Текст книги "Скрытая школа. Квест мирного воина"

Глава 3

Казалось, дервиш, метавшийся у меня в голове в своем безумном танце, успокоился за ночь: едва проснувшись, я уже точно знал, что не отступлю. Я должен был попытаться ради своего старого учителя и, возможно, ради самого себя. Вот так, к лучшему или к худшему, письмо Сократа вмешалось в мои планы, если не во всю мою жизнь. Мой открытый ваучер позволял отменить полет в Японию и купить билет на самолет назад в Альбукерке.

Прибыв туда, я взял в аренду старый «форд» пикап в маленьком агентстве, предлагавшем простые условия: залог наличными, никакого техобслуживания в пути – и поезжайте себе с Богом. Затем я нашел склад-магазин, где распродавали подержанные товары. Там я с доплатой обменял свои поношенные кроссовки на туристические ботинки. Я купил также большой брезентовый рюкзак, флягу, широкополую шляпу, складной нож, компас, фонарик, легкий спальный мешок, маленькую кирку и лопатку, крем от загара и «Пособие по выживанию в пустыне» – правда, оно не прибавило мне уверенности. Я засунул свои покупки в рюкзак и бросил его на переднее сиденье. Вечерело, но жара не спадала. Я спасся от нее в ближайшем мотеле.

Вот так и вышло, что в начале сентября на двадцать восьмом году жизни я ходил по улицам Старого города в раскаленном Альбукерке, выспрашивая у местных, где поблизости лет тридцать назад были больницы. Перечитав слова Сократа про встречу с девочкой, я обошел несколько эзотерических книжных магазинов и рынков натуральных продуктов, спрашивая, не знают ли продавцы учительницу лет тридцати пяти по имени Эмма. Мне казалось, что людей, связанных с Сократом, – пусть даже они видели его лишь мельком в детстве, – будут притягивать такие места. Кроме того, я спрашивал о человеке по имени Сократ, который был в этом городе проездом несколько десятилетий назад. Что мне еще оставалось?

Никто из продавцов не знал учительницу по имени Эмма и не слышал ни о каких Сократах, кроме древнегреческого. Сплошь тупики и чистые страницы. «Где ты?» – звал я мысленно эту неуловимую Эмму, пытаясь преодолеть пространство и время и попасть туда, где все мы связаны между собой.

И вот в магазинчике пластинок модно одетая пожилая женщина услышала меня и сказала:

– Прошу прощения, но вы уверены, что ее зовут Эммой? Я когда-то встречала учительницу младших классов по имени Ама из школы за городом.

К западу от Альбукерке я нашел маленькую школу с наклеенным на входную дверь объявлением: «Закрыто на летние каникулы». Я постучал, и вышла дежурная. Она сказала:

– Женщина по имени Ама проработала здесь полгода, а потом ушла. Кажется, она устроилась в школу в каком-то пуэбло на Западе, неподалеку от шоссе 66.

Едва я успел поблагодарить ее и отправиться восвояси, как она уже поднимала трубку телефона на своем столе. «Занятая леди», – подумал я.

Я, наверное, не там свернул, потому что вместо школы оказался возле глинобитной хижины, мимо которой уже проезжал. На табличке, висевшей у входа, было от руки написано: «Сувениры». В тени развешанных на импровизированном карнизе одеял были выставлены всевозможные горшки, чашки и диковинки пустыни. Я увидел ящичек с кусочками янтаря – в каждом застыл скорпион или другое безвременно погибшее существо. Глядя на них, я содрогнулся – вот тарантул, вот паук-волк, а вот смертельно опасный паук-отшельник с телом, напоминающим скрипку. И каждое из этих ползучих существ было снабжено этикеткой: «Древесный скорпион», «Хвостатый паук», «Сколопендра». С полки за нами неподвижным взглядом следило чучело ядозуба. В соседнем ящичке я увидел хорошо сохранившиеся чучела техасского и рогатого гремучников, а также особенно ядовитой змеи – мохавийского гремучника. Все эти обитатели пустыни в который раз заставили меня задуматься, чего ради я сюда приехал.

