Текст книги "Пророк"

– А как же Луна? – кошусь на него, делая «Демонстрацию пресса и бедра с руками за головой», но квадрицепс подсводит иногда.

– Ты чё, совсем больной? – старик поднимает косматую бровь.

– Шучу я. Понял всё.

В ответ на мою стойку дед делает фронтальную демонстрацию латеральных и говорит:

– Сегодня, Джейк, на нас всех давит колоссальная сила, загоняющая нас в рамки и постоянно стремящаяся раздавить. И только очень сильные способны сопротивляться этому гнёту. Понимаешь? Вы все истощены, устали, и моя задача – вам помочь. Я хочу, чтобы этот зал был местом, где вы смогли хотя бы на час, минуту, мгновение ощутить себя свободными и естественными. А покинув это место, вы бы могли вынести эту естественность вовне… – он оборачивается и смотрит в сторону огромных окон, через которые виднелся этот чёртов Город. Низкое солнце пробивается сквозь облака. – И в этом должен помочь вам я и синтетический тестостерон, – он возвращается к зеркалу. Чуть наклоняется и сводит перед собой руки. На пиках бицепсов противно выпирают вены. – Хватит вам быть маменькиными сынками! – рычит сквозь стиснутые зубы. – Слава богу, финансовая политика зала не пускает сюда тех, кто добровольно напялил на себя ярмо, – старик выпрямляется и встряхивает руки. – За исключением этих вот молокососов. – Тренер косится на сладких пареньков неподалеку, которые даже перед залом используют гель для волос. Они тоже позируют у зеркал. – Не обращай внимания. Эти качаются для того, чтобы подпитывать эго, а не укреплять дух…

Делаю последний подход сгибания руки с гантелей на скамье Скотта. Больше не могу, но Тренер поддерживает меня. Он говорит очень размеренно и спокойно:

– Это как медитация, сынок… Закрой глаза… Дыши спокойно… Чувствуй, как сокращается твой бицепс… Не думай о повторах, сосредоточься на процессе… Здесь и сейчас есть только твоя рука, бицепс и кровь, бегущая по венам… – он шепчет практически мне в ухо. – Расслабься, ты зажат… Сейчас работает только одна мышца твоего тела… все остальное – релакс… Ещё пару раз… Давай, молодец… – чувствую, старик помогает мне, но совсем немного. – Из последних сил… Давай… Ну же, ещё немножко!.. Всё, отпускай гантель… – Тренер кладет мне на плечо ладонь, она грубая и мозолистая, аж колит через майку. – На сегодня хватит… Отдыхай…

После тренировки я лежу уже на обычной скамейке в раздевалке, а Тренер готовится сделать мне укол. А вы как думали? Чтобы поддерживать такую форму, как у меня, посещая зал пару раз в месяц, надо нехило так тестостерон себе вводить. После тренировки я уже успел помыться, высушить волосы и даже наполовину переодеться, поэтому лежу с подстянутыми штанами и в расстёгнутой рубашке – жду инъекции, а Тренер протирает антисептиком мою ягодицу и продолжает болтать:

– … Даа. Ты даже представить не можешь, каким крепким парнем был Иисус! Он постоянно много ходил – ни одному марафонцу не снилось – и выдержал всю ту херню, которая выпала на его счёт. И, кстати, «теста» ему своего хватало. Не то, что вам, сосункам. Хап-тфу…

Делает вид, что плюётся в сторону, а я отвечаю ему:

– И всё-таки он возроптал.

Старик поднял на меня взгляд (чувствую это затылком):

– Верно, – пробормотал он через несколько секунд.

И постучал толстенным ногтем по стеклянному шприцу.

Оборачиваюсь на звук. Тренер сидит в очках на полу рядом с моей полуголой задницей и собирает пузырьки воздуха по стенкам наполненного до краев шприца. А заметив мой взгляд, заявляет:

– Да не парься ты! Он одноразовый, просто всё олдскульное меня прёт!

Он ухмыляется и нажимает на поршень, чтобы выпустить остатки воздуха, но случайно пускает фонтан и холодные капли жидкости попадают мне на зад.

– А чё внутри? – спрашиваю.

– Много чего, – отвечает дед. – Пару кубиков витамина C, немного пирацетама, чтобы лучше соображал, и пара стероидов с очень длинными эфирами… Не знаю, когда мы встретимся в следующий раз… – бормочет он.

