Текст книги "Маятник Судьбы"

Денис Чекалов
Маятник Судьбы

Пролог

1

Казалось, сами звезды попрятались в страхе.

Фары нашего автомобиля уперлись в высокую каменную стену. Мох пробивался из кладки, пятнами зеленых волос прикрывая разводы плесени.

Человек шагнул нам навстречу, направляя нам в лица луч фонарика.

Мощная лампочка, спрятанная внутри, работала на высоте дневного света – дорогое удовольствие для обычного фонарика, но необходимое при некоторых обстоятельствах.

– Добрый вечер, мистер Амбрустер, – произнес привратник. – Мадемуазель Дюпон.

– Было бы доброе, нас бы сюда не позвали, – бросил я. – Его уже привезли?

– Да, мистер Амбрустер, – человек не наклонялся к нашей машине, и я не видел его лица. – Он вырывался так, что я испугался – как бы он не порвал цепи.

– Это хорошо, – ответил я. – Верховный Палач уже здесь?

– Ждем его с минуты на минуту. Можете проезжать.

Серые глаза Френки вспыхнули алым огнем.

Высокую лестницу украшали мраморные скульптуры, злобно скалящиеся из темноты. Грязь и кровь пачкали толстый ковер первого этажа в том месте, где по нему вели закованного в цепи пленника.

Старик с короткой бородой. Иссиня-черные волосы мешаются с сединой. Подает мне руку.

– Рад, что смогли приехать так быстро. Он внизу.

Френки приветствует человека и позволяет поцеловать себе руку.

– Почему он молчит? – осведомляюсь я.

– Нам пришлось вырвать ему язык. Знаю, это жестокая мера, но он уже десятки раз наложил бы на нас проклятия, позволь мы ему говорить.

– Однажды древние короли не сделали это с последним из тамплиеров, – пояснил я, пропуская вперед свою партнершу. – И теперь сэр Томас не хочет повторить их ошибки.

– Я не хочу повторить их судьбу, – ответил старик.

Невысокий человек, сгорбленный, ибо всю жизнь провел за чтением книг и писанием статей. Короткая борода, совсем как у сэра Томаса – только пленник гораздо моложе старца.

И, в отличие от него, является человеком.

Глаза горят лихорадочным огнем прозрения.

– Он уверял, что постиг Философию Зла? – спрашивает Френки, подходя к человеку.

Четыре металлических прута, толстых, как ощущение греха, вмурованы в потолок и пол, образуя прутья невидимой клетки. На полу начертан разорванный пятиугольник, звенящие кандалы приковывают человека к металлической арматуре.

– Никто не в силах освоить Философию Зла, не повредив своего рассудка, – тихо шелестит сэр Томас, становясь за спиной девушки.

– Но он смог, и поэтому вы боитесь, – я наблюдаю за тем, как вспыхивают и гаснут всполохи в глазах еретика.

Они не отражают немногих ламп, расставленных по углам комнаты. Неверный свет рождается в душе скованного мятежника, и пытается выплеснуться наружу.

– Вы должны поговорить с ним, мадемуазель Дюпон, – произносит сэр Томас. – До того, как прибудет Верховный Палач.

– Зачем вам знание Философии Зла, сэр Томас? – спрашиваю я.

Старик мрачнеет.

– Мудрость подобна заразе, мистер Амбрустер. Ее можно использовать только во зло – о какой бы мудрости ни шла речь. Но тот, кто освободит древнюю Философию Зла, добьется лишь того, что погубит нас всех.

Френки касается тонкими пальцами лба еретика. Острый сноп искр вспыхивает на его коже. Залитый запекшейся кровью рот человека искажается в торжествующей гримасе.

Френки отдергивает руку, встряхивая пальцами.

– Вот ублюдок, – бормочет она. – А вы не могли просто залепить ему рот?

Старый владелец особняка только наклоняет голову. Из соседней комнаты раздается шум, и два человека входят, удерживая между собой третьего.

– Он первым схватил еретика за руку, – произносит сэр Томас. – Когда тот читал запрещенные фолианты. Слова проклятия не произнесены даже наполовину.

