Текст книги "Битва за Атлантику. Эскорты кораблей британских ВМС. 1939-1945"

У нас всегда были проблемы с музыкальными инструментами и дверью в кают-компанию. Ее размеры не позволяли внести внутрь инструменты, периодически доставляемые на борт офицерами, поскольку их набор был очень уж неожиданным – от пианино до арфы.

В середине марта мы отправились в Тобермори, чтобы «освежить» свои знания. Команда была достаточно опытной, поэтому у нас не возникло трений с «кошмаром Тобермори», мы успешно преодолели все испытания и направились в Лондондерри, чтобы присоединиться к группе В-4.

Поскольку никто не умел играть на волынке, мы решили доверить трем матросам стоять на платформе прожектора и держать волынки в правильном, как мы надеялись, положении для «дутья». При включенном репродукторе, передающем мелодии на волынке, картина получалась довольно реалистичной. Мы это проверили в Тобермори.

Теплым весенним вечером мы шли вверх по реке в Лондондерри. Бум-Холл с прелестными зелеными лужайками, спускающимися вниз к реке, был занят женской вспомогательной службой – мы видели девушек, сидящих на траве. Проходя мимо них, мы дали им возможность послушать наш волыночный концерт. Прием оказался настолько восторженным, что мы всерьез задумались о повторении. Выключив громкоговоритель, мы развернулись, легли на обратный курс, тихо прошли вниз по реке и затем снова с триумфом проследовали мимо отдыхающих девушек, поставив наших «музыкантов» на платформу и включив репродуктор на всю мощь, причем двигались мы на куда большей скорости, чем в первый раз. «Горец» был кораблем, на котором можно было эффектно войти в гавань на большой скорости – до 15 узлов он не создавал попутной струи. Повторное представление привлекло еще больше зрителей – девушки выскакивали из здания наружу.

Очень трудно сказать, с какого именно момента дела, раньше шедшие из рук вон плохо, начинают идти хорошо. Мы на «Горце» не любили оглядываться назад. Создавалось впечатление, что была ликвидирована некая преграда, ранее не дававшая людям дышать. Новые идеи, получив долгожданную свободу, забили фонтаном. Офицеры всегда старались поддержать хорошие начинания. У нас появились футбольная и хоккейная команды, регулярно участвующие в товарищеских матчах. Во время стоянки у берега лодки всегда были спущены на воду. В Лондондерри организовывались танцевальные вечера для команды, да и вечеринки в кают-компании были отнюдь не редкими, причем я мог быть уверен, что сегодняшнее веселье не повлияет на завтрашнюю дисциплину. В море устраивались интеллектуальные соревнования и викторины, причем их эффективность была особенно высока, когда они проводились по внутренней связи во время «собачьей вахты». Люди проявляли высокую активность, постоянно что-то придумывали, репетировали, к чему-то готовились, в общем, жизнь вошла в правильную колею.

Мой личный вклад в общее заключался в организации соревнований артиллеристов с использованием 4,7-дюймового орудия. В нем приняло участие 12 команд из разных корабельных служб. Команда офицеров выиграла первый и второй раунды, но безнадежно проиграла третий. Их главными противниками были команда «орудия Б» и команда котельных машинистов. Команда «орудия Б» считала себя лучшей во всех отношениях, поэтому им пришлось испытать настоящий шок, когда они проиграли котельным машинистам, которые в свою очередь оказались в финале разбиты офицерами. Собственно говоря, так и должно было случиться. Соревнования проводились следующим образом: из носового орудия выстреливали дымовой снаряд, который взрывался примерно в 8000 ярдах, затем соревнующиеся делали шесть выстрелов из кормового орудия снарядами с ввинченными взрывателями за определенный промежуток времени. На мостике я установил круговой прицел, который держал наведенным на дымовую мишень и отмечал взрывы снарядов. Учитывая высокую скорость движения корабля и боковую волну, практика получилась превосходной. Сразу же после окончания соревнований в небе появился немецкий самолет. Уверен, летчику пришлось пережить далеко не самые приятные минуты в своей жизни.

