разрешение посещать это празднество, не говоря уже о том, чтобы облачаться в сиамский костюм.

Упрямо склонив голову, Эсме молча смотрела на роскошный серый шелковый галстук Уинтропа.

– Нет-нет, – с комичной поспешностью произнес молодой человек, – если вы решили, что ваш костюм мне не понравился, спешу успокоить: вы выглядите в нем очень соблазнительно!

– Прошу вас, сэр…

– Что это вы так застеснялись, дитя мое? – В глазах Уинтропа загорелся лукавый огонек. – Меня этим не обманешь. Я уже успел понять, что вы девушка отнюдь не робкого десятка.

Собравшись с духом, Эсме твердо произнесла:

– Миссис Раштон говорила мне, сэр, о вашей… скажем так, не совсем лестной репутации. Правда, затем она уверила меня, что это просто слухи, но теперь я вижу – вы действительно опасный человек, лорд Уинтроп! Воля ваша, сэр, я не хочу больше танцевать!

Эсме попыталась вырваться, но Уинтроп лишь сильнее прижал ее к себе.

– Ну уж нет! – протянул он. – Танцуем до конца, иначе… Вы же не хотите, чтобы я рассказал вашей тетке о тех ночных похождениях?

– Вы не посмеете! Отпустите меня!

– Отчего же? Я должен ей это рассказать – для вашего же блага. Похоже, вы до сих пор не до конца осознаете, как опасно молодой красивой девушке разгуливать по ночам одной.

Эсме молчала, не в силах произнести ни слова – от обиды она словно утратила собственную волю, и теперь Уинтроп кружил ее по залу словно пушинку. Почему, в конце концов, в этом мире все так несправедливо? Чем она так прогневила Бога, что не имеет права хотя бы раз в году позволить себе невиннейшее развлечение – полюбоваться огнями, плывущими по реке?

Впрочем, – Уинтроп снова усмехнулся, – может быть, еще и ваша возьмет, вы сумеете заставить меня молчать…

Только сейчас Эсме с ужасом обнаружила, что они, танцуя, покинули бальный зал и находятся в пустой гостиной, а Уинтроп настойчиво тянет ее к распахнутой двери, ведущей на открытую террасу. Не успела она опомниться, как уже стояла наедине с ним под усеянным звездами небом.

Взгляд молодого человека недвусмысленно скользнул по ее телу.

– Что вы делаете? – Теперь уже Эсме перепугалась не на шутку. – И зачем привели меня сюда?

Несмотря на то, что они остановились, руки Уинтропа сжимали ее еще сильнее, чем прежде. На открытом воздухе было прохладнее, чем в душном бальном зале, но Эсме ничего не замечала.

Уинтроп улыбнулся:

– Я хочу предложить вам небольшую сделку, мисс, и уверен, что ее условия не будут для вас тяжелы. Я ничего не рассказываю вашей тетке о ваших похождениях… а вы мне за это оказываете одну небольшую услугу.

– Какую именно, сэр? – Хотя Эсме боялась задавать этот вопрос, но любопытство пересилило.

– Просьба моя, в сущности, ничтожна. Может быть, не очень скромна, но, учитывая тот свободный образ жизни, который вы ведете…

Эсме почувствовала, как из глаз ее брызнули слезы.

– Что бы вы обо мне ни думали, сэр, смею вас заверить – я не из тех, кто делает подобные одолжения!

– Не знаю, не знаю! – Взгляд Уинтропа недвусмысленно устремился в ложбинку между ее грудей.

– Чего вы от меня хотите? – прошептала она. Близость этого мужчины пугала ее и одновременно странным образом возбуждала.

– Только этого. – Наклонившись, Уинтроп коснулся губами ее губ.

Эсме неподвижно застыла, шокированная столь властным напором; но уже в следующий момент она нашла в себе силы отпрянуть и таким образом избежать непрошеного поцелуя.

В памяти Эсме вдруг всплыл отвратительный слюнявый поцелуй пьяного моряка.

– Что вы себе позволяете?! – вскрикнула она.

– А почему, собственно, я не могу себе этого позволить? – как ни в чем не бывало ответил Уинтроп. – Или вы станете уверять, что никогда раньше ни с кем не целовались?

– Целовалась… но…

– Но это все не в счет, не так ли? – Рука Уинтропа приподняла ее подбородок, заставляя очаровательную пленницу против воли смотреть ему в глаза. – Я полагаю, до сих пор вам приходилось целоваться лишь с сопливыми мальчишками да дряхлыми стариками?