– И всё в одной игле?

– Не ссы, говорю! На моей памяти от этого ещё никто не умирал!

– Успокаивает, – отворачиваюсь.

Потом он что-то шушукает себе под нос и, кажется, осеняет шприц крестом. Затем ощущаю жёсткий шлепок по заду (как будто вдарили доской), а вслед за ним игла пробивает эпителий, мышцы и оказывается в самом центре моей ягодицы.

– Айй…

– Чё пикаешь?

Дед начинает вталкивать мне масло в мышцу и продолжает бормотать:

– Кстати, был у меня ещё один знакомый – из олимпийского резерва. Так у него было самое большое сердце, которое я видал! Не в смысле того, что он был хорошим парнем – по правде, он был тот ещё говнюк, – а в том смысле, что мне друг патологоанатом после вскрытия показал его миокард – реально, размером с израильский флаг. Бедных детей в этих школах с 12 лет на гормон подсаживают. Говорят, скоро пойдёт новое поколение билдеров, которое ни разу в жизни даже к железу не подойдут.

Он наконец вытаскивает иглу из моей задницы и прикладывает ватку:

– Всё. Только полежи ещё чутка.

Старик, кряхтя, встаёт. Подходит к мусорке – выбрасывает шприц и спиртовые салфетки. Потом возвращается и, перед тем как развалиться прямо на полу, снимает очки и убирает их в футляр. Он опускается на кафель и наваливается спиной на раздевальный шкафчик под номером «032».

В этой позе (одна рука на колене, другая – упирается в пол) этот здоровенный, седой кусок мяса и вправду похож на старого примата. Он наконец-то спрашивает меня:

– Ну так что, Джейк? Что происходит с тобой?

Я задумываюсь и приподнимаюсь на локтях:

– Сам не знаю, Тренер…

А он бормочет:

– Не хочешь рассказывать – твоё право.

И отводит взгляд в сторону. Старый козёл.

Всё же я решаюсь рассказать, но не сразу – спустя несколько секунд:

– Иногда мне кажется, Тренер, что кто-то разговаривает со мной.

Голубые глаза деда возвращаются ко мне. Но он продолжает молчать.

– Время от времени, – поясняю я, – мне слышится чей-то голос. И это до чёртиков пугает меня…

А старик, не меняясь в лице, спрашивает сходу:

– Добрый или злой?

– Что? – переспрашиваю его.

– Джейк, – продолжает он. – В этом Городе каждый третий слышит голоса. Кто-то – добрые, кто-то – злые. Какой из них твой?

Задумчиво опускаю глаза:

– Не знаю… Но если его и можно как-то назвать, то я бы назвал жестоким.

А Тренер всё смотрит на меня:

– Он велит тебе кое-что сделать, а ты не слушаешься его?

Возвращаю к нему взгляд:

– Откуда ты знаешь?

Он повёл бородатым подбородком:

– Угадал. Это очень похоже на тебя. Ты тупой и упёртый. Но если тебя повернуть в нужном направлении, ты уже не остановишься никогда.

– А ты тоже слышишь их?

– Нет, – он усмехнулся. – Для того, чтобы я делал своё дело, меня не нужно никому убеждать.

Я смотрю на него и пытаюсь врубиться, не прикалывается ли он надо мной, как обычно, а дед мотает головой и бормочет:

– Сынок, сынок. Кажется, тебе так повезло, но ты этого никак не поймёшь.

Но потом до меня кое-что доходит. Я спрашиваю старика:

– Слушай, Тренер, и всё-таки почему ты взялся тренировать именно меня?

Он с хитрым взглядом ухмыльнулся сквозь густую бороду:

– Моя задача, Джейк, развивать человеческий потенциал, – объясняет он. – Как только я увидел тебя, сразу понял – в тебе есть, что развивать.

– И как же ты это понял? – спрашиваю его.

– Сынок, – ухмылка не сходит с его лица, – ты единственный, кто по залу как зомби ходил. Ты, разумеется, уверен, что самый умный и можешь всех провести, но… по правде сказать, все эти бурления, которые происходят у тебя в башке, без проблем читаются у тебя на лице. Даже сейчас, иногда, когда ты разговариваешь с людьми, языком-то вроде воротишь, а сам находишься совершенно в другом измерении. Выглядишь со стороны, как старая сухопутная черепаха, которая в силах только изредка вытащить голову из панциря. А задача хорошего Тренера – уметь отличить старую подыхающую черепаху от гусеницы, которая окуклилась. Понимаешь?