– Buenos días[5]5
  Добрый день (исп.).


[Закрыть], – произнес голос у меня за спиной, и я подпрыгнул. – Что-нибудь подсказать?

Этот голос принадлежал Сократу, но, обернувшись, я увидел совсем другого человека – старого бронзовокожего индейца или мексиканца. Он сидел посреди своих сокровищ, нанизывая бусинки на нити, бахромой обрамлявшие пестрое одеяло. Старик выглядел иссохшим, как сама пустыня. Мне вспомнилась древняя монахиня, о которой Сократ писал в письме.

– Э-э-э… Да. Я ищу одну женщину, ее зовут Ама. Думаю, она работает учительницей.

Если старик меня и понял, он ничем этого не выдал, лишь молча подхватил очередную бусинку плавным движением пальцев.

Судорожно припоминая школьный испанский, я спросил:

– ¿Señor, sabe usted… ah, dо́nde estа́… una escuela pequeña… y una señora, uh… con nombre Ama?[6]6
  Сеньор, вы знаете… э-э-э, где находится… небольшая школа… и женщина… э-э-э… по имени Ама? (исп.).


[Закрыть]

У него блеснули глаза, и он выпрямился:

– Ah, la señora Ama. Sí, una mujer muy fuerte, muy guapa[7]7
  А, сеньора Ама. Да, очень сильная женщина, очень красивая (исп.).


[Закрыть].

«Да, он знает ее», – подумал я, покачивая головой: это странное совпадение меня удивило. Лучик надежды.

– ¿Dо́nde estа́…?[8]8
  Где…? (Исп.)


[Закрыть]

Я запнулся и не смог закончить фразу.

– Mi hermano[9]9
  Брат мой (исп.).


[Закрыть], – перебил меня старик, – в испанском ты плаваешь, как плавал в реке мой дядя Бриганте, утонувший много лет назад. Поэтому лучше нам говорить по-английски.

– Да, – широко улыбнулся я, – так будет проще. Я протянул ему руку и представился. Не пожимая мне руки, он сказал:

– Я подумал было, что ты грек.

– Почему?

– Когда ты заговорил, мне на ум пришло греческое имя.

– Какое?

Он долго молчал и лишь потом промолвил:

– Ты любишь загадки? Я очень люблю. В своей жизни я их часто загадывал и разгадывал, так что позволь ответить тебе вопросом на вопрос. Назови греческое имя, о котором ты думаешь, а я назову то, о котором думаю я.

Подняв взгляд, я увидел в глубине лачуги окно, а за ним, всего в нескольких сотнях ярдов отсюда, окраины Альбукерке. В горячей дымке пустыни они казались размытыми. Не попал ли я в страну чудес?

– Ну, Платон – хорошее греческое имя.

– Почтенный учитель, – отозвался старик, по-прежнему не сводя глаз с пустыни. – Но, чтобы понять учителя, нужно знать, кто, в свою очередь, учил его.

Старый indio[10]10
  Индеец (исп.).


[Закрыть], безупречно, несмотря на отсутствие нескольких зубов, говоривший по-английски, просто играл со мной. Он прекрасно знал, кто учил Платона, и знал, что я тоже это знаю.

– Учителем Платона был Сократ, – сказал я.

– Некоторые называют меня Папой Джо, но раз уж ты разгадал греческую загадку, можешь называть меня abuelo[11]11
  Дедом (исп.).


[Закрыть], а я буду называть тебя nieto – внуком.

Глядя мимо меня, он протянул руку в мою сторону.

Прежде чем пожать ему руку, я помахал ладонью у него перед глазами и разгадал еще одну загадку.

– Ну да, – сказал старик. – Ciego como un murciélago, listo como un zorro. Слепой, как нетопырь, хитрый, как лис, – перевел он.

Подмигнув слепым глазом, он добавил:

– Часто люди, обладающие зрением, все равно остаются слепы ко многим вещам. А я лишен зрения, но вижу многое.

– Что же ты видишь? – спросил я.

– Место, где рождаются загадки.