Глаза Эсме вспыхнули, но она постаралась сдержать себя.

– Не совсем так, милорд. До сих пор мой опыт ограничивался лишь одним пьяным матросом. Но, как ни мал этот опыт, он позволяет мне сделать вывод, что между ним и некоторыми представителями высших классов разница, в сущности, невелика.

– Неужели эта свинья Хенли был первым, кто поцеловал столь прекрасный цветок? – Уинтроп в недоумении пожал плечами. И тут губы его снова коснулись ее губ.

На этот раз Эсме почувствовала, что ее сердце против воли начинает таять от его поцелуя; ей даже показалось, будто неведомая сила приподнимает ее над землей…

Она предприняла новую отчаянную попытку вырваться, но… ноги ее словно стали ватными.

Уинтроп по-прежнему крепко держал ее за талию, и, когда его язык вдруг скользнул ей в рот, Эсме не на шутку перепугалась. Испуг ее, должно быть, передался молодому человеку, ибо он тут же отпрянул от нее. В глазах его светилось искреннее удивление, а взгляд словно говорил: «Не может быть, чтобы тебе это не нравилось!»

И тут из глаз Эсме градом покатились слезы, а кулачки ее принялись исступленно бить в широкую грудь Уинтропа.

– Вы что, с ума сошли? – в отчаянии воскликнула она.

– Возможно. Но неужели эта пьяная скотина Хенли и впрямь был первым, кто вас поцеловал?

– Если вы не верите мне, сэр… – Слезы хлынули из глаз Эсме еще сильнее.

– Да верю, верю… – Уинтроп снова обнял ее, но на этот раз так нежно, как отец, успокаивающий ребенка. – Прости меня, крошка, я не хотел… Ну же, все теперь будет хорошо…

Словно ища у него защиты от него же самого, Эсме, продолжая тихо всхлипывать, крепче прижалась к груди.

Порывшись в карманах, Уинтроп извлек платок и церемонным жестом предложил его. Эсме. Не в силах говорить и лишь благодарно кивнув, она взяла платок, вытерла слезы и совсем неграциозно высморкала нос.

– Что ж, виноват, значит, виноват, – Уинтроп невольно вздохнул, – поначалу мне не верилось, что вы и впрямь столь невинны. Но, согласитесь сами, поверить в это было трудновато – порядочные молодые леди не ходят по ночам в одеждах, едва прикрывающих тело!

Эсме вдруг подумала, что лорд Уинтроп в чем-то прав – разгуливая в таком виде ночью, и впрямь рискуешь «быть неверно понятой».

– Возможно, это у вас в привычке – всегда думать о людях худшее! – Эсме снова промокнула платком глаза. – Надеюсь, вы все-таки не приняли меня за проститутку лишь на основании того, что ко мне приставали пьяные моряки?

– Бог свидетель, дитя мое, – он покачал головой, – тогда я ничего такого не подумал, а просто решил, что вы невинная девушка, по наивности попавшая в беду. И еще мне показалось, что вам лет пятнадцать, не более. Признаюсь, однако, что сейчас, когда я узнал, сколько вам на самом деле, у меня мелькнула мысль…

– Я всего лишь хотела посмотреть на праздник! – нетерпеливо прервала она. – Тетя Мириам чрезмерно строга, да и отец в последнее время почему-то стал все больше плясать под ее дудку. Этот праздник – единственная отдушина, которую я могу себе позволить. Имею я, в конце концов, право хоть чуть-чуть развлечься?

Уинтроп стоял молча, скрестив руки на груди, внимательно слушая, словно позволял ей излить ему душу.

– Если вы сообщите им об этом, сэр… – начала Эсме и вдруг осеклась. Для чего, собственно, она рассказывает все этому человеку? У британского посла наверняка своих забот полон рот, да таких, что ее проблемы, вероятно, кажутся ему детскими игрушками по сравнению с его собственными.

Она огляделась вокруг. Южная ночь была пропитана запахом жасмина, кружащим голову.

– Так что? – нетерпеливо переспросил Уинтроп. – Что будет, если я расскажу им? Продолжайте, дитя мое!

– Тогда мне конец, – упавшим голосом проговорила Эсме.

– В самом деле? – Он скептически вскинул бровь.

