Текст книги "Кудесник в городе богов"

Глава 11. Ловушка

Боги разбрелись по Зенице. Даже солнечный Дажбог выбрал время, чтобы остановить колесницу и спуститься с Окольной горы, где он обычно проводил час после обеда. В черном небе Горнего мира светило замерло и застряло на месте, показывая, что происходит нечто из ряда вон выходящее. В Великом Миргороде люди обеспокоенно вглядывались ввысь и гадали, чего им ждать от такого недоброго знака. Грамотей Любомысл метался по площади перед Кремником, разгоняя толпу зевак, и ругался:

– Нечего тут смотреть! Расходитесь! Не бывает такого. Остановка солнца средь бела дня противоречит науке.

Немил преградил путь старосте Роду и решительно произнес:

– Государь, отдай посох усопшего князя. Тот, что заперт в Оружейной палате.

– С ума сошел! – охнул старец. – Это оружие. Ты с ним не совладаешь.

– Я не собираюсь им пользоваться. Но если найдется его хозяин, то это многое прояснит.

– Его хозяин – Перун.

– Перуну его подарили.

– Ты сам облил мертвой водой Вертопраха, который его притащил. Теперь черта нет, и никто не знает, как им орудовать.

– А чего нам терять? – вступил в разговор Дажбог. – Скоро орудовать им будет некому. Настало время открыть двери Оружейной палаты и раздать все, что в ней хранится. Может, хоть в последний час эта железная рухлядь принесет пользу.

– Я согласен, – сказал Стрибог, услышав их разговор. – Вдарим в последний раз всем, что имеем.

Род развернулся и махнул человеку, веля следовать за собой. Немил побежал за его развевающимся рдяным мятлем. Упругим шагом старец пересек площадь, прозвенел по Золотому кольцу и вошел в просторное здание, напоминающее внушительный замок. Толпа гридей хлынула в распахнутые ворота и начала выносить все, что попадалось под руку: кистени, сулицы, тяжелые двуручные мечи и шлемы причудливой формы, рогатины, копья, боевые цепы с шипастыми билами и самострелы замысловатой конструкции.

Род снял с груди ключ на цепочке и отпер замок самого дальнего хранилища. Украшенный самоцветами посох с костяной ручкой в виде совы лежал в длинном ящике на мягкой подкладке.

– Забирай. Делай, что хочешь. Теперь уже все равно, – безнадежным тоном велел владыка.

Немил осторожно снял посох с бархата и повертел его в руках. Драгоценные камни зловеще блеснули, словно радуясь сумраку, стоящему в кладовой.

– Знаешь, как с ним обращаться? – спросил Род.

– Откуда? Вертопрах, и тот не знал. Но если мои догадки верны, то настоящий владелец почует его. Вещица эта необычная, древняя. Она притянет хозяина, как завороженного.

– Не знаю, о ком ты говоришь. Гадать нет желания. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. А мне нужно спешить. Грядет наша последняя битва.

Немил вышел за Родом из Оружейной палаты.

– Братья, вооружайтесь всем, что придется вам по руке, – обратился старец к богам, снующим по прозрачной площади. – Беречь старые побрякушки нет смысла. Пустим их в ход!

Боги расхватали шлемы, щиты и доспехи, и разразились воинственным ревом. Мечи застучали о поверхность щитов. Железо забряцало и зазвенело, волна громогласной бури прокатилась по Долу, заставив попрятаться и замереть перепуганных людей.

Немил вошел в Палату пиров и поразился тому, насколько огромной она ему показалась. Это помещение на нижнем этаже вежи и раньше производило на него ошеломляющее впечатление, но сейчас столы, кресла, лавки и бочки с вином были убраны, и пустого пространства стало больше.

Звенислава и двое владык – Род и Дажбог – вошли следом. Немил остановился перед погребальной крадой. Деревянная ладья покоилась на заваленной хворостом поленнице. С мачты свисал парус, траурно-белый цвет которого нарушал вытканный всадник, скачущий по небу. Бездыханное тело Перуна лежало головой к мачте, на широкой скамье. Бархатное покрывало окутывало широкие плечи князя, но оставляло открытым его лицо. Вокруг костра мелькали огоньки масляных светильников, каждым из которых можно было в любой миг запалить хворост.