У немцев как раз появились только что разработанные небольшие самолеты-снаряды «Фау-1», которые могли переноситься другим самолетом до тех пор, пока они не оказывались в непосредственной близости от цели, после чего задейство-вался радар, установленный в носовой части снаряда, который управлял его движением до столкновения с целью. Немцы или не умели правильно оценивать расстояние, или не допускали, что на кораблях эскорта могут быть 4,7-дюймовые орудия, такие, как на «Горце». Как бы там ни было, но как-то вечером они решили испробовать на нас свою новую игрушку. Мы встретили противника так «тепло», что он потерял управление своим снарядом и тот с грохотом рухнул в море на полпути до нас. В ту же ночь атака повторилась, но мы вовремя засекли приближающийся самолет на радаре и открыли огонь. Мы не видели противника, но, очевидно, стреляли неплохо, поскольку он так и не приблизился. Эти самолеты базировались в Бордо и могли доставить серьезное беспокойство конвоям. Они несли не только миниатюрные самолеты-снаряды, но еще и специальные сигнальные буи, которые сбрасывали в нескольких милях впереди конвоя. Эти буи посылали сигналы, наводящие на конвои подводные лодки. Утром из Бордо вылетел еще один вражеский самолет, но наш эскортный авианосец поднял в воздух свои истребители, и они его сбили. «Горец» был отправлен к месту крушения подобрать обломки, но они, очевидно, были слишком мелкими, мы ничего не нашли.

Дела на корабле явно изменились к лучшему. Появились первые результаты. Мы выиграли групповую регату и футбольное первенство. Двенадцать матросов из четырнадцати, сдававших экзамен на должность старшего матроса, были с «Горца». Шесть наших старших матросов стали старшинами – я очень старался помочь этим молодым людям стать офицерами.

Моя жизнь превратилась в сущую идиллию. Корабль, безусловно, стал счастливым и очень эффективным – его высокая боеспособность подтверждалась постоянно. Я мог делать то, что никогда бы не позволил себе, к примеру, на «Шикари». Если мы подходили к причалу, ни один бросательный конец, как правило, не падал в воду, если же вдруг такое случалось, другой взлетал в воздух даже раньше, чем первый успевал достичь воды. Благодаря превосходной работе старшего помощника мы теперь тратили гораздо меньше времени на получение топлива в море. В общем, жизнь была прекрасной. Нам не хватало только одного – немецких подводных лодок.

В феврале и марте вражеские лодки, базирующиеся в Бресте, были изрядно потрепаны капитаном Уокером и 2-й группой поддержки и перешли к обороне. Летом многие из них были переведены в район ожидаемого вторжения или отправились в доки для установки шноркелей. Правда, в море их оставалось все-таки достаточно, чтобы мы не чувствовали себя ненужными, но, имея постоянное воздушное прикрытие, обеспечиваемое эскортными авианосцами, можно было не сомневаться: немецкие подводные лодки – команда побежденная. Коммандер К. В. Макмален был старшим офицером эскортной группы В-4. Он обосновался на фрегате класса «Ривер» «Хелмсдейл». «Горец» был вторым по старшинству. Нашей задачей было сопровождение конвоев до Гибралтара и обратно. Теперь путь стал намного короче. Мы шли вдоль 15-го меридиана, и на переход тратилось не более 10 суток. В 1941 году такой же переход занимал вдвое больше времени, да и маршрут был намного длиннее. Таким образом, мы проводили 10 суток в море, а потом пять – в Гибралтаре. Погода благоприятствовала, и мы искренне радовались каждому приходу в порт, причем на обоих концах маршрута. В Гибралтаре мы много купались – ну как не воспользоваться возможностью поплавать в теплом Средиземном море! Да и в Лондондерри можно было приятно проводить время. Мне всегда везло со знакомствами на базах, особенно в Северной Ирландии. В свой первый заход сюда я познакомился с очень приятной семьей, в которой всегда мог рассчитывать на радушный прием. В Лондондерри было много красивых девушек из женской вспомогательной службы, так что мои офицеры тоже имели возможность развлекаться. Девушки женской вспомогательной службы Западных Подходов считали себя избранными для высокой миссии, и в какой-то степени так оно и было. Они определенно старались облегчить жизнь офицеров, и, несмотря на утверждения наших романистов, стряпающих военные романы, никаких проблем, связанных с взаимоотношениями полов, не возникало. С одной стороны, на серьезные романы просто не хватало времени, а с другой, у каждой девушки было столько поклонников, что, когда один уходил на месяц в море, на берег уже сходил другой. Девушки всегда знали, когда ожидается тот или иной корабль, и устраивали свои дела соответственно. Я считаю весьма примечательным тот факт, что за всю историю базы Лондондерри произошел лишь один весьма прискорбный инцидент, причем виновником был офицер с «чужого» корабля, не принадлежащего к эскортным силам Лондондерри.