– Тетя Мириам сегодня заявила, что еще один фокус с моей стороны – и она отдаст меня замуж за одного торговца, которого я терпеть не могу. Если я за него выйду, то буду несчастна всю оставшуюся жизнь!

– Всю жизнь? Ну уж это, боюсь, преувеличение! – Уинтроп усмехнулся.

Его насмешливый тон задел Эсме.

– Простите, – сухо заметила она, – я, разумеется, не должна была вам всего этого рассказывать. Поступайте как знаете, сэр. Доносите моему отцу и тете, если считаете нужным.

Неожиданно Уинтроп крепче сжал руку Эсме.

– Не беспокойтесь, я не пророню ни слова. Обещаю это, хотя, честно говоря, нахожу пристальное внимание родственницы к вашему поведению отнюдь не лишним. Покоряюсь вашей просьбе только потому, что чувствую себя перед вами виноватым, так как принял вас за женщину легкого поведения.

– Спасибо, – пробормотала Эсме, хотя все еще не была уверена, стоит ли доверять этому человеку.

С минуту Уинтроп пристально смотрел на нее, затем его руки еще сильнее обвилась вокруг ее талии.

– Сказать по правде, одного вашего «спасибо» мне мало. Хотелось бы чуть большей благодарности…

Глядя в глубокие, словно омуты, глаза Уинтропа, Эсме отлично понимала, что он желает еще одного поцелуя. Что ж тут поделаешь – кажется, ей ничего больше не остается, как только согласиться на его просьбу.

Привстав на цыпочки, Эсме на мгновение коснулась губами его лба.

– Как, и это все? Разве так целуют?

Не дожидаясь ее реакции, Йен сам поцеловал ее в губы. Поцелуй на этот раз был еще более напористым и страстным, чем предыдущий, но отнюдь не грубым.

И тут, сама не отдавая себе отчет в том, что делает, Эсме, крепко прижавшись к нему, обхватив его за шею руками, ответила на его поцелуй. Наконец он отпустил ее, и с его губ невольно сорвался удовлетворенный вздох.

– Нам пора возвращаться в бальный зал, крошка, я и так уже слишком долго задержал вас. Пора – иначе может пострадать ваша репутация. Чтобы этого не произошло, предлагаю следующее: вы возвращайтесь тем же путем, каким оказались здесь, а я попробую найти окружной путь – он наверняка есть – и проникнуть в зал через другой вход. Не стоит подавать всем этим идиотам еще один повод для сплетен.

Эсме осторожно покосилась на него, но на лице Уинтропа, напоминавшем в этот момент непроницаемую маску, трудно было что-либо прочесть.

– Идите же, – шепнул он. – Возвращайтесь в свой маленький уютный мирок, пока я не передумал.

Эсме молча покинула террасу и, пройдя через комнату, вошла в зал.

Глава 3

Вернувшись в зал, Эсме вдруг обнаружила, что по-прежнему сжимает в кулаке платок, одолженный лордом Уинтропом.

Поняв, что произошло, она застыла в нерешительности. Что делать? Разыскать владельца платка и вернуть? Но стоит ли – это лишь создаст ей дополнительные проблемы… а сейчас Эсме меньше всего нужны лишние волнения – представ снова перед очами Мириам, нужно выглядеть спокойной, чтобы та ничего не заподозрила.

Для того чтобы немного прийти в себя, Эсме решила уединиться на несколько минут в дамской комнате. Зайдя туда и убедившись, что, кроме нее, там никого нет, она облегченно вздохнула… и тут же ее охватил внезапный страх: а вдруг все происходящее так отразилось на ней, что, когда она посмотрит в зеркало, из него на нее глянет лицо не невинной девушки, а зрелой, искушенной женщины… Опасливо покосившись в зеркало, она не без удивления обнаружила, что лицо ее ничуть не изменилось – разве только глаза покраснели от слез.

Чтобы немного освежиться, Эсме пару раз ополоснула лицо холодной водой. Не зная, куда деть злополучный платок лорда Уинтропа, она сунула его под лиф своего платья – поглубже, чтобы никто не заметил. С платком ей придется разобраться потом.

Она уже направлялась к выходу, как вдруг у дверей чуть не столкнулась с Мириам.

– Где ты пропадала? – Мил пристально разглядывала Эсме, словно пытаясь отыскать свидетельство каких-нибудь тайных грехов.