Кожа несчастного стала белой и сыпется на пол с каждым движением, словно белая сухая мука. Волосы давно вылезли, и на их месте обнажилось гниющее кровоточащее мясо. Глаза человека бледные и непрозрачные, рот безвольно открывается, роняя капельки гноя.

– Такова сила Философии Зла, – произносит сэр Томас. – Этого несчастного отвезут в аббатство в Аспонику, и будут лечить там. Если дать еретику говорить – кто знает, что он сделает с нами.

– Я не могу достучаться до него, сэр Томас, – Френки проводит рукой перед лицом еретика, определяя границу электрического поля. – Он слишком сильно закрыт.

– Тогда нам придется впустить Верховного палача.

– Вы убьете его? – спрашиваю я. – Убьете, так и не узнав, кто открыл ему тайны Философии Зла?

– Я вынужден, – резко отвечает старец.

Дверь снова открывается. Человек, с плечами такими широкими, что он кажется квадратным. В руках он сжимает рукоять топора с острым изрубленным лезвием.

– Вы не смели начинать без меня, – произносит он, и его голос рокотом отдается в сводчатых стенах. – Я, Верховный Палач, должен был допросить его.

У Палача нет лица – только темное, переливающееся облако окутывает гладко выбритый череп. Острые льдинки глаз направлены на сэра Томаса.

Этот человек давно отдал свою душу демонам.

– У нас не было выбора, монсеньор, – старец склоняет голову, но его взгляд остается твердым. – Еретик слишком опасен.

Молнии пробегают по круглому лезвию топора.

– Я принимаю решения, сэр Томас, – отвечает палач. – Не вы.

Тяжелой поступью монсеньор подходит к прикованному человеку. Темное облако, окутывающее лицо Палача, колеблется, и на мгновение я вижу, как его белые зубы обнажаются в улыбке.

– Ты познал Философию Зла, не так ли? – спрашивает он.

Человек в цепях распрямляется. Кажется, он стал вдвое больше ростом.

– Берегитесь! – в ужасе восклицает сэр Томас.

Руки еретика выстреливают вперед, удлиняясь с неимоверной скоростью. Они проходят сквозь мускулистое тело Палача. Пальцы пленника высовываются из его спины, залитые черной кровью монсеньора.

Топор палача рушится из пальцев, разбивая в осколки филигранный орнамент пола.

Еретик втягивает руки, и они проскальзывают сквозь обручи кандалов, ничем не сдерживаемые. Освобожденный человек перешагивает границу символа, начертанного на полу.

Топор палача все еще стоит на полу, удерживаясь рукояткой вверх – качается, в том положении, в котором выронил его монсеньор, и не решается упасть вслед за своим хозяином.

Я подхватываю топор и сношу еретику голову.

Она катится по полу, хлопая длинными волосами. Глаза Френки вспыхивают неудержимой злобой, и Врата Ада со скрипом открываются за ее спиной. Бушующее пламя поглощает тело еретика, и отрубленная голова закатывается между створок Врат, увлеченная воздушным вихрем.

Сэр Томас стоит, заложив руки за спину.

2

– Теперь вы видите силу, какую дарует человеку Философия Зла, – произнес сэр Томас.

Его седая голова была склонена, сжатые в замок пальцы прижаты к груди. Эти слова были сказаны им скорее в дополнение к собственным мыслям, нежели обращены к нам.

– Однако топор Верховного Палача оказался сильнее, – заметила Френки.

Девушка устроилась в мягком кресле эпохи барокко, заложив ногу за ногу.

Тень сэра Томаса Чартуотера скользила по ряду фарфоровых статуэток. Верхняя гостиная, с высоким потолком, лепниной и гобеленами, производила впечатление нежилой.

Здесь жили лишь произведения искусства, а по сравнению с людьми они всегда кажутся мертвыми.

– Топор монсеньора сделан из языка дракона, – произнес сэр Томас. – Откушенного демонессой в момент поцелуя.