Нельзя не отдать должное коммодору Симпсону и его штабу – эти люди выполняли огромную работу, порой самую неожиданную. Если офицеры на корабле хотели организовать вечеринку, они сообщали об этом коммодору, а также о своем желании пригласить на нее некоторых офицеров женской вспомогательной службы. При этом указывалось место и время. Получив подтверждение, следовало позвонить командиру женской вспомогательной службы и сообщить ей, кого вы пригласили. В указанное время девушки прибывали на борт. На кораблях они были обязаны носить форму, но в офицерском клубе союзников им разрешалось носить длинные юбки. Женщина-офицер, командовавшая женской вспомогательной службой, прекрасно владела ситуацией. Думаю, она хорошо знала офицеров, приписанных к базе кораблей, понимала, чего от них можно ожидать. Запрещай не запрещай, мужчина и женщина все равно найдут способ быть вместе. Бороться с этим бесполезно. Значительно лучше признать этот факт и обеспечить соответствующую организацию, чтобы избежать неприятностей. На мой взгляд, это довольно удачное решение вопроса. На нашей базе именно это и было сделано. К тому же ее географическая изоляция позволяла без особых усилий не только разрабатывать правила, но и неукоснительно им следовать. Я слышал, что нам завидовали команды кораблей с других баз.

База Лондондерри всегда имела репутацию первоклассной, начиная с тех дней, когда капитан Рук-Кине создал ее на пустом месте. Она располагалась достаточно далеко, чтобы устанавливать собственные порядки, и в то же время достаточно близко к военно-морским складам Соединенного Королевства, чтобы получать для своих кораблей все необходимые запасы. А при коммодоре Симпсоне здесь были построены превосходные тренажеры. К примеру, здесь воздвигли куполообразное строение, на белых сводах которого с применением кинематографии можно было имитировать любой угол атаки вражеского самолета, который обучающиеся артиллеристы «расстреливали» из световой пушки. При нажатии на спусковой крючок там, куда в действительности должны были попасть пули, вспыхивали пятнышки света. Тренажер создавал на удивление реальную картину – да и игрушка была воистину замечательная.