– Я… Мне стало немного дурно, тетя, – залепетала Эсме, стараясь, чтобы ее голос не звучал так, словно она за что-то оправдывается, – вот я и зашла ополоснуть лицо, освежиться…

– Пожалуй, не следовало позволять тебе танцевать с лордом Уинтропом. – Мириам нахмурилась. – После того как вы с ним удалились, мне рассказали про него ужасные вещи…

– Я не знаю, что про него рассказывают, тетя, – перебила ее Эсме, – но со мной по крайней мере ничего не случилось.

– Что ж, и то слава Богу. – Мириам все так же недоверчиво смотрела на нее. – Пошли скорее, мистер Майклз уже заждался. Он хочет потанцевать с тобой.

– Иду, тетя.

Следуя за теткой, Эсме невольно поежилась, подумав о том, как реагировала бы Мириам, если бы узнала, что этот ужасный (хотя чем же он так ужасен?) лорд Уинтроп поцеловал ее племянницу. Но к счастью, на этот раз все обошлось.

Глядя на Эсме, танцующую с льнущим к ней негоциантом, годившимся ей в отцы, Йен испытывал смешанные чувства. Ему больно было смотреть, как грубая ручища торгаша сжимает хрупкую девичью талию так, словно партнерша по танцу – его собственность. Тем не менее, Эсме, судя по ее виду, воспринимала этот танец как неприятную, но неизбежную обязанность – танцуя потом с молодыми грациозными офицерами, она явно отводила душу. Йен поймал себя на том, что если не ревнует девушку к этим офицерам, то по крайней мере завидует им – недолгого общения с юной красавицей ему было явно недостаточно для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Эсме заинтересовала его с момента их первой встречи, и того, что у него возникло желание узнать о ней как можно больше, он не мог отрицать.

Йен повернулся к Годфри, оживленно болтавшему о чем-то с коллегой из консульства Джорджем Уолкером.

– Видишь вон ту девушку, в лиловом платье? – спросил он, дождавшись паузы в разговоре двух приятелей. – Кто она такая? Тебе известно о ней что-нибудь?

Годфри усмехнулся:

– Забавно, старина, что ты задал этот вопрос именно в тот момент, когда мы с Джорджем говорили как раз об интересующей тебя особе. Эта пташка – дочь местного учителя, большого друга хозяина сегодняшнего бала. Лично я, правда, встречался с ней от силы раза два-три, но ты же знаешь, как любит здешняя публика всякие сплетни, так что в наших краях вовсе не обязательно быть знакомым с человеком лично, чтобы знать о нем все.

– И что же тебе о ней известно? – с нетерпением спросил Йен.

– Еще неделю назад эта крошка имела репутацию вполне скромной, порядочной девушки, правда, склонной к достаточно вольной дружбе с местными девицами, но всего лишь несколько минут назад я услышал о ней такое…

– Услышал? Черт побери, Годфри, бьюсь об заклад, что ты не услышал, а – наполовину по крайней мере – сам все это придумал!

– Богом клянусь, старик, я ничего не придумывал. – Годфри с заговорщицким видом наклонился к уху Йена: – Самому верится с трудом – с виду эта крошка и впрямь абсолютно невинна. Но я знаю, что человек, от которого я это услышал, зря чесать языком не будет. Короче, наша красотка – любовница самого Генри Раштона! Кто бы мог подумать! Как тебе это нравится, а?

Йен прищурился:

– Брешешь, приятель! Я только что сам танцевал с ней и готов поклясться – девочка невинна, словно новорожденный младенец! – Говоря это, Йен не отрывал пристального взгляда от Эсме, о чем-то оживленно беседовавшей с симпатичным молодым капитаном.

– Понимаю, как же, – не унимался Годфри, – ты человек благородный и никогда не думаешь ни о ком плохо. Не тебя одного поразила эта новость – мы все, признаться, в глубоком шоке. Тем более что папаша у нее весьма строгий и начал вывозить ее в свет лишь сейчас, когда она уже достигла того возраста, когда невозможно держать ее под семью замками… Но… видишь ли, мне рассказал об этом сам Лоренс – секретарь Раштона!

– Может быть, Лоренс придумал все это с какой-то своей тайной целью. – Йен по-прежнему отказывался верить, что Эсме на такое способна.

– Зачем ему придумывать? Напротив, он очень опасался, что столь шокирующая новость может получить широкую огласку.