Он расправил плечи, но сделал это не до конца, ибо тяжесть принятого решения не давала Чартуотеру выпрямиться.

– Только вы можете это произнести, – сказал я. – И вам придется это сделать.

– Вы правы.

Серебристые молнии освещали лезвие топора, трещинами изрезая его поверхность. Подрагивающие капли крови впитывались в металл.

– Еретик только начал постигать Философию Зла. Продвинься он в своих занятиях, и только силы Преисподней смогли бы уничтожить его. А может быть, и они оказались бы бессильны.

Сэр Томас замолчал, делая вид, что по-прежнему погружен в свои мысли. Если бы в этот момент он заметил хотя бы жест несогласия со стороны меня или Френки, то не стал бы продолжать дальше.

– Еретик вышел за разорванную пентаграмму. Он оказался способен убить монсеньора. Мы должны выжечь зло каленым железом прежде, чем оно наберет еще большую силу.

Френки не ответила, ибо принимать решение должен был я.

– Значит, так и будет, – сказал я.

– Постойте, Майкл, – сэр Томас предостерегающе поднял палец. – Вы не должны соглашаться сразу. Вам предстоит многое обдумать.

– Мне нечего обдумывать. Я давно отдал свою душу, и ни разу об этом не пожалел. Если бы топор Верховного Палача не принял меня, я был бы мертв в тот момент, как взялся за рукоятку.

В дверь ударили дважды, и лакей, склоняя голову более от страха, чем от почтения, произнес:

– Сэр Томас. Соверин не может более ждать в своих покоях.

– Чертов глупец, – глаза сэра Томаса гневно блеснули, и лакей приободрился, видя, что его хозяин все еще крепко держит в руках происходящие события.

– Соверин Риети – к его общине принадлежал этот еретик, не так ли? – спросил я.

– Соверин был одним из хранителей Книг, таящих темное знание. Но сами фолианты не способны открыть основы Философии Зла. Теперь Соверин в панике и не может действовать здраво.

Сэр Чартуотер обратился к лакею.

– Проводите его сюда, Малькольм. Лучше держать его на глазах, чем позволить сделать что-нибудь глупое в своих покоях.

– Как такой человек, как Соверин, получил пост Хранителя? – спросила Френки.

– Он порядочен и исполнителен. Риети лишен отваги и фантазии, а для хранителя темных знаний это, пожалуй, достоинство. Но в ответственной ситуации полагаться на Соверина нельзя. Входите, друг мой.

Сэр Томас поднял руку, приветствуя того, кого еще пару минут назад назвал глупцом.

– Мне сказали, монсеньор убит, – произнес Риети.

Его лицо было бледным, а рот пересох настолько, что слова с трудом могли оформляться в звуки.

– Э, да вы заговорили стихами, мой милый Соверин, – сэр Томас похлопал его по плечу, и человек съежился, не зная, что может означать такой знак внимания.

– Как могло случиться, что один из ваших аколитов стал постигать Зло? – спросил я.

– Наш впавший в ересь брат был библиотекарем.

Все трое мужчин, находившиеся в комнате, стояли; но лишь Соверин стоял потому, что ему не предложили сесть.

– Он изучал древние тексты, по крупицам воссоздавая забытые знания. Ибо такова роль нашей общины, сэр Томас.

– Чернокнижники, – процедила Френки.

– Нашего брата застали за церемонией трансформации. Он сидел над одной из книг, и его руки начали превращаться в древесные корни. Никто в нашей общине не в силах понять, как чтение Фолиантов могло заставить его впасть в ересь.

– Это надо понять, Соверин, – голос сэра Томаса уже не был дружеским. – Не позже, чем через неделю я должен доложить о результатах перед Конклавом.

Соверин выпрямился, его высокий лоб покрыли складки морщин.

– К этому сроку я представлю вам объяснения, сэр Томас.

– О, нет.

Чартуотер засмеялся, и смех его не был ни открытым, ни доброжелательным.

– Расследование будет проводить монсеньор. И он имеет право казнить любого, кто будет хотя бы заподозрен в ереси.