Еще в арсенале у Симпсона имелся «учитель ночной атаки». Это был мостик корабля, сооруженный в центре зала, в котором обеспечивалась полная темнота. Вы отправлялись туда вместе со всеми матросами и офицерами, обычно находящимися на мостике, – вахтенным офицером, наблюдателями, сигнальщиками. Внизу располагалась модель рулевой рубки, где находился ваш рулевой, и каюта с автоматическим прокладчиком, в которой работал штурман и его помощники. По команде «пошел» вам сообщали расстояние и пеленг, а повернув корабль в указанном направлении, вы получали приказ выстрелить осветительный снаряд. Сразу же где-то под мостиком вспыхивал порошок магнезии, имитируя выстрел орудия, и в помещении становилось немного светлее, и при наличии определенной доли везения вы видели всплывшую вражескую подводную лодку – в зале находилась камера-обскура. На этом тренажере могло быть воспроизведено все, что когда-либо случалось в западном океане. Если ваш корабль оказывался слишком близко к конвою, ведущий занятие офицер сообщал вам радарное расстояние и пеленг, и, взглянув в том направлении, вы бы обязательно увидели вырисовывающуюся в тумане колонну торговых судов. В целом обстановка казалась настолько реальной, что мы иногда забывали, что находимся на тренажере.

Еще один павильон был оборудован для тренировки операторов асдика. Здесь помещалась вся необходимая аппаратура, соединенная с автоматическим прокладчиком, – таким образом воспроизводились все реалии настоящей атаки. Поэтому если у читателя создалось впечатление, что на базе мы проводили время только в праздных развлечениях, оно ошибочно. Уверяю вас, на берегу мы тоже не бездельничали. Примерно раз в два месяца группа в полном составе отправлялась на «Филант» – учебное судно флота Западных Подходов. До войны оно было паровой яхтой мистера Тома Сопвита. Теперь оно стояло в Белфаст-Лаф, и при нем постоянно находилась британская субмарина. Наши операторы радаров и асдиков могли получить достаточно практики в деле обнаружения вражеских подводных лодок в подводном и надводном положении. К тому моменту тезис адмирала сэра Перси Нобла о необходимости «тренировок и еще раз тренировок» уже начал приносить плоды. Теперь на наших океанских кораблях были опытные, отлично обученные команды, всегда готовые к действию. Большинством тренажеров управляли офицеры, много лет прослужившие в море и не понаслышке знавшие свое дело.

На протяжении всего лета 1944 года мы сопровождали гибралтарские конвои без вмешательства немецких подводных лодок. Однажды «Горец» даже совершил небольшую экспедицию в одиночку. В конце июня через два дня после выхода из Гибралтара мы получили приказ отделиться от группы В-4 и «немедленно следовать в точку, расположенную в 50 милях от мыса Финистерре». Чрезвычайно взволнованные, мы ринулись выполнять приказ, не имея ни малейшего представления, зачем нас туда послали. Место, куда мы прибыли, оказалось в опасной близости от Бордо, а значит, и от немецкой авиации. Было 10 часов вечера, на безоблачном небе ярко светила жемчужно-белая луна. Не прошло и получаса, как оператор радара доложил, что в пяти милях от нас кружит самолет. В такую ясную ночь мы стали бы превосходной мишенью, реши немецкий летчик атаковать. Оператор радара сообщил, что это не «один из наших». Конечно, из этого еще не следовало, что самолет обязательно немецкий. Он мог быть, к примеру, испанским, хотя маловероятно, поскольку он летел без навигационных огней. Чтобы не дать летчику увидеть «Горец», я все время старался держать корабль носом к самолету, чтобы даже в лунном свете противник смог разглядеть только треугольное пятно на лунной дорожке, в котором невозможно опознать силуэт британского военного корабля. У меня имелся радар, предназначенный для определения целей на воде, поэтому я имел очень приблизительное представление о высоте самолета. Да и радарное управление огнем было у нас самодельным. Поэтому я бы предпочел не вступать в бой с самолетом в темноте. По непонятной причине адмиралтейство направило «Горец» в этот район. Но ведь не для того же, чтобы нас здесь потопили.