– Все готово к сожжению, – заметил Дажбог. – Я надеялся, что до этого не дойдет.

– Мы все верили, что светопреставление – это сказка, которой пугают детей, – отозвался Род. – Однако же вот оно, на пороге. Похоже, что это последний час и богов, и людей.

Гриди втащили в зал ворох бряцающего железа из Оружейной палаты.

– Сюда! Раскладывайте на самом видном месте, чтобы сразу бросалось в глаза! – принялся распоряжаться Немил.

Воины расположили оружие на широком столе, предназначенном для посмертных даров божеству. Отблески факелов заплясали на круглом щите, за которым человек, не сгибаясь, мог укрыться с головой. Рядом легло излюбленное вооружение Перуна – кольчуга со стальными пластинами, железные брони с поножами и наручами, топор с двумя лезвиями, сулица, молнии-стрелы и длинная рогатина, с наконечника которой срывались синие искорки. К ним слуги добавили и другие богатства: сорванный полог Додолы, скатерть-самобранку и рог изобилия. За любое из них самый великий из древних царей отдал бы все свое царство. И в середину этого великолепия Немил положил украшенный самоцветами посох с рукояткой в виде белой совы.

– Теперь нужно оповестить всех, чтобы пришли и забрали дары. Мертвому они без надобности, – сказал Немил.

Род мановением руки отослал слуг – те безмолвно вышли и разлетелись, чтобы созвать небожителей.

– Не понимаю, что ты задумал, – недовольно проговорил старец.

Немил испугался, что владыка отменит затею, и заторопился с ответом:

– Если среди богов прячется Мара, то она непременно себя выдаст. Посох притянет ее. Остальные на него не польстятся – они увидят лишь палку, украшенную самоцветами, которые в Горнем мире валяются под ногами. Этими блестками тут никого не удивишь. И только Мара потянется за оружием, без которого она – как без рук.

– Мало ли, кому придет в голову взяться за посох, – с сомнением заметил Дажбог.

– Злодейка мимо него не пройдет, вот увидите, – уверил Немил.

Звенислава прикрепила полог Додолы к стене и предложила:

– Давайте спрячемся и посмотрим, кто явится первым.

Владыки укрылись за тканью и стали невидимыми. Немил влез за ними и убедился, что вся палата просматривается сквозь ткань, которая с их стороны оставалась прозрачной.

– Она придет! Вот увидите, непременно придет! – зашептал кудесник, стараясь убедить не столько других, сколько себя самого.

В полутьме зала мелькнуло длинное белое платье с красной каймой. Взметнулись золотистые волосы, раскиданные по плечам. Прошуршал кончик алого пояса, стянувшего тонкую талию.

– Что? Не может быть! – пробормотал Немил. – Глазам не верю!

Крадучись, Лада обошла вокруг поленницы и остановилась у стола с разложенными дарами. Ее ладонь протянулась и ощупала рог изобилия, погладила сложенную скатерть, дотронулась до лука со стрелами. Воровато оглянувшись по сторонам, богиня схватилась за посох, стащила его со стола и побежала к выходу. Но не успела она проскользнуть в двери, как навстречу ей высыпала толпа возбужденных обитателей Вышеграда. Первым ввалился в зал грузный Велес, облаченный в медвежью шкуру, за ним вошли Хорс, Стрибог и Ярило, а дальше в глазах запестрело от ярких нарядов богинь – Мокоши, Денницы, Додолы и Живы. На их фоне белое платье Костромы с пушистым песцовым мехом выделялось незапятнанной чистотой.

Шумя, божества окружили стол и принялись разбирать драгоценности. Ярило легко поднял золотой щит, который человеку не удалось бы и с места сдвинуть. Мокошь взяла самобранку, Жива – рог изобилия. Боги-воины принялись примеряться к доспехам, споря, кому они больше подходят. И лишь Додола, не найдя своего полога, разочарованно отвернулась.

Пользуясь тем, что внимание вошедших сосредоточилось на дарах, Лада постаралась выскользнуть. Но Кострома поймала ее перед дверью, схватила за локоток и пропела:

– Куда ты спешишь, сестрица? Снаружи опасно. Великан вот-вот до нас доберется.