– Ни одного хренова слова, если честно, Сенсей.

– Не удивлён, – старик покачал головой. – Сынок, ты должен уяснить кое-что. На всей нашей огромной планете, – обводит взглядом раздевалку, – ты не слышишь никого, кроме себя. Можешь это повторить?

Повторяю за ним, как идиот, а он подстёбывает меня как всегда:

– Повторять умеешь, молодцом. Осталось только слушать научиться. И кое-что ещё. Ты думаешь, что все беды в мире происходят только с тобой. Но поверь, братец кролик, ты в этом деле далеко не одинок…

Я продолжаю тупо пялиться на старика, а он подводит итог:

– Пора вылезать из скорлупы, сынок.

Несмотря на все его слова, в моей голове полная пустота.

– Ладно, – кивает он. – Натягивай трусы, выбрасывай ватку и валяй давай – тебе пора.

В общем, так я и сделал. Без лишних слов поднялся (с каких это пор Джейку Салливану нечего сказать?), закинул в мусорку ватку (разумеется, попал прямо в яблочко метров с трёх) и натянул на задницу штаны. Застегнув рубашку, я забрал из шкафчика пиджак и накинул сумку на плечо. И только позже понял – за это время ни одна мысль так и не посетила меня, а обычно их тьма. Когда повернулся, голубые глаза старика, как и прежде, смотрели на меня.

– Ну что, Тренер, я погнал?

Голос у меня был фрустрированный до жути. А он только указал взглядом на дверь.

И только когда я приблизился к выходу, он окликнул меня:

– Эй, Джейк.

Я обернулся. Отсюда он ещё больше напоминал большую, старую, седую гориллу с длинной бородой.

– Знаешь, почему он возроптал? – спросил он про Христа.

Я покачал головой.

– Чтобы ты знал, даже он чувствовал себя брошенным иногда.

Он продолжал смотреть на меня.

– Чё встал? Иди давай, чемпион…

Я постоял ещё секунду и вышел в дверь.

Когда она хлопнула за мной, старик пробормотал:

– Удачи, пацан. Надеюсь, ты хоть что-то да понял. Надеюсь, я сумел тебе помочь…

Это был последний раз, когда я видел Тренера. Именно таким я и запомнил его: белая, здоровая, усталая горилла, развалившаяся возле шкафчиков в раздевалке на полу…

* * *

Тот когнитивный диссонанс и последовавшее за ним ощущение преждевременного просветления вследствие бесед с Тренером прошли очень быстро. Минут так через пять. Видимо, в том миксе, что старик ввёл мне в зад, было ещё и мочегонное… Или я воды после тренировки перепил? Так или иначе, как только я сел в тачку и нажал на газ, мне приспичило отлить. Да так сильно, что аж челюсть свело (через крепко стиснутые зубы я шипел японское: «Осс»).

Одному мне, по-прежнему, оставаться не хотелось, поэтому, ещё спускаясь из зала на лифте, я набрал Нельсона, и он сказал:

– Да, да, дома. Мы тут с ребятами с работы сидим. Так что давай, ждём тебя… – После этих слов его голос перешёл на шёпот: – Единственное, у Кери к тебе есть пара вопросов. Так что берегись, братан…

Именно из-за его приглашения я сейчас стою в коридоре у двери в его пентхаус и проклинаю этого дебила за то, что я названиваю ему уже минуту, а он не спешит мне открывать. Мой мочевой пузырь настолько вздуло, что, кажется, он давит на диафрагму, и я не могу даже по-нормальному вздохнуть. Слышу звук приближающихся шагов, что быстро спускаются по длинной лестнице за дверью. Шаги становятся всё громче, а когда достигают своего пика, резко обрываются и в глазке потухает огонёк. Через секунду раздаётся целенаправленно дибилизированный голос:

– КТООО ТАААМ? – точно носферату из склепа говорит.

– Ёб твою мать, Нельсон! Если у меня сейчас лопнет мочевой пузырь, я окачу твою дверь золотым дождём!

Только тихое хихиканье в ответ.

– Ну всё!

Делаю вид, что распаковываю ширинку:

– Сам напросился!