Ситуация сложилась глупейшая. Невидимый летчик хотел знать, кто мы такие, мы же, в свою очередь, очень хотели знать, кто он, и ни одна из сторон не желала предпринять решающий шаг для выяснения вопроса. Летчик потерял терпение первым. Судя по показаниям радара, он быстро пошел на сближение. Подходя со стороны луны, он видел меня в лунном свете как на ладони, но все-таки вряд ли мог идентифицировать силуэт – он видел корабль с носа. Когда он находился в миле от нас, я включил навигационные огни на мачте и бортах – они засветили ярко, как в мирное время. Он прогрохотал над нашими головами, но града бомб не последовало. Мои эксперты сказали, что это был «Юнкерс-290» и что его бомбовые люки были открыты. Признаюсь, я не силен в авиации и вряд ли смогу отличить один летящий самолет от другого. Знаю только, что он пролетел слишком низко, чтобы можно было чувствовать себя спокойно. Казалось, летчик успокоился, увидев навигационные огни, и удалился в сторону Франции.

Распознать корабль с воздуха всегда было нелегко. Помню байку, услышанную мной в начале войны о четырех британских эсминцах, которые вели патрулирование в Скагерраке – участке между Данией и Норвегией. На одном из кораблей возникли неполадки, поэтому они возвращались поздно. Корабли еще днем были замечены с британских бомбардировщиков «бленхейм», и летчики вознамерились разбомбить «вражеских лазутчиков». Они как раз заходили на атаку, когда были замечены немецкими патрульными «хейнкелями». Немецкие летчики решили, что англичане атакуют немецкие корабли, и сочли своим долгом отогнать противника.

Мы стали ждать приказа относительно дальнейших действий, но все было тихо. Миновало полночь, час, два – ничего. В конце концов приказ все-таки поступил. Нам следовало «немедленно и на максимально возможной скорости возвращаться в Гибралтар». Позже мы услышали, что его величество король возвращался в Англию после инспекции армии в Северной Африке, и на протяжении всего маршрута дежурили эсминцы. Лично я был только рад, что нам больше не надо было играть в кошки-мышки с немецкой авиацией.

Я позвонил в машинное отделение старшему механику:

– Возвращаемся в Гибралтар на максимальной скорости. Слышите, чиф? Вы всегда жаловались, что лишены возможности проверить, сколько оборотов могут дать наши машины? Считайте, что у вас есть шанс. Раскочегарьте третий котел и вперед. На телеграфе будет триста оборотов, но вы можете дать сколько считаете нужным.

Наш курс лежал прямо вдоль лунной дорожки по тихому, абсолютно спокойному морю. Лишь с юга накатывали длинные ленивые волны. С мостика поверхность моря прямо по курсу выглядела как волнистое стекло. Корабль начал подрагивать. Оживился электрический лаг – корабль набирал скорость. Он скатывался с вершины каждой волны, поднимая тучи мелких золотистых брызг.

Поступило сообщение из машинного отделения:

– Третий котел работает, сэр.

– Прекрасно, чиф. Посмотрим, что вы сумеете выжать из наших машин.

Я положил телефонную трубку и обернулся к вахтенному:

– Наш старина чиф – сущий ребенок. Клянусь, спускаясь в машинное отделение, он оставляет наверху как минимум тридцать лет.

– Совершенно верно, сэр. Но он теряет года не только у своих возлюбленных машин, а еще и в кают-компании. Знаете, как его любят девушки? На всех вечеринках вокруг него вьется не меньше двух!

– Да, я заметил, – рассмеялся я. – Надо сказать старпому, чтобы в следующий раз пригласили лишнюю девушку, раз уж чиф не может обходиться без двух.

Нашу беседу прервал зуммер телефона.

Да, чиф… 330? Здорово! Это рекорд? Нет? А сколько? По-моему, мы никогда не бегали быстрее! А вы не надеетесь добавить еще 10? Нет, я вовсе не намерен вас ограничивать. Все это так волнующе. Когда вы удовлетворите свое любопытство там внизу, поднимайтесь наверх. Через полчасика мы собираемся пить какао.

Я снова положил трубку. Телефон зазвонил через несколько минут.

– 340, сэр!

