Текст книги "Кудесник в городе богов"

Калинов мост казался бескрайним и возносился на головокружительную высоту. Взглянув вниз, кудесник увидел, что до огненного потока остается не меньше десятка верст, но даже на таком расстоянии Смородина дышала жаром, возносящимся к небесам. Кажущийся совсем крошечным Рублик, припав на одно крыло, опустился на заснеженный берег и завяз в сугробах.

Холодная проплешина расползалась по мосту все дальше и дальше. Мороз посоха и железный накал гасили друг друга, позволяя человеку стоять, не опасаясь за жизнь. Немил потянулся к посоху, но тут же отдернул руку. При падении от посоха откололось несколько самоцветов, но даже лишившись их, он производил небывалое впечатление. Зловещее голубое сияние резало глаз. Оно казалось смертельно опасным: только тронь, и тебе конец.

Упряжка песцов принесла сани и опустила их на железную плешь. Мара вышла, оставив и шест, и рогатину. Ветер взметал полы синего корзна, накинутого на голое тело. Блекло-голубые глаза смотрели на человека с холодной надменностью.

– Ты мне не соперник, – проговорила колдунья. – Слишком слаб и беспомощен. Ты – лишь мелка букашка на великом пути. Я раздавлю тебя и не замечу. Но я не хочу тебя уничтожать. Ты можешь еще пригодиться. Подай посох, и я тебя награжу.

Немил оглянулся. Через полсотни шагов за его спиной мост полыхал красным жаром. Раскаленное железо не давало пройти, отступать было некуда.

– Я знаю, о чем ты мечтаешь, – продолжала царица. – Тебе нужна звезда с неба. Ты хочешь бессмертия. Я могу дать тебе все, чего потребуешь. Оглянись вокруг. Скоро огонь из Смородины зальет твой родной мир. В живых никого не останется. Видишь? Так выглядит конец света. После придет мое царство, и землю покроет ледник. Он будет стоять веки вечные, а я буду править, как в старые времена. Если ты подчинишься и проявишь покорность, я сделаю тебя своим первым слугой. В моем царстве ты станешь дворецким, распорядителем, воеводой. Я дарую тебе высший чин. Ты будешь носить его веками.

Немил молчал.

– Что, не веришь? Кроме меня, владык не останется. Я – царица последнего дня. Земля, небо, звезды – все будет в моей власти. Какую звезду захочешь, ту и получишь. Выбирай любую.

– А что будет, если я откажусь?

– Сгинешь в огне или холоде. Что тебе больше нравится?

– Ты предлагаешь мне стать слугой зла.

– Бессмертным слугой. И единственным. Ни зла, ни добра не останется. Что мы назовем добром, то и будет считаться добром. Спорить будет некому. Ну, решайся. Признай меня государыней!

Немил отступил к перилам. За ними начиналась пропасть, в которой кипело огненное варево.

– Бежать некуда. Выбора нет, – вымолвила владычица.

– Да, государыня, – покорно сказал Немил. – Я отдам тебе посох.

– Вот и чудно. Не трогай. Я сама его подберу.

– Раз теперь я твой первый слуга, позволь мне его поднести.

– Ты замерзнешь прежде, чем получишь бессмертие.

Царица сделала решительный шаг. Немил потянулся к посоху. Мара наступила на синюю ткань и прижала ее к мосту. Человек рванул пояс, колдунья покачнулась, потеряла равновесие и упала.

– Я тебе не прощу! – прошипела она, злобно сверкая глазами.

– Шипи, змея! Без посоха ты никто!

Немил схватил рукоять здоровой рукой и тут же почувствовал, как ледяной холод сковывает его пальцы. Сквозь драгоценные камни, еще украшавшие поверхность орудия, полыхнуло зловещее сияние. Кудесник прижал его к груди и перелез через ограду.

– Стой! Ты с ума сошел! – охнула Мара.

Не слушая ее, Немил оторвался от поручня и бросился вниз. Его развернуло вниз головой и понесло в поток лавы, но он думал только о том, как бы не выпустить посох, и прижимал его к себе изо всех сил.

Мороз пробрался к его груди и быстро дошел до ног. Через несколько мгновений он уже их не чувствовал. Ему казалось, будто ребра его стали стеклянными, а кости превратились в ледяные сосульки. Свист ветра врывался в уши, но вскоре он стал отдаляться. Все чувства терялись.