Тут Нельс взвизгивает:

– Ты чё?! Сума сошел?! Соседей же затопишь!

Раздаётся череда щелчков, и дверь открывается. В образовавшейся щели появляется широченная улыбка идиота.

Врываюсь в небольшую прихожую и щелкаю Нельсона по пузу, от чего он наигранно сгибается с коротким вскриком:

– Ааа…

Я с грохотом шагов начинаю восхождение на длинную лестницу справа, а к концу её слышу хлопок двери и голос Нельса за спиной:

– Лучше сразу на второй! На первом толкан снова засорился!

Спасибо, друг.

Несусь к лестнице на второй этаж и краем глаза вижу ребят – они сидят на здоровом белом диване в глубине гостиной и пялятся на огромный плазменный экран – в приставку играют, – и только одна Кери стоит и, нахмурившись, смотрит на меня.

К концу лестницы на второй этаж понимаю – сил больше нет, и жалею о том, что решил поприседать без Тренера ещё пару подходов.

Сводящие до боли трицепсы и усталые ладони цепляются за скользкие перила и помогают мне забраться на второй этаж. От тянущего дискомфорта в нижней части живота уже темнеет в глазах. С тоннельным зрением я несусь по балкону. Даже не замечаю, как пролетаю мимо спальни Нельсона и Кери, – вижу только дорожку впереди себя. Слава богу, уже почти у двери. Сам себе шепчу под нос: «Последний рывок!»

Пик напряжения, как на тренировке…

На всех парах влетаю в грёбаный толчок…

Свет в нём автоматически вспыхивает повсюду…

Звук расстёгивающейся ширинки…

Ииии… Журчание ручейка, как в кабинете психотерапевта…

О господи, как же хорошо…

Постепенно зрение приходит в норму…

Я чувствую: вот оно – настоящее просветление… Я блажен, как буддийский монах…

Я чувствую себя самим Буддой, который познал жизнь, и вот-вот спустит её в унитаз…

Со временем ощущаю падение уровня эндорфинов и ослабление эйфории, и оглядываюсь по сторонам. На первый взгляд симпатичная светлая ванная комната: купальня на двоих, раковина, почти как у меня, большие зеркала и позади стиралка. Вот только повсюду остатки пыли после неаккуратной уборки, разводы и грязные трусы Нельсона прямо на полу вперемешку с нижнем бельем Кери. «Вот животные! Чё нормально убрать не могут?»

Хотя, о чём это я? Видели бы вы мою ванную комнату. Здесь хотя бы изредка домработница-нелегалка делает уборку.

Поглядываю на часы:

Отливаю уже, наверно, как полминуты.

Продолжу в таком же духе – обреку Землю на ещё один Всемирный потоп.

Надеюсь, Господь предусмотрел для нас запасного Ноя. А то сегодня уже никто ручками делать ничего не умеет. На ковчег точно рассчитывать не стоит – стопудово все сгинем под водой.

Эдемский поток наконец-то иссякает…

Жму кнопку и отправляю продукты жизнедеятельности в небытие. Вернее, воссоединяю их с другими нечистотами, которые по канализационным трубам попадут в реки и унесутся из города, растекаясь по всей Земле. Успокаивает, что мы хотя бы так после себя что-нибудь оставим…

Дважды нажимаю на дозатор жидкого мыла. Пахнет лавандой. Хорошо…

Обдаю прохладной водой лицо…

Вытираю руки о полотенце, оно замызгано до жути…

Привожу волосы и свой костюм в порядок…

Кончаю глядеться в зеркало и шагаю к выходу…

А как только открываю дверь, вздрагиваю, как идиот…

Догадайтесь, из-за кого? У противоположной стены коридора с недовольным видом стоит Кери. На ней джинсы и тёмная кофта с вкраплениями белого, будто звёзды рассыпались по материалу.

Как только моё сердце, пропустившее удар, приходит в норму, я спрашиваю:

– Кери! Ты чё? Подслушивала?

Даже как-то непривычно видеть её без платья в свете.

– Больше мне заняться нечем, Джейк, – отвечает она и подходит на пару шагов ближе. – Ты кое-что мне обещал, но так и не позвонил. Сутки уже прошли.

Кери тычет пальцем с красным ногтём в мою сторону. Переливающийся блик на лаке мерцает на свету.