– Ах, я совсем его не боюсь, – с досадой ответила Лада, пытаясь освободиться.

– Дело ясное, – шепнул за пологом Род. – Чаровница – единственная, кому посох лег в руку. Она и есть лиходейка. Все, как ты говорил.

– Я ждал другого, – с сомнением пробормотал Немил.

– Твоя ловушка сработала, – согласился со старцем Дажбог. – Птичка попалась. А если птичка не та – значит, в твои расчеты вкралась ошибка.

Лада рванулась к дверям, до которых было рукой подать, но Кострома загородила ей путь и не позволила выйти.

– Пусти! – нервно воскликнула чародейка, и кинулась напролом.

Кострома проявила твердость и не двинулась с места.

– Берем ее! – распорядился Род.

Боги откинули полог. Увидев их, все присутствующие прекратили делить оружие и застыли от удивления.

– Сестра, ты попалась! – громко выкрикнул Род, направляясь к Ладе.

– Отдай посох! – велела ей Кострома.

– Вы не понимаете! Он мне нужен! – воскликнула Лада.

– Не сомневаюсь, – заметил старейшина. – Вот ты нам и расскажешь, зачем.

Лада рванулась так резко, что сбила Кострому с ног. Обе соперницы вцепились друг в друга и покатились по полу.

– Не отпускайте ее! Это преступница! – выкрикнул Дажбог.

Две богини вскочили на ноги и принялись вырывать посох друг у друга. Немил в три прыжка пересек зал и ухватился за костяную рукоять. Соперницы оттолкнули друг друга так сильно, что обе упали. Посох остался у человека. Немил протянул руку Ладе, помог ей подняться и вручил посох, сказав:

– Держи! Не отдавай никому.

– Эй, малой! Что ты творишь? – крикнул ему Род.

– Ты ошибся. Отдал посох не той, – подтвердил Дажбог.

– Я-то как раз не ошибся. А у вас, государи мои, глаз замылен, – с вызовом отозвался кудесник.

Богини и боги окружили их плотным кольцом и загомонили.

– Говорил же я: он изменник! – взревел Велес.

– Как ни печально признавать, но это так, – согласилась с ним Кострома. – Слуга, которому я так доверяла, оказался предателем.

– Твоя ловушка сработала против тебя самого, – сказал Род.

– Такого не бывает! Ведь он сам все устроил, – заступилась за приятеля Звенислава.

Небесная дева чуть не плакала от расстройства.

– Кто ты такая? У тебя нет голоса на совете богов, – рассерженно сказала ей Кострома. – А ну, кыш отсюда!

Деву вытолкали из зала и захлопнули за ней двери. Хорс поднял Кострому с пола и галантно стряхнул пыль с ее мехов.

– Выслушайте меня! – потребовал Немил.

– Вот еще! Ты себя показал, – возразила ему Кострома. – Ты такой же бесовский лазутчик, каким был Вертопрах. Давайте спалим его вместе с Перуном. Моего покойного супруга утешило бы, если бы предатель обратился в дым вместе с ним.

Род сурово повел бровью. Стрибог взмахнул ладонью, порыв ветра поднял Немила и зашвырнул в погребальную ладью. Его спину прижало к мачте, толстые веревки тут же опутали его по рукам и ногам. Кудесник оказался привязан так плотно, что не мог пошевелиться. Воздух едва вырывался из его груди, но он собрал силы и выдохнул:

– Это вы ошибаетесь, а не я! Я доискался до правды!

– Не позволяйте ему заговаривать зубы! – предостерегла Кострома. – Он – обманщик, привыкший плести словеса. И отнимите посох у чародейки.

– Нет, он мне нужен! – Лада прижала посох к груди, не желая с ним расставаться.

– Ты себя выдала! – Дажбог приблизился к Ладе, выхватил у нее костяной набалдашник и положил трость на стол. – Это – ловушка. Мы нарочно затеяли это представление, чтобы преступница показалась всем на глаза.

– Мама! – раздался звонкий девичий голос.

В зал ворвалась юная девушка в бело-зеленых одеждах и кинулась Ладе на грудь.

– Леля! Как ты здесь очутилась? – изумился старейшина. – Ты должна быть в Святых горах.