Йен пару раз встречал Лоренса, и тот не произвел на него впечатления человека, способного придумать подобную мерзкую ложь. Да и зачем ему компрометировать начальника и рисковать карьерой? Неужели и впрямь правда? Йен сурово нахмурился.

– За Генри уже давно закрепилась репутация донжуана, – продолжал Годфри. – Чуть жена за дверь, а он тут же с какой-нибудь бабенкой… Но соблазнить дочь лучшего друга – для этого надо быть сущим дьяволом! Сказать по правде, мне жаль девчонку – если эта новость распространится, бедняжке трудно будет найти приличного жениха.

«Бедняжка! – усмехнулся про себя Йен. – Умеет же эта «бедняжка» строить из себя невинную девочку! Даже до Кэролайн ей далеко – а та уж на что актриса…»

Перед глазами молодого человека снова встал образ Кэролайн, какой он увидел ее в момент их первой встречи. Скакавшая по широким лугам отцовского имения на породистом жеребце Кэролайн действительно была на загляденье хороша. Йена буквально очаровала ее раскованность; мог ли он тогда предполагать, что именно из-за этой манеры поведения все вокруг готовы разбиться в лепешку, чтобы исполнить самый взбалмошный ее каприз?

Раскованность… Йену потому и понравилась эта черта в характере возлюбленной, что сам он, постоянно вращаясь в высшем обществе, и будучи вынужден соблюдать все светские условности, очень многого не мог себе позволить. Кэролайн была для него словно глоток свежего воздуха.

Иллюзии его рухнули в одночасье, когда однажды он обнаружил свою «мечту и идеал» на сеновале забавляющейся с конюхом. Лишь после этого Йен осознал, что, собственно, означало для Кэролайн пресловутое презрение к светским условностям. Девушка не просто презирала условности – для нее ничего не значили самые элементарные моральные нормы, а единственным законом было ее собственное желание.

Вспомнив всю боль, все унижение, которые ему пришлось перетерпеть от этой женщины, Йен поморщился. Она считалась его невестой – и после того инцидента как ни в чем не бывало продолжала воображать себя таковой. Но для Йена это был конец – любовь, вспыхнувшая в одночасье, так же мгновенно умерла. Да и можно ли вообще назвать страсть любовью? Он был очарован ее дикостью и необузданностью, но для любви этого мало. Может быть, ему стоило не жениться на ней, а просто сделать красотку своей любовницей? Тогда и измену ее он переживал бы не так сильно…

И вот он опять чувствует, как его начинает охватывать страсть к юному, необузданному созданию… Снова повторяется та же история – не успел он, словно наивный юноша, поверить в непорочность и чистоту, как его «идеальная дама сердца» оказывается на поверку обыкновенной шлюхой.

Но какова актриса! Как легко было поверить ей, когда она проливала перед ним крокодиловы слезы… Знать бы ему обо всем этом еще давеча, когда она умоляла не рассказывать тетке о ее ночных похождениях, Йен не стал бы давать клятв защищать эту «невинную овечку». А может, стоит рассказать все это ее папаше и тетушке – в наказание за то, как ловко она его дурачила?

«Впрочем, – подумал Йен, – лучше подальше держаться от этой пташки». А то еще, чего доброго, красотка забеременеет от Раштона, папаша начнет срочно подыскивать своему чаду жениха, чтобы прикрыть грех, и не успеет он опомниться, как снова окажется в сетях коварной интриганки, в совершенстве умеющей строить из себя невинного ангелочка…

Но как ни пытался Йен вычеркнуть Эсме Монтроуз из своей памяти, это ему так и не удалось. Он танцевал с молодой женщиной, ничуть не менее привлекательной, чем Эсме, – а перед глазами снова и снова вставало раскрасневшееся от поцелуя лицо, черные, как ночь, локоны, разметавшиеся в беспорядке по плечам и блестевшие в лунном свете в полумраке террасы… Покидая бал, Йен был вынужден констатировать, что еще не скоро удастся ему стереть из памяти этот образ. Возможно, никогда.

– Ну, как тебе бал, дорогая? – Подняв взгляд от тарелки с завтраком, Джеймс Монтроуз ласково улыбнулся дочери. При этом Эсме с горечью отметила про себя, что в последнее время отец улыбается ей все реже…

– Все прекрасно! – Она попыталась вложить в голос как можно больше энтузиазма. – Я просто очарована. Это сказка!