– И что там?

– Эту загадку тебе предстоит разгадать. Но я скажу тебе вот что: зрение покинуло меня в детстве. Оно обратилось внутрь и с тех пор лишь воспаряло все выше и выше. А как насчет твоего зрения, nieto? Могут ли твои глаза увидеть искомое?

Даже для меня все это начинало становиться чересчур странным. Мы только что встретились. Я всего лишь спросил его о той женщине.

– Ладно, Папа Джо, abuelo. Давай откроем карты.

– Ты любишь покер? – спросил он, меняя тему.

– Я говорю не про покер, а про жизнь.

– Разве это не одно и то же? – спросил он голосом Мастера По из сериала «Кунг-фу».

Потеряв терпение, я заговорил без обиняков:

– Ты ведь знаешь Сократа? Помоги мне найти женщину по имени Ама.

– ¿Pо́r qué?[12]12
  Зачем? (Исп.)


[Закрыть] Зачем ты ищешь эту женщину? – спросил он, вновь перебирая пальцами бусинки.

– Думаю, ты знаешь.

Он промолчал, и мне пришлось продолжить:

– Возможно, она виделась с моим другом и учителем. Я надеюсь, что она поможет мне отыскать… кое-что.

– А, так ты ищешь кое-что, – кивнул он с понимающим видом. – Что ж, это может оказаться непростой задачей, ведь в пустыне много кое-чего.

– Откуда тебе знать, что там, в пустыне?

– Я не вижу. И в то же время вижу. А видишь ли ты смысл в моих словах?

– Ты и впрямь любишь загадки, правда?

– Правда? – откликнулся он, расплываясь в очередной беззубой улыбке.

– Abuelo, пожалуйста. Я понимаю, что тебя все это забавляет, но я должен поговорить с этой женщиной, Амой, а потом…

– Мне нравится твой пыл, – перебил он. – У тебя есть чувство долга. А у меня – лишь чувство юмора. Я прожил девять десятков лет, и тревоги юности – что о тебе подумают другие, как добиться успеха и обрести любовь – меня больше не волнуют. Меня интересуют лишь забавы. Забавы и та малость, которую я знаю о… кое-чем.

Нанизав на нить последнюю бусину, он завязал узелок и сказал:

– Может быть, я смогу тебе кое-что сообщить об этой женщине, Аме.

– Я был бы очень благодарен…

– Но сначала я загадаю тебе загадку.

– Сейчас не лучшее время для игр, abuelo.

– Жизнь – игра. А самый лучший момент всегда нынешний. Если тебе некогда играть, тебе некогда жить. Тебе и так нужно разгадать одну загадку. Потешь старика, разгадай еще одну. Если сумеешь, то я, может быть, помогу тебе найти эту женщину.

С этими словами он развязал узелок и начал снимать бусинки с нити.

– А если ты поможешь мне сейчас и я дам честное слово вернуться потом?

– Но мы ведь не знаем, что ты найдешь и сможешь ли вернуться. А вдруг моя душа тем временем покинет тело?

– Я понимаю. Но понимаешь ли ты, что испытываю я? У меня такое чувство, словно я опаздываю.

– Приятно слышать, что у тебя есть чувства, nieto. Это доказывает, что ты жив и что существуют важные для тебя вещи. Но чувства не должны управлять твоей жизнью или моей. Драмы этого мира меня больше не интересуют – я их столько уже повидал… А теперь я жду смерти – тогда я снова смогу видеть, как в моих снах.

– Ты веришь в это?

– Может быть, и нет, но ¿quién sabe?[13]13
  Кто знает? (Исп.)


[Закрыть] А пока я жив, каждый новый день дает возможность что-то узнать и послужить какой-нибудь малой цели. Может быть, я смогу помочь тебе добиться твоей.

Я посмотрел на бусинки – теперь они россыпью лежали вокруг оголенной нити.

– Ладно, – сдался я, – загадывай свою загадку.

– Слушай, – сказал Папа Джо, наклоняясь вперед. – Что может быть более великим, чем Бог? Что хуже дьявола? Богатые этого не хотят, у бедных это есть, а если этим питаться – умрешь?