Вместо ответа девушка залилась слезами.

– Позвольте, я объясню, – вмешался Немил. – Только ослабьте веревки, а то я вздохнуть не могу.

Род подошел к ладье и освободил человека от пут.

– Я сама все расскажу, – выступила вперед Лада. – Мою дочь выдали замуж против ее желания. Она жаловалась, что тоскует по дому. После Горнего мира жизнь в горах показалась ей слишком суровой. Я разозлилась на Кострому за то, что она устроила этот брак. Но Кострома загладила свою вину. Она надоумила меня обернуться лебедем, полететь в Святые горы и вернуть дочь. Я сделала это вопреки воле владык и боялась, что Лелю отправят обратно, поэтому и спрятала ее, чтобы никто не знал о ее возвращении. Но пришел человек и потребовал, чтобы я во всем созналась. Разумеется, я разволновалась и велела его схватить.

– Великан заметил пропажу жены и разбушевался, – добавил Немил. – Он подумал, что боги его обманули. Получили свое, а его оставили с носом. Вот он и лезет теперь, чтобы восстановить справедливость.

– Но причем тут посох? – спросил Дажбог.

– От мужа Леля узнала про бегство Мары и пропажу ее колдовского оружия, – сказала Лада. – Я надеялась отпугнуть им великана и заставить его отступиться.

– Выходит, это Леля отвлекла великана, когда мы были на волосок от гибели? – спросил Род.

Заплаканная девушка кивнула.

– Благодарим тебя, детка, ты всех спасла. Мы не оставим тебя в беде, – пообещал старец.

Леля просияла.

– Но кто отравил Перуна? Из-за кого началось это светопреставление? – оглядел всех Дажбог.

– Дайте мне рассказать по порядку! – выкрикнул Немил.

Он очень боялся, что его не захотят слушать, и волновался сверх меры.

– Нам не осталось и часа до того, как бесы вскарабкаются на небеса, – заговорил Немил. – Да что бесы? Великан уже здесь. Он сметет и город богов, и саму вежу, после чего все три мира вселенной обрушатся. Как же горько мне признавать, что начало этим событиям дал я сам!

Окружившие его небожители зашумели, показывая негодование.

– Хотите знать правду? – продолжил Немил. – Да, я виновен. Но не в том, в чем меня обвиняют. Вы не единственные, кто жаждет учинить надо мной расправу. Лиходей приказал бесу отнять мою душу и затащить ее в пекло. На мое счастье, случилось чудо. Как раз в это время сбежала его самая опасная пленница: Мара, царица Морозного века. Пропал ее посох, чары разрушились, темница растаяла, а сама Мара превратилась в черного лебедя, выпорхнула и скрылась.

В Горнем мире единственным чужаком выглядел черт Вертопрах. В разгар заварухи я плеснул ему в харю мертвой водой. Под его маской проступило лицо страшной старухи. Мара – древнейшая из богинь. Не возникало сомнений, что это она. Злодейка от мертвой воды одряхлела и сгинула. Вот удача! Я решил: дело сделано, беспокоиться больше не о чем. Вот только война между бесами и богами не прекратилась. Как же так? Никому, кроме Мары, она не нужна. Мары нет, а война продолжается. В чем тут дело?

Я еще раз припомнил, что случилось с тех пор, как я выгнал кикимору. Черт исчез у меня на глазах в конце месяца – как раз тогда, когда Вертлюжка истончается и пропадает. Вот над кем одержал я победу! Не над Марой, а всего лишь над жалкой Вертлюжкой.

– А как у нее оказался посох?

– Нетрудно представить. Про кикимору рассказывали, будто бесконечная череда перерождений ужасно ее утомила. Она только и думала, как бы остаться навеки молодой и больше не умирать. Живая и мертвая вода ей не помогали. Обыскав все окрестности, она залезла в пещеру под Миростволом, где находится вход в преисподнюю. Обычно его охраняет страшный Полкан, который никого не пропускает. Но в этот час пес отправился за хозяином, и его на месте не оказалось. Вертлюжка без труда пробралась сквозь Железный лес и достигла ледяной темницы, запертой на колдовской посох. Вы и сами могли заметить, как черт Вертопрах был падок на дорогие, блестящие вещи. Удержаться кикимора не могла – она вынула посох, запиравший ворота, и была такова. Тут темница начала таять, ее узница забушевала, а Вертлюжка нашла себе убежище в дупле, забралась в него с посохом, да там вместе с луной и пропала.