Немил падал, как метеор, объятый леденящим сиянием. Огненный поток приближался, но холод проникал в его тело все глубже и глубже. Наконец, мороз добрался до сердца и превратил его в ледяную глыбу. Дыхание остановилось. Человек слился с посохом и стал снежным комом, несущимся к гибели.

Мару охватил приступ бешенства. Забывшись, она схватила рогатину – последнее орудие, которое у нее еще оставалось – и запустила в Немила. Стальное жало почуяло добычу и само понеслось к цели.

Ледяная комета, лучащаяся голубым сиянием, уже начала испускать пар от жара, поднимающегося от огненного потока. В этот миг не знающее промаха оружие догнало ее, вонзилось и разбило на тысячу мелких осколков. Дождь ледяных крошек хлынул в разные стороны. Посох выпал из этого роя и булькнул в кипящее варево адской реки, а ледышки, оставшиеся от тела Немила, рассыпались по ее берегам и затерялись в сугробах.

Костяная сова показалась из огненных волн. Бурлящий поток поглотил посох, но тот продолжал сеять холод. Несколько минут жар боролся с его ледяным дыханием. Наконец, голубое сияние угасло, рукоять обуглилась, самоцветы раскололись и отделились. Прошло еще несколько мгновений, и от посоха остались лишь расплавленные капли, но и они не ушли безвозвратно. Перемешавшись с огнем, они погасили его ярую силу. Поток перестал бушевать, волны лавы остановились и прекратили накатывать друг на друга. Река потекла вспять и принялась втягиваться в разверстое жерло подземной пещеры, где она брала начало.

Кипящий поток откатил от берегов, обнажив горелые камни. С каждой минутой река становилась все тоньше и тоньше. И наконец, настал миг, когда последняя из ее струй ушла обратно под землю, оставив после себя лишь дымящееся русло с обугленным ложем. Вместе с огнем исчез посох, не оставив следа.

Мара бросилась в сани и разразилась отчаянными воплями. Она билась в приступе ярости, стучала кулаками по железному настилу моста, топтала его сапогами, но все было напрасно – ее оружия было уже не вернуть.

Калинов мост остыл, раздались скрип и скрежет. Трещины побежали по железным дорожкам, перила обрушились, и из моста начали выпадать целые пролеты. Мара ударила шестом по спинам песцов, те взмыли ввысь и потянули сани. Мост тут же рухнул и рассыпался на кусочки, остатки которых смыло талыми водами.

– Какой дурень! – шептала Мара, кусая бледные губы. – Он мог стать бессмертным! Он мог стать управляющим ледяным царством. Моим царством. А теперь где оно? Где теперь моя сила?

Леденящие чары перестали действовать. Это стало заметно по тому, как весело заискрились по остаткам сугробов солнечные лучи. Они словно ожили и принялись растапливать снег, заваливший Великий Миргород с окрестными селами.

Вместе с солнцем ожили и божества, застывшие в Горнем мире. Первым пришел в себя Дажбог. Солнечный государь оправил на плечах золотые бармы и надел на чело венец, изливающий ярый свет. Пришли в себя Род, Лада, Додола, Стрибог и Денница, Хорс и Мокошь. Богини и боги оглядывались и приводили себя в порядок.

Вместе с ними очнулись и бесы, но они больше не думали о сражении. Вернув себе облик вельмож в дорогих одеяниях, они принялись растаскивать горы и возвращать их на место. Полчища чертей бросились им на подмогу. Полкан принялся рыскать, вынюхивая следы своего хозяина.

Очнулся и огненный змей, упавший посреди пшеничного поля. Он вновь превратился в Великого Лиходея и поспешил заключить мир с богами: ни тем, ни другим в этот час было не до войны.

Последним пришел в себя Святогор. Он оттаивал медленно. Сначала начали вращаться его зрачки, похожие на мельничные жернова. Потом зашевелились пальцы. Наконец, задвигались его плечи. Но великан вел себя осторожно и резких движений не делал.

К нему приблизилась Лада с дочерью Лелей. Увидев весеннюю деву, великан разрыдался. Боги помогли ему освободить ногу из западни. Святогор уселся на площади, стараясь никого не задеть, и завел с обеими богинями тихий разговор.

Едва очнувшись, Звенислава помчалась искать Немила, но нашла лишь ледяные осколки, рассыпанные по обугленным берегам. Рублик выбрался из сугробов и подлетел, припадая на одно крыло. Небесная дева отчаянно разрыдалась. Конь ткнулся мордой ей в грудь и прикрыл крылом.