– Что? – переспросил я.

Папа Джо повторил.

– Я… Я не знаю.

– Ты и не должен знать. В этом идея загадки.

Я задумался. «Более великое, чем Бог. Хуже дьявола. Игра слов?»

– Вода? – спросил я. – Это вода, abuelo? Ганди как-то сказал, что для голодающего хлеб – это Бог. Заблудившемуся в пустыне вода может казаться более великой, чем Бог. А для тонущего она хуже дьявола.

– Неплохая попытка, – ответил старик, – но ты не угадал.

Он снова принялся нанизывать бусинки.

– Ну, тогда я думаю…

– Не надо думать! – перебил он. – Подожди, пока будешь знать.

Злясь, что теряю время, я снова и снова прокручивал загадку в голове, сосредоточенно обдумывая ее со всех сторон, но сообразить ничего не мог. Тем временем Папа Джо нанизывал одну бусинку за другой, пока хватало нити.

– Сдаюсь, – сказал я. – Как бы там ни было, у меня больше нет времени на…

– У тебя сколько угодно времени – до тех пор, пока оно не истечет, – сказал он.

– Ладно, – обреченно ответил я. – Чтобы разгадать твою загадку, я анализировал и взвешивал ее на все лады, обдумывал и размышлял. И что это мне дало? Ничего.

– Да!

Его рука взметнулась над только что завязанным узелком.

– Ты умнее, чем кажешься, – немного иронично добавил он. – Ничего – нада – правильный ответ.

Я не сразу сообразил.

– Ну конечно! Нет ничего более великого, чем Бог, ничего худшего, чем дьявол. Богатые ничего не хотят, у бедных ничего нет, а если ничего не есть – умрешь.

Папа Джо и впрямь был хитер, как лис, – у загадки могло обнаружиться двойное дно. Поэтому я не мог не спросить:

– Abuelo, ты знал женщину по имени Нада?

Он склонил голову, словно прислушиваясь к какому-то голосу из прошлого, а потом улыбнулся.

– Я знал много разных женщин и много женских имен.

Я ждал, а он хранил молчание, должно быть вспоминая кого-то из тех женщин. Потом он подробно объяснил, как добраться до Амы.

Глава 4

Я целый час петлял по указанным Папой Джо дорогам, изнемогая от жары, пока снова не оказался у сувенирной лавки.

– Ничего не понимаю, – сказал я, вытирая взмокший лоб. – Я в точности выполнил твои инструкции, но в итоге оказался там, откуда выезжал!

– Ну да, – ответил он, обернувшись ко мне. – Я не хотел впустую тратить время, объясняя тебе, как доехать до школы, пока не знал, способен ли ты следовать указаниям.

И он разразился таким искренним хохотом, что едва не свалился со стула. Успокоившись, он сказал:

– Как я тебе уже объяснял, nieto, мне теперь нужны только развлечения.

Я медленно сделал глубокий вдох.

– Ну а теперь, когда я продемонстрировал свою способность ориентироваться в пространстве, будешь ли ты так добр указать мне дорогу к школе, в которой, возможно, работает Ама?

– Конечно. Поезжай по этому шоссе, – сказал он, указывая на запад. – Свернешь неподалеку от пуэбло Акома. Ищи детей, которые играют и смеются, – там будет и Ама.

– Спасибо, – сказал я, успокаиваясь. – Буду искать играющих детей. У меня у самого есть ребенок – дочурка.

Услышав это, Папа Джо заулыбался.

– ¡Un momento![14]14
  Секунду! (Исп.)


[Закрыть]

Он встал со стула и вошел в лавку. Его долго не было, и наконец он вынес куклу-качина, одетую в кожаный плащ.

– Для su hija[15]15
  Твоей дочери (исп.).


[Закрыть], – пояснил он. – Эту качина зовут Стоя́щая Женщина. Заботься о ней как следует. Такие качина могут помогать в тяжелые времена.

– Спасибо тебе, abuelo, – сказал я, засовывая куклу в боковой карман рюкзака.