– Верховный Палач мертв, – резко возразил Соверин.

Он боялся сэра Томаса и был готов подчиняться ему, – но только не в пределах свой общины.

– Я только что назначил временного монсеньора. Он будет исполнять обязанности Палача до тех пор, пока Конклав не выберет нового.

Глаза Соверина стали холодными. Он забыл о своем страхе перед ересью, как только зашла речь о снятии с него полномочий.

– И кто будет монсеньором? – спросил он.

– Я, – ответил я.

Соверин рассмеялся. Он повернулся к сэру Томасу так резко, что его волосы растрепались и рассыпались по лбу.

– Вы нарушаете порядок Конклава, сэр Томас. Эльф не может быть Верховным палачом – а я вижу, что передо мной эльф. Если вы сочли возможным отступить от закона, тогда я по праву должен стать временным монсеньором. Это моя община, я и должен очистить ее от скверны.

Брови Чартуотера приподнялись, ибо сама мысль о том, что Соверин может стать монсеньором, показалась ему нелепой.

– Эльф возводится в ранг Верховного Палача, если отдал демонам свою душу, Соверин. Твоя – еще с тобой.

– Отдавший душу становится слугой Преисподней. Почти каждый из них.

Соверин попятился, ибо вдруг заподозрил, что тщетно взывает к справедливости. Несчастному глупцу пришло на ум, что он стал жертвой политического заговора, направленного на свержение Конклава.

– Только один из многих людей способен сохранить при этом себя, – произнес Соверин, обращаясь ко мне. – Где демон, которому ты отдал свою душу? Ответь.

Он увидел топор Верховного Палача в моих руках, и его голос прервался.

Френки засмеялась, выгибая тело. Ее глаза вспыхнули алым огнем.

– Он отдал ее мне, – ответила девушка.

3

Городишко оказался маленьким и грязным – как почти любой провинциальный городок. Вывеска на дверях аптеки приглашала на бал ветеранов Лернейской кампании.

Судя по дате, он состоялся полтора месяца назад.

Солнце вставало над горизонтом – но ни один из жителей местечка не питал иллюзий, что лучи света сделают городок приятным на вид.

– Еще две мили к северу, – произнес Соверин Риети. – Там есть указатель.

Он вновь поднял стекло своей машины, и мелкая пыль поднялась из-под его колес.

– Как хорошо, что он взял автомобиль напрокат, – процедила Френки, глядя вслед. – Не хотела бы провести путь в его обществе. Останови перед закусочной, я хочу есть.

– Соверин уедет.

– Он сказал, что есть указатель.

Фасад закусочной полностью состоял из стекла. Двое водителей грузовиков выходили из дверей, в легких майках без рукавов, о чем-то разговаривали.

– Только не смотри на людей так, словно попала на задворки цивилизации, – предупредил я. – Нам, пожалуйста, два больших гамбургера.

– Говорю же вам – я его сбил, – продолжал человек в кепке, надетой козырьком назад.

Двое его слушателей кивали головами, сжимая в крупных ладонях запотевшие стаканы с водой. Это была закусочная для водителей.

– Три больших гамбургера, – поправила меня девушка. – И коктейль-мороженое.

– У нас нет коктейля.

– Он упал на дороге, и я слышал, как его кости хрустнули у меня под колесами.

– Врешь ты. Не мог ты ничего слышать – мотор ревел.

– Да говорю, что слышал.

– У вас на витрине написано – «Коктейль-мороженое», – сказала Френки.

– Нет коктейля. Хотите пива?

Френки посмотрела на него так, словно он предложил с ним переспать.

– Я вот выпрыгиваю из кабины – вот-те господи, думаю, человека сбил. Только же он сам выскочил – прямо передо мной. Но кто бы мне поверил?

– Никто бы тебе не поверил.

– У них нет коктейля-мороженого, – обвиняюще произнесла Френки, – причем столь громко, что владелец закусочной не мог ее не услышать. – А на витрине написано, что есть. Разве это не задворки цивилизации?