Мара же обернулась черным лебедем, пролетела над Железным лесом и вырвалась на волю. Первым делом она принялась искать посох, но его нигде не было. Тут она заволновалась и подняла вьюгу, в которую я и попал, пока летел с Лютобором по поднебесью. Ох, и навалилось же снега мне за шиворот! Но разве тогда я мог знать, из-за кого происходят мои беды?

Мара спряталась в храме Трояна. Троян никому не отказывает в прорицаниях. Не отказал он и Маре. У него она узнала, что укрыться от бесов можно лишь на небесах. В любом другом месте ее отыщут. Вот она и решила пролезть в Горний мир любым способом.

Хлопнула входная дверь. В зал пробралась Звенислава – Немил заметил в ее руках флягу из тыквы и серебристый кувшин, по бочку которого стекала капелька свежей воды. Кудесник приободрился и возвысил голос:

– Итак, мы со Звениславой установили, что отравление совершено мертвой водой. Вино не было отравлено до того, как его налили в чару. Яд добавили уже после того, как чара пошла по рукам. Это мог сделать любой, кто касался сосуда. Преступник должен был подготовиться и побывать на Туманной поляне, чтобы набрать яду, а значит, он должен был проходить через детинец Велеса и пользоваться Радужным мостом.

Под подозрение попали Вертопрах, Додола, Велес и Лада. Вертопрах, как мы выяснили, оказался кикиморой. Подозрения против остальных оказались либо слабыми, либо вовсе ошибочными. Но было еще одно существо, которое проделало путь от Туманной поляны до Палаты пиров.

Утром первого дня чернеца Перун возвращался с охоты на огнезмея. Я прекрасно запомнил то утро, потому что бес тащил меня в пекло, чтобы отнять душу. На мое счастье, он наткнулся на громовержца и схлопотал стрелу в грудь. Я упал в озеро и очнулся лишь к вечеру, но из рассказов я знаю, что было дальше.

Перун подъехал к Светлому озеру, чтобы напоить Грома. Навстречу ему из воды вышла красавица Кострома. Всего часа хватило Перуну, чтобы влюбиться без памяти. Он посадил Кострому на коня и повез в Горний мир, даже не узнав как следует, кто она и откуда взялась.

– Никто не сомневался, что Кострома – озерная дева, какие всегда обитали у Древа миров, – заметила Лада.

– Верно, – согласился Немил. – В Светлом озере водились озерные девы, но последней из них была Водолея, я узнал это от Велеса. Потом на дне хозяйничал лишь Колоброд. Кострома появилась спустя всего несколько часов после исчезновения Мары, а до этого о ней никто слыхом не слыхивал. Как она провела эти несколько часов? В Светлое озеро сбегают ручьи живой и мертвой воды, которую можно было набрать в пузырьки. Живой водой можно облиться, чтобы принять другой облик, приукраситься и омолодиться. Мертвую воду можно запасти, чтобы использовать против врагов.

– Уж не хочешь ли ты сказать, будто я отравила собственного супруга? – гневный взор Костромы разгорелся так ярко, что Немил поежился.

– Бывают случаи, когда мужей травят через десять лет опостылой жизни, но чтобы прямо на свадьбе, да еще перед брачной ночью… – усомнилась Лада.

– А что, если брак этот был нежеланным?

– Тогда зачем было на него соглашаться? – не унималась чаровница. – Ты сам сказал, что Перун и Кострома влюбились друг в друга всего за один час. Такое возможно в случае приворота, но я не нашла следов ворожбы. Чувства Перуна были естественными.

– Не совсем так, – возразил человек. – Кострома действительно не прибегала к чарам – против владыки миров они могли оказаться бессильными. Она обворожила его обычными женскими ухищрениями. Так Мара добилась главного – спряталась в Горнем мире от преследовавших ее бесов. Там же очутилось и ее главное сокровище – морозный посох, с помощью которого она много веков назад установила на земле свою власть. Она пыталась вернуть его дважды – первый раз сразу после отравления, но старейшина Род успел первым и запер его в Оружейной палате. Во второй раз она вторглась в палату в ночь с пятого на шестое. Злодейка пыталась взломать хранилище, защищенное мощной волшбой, и снова потерпела неудачу.