Откинувшись на спинку стула, он отмахнулся от моей благодарности своим обычным «de nada»[16]16
  Не за что (исп.).


[Закрыть].

– Может быть, когда-нибудь я снова тебя увижу.

– Да. Только вряд ли я увижу тебя, – сказал он, как всегда радуясь собственному остроумию.

Папа Джо и его магазинчик скоро превратились в точку в зеркале заднего вида, а потом исчезли. Если он и встречал старую мудрую Наду, то не сказал бы мне об этом. Но я наконец-то узнал, где найти женщину по имени Ама.

Съехав с шоссе на пыльную дорогу, я напомнил себе, что нужно будет отправить дочери еще одну открытку. Но как объяснить, что я на юго-западе, если даже себе самому я не мог этого объяснить?

Спустя несколько минут я увидел вывеску, на которой крупными буквами от руки было написано «Пуэбло Акома», а внизу, мельче, «Начальная школа».

Я припарковался возле пыльного школьного двора и вошел в здание. Кое-кто из детишек посмотрел в мою сторону, перешептываясь между собой и улыбаясь. Учительница стояла у старого стола. На ее самодельном бейдже я прочитал: «Ама Чавес». Эта женщина в очках со строгим выражением лица выглядела более молодой, чем я ожидал.

– Не вертитесь! – резко одернула детей учительница.

Она коротко кивнула мне и продолжила что-то писать на старой доске скрипучим мелом. А тем временем несколько детей первого-второго класса начали подмигивать мне, делая меня соучастником их веселья.

Спустя несколько минут учебный день закончился, но прежде чем я успел обратиться к учительнице, ко мне подбежала девочка возраста моей дочери – лет семи. Ее собранные в хвостик волосы были повязаны ярко-желтой ленточкой с бантиком. Я вспомнил о том постыдном случае, когда задремал, пытаясь выследить Сократа, и он прицепил такой же бантик мне на волосы.

Голос девочки вернул меня к реальности.

– Меня зовут Бонита. По-испански это означает «Красавица». Я ведь красавица, правда? – на одном дыхании произнесла она. – Имя Бонита ничего не значит на языке хопи, – продолжала она, глотнув воздуха, – но это не страшно, потому что я не хопи, я лишь наполовину хопи, а наполовину мексиканка. Саматри – это мой лучший друг, я от него без ума, – говорит, что раз я наполовину хопи, то и наполовину красавица, хотя меня и зовут Бонитой. А тебя как зовут? – спросила она, изящным жестом истинной леди протягивая мне руку.

– Меня зовут Дэн, а ты и в самом деле bonita, – ответил я, осторожно пожимая ей руку.

Я сделал глубокий вдох, и она, захихикав, выдернула руку и прижала ее ко рту.

– Вы называете учительницу Амой или сеньорой Чавес? – спросил я, указывая на женщину, вытиравшую доску.

Копируя мою манеру, Бонита прошептала мне:

– Я ее называю не иначе как dulce, это означает «милая». И она помощница учительницы. Сеньора Чавес ушла, но я слышала, что она скоро вернется – у нее поручение. Кажется, должен быть праздник с сюрпризами, но это никакие не сюрпризы. Ты знал, что у нас с Бланкой день рождения в один день, сегодня? – выпалила она.

– Нет, не знал. Я вообще многого не знаю.

– Тебе понравится сеньора Чавес, она знает все на свете, – объявила Бонита.

Примерно через час, как раз когда я делал стойку на руках на учительском столе, я увидел в дверях перевернутый силуэт. Вошла женщина с двумя пакетами. Даже стоя вниз головой, я разглядел, что она красивая. Более того, она была настоящей, она была здесь! Я быстро вскочил на ноги. Чувствуя себя провинившимся школьником, я начал было что-то объяснять.

Она отмахнулась и сказала:

– Бонита предупредила, что вы ищете меня. Свои выходки вы сможете объяснить, пока я буду украшать комнату к празднику.

– Я слышал, сегодня празднуется двойной день рождения.