– Вот это да! Извините, но у меня на шкале нет скорости для таких оборотов. Все заканчивается на 330 оборотах, что соответствует скорости 36 узлов. Думаю, 10 оборотов добавляют нам узел. Поднимайтесь и ощутите сами, что у вас получилось.

Через несколько минут его высокая, облаченная в белое фигура появилась возле помещения асдика. Как раз в этот момент корабль перевалился через очередной гребень и в обе стороны от форштевня разбежались две волны, словно два расправленных птичьих крыла. Стремительный бросок заставил стармеха устремиться вперед, чтобы ухватиться за что-нибудь и устоять на ногах, но на лице его отражался вовсе не испуг, а восторг. Мы угостили его какао, после чего он сразу же заторопился обратно, чтобы проверить, как его парни справляются с двумя ревущими монстрами, которые были для него в тот момент ближе, чем родные дети. Когда он ушел, я спустился на бак, взял из ящика боцмана канат и обвязал его вокруг пояса. Затем я прошел к швартовной лебедке и крепко привязал второй конец каната к звену якорной цепи. Дальше я полз на четвереньках до тех пор, пока не добрался до форштевня. Я уже давно мечтал взглянуть с носа летящего на полной скорости корабля вниз на несущуюся подо мной воду.

Не думаю, что когда-нибудь мне довелось увидеть что-нибудь столь же волнующее и завораживающее. За мной, удивительно белый в лунном свете, возвышался эсминец. С моего наблюдательного пункта я видел палубу «орудия В», сигнальную палубу и высокий мостик, крепкие стекла которого отражали лунный свет. Впереди расстилалась золотистая лунная дорожка, а внизу пенилось и искрилось мириадами брызг море, сквозь которое рвался вперед корабль. Сначала нос погружался в воду так глубоко, что она всплескивала примерно в 12 дюймах от моего счастливого лица. Но уже в следующий момент корабль поднимался на очередной волне и я мог видеть почти весь форштевень до того места, где он переходил в киль. В один момент я оказывался в каком-то футе над морем, которое неслось мне навстречу со скоростью 42 мили в час, но уже в следующий момент я взлетал на добрых 30 футов над поверхностью. Ух! – и корабль снова зарывался подрагивающим носом в очередную волну. Мгновенная пауза – и корабль снова бросается вперед, рассекая в лунном свете золотистую воду. Мне казалось, что так можно лежать часами, наблюдая за взаимным движением корабля и воды – такое зрелище просто не могло надоесть.

Я находился в самой крайней точке корабля, так сказать, на кончике носа, и мне здесь чрезвычайно нравилось. Несколько минут я наблюдал за стаей черепах, которую мы догнали. Забавно, но они некоторое время старательно плыли следом, хотя, конечно, не могли долго двигаться с такой скоростью. Заинтересовавшись их попытками удержаться рядом с кораблем, я прикинул, что они могли плыть со скоростью 50 миль в час, но на протяжении максимум одной минуты. При наших 42 милях в час они не отставали примерно минут пять, после чего все же остались далеко за кормой, так что их возможность поддерживать большую скорость примерно такова, как у скаковых лошадей.

Поскольку в первый день после прибытия в Гибралтар должен был состояться экзамен на старшего матроса, мы были очень заинтересованы, чтобы успеть туда вовремя. Подойдя к месту назначения, мы увидели, что конвой как раз входит в пролив, и с шиком пронеслись сквозь него на полной скорости. В гавань мы вошли раньше всех остальных.