– И все же, брак с Перуном сулил ей большие выгоды, – заспорила Лада. – Будь Перун в силе, он бы точно не отдал ее бесам. За ним она была бы, как за каменной стеной. Какой смысл избавляться от защитника, да еще потерявшего голову от любви?

– Не забывай, государыня, что Перун влюбился вовсе не в Мару, а в Кострому, – ответил Немил. – За свою долгую жизнь великий князь Горнего мира видел всякое колдовство. Оборотное зелье меняет внешность, но не может изменить нутро. Во время брачной ночи обман бы раскрылся. Как бы повел себя муж, обманутый в лучших чувствах? Муж, в руках у которого громы и молнии, которые так и сверкают, когда он сердит?

– Значит, Мара боялась разоблачения?

– Еще как! – подтвердил Немил.

– Какую занятную сказку ты выдумал, – посмеялась над ним Кострома. – Но заметьте: все, что наговорил этот человечек – всего лишь слова. Пустой вымысел, игра его воображения.

– Мертвая вода оставляет следы, – громко ответил Немил, чтобы слышали все. – Когда я плеснул ей на Вертопраха, то под личиной оборотня проступил истинный облик Вертлюжки. Если навести красоту живой водой, то мертвая ее смоет. Все любовались твоей гладкой кожей, сударыня Кострома. Ее нежно-розовый, как у младенца, цвет, вызывал восхищение. Но когда ты подводила мне Грома, я заметил, что ладонь твоей правой руки белая, как снег. Будь добра, покажи нам ладошку!

Кострома непроизвольно сжала ладонь в кулак и убрала его за спину.

– Настоящая Мара – бледная, как снега, к которым она привыкла. – Немил взял у Звениславы флягу и приблизился к Костроме. – Все говорили, что я был последним, кто держал чару на свадьбе перед тем, как подать ее государю. Но это не так! Я хорошо помню, как я поставил ее на стол. Ты коснулась ее края и подвинула своему мужу. Движение было неуловимым, но я так восторгался событием, что ловил каждый миг. Тогда ты и впрыснула в чару яд – пузырек с ним был спрятан в твоем рукаве. Но жидкость растеклась по твоей ладони и обесцветила красоту, которую ты на себя навела. От этого твоя кожа вернула свой первоначальный цвет.

Широким жестом Немил плеснул в лицо Костроме мертвой водой. Она отшатнулась и зашипела:

– Что ты делаешь, негодяй?

– Вывожу тебя на чистую воду!

Кудесник стиснул богиню и принялся поливать ее из фляги, стараясь попасть на участки открытой кожи. Кострома отшвырнула его и схватилась за лицо, как будто вода причиняла ей нестерпимую боль. Немил отлетел к стене, но стоящие вокруг богини и боги подхватили его и не дали упасть.

Лицо Костромы преображалось. Нежно-розовый оттенок покидал его, открывая блеклые пятна цвета утоптанного снега. Сияющая молодость и ласковые черты исчезли, приоткрыв строгий, надменный и властный облик женщины в годах. Перемены оказались разительны: на месте красавицы все увидели суровую царицу, глаза которой полыхали от гнева.

Окружающие ахнули, увидев превращение, совершившееся у всех на глазах. Кудесник смотрел на привычные черты богини, и не узнавал их. Меховая опушка на белом платье встопорщилась, как будто шерсть оживших песцов встала дыбом. Аккуратно уложенная поверх головы коса упала и разметалась. Ожерелье из жемчуга колыхалось на ее груди, вздымающейся от тяжелого дыхания, а приколотый алый мак распустил лепестки. Немилу показалось, что из-под него выкатилась капелька крови.

– Вы не имеете права меня осуждать, – резко произнесла Мара. – Я старше вас всех. Я – перворожденная, и властвовала над землей еще тогда, когда ваши предки не появились на свет.