– Думаю – под суд пойду. А что прав лишат, то точно. Лежит тот мужик – аккурат под правым колесом, и вся шина в крови.

Френки с аппетитом откусила большой кусок, прислушиваясь к разговору.

– Соверин не сел к нам в автомобиль, потому что ему не понравились твои духи, – сказал я, пододвигая к себе охлажденную газированную воду. – Он чуть сознание не потерял, когда подошел к тебе.

– А потом смотрю я – жив еще тот парень. Глаза открывает да смотрит на меня. И – вот-те крест – улыбается.

– Да брось. Куда ж улыбаться мужику, если под колесом лежит.

– Вот-те крест, улыбался. А потом встал.

– У меня хорошие духи.

– Ты хочешь сказать – очень дорогие. Мы подвозили Соверина всего пару минут до конторы проката машин – и он чуть не потерял сознание.

– Просто этот импотент никогда не видел красивых женщин.

– Френки, ты думаешь только об одном.

– И встает он, а колесо-то проворачивается.

– Заливаешь. Представь, сколько тонн-то в грузовике.

– Правду говорю – встал, и я аж слышал, как ящики у меня в кузове гремят. И смотрю – а грудь у него-то вся внутрь вдавлена, и ребра белые торчат.

– Заливаешь. Ой, заливаешь.

– Да слушай ты. Он так на меня смотрит и говорит: «Аккуратнее надо ездить, папаша». И эти, те, что легкие – у него так и бьются под ребрами. Я с места сдвинуться не мог…

– Майкл, а тебе нравятся мои духи?

– Мне нравится в тебе все.

– Ты не ответил.

– А я все рот-то открываю, сказать чего-то хочу – а ни словечка не могу произнести. Он-то смотрит на меня, усмехается. И я смотрю – грудь у него обратно выпрямляется, и ребра на место становятся. Только рубашка как была порванная, так и осталась.

– А сколько ты, часом, принял перед тем, как поехать?

– Да ничего я не пил. Можно ли за рулем…

– Френки, твои духи на самом деле сбивают с ног.

– Это хорошо или плохо?

– Но вот-то что – кровь его так у меня на бампере и осталась. Я как полмили отъехал – ни жив, ни мертв. К реке свернул, минут сорок драил.

– Помолчи.

Слова эти были произнесены тихо, и водитель, рассказывавший свою историю, повернулся к двери и почесал в затылке. Высокий подтянутый негр в форме помощника шерифа подошел к стойке и обменялся парой слов с хозяином.

– Потом доскажешь, – сказал водителю один из слушателей.

– Так я уже почти и все рассказал. Гиблое это место, поганое. Все из-за сектантов чертовых.

– Пошли лучше отсюда. Уже и пора.

Помощник шерифа неторопливо приближался к нам. Через стеклянную стену он бросил взгляд на наш дорогой автомобиль, потом остановился недалеко от нашего столика, ни на кого не глядя.

– Хорошее утро, шериф, – сказал я.

– Плохое, – ответил он. – Мы нашли труп – парня переехали на грузовике. Проломили грудную клетку. Простите, если испортил вам аппетит.

– Ничего, – Френки вытерла губы тыльной стороной ладони. – Садитесь лучше к нам.

Он пододвинул стул. Улыбка у него была открытая, как у человека, который всегда уверен в своей правоте.

– Вы меня озадачили, – произнесла Френки, кладя локти на стол. – Если мужчина любит поглазеть по сторонам, то он обычно смотрит на меня, а не на мою машину.

Негр засмеялся, ничуть не смущенный.

– Вы правы, – произнес он. – Я не люблю, когда к нам в город приезжают богатые люди.

Я приподнял одну бровь.

– Все дело в сектантах, – продолжал помощник шерифа. – Не знаю, чем эти ребята занимаются – они никогда не пускали меня дальше ворот. Но честно вам скажу, мне они не нравятся. Очень не нравятся.

– И вы опасаетесь, что мы – богатые простаки, которые приехали сюда делать пожертвования? – улыбнулся я.

– Честно говоря, да.