Между прочим, у нас появилась новая игрушка. Я имею в виду невод. Я нашел упоминание о нем в книгах, оттуда же узнал, что на эсминце невод должен быть. Естественно, я сразу же заказал его для использования в Гибралтаре и в Мовиле в устье реки Фойл. Правда, о том, что с ним делать, мы имели весьма смутное представление, когда же он прибыл, его оказалось очень много, куда больше, чем мы ожидали. Шанс разобраться представился только в воскресенье. В Гибралтаре мы знали только одно место, где его можно было использовать, – песчаный пляж на средиземноморском берегу, на который можно было попасть через довольно длинный тоннель. Мы не могли нести невод в руках через тоннель, к тому же рассчитывали, что добыча окажется достаточно большой, чтобы ее можно было нести обратно тем же путем. Поэтому мы решили обойти на корабле вокруг, пригласив с собой офицеров с других кораблей, желающих позабавиться. На буксире мы тянули катера с «Хелмсдейла» и «Фоули». Мы решили, что потребуется не меньше трех катеров, чтобы вытащить огромный невод в море, а затем обратно. «Горец» получил официальное разрешение выйти в море для тренировок, куда и направился с катерами на буксире. Обогнув мыс, мы бросили якорь в непосредственной близости от роскошного песчаного пляжа.

На берег переправили группу офицеров и невод. Первый раз сеть забросили неудачно и вытащили пустой. Зато второй улов оказался просто великолепным: несколько сотен сверкающих чешуей, изумительно красивых рыбин, десять хохочущих девушек из женской вспомогательной службы и три коммандера-казначея, задыхающиеся от ярости. Причем пойманы они были не каждый в отдельности, а все вместе – в кучу смешались рыбины, казначеи и девушки-военнослужащие. Кстати, я и не знал, что рыбья чешуя так здорово прилипает к телу. В итоге у всей команды был чудесный рыбный ужин, офицеры получили возможность провести прекрасный вечер с девушками, а казначеи доложили обо мне командующему. Я не был наказан – да и за что? Нет никаких правил, запрещающих ловлю рыбы сетью на пляже, и, кроме того, мы же проводили тренировки, уведомив об этом всех, кого положено.

Но по-моему, в штабе решили занести в черный список всю группу В-4, потому что с тех самых пор в Гибралтаре у нас постоянно возникали проблемы. Все, что делала группа, на поверку оказывалось не более чем наглой эскападой, и чем внимательнее следили за нами штабные деятели, тем более серьезные происшествия происходили. В группе подобрался прекрасный коллектив, и в большой кают-компании «Горца» всегда жизнь била ключом – от гостей не было отбоя. Чтобы избежать быстрого опустошения кошельков наших офицеров, которое было неизбежно при таком количестве гостей и развлечений, по моему предложению многочисленные друзья с других кораблей группы были объявлены почетными членами нашей кают-компании. Это добавило работы доктору, который выполнял функции секретаря и занимался отчетностью, но зато наша кают-компания превратилась в офицерский клуб группы В-4. Впоследствии большинство разгульных вечеринок начиналось именно на «Горце», и в этом есть изрядная доля моей вины.

По пути домой чиф чрезвычайно обеспокоился расходом пресной воды, превысившим, по его мнению, все разумные пределы. После отхода из Гибралтара следовало постирать белую тропическую форму – на берегу времени для этого не нашлось, поэтому мы расходовали больше воды, чем давали корабельные выпарные аппараты. Предупреждение, вывешенное на доске объявлений, не возымело эффекта. Тогда чиф прибыл ко мне на мостик:

– Мы попали в отчаянное положение, сэр. Пресная вода полностью закончится раньше, чем мы придем в Лондондерри.

– Сколько следует экономить, чтобы вы были спокойны, чиф?

– Расход должен быть снижен вдвое, сэр.

– Сигнальщик!

– Сэр?

– Дайте листок бумаги, пожалуйста.

Я написал другое объявление и отдал его чифу, который, ухмыляясь, отнес его на доску объявлений. Но положение не изменилось. Спустя два дня во время полуденной вахты помощник боцмана объявил: «Уборщикам срочно подойти к вельботу! Ведра берите с собой!»