Зашелестели ветви Древа миров, расправилась листва, принявшись вдыхать свежий ветер. Вернулись чувства к Перуну, который застонал и вскинул голову. Хорс и Денница поспешили освободить своего брата. Они выдернули сулицы, пронзившие руки и ноги громовержца, и вытащили глубоко вошедший в кору древа топор, от которого страдал дуб.

Чародейка Лада смазала раны Перуна целебным настоем, и они тут же затянулись. Здоровье и силы вернулись к великому князю богов, он встал на ноги и расправил плечи. Денница подвела ему Грома. Грозный бог вскочил в седло и выехал на небесный простор. Копыта его коня ударили по облакам и высекли искры. Он повернулся на север, где у самого горизонта виднелась упряжка песцов – это Мара торопилась убраться за край земли, в свой Ледяной дворец, чтобы спрятаться там от возмездия. Но Гром настиг ее всего в несколько прыжков.

Перун вырвал преступницу из саней, связал по рукам и ногам и вернул к Миростволу, вокруг которого собрались все обитатели Горнего мира. Злодейку приковали к стволу Древа, и на этот раз у нее не нашлось ни хитрости, ни колдовства, которые помогли бы ей спастись.

На миг у нее загорелась надежда: она увидела, что над головами божеств вновь взмахнул крыльями огненный змей. Но Лиходей и не думал нападать на богов. Он устремился к Маре и пустил в нее струю пламени.

Преступница закрыла глаза и вжалась в кору древа. Бежать было некуда. К ней приблизился Дажбог с мечом, сияющим, как само солнце. Всего один удар – и ледяное сердце злодейки оказалось пронзенным насквозь.

– Она не обманет нас? – с недоверием спросил Род.

– На этот раз нет, – заверил его солнечный царь. – Ее бессмертие таилось в посохе. Но его больше нет. Теперь мы с ней покончим.

Его венец засиял ослепительным светом, но не холодным и голубым, как утраченный посох, а золотым, жарким и жгучим. Его сияние растопило мороз, из которого состояла Ледяная царица, и высветило всю черноту ее души. По лицу Мары скатилась прозрачная капелька. Затем капелек стало много, и они потекли ручейками.

– Она что, плачет? – изумился Род.

– Нет, она тает, – ответил Перун.

Капли пролились с неба на землю. Они упали на талый снег, и там, где они уходили в почву, поднялись первые весенние цветы – подснежники. Их белые лепестки пробились сквозь зимний ковер, который стремительно истончался. Они засыпали Медовый луг и Туманную поляну, на которой расположилось широкое подножие Мироствола. Они распространились по всей округе – Гремячему долу, и вышли за его пределы. Вскоре весь Шернский лес и вся земля вятичей были в этих белых цветах.

Горожане Великого Мира-города высыпали в поля, чтобы подивиться на чудо. Вышли из Кремника великий князь Всеволод с женой Верхуславой. Вышла поздоровевшая и набравшаяся сил княжна Ярогнева с нянькой Русаной. Княжна вместе с сотнями других девушек начала собирать эти цветы, чтобы встретить наступающую весну.

Перун перевел взгляд на цепи, сковавшие Мару. Последняя капля скатилась по шершавой коре Мироствола и упала в лужицу, собравшуюся у его корней. На цепочке осталось висеть только синее корзно, в которое была облачена злодейка. Перун снял свою паволоку, выжал из нее воду и убедился, что под ней ничего не осталось.

– Вот и пришел конец царице Ледяного края, – задумчиво вымолвил Род. – Она казалась настолько всесильной, что грозила погубить весь мир. А теперь все, что осталось от нее – это мокрая лужа.

– Да и та скоро высохнет, – сказал Дажбог и склонил голову.

Лучик с его венца весело поскакал по вешним водам и отразился от них сотней солнечных зайчиков. Убедившись, что преступница уничтожена полностью и безвозвратно, боги пошли в город – восстанавливать разрушенные башни, дворцы и стены.

Звезды на черном небосводе пришли в движение. Сестры-Волосыни спустились из дальних небесных просторов и пришли на помощь Звениславе. Вместе они разошлись по Медовому лугу и начали собирать ледяные осколки, оставшиеся от Немила. На это ушел остаток дня. Лишь поздним вечером Волосыни поднялись в Горний мир, собрав все осколки, за исключением одного, сгинувшего в огненном потоке.

Звенислава вышла на пристань и сложила их в серебряную ладью, качающуюся на волнах молочной реки. Перун верхом на Громе спустился на Туманную поляну, и у корней Мироствола набрал два полных кувшина живой и мертвой воды.