– Точно, совсем забыл, – хлопаю ладонью по лицу.

С моими обещаниями всегда так. Кери ставит руку в бок, как во время дефиле, когда модели добираются до конца подиума перед тем, как развернуться. Кажется, они это называют «точкой».

– Извини, Кери, – продолжаю, – кажется, я всё проебал.

– Ни капли не удивлена – необдуманно бросает.

Смотрите-ка, она тоже не удивлена – не думал, что живу жизнью предсказуемости. Но заметив мою мрачную мину, Кери смягчается и даже встаёт как-то по-простому:

– Ну и что произошло?

Продолжаю ладонью мять себе лицо и, кажется, вот-вот выдавлю пальцами зажмуренные глаза.

– Не знаю, Кери. Трудно так сказать.

Кери выдерживает паузу и продолжает строго, как и прежде:

– Так, давай подробно и с самого начала. Попробуй по-нормальному всё рассказать.

– Как скажешь, Кери… – вполголоса промямлил.

И я ей рассказал… Рассказал, как увидел Элизабет…

Как встретились наши глаза…

Как я подошёл к ней…

Как не знал, что сказать…

Я рассказал ей всё… Ну, разумеется, опустил кое-какие моменты, но главное – рассказал, что было в конце…

«Ты никогда не думал начать всё заново? – спрашивает Элизабет, сидя напротив меня. – Всё забыть, попробовать с чистого листа?»

– А ты что ответил?

«Нет, – шепчу я, глядя в никуда. – Я ничего не хочу забывать…»

На лице Кери читается: «Какого чёрта ты вообще это сказал?», но вместо этого спрашивает меня:

– А она? – Кер внимательно смотрит на меня.

Я вижу, как тёмные глаза Элизабет застилает печаль…

– Ничего, – отвечаю, а её образ, залитый мягким сиянием, продолжает стоять передо мной. – Она ничего не сказала.

Поднимаю на Кери взгляд:

– Я попытался всё исправить, но… было уже поздно… Она закрылась от меня. Только позже она произнесла:

«Мне нужно скоро ехать. У меня ещё есть дела, – говорит, словно обращаясь к огоньку свечи в центре стола. – Кое-кто ждёт меня…»

– И что потом?

– Что потом? – переспрашиваю. – Мы закончили, я оставил официанту половину бутылки «Бальячи» вместо чаевых, так этот мудак ещё недовольно посмотрел на меня.

Когда мы вышли из ресторана, на улице уже стало темнеть. Я спросил: «Тебя подвести?», но она ответила: «Нет», – и вежливо объяснила, что её корпоративная машина стоит «вон там» за углом. Я спросил: «Мы встретимся ещё раз?», а она ответила: «Да, конечно». Но по глазам было видно – это не так. И только сейчас, мне кажется, я понял, что значил её взгляд. Он говорил: «Ты так и не изменился… Такой же, как и в те времена…»

Я опускаю глаза.

Кери тоже молчит.

Но позже спрашивает меня:

– Она очень нравится тебе, да?

Отвечаю ей:

– Ага.

А сам смотрю вслед Элизабет, которая уходит вниз по улице…

Кери ещё несколько секунд просто смотрит на меня. Но потом шумно вздыхает и хватает меня за рукав пиджака, вытягивая из воспоминания. Она тащит меня в сторону балкона второго этажа и ворчит:

– Тогда возьми себя в руки! Смотрите-ка – нюни распустил! Пошли к остальным! Дай своей бабе два дня, а потом свяжись с ней и всё исправь! Поверь, она уже ждёт этого звонка!

Но Кери останавливается неподалеку от ограждений балкона второго этажа:

– Вот только я не поняла, что за дела могут быть в воскресенье вечером? Кто её там ждал?

– Не знаю, – жму плечами и скашиваю вниз уголок рта.

Она поворачивает и идёт к лестнице со второго этажа:

– Странно. При встрече обязательно узнай!

– Окай, – отвечаю и следую за ней.

В огромной гостиной, как я уже упоминал, на диване расположилась группа молодых ребят и пара девчонок. Через большие панорамные окна справа видно, как сквозь облака над Городом догорает янтарный закат. Нельсон всё болтает, стоя в стороне от здоровенного телеэкрана, но, когда подхожу, он отвлекается на меня. Даю ему краба, а он, как всегда, с улыбкой Чеширского кота, приобнимает меня. Нельс шепчет мне на ухо:

– Ну что, доложил всё?