Там собравшихся поджидали чиф и группа механиков. Вооруженные молотками и зубилами, они быстро проделали отверстия в середине стенки каждого ведра, что сразу же привело расход воды в соответствии с производительностью наших выпарных аппаратов. Я не знал, как отреагируют на это моряки, но выяснилось, что опасения были напрасными. Они немало потешались над своими увечными ведрами и даже с гордостью демонстрировали их приятелям с других кораблей. С тех пор обо всем, что не являлось во всех отношениях превосходным, говорили, что от этого пользы, «как от ведер на „Горце“».

Мы находились на пути домой, когда наступил долгожданный день «Д». Все гадали, попытается ли немецкий подводный флот нанести ответный удар. Таких попыток сделано не было. Оставалось только удивляться, что такая масштабная, воистину грандиозная операция оказалась для противника внезапной. Как-то раз в Гибралтаре, когда в кабинете у коммандера Макмалена собралось много офицеров, кто-то поднял вопрос о том, где именно произойдет вторжение. Мы разыскали карты Английского канала и, тщательно изучив их, решили, что, по нашему мнению, для этого существует только один подходящий район. Именно там в действительности и произошла высадка. Можно только в очередной раз заметить, что немцы – сугубо сухопутная нация и имеют менталитет сухопутных крыс, иначе они непременно обеспечили бы более серьезную защиту восточного побережья полуострова Шербур.

Перед выходом следующего конвоя в Гибралтар «Хелмсдейл» стал в док для очистки котлов, и старшим офицером группы оказался я. До Гибралтара мы добрались без каких бы то ни было происшествий и в гавани бросили якоря вместе – «Горец», фрегат класса «Капитан» «Фоули» (лейтенант-коммандер Чарльз Берд, КВДР) и четыре корвета класса «Касл».

Чарльз был моим старым закадычным другом. Он был старослужащим из Бристольского дивизиона КВДР и командовал отличным, очень эффективным и боеспособным кораблем. Среди множества чудачеств – а Чарльз Берд, безусловно, был закоренелым индивидуалистом – была непреклонная решимость никогда не переводить часы на корабле. На «Фоули» всегда жили по британскому двойному летнему времени, как бы далеко на запад ни заходили. Какой-то смысл в этом, конечно, был. Ежедневный перевод часов автоматически влек за собой и смещение вахт, чтобы никому не было обидно. Чарльз решил бороться с этой бессмыслицей. В результате однажды, когда пути войны завели нас дальше, чем обычно, на запад, команде «Фоули» пришлось завтракать в полдень, а ужинать в полночь по местному времени. Понятно, что порядки на корабле Берда не влияли на нас, но все-таки сообщения, поступившие с «Фоули», порой не могли не удивлять. Время после чая традиционно считалось очень удобным для всяческих экспериментов с радарами и приборами прокладки, но, прежде чем обратиться на «Фоули» с просьбой о сотрудничестве, всегда следовало вспомнить, который там час. Иначе на предложение поработать совместно вполне можно было получить ответ: «Конечно, если вы приказываете, но, быть может, можно не будить людей?»

Я столь подробно охарактеризовал Чарльза только потому, что он сыграл значительную роль в событиях, происшедших за пять суток стоянки в Гибралтаре, когда группа находилась на пике своей непопулярности у адмирала и его штаба.

Мы пришвартовались в среду, а поскольку на следующий день должен был состояться большой концерт солистов нашей самодеятельности, утром мы произвели перешвартовку, поставив «Горец» между двумя корветами. Таким образом появилось много удобных мест, с которых можно было видеть сцену, сооруженную на нашей главной палубе. К началу концерта наши палубы, а также палубы кораблей с обеих сторон от «Горца» заполнились людьми, которым мы раздали отпечатанные и размноженные копии новой песни – гимна «Горца».

Из-за занавеса, закрывающего сцену, раздались тяжелые удары молотка по чему-то металлическому. Когда занавес поднялся, взору собравшихся предстал некий персонаж, подозрительно похожий на меня, трудолюбиво пробивающий дырки в новеньких ведрах.