Мир льда и мороза был прекрасен. Синие торосы громоздились на бескрайних просторах, как мраморные колонны. Снежные горы были похожи на дворцы. Весь мир сиял чистотой и белизной. Но пришли боги, и растопили лед. Из-под снега проступила грязная земля. Люди взрыли ее и начали опустошать ее чрево в поисках золота и руды. Так червь копошится в останках животного, которое он же сам и убил. Я не могла на это смотреть. Мир должен вернуться к своей естественной чистоте и порядку. Пусть вся грязь и скверна снова скроются под незапятнанным снежным покровом.

Она потянулась к посоху, оставленному без присмотра.

– Нет! Не давайте ей посох! – вскричал Немил.

Лада схватила его и прижала к груди. Голубые глаза Мары вспыхнули, словно льдинки в них заиграли на солнце.

– Меня не остановить, – с холодной улыбкой сказала она. – Со мной ничего нельзя сделать. Я вечна, как этот мир. И я – единственная, кто имеет право повелевать им.

– Бесы тоже хотят править мирами, – сказал Род. – Чем ты от них отличаешься?

– Для меня что боги, что бесы – все едино, – ответила Мара. – Одни вскарабкались на небеса, другие сидят в горячем пекле. Вы сговорились, чтобы пленить меня. Я для вас, как кость в горле. Бесы боялись меня настолько, что заперли в преисподней. Моим же волшебным посохом они соорудили клетку, из которой, как они думали, я никогда не смогу выбраться. Но я обманула их! Я сбежала! Это был миг моего торжества. Никто не мог меня остановить – ни Железный лес с его колкими листьями, ни бесы, спохватившиеся слишком поздно, ни Полкан, брызжущий слюной от бессилия. Я летела, расправив крылья, гордая и счастливая, потому что знала, что наступает мой звездный час – час, когда я отомщу и верну свой мир. Мир безупречной белизны и чистоты. Ни вам, богам, ни им, бесам, не будет в нем места. Этот мир принадлежит только мне, мне одной!

– А как же люди? – спросил Немил. – Им-то куда?

– Ты еще про муравьев спроси, – расхохоталась Мара. – Какое мне до них дело? Люди все пачкают и оскверняют. Если они пропадут, жалеть будет некому.

– Как ты смогла охмурить Перуна? – задал вопрос Род.

– Это было нетрудно. Бог-воин оказался падок на женскую негу. Я облилась живой водой и превратилась в милашку. Когда я вышла к Перуну из озера, сверкая обнаженной красой, он обомлел, и быстро набросил мне на плечи свое корзно, чтобы прикрыть и согреть. Но, надев на меня свое корзно, он взял меня под опеку – таков древний обычай. С этого момента управлять им было просто. Никаких чар не потребовалось – он охотно повиновался улыбке и ласковому взгляду. Бог-воитель оказался таким же простаком, как и любой мужичок.

– Зачем же тогда ты его отравила? – спросил Род.

– Деваться мне было некуда. Из Горнего мира выйти я не могла – меня подстерегали бесы. Пришлось принять предложение Перуна. Первую ночь мы провели порознь. Князь был терпелив и не торопил меня, его слуги постелили мне в отдельной ложнице. Всю ночь я ворочалась и не могла уснуть. Мне пришло на ум, что после свадьбы придется делить ложе с супругом. Он видел всякое колдовство, и скрыть от него обман не удастся. Тут я и решила отделаться от него.

– Зачем же было ждать до самой свадьбы? Почему ты не сделала этого раньше?

– Где? Прямо в его дворце? Там не было никого, кроме нас и его слуг. Подозрение сразу пало бы на меня. Другое дело – свадьба. Там царила такая неразбериха! Богини и боги мелькали перед глазами, все подходили и поздравляли, сани сталкивались и разлетались. Разве за всеми уследишь? Я посчитала, что это самый удобный случай.

– Ты – преступница. Тебе нет оправдания, – проговорил Род. – Наказание будет самым суровым.

– Как бы не так! – смех Мары звенел, как тонкий лед на ветру. – Вы проиграли войну. Бесы вас добивают. Еще чуть-чуть – и они возьмут Белую вежу. Вашего главного воина нет, спасти вас некому. Когда это случится, миры рухнут и перемешаются. Мироздание вернется к тому, с чего все начиналось. Наступит безвременье, власть в котором будет моей безраздельно.