Заглядываю ему в лицо: на удивление речь у него ровная, и от него не пасёт, как от заправского алкаша. Странно – вечер понедельника, а он ещё не пьян. Видимо, Кери за него взялась.

– Ага, – отвечаю. – Предоставил полный отчёт.

– Молодца. Поверь, я выгораживал тебя до последнего. Она уже была готова сожрать меня из-за тебя.

Он закидывает мне руку на плечо и подводит к дивану. Он представляет мне новых дам, но я даже не запоминаю их имена:

– Познакомься, это Софи и Натали.

= Привет! – в один голос в ответ на моё «Здрасьте».

Нельс ведёт меня дальше и напоминает, как зовут уже знакомых мне ребят, но их имена слышу, как впервые:

– Со Стивом, Бароном и Бобом ты уже знаком…

– Господа, – взмахиваю рукой.

Они тоже здороваются, но не отрывают взглядов от телека за моей спиной. Двое из них играют на приставке в футбол. Комментатор из игры объявляет: «Начало второго тайма, игра пошла!»

Но последнего парня, сидящего прямо на изгибе «Г-образного» дивана, я до этого не видел никогда. И точно бы запомнил, если бы увидел его хоть раз. Я даже замираю на секунду, встретив его очень необычный взгляд…

– А это наш новый знакомый Флег. Он из продюсерского отдела.

Флег – высокий, худой, чёрный парень с неестественно молодым лицом – здоровается со мной, а я протягиваю ему ладонь и представляюсь:

– Джейк.

Тёмно-фиолетовая кожа на его гладком лбу и щеках отблескивает так, будто минуту назад он намазал её толстым слоем крема.

Как только мы отойдём, Нельсон прошепчет мне на ухо:

– Странный парень, да? Мы до этого с ним ни разу не общались, а сегодня он взял и сам напросился ко мне. Представь:

«Я хочу сегодня потусить у тебя. Ты не против?» – говорит с лицом, похожим на безжизненную маску.

– Он реально из продюсерского отдела, – говорит Нельс. – Какая-то шишка там. Не придумал сходу, как его послать…

Флег сжимает мне ладонь до боли, так, что я перестаю таращиться ему в лицо и замечаю – кожа на его руке дряблая и сухая, как у старика… Так странно…

С того момента, как я подошёл к нему – к этому высокому чёрному парню на белом кожаном диване, – он ни разу не моргнул и даже сейчас продолжает внимательно смотреть на меня. А в глубине его необычных глаз теплится то ли золотое, то ли янтарно-огненное сияние…

Его странный взгляд продолжает стоять передо мной, даже когда я плюхаюсь на противоположной стороне здорового Г-образного дивана. Место рядом с Флегом ещё до того, как я подошёл, заняла Кери. А рядом со мной сидят две цыпы. Та, что ближе, тоже забвенно пялится в экран. Вторая – что за ней – иногда хищно поглядывает на меня. Нельс делает звук на телике потише и возвращает пульт на комод, а сам поворачивается к гостям и продолжает монолог:

– Так, на чём я там остановился? – он упирается пальцами в лоб и прикрывает глаза как мыслитель. – Да, точно! – поднимает указательный палец вверх. – Телевидение умирает…

Ну, разумеется. О чём же он ещё может рассказать? Нельс окидывает взглядом потенциальных слушателей, но всем в общем-то насрать. Комментатор в игре тихо вскрикивает: «Голевой момент!» Несмотря на это, Нельсон продолжает:

– Ни для кого не секрет, что бюджеты каналов, доходы от рекламы и вовлечённость телезрителей падают из года в год. С такой скоростью, что это уже невозможно остановить…

Нельс принимается расхаживать из стороны в сторону, задумчиво глядя куда-то вдаль. А у меня возникает странное ощущение, будто я всё это уже где-то видел.

– Заинтересованности людей в телеэфире больше нет. Все вокруг твердят: «Это вчерашний день». Даже сраный переезд в сеть теперь никому не помогает. Но шишки в руководстве канала делают вид, что не слышат этого и даже не собираются ничего менять! Они держаться зубами за свои стабильно падающие дивиденды. Понимаете, о чём я?..