– Тогда не переживайте. Эта девушка так много ест, что я не могу позволить себе тратиться на что-то другое.

Френки толкнула меня под столом ногой.

– Мы пишем книгу о современных нетрадиционных религиях, – солгала она. – И действительно приехали сюда, чтобы больше узнать об этой секте. Но никаких денег они от нас не получат – будьте уверены.

Негр сложил руки на груди и с одобрением посмотрел на нас.

4

– Христианская символика, – Френки сделала мне знак остановиться.

«Община добрых сынов Господа».

– Немалых денег стоило заказать такой камень в виде дорожного знака, – произнес я. – Если у них нет своего резчика.

– Или своих способов писать на камне.

Френки подошла к указателю и дотронулась до него пальцами. Легкие искры разорвались в воздухе там, где рука девушки прикоснулась к серой поверхности.

– Что ощущают твои демонические способности? – осведомился я. – Камень наполнен злом, или на тебя так отреагировало слово «христианский»?

– Здесь все опутано мерзкой паутиной. Липкое, затхлое и грязное. Но причиной скорее сама секта, чем родившаяся в ней ересь. Дай мне руку.

Я подал Френки ладонь, и ее пальцы вцепились в меня. Я почувствовал, как пульсирующий поток энергии перекатился в трепещущую демонессу. Френки встряхнула головой и глубоко выдохнула.

– Так мне лучше, – сказала она. – Здесь ничего нельзя трогать руками.

– Не удивительно, что местные жители недолюбливают общину. Обыватели вообще подозрительно относятся к сектантам, а раз уж ты говоришь, что вокруг витает зло…

– Но ты его не чувствуешь?

– Френки, я же не демон.

– Ты просто сытый, самодовольный сноб, которого не растрогает даже сцена массовой казни.

– Френки, что трогательного в массовой казни?

– Ты понял, что я имела в виду.

– Не уверен.

– Почему они называются христианской сектой, Майкл? Любой христианин сжег бы их на костре за то, чем здесь занимаются.

– Не думаю, что любой, Френки. И не пытайся уверить меня, будто деревья вокруг дороги засохли от того, что зло выпивает их соки. Просто сейчас осень, а мы не на берегу океана.

– Я не дура, Майкл, и понимаю, что такое осень. А деревья на самом деле истощены злом. Но почему христианская секта?

– А как еще они могли себя назвать? Сорок семь человек, из которых почти все мужчины. Правда, уже сорок шесть. Живут в одном доме, хотя не родственники. Нигде не работают. Занимаются сельским хозяйством, но ничего не продают. Дни проводят за чтением книг и массовой медитацией – кроме как христианскими сектантами, они могли назваться разве что психушкой. Но тогда пришлось бы поставить решетки на окнах.

– Это тягостное место, Майкл.

– Когда я так назвал дом твоих тетушек, ты чуть не вырвала мне желудок.

– И была права. А здесь на самом деле плохо – словно вековая пыль зла, накапливающаяся с каждым днем, тяжелым пологом легла на все живущее.

– Хорошо сказано, Френки. У меня всегда создавалось такое впечатление, когда я заходил в студенческую библиотеку. Это все потому, что здесь читают книги.

Главное здание оказалось одноэтажным. За ним поднимались другие – и стояли они без видимого плана.

– Построено ли поместье специально для чернокнижников, – спросил я, подавая Френки руку, – или они купили его потом?

– Я не знаю.

– Сэр Томас должен знать.

– Вы задержались в дороге, – произнес Соверин Риети, выходя из дверного проема.

Двери в нем не было – это принято у аспониканцев, но дом перед нами скорее походил на хижину доброго фермера.

– Мне надо было поесть, – бросила Френки. – Вам не идет форма священника.

Соверин пробежал белыми толстоватыми пальцами по воротнику святого отца.

– Жаль, что приходится обманывать людей. Но на нас и так обращают слишком много внимания. Мы должны быть, как все.

– Для этого вас пришлось бы лоботомировать, – процедила девушка.