– А, Бонита рассказала. Она станет телеведущей или первой леди.

– Она уже первая леди, – сказал я и потянулся к одному из пакетов.

Ама напряглась, ее тело ясно говорило: «Руки прочь, незнакомец». Но она передумала и отдала мне пакет, а потом отошла к нише с маленьким умывальником.

– Мисс Чавес, – начал я, поставив пакет на стол, – я надеюсь, что вы поможете мне кое-что найти…

– Можно точнее?

– Я словно ученик у доски, – заметил я.

Кажется, прежде чем Ама отвернулась и принялась доставать из пакета праздничную мишуру и торт, на лице у нее мелькнула улыбка.

– Простите, мистер Миллмэн, но я так давно занимаюсь преподаванием, что уже и забыла, как общаться с гостями, которые неожиданно заглядывают ко мне и предлагают помочь с подготовкой детского праздника.

Она дело говорила, поэтому и я перешел к делу. Украшая стену голубой и оранжевой гофрированной бумагой, я сказал:

– Когда-то у меня был наставник. Я дал ему прозвище в честь одного древнего грека…

Я спиной чувствовал на себе ее взгляд. Да, мне удалось завладеть ее вниманием. И тогда я рассказал ей о письме, о том, как наводил справки в Старом городе и как встретил Папу Джо.

– Он попросил, чтобы я называл его abuelo, потому что…

– Потому что он стар, как сама пустыня, – закончила она. – Я его знаю. И, возможно, я когда-то видела твоего наставника.

Она обернулась и посмотрела на меня в упор. Тогда я заметил, что один глаз у нее голубой, а другой карий. Ей это шло.

– Я хотела бы взглянуть на это письмо, – сказала она. – Письмо от Сократа.

Глава 5

Заметив мои колебания, Ама добавила:

– Я не буду его читать, мне лишь нужно посмотреть на него.

Я нашел в рюкзаке письмо, осторожно развернул его и показал Аме первую и последнюю страницы. Она вздохнула. Должен сказать, что вздох получился очень волнующим. Я просто не мог не спросить:

– Вы с мужем живете неподалеку?

– Я не вышла замуж, – сказала она, многозначительно посмотрев на меня. – Но у меня есть друг. Джо Крадущийся Волк.

– Твоего друга зовут Крадущийся Волк?

– Да, это мой близкий друг. Он служит в местной полиции.

«С фантазиями придется проститься, – подумал я. – Джо Крадущийся Волк…» Отбросив эти мысли, я снова сосредоточился на главном:

– В своем письме Сократ упоминает, что встретил возле школы одну бойкую девочку…

– Я была непоседой, – с улыбкой ответила Ама. – Во всяком случае, так говорил отец. Но я видела Сократа не только возле школы, а еще и в больнице – по правде говоря, это был совсем маленький медпункт, всего из нескольких помещений. Сократ чуть не умер от жестокой лихорадки…

– А что ты там делала?

– Я приходила к отцу. На военной службе он был медиком, а потом работал в больницах. Одна была возле Санта-Фе, а другая – в нескольких милях отсюда. На Сократа наткнулся Папа Джо. Он-то и притащил его в больницу. Видимо, Сократ потерял сознание где-то в тех краях.

– Папа Джо не рассказывал мне… А как ты вообще запомнила все это?

– Сократ умел произвести впечатление – даже на шестилетнюю девочку. Он держал меня за руку и говорил, что я владею энергией, даром целительства. У него был потрепанный рюкзак, словно у бродяги. Я помню этот рюкзак на стуле рядом с койкой. Он бредил о нем. И еще говорил что-то о книге или тетради. Отец думал, что это просто лихорадка. Я почти каждый день после школы навещала его в больнице. До твоего появления я очень долго не вспоминала обо всем этом, – добавила она. – Это забавно.

– А Папа Джо мог навещать Сократа в больнице?

– Я смутно припоминаю, что видела их вместе. Может быть, он приходил узнать, как себя чувствует найденный им человек. Кажется, они вполне по-дружески общались. Больше я ничего не помню.