Небесная дева полила останки Немила мертвой водой – они разморозились и оттаяли. Дева выплеснула на них полный кувшин живой воды – части тела срослись, кости соединились, но человек не подавал признаков жизни.

– Давай, дыши! – шептала Звенислава, пытаясь согреть тело любимого.

Но в лице ее друга по-прежнему не было ни кровинки. Дева уронила голову, закрылась ладонями и разрыдалась.

– Почему он не встает? – сквозь слезы спросила она.

– Он уничтожен всесильным оружием, – печально ответил Перун. – После такого удара даже волшебные воды бессильны. Боюсь, что его не вернуть.

Звенислава пришла в отчаяние. Сестры пытались утешить ее, но их слова пропадали напрасно.

Наступила ночь. И небо, и землю окутала тьма, рассеянная лишь тусклым сиянием созвездий. Даже луна, и та еще не появлялась, пока новорожденный месяц набирался сил перед новолунием.

Мертвое тело залили медом и оставили на реке. Всю ночь ладью с бездыханным Немилом качало на волнах, всю ночь Звенислава рыдала над ним. Ее слезы падали в молочные воды и уносились в далекие просторы вселенной, теряющиеся в непроглядной тьме.

Но никакие печали не могли нарушить порядка, заведенного от начала времен. Когда пришел час, Денница выкатилась на небосвод и засияла, предвещая рассвет. Верный навь Святослав в Восточном дворце за семью водами запряг огнегривых коней и помог Дажбогу подняться в солнечную колесницу. Раскрыв ларец, он подал государю венец, сияющий ослепительным светом. Дажбог взял поводья и тронулся с места. Повозка застучала колесами по небесной дороге, и блестящий венец озарил краешек неба.

Наступал первый день нового месяца березня, и нового, 6253-ого от сотворения мира, года.

Месяц березень, 1 день

Каждый год боги праздновали приход новой весны в Белой веже. Но в этот раз у них появился еще один повод для празднества – победа над Марой. Взбодрившиеся после оледенения слуги расставили столы и кресла, принесли скатерти и скамьи. Боги чинно расселись, никого не забыв из большой дружной общины.

Лишь один Святогор остался снаружи – в узкую дверцу Палаты пиров он едва мог просунуть палец. Пришлось выйти к нему, чтобы уладить дела. Великан излил душу, жалуясь на обиды. Он признался, что сразу влюбился в богиню весны, и пришел в ярость, когда обнаружил ее пропажу. Но Леля уверила его, что хочет вернуться к мужу – ей нужно было лишь проведать мать и погостить в родном доме, по которому она так скучала.

Три государя, Род, Дажбог и Перун, и присоединившаяся к ним государыня Лада, тут же решили, что Леля первую половину года будет проводить у матери в Вышеграде, а вторую, осеннюю – у великана в горах. Ярость покинула Святогора, и он согласился подождать. Леля тут же пустилась собирать цветы и плести венки, благо, на небе царило вечное лето. А вот земле пришлось дожидаться, пока сойдут снега.

Узнав о победе над Марой, жители Великого Мира-города высыпали в поле и вынесли куклу злой колдуньи, набитую горючей кострой. Эту куклу они разорвали и раскидали по снегу, мешковатую голову утопили, а костру подожгли, и долго плясали вокруг огня, вместе с дымом давая богам знак, что тоже расправились с долгой зимой.

Мара ушла. В Дольний мир пришла Леля-весна. Люди праздновали и веселились, надеясь на доброе лето и обильный урожай.

Получив заверения в верности юной жены, довольный Святогор помог богам заново отстроить разрушенный город. Он сам вновь сложил громадные валуны, из которых были сооружены Золотые ворота, и помог заново замостить алмазную площадь, которая стала еще чище, ровнее и великолепнее. Богам осталось лишь вернуть позолоту на башни и крыши дворцов, да посадить новые деревья, взамен вытоптанных великаном.

Успокоившись, вернулись в преисподнюю бесы. Их царь заперся за каменными вратами, похожими на непроходимые скалы. Умолк лай Полкана, и пещера под Миростволом погрузилась в тишину.

Даже Радужный мост – и тот вернулся на свое место, и засиял на удивление людей, которые сочли его раннее появление за чудо. Боги помогли Святогору спуститься, и на этот раз великан был осторожен и ничего не сломал. Он вернулся в Святые горы и зажил привычной жизнью, ожидая лишь одного – когда лето кончится, и любимая Леля вновь вернется к нему.