Френки поймала мой взгляд и непонимающе нахмурила брови, потом ее глаза сверкнули неудержимой яростью.

Поскольку я выступал в роли монсеньора – пускай и исполняющего обязанности – девушке выпадала роль помощницы. Френки процедила что-то сквозь зубы относительно меня и моих привычек сваливать тяжелую работу на слабую девушку, и, раскрыв багажник, извлекла большой футляр из темно-синей кожи, очищенной от чешуи.

В нем находился топор Верховного Палача.

Френки предстояло таскать его за мной на протяжении всего рейда, и мне оставалось только гадать, какие планы мести за это подчиненное положение появляются в голове девушки.

– Вам помочь? – осведомился Соверин, протягивая руку.

– Я справлюсь, – отозвалась Френки. – Мне не привыкать.

– Познакомьтесь с моей правой рукой, – произнес Риети, и в самом деле протянул мне правую руку.

Озадаченный таким началом, я не сразу сообразил, что глава общины указывает на человека, выходящего из глубины двора.

Трое послушников катили деревянные тачки, наполненные фруктами.

– Они мудро делают, что ничего не продают, – заметила Френки. – Ни один санитарный контроль не пропустил бы эту дрянь.

– Айвен – мой помощник, и я доверяю ему, как себе самому.

Подошедший к нам человек сутулился, и это казалось еще более заметным рядом со стройным Соверином. Его темно-рыжие волосы были взлохмачены, а рот открывался и закрывался, словно набирал обороты прежде, чем начать произносить слова.

– Познакомься с новым монсеньором, Айвен, – сказал Соверин. – Он должен найти источник ереси, появившейся в нашем братстве.

Айвен не подал мне руки, и я был этому рад, ибо пот на его ладони обильно перемешался с грязью.

Айвен сплюнул.

– Мы сами можем найти источник зла, мэтр Соверин.

– Таковы правила, Айвен, – Риети положил руку ему на плечо, и заглянул в глаза. – Мы должны подчиняться им. Нельзя постичь знание, если нарушаешь законы.

– Сократ сдох, следуя этой максиме, – ответил Айвен.

Он посмотрел на меня, затем на Френки, и быстро нашел способ нас уязвить.

– На пару слов, мэтр Соверин. У нас проблемы с апельсинами. Надеюсь, это не входит в вашу компетенцию, монсеньор?

– Либо Айвен – недоразвитый, либо они любовники, – произнесла Френки, пока оба сектанта отошли в сторону.

– Не удивительно, если вокруг почти все – мужчины. Кстати, интересно, как приходится тут женщинам.

– Тебе все интересно. Я могу поставить его на пол?

– Нет, Френки. Это очень ценный саквояж, а на земле много камешков. Ты не должна выходить из роли.

– Пройдемте, – произнес Айвен. – Я покажу вам ваши комнаты. Ваша будет в главном здании, монсеньор. В ней всегда останавливаются члены Конклава, когда посещают нашу обитель. Вы, – он вновь окинул взглядом Френки, – будете спать в общей комнате для женщин.

Френки очень легко приходит в ярость.

Айвен, казалось, не заметил впечатления, которое произвело на девушку его полуразборчивое бормотание. Однако по тому, как он отворачивал вихрастую голову, стало ясно – если он и даун, то очень уж хитрый.

– Мы не станем останавливаться в общине, – сказал я. – Это противоречило бы цели нашей миссии.

Если бы в этот момент Соверин спросил у меня, почему, я вряд ли сумел бы ответить. Но я точно знал, что Френки скорее свернет Айвену шею, чем согласится ночевать в общей комнате.

– Воля ваша, монсеньор.

– Эта сволочь захихикала, – произнесла Френки, громко шепча мне в ухо. – Майкл, он нарочно это сделал.

– Что же, пускай засчитает себе одно очко, – ответил я. – Боюсь, мы не стали с Айвеном близкими друзьями.

Соверин шел впереди нас между бревенчатых зданий.

– Пусть засчитает очко, – отозвалась девушка. – Еще одна такая шутка – и он его лишится.