«Знал бы ты, папа, что не скоро теперь у меня возникнет желание снова облачиться в бальное платье! Столько старых идиотов за один раз я еще в жизни не видела – а ведь Мириам заставляла меня танцевать с каждым из них…»

Эсме до сих пор не могла объяснить те косые взгляды, которыми все на – балу одаривали ее, и тот нескрываемо отстраненный тон, с которым большинство гостей общалось с нею. Более того, один из офицеров зашел так далеко, что недвусмысленно предложил свидание с известной целью. Когда девушка потребовала от него извинений, офицер, казалось, был искренне удивлен. Одно очевидно – общественное мнение о ней вдруг резко изменилось, и не в лучшую сторону. Что было тому виною, Эсме не могла понять, но в конце концов ей пришлось настоять, чтобы Мириам забрала ее с бала до его окончания.

Усилием воли заставив себя вернуться к реальности, девушка прислушалась к тому, что говорила отцу Мириам.

– Наша Эсме пользовалась бешеным успехом! Можно смело сказать, что она была королевой бала. Даже сам британский посол танцевал с ней!

– Не удивляюсь! – снова улыбнулся Джеймс. – В этом бальном платье девочка выглядела настоящей красавицей. Когда я вчера смотрел на нее, она напомнила мне ее покойную мать… Да, зря я все-таки не поехал!

Эсме постаралась отогнать от себя неприятные воспоминания, связанные со вчерашним балом, чтобы мрачное выражение ее лица не испортило настроения отцу. «Не стоит его лишний раз огорчать, – подумала она, – в последнее время он и так нечасто бывает весел».

Неожиданно Мириам поднялась из-за стола.

– Все это, конечно, очень приятно, – сухим тоном проговорила она, – но у меня лично нет времени предаваться сантиментам. Нужно еще позаботиться о том, чтобы у нас сегодня был обед. К тому же я обещала зайти к Харриет. Надо поторопиться, иначе все не успеешь!

Эсме, едва успевшая откусить кусочек персика, от удивления чуть не подавилось. Несмотря на то, что ее тетка всегда была деловой женщиной, об обеде она раньше не заботилась, как и вообще о хозяйственной стороне жизни, целиком перекладывая это на слуг. Слуги в их доме были из сиамцев, и Мириам предпочитала с ними вовсе не общаться (за исключением одной, ее личной служанки – забитого существа, беспрекословно выполнявшего все ее команды и никогда не проявлявшего собственной инициативы). Отцу же, вечно пребывавшему в меланхолии, к вовсе ни до чего не было дела, и после смерти матери забота о хозяйстве фактически целиком легла на плечи Эсме. Слава Богу, мать хозяйством занималась прилежно и успела кое-чему научить дочь.

Скорее всего, думала Эсме, провожая взглядом Мириам, пи о каком обеде та и не собиралась заботиться, а направилась прямехонько в дом соседки, Харриет Бингэм, обменяться с ней очередной порцией свежих сплетен. Харриет была знаменита тем, что всегда умудрялась первой узнавать самые пикантные подробности обо всех на свете.

Когда Мириам вышла, Джеймс пристально посмотрел на дочь.

– Я знаю, – проговорил он, – что твоя тетя порой бывает несговорчива. Но, прошу, все-таки будь к ней снисходительнее. Уверяю тебя, Мириам желает тебе только добра.

Эсме хотела уже сказать, что если Мириам и желает кому-го добра, то лишь одной себе, но воздержалась. Сейчас не время открывать отцу глаза на действительные мотивы поведения его сестры, даже если бы он и поверил Эсме, – Монтроуз-старший так редко последнее время бывал в хорошем настроении!

– Стало быть, – доев персик, Джеймс потянулся за новым, – ты танцевала с новым послом? Кто он? Какой-нибудь старый надутый идиот, каким был прежний посол, или, напротив, чертовски привлекательный молодой человек?

Эсме почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, и потешила опустить глаза.

– Судя по тому, как ты потупила взор, – усмехнулся Джеймс, – заключаю, что второе. Впрочем, не важно. Раш-тон говорил мне, что в Бангкоке этот фрукт долго не задержится – его ждут какие-то дела в Чингмэе.

Лорд Уинтроп не задержится в Бангкоке? Почему-то эта весть вдруг вызвана у Эсме щемящую тоску.

– А что он будет делать в Чингмэе? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал бесстрастно.