Но все эти радости не могли утешить Звениславу. Небесная дева сидела на причале, вдающемся в реку, и качала ладью, словно надеясь, что ей удастся вернуть жизнь любимому.

– За победу над Марой! Это событие мы не забудем! – Велес откинул со лба шлем в виде медвежьего черепа и поднял заздравную чару.

Богини и боги встали из-за столов и разразились шумными возгласами. Воины-гриди и слуги-навьи заполонили Палату пиров, где празднество шло полным ходом. Лишь Перун, вернувшийся на привычное место во главе стола, не разделял общей радости.

– Что ж ты не весел, любезный брат? – спросил его Дажбог. – Ведь все кончилось хорошо.

– Хорошо, да не для всех, – ответил великий князь. – Тот человечек, которого мы потеряли, служил мне всего один день. Однако я своих не забываю. Без него злодейка до сих пор гуляла бы по трем мирам. Все ж таки он сослужил всем нам службу, но награду, о которой мечтал, так и не получил.

– Что ж поделать? Из испытаний не всегда удается выпутаться без потерь, – заметил Род.

– Неужели ничего нельзя сделать? Он так желал сохранить свою душу. Мне не будет покоя, пока я думаю, что его разнесло моей рогатиной. Всю ночь из-за этого ворочался, уснуть не мог.

Сидящая рядом Додола ласково погладила громовержца, стараясь утешить.

– Пожалуй, этот землянин и впрямь достоин хотя бы посмертной награды, – согласился солнечный государь. – Братец, сестрица, не найдется ли у вас звездочки для его души?

Хорс переглянулся с Денницей и ответил:

– Отчего ж не найдется? Найдем. Безымянных звезд в глубине темных просторов – не счесть.

Перун грохнул по столу чашей с вином и резко поднялся. Богини и боги заторопились за ним. Их праздничная толпа высыпала из Белой вежи и через новые Золотые ворота хлынула на берег Звездной реки, где у причала качалась серебряная ладья с мертвым телом. Утомленная Звенислава спала рядом – она так и не отошла от любимого. Услышав шумливую толпу, она встрепенулась и с изумлением взглянула на владык, шествующих прямо к ней.

Хорс раскинул руки, взлетел и превратился в новорожденный месяц. Его тоненький серп понесся ввысь, к глубинам, в которых мерцали далекие звезды. Выбрав ту, что покрасочней и поярче, он снял ее с небосвода и опустился на берег.

Дажбог осторожно взял ее в ладони и вложил человеку в грудь. Звезда озарила сиянием лица сгрудившихся вокруг богинь, которые в один голос ахнули, словно не видели до сих пор такого чуда. Безжизненное тело Немила превратилось в свет и вознеслось ввысь. Яркий луч ударил из ладьи в небеса и помчался сквозь черноту вселенной, меж планет и созвездий, словно радуясь вновь обретенному ощущению жизни. Звенислава издала радостный возглас и полетела за ним, на ходу превращаясь в такой же пылающий луч.

Две фигуры – мужская и женская, прозрачные и невесомые, взялись за руки и начали кружиться по небу в самозабвенной пляске. Денница присоединилась к ним, и, обняв, указала их место на небе. Две звезды засияли рядом с созвездием Волосынь – и одна из них была совершенно новой, золотой, чистой и лучезарной.

– Он хотел звезду с неба? Вот он сам ей и стал, – сказал Дажбог. – Ты доволен, любезный брат?

– Да, теперь я спокоен, – отозвался Перун.

Оживленные боги вернулись за праздничные столы и продолжили пир. Все только и говорили, что о новой звезде, которая будет радовать своим светом людей.

– А вы помните? Сегодня весеннее равноденствие, – сказала Денница. – Как раз тот день, когда звезды могут спуститься с небес и принять человеческий облик. Может, пригласить эту звездную пару сесть с нами за стол?

– В самом деле. Отличная мысль! – подхватил Перун. – Они еще намилуются, когда останутся наедине. А сегодня – и их праздник.

Хорс привычным движением закрутил звезды, заставив их водить хоровод. Порог Палаты пиров озарился, и Звенислава ввела своего спутника. Это был все тот же Немил Милорадович, но теперь он стал совсем другим, не таким, каким был прежде. Превратившись в бессмертного горнего духа, он обрел новый облик – лихого и славного молодца, безупречного, юного, стройного. И гладкая кожа, лучащаяся тихим светом, и ясный взгляд, и здоровые руки – все говорило о том, что теперь он обрел такие силы, каких не знал прежде. Вот только маленькой косточки в коленке, сгинувшей в огненном потоке, не хватило, отчего он прихрамывал. Но эта легкая хромота не портила общей картины.