В наступившей тишине я продолжил украшать стену. Ама раскладывала салфетки и кусочки торта.

– Можешь быть нашим особым гостем. – На этот раз она не шутила. – Пожалуйста, позови детей к столу.

Выйдя за порог, я увидел, как двое мальчиков карабкаются по нижним ветвям большого дуба в импровизированный домик на дереве. Еще несколько детей играли на старых качелях. Бонита с двумя другими девочками наблюдали, как маленький мальчик пытается сделать «колесо». Я подошел и показал правильную технику. Тут, конечно, сразу же сбежались все остальные ребятишки, и я принялся показывать им всем «колесо» на маленьком пятачке травы под дубом в лучах закатного солнца.

Спустя несколько минут я услышал голос Амы:

– К столу! – крикнула она. – Вас ждут мороженое и торт!..

Детишки ринулись к своей учительнице, позабыв обо мне.

– Думаю, их привлекло слово «торт», – сказала она, когда я вслед за ней вошел в класс.

Когда праздник закончился и Бонита вместе со всеми остальными детьми ушла домой, мы с Амой сели на широких, словно скамья, качелях, свисавших с ветки дуба.

– Многофункциональное дерево, – сказал я, указывая на него.

– Это для них дополнительная классная комната. Джо помог отремонтировать качели. У школы нет средств, чтобы обустраивать домики на деревьях или вешать садовые качели. Хорошо, что ты научил детей делать «колесо», – рассмеялась она. – Тебя запомнят.

Судя по ее ласковому голосу, я стал для нее важным человеком. Она словно бы говорила: «Можешь меня поцеловать». (По крайней мере, в этом меня убеждало мое разыгравшееся воображение.)

– А где же сейчас Джо Крадущийся Волк?

– Как Сократ стал твоим наставником? – в тот же самый момент спросила меня она.

Покоряясь ее желанию сменить тему, я ответил, пожав плечами:

– Думаю, это просто удачное стечение обстоятельств. Я рад, что ты тоже с ним познакомилась, за много лет до меня.

– Мы едва обменялись несколькими словами, причем большую часть времени он был не в себе.

– Значит, он не особо изменился, – пошутил я. Не обращая внимания на мое остроумие, она сказала:

– Знаешь, некоторые из его идей заставили меня по-новому взглянуть на мир. Ты мог бы рассказать о нем побольше?

Прохладный вечерний ветерок легонько подталкивал старые качели. Я упомянул несколько главных событий, которые произошли в начале моего знакомства с Сократом. Любопытство Амы заронило зернышко идеи: может быть, написать когда-нибудь о времени, проведенном с Сократом? Может быть, когда я наконец пойму, чему научился, я смогу рассказать об этом? С чего вообще начать?

Я встал и отыскал в рюкзаке письмо, вернулся на качели и дал его Аме.

– Прочитай. Думаю, Сок был бы доволен.

Пока Ама листала страницы, я сидел на старых качелях. Впервые после отъезда с Гавайских островов я чувствовал полное умиротворение.

Когда Ама дочитала письмо, в небе на севере зажглась одна-единственная звезда. Ама посмотрела вверх широко раскрытыми глазами.

– До этого момента я не знала, действительно ли существует эта книга. Он говорил о ней, но казалось, будто она ему приснилась.

– А он ничего не говорил, о том, где мог ее оставить и что он там писал?

Она посмотрела на темный горизонт, словно там скрывался ответ, а потом обернулась ко мне и встала с качелей.

– Дэн, мне жаль, что я больше ничего не могу тебе рассказать! Мне с тобой было очень приятно. У меня мало друзей, с которыми можно поговорить о таких вещах.

– У тебя ведь есть Крадущийся Волк, – напомнил я.

– Да, – улыбнулась она, – с Джо я могу говорить.

Сгущались сумерки. Дети давно разошлись. Мы с Амой пожали друг другу руки, а потом коротко и неуклюже обнялись.

– Ну, мне пора, – сказала она. – Я должна подготовиться к урокам…

Мне тоже нужно было подготовиться – к выполнению задания, которое дал мой учитель.