Он обращается к нам, но его по-прежнему никто не слушает. По-видимому, кроме меня. В игре голос комментирует удар по воротам: «Хорошая попытка, но нет!» Но Нельс не намерен отступать:

– А самое главное: взгляните, кто наш конкурент. Тупорылый школьник с ютуба! И знаете, что он делает? Он рассказывает другим тупорылым школьникам новости за нас…

Нельс активно жестикулирует руками. Он продолжает расхаживать неподалеку от зелёного экрана, по которому бегают эфемерные футболисты. Вероятно, в своём воображении он прямо сейчас на студии и ведёт эфир. «Время Нельсона» – етить его мать. А я всё слежу за ним и думаю: «На что же это всё похоже?»

– И крайне важно, как он это делает! У него нет специального образования, грамотной подачи материала и плюрализма мнений. Он просто говорит, что думает! А что может думать тупорылый школьник? – Нельс разводит руки. – Но самое главное, что другой школьник по ту сторону экрана с ним согласен! А если нет, он идёт на другой ютуб канал. Вы понимаете, к чему это ведёт? Это ведёт к информационной изоляции, искажению фактов и личностной деградации! Врубаетесь?

Он снова пускается взглядом в поисках поддержки и в этот раз явно намерен её найти. В такие моменты важно не попадаться ему на глаза. Он подходит ближе, а я отвожу взгляд в сторону, типа разглядываю что-то в другой части холла. Нельс продолжает болтать и делает шаг в сторону – к девчонкам, – но как только я поднимаю глаза… Твою ж мать! Попался – Нельс обыгрывает меня. (Комментатор из Фифы кричит: «Обманный маневр!»). Как только я вернул к нему взгляд, Нельсон резко разворачивается и заглядывает мне глаза в глаза. Теперь он смотрит на меня своими широко раскрытыми зырками и бормочет что-то о втором рождении и перерождении феникса, а мне ничего не остаётся делать, кроме как кивать, как идиот, с видом мол: «Какая интересная мысль, бро! Как ты только додумался до такого?»

Подхваченный крыльями успеха, Нельс довольно быстро отваливает от меня и, продолжая нести всякую пургу, направляется к окну:

– Возможно, друзья, именно мы, здесь и сейчас, сможем найти способ, как исправить ситуацию. Сможем придумать, как спасти нашу любимую индустрию…

Как только он подходит в упор к стеклу и наваливается на раму, до меня внезапно доходит, что именно мне это напоминает. В игре кто-то кому-то забивает, и Комментатор взрывается криком: «Гол!», а меня чуть не выворачивает на изнанку.

Этот бестолковый болтун, мелющий всякую чушь и глядящий на Город за окном, как две капли воды похож на меня во время моих выступлений. Вместе с этим меня осеняет ещё одна вещь – этот дебил, так же как и я всё это время, разговаривал сам с собой. Эта простая на первый взгляд мысль чуть не сбивает меня с ног. Хорошо, что я сижу на диване. В добавок ко всему я поглядел на других присутствующих: парни, как и прежде, неотрывно пялятся в экран и долбят по кнопкам беспроводных контроллеров; девчонки под боком шушукаются между собой; Кери липнет в смартфоне; и только чернокожий Флег изредка косится на меня. Тут у меня всё сходится – в моей голове рождается революционная мысль: нам всем нет никакого дела до того, что говорит Нельсон. Нам всем нет никакого дела до того, что говорят другие, и мы все только и делаем, что разговариваем сами с собой…

А потом подумал: «До чего же тонко я это подметил!»

Лишь позже до меня допёрло, что Тренер только об этом мне и говорил, а я никак не мог понять, о чём он. В тот момент, когда я это осознал, меня пронзила необъяснимая печаль и чувство непреодолимого одиночества… Но это позже. А пока я просто молча восхищался своей находкой и думал: «Как же я раньше этого не замечал?». Я просто смотрел, как Нельсон всё болтает и болтает, разговаривая сам с собой, и думал: «Вот идиот».

Нельс всё стоит у окна, на котором отражается его тусклый облик, и продолжает разглагольствовать об упадке индустрии и разрушении его фундаментальных устоев. Он что-то несёт о необходимости воскрешения телевидения из пепла и, развернувшись вполоборота, призывает всех присутствующих присоединиться к его мозговыносящему штурму, касательно идей перезагрузки отрасли.