– Рано списывать нас со счетов, – возразил ей Немил. – Пока стоит Мироствол, стоят и три мира вселенной. А Перуна мы оживим. Раз ты отравила его мертвой водой, значит, живая вода может вернуть его к жизни.

Звенислава подала другу серебряный кувшинчик. Немил полил из него лицо Перуна – оно потеряло мертвенную синеву и порозовело, но воитель лежал без движения и не дышал. Тогда Немил приставил кувшин к его губам и начал вливать живую воду ему в рот, осторожно, каплю за каплей.

Окружившие их богини и боги замерли. Прошло несколько минут, прежде чем Перун распахнул глаза и пошевелил руками. Все возбужденно загомонили. Звенислава помогла Немилу приподнять плечи бога и напоить его остатками влаги. Тот наконец задышал во всю грудь, поднялся с ложа и встал, опираясь на человека. Взгляд его упал на Мару. Громовержец с удивлением оглядел эту колдунью, столь непохожую на его бывшую возлюбленную, но одетую все в то же белое платье с песцовой опушкой и алым маком на груди. Лицо горнего князя исказилось от гнева.

– Так вот какая ты на самом деле! – хрипло вымолвил он. – Обманщица и воровка! Как ты могла так со мной поступить? Ведь я тебе доверял!

– Будь ты проклят! – сверкнула глазами Мара и швырнула в Перуна креслом с высокой спинкой.

Бог отбросил кресло в сторону и шагнул к ней, но от волнения ослабел. Ноги его подкосились. Немил поторопился его поддержать. Небожители уже подбегали, чтобы подставить Перуну плечо.

– Любезный брат, тебе нужно прийти в себя, – сказал ему Дажбог.

– Я приду в себя, когда увижу, как казнят эту тварь, – промолвил Перун.

– Я переживу и вас, и ваше жалкое царство, – насмешливо отозвалась Мара.

– Посмотрим. Владимир, зови мою свору! – велел воин-князь.

Обомлевший от радости навий слуга мигом помчался исполнять распоряжение господина.

Хорс и Ярило плотно сжали злодейку и вывели ее на крыльцо. Она не сопротивлялась и шла с легкой улыбкой, как будто насмехаясь над потугами всемогущих владык. Внезапно она ловко вывернулась, ударилась оземь и превратилась в грациозного черного лебедя. Птица тут же взлетела, пронеслась над головами богов, и с насмешливым клекотом помчалась к краю небосвода. Лада взмахнула руками с изяществом, которому мог бы позавидовать любой лебедь. Она обратилась в такую же птицу, только белую, без единого темного пятнышка, и бросилась в погоню.

Немил выскочил на ступени вежи и задрал голову, наблюдая за поединком двух богинь. Оба лебедя – белый и черный – сцепились в небе, оглашая простор отчаянными криками. Полетели перья – одно из них упало кудеснику на лицо. Он погладил его – оно было черным, как сажа. Белый лебедь схватил черного и потянул к земле. У Зеницы беглянку подхватил Перун, и, взяв за лапы, ударил о прозрачные алмазы. От удара Мара вернула себе истинный облик – перед ними снова была богиня в мехах с алым маком, но не добрая и разумная, какой она виделась человеку прежде, а рассерженная и кипящая от ярости.

Род велел вывести ее через Северные ворота. Толпа вышла и оказалась у пристани, вдающейся в Звездную реку. У Немила по коже пробежали мурашки от волчьего воя – это Владимир вывел свору принадлежавших Перуну волков. Мару связали и бросили на берегу. Навь спустил свору. Волки накинулись на преступницу и принялись терзать ее.

Звенислава закрыла глаза, не в силах глядеть на ужасное зрелище. Немил обнял ее за плечи и прижал к себе. Пушистое платье богини разлетелось на клочья. Алый мак оторвался, волчьи лапы втоптали его в самоцветы, которыми был густо усеян речной берег. Немил увидел, как мимо него пробегает волчица с обрывком толстой косы. Еще чуть-чуть, и все было кончено. От тела Мары остались только ошметки, разбросанные по всему берегу.