Небожители приветствовали нового навья общим рукоплесканием. Знакомые слуги – Владимир и Святослав – обняли его, как родного брата.

– А вот и наш старый знакомый, кудесник, – вышел ему навстречу старейшина Род. – Что-то ты отощал. Стал прозрачным и бледным, как привидение. Сквозь тебя стенку видно. Уж не захворал ли?

И божества, и их слуги, и даже воинственные гриди грохнули со смеху. Владыка проводил Немила со Звениславой к столу и усадил на почетное место.

– Не так уж и часто мы чествуем наших слуг, – поднял чашу Перун. – Но сегодня все наше почтение и благодарность – тебе, Немил Милорадович. Ты сохранил верность владыкам, когда мир катился в тартарары, и стоял за нас до конца. Как ты чувствуешь себя в новом теле?

– Легкость, какой никогда раньше не ощущал, – отозвался Немил. – Свет, тепло и свобода. Чувствую, что могу обнять всю вселенную.

– Вот и славно. Может, у тебя остались еще какие-нибудь желания? Не стесняйся, сегодня – твой день.

– Да, одно желание у меня еще есть. Я хочу, чтобы нас обвенчали со Звениславой.

– Как чудесно! Мы сделаем это прямо сейчас! – оживилась Лада.

Перед всеми обитателями небесного города Немил и Звенислава произнесли клятву любви. Лада надела им на пальцы золотые колечки и объявила супругами.

– Ну, чего же вы ждете? Целуйтесь! – подбодрила она.

Немил обнял Веню, и впервые почувствовал себя с ней одним целым. Теперь прикосновения к любимой не вызывали боли – наоборот, они отдавали теплом и доверием. Он припал к ее губам и почувствовал вкус поцелуя. Звенислава ответила. Они долго стояли, не отрываясь друг от друга.

– Хватит, хватит, – со смехом разделила их Лада. – У вас впереди – целая вечность.

Новобрачных усадили за стол напротив владык. Перун сам налил им чару с медом вечной молодости и бессмертия. Немил приложился к чаре и выпил ее до дна.

– Не могу поверить, что мои мечты сбылись, – тихо прошептал он. – Пусть я и не спас свое смертное тело, зато уберег душу.

– Ты нашел верный путь, – поддержала его жена.

– Без тебя я бы заблудился, – с улыбкой взглянув на нее, ответил Немил.

Пир, веселье и праздник продолжались до самого вечера. Даже люди внизу, на земле, веселились, хотя и не могли видеть всего, что происходило в небесной столице. Но настроение, объявшее этот мир, ощущалось везде.

День закончился. Дажбог вернулся к своей колеснице и повел ее за Большое вечернее море. Звезды на небосводе засветились, как в день первотворения.

– Возвращайтесь. Ваше место теперь среди них, – сказала влюбленным Лада.

Немил и Звенислава взялись за руки, вознеслись, и, превратившись в ярчайшие блестки на бархатном склоне, засияли над головами восхищенных людей.

Князь Всеволод вышел из палаты на гульбище, чтобы проводить этот день.

– Яся! Верхуша! Поглядите, как звезды сверкают! – позвал он дочь и жену.

Верхуслава и Ярогнева вышли к нему и с наслаждением вдохнули ночной воздух.

– Какие яркие, вон те, две! Я их раньше не видела, – вымолвила Ярогнева.

– Только что распустились, – сказал ее отец.

– Видать, к счастью, – улыбнулась княгиня.

– Точно, к счастью. Иного и быть не может, – согласился князь.

3 ночь месяца березня

На третью ночь наступившего года новорожденный месяц показался на небе. Его тоненький серп бросил лучик на Туманную поляну, задремавшую после всех испытаний, что свалились на нее за последние дни. Сквозь талый снег пробились белые цветки и потянулись к лучу, жадно ловя его волшебную силу.

Из темного дупла в Древе миров, кряхтя, выбралась семилетняя девочка в рогатой кике, плюхнулась в снег, недобро взглянула на месяц и погрозила ему кулачком.

– Думали, что избавились от меня? – пробормотала она небесам. – Как же, мечтайте, пока мечталка не лопнет! Кикимору Вертлюжку так просто не ухайдокать. У меня впереди еще тысяча жизней. Эх, чего бы такого еще учудить?