– Но перед этим, – он наконец отваливает от окна и идёт к комоду под телеэкраном, – предлагаю для поднятия боевого духа и креативности выкурить трубку мира между нами и продюсерским отделом ради нашего светлого будущего…

Он открывает верхний ящик комода и достаёт оттуда курительную трубку, стилизованную под трубку для курения опиума, и табакерку. Он привёз их из Японии. На трубке вырезаны иероглифы и узоры, а также она украшена серебряными вставками и инкрустирована драгоценными камнями. Шикарная вещь.

Заметив её, ребята наконец ставят игру на паузу и откидывают джойстики.

Нельс засыпает в чашу трубки зелье из табакерки – размельчённую траву зелёно-фиолетового цвета – убойные бошки. Он подпаливает их зажигалкой и делает один большой затяг. Держит пару секунд, потом подходит ко мне и протягивает трубку. Покашливая в кулак густыми клубами белого дыма Нельс говорит:

– Только не жадничай. Всем на один пых!

Я почему-то колеблюсь секунду, но всё же решаюсь.

Подношу трубку к губам (щёлк-щёлк) и глубоко затягиваюсь. Ароматный дым наполняет легкие, но к концу вдоха начинает першить горло. Сдерживая приступ кашля, отдаю трубку девчонкам и поднимаю взгляд на Нельсона, а он с широченной улыбкой кивает и спрашивает:

– Хороша, да?

Выпускаю дым, сглатываю пинту накопившейся слюны и отвечаю:

– Ещё как, – по-прежнему кривясь от раздирающего ощущения в глотке.

На парнях трубка перестаёт дымить, и Нельсон её перезабивает.

– Фу, будет вонять, – возникает Кери, когда Нельс вытряхивает палёную траву в пепельницу на низком журнальном столике неподалеку.

– Керюшка, я всё выброшу и проветрю, – успокаивает Нельсон, а глаза у него уже краснее крови. – Всё будет хорошо.

Я тоже ощущаю легкие изменения в состоянии сознания. В голове появляется небольшой туман, но в то же время необычная ясность. Звуки становятся чётче, а цвета – ярче. Девчонки по соседству – симпатичнее (они заразительно смеются над какой-то ерундой). Смотрю на вид за окнами – закат за ними догорел уже давно. Я заваливаюсь на бок и растекаюсь на мягких подушках. Мне кажется, ровно до этого момента я, не осознавая этого, спал, но теперь пробудился к жизни. Я живу в каждой секунде, и от этого мне очень хорошо…

Вскоре трубка переходит в руки к Флегу. Он берёт и принимается разглядывать её, как дикарь, который впервые видит плоды западной цивилизации. Он даже подносит её к носу перед тем, как кивнуть и поднять поблескивающие золотым глаза с белоснежными белками на Нельса:

– Хороший экземпляр.

Он протягивает зажигалку Кери, и только сейчас я замечаю – на его левой руке длинные ногти и целый набор поблескивающих колец и перстней с черепами людей, животных и прочей херни. Он объясняет Кери:

– У меня есть своя.

Он достаёт из кармана пиджака бензиновую зажигалку со змеиными узорами на металлических боках, и откидывает пальцем крышку. Как только колёсико высекает искру, огромное пламя неожиданно вспыхивает прям до потолка двухэтажного холла. Девчонки рядом аж подпрыгивают, а Кери от испуга взвизгивает и хватается за грудь.

Пламя тут же потухает. Охеревший Нельсон говорит:

– Ну ты, мать твою, и пироман! – разглядывая, не осталось ли копоти на белом потолке.

А Флег, даже не извинившись, молча уменьшает напор. Тем не менее, когда он снова зажигает огонь, пламя тянется сантиметров на пятнадцать. И этой огненной струёй он подпаляет траву в чаше. Раскуривает (тлеющее зелье озаряет его лицо красным), вдыхает пару раз, затем передаёт трубку дальше, а сам начинает играться с дымком.

Он выпускает его изо рта и затягивает обратно, затем снова выпускает и втягивает его чёрными вздувающимся ноздрями. В клубах дыма завораживающе вращающихся вокруг его лица, он становится похож на африканского шамана. Прям вижу, как он в свободное от работы время тыкает ритуальные иголки в куклы с лицами людей, что вырезаны из фотографий, и наговаривает себе под нос весь этот вуду бред.